Наступил долгожданный день, когда хозяин ездовых собак наконец дал добро на выезд из города. Члены команды после короткого совещания почти единогласно решили, что за упряжку платит Барадун, так как у него больше всего золота. Сам Барадун был, конечно, против. Шира, приготовившаяся внести пятую долю оплаты, повременила с этим и не зря: так ей удалось сберечь целых шестьдесят серебряных монет. Совесть лучницы протестовала, в то время как здравый смысл твердил, что в любой момент что-то может пойти не так с ее странными спутниками и она не должна остаться без средств к существованию. В конце концов ее лук, дальнее зрение и умение читать следы кое-чего стоят.

Упряжкой правил Боджер. Он вообще неплохо управлялся с собаками и, кажется, беседа с ними доставляла ему больше удовольствия, чем с людьми. Остальные сидели в санях, пытаясь укрыться от встречного ветра и развлекая себя, кто во что горазд.

Грег вдруг выпрямился и сложил руки у груди. Выражение лица и голос его смягчились, когда он произнес:

— Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет…

— Эй, Грег, — со смешком прервал его Боб, — а чем пахнет Гоблиетта, знаешь? – И, повернувшись к Шире, пояснил: — Грег у нас актер любительского театра, репетирует пьесу «Гномео и Гоблиетта».

— Ты молодец, Грег, — заметила лучница. – В столице часто идут представления, я бывала на нескольких. Хотел бы играть на большой сцене?

— Истинный актер везде актер, даже наедине с собой, — глубокомысленно отвечал Грег, отчего Боб прыснул.

— Не могли бы вы, пожалуйста, заткнуться, — промолвил Барадун, не отрывая взгляда от страниц книги. Он сделал в воздухе легкое вращательное движение рукой. Боб, заметив это, дернулся и едва не перевалился через борт саней, но ничего не произошло.

— Полегче! – проворчал эльф. Ненадолго повисло молчание, затем, смерив Ширу взглядом, он поинтересовался: — Так что, любовь к приключениям это у вас семейное?

— Нет, братья помогают отцу или заняты в поместьях. Наемница только я.

— Бр-р-ратья… — вдруг прорычал Боджер.

— О нет!..

— Братья – самые отвратительные существа на свете, — продолжил вдруг голиаф как бы себе под нос, громко, но не оборачиваясь. – От какого-нибудь жаболюда или гниломорда ты ждешь подставы, от брата – никогда. И вот они выбирают удобный момент, чтобы вонзить тебе нож – или молот – в спину! А ведь брат – это, казалось бы, человек, который должен знать тебя как никто другой, тот, кому известны все твои чаяния и надежды. Но наступает миг, один лишь краткий миг, когда произносится лживое слово – и все предано, забыто, растоптано! Какое же ядовитое коварство нужно носить в своем черном сердце, чтобы окропить им оковы братского единства и не признать при этом собственной вины!..

Боб прикрыл глаза рукой и откинулся на бортик. Он надвинул шерстяную шапку себе на глаза, скрестил руки и как будто уснул, хотя и не умел спать.

— …Казалось бы, что заставляет грабить родного брата, отбирать у него то, что принадлежит ему по праву? Неужели злобная зависть способна…

— Можешь превратить его в овцу? – тихонько спросил Грег у Барадуна. Тот ответил, по-прежнему не высовывая носа из книги:

— Это ничего не изменит, просто вместо слов мы будем слушать блеяние.

Шира начала догадываться, почему голиаф в обычное время был таким молчаливым – очевидно, набирался сил перед очередной многочасовой речью. Так они и ехали остаток дня под гундеж Боджера, как бы ни к кому не обращенный, но долетавший до слуха каждого.

Ближе к вечеру, — а точнее, когда бледное солнце, которое и так едва выныривало из-за горизонта, окончательно потонуло за краем земли, а темно-серое небо местами украсили зеленоватые сполохи, — Боб спросил Ширу, умеет ли та петь.

— А то давит на меня вся эта ледяная пустошь, чувствую себя, как таракан под тапкой.

— Конечно, умею. Спеть?

— Ага.

И Шира запела:

Моя молитва летела вдаль за тобой,

Мое сердце билось в твоей груди,

Помнишь, я обещанье дала –

Когда умрешь, за тобою следом уйти?

Боб было зевнул, но оборвал себя на половине зевка, услышав где-то вдалеке волчий вой.

— Давай-ка повеселее что-нибудь, — пробормотал он, опасливо вглядываясь в темноту.

— Ладно. Что тебе по душе? «Он оставил глаза на кусте остролиста» или «У чертовки два копыта: черное и белое»?

— Обе!

Шира пела, а Боб подпевал, пока Барадун корчил недовольные рожи. Наконец Боджер объявил привал.

К этому времени лучница уже чувствовала, что успешно влилась в отряд: ее спутники шутили с ней так же жестко, как друг с другом, и старались перекинуть на нее побольше работы.

— Умеешь обращаться с животными? – спросил ее голиаф.

— Ну… я знаю, что с животными, как и с людьми, главное — убедить их, что не представляешь угрозы.

Однако Боджера не слишком интересовали философские отступления.

— Проверь упряжь, а я осмотрю лапы собакам. – Сухо ответил он.

За упряжь платил Барадун, не самый вежливый из покупателей, так что Шира боялась обнаружить брак, но ремни и крепления оказались на удивление качественными.

— Хорошая кожа, — заметила лучница. – У меня было столько походов за разными шкурами… Однажды барон Ле Голь нанял отряд для доставки кожи одной змеедевы: она якобы соблазнила его юного сына, и тот умом тронулся, когда прекрасная девица в его руках превратилась в большущую змею. У них было логово в Шумном лесу. Однако королева змеедев вместо кожи своей подданной отправила кожу удава, покрашенную в золотой цвет. Когда правда вскрылась, барон рвал и метал и стал собирать отряд, чтобы перебить всех змеедев. Ну, я в таком не участвую, так что забрала плату за первый поход — и в добрый путь. Не знаю точно, чем все закончилось, но ходили слухи, что сыночек барона сбежал к змеедевам.

Боджер в это время задавал собакам корм. Оторвавшись от своего занятия, он поинтересовался как ни в чем не бывало:

— Ты что-то сказала?

Шира догадывалась, что голиаф не издевается и действительно пропустил мимо ушей все ее слова. Его, похоже, из всех историй интересовала лишь та, что творилась здесь и сейчас – ну и семейная, про молот.

Устроили собак на ночь, разбили палатку на четырех человек, поставили походную жаровню. Дым уходил через отверстие в потолке.

— Все облегчились? – поинтересовался Грег. Товарищи неохотно ему отвечали. Тогда фермер-изобретатель выбрался наружу – никто даже не взглянул в его сторону.

«Что, интересно, происходит?» — подумала Шира. Она разоблачалась, готовясь ко сну: отстегивала ножны и колчан, складывала портупею. В изголовье, под спальный мешок, лучница спрятала длинный узкий кинжал «жало».

Снаружи раздался хлопок и крик Грега. Шира резко села, сжав рукоятку кинжала, но кроме нее никто и не шелохнулся. Наконец Боб глянул в ее сторону и лениво пояснил:

— Опять сам попался. Устанавливает ловушку на ночь.

— А…

Даже когда Грег вернулся, Шира еще долго ворочалась, слушая, как за полотняной стенкой заметает ветер и собаки возятся неподалеку, но никак не могла уснуть. Боб, устроившись у жаровни на сложенном вдвое спальнике, похлебывал из Грегова кувшина. Заметив, что лучница, приоткрыв глаза, смотрит на него, Боб усмехнулся и пояснил:

— Сегодня таласское. Хочешь?

Барадун спал в обнимку с книгой заклинаний, Грег жалобно постанывал во сне, Боджер лежал в торжественной позе, подложив под голову свернутый в рулон плащ, скрестив руки на груди, и иногда всхрапывал одним носом.

— Да я не то чтобы люблю вино…

Однако Шира выбралась из спального мешка и уселась напротив Боба.

«Если хочу еще что-нибудь узнать, надо пить», — с легким сожалением сказала она себе и, приняв кувшин, сделала пару глотков.

— Довольно… пряное.

— Ага. Так что, сколько уже по свету мотаешься? Больше десяти лет?

Шира не удержалась от усмешки.

— Больше. Лет тридцать, наверное.

— Э… это ж сколько тебе?

— Полвека.

— Ну, для эльфа это заря юности, а для тебя… — Боб не стал считать, его нос скрылся в кувшине. Оторвавшись от горлышка с такой неохотой, словно это были губы хорошенькой девушки, он наконец спросил: — Что там за позорная история, о которой ты хочешь забыть?

— Все не совсем так. – Шира вздохнула. – Один из моих старших братьев… — Лучница понизила голос, невольно стрельнув глазами в сторону Боджера. – Шелли родился особенным. Лет до шести родители считали его дурачком и прятали от глаз посторонних, но оказалось, что брат просто не понимал половину слов – не воспринимал некоторые звуки. Он долго не разговаривал, а когда заговорил, это было ужасной и бессмысленной мешаниной звуков. Однажды Шелли выбрался из замка, обманув няньку с такой хладнокровной хитростью, которой от него никто не ожидал. Ему повезло: он встретил мастера Короса, ответственного за летописание, и не попал ни в какую беду. Сообщив в замок, мастер Корос испросил позволения задержать мальчика у себя. Поставив несколько опытов, он пришел к выводу, что мальчик не идиот – он сообразителен и хитер. Наблюдая за ним, мастер научился понимать Шелли и даже обучил его более-менее связной речи. В общем, брату повезло. Много лет прошло с тех пор, Шелли стал довольно знаменитым коннозаводчиком. Он не женился и не завел семью, но, кажется, чувствует себя преотлично в своем поместье. Удивительно, но он единственный из всех моих братьев нашел призвание в жизни.

— Так, стоп… Так это он вывел шеллийскую породу? Скакуны Шелли – это его лошадки?!

— Ага. – Шира улыбнулась.

Боб присвистнул.

— Только при чем тут ты?

— У нас большая разница в возрасте, брат был уже взрослым, когда я родилась, но все же он до сих пор косноязычен. Долгое время я считала, что страдаю чем-то похожим, и никто не объяснил мне, насколько это серьезные и не имеющие оснований подозрения. Волнуясь, я не могла связать двух слов или путала слоги. Братьев это забавляло, а родители… Будущее показало, что даже самая правильная речь из моих уст для них что-то вроде пыли из-под копыт.

— М-м…

— В девятнадцать я сбежала из дома и отправилась «путешествовать». Года через два меня взяли в отряд из-за моей меткости и кое-каких навыков бойца (не буду рассказывать про уроки фехтования в той дрянной школке). Кто-то прознал, что я из Андермунов, и когда пришло время – по прибытии в пункт назначения – доложиться герцогу, командир попросил об этом меня как человека, знакомого с правилами этикета и хорошего тона. – Шира вздохнула. – Всего-то надо было сказать: Ваша Светлость герцог Дитхен Лассердаг…

— Ну?..

— Ну, я и сказала: Ваша Светлость герцог Дикхэд Лэзердак.

— Пха-ха-ха… — Прыснул Боб, схватившись за живот. – Ха-ха, ваша светлость…

— М-да. Был в том отряде шустрый паренек, с которым мы пересеклись по другому делу несколько месяцев спустя. Он вроде как держал язык за зубами, и я уж было поверила, что та история не всплывет. К тому времени я много занималась своей речью, и в целом знала, как побороть волнение, так что не почуяла подвоха, когда командир – по подсказке моего бывшего соратника, конечно, — предложил мне от лица отряда приветствовать генерала Теариса. В защиту командира скажу: он не ведал, что творит.

— А с Теарисом-то что не так?

— Ничего, кроме того, что он оказался женщиной. Кто бы мог подумать? Внушительная фигура, полный доспех, уродливое лицо… «Выражаем глубочайшее почтение господину генералу…» Видел бы ты, как эта дама, черт бы ее выдрал, взбеленилась! Оказалось, что ей наступили прямо на больную мозоль… Ну откуда, откуда мне было знать?!

— Ха-ха-ха… — надрывался Боб. Он утер глаза, как будто на них выступили слезы. – Должен признать, уж прости, но ты заслужила свое прозвище…

— Лет пять мне понадобилось, чтобы заработать хорошую репутацию и стереть два этих позорных пятна из моего прошлого. Но еще какое-то время на моем жизненном пути встречались их непосредственные свидетели. Счастье, что век человека недолог: теперь все они в могиле или на пенсии.

— За тебя, Шира Шейм Андермун! – Боб приподнял кувшин, а затем залпом осушил его наполовину. Утерев рот, он добавил: — Теперь не так скучно по ночам.

На мгновение светлые глаза лучницы сощурились, буравя лицо эльфа, выражение их сделалось странно-серьезным, но затем она улыбнулась.

— Что ты еще хочешь знать?

— Утоли мое любопытство: что это тогда было с тем лейтенантиком? Ты не знала, что тебя вышвырнут вон, если покажешь зубы? Не поверю, что подобное случилось впервые.

— Если бы… Просто я к другому привыкла. Знаешь, командир отвечает за членов отряда, он связан договором с нанимателем, так что лапать своих же воинов на глазах у всех… редкое скудоумие.

— Ясно. Но ты тоже, знаешь ли, не блеснула…

Шира хмыкнула.

— Знаю. Я раньше полагалась на свою силу, хитрость и осторожность. Лет двадцать это работало – до тех пор, пока однажды меня не загнали в угол и тогда помогла лишь удача… Только удача. – Лицо лучницы омрачилось неприятными воспоминаниями, но она быстро стряхнула их с себя. – Тогда я купила одну штуку… У одного талантливого волшебника. Что-то наподобие талисмана, накладывающего чары – они действуют, пока талисман при мне.

— Но это ненадежно: талисман может потеряться, его могут забрать или украсть…

— Я вшила свой под кожу.

Рука Боба застыла на подлете ко рту.

— Куда?.. – сглотнув, спросил он.

— О, об этом я не треплюсь.

— Ладно, и как же работает этот талисман?

Шира пожала плечами. Она забрала у Боба кувшин и сделала пару глотков.

— Как чары. Допустим, ты хочешь защитить то, что у тебя в штанах. Талисман заставляет любого, кто туда сунется, узреть нечто… что-нибудь, что сам пожелаешь нужным: отвратительную жабу, ядовитую змею, раскаленную кочергу – да что угодно.

Боб, совершенно заинтригованный, слушал, едва ли не затаив дыхание.

— И что… у тебя?

— Записка от матери: «Как тебе не стыдно, сынок?»

Эльф расхохотался.

— Да заткнись же… — проворчал Барадун сквозь сон и вожделенно прижал к себе объемистый фолиант.

— Представляю, если бы я нашел под юбкой у подружки записку от моей матушки… А-ха-ха, такое может надолго отбить желание… Стоп, а если злоумышленник не умеет читать?

— А это не важно. Никакой записки все равно нет, только эффект чар. Он испытает такое ощущение, как если бы…

— Понял. И сколько такое стоит? Я подумаю, может, и мне надо…

— Ну, учти, что ты не сможешь отменить чары по своей воле. Их может преодолеть только по-настоящему сильный маг, ну или тебе придется избавляться от талисмана каждый раз, как решишь поразвлечься.

Боб всерьез задумался.

— Хм, не, мне такое не подходит. Так сколько, говоришь?

— Двести золотых.

Боб присвистнул.

— Я копила два года, и то мне повезло, что попалась удачная миссия. Зато теперь вот могу спокойно пить с незнакомцами и не ждать подвоха. – Шира подняла кувшин, как бы чокаясь, и пригубила вино, которое каждый раз прибывало до краев.

Эльф уважительно поджал губы и кивнул.

«Отлично, — подумала лучница, — теперь самое время расспросить его о той тьме…»

— Прошу прощения!.. – Полог палатки отодвинулся в сторону. – Я услышал голоса и подумал, не слишком ли дерзко будет с моей стороны зайти на огонек…

Пламя жаровни осветило лысую голову, нырнувшую внутрь, и длинную темную бороду. Боб уставился на ночного гостя и, обескураженный его бесцеремонностью, кажется, лишился дара речи.

— Что?.. Как?.. Ты кто вообще?!

Гость уже целиком оказался в палатке. Он не отличался высоким ростом, носил стеганую одежду и кутался в плащ.

— О, добрый сэр, я просто одинокий странник, скитающийся по заснеженной пустыне… Я ищу лишь яркий огонь и хорошую компанию. Вы так смотрите на меня… Понимаю: я так уродлив! – Руки в кожаных перчатках взметнулись к носу незнакомца, будто он хотел скрыть за ними свое лицо – вполне обычное человеческое лицо с большими голубыми глазами.

— Чего? – ошалело переспросил Боб.

— Мое уродство оскорбляет ваш взор, я понимаю… — жалобно продолжил гость. – Все так реагируют на бедного Гринна… Но, уверяю вас, за страшной мордой драконорожденного скрывается чистая душа!

— Эй, все! – воскликнул эльф. – Поднимаемся, к нам тут пожаловал драконорожденный.

Боджер сел на постели и одновременно привычным жестом положил на колени двуручный топор. Грег нервно подкинулся и начал протирать глаза. Барадун приподнялся, незаметно заталкивая под одеяло книгу заклинаний.

— Позвольте представиться, — если только я не слишком уродлив для того, чтобы представлять самого себя, — драконорожденный Домино Гринн, Одинокий странник Мертвой мерзлоты.

— Домино? – переспросил Барадун. Со сна левый глаз у него был больше открыт, чем правый.

— Драконорожденный? – удивился Грег. Он разглядывал лицо новоприбывшего и не замечал на нем никаких признаков принадлежности к драконьей расе.

— Очевидно. Вы можете заметить это по моему ужасному облику.

— Да хватит уже! – возмутился Боб. – Нормальное у тебя…

Тут Грег швырнул в эльфа своей шерстяной шапкой, а когда тот обернулся, сделал страшные глаза.

— Чего тебе?!

Фермер-изобретатель придвинулся ближе и шепнул на ухо товарищу: «Может, не надо его разубеждать? Парень, кажется, верит, что он драконорожденный».

— И че?

Грег вздохнул.

— Просто оставь его в покое… Добро пожаловать, Домино Гринн, что привело тебя в нашу палатку?

— А ты имеешь какое-то отношение к клану Домино? – поинтересовался Барадун, перебивая Грега.

— О, да! Это мой клан, я урожденный Домино.

— И знаешь мастера Пэдрика? Он твой родственник?

— Мастер Пэдрик… — Большие голубые глаза незнакомца наполнились слезами. – Мы родственники, почти кузены. Как давно я не видел Пэдрика! Я так скучаю по нему… А вы видели Пэдрика? Он где-то неподалеку?

Гринн говорил так жалобно, с такой надеждой в голосе, что это не могло не вызвать сочувствия.

— Мы направляемся к нему, — ответил Барадун. – Если хочешь, можешь составить нам компанию – если внесешь свой вклад в общее дело, конечно. Какая от тебя польза?

Грег завозился на месте, перебирая руками край плаща сидевшего рядом Боба – очевидно, ему было неловко за грубую прямоту Барадуна.

— Да, в чем твоя польза? – Хмуро поддержал мага Боджер. Его большая рука все еще лежала на древке топора.

— Я жрец, поклоняюсь Свету и черпаю в нем силу духа. Мои благословения и молитвы исцеляют больных и направляют на путь истинных тех, кто от него отступился.

— О, лечение всегда пригодится, — заметил Боб и протянул Гринну кувшин с вином. – Глоток талассийского?

Во время этой беседы Шира незаметно переместилась к своему спальному мешку и вновь отыскала рукоятку кинжала. Несмотря на ночные возлияния, мыслила она достаточно здраво и была удивлена легкостью, с которой ее соратники приняли странного незнакомца.

«Какой-то непонятный человек, считающий себя драконорожденным, шастающий ночью по снежной пустыне в одиночку… Бросил пару слезливых фраз – и вот, добро пожаловать! – Лучница сердилась не только потому, что теперь ей предстояло бдеть до утра, но и потому, что Гринн прервал ее важный разговор с Бобом. – Я столько выложила ему, чтобы его разболтать, и все напрасно!»

Ее товарищи как ни в чем не бывало улеглись спать, а Боб продолжил пить и беседовать с гостем – о погоде, ездовых собаках, Десяти с половиной городах и Пэдрике – и вообще ничто из этого не имело ни пользы, ни смысла. Так, по крайней мере, казалось Шире.

Остаток ночи прошел спокойно, а утром все снова двинулись в путь, только на этот раз в повозке стало на одного пассажира больше. Лучница, которая не спала до утра, позволила себе задремать сидя. Иногда она просыпалась и слышала сквозь сон обрывки разговора.

— Нет, у меня особо нет здесь друзей – сами понимаете, насколько я уродлив…

— До Вэстхейвена еще только один день пути…

— Старина Пэдрик, он всегда был так ласков со мной!

— Повезло вам, что вы вместе. Тяжело бродить по снежной тундре в одиночку…

Ближе к вечеру, когда все уже с нетерпением ждали ночлега, Шира готова была признать Гринна полезным: он рассказал больше об истории с шахтерами, в которой им предстояло разобраться.

— Погибло пятеро человек – это случилось две недели назад. Они отправились на встречу с Ледорубом, магом, который уже много лет живет на отшибе Вэстхейвена, где-то на его северо-западной окраине. Дровосек по имени Гертгрог видел, как Ледоруб их всех перебил прямо у подножия своей ледяной башни: исчезал, появлялся за спиной одного из шахтеров, вонзал кинжал и снова исчезал…

— А раньше этот маг убивал людей? – поинтересовался Барадун. – Какая у него вообще здесь слава?

— Ну, он одиночка, живет сам по себе уже много лет, в полном одиночестве.

— Как ты?

Гринн оскорбился.

— Почему как я?

— Ты же сам про себя сказал, что ты одиночка.

— Но я же стараюсь общаться с людьми! Я не заперся у себя в башне, я иду на контакт, общаюсь с людьми, делаю усилие над собой, хотя знаю, что им неприятен! – Домино Гринн так яростно защищал себя, что даже Барадуну стало неловко.

— Ладно, — грубовато-примирительно сказал он, — не хотел тебя обидеть.

— Мы очень рады, что ты теперь с нами, — добавил Боб.

— Приятно, когда к отряду присоединяются действительно полезные соратники, — заметил Боджер, внушительно посмотрев на лучницу.

«Прекрасно! – подумала Шира. – Кажется, все в восторге от нашего нового приятеля. Но, по крайней мере, я больше не чувствую себя новичком».

— Так что с Ледорубом? – поинтересовалась она. – У него есть имя?

— Да, конечно. Ледорубом его называют из-за магии льда, которой он мастерски владеет. По-настоящему его зовут Яррис Златорог.

— Златорог? – Боб фыркнул. – Он что, тоже драконорожденный?

— Я его никогда не видел, но вроде бы он человек.

Что ж, вскоре им предстояло встретиться с этим «вроде бы человеком».