Думал он. Оказалось, «великая битва» это когда вы сидите за баррикадами целыми днями, очищая мечи, подбадривая необученных «салаг» и время от времени покидывая бомбы в ближайший лес. Нет, речь Ретта о «праве гоблинов хранить молчание» была весьма и весьма забавной — но как же драка? Как же длинные мечи, блестящие топоры и мощные секиры? Как же боевая горячка и брызги крови? Как же это все?!..

«Скоро будет, — улыбался атаман, подставляя лицо ярком солнцу. — Желтокожим засранцам быстро надоест ждать. Не желаете, дражайший ловчий, побросать кости?»

Пф. Желаю. Вдвоем было скучновато, так что к ним вскорости присоединились братишка и сестренка тифлингского чародея, Церрис, тифлингский сержант, а еще через некоторое время Гейл, Уилл, мама Кей и парочка артиллеристов. Игра сопровождалась бурными сварами и частыми возлияниями, и хотя Зевлор то и дело бросал на них неодобрительный взгляд, вмешиваться не пытался. За процессом следила половина лагеря — озверевшего от страха и усталости. Бойцам кровь из носу нужно было расслабиться. Радуйся, старый черт, что Ретт не позвал «девочек» из «Приюта».

Их укрепление находилось на возвышенности, на каменном уступе, недалеко от сожженной деревни. Выстроив частокол и выставив пушки, они выдвинули ультиматум и… ничего не делали. Просто невыносимо до-о-олго ждали, когда вся оставшаяся братия на них попрет. А «братия» к тому моменту, сказать по правде, не слишком-то напоминала братию. Скорее несколько неорганизованных банд, нерешительно мнущихся перед ними, как неопытные кавалеры перед девицами. Ну или старые солдафоны перед юными красотками. Да. Так определенно лучше.

«Мой дядька как-то рассказывал, как они с Всадниками пару месяцев проторчали в окопах, — рассказывал Ретт одним вечером. — Половина солдат умерло от дизентерии. Остальная половина отморозила ноги. Был парень, которого парализовало от укуса крысы. Жрачка дрянь, вода тухлая. Веселая солдатская жизнь, черт ее».

«Где это было?» — спросил Зевлор с легкой, невеселой, ухмылкой.

«Где-то под Элтурелем, — пожал Ретт плечами. — Подавляли бунт в предместьях. Тамошним селянам очень понравилось жить одним, без навязчивого протектората большого города… и очень не понравилось, когда он вернулся обратно».

«Слышал, — коротко ответил Зевлор; тон у него был мрачный. — А кем служит твой дядя?»

«Жрецом Чонти, — ухмыльнулся Ретт, прикуривая от трубки. — Но когда-то служил в Третьем полку под началом Яна Сеннита. Ушел после происшествия в Стоунблоке. Его сестра дружила с сестрой Карриса».

«Дьявол, — произнес Зевлор — и сплюнул. — Я служил с Яном. Недолго. Он мне показался хорошим человеком. Но вся эта ситуация… Это было непросто».

«На войне не бывает легко», — пробормотал Ретт, и этот поистине захватывающий, хоть и скупой на детали диалог оборвался на самом интригующем месте.

Постепенно ситуация начала накаляться. Началось все с прибытия гоблинских, прости Торм, послов. Хотя слово «шпион» подошло бы гораздо больше. Удивительно, но Ретт и Зевлор вместо того, чтобы им с ходу в башку запустить парочку бомб в качестве приветствия, вежливо предложили пройти в главный командирский шатер и выпить. А после устроили долгую экскурсию по всему лагерю: начиная со своеобразных казарм (рядов спальных мешков за импровизированными ширмами), заканчивая только что оттертыми и промасленными пушками. И все это под пылающими недоумением — и неодобрением — взглядами личного командного состава. Впрочем, Астарион догадывался, в чем было дело.

И предчувствие его не обмануло.

«Три клана из семи отправились за Перевал», — сообщили на следующий день обрадованные лазутчики.

Птицы подтвердили, что это так, звери сопровождали их до самых гор. Еще один клан отошел к болотам — и затих; о нем ничего не было слышно до самого штурма. «Ждут, кто победит», — хмыкнул Ретт. Настрой в лагере заметно выправился. Жалкие желтокожие бежали, победа близка, как никогда!.. Верно ведь?

«Не нравится мне это, Ретт, — случайно услышал Астарион, пробираясь мимо командирского шатра к лежанке атамана — ему снова приснился кошмар, и он хотел… — Очень уж быстро они отступили за горы. Это опасный маршрут, и Лунные Башни жестокие земли, соваться в которые по доброй воле не захотели бы даже такие дикари, как гоблины и багберы».

«Тоже думаешь, что их кто-то там ждет?»

Тоже?! Астарион замер в тени за шатром. Подслушивать, наверно, было неправильно. Очень. И все же…

«Тяжело сказать, — рассеянно проговорил Зевлор. — Всхожая тропа ведет не только к Проклятым Землям. Однако их поспешность меня смущает. Какой гоблин бежит от хорошей драки?»

«Любой, — фыркнул Ретт и, судя по звукам, отхлебнул чего-то. — Эти твари только на словах герои. Случись чего, они тут же пускаются наутек. Посуди сам: паладин, колдуны, волшебники, черти — да еще две пушки!»

Атаман отпил еще вина и коротко рассмеялся. Астарион видел его угольно-черный силуэт сквозь полотно шатра, то, как он развалился на стуле, что ему притащили неравнодушные из сожженной деревни, закинув одну ногу на другую. Уверенный и вальяжный, точно кот. Ох, как же он любил его таким… как скучал по нему такому.

«Вот я бы на месте вождей гоблинов при таких раскладах бежал впереди собственного визга, не касаясь земли и роняя кал на траву, — Ретт резко откинул лысую голову на подголовник. — Волосы назад!»

«Тебе бы только хохмить, — хмыкнул Зевлор, отставив кубок. — Я собираюсь по окончании битвы вести людей через Перевал. Не хотелось бы нарваться на еще одну засаду».

«Пойдем через Подземье, — предложил Ретт, почесывая короткую щетину — атаман зарастал удивительно быстро. — Проводим вас до границы Земель, а там уж…»

Зевлор помолчал немного — и покачал головой.

«Нет, — вздохнул командир. — Слишком хлопотно. С нами мулы, телеги, провизия, женщины, старики, дети… Мол со своими беспризорниками точно захочет убежать вперед. А там и бандиты, и дикие твари. Мы, может, и неплохо видим в темноте, однако с подземными неожиданностями, боюсь, не сдюжим. Даже с твоей помощью, парень».

«Понимаю, — кивнул Ретт; ему это, кажется, далось не без усилий. — В любом случае, не думаю, что гоблины задержатся в горах. Не их среда. Если хочешь, могу уговорить авантюристов пойти с вами. Им все равно нужно во Врата».

«Я подумаю об этом, — проговорил Зевлор — и снова вздохнул. — Надо проверить караульных. Пойдешь?»

«Как прикажите, сэр, — фыркнул Ретт, поднимаясь на ноги — его слегка качнуло. — Что-то мне нехорошо».

«Еще бы. После вчерашней попойки, — суховато произнес Зевлор. — Ты им много позволяешь, Ретт».

«Должен же кто-то отыгрывать роль «хорошего» сержанта, — заявил Ретт с улыбкой и добавил серьезней: — Это уже неважно. Твари вот-вот нагрянут. С твоего позволения, я удаляюсь на обход, а за ним — на покой».

«Удаляйся, — махнул рукой командир, бросив напоследок строгое: — Но чтобы утром, как штык. Понял?»

«Есть, сэр, да, сэр, — отсалютовал Ретт — и поманил к себе Астариона. — Пойдем, Кудряшка. Надо поговорить».

Ах ты… Ах ты!.. Что ж. Просьба атамана — закон. Астарион послушно поплелся следом за слегка прихрамывающим Реттом (он еще не оправился до конца, ему критически необходим долгий отдых, а он!..). Шли они, однако, не к его лежанке, а к частоколу. Густо-черное ночное небо напоминало пласт отшлифованного оникса — ни единой, даже крохотной звезды. Было прохладно и сыро: вечером прошел дождь; все еще моросило. Факелы и жаровни тихо шипели от редких капель.

Атаман привел его к самой высокой точке лагеря — выступу, превратившемуся усилиями тифлингов в удобную смотровую площадку с навесом и небольшим стулом для караульного; сейчас была смена Кела.

«Иди отоспись, — бросил Ретт, хлопнув сонного парня по плечу. — Приказ командира».

И когда тот ушел, сел на его место, поглядывая на сверкающие огни внизу — лагерь нескольких кланов, уже слегка прореженный тьмой: там, где стояли палатки семей, ушедших за Перевал, теперь была только выжженная земля. Ретт бросил Астариону боевой рог и протянул лук.

«Моя смена утром», — заносчиво прогундосил Астарион.

«Твоя смена будет тогда, когда я скажу, — хмыкнул Ретт, поглаживая бока новенькой трубки — подарка любимого наставника. — Я твой атаман».

«А я — полноправный член ганзы! — заявил Астарион, ткнув себя пальцем в грудь. — Я слушаюсь тебя, пока сам этого хочу!»

«Угу-угу, — промычал Ретт, раскуривая трубку. — Или пока позволяют остальные. Не крути хвостом, бери. Все равно поговорить надо».

В одном из ящиков отыскался потрепанный плащ; Ретт накинул его на плечи. Астарион присел на корточки около самого края, убрав влажные кудри со лба и окинув взглядом вражеский лагерь. Сколько же их там? Сотни две? Три?.. А их едва ли полсотни, считая «боевую прислугу» и прочий балласт. Боги, неужели они взаправду собираются победить эту орду?..

«Хватай острый меч — и в бой, — негромко пропел Ретт. — Пока в битве, мы — бессмертны… Быстрее бы. Всяко лучше чувства, что напади сейчас враг, ты не вспомнишь, с какой стороны секиру держать».

«Что толку, — с досадой буркнул Астарион. — Что нам даст эта победа, Ретт? Каплю вина? Немного монет? Уважение рогатых? Пф. Я не этого хочу. Я хочу… исцелиться».

«Ври мне тут, — фыркнул Ретт, выдохнув дым через ноздри, как дракон. — Ты был бы только рад, если бы личинка засиделась в тебе подольше. Доморощенный властитель мира».

«Как будто это нужно мне одному, — рыкнул Астарион, вскочив. — Эта власть нужна нам всем. Нужна ганзе. Нужна тебе… атаман».

«Мне нужна теплая кровать, — произнес Ретт со вздохом, — с пуховыми подушками, хлопковыми простынями и Хэлом, прикрытым только старой ночной рубахой. Нужна кружка доброго эля, пригоршня табака, шмат жареного мяса и чтобы все вокруг были счастливы».

Тусклые тени от дыма вились по загорелому лицу, точно причудливые фантомы. Кромка белоснежных зубов выглядывала из-под полных темных губ. Несколько густых прядей, сохранившихся на макушке, отливали темным золотом в слабом свете факелов и костров внизу. От атамана пахло мокрой шерстью и вином.

Прозрачно-голубые глаза глянули на Астариона с непреодолимой тоской.

«Чтобы ты был счастлив, мое солнце, — грустно улыбнулся Ретт — и мотнул головой, точно отгоняя комара. — Но жизнь — своевольная сука. У нее на нас сугубо личные планы».

«Как трогательно, — хмыкнул Астарион — и его голос сорвался на последнем слове. Он попытался еще раз: — Как мило».

Однако сделал только хуже. Мелкая дрожь пробежала по телу, и он обхватил себя руками. Ретт снова глубоко вздохнул и, отложив трубку, встал. Снял плащ, повесив на руку.

«Знаешь, а я ведь теперь почти паладин, — криво ухмыльнулся он, и его глаза засверкали. — Не так давно дал клятву».

«Вот как, — хохотнул Астарион, нервно улыбнувшись. Этого еще не хватало! — Я думал, ты не слишком… доверяешь богам».

«Эта клятва самому себе, — произнес Ретт слегка отстраненно. — Самая крепкая клятва, какую только можно встретить».

«Оу, — Астарион вскинул брови. — И в чем же она заключается?»

Прозрачно-голубые глаза потемнели; медленно, очень медленно Ретт оглядел его с головы до ног. Чтобы потом резко выдать:

«В том, что я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. По-настоящему хорошо».

«Оу, — вырвалось тупо, как у пересмешника; ледяное сердце ухнуло в желудок. — Т-ты… кхм… Ты! Прекрати быть таким добрым! Иначе мне придется задуматься о том, чтобы ответить взаимностью».

«Ты не заслужил всего этого дерьма, — просто произнес Ретт. — Ты заслужил покоя. Каким бы они ни был. Я помогу тебе. Клянусь».

«Пожалуйста, хватит, — серьезно проговорил Астарион. — Ты меня пугаешь».

«Я говорю, как есть, — сказал Ретт, глядя прямо в глаза; уголки его губ дрогнули. — Кто я тебе, Кудряш? Теперь, когда твой план похерился».

«Я-я, — Астарион схватил ртом воздух и поперхнулся. Хорош вопрос! Откуда бы ему знать?!.. — Я-я не знаю. Я ничего не знаю. Не знаю, чего хочу, — кроме мести. — Не знаю, что… мог бы выдержать, — кроме отвержения. — А… я для тебя? Кто я для тебя?

Кроме редкостной занозы в заднице. Ретт улыбнулся. Тепло, открыто. И вдруг обнял его. Не то чтобы они раньше не обнимались — множество раз, в палатке и не только. Но сейчас… Астарион неуверенно обнял атамана в ответ — и с резким вздохом уткнулся в крепкое плечо. Шерсть, оружейная смазка, ягоды, цветы, вино… Теплая ладонь погладила между лопаток.

«Знаешь, я всегда мечтал о старшем брате, — прошептал Ретт ему в волосы. — Или хотя бы о ровеснике. Все дети вокруг вечно были младше меня».

«О нет, — выдохнул Астарион с дрожащим нервным смешком. — Из меня выйдет плохой старший брат. Я ужасно безответственный!»

«Но ты рядом, — произнес Ретт. — Не снизу, не сверху — рядом. Мы на равных, а это ценнее всего. Я тоже, знаешь ли, не подарок».

О, нет, милый мой, как раз наоборот. Ты — редкий дорогой подарок, отданный мне просто так неизвестно за какие подвиги. Который он не выпустит из кривых волосатых когтей. Никогда и ни за что!

Астарион чуть отстранился, чтобы заглянуть Ретту в лицо. Его все еще била дрожь — и атаман, разумеется, не оставил это без внимания.

«У м-меня, — проговорил Астарион, пока Ретт набрасывал ему плащ на плечи, — никогда не было друзей. Любовников — ох! Не счесть. Бесконечный парад влюбленных лиц. Однако друг… — и уж тем более брат… — никогда».

«И как тебе это?» — широко улыбнулся Ретт, ненавязчиво обнимая за плечи.

«Это… — Астарион покусал губу, силясь подобрать подходящее слово… но смог выдать только до отвращения простое: — Это хорошо».

Улыбка сама собой легла на губы. Легкая, болезненно открытая, до ужаса честная. Ретт притянул его к себе за полы плаща — и поцеловал в висок. Давно волнующий вопрос вырвался быстрее, чем он успел сообразить:

«Почему ты так часто целуешься?»

«У нас в семье так принято, — Ретт пожал плечами. — Обнимать, целовать в любое время, по любому поводу. Это делают и женщины, и мужчины, и в этом нет ничего… эдакого. Мне хочется тебя потискать — я же тебя люблю».

«Кхм, прости, милый, — проговорил Астарион, пряча глаза. — Сам знаешь, для меня это новая концепция. Простая любовь, семейная привязанность. Тяжело выйти из роли раба для утех… и не только для них».

«Мне перестать тебя тискать?»

«Нет!.. То есть да. На время. Мне не нравится, как на нас смотрят эти тифли».

«А когда тифли уйдут? Можно?»

«Нужно. Я посплю сегодня у тебя, милый? Хочу належаться в твоем спальнике всласть, пока туда не успела примоститься чья-то голая друидская задница».

«Чудесная, между прочим, задница».

«Угх».

«Козел. Не против завтра прогуляться? Хочу поставить больше ловушек вдоль охотничьей тропинки. Мне не помешает пара ловких рук».

«Братец! Я думал, ты никогда не попросишь. Веди…»