***

      Какаши Хатаке никогда никого не любил. Не знал, как это. Не пытался понять. Не хотел думать, что может снова кого-то ещё потерять. Так было легче, ему так казалось. Испытывать только боль больше не нравилось. Не опять.

      Его сердце и так изранено жизнью, убито терпкими чувствами. Сожалениями и грузом вины. Зачем ещё больше? Полюбить кого-то, как саму жизнь? Ха! Глупые люди, вы разве не видите?

      Я и так уже не живой, зачем мне ещё умирать? Из-за кого-то опять.

      Говорил он. Себе. Всему миру. Поклялся в подобном, уставал повторять.

      Какаши Хатаке никогда никого не любил. Видите? Не полюбит. Не надо смеяться. Вам должно же быть больно, как мне.

      Что, вы довольны теперь? Улыбаетесь вяло, да? Ведь и я теперь с вами.

      Наконец-таки или всё же… полюбил. Всему миру на зло. И кого? Боги смеются надо мной тоже.

      Самого сложного для себя человека. Закрытого. Чувствительного. Я таким тоже был. Но вернул своё нутро, успокоил тех демонов, что всполошились, наострили клыки и раз за разом терзали и так рваное сердце. Берите, ловите, сожмите в зубах. Я отдам вам его, только сделайте что-то с этими чувствами. Не хочу больше быть человеком. Не хочу я любить.

      Ведь тогда мне придётся увидеть и осознать. Принять собственные мучения, боль и страдания. Ведь «любовь» только для юных прекрасна. Для меня она — яд.

      Как любимые изумруды в глазах. Как один человек. Как она.

***

      — Что такое любовь? — спросил как-то маленький мальчик.

      Отец ему тихо ответил:

      — Это самое прекрасное чувство, сын мой. Когда ты узнаешь его, то не поймёшь, как жил без него раньше. Это забота и нежность, защита и сила. Поддержка и вера, стремление стать лучше не только ради себя, но и ради любимой. Это желание жить, чувствовать себя нужным. Сейчас ты, может быть, и не понимаешь, но когда-нибудь ты обязательно всё это поймёшь.

      — Значит, и ты меня любишь, пап?

      — Конечно. Но моя любовь немного иная. Я же говорю тебе о другом виде любви. Светлой, чистой, как январское солнце в снегу. Ты увидишь, о чём я, поверь. И надеюсь, ты будешь счастлив, когда осознаешь свои новые чувства.

      «Не буду», — ответит спустя время Какаши.

      Хоронить отца было тогда тяжело.

      Какаши Хатаке никогда и не думал, что подобные чувства всколыхнут его сердце. Живя по закону шиноби, сражаясь с одной целью — защитить то счастливое будущее, он никогда и не мог о подобном мечтать. Хотя… называть что-то подобное своей мечтой он бы никогда не осмелился. Так, смертельный приговор, не иначе.

      С детства он знал: любовь — это боль. В ней нет ничего столь прекрасного, о чём распинался отец. Мальчик видел: тот сам страдал от любви. Сначала он потерял своё самое ценное, после уничтожил собственное признание и потерялся в своих сожалениях. Какаши ни о чём его больше не спрашивал. Идеалы отца тогда разбились о приземлённость и чёрствость людей. Ладно. И пусть. Ему не нужны те громкие чувства, он может спокойно прожить и без них. Без отца он тоже смог жить, хоть и трудно. Отказался от всего, что требовалось людям. Был один. Так он думал. Так будет легче.

      Ошибался. Понял теперь.

      В его жизни одним за другим появлялись новые люди. Он их не искал. Не знал слова «дружба». Первым был Гай. После — Генма. Ещё чуть погодя Обито, Рин и Минато-сенсей. Мальчик, что закрылся от всего мира, внезапно обрёл свою популярность. Стал известным и даже завёл новых друзей. Они так говорили.

      На деле же юному Какаши было всё равно на окружающую его публику. С детства он знал: всё это временно. Единственное, чего можно ждать от людей — это предательства. Не то чтобы часто он его видел. Только узнал после смерти отца, что в этом мире никому нельзя доверять. Любить-то тем более. Зря это. Больно.

      Так первым синонимом слова «любовь» для Какаши стало только одно:

      Боль.

      Невыносимая, вязкая, тёмная. Как его мысли тогда. Как он сам.

      Что может быть по-другому он впервые узнал из-за Рин. Слово «забота» было новым и неестественным для такого, как он. Да, он шиноби до мозга и костей, ему чужды все эти прикосновения, кроткие взгляды и искреннее восхищение. Но всё это было у Рин. И всё это предназначалось ему. Только вот… Какаши настолько были неясны все те эмоции, что её прыти он не мог оценить. Но мог оценить тогда кое-кто другой.

      — Тебе ведь нравится Рин, да? — спросил он как-то у Обито. Тот на вопрос неловко подпрыгнул, покраснел и разозлился:

      — Нельзя о таком спрашивать, ты, идиот! — крикнул он. Какаши только устало вздохнул. Продолжил, несмотря на метания Обито:

      — Чего тогда ей не признаешься? Так и будешь тянуть кота за хвост? — посмотрел на Учиху сочувственно, тот в ответ горько ему улыбнулся.

      — Как я могу? Такой неудачник, как я, разве достоин её любви? Да и знаешь… — посмотрел с болью в глазах, — …она-то в самом деле любит… — хотел было продолжить, но снова взбесился: — Хотя знаешь, забудь! Такой сухарь, как ты, тем более её не достоин! Даже не думай!

      — Э? — в замешательстве ответил Какаши. — Да я и не претендую, знаешь ли… — буркнул, пытаясь он оправдаться. Да и за что?

      — Вот и не претендуй! Бесишь уже, Бакаши! — Обито было уже не остановить.

      — Ты головой ударился? Что с тобой снова не так?

      Так и ругались они снова и снова. О любви Рин старались не вспоминать. Только тогда, после всех тех страшных событий, когда она хотела признаться, Какаши ответил, что предал её. Обито был прав: он и вправду её не достоин. Не то чтобы он хоть как-то старался это всё изменить. Но новые чувства всколыхнули вновь сердце. Нет, не любовь, а её очередное определение: сожаление, страдание и ещё одно, сугубо его…

      Предательство.

      Да, он долго себя позже корил. За предательство Рин, за смерть Обито, а после — за убийство единственного человека, что его полюбил. Отвергать её смог, забыть — не совсем. Потерялся в своём придуманном мире, в новой иллюзии, пытался стереть её с памяти — зря. Картинка въелась в сознание, стала его личным горем, его поражением. И Какаши просыпался от новых кошмаров, отмывал в слезах руку — кровь не смывалась. Не смоется никогда. А клеймо «убийца друзей» ещё надолго приклеится к нему как к шиноби. Не отцепишь никак. Да и он не старался. Совсем.

***

      О том, что такое любовь, юный Какаши задумался после. Когда наблюдал за женой Минато-сенсея. Нет, он и раньше видел их вместе, был в хороших с ней отношениях и уважал учителя, но… её новое состояние добавило всем проблем. А Какаши… Ну, миссия была довольно скучной, а после — провальной. Новость о смерти последних близких людей Какаши воспринял тихо. Ему так казалось. На деле же он снова стал сожалеть.

      Но, наблюдая за тогда ещё живыми людьми, он увидел новое проявление той ненавистной ему любви. Те слова, что сказал когда-то отец, заиграли новыми красками. Он вспомнил: забота, поддержка и вера. Всё это было у них, и иногда… Какаши хотелось хоть раз в своей жизни почувствовать или увидеть ещё раз проявление этой самой любви.

      Чтобы взять что-то подобное себе, он и не думал. Не после всего, что пережил. Не теперь, когда сам состоит из ткани боли и страданий. Не заслуживает он иного. Так он думал тогда.

      Спустя время всё изменилось. Изменился и он. Появились новые люди. А после — она.

      Но тогда ему правда казалось: воплощением тех слов отца была Кушина. И она умерла. Как и Минато-сенсей. Как и Обито, Рин, а чуть ранее — как и отец. Все они остались лишь строчкой его биографии, мнимым воспоминанием, мелкими деталями его прошлой жизни. Какаши закрылся, спрятался в мире, отринул живое и новые чувства. Остался таким он надолго и стал бы так жить, если бы не влияние остальных. Вытащить его захотели другие, не он. Он был согласен плевать как, но умереть. Для шиноби с его прошлым смерть стала бы поистине достойным концом. Другого для себя он не видел, да и не старался смотреть.

      «Я был рожден с болью на сердце. С болью я и умру», — думал тогда.

      Всё изменилось довольно внезапно. Какаши вырос из пепла, восстал из душ мёртвых, вернулся. Стал крепкой скалой. А чуть погодя встретил юных шиноби. Детей. Тех, что не видели ужасов той войны. Не теряли близких и своих друзей. И он искренне не понимал, почему жизнь так несправедлива. У него ведь с самого начала не было никого, так почему? Почему они все настолько разные? Где справедливость?

      Ответов на свои вопросы Какаши не знал.

      Но пытался смириться. Сделать свои выводы. Вспомнил, что именно хотел защитить. Отпустил призраки прошлого и сделал уверенный шаг вперёд. К будущему.

      — Ты, вроде, держишься? — спросил как-то Генма. Они вместе стояли недалеко от ворот академии. Ребятишки играли во дворе, слышно было далёкий говор учителя. Пели птицы, шумела трава. Какаши начал всё это вдруг замечать.

      — Пытаюсь, — ответил он односложно. Иначе пока и не мог. Выйти со стадии отрицания Генма помог, но вот дальше… ему нужно двигаться уже самому. — Знаешь, — продолжил он разговор, — Третий предложил мне взять команду генинов.

      — М-м, опять? Ты, вроде как, валишь всех без разбору, нет? — уточнил Генма. Посмотрел заинтересованно, Какаши цокнул слегка недовольно:

      — Не валю, а придерживаюсь своих правил.

      — Так я об этом тебе и сказал, — хмыкнул ему в ответ Ширануи. Оттолкнулся спиной от дерева, встал ровно и повернул голову ленно к нему. — Попытайся зайти с другой стороны, ладно? — кинул и, не дожидаясь ответа, пошёл дальше, махнув рукой на прощанье. Всё как всегда.

      Какаши на его слова хмыкнул, поднял голову к небу и сузил глаза. Да, красоту облаков он тоже стал замечать не так уж давно. В чём же причина?

      В лечении собственной души. Только чем?

      Ответов у него опять не было.

***

      — Меня зовут Узумаки Наруто, и моя мечта…

      «Ну, с ним всё ясно. Дальше».

      — Меня зовут Учиха Саске, и у меня есть цель…

      «Это тоже было ожидаемо, как и…»

      — Моё имя — Харуно Сакура, и мне нравится… ну, я хочу…

      «Всё, как и говорил Третий-сама. Девушка — любовный интерес. Ясно».

      Сдержал скептичную ухмылку. Глупые дети. А девчонка… Хотя это и понятно, в её возрасте все такие. В памяти невольно всплыло одно болезненное воспоминание. Нет, не сейчас. Здесь всё будет по-другому. Здесь всё будет хорошо.

      Говорил он себе. На деле же первая его команда как капитана стала личным провалом. Дети разбежались, кто куда, а любимый ученик предпочёл стать отступником. Какаши подавил желание снова вернуться в своё горькое прошлое. Ведь, несмотря на время, ничего так и не изменилось. Казалось ему, что всё теперь по-другому, но нет. Всё как прежде. Он прежний.

      К нему пытались не раз достучаться. Многие. Получалось только у Гая. Или Генмы. Какаши делал вид, что живёт. Сам же потихоньку взялся за старое — искал смерти. В одной из похожих на других миссии его крупно ранили, но он внезапно для себя понял: умирать он ещё не способен. Не хочет. Хотя казалось бы, вот оно — просто не пытайся себя спасти. Но… спас его после от подобных мыслей кое-кто другой. Вернее, она.

      То, что он не обращал на Сакуру внимания, было не совсем верной мыслью. Вернее, он просто не знал, как с ней правильно взаимодействовать.

      Сначала она показалась ему глупой, после он был удивлён её силе, ещё погодя — винил себя, что её не послушал. Ведь Сакура, несмотря на свой юный возраст, во многом оказалась гораздо умнее его. Например, в понимании мальчиков.

      Всё, что он смог тогда — сделать вид, что всё хорошо и соврать ей. Снова и снова.

      «Не волнуйся так, Сакура. Скоро всё будет как раньше. Вот увидишь», — сказал ей тогда. И проглотил горький ком сожалений, увидев на её лице отблеск надежды.

      Это был первый раз, когда он сделал ей больно. Потом повторил. И ещё раз, ещё. Сакура ему искренне верила. Укрепила в его сердце одну единую мысль — первую: он не может кого-то спасти. И вторую: её детская, но такая наивная на тот момент любовь принесла ей только страдания.

      Так Какаши узнал ещё один синоним пресловутого слова: любовь — это ещё и страдание.

      Ему было жаль её, но сделать он ничего и не мог. Помочь себе Сакура должна была бы сама. Вот только она тоже не видела выхода. И после — пошла искать смерти. От рук любимого. Он тогда впервые возненавидел подобные чувства. Не понимал, почему всё должно быть только так? Любовь — это ненависть? Любовь — это смерть? Он не хотел на вопрос отвечать.

      И впервые, неожиданно для себя даже, захотел защитить. Сам не понимал ещё почему. Только хотелось укрыть ото всех этих чувств, убрать её сожаления, снять с сердца замки. Объяснить, что всё может быть по-другому. Она ведь не он, ей незачем так бездумно страдать. Ей нет нужды умирать.

      Так основой Какаши стало одно-единственное стремление. Одно искреннее желание, одна аксиома.

      Хочу защитить.

      Сакуру. И не только её.

      Позже, вспоминая все свои мысли, Какаши придёт к закономерному выводу: именно тогда всё и началось. Он начал меняться, жить по-другому. Когда в жизни появилась одна-единственная цель. И он её впервые за всё время выполнил. А после — не знал, как жить без неё. И без Сакуры тоже.

***

      То, что без неё будет тяжело, он понимал. Вот насколько — осознал уже позже. За два года, проведённых вместе на миссиях, понял: без девушки уже не представлял своего существования. Она просто стала как воздух, просто была его тенью. Его взглядом, его истинной сущностью. И Какаши, отталкивая её в последний раз, осознавал: первое время ему придётся терпеть. Не пытаться найти её или увидеть. Хоть непосильной была и задача — он справился. Не мог по-другому. Ведь тогда новые чувства пришлось бы принять. И отпустить. А он не хотел. Не собирался.

      Несмотря на все попытки Генмы и Гая достучаться к нему, Какаши был непреклонен: личная жизнь никого не касается. Да и была разве у него эта жизнь? Генма вправду мог над ним потешаться, ведь Какаши никогда никого не любил. Отношения начинал с неохотой, когда видел, куда всё могло привести — убегал, делал вид, что его не касается. Что тех самых отношений по сути и не было. Обижал тем самым других, но иначе не мог. Ширануи со временем прекратил насмехаться, а только начал сочувствовать молча. Так ещё хуже.

      «Я, что ли, не смогу разобраться с этим всем сам?» — думал со злостью Какаши.

      Но вот с Сакурой всё было совсем по-другому. Изначально зашло не туда.

      Между ними всегда было много недоговорок. Всегда говорили намёками, взглядами. Какаши и сам не заметил, как начал видеть в ней кого-то ещё. Кого-то близкого, того человека, что описывал в своих словах когда-то отец. Он уже и забыл, как это. Да и знал ли вообще?

      Когда думаешь, что это твой человек. Видишь в нём воплощение всех своих мыслей, своих чувств и желаний. И хочешь, так сильно хочешь оставить его рядом с собой. Не отпускать ни за что, ведь только этот маленький человечек может стать твоей личной судьбой. Твоим личным спасением.

      Он тогда так испугался своих дрянных мыслей. Закрыл на замок своё подсознание, сделал вид, что всё хорошо. Так ведь проще: ему не придётся бороться, искать выход из этой трясины. Ведь если подумать, представить хоть на секунду, то что будет дальше? Что ему делать? Попробовать её полюбить? И зачем? Ведь всё, что Какаши Хатаке знал о любви, — всё это было ему ненавистно. Достаточно. Не хочу больше видеть, чувствовать её взгляды. Не могу и подумать, что может быть по-другому.

      «Что я тоже могу быть нужен кому-то. Что отец, может быть, и был прав. Ведь тогда… мне придётся подняться с колен. Выбрать иной путь для своего счастья. И сражаться. Снова и вновь. Рядом с ней. Или… без?»

      Но для Сакуры, видимо, были и другие пути. Зная о мальчике, которому нравилась, девушка выбрала своё мнимое счастье. Какаши её не винил. Не имел права. Ошибся. Всё-таки… может, не нужен он ей? Да и не был?

      Разлука с одним человеком бередила старые раны.

***

      — Мы не можем провести данную реформу без согласия Даймё, — отчитался монотонно Шикамару. Какаши можно было этого и не повторять. Сам понимал: без указки вышестоящих у них руки связаны. Как и всегда.

      — Можем мы сделать хоть что-нибудь без его одобрения? — выдохнул устало.

      Следом за ним вздохнул и Шикамару, повторил в сотый раз, кажется:

      — Нет. Вы же помните протокол, Шестой-сама. Первым делом нужно встретиться с Господином…

      — Да помню я, помню, — махнул рукой Хокаге. Посмотрел на советника выразительно, спросил: — Сколько раз мне повторять? Можешь звать меня просто Какаши. Не Шестой-сама.

      — Да, извините, Шестой-са… Какаши-сама, — поправил себя Шикамару. Какаши вздохнул. Ну вот опять. Видит ли в нём хоть кто-то просто Какаши?

      Видела. Сакура. Сейчас её нет.

      После последней встречи на крыше они мигом забыли друг о друге. Другим так казалось. На деле же — страдали оба. Пытались работать, жить дальше, вроде как получалось. Только вот… души их были изранены, сознание вновь возвращалось к былому, а сами они не жили, так, умирали. И с каждым разом приходилось вставать снова.

      У Какаши не было столько времени, чтобы хандрить. На деле же новая должность приносила немало хлопот.

      Несмотря на правление Пятой, многое она оставила своему преемнику. И Какаши не мог её за это винить. Он видел: должность хорошо потрепала Цунаде. На её долю выпало многое: восстановить деревню после нападения Орочимару, после — нападение уже Пейна, ещё погодя — война. Кто бы работал нормально в таких-то условиях? И, хоть Какаши на неё зла не держал, умом понимал: с последствиями придётся работать уже ему. А последствий этих было достаточно.

      Первым делом пришлось пообщаться с Орочимару. Определить их дальнейшее (или нет) сотрудничество. Вроде как контакты наладили. Но и это не всё.

      Позже, уже вместе с Цунаде, разобрались с остатками Корня. Новым руководителем Анбу стал Сай, но ему не хватало подобного опыта. Так что временно ему помогал Тензо и не только он. Какаши в этих вопросах участвовал чаще, чем ему бы хотелось. Но он был и не против. Понимал, вооружением Анбу давно надо было заняться. Вопросов там было много. Например, отсутствие тех же медиков в их мелких командах.

      С этим могла бы помочь ему Сакура, но… повторил себе: Сакуры здесь сейчас нет. Разбирайся. Должен сам.

      — Эти реформы никоим образом не затрагивают уважаемого Даймё, так в чём же причина? — продолжил он свои мысли. Шикамару поморщился. Перебрал несколько листов, нашёл последний с отказом. Вздохнул тяжко. Поднял глаза на Какаши, ответил слегка раздражённо:

      — Даймё считает, что тем самым вы преувеличиваете свои полномочия. Он советует вам подумать над своим положением и…

      — Моим положением? — приподнял скептично бровь. М-да уж, такими темпами развития им не видать. Выдохнул, опустил плечи и успокоился. В последнее время он слишком уж раздражён. Первые месяцы правления дались трудно, ничего уж не скажешь. Нара на возмущение их Хокаге вежливо промолчал. Оба они понимали: Даймё специально тянет время, вот только зачем? Мыслей по этому поводу было слишком уж много.

      — Внесём новые правки и попробуем ещё раз? — спросил устало советник. Какаши молча кивнул. Большего им никто не позволит.

***

      — Слышал, у Харуно паренёк появился, что думаешь?

      «Слышал он. Как же», — со злостью подумал Какаши. Он эту новость узнал одним из первых. От того же Шикамару. Сказал, будто бы случайно, но… кажется, все его близкие знакомые решили его точно добить. Вспоминая её. Вот же ж.

      Рявкнул в ответ что-то Генме, посмотрел со злостью на помощников и продолжил заниматься своим. Его не касается. Уж точно никак. Только на душе горько, в мыслях путаница, а сам Шестой снова подумает:

      «Я хоть был тебе нужен? Ты так просто от меня отказалась?»

      Улыбнулся своим мыслям. Ты что же это, ревнуешь?

      «Как же. Просто волнуюсь. Вдруг он не тот».

      «Или не ты?» — подстегнёт подсознание. Какаши от подобного отмахнётся. Не время. И уж точно не место.

      После пройдётся медленным шагом к могиле Рин, взглянет задумчиво слегка влево. Улыбнётся. Сакура рядом цветёт. Правда не та. И не с ним. Жаль.

      Когда девушка после первого их откровенного разговора предложила что-то подобное в благодарность, — а именно посадить маленькое дерево вишни недалеко от могил — Какаши сначала отмахнулся. А после вместе несли небольшой саженец, выбирали лучшее место и аккуратно обрабатывали маленькое деревце. Договорились следить за ним по очереди и, несмотря на размолвку, всё так же придерживались их маленькой традиции.

      «Это место овеяно грустью. Будет славно, если здесь появится новая жизнь», — сказала она тогда.

      Какаши, вспоминая теперь эти её слова, улыбнулся чуть грустно. Отошёл от могилы и прошёлся чуть дальше, к маленькому деревцу. За два года оно стало чуть выше, вишня росла быстро, но больше ему нравилась атмосфера, что окутывала его рядом с ним. Здесь ему иногда так и казалось: Сакура сейчас рядом, только не в том воплощении, что он привык видеть. Медленно взглянул на землю, повёл взглядом чуть выше по дереву, вспомнил: сейчас весна, вот и вишня цветёт.

      Улыбнулся своим мыслям и вдохнул терпкий аромат. Свежо, и, кажется, только здесь он мыслит так ясно. Здесь осталась его душа. Прежняя, светлая, яркая. Как лепестки сакуры на ветру, как девушка, что не выходила с его мыслей уже столько времени.

      Ведь въелась в его сознание она очень давно. Вплелась в его сердце, вживила себя в кожу — клещами не вытащить. И Какаши даже не пытался, понимал: гиблое это дело. Вставал по утру, смотрел в зеркало и снова угрюмо шёл в этот день. После — повторял всё опять.

      Он правда держался. Работал, посещал выставки и открытия новых зданий. Проводил реформы, добивался встреч с послами и многое другое, но… Сакуры рядом всё ещё не было. И если днём он старался всё это не замечать, то после, ночью, старался меньше спать. Ведь она… стала посещать его в сновидениях.

      Первые сны были красочными и яркими. Ему снился то их совместный ужин, то миссия, то обед в Ичираку. Какаши тогда зарывался в подушку с головой, не желая ни за что больше просыпаться. Ведь во сне с ним была его собственная иллюзия. Его Цукуёми. Его Сакура. Рядом.

      После — вставал, умывался холодной водой, смотрел в своё отражение и понимал: дело худо. И выйти из этого состояния он не мог. Да и не особо пытался. И сны повторялись опять.

      Чтение тоже ситуацию не спасало. Скорее, сделало только хуже. Ведь ничем не повинные сны превратились в другие. О, он тогда себя долго винил. Ведь о Сакуре думать подобным образом он себе запретил, но вот в своих снах… Что ж, об этом он ей никогда не расскажет. Наверное.

      Когда сны прекратились, а Какаши спрятал подальше романы Джирайи, появилось ещё одно. Зависимость. Серьёзно, ему вечно казалось, что он чует её запах где-то на себе. Нюхал одежду, проверял свой кабинет — нет, Сакуры рядом нет. Успокойся уже. Вы разошлись. Оба решили так.

      И Какаши расстроенно опускал плечи. Заходил в пустую квартиру, включал лампочку на кухне и смотрел в одну точку пару минут. Вздыхал, опускал с грустью плечи. Осознавал.

      Сакуры здесь нет. И не будет. Забудь уже.

      — Всё хорошо, Какаши? — вернул его в реальность Паккун. Какаши посмотрел слегка заторможенно, медленно ему кивнул. Паккун не поверил. По виду всё понял. Вздохнул. Засеменил тихим шагом в гостиную, достал из-под дивана свой мячик и стал заинтересованно с ним играть. Тихо спросил: — Не думаешь узнать, как там леди? — поднял на Какаши глаза. Тот на вопрос почти не отреагировал, только устало прошелестел голосом:

      — С ней всё в порядке, — ответил, но чуть погодя добавил: — Наверное.

      Нинкен хмыкнул, но игру свою не прекратил. Глупые люди, нравится им так бегать или как?

      Какаши остался стоять у стены.

***

      — Мы не можем тратить время на обучение медиков, Какаши-сан, — ответила скептично старейшина. Какаши подавил большое желание закатить глаза. Ну вот опять. Он может на этом посту хоть чего-то добиться без одобрения свыше?

      Реформация Анбу шла очень медленно и, чаще чем он хотел, неуспешно.

      — Вы должны понимать, Кохару-сама, что медики как никогда важны для шиноби. Эту реформу пыталась провести ещё Цунаде-сама, я же только пытаюсь продолжить её труды, — ответил спокойно и рассудительно. Хотя в душе захотелось их мигом заткнуть. Нельзя. На этой должности точно.

      — Мы понимаем, Какаши-сан, — продолжила за него старейшина. — Но у нас нет столько финансирования для подобного нововведения. Да и как вы себе это представляете? Боевая единица Анбу всегда нужна для выполнения миссий. Мы не можем просто снять их с заданий.

      Какаши вздохнул. Это заседание и так затянулось. А решений было принято чертовски мало. Надо хотя бы ещё одно.

      — Я и не прошу о подобном. Хотя бы обучить их основным навыкам и возможности различать яды. Смертность в их рядах по-прежнему на высоком уровне…

      — Так ведь было всегда, и вас это не смущало, — попыталась его упрекнуть. Интересно за что.

      — Раньше у меня не было таких полномочий. Но это не значит, что мне было всё равно, — ответил слегка раздражённо. Посмотрел острым взглядом, встретил такой же. Всё с ними ясно. Опять.

      Что ж, хотя бы Шизуне можно на время нанять. Она ведь прославилась специалистом по ядам. Не то чтобы Сакура была хуже, но…

      О ситуации в её отделении он был прекрасно осведомлён.

      То, что Сакура пошла по своему пути, не стало для него неожиданностью. Но насколько ей тяжело сейчас, он себе боялся представить. Это не бумажки перебирать да болтать без умолку. Сакура буквально каждый день противостояла смерти. Он одновременно гордился ею, но и сильно жалел. Как бы она с таким режимом враз не сломалась. Но Сакура… мало того, что выстояла, так и обучила всему, чему знала, других. И Какаши не мог сдержать своего восхищения. Но и волнения тоже.

      Ругаясь с Шизуне, он сам себя удивил. Ведь когда узнал, в каких условиях провели первую операцию в отделении Сакуры, не мог сдержать своего гнева. Шизуне на подобные возмущения обиделась и после отказалась от своего участия в проекте реформирования Анбу.

      Прелестно. Он теперь остался почти без опытных медиков. Хоть Цунаде зови.

      Генма в ситуации не помог, только сделал хуже. Нет, Какаши был рад поддержке, но, взирая на ситуацию, лучше бы Генма молчал. Может, тогда Шизуне бы осталась в проекте. Перебирая возможные кандидатуры, Какаши пришёл к печальному выводу: без Сакуры ему не обойтись. Но просить её о чём-то подобном он не намеревался. Уж точно не сейчас. Ей и без него сейчас трудно, добавить ещё ей работы? И после всего? После их игнорирования друг друга? М-да уж, натворил ты делов.

      Выход нашёлся не сразу. Какаши вспомнил о её ученице. Сейчас работала секретарём у Шизуне.

      «Лучше, чем ничего», — подумал и отправил за ней. Кое-как Анбу начали обучать медицине. Наконец-таки.

      О Шизуне старался не вспоминать. И так было тошно.

***

      То, что на должности хотелось иногда взвыть, было мягко сказано. Помимо бюрократии Какаши столкнулся с ещё одним явлением. Коррупция. Везде. Буквально каждый закон, любая реформа или нововведение сталкивались с ней. Так несколько раз отклонили парочку его реформ: первую — о повышении возраста для вступления в Анбу, вторую — о важности согласия родителей на участие ребёнка в экзамене на чуунина. И это только одни из немногих.

      Какаши сдерживал желание рвать на себе волосы от настигшего осознания: Хокаге — не больше чем пешка в руках у властей. И толку сейчас от его силы, если он не может совсем ничего?

      На политической арене их воспринимали не больше чем воинов. Молчаливой армией, что выполняет задания. А учитывая, что время близилось к мирному, их как шиноби воспринимали не все. Чаще он сталкивался со снисходительным взглядом или насмешкой, мол: «Покажи-ка нам, что ты умеешь помимо сражений?» Какаши в такие моменты тошнило от мира и этих людей.

      Но жаловаться у него тоже времени не было. Были люди, что после войны не знали куда себя деть. Были бандиты, грабители и мошенники, было много других. И ему предстояла непосильная на тот момент задача: обеспечить людям безопасность, несмотря на обстоятельства. И Какаши справлялся, люди за это его и полюбили. Но вот как… лучше им не знать всей подноготной его жалкой работы. Ведь это на людях он уважаемый Шестой Хокаге. Перед властями же просто Какаши-сан, а перед Даймё так вообще — просто Какаши. Или Какаши-кун. И в этом варианте его имя приобретало удивительно-отвратительную окраску. Он ненавидел, когда его так называли. Слышать не хотел.

      И во всём этом он варился ежедневно. И во всём этом… Сакуры рядом не было. Снова.

      Вспоминая её, Какаши сжимал кулаки от отчаяния. Ему иногда так хотелось поддаться иллюзии. Представить хоть на мгновение что вот, сейчас она зайдёт в его кабинет. Или вот, встретятся неловко на улице или в раменной или… да хоть бы где. Он искал её в надежде глазами, цеплялся за её аромат, после вспоминал: они уже несколько месяцев не общались. И не пытались выйти на контакт. Сам же ж её оттолкнул, чего сейчас ищешь?

      «Я думал, смогу».

      Жить без неё, не видеть, не слышать. Видит Бог, он этого не хотел. Стал зависим от её смеха, от её ярких глаз, милой и невинной улыбки.

      «Как мне быть теперь? Что мне делать? Как вырвать из себя это чувство?»

      Ответов не знал. Думал, справится, как же. Стал зависим от этих эмоций. От новой любви.

      Так Какаши снова выучил новое слово. Определение его собственных чувств.

      Любовь — это боль. Это предательство и страдания. Это никому ненужная жертвенность, но ещё… Любовь для него — это ещё и зависимость. Болезненная, тяжкая — такая, что травит саму жизнь.

      И Какаши нырял в неё с головой и не думал меняться. Потерялся в своих снах, заглянул в своё Цукуёми. Ведь только там мог видеть её. Чувствовать запах, слышать звук её голоса. Гладить волосы, касаться руками. Вместо своего спасения выбрал иное: спрятался в дрёме, забыл о реальности, стал одержим одним человеком. Он видел, так только хуже, но не мог ничего с собой сделать. Приходил вновь к могиле и уходил чуть дальше. Смотрел на дерево сакуры и вдыхал её запах.

      Здесь только он и она. Его Сакура. Хоть и неживая. Хотя… иногда он наделял маленькое дерево совершенно иными свойствами. Разговаривал с ним, делился тем, что наболело. Пару раз даже рядом вздремнул. Только здесь его сны были спокойными, светлыми. Только здесь ему снилась она в другом виде. Он видел в ней ангела, сошедшего тихо с небес. Она молча подходила к нему, укладывала его голову себе на колени, гладила его волосы, и Какаши вмиг успокаивался. Они не говорили, только… она улыбалась так спокойно, легко, что он хоть на пару минут чувствовал себя счастливым. Рядом с ней. Вместе.

      «Сакура, знаешь… похоже, я всё-таки тебя полюбил», — сказал он ей как-то во сне.

      Она на эти слова улыбнулась, погладила его волосы снова и коснулась его лба своими губами. Провела аккуратно рукой по щеке, вытирая его горькие слёзы. Повела недовольно своей головой. Он сейчас плакал? Действительно? Разве он может? Разве мог?

      Какаши, всё ещё себе не веря, коснулся своих глаз, проверил — действительно. И давно он научился рыдать? Рядом с ней? Из-за неё?

      Из-за боли, что стянула его сердце и душу. Из-за мук и страданий, что травили его. Сжали с силой его сознание, вплели образ её в его память. И он снова сдался. Сломался под гнётом судьбы. Под мыслями своего подсознания.

      Он посмотрел ей в глаза, запомнил их цвет. После — коснулся её рук и, не увидев сопротивления, повёл аккуратно чуть выше, к лицу. Задел рукой шею, провёл большим пальцем по скуле, щеке. Коснулся волос, перебрал их задумчиво и повёл рукой ещё дальше. Слегка надавил на затылок. Посмотрел внимательно ей в глаза, увидел немое согласие и улыбнулся в ответ. Сакура взглянула на него с улыбкой, почувствовала все его мысли и молча наклонилась к нему. Сократила вмиг расстояние, прошелестела лёгким вздохом и коснулась его губ в поцелуе. Трепетно, нежно так, чувственно. Только она так умела его целовать.

      Какаши с чувством вдохнул. Понял: ему этого мало. Провёл снова рукой по волосам, надавил чуть сильнее, открыл свои губы и попытался углубить поцелуй. Закрыл довольно глаза и улыбнулся снова. Ведь она ему поддалась. Здесь всегда было так: она молча плавилась в его руках, держала в своих его сердце и… Сакура здесь была только его.

      Можно было представить, что это реальность. Захотелось не просыпаться, но…

      Над головой прошелестел ветер. Чирикнули птицы, зашумела трава. Какаши пришлось сонно открыть глаза.

      Поднял в смятении голову, осмотрел место его временного ночлега и ухмыльнулся горько. Очередной сон. Чаще всего он их не запоминал, но вот этот… остался в памяти, силой не сотрёшь. Какаши упал обратно на землю и впечатал ладони в глаза. Коснулся неловко своих губ под маской и выдохнул с раздражением. Ну вот опять. Он когда-нибудь перестанет сюда приходить? Она когда-нибудь перестанет ему снова сниться?

      Что важнее, он что же это… в любви ей признался? Да как он…? Быть не может, хотя… Ладно, хватит это уже отрицать.

      Полюбил. Он влюбился в Сакуру. Хорошо.

      «Да ничего хорошего. Это ведь отвратительно», — подумал со злостью.

      Ведь любовь для него хуже отравы. «Уберите её, я не могу это чувствовать. Не хочу, мне не надо, я себе обещал!»

      Но на мольбы его небеса отвечали молчанием.

      Какаши поднялся, отряхнул легко форму, засунул по привычке руки в карманы и нехотя вернулся в эту бренную жизнь. Взглянул на одинокое деревце, что покачивалось на ветру. Хрупкое, но вместе с этим такое сильное, что аж дух захватывает. По привычке принюхался и всего на секунду почувствовал сладкий её аромат. В удивлении распахнул свои глаза.

      «Она здесь была?»

      Да. Скорее всего, приходила недавно. Они же оба договорились за вишней следить.

      Вот оно что. Вот почему ему это приснилось.

      Прекрасно. Ты уже совсем помешался на ней, да? Долго ещё будешь всё это отрицать?

      Ты зависим от Сакуры. От её действий. Несмотря на желание, эта ноша непосильна тебе. Обещал себе никогда не любить, посмотри теперь, во что же ты превратился? В человека, что не может жить без неё. Так, жизнью можно назвать разве что твоё существование.

      «Значит, я всё же влюбился в неё. Вот оно что». — Всё же он осознал. Мотнул головой, пряди волос упали на лицо. Какаши зажмурился, открыл глаза и осмотрел себя вяло. Попытался смириться с реальностью. Не получалось. Ведь…

      Этого быть не может. Не с ним. За столько времени он и не надеялся что-то подобное чувствовать. Только если… он ведь видел, осознавал уже ранее: Сакура для него не очередной человек. Она — нечто большее. Но тогда что? Кто она ему?

      Осознание крепко давило на череп.

***

      После принятия этой тяжёлой истины Какаши решил двигаться дальше. Хорошо. Он влюблён в Сакуру. Но по-новому. Он не зависим. Ни капли. Старался пореже приходить к тому дереву, больше думал и анализировал. Что ему теперь делать с этими чувствами? Прийти и признаться ей? Просто так?

      Её реакцию было представить нетрудно.

      Что важнее, после этого осознания пришло и другое: Сакуру-то он давно потерял. Девушка сейчас не рядом с ним, живёт своей жизнью, и Какаши в моменте понимал: всё, на этом всё и закончится. Не будет у них продолжения, будущего и новой жизни. Не будет совместных обедов или тренировок. С горечью понял: «В этом, наверное, и есть моя судьба. Встречать новых людей только для того, чтобы после их потерять. Понять, что всё кончено в момент осознания. Неужели в моей жизни всё так и будет? Иначе никак?»

      С каждым вопросом всё тяжелее был для Какаши ответ. А вопросов этих было достаточно много.

      Он любит Сакуру. Вроде как. Не уверен, ведь… как это должно ощущаться? Да и после — кто же она для него? Любимая? Близкий человек или больше? Если больше, то кто?

      Он в этой жизни окончательно потерялся. Запутался. И теперь ещё больше хотел видеть её. Быть рядом. И вместе.

      До мурашек под кожей, до зубного скрежета, так хотелось увидеть её. Посмотреть в бездну глаз, услышать её тихий шёпот, своё имя узнать на её губах. После — пусть заберёт его бренное сердце. Пусть сожмёт его в своих руках. Он позволит, всё отдаст ради одного её взгляда. Одной милой улыбки. Её. Для него.

      Встретиться с Сакурой удалось совсем скоро. После ранения очередного шиноби. Не очередного, а важного. По крайней мере для Генмы. Да и для Какаши, что уж теперь отрицать.

      Он тогда чувствовал себя вдвойне виноватым. Сначала как Хокаге, что принял решение. После — как человек, что столкнулся с последствиями. Генма сказал тогда: «Ты не мог видеть будущее». Вот только то самое будущее Какаши видел прекрасно. И оно ему не понравилось. Вот совсем.

      Люди приспосабливались к новой жизни. Какаши же снова опирался на призраки прошлой. Он до сих пор винил себя в начавшейся войне. После старался хоть немного искупить свои грехи. Сейчас же с прискорбием заметил: все его старания не могут быть достойно оценены. Люди всегда имели мотив перейти на тёмную сторону. Какаши таким быть не хотел, но… иногда понимал Хирузена и какие тот принимал решения. Иногда ему самому приходилось что-то подобное принимать. А после — читать сухой отчёт тех самых шиноби. Успешна ли миссия, сколько потерь. На подобных словах он только медленно опускал голову, не мог в глаза им смотреть.

      Бывший Анбу и нынешний Шестой всеми силами желал хоть что-нибудь изменить. Но что для шиноби смерть — для остальных сухая статистика. Он не мог бороться со всем миром.

      Но боролась она. Его маленькая, но сильная девочка, что после спасения одного из его друзей потеряла сознание от перенапряжения. Его Сакура. Его первая и искренняя любовь. Теперь, да и ранее, он с этим согласен. Пусть так.

      — Прости, — сказал он тогда ей в палате. Сакура его не слышала, тихо спала себе, не зная о нём. — Я правда пытаюсь. — Погладил аккуратно он её руку. Посмотрел на неё с болью во взгляде. — Но мне… так тяжело, понимаешь? Мне кажется, я скоро с ума сойду. — Поправил её волосы своей рукой, погладил её по щеке. Сакура на движения эти не проснулась. Какаши со вздохом продолжил. — Не знаю, что мне теперь делать. Я запутался, кажется, на моих плечах судьба всего мира. Это невыносимо, знаешь? — выдохнул и отвёл от неё свой взгляд.

      Взглянул в окно: там бегали дети. Их будущее. И его. Как Хокаге. Теперь он редко вспоминает, что он ещё и Какаши. Да и зачем? Кому он нужен теперь?

      Вернул ей свой взгляд, сжал слегка её руку. Подумал минуту, осмотрел её снова и таки решился на ещё одно безумное действие: медленно наклонился к ней и оставил лёгкий поцелуй на её бледной щеке. Поднял свою голову, посмотрел в её прикрытые веки и сказал тихо шёпотом, не отрывая от неё своего взгляда. Так, чтобы слышала только она:

      — Ты знаешь, я, кажется, влюбился в тебя. Слышишь? Я люблю тебя, Сакура.

      Она ему не ответила.

      Чуть позже, после того самого разговора с Генмой Какаши в очередной раз осознал: дела с этим всё хуже. Ему нужно разобраться в себе, взять эти новые чувства и понять, что с ними делать. Генма пытался помочь, только вот… выйти из этого состояния не так-то уж просто. И найти ответы на свои вопросы тем более.

      «Что будет дальше? Как ему вернуть Сакуру?»

      И последний: кто она для него? Любимая? Дорогой ему человек? Или ещё ближе?

      Ответ на этот вопрос пришёл ему слишком поздно. Когда он снова всё потерял.

      Иначе никак.

***

      Наблюдая за другими людьми, анализируя и делая собственные выводы, Какаши посетила ещё одна мысль: та любовь, о которой ему говорил отец, всё же существует. Но теперь в другом воплощении. В других людях. Надо только смотреть.

      Так он перестал корить себя за новые чувства. Перестал отрицать их, считать чем-то плохим. Наблюдая за своими знакомыми видел: проявление чувств это не так уж и плохо. А если чувства взаимны… что ж, и Шестому полезно иногда помечтать. В перерывах между бренностью его судьбы и страданиями.

      Первым таким проявлением внезапно стала для него Куренай. О любви с ней он естественно не говорил. Но наблюдать мог. И заметил он много.

      После своей почти смерти Асума сильно уж изменился. Понял для себя что-то и вместо карьеры шиноби выбрал другое. Семью.

      Так Куренай вскоре стала невестой. Злые языки болтали многое, но… главное, что им двоим было всё равно. Какаши было тоже плевать. Но вот в их воплощении он увидел нечто иное. Проявление новой любви, что воплощалось ещё в кое-чём. В детях. В семье.

      Так он бывал на дне рождении малышки Мирай. После — приходил иногда в гости с новой игрушкой. Видел: для Асумы теперь это будущее было настолько желанным, что тот неожиданно для них обоих расслабился и полностью доверился своей судьбе. Но было ещё кое-что. После каждого такого посещения Сарутоби ему напоминал: «Будешь видеть Сакуру — скажи ей, что я по гроб жизни обязан. Правда, Какаши, она дала мне этот шанс».

      И Какаши молча кивал. Нечего Асуме знать, что они не общаются. Да даже если бы и общались, девушка своей участи ни за что не признает. Вот такая она. Всегда чуткая, но свои заслуги не видит. Какаши видел. И гордился опять.

      Поэтому он решил начать заново. Изучить, что такое любовь изначально. Без привязки к тёмному прошлому. Видел будущее. И себя в нём. А чуть позже — себя вместе с Сакурой.

      Так первым и светлым синонимом слова любовь стало новое, тёплое и счастливое.

      Семья. Будущее. Новая жизнь.

      После он стал наблюдать и за другими людьми. Первыми стали Шикамару и Генма. Нара — из-за своих странных отношений с песчаной принцессой. Генма же был долговечен — в отношениях с Шизуне провёл много лет. Так что эти люди подарили ему ещё одно определение такой ненавистной сначала любви.

      Любовь — это счастье, любовь — это дерзость, но так же любовь — это и…

      Смущение.

      — Как вы с Шизуне сошлись? — спросил среди белого дня как-то Какаши. Генма в удивлении чуть не выронил свой сенбон изо рта.

      Посмотрел на друга внимательно, после придвинулся ближе и положил руку тому на лоб. Какаши нахмурился. Ширануи опустил руку с его лба, в замешательстве почесал свою голову:

      — Температуры вроде как нет. Тогда что это ты.? — Не успел он договорить, как Какаши недовольно ответил:

      — Я вполне себе здоров. Спасибо за беспокойство. Мне просто…

      — Просто что? Стала интересна моя личная жизнь? — пустил неловкий смешок Ширануи. Какаши взглянул на него с раздражением, на что тот примирительно поднял руки: — Прости-прости. Я бы с радостью тебе рассказал, да вот только…

      — Только что? — в нетерпении протянул вдруг Шестой. Стало ему интересно.

      — Да рассказывать-то и нечего. Просто сошлись, — передёрнул плачами Генма. Сенбон перекочевал с одного уголка рта в другой. Какаши хмыкнул:

      — М-да уж. В тебе умер романтик.

      — Кто бы говорил, — прыснул в ответ он, — что важнее… Давай-ка мы сначала с твоей разберёмся.

      «С моей, значит…» — подумал Шестой. Да, теперь Генма обо всём знает. Ну ладно. Иногда помощь друга и вправду нужна.

      Правда, с помощью Генмы он понял ещё одно. Отношения — это очень сложная штука. Иногда ему долетали те обрывки фраз лучшего друга. Он и сам понимал, с Шизуне тому иногда тяжело. У них с Сакурой будет так же?

      На вопрос отвечал себе: нет уж, с ними будет всё по-другому. Он не будет ждать смерти, как Асума, чтобы всё осознать. Он не будет избегать разговоров, как Генма, боясь её потерять. И уж точно не будет медлить, как Шикамару, чтобы не слышать отказа. Какаши другой. И Сакура тоже другая. У них всё будет не так. Думал он. Строил стратегии, размышлял о судьбе. А после — выучил новое для себя слово. Синоним его новой любви. Его смысл на ближайшее будущее.

      Неуверенность.

      Наблюдая за Шикамару, он понял одну простую вещь: они в самом деле больше похожи, чем ему раньше казалось. В отношениях с женщинами у них так же много общего.

      Но если Нара считал женщин просто проблемными, то Какаши… считал свою женщину не просто проблемной, а невыносимой. Невероятной, но так же… ужасающе сильной.

      Узнай она о его любви, то что сделает, посмеётся? Или ответит с ухмылкой, что он слишком стар для неё? Или ударит? Удар был самым вероятным ответом.

      Только вот… Какаши решил просто так не сдаваться. План Генмы почти готов. Они встретятся, и он лично увидит её реакцию. Поймёт по глазам. Ведь в отличии от своих близких знакомых, в Какаши было нечто, чего у него не отнять — проницательность. И с Сакурой этот приём срабатывал на отлично.

      Но после той самой встречи (когда план Генмы провалился) он вдруг понял: всё это тщетно. Сакура изменилась, изменился и он. А ещё он кое-что понял и для себя: вся его снисходительность над другими вернулась к нему с двойным убытком. Ведь быть нормальным с Сакурой он больше не мог. И она не могла.

Так они виделись, встречались неловко взглядами, и Какаши увидел ещё одно проявление его новой любви.

      Смятение.

      Действительно, видя Сакуру на горизонте, молодой и сильный Хокаге не знал, куда себя деть. Не понимал, как реагировать, что говорить, как вообще с ней общаться, осознавая: эту женщину Шестой Хокаге и Шаринган Какаши сумел полюбить. Ему было дурно от её прикосновений, не понимал, как вести себя с ней и что делать дальше. То будущее, что он с ней запланировал, стало каким-то блеклым и непонятным и было пока только в его голове. Не в реальности.

      Понимал, надо поговорить. Только все слова разом вылетали с его головы, стоило на неё хоть один раз посмотреть. Сакура будто бы вышла с его сновидений, стала вдруг рядом и посмотрела открыто. Так, как только она умела. Прямо в душу. И теперь… он терялся как мелкий мальчишка. Заикался, краснел, не знал, как ему вообще взаимодействовать с ней. Он как будто вернулся в свои юные дни, когда впервые начал читать романы Джирайи. Тогда он боялся, что кто-то застукает его за чтением этих книг. Сейчас же боялся даже пошевелиться или дышать рядом с ней.

      Но ситуации это не помогало, а даже наоборот — делало хуже. Ведь Сакуре тоже нужны были ответы. И Какаши должен был ей эти ответы дать. Были ли они у него? Если б не было, он бы не сделал и шагу к ней. Теперь он знал, понимал: она его будущее, его судьба или смерть. Она может выбрать что угодно из этого, и он смиренно примет её решение.

      Только так просто сдаться не мог, это было не в его правилах. Решил: всё, больше я не цепляюсь за прошлое. Я полюбил. И меня это коснулось. Даже больше, ведь Сакура…

      Тем, кем она стала для него, он понял чуть позже. И осознание это было болезненным. С Какаши так было всегда. Не иначе.

***

      В тот день он снова сделал ей больно. Своей нерешительностью. Это Какаши умел хорошо. Оттолкнул, сам того не понимая. Пытался поддержать, убрать все её горечи, но… сделал своими словами он только хуже. Хоть не хотел. Никогда и ни за что.

      Его стойкая, смелая и сильная Сакура, его маленькая куноичи ведь на самом-то деле жутко устала. Устала от сплетен, от лживых речей. От чужих взглядов и шёпотов, от вопросов друзей. Он не вслушивался во все эти слухи, что ползли по деревне. Какаши было слегка не до того. Но её всё это ранило. Сильно. Он это понял. Предложил свою помощь, но… Сакуре было нужно не это.

      Ответ. Одно слово. Только его. Думал о ней ли, мечтал или нет. Ждал ли её взгляда, её слов и касаний. Хотел ли он быть с ней или решил отступить?

      И Какаши хотел бы ответить ей сразу, только сам испугался своих честных мыслей. Запутался в переплетении судеб, прогнулся под давлением общества и сам почти сдался. Сделай он её своей жизнью, какое будущее их вместе ждёт? Им придётся сражаться и только? Они не смогут просто любить?

      Просто быть вместе без всяких ответов. Без опасностей, что ждут их на каждом пути. Без борьбы за светлое будущее, без доказательств для счастливой судьбы.

      И ему бы хотелось, чтобы всё было просто. Но ему никогда в этой жизни так не везло. Повезло только вот в чём: его чувства, наверно, взаимны. Счастье есть, надо только смотреть. Но сейчас получилось её только ранить.

      Для Какаши было тяжким принять свою любовь. Ещё тяжелее стало понять: если Сакуру он потеряет, ему не жить. Он вскоре умрёт.

      Нет, его бренное тело останется вместе с деревней и будет служить на посту. Но Какаши… Какаши там больше не будет. Будет жить там кто-то другой. Если рядом не будет её. Если представить хоть на секунду, что Сакура его покинет… он гнал эти мысли подальше, прятал их глубже, но… иногда их вытесняли другие, более страшные и тёмные, ведь…

      «Это ты чувствовал, когда потерял Рин? Верно, Обито? Ты говорил, что в аду. Теперь я тоже это всё понимаю. Я так же боюсь её потерять».

      Да, Какаши боялся. Не злых языков или взглядов. Другого. Он снова вспомнил то противное чувство. Страх смерти. Не своей, а возлюбленной. Ведь на высоком посту его ждали не только шиноби. Ждали его и другие. Враги.

      Ждали, пока у него появится слабость. Ждали, пока их Хокаге решится на смелость. Захочет помимо службы чего-то ещё. Для себя. Захочет любви.

      А Какаши хотел. До мурашек под кожей, до шёпота в своей голове. Так хотел быть с нею рядом, так хотел полюбить. Забыть обо всём мире, остаться в своём. В тихом омуте своих мечт и желаний. В своём замке, построенном вместе с ней. И она тоже хотела подобного, но… устала. Устала быть сильной, сражаться одной. Без него.

      Когда Сакура тогда его оттолкнула, он кое-что для себя понял. А после не мог в это поверить. Отказывался осознавать.

      Она не просто очередной человек. Она — нечто большее. И Какаши видел это и ранее, но… осознал всю эту правду он только сейчас. Не хотел себе признаваться. Знать не хотел.

      Он посмотрел ей вслед виновато и плюхнулся неловко на землю обратно. Откинул устало голову, опёрся спиной о ствол большого широкого дерева, раскинул ноги и прикрыл свои глаза. Начал думать. Искать свои собственные ответы. И нашёл. Неожиданно для самого себя.

      «Она так много для меня значит?» — задал первый вопрос себе. Открыл глаза, посмотрел на свою руку и сжал её в кулаке. Повернул голову слегка вправо: туда ушла в спешке маленькая фигурка. Оттолкнула его, отвергла объятия, и Какаши прежде не чувствовал себя настолько паршиво. Вот оно… Сакуре достаточно одного взгляда, одного действия, и он тут же готов приползти на коленях, моля о прощении. М-да уж, попал ты с ней вместе, Хатаке.

      Какаши задумался. Нашёл свой первый ответ.

      «Да, Сакура для меня много значит. Мы похожи, близки, но что ещё.?» — ответило за него подсознание. Какаши стал думать дальше. Она не просто друг. Теперь это понятно. Они стали ближе. Даже не так. Сакура подобралась к его душе настолько близко, что временами ему было страшно. Он никому раньше столько не позволял. Расслабился. Доверился. И сам себя этим ранил. И её тоже.

      «Сакура не просто друг или знакомая. Она — мой самый близкий человек. И, возможно, любимая».

      Первое осознание отдалось болью, но также малым счастьем в груди. Какаши вдохнул побольше воздуха, выдохнул с силой, продолжил свои мысли:

      «Если она мой близкий человек, то почему всё так сложно? Почему мы постоянно друг друга раним?» — задал вопрос себе. Его внутреннее «я» на это молчало.

      «Потому что я полюбил её? Но тогда… она чувствует то же самое? — Второй вывод открыл для него новые крылья. Какаши тихо себе улыбнулся. Зацепился за эту мысль, стал распутывать клубок дальше: — Тогда почему? Если она чувствует то же самое, почему оттолкнула?»

      Стал копаться сильнее в её последних словах.

      Что там было? Сплетни, разговоры, что ещё…? Да, скорее всего поругалась с мамой. Разговор с её родителями Какаши хорошо помнил. И несмотря на своё мрачное прошлое, мог Сакуру теперь только пожалеть.

      «Надо будет поговорить с её отцом», — отметил про себя. Если он намерен серьёзно отнестись к Сакуре, то с родителями придётся мириться. Хочется того или нет.

      Значит, вот оно? Все проблемы только в этом? Всё так просто?

      «Нет, Какаши. С вами никогда ничего просто не было».

      Верно. Это только начало. Им ещё придётся побороться за своё счастье, если захотят быть вместе. И борьба эта будет не из лёгких.

      «Так вот оно что? Сакура устала сражаться? Устала быть сильной?» — подумал с горечью. Почему это он думал, что ей будет легко? Что она не захочет хоть раз побыть слабой? Сакура ведь не только куноичи с ужасающей силой, она ещё и женщина. И ей нужна эта уверенность в завтрашнем дне. Уверенность в нём.

      «Глупая. Ты иногда настолько глупая, Сакура. Как ты могла подумать, что я к этому не готов? Нет уж. Не в этот раз, милая. Я буду бороться. Сражаться за нас с тобой, даже если у тебя нет таких сил. Я это выдержу. Взвалю на себя эту ответственность. Стану сильнее ради нашего будущего. Ради тебя. Ради нас с тобой. Ведь ты…

      Ты не просто очередной человек. Не просто дорога мне. Ты не только близка со мной, даже более, ты…»

      Какаши осмотрел небольшую поляну, возвёл свои глаза к небу и зацепился взглядом за грозовое облако. После опустил голову вниз, мотнул ею из стороны в сторону и неожиданно для себя ухмыльнулся. Сжал пальцами переносицу. Новые мысли засели в его голове. Тяжёлые, но вместе с тем… правильные.

      «Сакура, ты ведь… самый важный для меня человек», — закрыл он глаза. Ветер шелестел в его волосах. Мысли проносились в уме одна за другой. Сплетались в причудливый узел. Складывались в один естественный паззл.

      «Ты — моя слабость и в тот же момент моя сила. Ты — мой внутренний стержень, моя личная боль. Ты — то стремление, желание изменить свою жизнь. Ты нечто большее, что я могу себе позволить. О чём я мог хотя бы мечтать. Ты мой самый желанный во всём мире человек, ты моё будущее, моё желание жить. Ты — весь мой мир, моя личная маленькая вселенная. Знаешь… я ведь раньше всего этого не понимал. Теперь знаю, ты не просто любимая, ты мой самый преданный человек, ты родная, ты в самом деле…» — открыл он глаза. Уставился пустым взглядом перед собой. Замер на несколько долгих секунд. Осознавал. Ведь всё так просто, вот так всё легко.

      «Сакура, ты ведь…»

      Последний вывод разбил его сердце:

      «Моя семья».

      И осознав такую простую истину, Какаши осталось только улыбнуться. Горько, болезненно, криво, вырывая с себя эти мысли. Вот оно что… у него теперь есть семья. Вот оно, вот, кто она для него. Нечто большее, нечто иное. Новое, но вместе с тем такое родное. Какаши за всю свою чёртову жизнь не пытался ни разу вспомнить подобное слово.

      Семья. Теперь она есть у него. Теперь… он снова её потерял?

      Выдохнул с силой, вздрогнул от ветра, застыл на мгновение и после медленно согнулся клубком. Спрятал голову в своих руках, сжал их с силой на шее. Затряслись невольно сильные плечи. Слился с укрывшим от дождя его деревом и спрятался от всего мира. Закрыл свои мысли. Постарался так сильно сейчас не трястись. Не получается. Плохо. Хватит уже. Не думай. Не вспоминай. Это больно, Какаши. Не надо.

      «У меня теперь… есть семья?» — подумал в неверии. Спрятался ещё больше, зажмурил сильно глаза и сжал руки сильнее. Сдержал немой всхлип. Сделал тревожный вдох. Выдох. Ещё раз. И ещё.

      «Семья значит… у меня теперь…» — Вдох-выдох. Снова. И снова. Успокойся, не вздумай рыдать тут, Какаши. Держись. Это всё…

      «Не может быть. Это… правда?» — Ещё раз. Дыши. Давай. Тихо. Не плачь. Не надо. Видишь?

      Ты опять потерял всё.

      «Я не могу так. Почему всё опять повторяется? Я ведь только… обрёл её. Почему?»

      Спрятался ещё глубже. Согнулся сильнее. Зарылся руками в свои волосы и закусил до крови губу. Где-то вдалеке ударила молния.

      Вздрогнул от звука, выдохнул снова судорожно и шмыгнул носом. Сжал в руках свою голову и вдруг… не выдержал. Засмеялся так сильно, так больно, до надрыва в груди. А после ещё раз и ещё. Он не позволит себе тут рыдать. Ни за что.

      Шиноби не плачут.

      Это правило он запомнил ещё в юности, нельзя ему плакать. Шиноби нельзя чувствовать. Нельзя проявлять любые эмоции.

      «Но я хочу… чёрт, так хочу быть с ней…» — подумал невольно и прекратил вдруг смеяться. Остановился. Затряслись судорожно губы. Выступили костяшки на бледных ладонях.

      Одной рукой натянул с силой волосы, другой снял надоевшую маску. Сделал несколько вдохов, ведь дышать стало внезапно ему тяжело. Посмотрел прямо перед собой, поднял свои глаза в небо. Прислонился спиной к укрывшему его дереву и возвёл свой взгляд на облака. Прикоснулся рукой к груди.

      «Больно. Почему сейчас мне так больно?» — Коснулся того места, где должно было быть его сердце. Почувствовал его стук. Стучит, проклятое. А лучше бы умерло. Ведь…

      «Смеётесь? Смешно вам?» — обратился он к небесам. Там, наверху над ним, наверное, все потешаются. Ведь он опять потерял вновь обретённое.

      Семья… ну разве не шутка ли? Подарить ему что-то настолько прекрасное, чтобы после так всё уничтожить? Растоптать своими ногами, утопить в сожалениях светлые чувства. Разбить на осколки тот мелкий хрусталь. Единственное его личное счастье. Разорвать нить судьбы. Снова и снова. Видимо, им никогда это не надоест.

      Он прикрыл дрожащие веки, опустил свои руки по швам. Сдался. Перестал сопротивляться своей тяжкой судьбе. Позволил решить за себя своё будущее. Но только сегодня он разрешит себе эту слабость. Пока никого рядом нет. Никто не увидит. Никто не узнает.

      Шестой Хокаге и Шаринган Какаши наконец разрыдается.

      Судорожно, тяжко, до хрипа в лёгких. Слёзы будут литься по щекам, оставляя солёные дорожки. Потекут ручьём, снятая маска быстро станет мокрой. Дыхание затруднится, он снова попытается вдохнуть, но…

      Осознание сожмёт до хруста шею.

      «Семья. Сакура, ты хоть понимаешь, что натворила? От кого ты ушла?» — хотелось бы ему прокричать. На деле же всё, что оставалось, — тихо всхлипывать и пытаться себя успокоить.

      Подсознание не унималось.

      «Нет, почему ты так просто всё бросила? Почему ты сдалась? Почему не сказала мне? Я ведь… чёрт возьми, как я должен был это понять?» — выдохнул из себя. Вытер рукой свои слёзы с лица. Бесполезно. Они не унимались. Его мысли тоже. Впились в его кожу, вытащили его личность наружу.

      Какаши не мог сразу всё это понять. Ведь слово «семья» для него было неизвестным. Просто одним из, термином без определения.

      «Как я мог знать? У меня ведь никогда её не было». — Горьким осознанием всполошились все его мысли. Демоны враз все заткнулись, потерялись в своих личных тревогах. Может, они сейчас тоже рыдали?

      Но с осознанием пришёл также и гнев.

      «Почему ты мне не сказала? Ты хоть сама это осознаёшь? Знаешь, насколько мы стали ближе? Понимаешь, кто ты для меня?» — злился на мир, на неё, на судьбу. За то, что так несправедлива, за то, что сейчас от него ушла та, что могла стать его личным счастьем. Его будущем, его лучиком солнца. А может, могла быть его маленькой частью семьи. Любимой. Желанной. Родной.

      Какаши Хатаке впервые в жизни так долго рыдал. Впервые так чувствовал, впервые всё осознал. Осознание это было очень болезненным. Очень тяжёлым для его хрупкого сердца.

      Небеса тоже плакали с ним. А позже — уже вместе с ней. Вместе.

***

      Какаши Хатаке никогда никого не любил. Не знал, как это. Не пытался понять. А когда понял, то не знал, что делать дальше. Как жить с этими чувствами и что ему предпринять. Ведь только что… он опять всё потерял. Боги над ним хорошо пошутили. Правда.

      Иногда он думал: «В этом и будет вся моя жизнь? Терять кого-то только тогда, когда понимаю насколько этот человек важен мне? По-другому не будет?

      Я ведь и так боюсь её потерять. Теперь, когда знаю, кем она стала мне. Теперь ещё больше боюсь сделать тот шаг. Все мои близкие покинули меня. Умерли. Сакура, что, если и ты меня вскоре покинешь? Что мне делать теперь? Как мне быть?»

      Ответов не знал. Но видел, Сакура тоже до конца сомневается. Тоже боится сделать хоть шаг. Дрожит, теряется в своих сомнениях, и Какаши не мог её за это винить. Сам был такой же, потому понимал. Но… хотелось, чтобы Сакура была тут смелее. Хотя… разве недостаточно смелости она показала? Может, пора и ему взять всё в свои руки? Сделать наконец-таки этот шаг? Но пока он опять сомневался, Сакура снова решила всё вместо него:

      — Останемся… просто друзьями? — спросила с грустью она. Какаши попытался поверить в эти её слова.

      «Что?»

      «Нет, Сакура. Не сейчас. Ты не можешь так просто вдруг отступить. Я тебе не позволю. Не надо. Мы уже прошли вместе весь этот путь».

      Только… Сакуру этот путь и сломил.

      — Ты больше не хочешь, да? Быть моим другом, — уточнила она. Какаши внимательно посмотрел в её глаза, пытаясь найти все ответы в них. Зря.

      Он видел: Сакура сражалась с ним до последнего. Стояла одна против целого мира. Пока он… предавался сомнениям и сожалениям. Поднимался. И после — так поздно всё осознал. Что теперь? Тоже сдашься? Или сделаешь этот шаг вперёд? С нею в пропасть и дальше, за край?

      «Я хочу большего», — с горечью тогда он подумал. Но, увидев в её глазах столько боли, снова захотел сдаться. Всё тщетно. Они не смогут больше сражаться.

      И Сакура отступила. Сделала шаг назад. Упала с ним в эту бездну, вздохнула и пошла дальше. А он… пытался собрать все свои мысли заново. Понять, что страдание — это тоже часть этой любви. Что изначально он всё понял не так.

      Любовь — это все эти чувства. Она не определяется чем-то одним. Это и боль, и страдание. Предательство и неуверенность. Но также смущение, дерзость и смех. Вера, поддержка, надежда на счастье. А также, лично для него, и семья.

      И вместить все эти чувства в своём сердце пока он не мог. Ему трудно давались любые эмоции, а рядом с ней… он впервые чувствовал себя настолько живим. Испытывал радость и горечь. Сочувствие и сожаление. Смятение, неуверенность, трудность — Какаши Хатаке вдруг стал источником всех этих чувств. И новой, но такой горькой любви.

      И Сакура стала всем этим. И он стал этим же для неё. Они, сами того не зная, лечили друг друга. Затягивали свои раны. Только затем, чтобы вновь их открыть.

      И чтобы взрастить в себе новые силы, вырасти с пепла и дальше пойти, Какаши нужно было сделать ещё одну вещь.

      Попрощаться со своим прошлым. Для этого он и пришёл к Рин.

      Он отвёл взгляд от удаляющейся фигуры, взглянул на могилу и решился начать:

      «Прости. Я в последнее время приходил не только к тебе». — Камень молчал в ответ. Сакура отходила всё дальше. Какаши считал в уме все её шаги.

      «Знаешь, я давно хотел тебе рассказать…»

      Ещё шаг.

      «Я сумел полюбить одного человека…»

      И ещё.

      «Ты её видела только что. Она замечательная, да?»

      Ещё шаг.

      «Только вот… я ошибся. Осознал всё слишком поздно».

      И ещё.

      «Но теперь… я прошу прощения за все свои ошибки. И за будущее…» — выдохнул из себя эти мысли. Присел, провёл рукой по граниту, коснулся цветов, посмотрел на выгравированное имя и улыбнулся. Легко, без боли на сердце. Впервые за последнее время, кажется.

      «Я хочу идти дальше, Рин, Обито. И для этого…» — Повернул свою голову назад, осмотрел девушку вдалеке. Смахнул капли дождя из волос и вернул свой взгляд обратно. Кивнул своим мыслям и улыбнулся ещё раз. С ноткой грусти, ведь…

      »…мне придётся с вами попрощаться». — Посмотрел в этот раз серьёзно. Поднялся и сделал лёгкий поклон. Дань уважения павшим в той войне. В том бою. В его прошлом.

      Ещё шаг. Сакура остановилась.

      Замерла вдалеке и сжала с силой ручку зонта. Попыталась прислушаться. Не слышала, больше чувствовала: Какаши о чём-то там говорил. Но дождь был сильнее её чуткого слуха. Ладно. Хорошо. Тогда она пойдёт дальше. Но сделать ещё один шаг стало вдруг очень трудно. Дышать стало тоже ей затруднительно, она вмиг стала серьёзней и даже прекратила рыдать. Вытерла рукой остывшие слёзы.

      «Для него происходит сейчас что-то важное», — вдруг подумала и тихонько развернулась назад. Посмотрела на то место, где он раньше стоял, сжала ручку зонта посильнее и в неверии распахнула глаза.

      Ведь он смотрел. Прямо на неё. И во взгляде… была такая буря чувств, что ей спёрло дыхание. Что он…

      «Прости, что так долго сомневался».

      Сделал к ней шаг.

      «Что он задумал?»

      «Я больше не отступлю. Вот увидишь. Сакура, ведь я…»

      И ещё один.

      «Он… идёт сюда?»

      «Я в самом деле…»

      Шагнул дальше. За ней. И ещё дальше.

      Рядом с ним вдруг появились призраки прошлого.

      — Боги, Бакаши, ну ты и долго решался, — фыркнул Обито, но его быстро прервала Рин:

      — Обито, будь с ним помягче.

      — Как же! Ты видела, он чуть её не упустил! — крикнул на её просьбу Учиха.

      Рин на эти возмущения лишь снисходительно улыбнулась. Протянула Какаши свою маленькую руку.

      — Ну же, Какаши. Тебе просто нужно к ней подойти.

      Он посмотрел на неё немного печально, повёл глазами выше и улыбнулся ей искренне:

      — Спасибо, Рин. Но этот шаг я сделаю сам.

      А после ещё один и ещё. Какаши пойдёт дальше уверенно. В своё новое будущее. К ней.

***

      «Что происходит?» — Сакура шокированно отступила назад.

      Несмотря на накрывший их дождь, Какаши шёл быстро, почти сорвался на бег. Девушка осталась на месте. Всё-таки не ушла. Побоялась. Опять.

      «Ничего, моя милая. Ты можешь бояться. Ведь прямо сейчас я тоже боюсь».

      Подумал в последний раз и таки подошёл к ней. Через пару шагов остановился. Попытался отдышаться. Сакура в то же время пыталась хоть что-то понять. Осмотрела его со смятением в зелёных глазах. Остановила свой взгляд на груди, повела выше. Взглянула в глаза и тут же вдохнула с чувством, ведь увидела в этих глазах что-то новое. Неизведанное до сих пор, неизвестное. Чувство радости, счастья, мальчишеского азарта. И, возможно, может ей показалось, любви.

      Какаши посмотрел на неё, выдохнул с улыбкой на лице:

      — Прости. Я не всё сказал.

      Сакура вздрогнула, посмотрела испуганно. В глазах удивление, на губах тот же вопрос:

      — Что ещё…

      — Мне нужно кое-что тебе сказать. Послушай, пожалуйста. — Взглянул на неё серьёзно. Сакура кивнула. Слушает.

      Какаши вдруг стало неловко. Всё. Хватит уже отступать.

      — Я не могу быть твоим другом не потому, что я этого не хочу, — начал он издалека. Дал себе время прийти в себя. — Просто ты мне… Ты мне нравишься, Сакура.

      Посмотрел на неё прямо и остро, встретил такой же взгляд. Сакура нахмурилась, захотела уточнить, но Какаши собрал в себе крупицы смелости и пошёл ещё дальше:

      — На самом деле, это не совсем так, — замялся неловко. Запутался в своих словах. Сакура всё ещё слушает. Какаши вдохнул, набрался смелости и продолжил: — Я… кажется… я… — вдохнул побольше воздуха и… — …люблю тебя, — выдохнул наконец из себя. Удивился, насколько всё стало легко и просто. Стоило всего лишь произнести те самые громкие слова.

      Посмотрел в надежде на девушку, та замерла на секунду, а в следующую покраснела до кончиков ушей. Дёрнулась всем телом, опустила свой взгляд себе в ноги, неловко перебрала пальцами подол юбки. Какаши начал сразу нервничать.

      «Он сейчас правда это сказал?»

      Сердце его сорвалось вдруг с ритма, румянец проступил на щеках. Он снова замялся, слегка поёжился и сделал шаг назад.

      — Э-э, прости, ты, наверное, не ожидала… — Отвёл от неё глаза и неловко почесал затылок рукой.

      Попытался отступить. Сакура не позволила. Схватила его за рукав кофты, подняла свою голову, в неверии открыла глаза. Спросила, пытаясь не заикаться:

      — Т-ты сейчас… мне… в любви признался? — Какаши покраснел ещё больше. Попытался выдернуть руку. Как же, вцепилась, никак не отпустит.

      — Я… это… — неловко продолжил. Он что?

      Сакура в шоке открыла рот. Отвела вновь глаза, покраснела ещё больше, но руку его не отпустила.

      «Что, снова смелая?» — хотелось бы ему спросить, но ждёт её слов. Её приговора.

      Сакура же взглядом проведёт по его фигуре, взглянет чуть выше и посмотрит прямо в глаза. Сглотнёт небольшой ком в горле и сама вдруг решится:

      — Ты сказал «кажется». То есть ты не уверен? — спросит, стараясь не нервничать. Не получится, слишком момент напряжённый. Слишком внимательной сейчас нужно быть.

      — Прости. Я не совсем понимаю, как это должно быть, — начнёт лепетать он. Она на подобное сразу нахмурится. Какаши постарается снова исправиться. — Но… я хочу узнать. Прости, что так. Я раньше…

      — …никого не любил? — закончит она за него. Так вот оно что. Ясно.

      — Вроде того. Эм… прости, если расстроил, — выдохнет с грустью.

      — Нет, всё не так, — поспешит заверить она. — Я тоже… — замнётся, прикусит нервно губу.

      — Что тоже? — не выдержит он напряжения. В уме себя отругает за спешку. Спокойно, Какаши, дай ей сказать.

      Посмотрит на девушку, та сразу опустит голову и спрячется в волосах.

      — Тоже это… ну…

      Он затаит вмиг дыхание. Перестанет вырываться с её крепкой хватки, осмотрит её с немым вопросом в глазах. Наострит уши, прислушается.

      Сакура тем временем постарается хоть как-то дышать. Господи, он ей признался, да? Только что. Она правильно всё услышала? Надо ж ответить и быстро!

      — Я… тоже, ну, знаешь… — Переберёт неловко рукой складки его кофты. Какаши на движение не отреагирует. Только сделает маленький шаг ближе. К ней.

      — Не знаю, скажи, — выдохнет он. Его сердце ещё больше не выдержит. Хватит. Оно и так измучено ожиданием.

      — Тоже… л-люблю тебя, — выпалит Сакура шёпотом и испуганно закроет глаза. Всё. Приехали. Дальше будь уж что будет.

      Какаши уставится в шоке на девушку. Хоть он и надеялся, услышать всё вслух было всё же внезапно. Вот значит как. Они любят друг друга. Улыбнулся счастливо. Вот оно как. Дал себе минуту-другую на осознание. Сакура тем временем открыла глаза. Улыбнулась неловко, подняла свой взгляд на него и прикоснулась неуверенно к его руке.

      «Всё же боишься, глупая. Больше не надо. Я теперь рядом».

      Какаши улыбнулся в ответ, коснулся её руки, что держала его за кофту и медленно переплёл свои пальцы с её. Сделал ещё один шаг. Стал к ней впритык, второй рукой снял медленно маску. Сакура на это движение вмиг покраснела. Куда уже больше. Улыбнулся ещё раз, увидев её реакцию, наклонил свою голову к ней и коснулся её лба своим. Вокруг них дождит, но рядом с ней… остался их маленький купол надежд и желаний. Его маленькая мечта. Вот так рядом. И он вместе с ней.

      «Не отпущу больше, глупая», — счастливо подумал. Опустил свою руку, держа её в ней. Другой провёл выше, к лицу. Погладил костяшками по щеке, опустил руку чуть ниже, к губам. Сакура на эти движения в шоке открыла глаза. Посмотрела в его глаза, тут же отвела свои и начала вдруг суетиться.

      — Ну я… это… — Какаши на её смятение лишь улыбнулся. Спросил:

      — Можно? — кинул взгляд на её губы. Сакура лишь успела легко кивнуть.

      А Какаши вдруг умер. И успел возродиться. Вспыхнуть словно Феникс в ночи. Ведь теперь… ему можно коснуться. Попробовать наконец её губы на вкус, воплотить в этой реальности все его сны. И Боги, о, Боги вновь посмеялись над ним. Ведь те сны ничто по сравнению с ней. С тем, что он может сейчас снова чувствовать.

      Прикоснулся аккуратно своими губами к её, положил свою руку ей на затылок и двинулся ближе. Накрыл собой, укрыл от дождя, спрятал от мира. Обнял своими руками, провёл по хрупким плечам. Сакура сразу ему поддалась. Чуть не упала, не выдержав силы момента. В неловкости уронила небольшой зонт. Какаши её удержал, не мог сейчас по-другому. Не собирался её отпускать. Никогда.

      «Обопрись на меня. Я стану твоим плечом. Я всегда буду рядом, стану защитой. Тем щитом, за которым тебе не придётся сражаться. Стань моим сердцем, моим лучом счастья, моей малой вселенной. Просто будь со мной рядом и позволь мне тебя полюбить».

      Все его мысли враз потерялись, стоило к ней прикоснуться. Поцеловать. О, он мечтал об этом всё это время, жил этим, страдал и даже боролся. Пытался сражаться со всеми невзгодами, открыл своё сердце и отдал он ей. Всё бросил ради неё, жизнь свою и даже больше. Узнал на примере своём, что значит любовь. И как раньше справлялся совсем без неё?

      Какаши Хатаке никогда никого не любил. Не знал, как это. Не пытался понять. А когда понял, осознал все свои чувства, то узнал: любовь и есть жизнь. Без неё мы безвластны, без неё мы слабы. Та любовь воплощается в жизни, в семье. В ярких чувствах, в улыбке, в глазах. И глаза его прокляты, её — чистая святость. И он отдал бы всю жизнь, чтобы вечно смотреть в них. Любить их, желать их, просто быть рядом.

      Как весеннее солнце, как июльский ливень, как её немой сторож, что стал бы личным щитом. Он увидел в её глазах отголоски себя. Своего мира. Своих личных надежд, своих хрупких желаний.

      И теперь он не знал другой жизни. Без неё в ней.

      Опавшие листья развевались на шумном ветру. Укрывали их от дождя, оберегали их души. Дарили новый их мир, строили заново их ожидания. Мешали ощущения, возрождали старые чувства. Творили новое, неизведанное, но такое любимое. Терпкое, сладкое, чистое, как роса на листу. И они утопали вновь и вновь возрождались. Плыли по течению новому и новой судьбе.

      Июльские дожди принесли долгожданное счастье.