На обратную дорогу они потратили меньше времени. По крайней мере, Астариону так показалось. «Возвращаться всегда легче, — сказал Ретт. — Уже знаешь, куда идти».

Продравшись сквозь очередную толпу нежити, на краю Перевала, там, где Всхожая тропа уходила круто вниз, они встретили небольшой караван бродячих торговцев. Пятерка дварфов, тройка гномов и парочка полуорков собирались пройти через горный хребет, огибая Проклятые земли, чтобы достигнуть Врат Балдура. Ретт сообщил им, что дорога дальше свободна, за что получил неплохую скидку на их многочисленный скарб.

«Недалеко от Василисковых ворот можно отыскать уютный постоялый дворик «Три девицы», — говорил атаман, перебирая накидки из меха и хлопка. Вытянув одну, спросил: — Почем эта?»

«Двадцать золотых, но для вас будет десять, — заявил торговец-дварф. — Уж никак приглашаете, сударь? Хватит ли у его хозяина на нас комнат?»

«У его хозяйки хватит. Еще и останется, — ухмыльнулся атаман, все откладывая и откладывая в сторону накидки, рубашки, сюртуки, штаны, ремни и украшения. — Заверните все это. Если заглянете к «Девицам», передайте привет госпоже Дю’Рин. Что-то вроде: «От Ретта с Большака с Большой Любовью». Скорее всего, она начнет поносить меня, на чем свет стоит, но вы не обращайте внимание… Ох, красота! Что думаете, мистер Анкунин?»

«Хм-м-м… Слишком вычурно, — произнес Астарион, поглаживая золоченый рукав колета. — Ему не подойдет».

«Не думаю, мистер Анкунин, что атаман собирается покупать это ему», — с тонкой улыбочкой произнесла Шэдоухарт.

Как в воду глядела. Колет сел на него идеально и, если верить словам торгашей, смотрелся на нем «превосходно». Но Астарион им не верил — он верил Ретту и его безупречному вкусу. Атаман знатно раскошелился на всю их честную компанию. Каждый получил по двум комплектам сменного платья и паре сапог; кто-то отхватил дорогое украшение, кто-то — добротное оружие или броню. Астариону досталась брошь с граненым рубином и небольшой набор ароматных масел — «все для вашего развивающегося дела». Солнце висело высоко и светило как никогда ярко; волосы Ретта в его свете отливали червонным золотом, а глаза — нежно-голубым, цветом летнего моря.

Правда, цвета эти немного потускнели, когда их бравый отряд наконец-то добрался до «Приюта Вокин». Изначально они собирались переночевать на этом постоялом дворе, однако случилась небольшая… неприятность. Глупый пустяк. Двор… сгорел. Целиком.

«Дроу. Гоблины, — проворчал Ретт, обходя тела налетчиков и Огненных Кулаков. Огненные Кулаки? Здесь?! — Кей, Лази, идемте. Поможем».

«Я с вами, — заявил Уилл, упрямо мотнув рогами. — Здесь что-то не так, я чувствую. Я должен помочь».

Атаман не стал возражать. Миледи отлеживалась после очередной ночи, проведенной в объятиях своей богини — а заодно и нестерпимой боли. Книгочей остался присматривать за ней. Астариону не улыбалось подпалить свои хорошо намасленные кудри, а потому ему выпала другая ответственная миссия. Глава Зентарим отреагировала на его доклад весьма… красноречиво. «Рвем когти, — выпалил она, закончив ругаться, а ему сказала следующее: — Передай атаману, что все почти готово. Мы никогда не подводим клиентов». Клиентов? Сквасив мину посерьезней, Астарион только кивнул.

А уже в лагере припер Ретта к стенке. Кхм. Метафорически выражаясь.

«Просто з-замечательно, — проворчал на его слова Ретт, помогая Лаэзель… купать яйцо… кхм… в бадье с какой-то дурно пахнущей жижей. — Теперь эта «Абсолют» не только изничтожает кормовые мощности и терроризирует правящие верхи, но и подрывает устоявшиеся торговые отношения. Нахалка! От нее точно надо избавиться. Да, Лази?»

«Держи, — буркнула гитьянки. Как всегда, сухо и сурово. — Не переворачивай. Я схожу за полотенцем. Оно всегда должно быть влажным. Нужны влажные полотенца. Они должны всегда быть влажными, пока ты не найдешь пристойный инкубатор. Держи прямо».

«Слушаюсь», — без улыбки кивнул Ретт.

Лаэзель тоже кивнула и ушла, чеканя шаг, с таким видом, будто обратно принесет топор палача. Истинная гитьянка, никакая Влаакит не нужна.

«Я, вероятно, скажу очень странную вещь, — проговорил Астарион, тыкая пальцем в скорлупу яйца; на ощупь она была пористая и теплая, — но… мне кажется, Лаэзель станет отличной матерью. Сразу как поймет, что это вообще такое, разумеется».

«Лази всегда все делает отлично, — хмыкнул Ретт, поглаживая яйцо, как живого ребенка. — Это хорошо… и плохо, на самом деле».

«Согласен, — серьезно произнес Астарион. — Чувство собственного превосходства плохо влияет на людей».

«Чья бы мышь пищала».

«Радость моя! Разве я оправдываюсь?»

«Скоро начнешь».

Ответить Астариону помешала Лаэзель. Решительно забрав яйцо из рук атамана, Мартышка принялась осторожно заворачивать его в полотенце, смоченное все в той же бледно-зеленой вонючей жидкости. Они отошли, бросив ей пару слов напоследок. Лаэзель даже ухом не повела. Ретт внимательно смотрел на нее.

Прозрачно-голубые глаза странно посверкивали. Наконец он выдал с чувством:

«И все-таки они очаровательны».

«Они? — ахнул Астарион и приложил ладони к щекам. - О-о-о, ты уже настолько проникся, мой милый? Ну давай. Назови ее «мамой Гит».

«Сначала ты».

«Ты ее лучший друг».

«Старшие вперед».

«На тридцать золотых».

«Сотню».

«Ты шутишь! Идет».

«Ты выиграл, держи, — Ретт взаправду полез в кошелек. — Я вспомнил, что должен поискать инкубатор от ходячих мозгов. Он хорошо служил мозгоедам. Значит, хорошо послужит и нам».

Честь оказаться победителем Астарион благосклонно принял, а вот сотню золотых — нет. Перевел их в три бутылки и несколько глотков красного, и они разошлись, очень довольные этой сделкой. Ретт нашел инкубатор в подвале дома в заброшенной деревне, а попутно рассказал Астариону, который увязался следом, что случилось в «Приюте». А также наброски планов относительно грядущей будущности.

«Ты так продолжишь врать своему дуриду? — невинно поинтересовался Астарион, когда Ретт закончил. — Мне не кажется, что это пойдет на пользу вашей… вероятной связи».

«Без тебя знаю, — буркнул Ретт и протер лицо сверху вниз. — Однако я пока не могу. Не могу решиться. Нужно столько сделать. Столько успеть».

«Не понимаю, зачем мы вообще в это ввязываемся, — проговорил Астарион. Мы?! Да. Мы. — Мне кажется, мы немного не в том положении, чтобы играть в героев… атаман».

«А какая альтернатива? — хмуро произнес Ретт, разбирая хлам и откидывая пыльные покрывала. Вдруг воскликнул: — О! Глянь, какая прелесть».

О, да-а! Оббитый железом, чуть ржавый, восхитительно хрустящий, слегка заедающий, если его открывать подходящим ключом. Астарион вскрывал этот замок с уже несколько подзабытым наслаждением. В яслях таких не было — там вообще не было замков. Видимо, никому из гитов даже в голову не приходило воровать. Неудивительно.

Старый сундук открылся с сухим тонким скрипом, точно раковина моллюска, долго пролежавшая на дне.

«Ловкач! — сказал Ретт, хлопнув его по плечу. — Есть что-нибудь ценное?»

«Пара колец и один кинжал, — монотонно произнес Астарион, немного порывшись. И так же монотонно прибавил: — Кинжал можешь отдать Гейлу».

«Он зачарованный», — выдержав паузу, заметил Ретт.

«Мне не по руке», — спокойно произнес Астарион.

«Хорошая балансировка».

Вот ведь…

«У моего лучше».

«Кольцо с рунами. В нем тоже есть чары».

…ублюдок.

«Мало. Слишком мало».

«Кудряш…»

Редкостный!

«Ох, ладно, — всплеснув руками, прорычал Астарион и сверкнул на Ретта ледяными глазами. — Ты хочешь это услышать? Пожалуйста. Да, мне нужен этот кинжал, но нашему Книгочею он нужнее».

Ответом ему был весьма… красноречивый взгляд. В былые времена это можно было принять за приглашение. Но не в нынешние. Твоя душа. Душа — не тело.

«Иногда ты меня пугаешь», — серьезно произнес Ретт.

«Жаль, что только иногда», — сухо произнес Астарион.

«Гейл будет благодарен», — заметил Ретт.

«Пускай не сильно распыляется, — фыркнул Астарион, и ему стало немного полегче. — Просто меня пугает перспектива возможной гибели в эпицентре магического взрыва. Так и скажи ему».

«Ни за что, — хохотнул Ретт и добавил то ли в шутку, то ли всерьез: — Он будет ранен в самое сердце. Ты ему нравишься».

«Ты выдумываешь, милый», — отмахнулся Астарион с ухмылкой.

Ну. В какой-то мере. Весьма и весьма небольшой. Удивительно, но они с волшебником действительно неплохо понимали друг друга. Сказывались общие нарывы. Трудно не проникнуться доверием к человеку, спокойно обронившему в свое время посреди воплей о клыках, коле в сердце и свернутой шее: «Все мы несем свое бремя. И не нам решать, у кого оно правильное, а у кого — нет». Многим после этих слов стало неловко. Астариону вдвойне. Буквально с неделю назад он голосовал за то, чтобы эту «коробку с сюрпризом» выгнали прочь, а теперь эта же «коробка» за него заступается.

«Чуткое сердце, — заявил Ретт, когда черт дернул его вспомнить об этом сейчас. При этом тон голоса и выражение лица у атамана были странными. — Потеряв нечто большое, учишься ценить самое малое».

«Философ», — фыркнул Астарион, он был слегка пьян от вина и крови.

«Нет. А если да, то фальшивый. Настоящий сумел бы сложную истину сказать самым простым языком, — Ретт отпил еще немного вина; они лежали в палатке бок о бок. — Если не веришь в опыт предков, поверь в мой. Я хорошо знаю Гейла, он отличный малый… только не ревнуй».

«В мыслях не было», — ухмыльнулся Астарион.

И это была чистая правда. Книгочей ему не соперник — хотя бы потому, что не рассматривает Ретта как потенциального любовника. Один-единственный настоящий друг, за что атаман его искренне ценил. «Надоели на меня вешаться, — слегка перебрав, буркнул Ретт как-то. — Слетелись, как мухи на… сироп. Будто других красавчиков нет». Есть, милый наш, и много. Но зачем нам они, если у нас есть ты. С тобой даже высоколобый чародейский заучка покажется наиприятнейшим собеседником.

Часто — но не всегда! Порой он бывал просто невыносим. Астарион в жизни не забудет ту лекцию о спорах грибов, что Книгочей прочитал ему, пока атаман, ветеран, болван с рогами и Мартышка прочесывали пещеру с фазовыми пауками. Все книги прочитаны, все оружие начищено, и от скуки хочется выть. А от Гейла — бежать к загорающей Шэдоухарт. Но как же лень вставать…

«Никогда не разбирался в грибах, — сморщил нос Астарион, попав в паузу, когда волшебник примолк, чтобы глотнуть воздуха. — Смогу отличить разве что бибербэнг, да и то, когда он начнет шипеть».

Разумеется, это было лукавство. Сильное лукавство. Но волшебник верил, да так искренне, что это по-своему развлекало.

«Никогда не поздно учиться, — с улыбкой заявил Гейл — и даже, в кои-то веки, без своего привычного менторского тона. — Хотя признаю, я многое почерпнул от Ретта. Да и ты тоже, говоря откровенно».

Как будто он не знает! Ну то есть, он действительно не знает, что конкретно почерпнул от дражайшего атамана, однако в целом…

«Например?» — спросил Астарион, просто чтобы развеять скуку.

«Прозвища, — улыбка волшебника превратилась в ухмылку. — Не помнишь? Вы вдвоем это начали. За вами подхватили все остальные».

«Вы не возражали», — заметил Астарион, ответив ухмылкой на ухмылку.

«Мне это нравится, — Гейл пожал плечами. — Намного лучше дежурных «волшебник», «вампир», «воин» и куда интереснее банальных «солнце», «дорогой» и «милый».

А вот это уже было сказано с легкой ноткой снисходительности. Ирония, конечно, немного ее сгладила, но осадок все равно остался. Суть волшебника неизменна — даже по уши в гоблинском дерьме он ходит, задрав нос выше головы. «Балованный отличник, — сказал однажды Ретт. — Таким всегда мало простого «хорошо». Надо что было «совершенно». А совершенству… ну, сам знаешь». Поразительно, что атаман не просто это терпит, но еще и удовольствие от этого получает. Ему это кажется умилительно забавным. Пф. Широкая душа, Астариону такое никогда не понять.

Ему в принципе многого с ним не понять. Когда атаман успевает продумывать столько ходов наперед? Как умудряется запоминать столько вещей одновременно? Каким образом завоевывает доверие людей, не прилагая к этому никаких видимых усилий? Ты просто слеп. Ты многого не замечаешь. Не замечал, на секундочку! Теперь все иначе, и у него широко открыты глаза. Ретт пленяет открытостью; то, что пугает Астариона, всех прочих приводит в восторг. Честность, прямота, искренность. Нарочитые, бесхитростные. Это маска. Как же приятно об этом знать… Впрочем, лицо не так уж сильно от нее отличается. Просто шрамов побольше; их-то маска и должна скрывать.

Лестно, когда Ретт разрешает глянуть на них. Или даже коснуться. Когда подставляет спину. Приятно чувствовать, что теперь ты держишь нож. Еще приятнее — осознание, что никогда его не применишь. Можешь, но не станешь. А быть благодетелем взаправду чудесно.

«Ты бледноват, мой милый, — заметил Астарион, когда Ретт вернулся из Рощи. Дело было поздней ночью, все остальные уже спали. — Тебя долго не было. Верховный так сильно соскучился?»

«Я рассказал ему, — был ответ — и холодное сердце упало в желудок. — Все».

Проклятье! Впрочем, старик не остался в долгу и тоже «поведал» много всего любопытного. Не подагра, так сифилис. Чертов дурид!

«Не хватало нам во врагах полуразвалившихся военачальников, — проворчал Астарион, разливая горячее вино по кружкам; было прохладно, Ретт подмерз от ветра и долгого разговора. — Я все еще не понимаю, зачем нам все это».

«Личинки как-то связаны с Абсолют, — хрипло ответил Ретт, хлебнув вина. — Нам придется с Ней столкнуться. Кем бы эта «она» ни была».

Он полулежал, упершись затылком в прочный колышек палатки. Золотистые волосы выбились из-под красного кушака и рассыпались по сильным плечам. Какой же красивый. Просто восхитительный. От этой мысли внезапно сдавило грудь, и Астарион решительно принялся за выпивку. Сдобренная кровью, она развязала язык. Слишком сильно. Плевать! Он сказал, я ему дорог…

«Я нравлюсь тебе», — произнес Астарион после долгой паузы.

«Нравишься, — помолчав, кивнул Ретт. — Ты — идеал красоты. В тебе есть все, что мне так нравится в мужчинах».

Они лежали бок о бок, слегка соприкасаясь локтями. Пахло вишневым вином, сухим мехом и маслом с ароматом мускуса. Вино отдавалО пеплом.

«Но ты все равно выбрал его».

«Хочешь начать сызнова?»

«Нет, — солгал Астарион; странно жгло в груди. — Я-я… Я просто не понимаю. Точнее, понимаю, но… Агх! Как же…»

«Тяжко», — кивнул Ретт.

«Да! — воскликнул Астарион, подскочив и едва не расплескав вино. — Особенно сейчас! Выходит, ты все прекрасно знаешь. Ты… согласен со мной?»

Его голос дрогнул от сомнения, но Ретт снова кивнул, и к нему вернулась былая уверенность — и непонимание.

«И ты все равно… пойдешь на это?»

«Да».

«Зачем? — Астарион откровенно недоумевал. — Одна половина этого лагеря сходит по тебе с ума. Вторая — сохнет от тоски. Ты можешь получить, кого угодно, быть, с кем захочешь!»

«Мне не нужен «кто угодно», — со спокойной обреченностью произнес Ретт. — Мне нужен он. Я хочу быть с ним».

«Даже, если…»

«Любовь зла».

«Это безумие».

«Мы скоро умрем».

«Тем более! — Астарион отставил кубок и положил голову Ретту на плечо, заглядывая в лицо. Зашептал в покрасневшее от холода и вина ухо: — Неужели ты не хочешь, чтобы человек, который тебе по-настоящему дорог, принадлежал только тебе? Неужели ты готов…?»

«Отношения — не торг, — ровно перебил Ретт, не глядя на него. — В настоящей любви нет ни цен, ни контрактов, ни права собственности. Есть только одно существо, которым ты имеешь право владеть. Ты сам. Мы можем пригласить другого человека разделить с нами путь, а не вгрызаться в него, как подкожный паразит. Он может дать обещание — или нет. Мы можем потребовать его — или стерпеть. Нюансов масса, и я, надо заметить, далеко не в том положении, чтобы привередничать. Кроме того, — его губы дрогнули в слабой улыбке, — далеко не факт, что Хальсин на самом деле… такой. Быть может, с ним друидские стереотипы не работают. С моей мамой не работали. С тетей не работали. Думаю, с ним будет так же».

Но ты в это не веришь — тебе просто очень хочется в это верить. Астарион пригладил его топорщуюся во все стороны бороду.

«Звучит чудесно, — промолвил он вкрадчиво. — Но все же если смотреть правде в глаза, то, мне кажется, моя радость, что…»

«Кудрях, — резко произнес Ретт, повернув к нему голову. — Отъебись».

Это ужалило, и ужалило неожиданно больно. Возможно, потому что атаман заглянул ему прямо в глаза. Или потому что они были слегка пьяны. Или потому что он пригрелся, прикорнул на теплом плече и сильно разомлел от всех этих наивных речей про сказочную настоящую любовь…

В любом случае, отреагировал Астарион соответствующе.

«Как скажешь», — буркнул он и вскочил.

«Обиделся, — слегка заплетающимся языком выдал Ретт. — Кудряш! Ты обиделся?»

«Нет, — серьезно ответил Астарион, притормозив у выхода из палатки и бросив на развалившегося в подушках парня надменный взор. — Просто выполняю ваш приказ, господин атаман. Доброй ночи».