Не в силах больше терпеть эту тишину, я встала со своей окаменевшей кровати, но тут же почувствовала боль от своих малоподвижных конечностей. Мои шея, спина, плечи - всё отказывалось двигаться. Ещё минуту я просто пыталась пережить эту боль, сидя и не шевелясь. К ней можно было привыкнуть - достаточно опереться на что либо, подумать о чём-то что поможет это пережить. Едва ли это самая страшная боль, которая могла быть. Я смогла встать, но дальше я не могла пройти, чтобы не наступить на какую-либо вещь на полу. Расталкивая пыль и мусор, я пыталась взять с пола свою форму. На ощупь она похожа на полотно. "Офицер связи. Ариана Йонг. Миссия Пенроуз-512", как на эпитафии написаны эти на моей форме. Я могла бы свободно перемещаться даже в своём ночном платье по этому кораблю, но из-за того насколько становится грязно на нём, мне не хотелось портить единственную вещь, которую мне нравилось носить.

Мысль об уборке до этого момента ещё не посещала меня, даже маленьким, едва уловимым мигом в остатках моего разума, но теперь упаковки от рационов, испачканные в охре кисточки, бумажки и книги, открытые на случайных страницах, застыли, также жёстко, как и форма на мне.

Эта пыльная, захламленная мусором комната, и тьма в ней не хотели, чтобы я уходила. Любое движение давалось с болью. Все раны, что так и не зажили из-за моей беспомощности, сковывали конечности, чтобы я не уходила отсюда. Я, как и моя комната, могла бы покрыться ржавчиной, стать словно улицы Ротфронта, чьё проклятье упадок и опустошенность, передалось через меня. Чтобы не сломать себе спину и подобрать книгу, которую я неосознанно выкинула во время сна, я подошла к ящикам как можно аккуратнее. Это был "Король в жёлтом". Хорошо, что обложка и страницы не повредились. Это была моя любимая книга. Из труб рядом с дном ящика я услышала металлический ритмичный стук. Всегда, когда я слышу какие-либо необычные звуки, я надеюсь, это мыши или крысы. Я хочу верить в то, что они обитают где-то за теми коробками и подъедают остатки овсянки из моих рационов на полу. Может я смогла бы дать им имена, если бы увидела их, или предложить им попить воды, почувствовать теплоту и мягкость меха маленького тельца в моей руке, но понимаю - это невозможно. Дезинфекция корабля ещё до начала полёта убила любой организм, который мог бы здесь жить. Некогда царившая стерильность, теперь забыта под слоем пыли. Резко моя спина заболела, когда я подняла книгу. Даже это осознание не вызвало во мне ничего, что бы я могла назвать чувством. Я уже не раз надеялась что, что-то сможет измениться на этом корабле, как во сне, с помощью одного лишь желания или силы мысли, пропадет боль и затянутся раны. В сухом расчёте, при полном понимании того что происходит, с ненавистью, я догадалась, что проснулась, та что чинит этот корабль - реплика. Эти убогие существа должны были помочь освоить горизонты нового светлого будущего для человека. Всего лишь нужно ждать и надеяться, пресмыкаться перед этими железными тварями, что сметают всё, исполняя исключительно волю Нации. В инструкциях о выживании в экстренных ситуациях написано, что выживаемость реплики составляет на 800 процентов больше, выживаемости человека в миссиях подобных "Пенроуз", и поэтому вы обязаны всеми средствами продлить жизнедеятельность реплики... Зачем писать подобное в инструкции, что даётся в первый день миссии? Хотела бы я отказаться от знания причины, по которой эти инструкции написаны...

Последние три года перед миссией "Пенроуз" я не жила. Впрочем... последние пять лет? Нация пришла в мой дом и не оставив выбора отправила меня на службу, чтобы я стала "полезным и примерным гражданином". Я поминала как медленно теряла своё здоровье, оскверняла разум "правильными" знаниями и законами Нации. Помнила как жить в страхе перед войной, будто бы она совсем рядом. Оно будет смотреть из темноты улиц, путей железных дорог, осквернённого неба - отовсюду, чтобы ты никогда не забывал о страхе. Каждый становился перед ним "примерным гражданином". Ещё до службы я выражала протест теми идеями, которые казались мне правильными: о том, что человек волен сам выбирать, как ему жить; что ему не нужно постоянно страшиться войны и контроля тех, кто сделает ему больно, что справедливость всегда поможет, пока есть хотя бы один, кто встанет и поможет другому человеку. Говорила о том, что писали в запрещённых книгах, о чём на самом деле говорится в картинах - о их настоящем смысле, не осквернённым страхом. Даже банальный расклад карт Таро мог вселить в человека покой, радость, надежду. Глупые фильмы, где главный герой всегда побеждает зло. Когда правда проявляла себя и люди, что наконец-то смогли к ней прикоснуться, чувствовали себя счастливыми и полными надежд - становились самыми прекрасными моментами, которые я когда-либо видела. Все кого я помнила, либо открещивались от этой правды, либо их уничтожала Нация. Теперь от того прекрасного остались лишь воспоминания. Я смогла это сохранить, пройдя через службу, пройдя через её машину и зверя.

Выйдя из своей комнаты, вновь увидела эти железные коридоры, испачканные в мазуте, спустя недели заточения. Здесь ничего не изменилось - те же следы на полу, тот же мусор. Я знаю наизусть этот корабль. Я переделала все, что можно было, написанное в инструкциях, что мне надоели все этапы и действия в них. Всё те же трубы вдоль стен и монолитная металлическая плита и мазут. Дорога до кабины пилота, что проходила через главный коридор. И всё равно в моей голове звучат слова из книги, которая до жути явственно шепчет: "прочь из города... прочь из этого мира" - но теперь мне противно это слушать, будто насмешка надо мной. Мне нужно было что-то кроме моей комнаты - хотя бы кабина пилота.

Тусклый свет единственной горевшей лампочки в главном коридоре прерывался над тёмной плитой. Настолько чёрной, что мазут казался продолжением этой плиты. Это были отверстия с вертикальной лестницей, откуда послышался металлический шаг, в такте марша. С ненавистью мне вспомнилось, что нижний этаж предназначался для хранилищ с запасами и капсулами гибернации реплик. Грязная испачканная в мазуте лестница начала трястись и вот показалась фигура - металлическая конструкция, похожая на человека. Она намного выше меня, так что мне видно, как неуклюже натянута на её каркас форма Нации. В тусклом полусвете стали заметны её светящиеся красные огоньки там, где у этого существа голова. Но вдруг, точно почувствовав мой взгляд, темнота с красными точками ответила мне своим взглядом. Я уклонилась от него. Мне противно даже пытаться разглядеть в этой темноте что-то человеческое. Вечно горящие красными точками глаза. Они постоянно направлены куда-то в мою сторону, но смотрят сквозь меня. Холодный невидящий взгляд. Я не особо помнила, как называют этих реплик, разве что знала, что в честь птиц, но я отказываюсь даже знать эти названия. Они не живые. Лишь функции, что никогда не делали ничего хорошего ни по отношению ко мне, ни кому-либо ещё. Но глаз всё равно время от времени цеплялся на миг за черты этой реплики и, постепенно, с нарастающим ужасом, она стала напоминать мне ту породу людей, с которыми я когда-то водилась. Веселых, полных энергии, с венитанским акцентом, который мне нравился, но это существо отличалась не просто отвратительной похожестью на них или тем как бы выглядела сейчас Иза, но своей особенной молчаливостью. Единственный раз, когда она говорила ещё в первые дни на корабле, были лишь: "Докладываю. Системы А, корабля Пенроуз-512 целы, аномалий в работе не выявлено - всё работает штатно, системы Б, корабля Пенроуз-512 целы, аномал...", - насколько она была похожа на речь Изы, акцентом, тоном голоса. Не помню, что я сказала ей, но после этого, оно больше не проронило ни слова, сколько бы раз мы не встречались.

Тяжело вздохнув, в уме я обратилась к воспоминаниям: "Иза, мой дорогой друг, ты становилась всё выше и выше, подбадривая меня тем, что я тоже вырасту. Ты всегда слушала меня с удовольствием. Хотелось бы забыть каждую обиду, только бы ты вернулась". Теперь же подобие Изольды передо мной имело металлические пластины и руки, поразительно похожие на человеческие, но при рассмотрении от них так и веет холодом, даже на ногах нет ступней. Ничего живого, ни кожи, ни мышц – один металлический холод. Теперь это стояло передо мной и смотрело, пока я не отвела взгляд. Тяжёлый металлический шаг продолжился куда-то в сторону медицинского отсека. Мне не стало легче от присутствия кого-то ещё на корабле. Оставшийся день я провела за чтением "Короля в жёлтом" в руке.

Шлюз кабины пилота, открываясь, впустил холодный воздух в главный коридор. Подобная прохлада напомнила мой сон, но воздух ушёл позади меня, наполняя технические отсеки холодом. Вместе с прохладой я снова увидела космос, услышала мелодию. Она позволила успокоиться после встречи с репликой и скрасить чтение. Сегодня даже звёзды в иллюминаторе не поменялись, освещая страницы книги. И снова я читала, что хотела, мне представлялась Каркоза - скудным на краски воображением, которое прерывалось на записки, сделанные мной. Открывая следующие страницы, находятся все новые и новые записи, что велись еще в школе вместе с Изой и Эрикой. Вспоминая, то, как мы гуляли после уроков и оставались то в библиотеке, то в магазинчике их семьи, становилось легче. Я снова уходила в воспоминания. Когда эти записи заканчивались, начинались те, что я вела уже тут. На многое меня не хватало - два, три предложения. Я забросила это занятие, но теперь спустя недели для меня это снова было открытием. Часами засиживаясь в неудобном кресле, читая шепотом всё, что написано в книге. Вымышленные истории о любви, смешивались с моей жизнью. Теряясь в воспоминаниях я могла долго рассматривать космос. Планеты вдали... далеко от корабля. Сигналы, волны идущие от звезды к звезде, их песни. Становясь единственной в космосе, среди звезд. Только я видела их в этот момент, космос отвечал мне тысячами огней. В их свете, видя смутные оттенки тех разговоров, прогулок с Изой. Но стоит перестать смотреть на огни - одиночество возвращалось с новой силой. Всё труднее и труднее даётся чтение, пока на глазах не выступят слезы. Веки становились тяжелее. Меня дразнят сны - не получается заснуть от усталости. Воспоминания о единственном друге. Дразнит и то, что над этим воспоминанием надругались и существо, что сотворило это, не может оставить меня в покое. Выбросив книгу и поджав ноги к себе, я обняла их. Теперь боль сконцентрировалась в одном месте, когда я прижала плечи к коленям, сгорбив спину. Дыхание учащалось, на мгновение возникло чувство, что кожа плавится, мышцы рук и ног соединяются с униформой и металлом. Кровь растворяет темноту и кожу, сращивая их в огне с кораблём. Шлюз, открывшийся позади, навлёк ещё большую тишину, нарастающую, пока моё тело растворялось. Не в силах пошевелиться в этом животном страхе. Это был момент тишины перед опасностью. В страхе снова услышать сирены, топот - что угодно, что могло прервать тишину. Не успевая вдохнуть воздух, отчаянно пытаясь, но последний выдох окончательно сломил меня. Мои воспоминания рушились, вместе с темнотой, оставляя нечто, перед которым я сросшийся кусок мяса, металла, полотна - жалкий и обессиленный.