Нет на свете чувства отвратительнее беспомощности. Неужели до сих пор никто не придумал, что нужно делать с человеком, который вот-вот разрушится? Проклиная людей за то, что до сих пор не написали пособие по пониманию эмоций не только людей, но и городов, Коля вдруг сам испугался.

Руслан всхлипнул так, будто его только что проткнули кинжалом. Он сжался, Коля отчётливо видел, как дрожат его плечи. Яркие волосы, казалось, потухли под напором эмоций.

Неужели Дугар и правда ничего ему не сказал? Коля был прав? Но ведь это был блеф, дурацкая шалость, ответ Руслану за все его насмешки, издевательства и обидные шутки.

Если он попал прямо в точку, то становится таким же как Матвей. А модель поведения Тумова он не принимал, отрицал каждый раз, стоило Томску начать действовать на его разум.

Коля был прав. И это ощущалось как осадок после химической реакции. Возможно, это был медный осадок, иначе он не в состоянии понять, почему стало так тяжело.

— Почему ты... — начал было он, как рот сам собой захлопнулся. Стало стыдно, такие эмоции он испытывал, когда сильно облажался перед Москвой. Он хотел, чтобы больше никогда такого не случалось, но вот... Руслан издаёт подобные звуки прямо у него на глазах.

В голове закрутились шестерёнки, механизм заработал на полную мощность. Если Дугар правда не позвонил, то почему? Или дело вовсе не в Дугаре? Возможно, Руслана тронула книга и по этой причине он сейчас так себя ведёт. Коле казалось, что состояние Красноярска вовсе не связано с книгой, хотя он часто встречал людей, которые проникались книгами настолько сильно, что для этого нужно было бы придумать какое-нибудь название.

Но причина у Руслана была другая.

От стыда у него покраснели щёки. Коля снова ощутил себя маленьким ребёнком, из-за которого расстаиваются все подряд. Если бы он только мог вернутся в прошлое и не задирать Руслана. Зачем он только начал отвечать ему той же монетой! Мог бы просто выслушать и забыть, как делал всегда. Конечно, он не забывал о словах Руслана. Каждый их разговор он хранил на отдельной полке, бережно отчищая книги от пыли — разум представлять в виде библиотеки ему очень нравилось.

Было бы правильно поддержать Руслана, и это было бы хорошее решение, если Коля хотя бы понимал причину такого состояния. Доверять своим выводам в отношении Руслана он бы не осмелился. Лучше бы здесь оказался Михаил Юрьевич и всё ему разложил по полочкам. Зря Коля так быстро убежал, мог бы побольше послушать. Но он настолько вдохновился, зарядился силами двигаться дальше, что времени на Руслана, который просто напросто был забыт, не осталось.

Недовольно выдохнув, Коля сел рядом с Енисейским. Пожалуй, это было верное решение, потому что Руслан сразу перестал содрогаться и отчаянно сжимать ладонями лицо.

Молча уставившись в потолок, он задумался. Каждое слово Руслана должно было иметь какой-то смысл. Особенно стоило приглядываться к движениями Енисейского, когда он говорит те или иные вещи. И пока, к сожалению, он не мог сложить всю ту информацию в конечный результат. Большей части уравнения всё равно не хватало.

Даже если знать прошлое города, то ничего не изменится. У всех прошлое одинаковое, если так судить. Все страдали, даже Коля мучился. И многие города справлялись со своими эмоциями. Он мог назвать многих, кто забыл прошлое и теперь живёт счастливо.

Но почему Руслан сейчас так жалко выглядит? И почему он пришёл именно к нему?

Проявить чудеса поддержки он с лёгкостью мог. Такое он переделывал сотню раз с Вовой, когда тому было плохо. Будь причина в его друге или в положении Владивостока в стране, у Сибирякова всегда получалось утешить друга.

Руслан мелко вздрогнул, когда по спине почти невесомо прошлись холодные пальцы — через тонкую ткань рубашки он отчётливо ощущал неуверенность Коли. Руслан был пьян, и поэтому и только поэтому мог позволить себе так реагировать.

— Мне очень нравится эта книга.

Коля учтиво кивнул, не веря, что всё это на самом деле происходит. Он удивлялся тому, как далеко его может завести чувство вины, а Руслана — алкоголь.

— Почему?

Он осторожно убрал руку со спины Енисейского, теперь кладя её себе на колени. Было неловко и несколько неправильно, что секунду назад она холодила спину Руслану.

— Потому что мне нравится, как там показывают суть людей.

Вот уж чего-чего, а этого он точно не ожидал. Когда впервые Михаил Юрьевич принёс из библиотеки книгу Булгакова, то Коля заметил в ней только магию, о которой никогда ничего не слышал. Разве могут девушки летать по небу? Возможно ли превратить кого-то в кота? И неужели в Москве это всё в самом деле происходило? Вот, что мучило его любопытную голову.

А Руслан заметил это. Человеческую правду, которую Булгаков из раза в раз доказывает. Как бы не менялась страна, общество в ней остаётся собой — вот, что так просто для написания, но сложно для осознания. И Руслан именно на этом заострил своё внимание.

Сибиряков неловко оглядел свой номер. Ему срочно нужно было добраться до блокнота, где он мог бы записать очередные мысли по Руслану.

— В этом есть что-то особенное? — спросил Коля.

В книге это описывлось особенным образом. Воланд и его свита наказывали грешных разными способами. Можно даже сказать, креативными. Но ему было интересно узнать мнение Руслана, потому что, судя по всему, эту книгу он читал множество раз.

Енисейский потряс головой, то ли в отрицании, то ли потому что прядь волос упала ему на лоб. Если бы она там и правда была, то Сибирякову захотелось бы её осторожно убрать. Всё же внутренний перфекционизм это вещь, которая не уходит, даже когда дело касается Руслана Енисейского.

— Нет, но это приятно.

Руслан подбирал любопытные слова. Коля отчётливо понимал, что над каждым ответом тот тщательно думал. И от этого становилось интереснее, каждое слово он вдыхал в себя жадно.

— Почему?

Руслан пожал плечами, а затем улыбнулся. Коля увидел только, как уголки его губ ползут вверх. Но глаза привычно не загорались.

— Разве это не приятно? Видеть, как те, кто веками рушит всё, наконец получают по заслугам, — тихо произнёс Руслан.

Образ мышления Енисейского удивлял в который раз. Слова отличались своей странностью и смыслом. Сколько себя помнил, Руслан всегда был умнее остальных. Но на одном уме не уедешь, нужно ещё и чувствовать, понимать эмоции. А Руслан будто намерено отключал все положительные эмоции и давал волю только плохим, тем самым разрушая себя.

— Тебе всё равно, я знаю. Вам всем на людей всё равно. Вы сражаетесь за нормальную жизнь, но просто не с теми. Какой толк от Москвы, если всё равно все дела решают люди? — вдруг быстро затараторил Руслан.

Коля глубоко задумался. Руслан в чём-то был прав, но идеи его были настолько радикальными, что вызывали отторжение. Нельзя было решить все свои проблемы простым истреблением людей. Города, как говорил ему Коля, находятся в зависимости от людей. И им остаётся только смириться с этой правдой.

— Никто этого не понимает, но это... правда, — на миг Руслан снова зазвучал жалко, будто потерянный ребёнок.

Мысль о ребёнке заставила Колю зацепиться за недавние слова Москвы. Руслан в детстве представлялся ему типичным ребёнком. Хулиганом, который кидает с дерева яблоки в прохожих, противно смеётся над ровесниками и не снимает обувь дома.

Почему-то это вызывало в Коле тихий смех, чем тут же привлёк внимание Руслана. Тот, казалось бы, обезумел — это читалось во взгляде.

Енисейский со злостью и презрением посмотрел на него, а затем поднялся, чтобы уйти. Резко пошатнувшись, он едва не упал на кровать, но Коля вовремя успел подскочить.

— Я могу отвести тебя в твой номер, — тихо, едва слышно предложил он.

Не зная, почему робеет, смущается, он удивлённо нахмурил брови. С Русланом всегда так, каждая встреча приносит нечто новое и неизведанное. С остальными городами всё обстояло намного легче, Коля почти никогда не чувствовал, что его жизнь должна перевернуться на 180 градусов. Но с Русланом подобное случалось постоянно.

Красноярск окатил его холодом взгляда с глубоким презрением. Так, наверно, мог смотреть только он.

— Мне не нужна помощь, — ядовито отозвался тот.

Оскал, который сейчас был на лице Енисейского, приносил Коле снова то самое чувство, которое он испытывал при разговоре о Дугаре. Но за мелькнувшей эмоцией пришло осознание стыда.

Коля выше этого, умнее.

— Но ты не можешь стоять, Руслан.

Он сам себя порой не понимал. В груди всё тянулось к объекту исследования, но разум понимал, что это неправильно. К Руслану не стоит стремиться.

— Я сам дойду, — пробурчал Енисейский, а затем предпринял новую попытку встать.

Снова падая на кровать, он показался ещё более жалким. Наверное даже хуже, чем в тот момент, когда всхлипнул. Тогда это не были даже слёзы, это был всхлип слабости, вырвавшейся наружу. Единственный просвет настоящего Руслана, как полагал Коля.

Неужели в сравнении Руслана с Понтием Пилатом он не ошибся? И Енисейский правда задумался о возможности повторения судьбы героя?

«Две тысячи лет это слишком много?»

«Это много, Руслан».

Ассоциировал ли себя Руслан с тем, кто мог бы точно Пилат, две тысячи лет ждать человека, который когда-то понял его, но он своими же руками загубил его? Конечно, Колю сложно было назвать знатоком литературы, все свои знания он черпал из критических статей, просто потому что его внимание устремлялось обычно на вещи, которые могут показаться пророческими.

Так, например, он очень любил писателя Циолковского, который все свои «фантазии» о космосе описал в своих работах. И через несколько десятков лет всё действительно воплотилось в жизнь. Первый раз читая его книги, Коля не смог скрыть восхищения от каждого слова.

И в Булгакове искал тех же притязаний на будущее, в котором могут сочетаться идеи воображения.

Сделав мысленную пометку ещё раз перечитать роман, который оказался у Руслана любимым, Коля вдруг спросил.

— А Маргарита тебе понравилась?

Если Руслану действительно персонаж Маргариты показался близким, то это тоже приведёт к разгадке тайны. Коля незаметно облизнул губы, чувствуя, как внутри всё клокочет от предвкушения.

Енисейский замер, будто оглушёный. Всего секунду назад он злился и раздражался, не желая показывать свою слабость, а теперь успокоился.

— Она же просто женщина, которая не может без своего мужчины, — фыркнул он. — Сделает всё, лишь бы встретится с ним снова.

— А ты бы как сделал?

Руслан от вопроса оказался в замешательстве. Его бравада и обретённая на несколько мгновений уверенность испарились. Он сжал плечи и тихо выдохнул, мимо Колиного взгляда не ушло и это.

— Никак. Зачем мне такой бестолковый человек, как Мастер? — фальшиво ухмыльнувшись, произнёс Руслан. Отчего-то Коле показалось, что он лжёт и пытается убедить не столько Колю, сколько себя.

Задумавшись о том, сколько всего Руслан может скрывать от самого себя, Коля вдруг наполнится гордостью. Он до столького уже догадался самостоятельно, это можно считать прорывом. Ему обязательно стоит себя чем-нибудь поощерить.

— Мастер её очень любил, Руслан. — Так писали в статьях, по крайней мере.

— Мне какое до этого дело? — фырнул Енисейский.

— Разве это может быть неприятным? Когда тебя любят? — привычно нахмурившись, когда в голове снова начинаются процессы, спросил он. 

Руслан отвёл взгляд в сторону. Почему-то Коле показалось, что тот побледнел сильнее. Но возможно всё дело в лунном свете, который просачивался через окно. Кожа у Енисейского была ровной, без изъянов. Его вполне можно было назвать объективно красивым. Даже по Колиным меркам, он был идеален.

— Ничуть. Кому нужен такой жалкий человек?

Коля слабо улыбнулся. Такое отрицание он встречал впервые. Даже Матвей иной раз восхищался любовью, хотя в его случае её лучше было назвать «раболепие».

Точка зрения Руслана заставляла задуматься. Либо он действительно был такого мнения, либо пытался обмануть и себя, и Колю. Сибиряков знал, что Енисейский связан с Дугаром какими-то чувствами. Будь они друзьями или чем-то большим. Значит ли это, что Дугар не отвечал Руслану тем же?

— Жалкий? Почему он жалкий? — спросил Коля.

Руслан хотел было что-то ответить, но вовремя закрыл рот. Коля сжал челюсть, ему было жаль, что рассудок возвращается к Енисейскому. Если здесь вновь тот самый привычный Руслан Енисейский, то лучше его мучить стандартными вопросами. Потому что нет смысла больше говорить с человеком, который вовсе не хочет отвечать честно. А Коле нужны были честные или приближенные к истине ответы.

— Ситуация в Иркутске стабилизировалась. Пожары потушили.

Руслан нервно облизнул губы, Коля запомнил это движение навсегда.

— Но я всё ещё не понимаю, зачем ты пришёл ко мне?

Енисейский захохотал, возвращая на место маску. Коля своими словами наконец привёл его в чувство. Вероятно алкоголь прекратил так крепко цепляться ему в голову.

— Веселюсь! — фыркнул Руслан. Всё его тело приняло привычное положение превосходства и насмешки над оппонентом. Руки на груди скрестились, а сам он вскочил на ноги. — Сколько времени?

Коля посмотрел на наручные часы.

— Пол-второго.

— Отлично! Я ещё успею в клуб, — бодро сказал тот и повернулся к Коле. — Чао!

Но Коля был доволен. Ситуация сложилась так, что в разговоре доминировал он. Да ещё и успевал тщательно подумать над каждым словом. Захотелось позвонить Матвею и ответить ему такими же язвительными словами, которые всегда были в запасе у Руслана.

Быстро пришло осознание, что Матвей его легко разгадает. Коля для него как открытая книга, сюжет которой Тумов знает наизусть.

Посмотрев на место, где минуту назад сидел Руслан, Коля вдруг подумал, что клубы — совсем не место для того Руслана, с которым он говорил о книге.

***

Сколько бы не описывали Москву, Коле казалось, что царская она совсем не похожа на советскую. И дело было даже не в качестве фотографий. Была определённая эмоция, которая возникала всякий раз, когда Коля смотрел на город из окна дома Михаила Юрьевича. Дом, признаться честно, не соответствовал статусу столицы. В нём жили обычные семьи с невысокими зарплатами.

Он любил вставать на тумбочку у дивана, чтобы в полный рост быть на уровне окна. Коля тогда чувствовал, что находится на уровне крыш города и всё-всё видно. Зелёные тополи, которые после войны были везде, в конце мая начинали цвести. Пух летал по улицам и казалось, что зима вернулась. Только в другом её воплощенит, более щадящем и приятном.

Уже утром было слышно, как работают рядом с домом строители. Они отстраивают разрушенные здания. Иногда Коля задавался вопросом, почему Михаил Юрьевич не поменял квартиру на что-то более богатое. Но на все вопросы Москва просто отмахивался, предпочитая отвечать Коле лозунгами, которые писали в газетах.

А эти газеты он и так прочитал, поэтому от Москвы хотелось услышать что-то другое.

Сегодня был четверг, а значит, к нему приедет почта. Каждый четверг он ждал особенно сильно. Матвей придерживался графика и успевал отправить письмо точно, чтобы в четверг оно было уже в Москве. Было пару раз, когда письма задерживались. Но в основном, почта работала исправно.

От нетерпения руки подрагивали, а брови то и дело хмурились, потому что Москва сегодня был подозрительно спокоен. Он с самого утра сидел дома и только читал какие-то бумаги, отказываясь Коле говорить хоть что-то.

Природное любопытство сводило с ума, поэтому ему приходилось ухищряться так, чтобы пройти за креслом Москвы как можно более тихо, делая вид, что он просто что-то ищет. Если Михаил Юрьевич вдруг разозлился, то Коля тут же скажет, что ищет учебник.

Это было просто. Поддаться своему любопытству, отдаться с головой детским чувствам. У Матвея он никогда себе такого не позволял, а при всей строгости Михаила, он делал то, что хотел. Как так получалось?

Вероятно всё дело в том, что Матвей только с виду казался добрым и понимающим. На самом деле Коля его побаивался, потому что не знал, что ожидать. А Москва всегда предсказуем в гневе.

— Спасибо, было очень вкусно, — поблагодарил Коля, доев кашу до конца. Москва готовил её пресной, даже почти невкусной. Когда в квартире был Александр Петрович, то еда становилась в тысячу раз вкуснее.

— Сегодня у тебя назначена встреча с Николаем Боголюбовым. В четыре часа дня у нас поезд.

В закрытые города Коля обожал ездить. Обычно там собирается целая группа учёных, которые столько всего могут рассказать ему. Конечно, больше ему нравилось общаться с Мичуриным, потому что биология его привлекала сильнее. Но Боголюбов ничем не хуже с его физикой и математикой.

— Не задерживайся, — строго произнёс Москва. И снова вернулся к чтению газеты. Он перевернул страницу, а затем довольно выдохнул — видимо, никаких плохих новостей в выпуске не было.

Коля закивал, бросаясь к прихожей. Он схватил с небольшого комода серую кепку и выскочил из дома. Почта открывается в девять тридцать утра, а значит, он успевает.

Был ли город краше Москвы? Наверное, один только Новосибирск был ему дороже этой красоты. Пусть природа там другая и сильнее пахнет елями, но дома приятнее.

Коля прижился здесь уже давно, поэтому знал, что ларёк с мороженным открывается рано утром, когда взрослые идут на работу. А путь в почту точно будет короче, если идти по гипотенузе, то есть через дворы. Если бы не нетерпение, то он бы точно изменил шагами расстояние. Но времени не было и пришлось поверить Пифагору.

До открытия почты оставалось пятнадцать минут, но он всё равно бежал туда, хотя и знал, что вредная женщина не откроет раньше. Ему просто не терпелось и хотелось как можно скорее увидеть заветное здание. И больше не чувствовать тоски по родной Сибири. Ему так важно было получать весточки от остальных!

Как они там? Всё ли хорошо? Нет ли снова пожаров? А речки в этом году спокойные? Как у Дугара поживает Байкал? Как Максим себя чувствует? А как там Руслан...

Руслан — имя прочной нитью было вышито на сердце, как огромная часть того, что он любил безмерно. Часть Сибири. Он не мог не проникаться беспокойством о каждом городе. И о Руслане в том числе, хоть и он был несколько груб.

Но как же Коля радовался, когда в самом низу длинного письма от Матвея значилась простая подпись или даже пару слов от Енисейского! Это можно было назвать настоящим достижением, ведь тогда на сердце станет тепло, а в голове прояснится мысль — в Сибири по нему скучают все.

— Открыто, — гаркнула женщина, и Коля первый заскочил в почтовое отделение.

Получив конверт, он радостно оглядел марку. Сегодня она из Красноярска!

Коля бегло обернулся, надеясь, что на него никто не смотрит. Иначе бы подумали, что он ненормальный и даже сумасшедший.

Осторожно распаковав письмо, он задержал дыхание, стоило увидеть целых два листа с почерком Матвея. Это Коля прочтёт позже, сейчас ему нетерпелось посмотреть, кто в этот раз написал ему пару слов в конце.

От нетерпения руки подрагивали, он старательно напоминал себе не кусать губы, потому что это выглядело совсем не по-взослому. Обычно в письмах всегда была пара слов от Максима, который чаще всего был в обществе Матвея. Если на неделе выдавалось собрание, то письмо подписывал ещё Ринчин, добродушно приглашая поскорее вернутся на родную землю. Дугар равнодушно накидывай пару слов, если его братья это уже сделали.

Внизу письма было всего два предложения. Одно от Максима с пожеланием хорошей недели, а другое от Руслана. Коля выдохнул, всё равно кусая губу.

Спустя столько лет казалось странным, что тогда Енисейский проявлял к нему столько добродушия. Даже писал, радуя маленького Колю. Но теперь даже нелепо думать, что Руслан может написать ему хотя-бы поздравление с Новым Годом, хотя Коля всем отправлял поздравления исправно.

Сейчас уже не вспомнить, что именно тогда написал ему Руслан. Может быть шутку или возмущение тому, что Матвей снова заставляет его писать всякую чепуху. Их уже давно поссорила история, как на зло выбрав Колю как столицу Сибири.

Будь его воля, он бы отдал Руслану всё, лишь бы не сталкиваться с тем презрительным взглядом, которым его одарили после оглашения новости о назначении столицы округа.  

То время было для него точно сном, потому что впервые его одолел жуткий продолжительный страх. Каждый день сердце сжималось сильнее, потому что то, как быстро и просто отсоединялись Советские Республики, пугало. Они ведь были одной семьёй, правда? Почему же так быстро близкие друзья Максима стали отдельной страной, будто не было общей истории.

Если бы тогда Сибирь тоже отсоединилась, как бы он смотрел в глаза Москве? Городу, который обучил его самому главному. Городу, который так жалко выглядел в то время. Михаилу Юрьевичу, который совсем не солил кашу, поэтому она выходила такой невкусной. Но Коля бы ел только её, лишь бы с ним такого не произошло.

Вспоминая то время, он вдруг понял, почему Москва сделал такие выводы о Матвее. Это и правда было похоже на правду. Каждый такой поворот истории города проживали в страхе, что всё вот-вот может обрушится. Коля прожил всего век, а на его истории уже столько всего.

Коля вздохнул и встал с кровати, протирая сонные глаза. Всю ночь он думал во сне, разум пытался побросить ему всё новую и новую информацию для полной картины.

В отражении зеркала в ванной комнате он увидел себя совершенно уставшего. Причёска растрепалась, больше походя на ядерный гриб.

Сегодня в Москве было жарко. Для приближающегося лета, которое снова несёт сухость воздуха и пожаро-опасную ситуацию в регионе, было не так плохо.

Всё же лето могло назваться его нелюбимым временем. В Сибири в это время было очень жарко, их климат можно было описать фразой «из крайности в крайность». Если зима, то очень холодная, а если лето, то изнуряюще жаркое.

А ещё он не мог нормально работать, потому что мозги плавились. А вместе с мозгами и тело: ладони и ступни потели сильнее всего, вся бумага, к которой он прикасался, становилась волнистой. Эта проблема уже давно волновала его, но везде пишут, что для её решения нужно всего лишь родить ребёнка и тогда гормональный фон изменится. Конечно, это решение ему совсем не подходило. Как минимум, потому что он мужчина, а как максимум, потому что город.

Он знал, что летом многие города едут на юг, к морю, но сам себе такого позволить не мог. Всё же он столица.

Поправив волосы, Коля мысленно порадовался тому, что сегодня последний день конференции. Время ползло очень медленно, но теперь казалось, что всё пролетело незаметно. И все эти разговоры с Русланом лишь добавляли ощущение нереальности происходящего, словно это всё ему приснилось.

Максим ждал его в холле, нервно оглядывая проходящих. Сегодня он выглядел лучше, чем обычно. Да и больше не кашлял.

— Доброе утро, — сжато сказал Максим, но выдохнул, расслабляясь. Похоже, нервность была обусловлена тем, что он боялся пропустить его из виду.

Всё равно Коля был для него «стабильностью». Даже Александр Романов, какую бы радость не приносил, всё равно не был островком безопасности. Возможно, Максим в беде выбрал бы скорее Руслана, чем его. Просто потому, что в Сибири за своих убьют.

Коля кивнул больше своим мыслям, чем Максиму, но тот потянул его в сторону собирающихся городов. Сейчас все выглядели довольно уставшими, хотя в первые два дня не переставали болтать. Один только Московский не изменял в себе, всё так же продолжая ходить туда-сюда с телефоном под ухом. Причём держал он телефон плечом, а в руках тащил целую кипу бумаг.

Конференция прошла спокойно, никто, даже Коля, не задаёт вопросов, чем несказанно радуют Москву, который уже, видимо, от всего этого устал. Руслана здесь нет. Он не появляется даже с опозданием, отрывая главную дверь ногой, в руках зажимая шлем от мотоцикла. Так он часто делает, когда дело касается собраний округа.

Но сегодня обошлось без изучающих взглядов, обидных насмешек и прочего, что могло родится в голове Руслана. Сегодня его просто нет. Отчего-то стало скучно, даже скорее невыносимо скучно. Максим пытался о чём-то заговорить, но все темы были настолько неудачными, что в конце концов опустил голову и замолчал.

Руслан бы так не сделал. Почему-то казалось, что он мог бы болтать и болтать, привлекая внимание одним своим видом.

Поморщившись от собственных мыслей, Коля попрощался с Москвой, пообещав, что пришлёт отчёт побыстрее.

***

Новосибирск встретил серым небом и влажным воздухом, словно вот-вот должна была разразиться гроза. Ничего здесь за неделю не поменялось, хотя и казалось, будто прошла целая жизнь.

Присуще ли такое чувство остальным городам или он один его ощущает? Будто бы жизнь проходит мимо, оставляя после себя лишь кипу бумаг и сорванные листы календаря.

Дома было привычно тепло, Коля тщательно следил за температурой и влажностью воздуха. Когда к нему вышла Снежинка, то он, наконец, всё осознал. Опустился на колени и стал её осторожно гладить, хотя она и не злилась, если её брали на руки и носили так по квартире.

— Привет, — тихо сказал он. Кошка ласково подставилась под руку, и он почесал её за ухом.

Она была прекрасна в белоснежной шерсти с голубыми глазами, понимающе отвечая на неловкость Коли. Ему порой казалось, что она знает больше, но просто ничего сказать не может. Как жаль, что люди ещё не научились понимать животных. Если бы он хоть раз услышал её умные мысли, то наверное полюбил сильнее. Хотя он и так испытывает это иррациональное чувство по отношению к животному, которое не приносит никакой материальной пользы.

Раньше, в дестве, он пробегал мимо бездомных кошек, совсем их не замечая. А может быть, в Москве их и не было. Он помнил только кошку у Михаила Юрьевича дома, она всячески притиралась к нему, а Московский её отталкивал. Коле было почти жаль.

Да и Матвей не учил его любить животных. Тому и вовсе было всё равно на воплощения рек. Он ни разу Коле о них не говорил, хотя это являлось довольно важной информацией для городов. Всё-таки состояние реки, проходящей рядом или через город, играло очень важную роль. Единственный, кто постоянно заботился о своих реках, был Максим. Коля мог предположить, что тот находит в питомцах утешение.

А у Коли Снежинка это даже не важная река, а просто кошка, которая в один день решила увязаться именно за ним. И он до сих пор не отдавал себе отчёта, почему подобрал её.

Выдохнув, Коля встал, Снежинка тут же поднялась за ним.

Квартира была идеально убрана, прямо как перед отъездом. Он искренне надеялся, что Матвей в его порядок не вмешивался. Коля помнил, каким дотошным он может быть когда дело касается порядка.

Чайник щёлкнул, оповещая, что вода уже находится на нужной температуре. Запив тёплой водой полезной для желудка витамины, Коля вдруг понял, что заняться ему совсем нечем. Хотя дел было очень много, но ничем из этого заниматься не хотелось.

И уж тем более в его планы не входило слышать звук открывающий двери, словно в этой квартире, помимо Коли и Снежинки, живёт кто-то ещё.

Матвей довольно улыбнулся, когда увидел его «в клетке». Отсюда Коле точно некуда бежать, здесь нет нежелательных лиц и дурного влияния. Здесь можно насладится тортом, который Матвей с заботой поставил на стол.

— Вижу, ты устал, милый. — Было первым, что сказал Матвей. Он заботливо коснулся его щеки, добродушно улыбаясь.

От Матвея каждый раз в душе возникало какое-то очень неправильное чувство. Коля не ощущал ни радости, ни удовольствия, которое чувствовал от бесед с Московским. Матвей просто был. Абсолютно серый и непонятный. А когда начинал улыбаться, то и вовсе пугающий.

— Я не устал, просто только приехал.

Матвей по-хозяйски стал заваривать чай, будто он сейчас находился в своей собственной квартире. На своей территории.

— Перелёт был трудный?

Коля покачал головой.

— Всё было хорошо.

— Я думаю, тебе не стоит больше летать на самолёте, всё-таки в последнее время очень часто случаются авиакатастрофы.

— Разве? Я не слышал.

Коля забеспокоился, но совладав с собой, сделал мысленную заметку проверить новости и отчёты после того, как Матвей покинет его дом.

— И хорошо. Нечего пугаться таким. В следующий раз езжай в Москву поездом.

— Поездом? Но это очень долго...

— Ничего-ничего, зато безопасно. Максим поедет с тобой.

То, как легко Матвей решал за Максима, было немного странно. Коля ничего не слышал от Максима про крушение самолётов или что-то подобное. Омск больше боялся внимания к себе, считая, что недостоин, чем то, что в один момент разобьётся о землю. Он даже бы рискнул предположить, что такой исход предпочтительнее, чем очередная шутка Руслана про прошлый век.

— Михаил Юрьевич не станет столько ждать, — неуверенно произнёс Коля.

— Михаил Юрьевич должен понимать все риски.

— Но это иррационально, — он нахмурил брови, возмущённо размышляя, как бы переубедить Матвея. — Но если поезд сойдёт с рельс или в него будет заложена бомба?

— Тогда поедешь на машине, милый, — легко улыбнулся Матвей.

Коля опешил. Весь воздух из лёгких мгновенно пропал, когда карие, почти чёрные глаза Матвея, воткнулись в него. Это было по истине страшный взгляд, пробирающий до мурашек. По сравнению с добрым, чуть смешливым и мудрым взглядом Москвы совсем не был приятным.

— Но машина тоже не может обещать полной безопасности, — возмутился Коля.

Матвей резко развернулся и горячий чай выплеснулся ему на руку. Но Тумов даже взглядом не удостоил свою обожжённую ладонь. Только сейчас Коля заметил, как подрагивает его улыбка, как нервно ходят желваки. А ещё чувствовалось раздражение, мерзкое, гнетущее и неприятное.

— Милый, я желаю тебе только хорошего. Просто не летай на самолётах в ближайшее время.

Пришлось сглотнуть, чтобы не чувствовать себя таким слабым перед Матвеем.

Тумов снова натянул добродушную улыбку и поставил перед Колей чай.

— Рассказывай, как прошла конференция, дорогой. Мы тут без тебя совсем заскучали.

Матвей снова был спокойным с виду, но Коля невольно заметил, как дрожат его пальцы от гнева. Руслан? Максим? Он сам? Кто в этот раз является раздражителем для стабильности Матвея?

— Всё прошло хорошо, — ответил он, пожимая плечами.

— Что, совсем нечего сказать? — Матвей сделал вид, будто ему стало грустно. — Мне казалось, что столько всего произошло. Ты везде ходил с Русланом, а это... довольно интересно, полагаю?

Коле снова пришлось сглотнуть. Напряжение достигло того, что уже его пальцы начали дрожать. Только не от злости, как у Матвея, а от непонимания, почему Тумов сегодня такой. Обычно он в разы спокойнее.

— Руслан, должно быть, увлекательный собеседник, — напряжённо улыбается Матвей. — Умный, начитанный, правда? Ты за неделю должен был вполне понять, какой он, так?

Коле стало не по себе. Вжавшись в стул, он дрожащими руками стал мять торт. Матвей был зол, и это было видно невооружённым глазом. Из его глаз буквально сочилась ненависть, поглощая всё живое в этой квартире.

Матвей не был плохим, совсем нет. Скорее, он был сложным и непонятным. Сейчас совершенно неясно было, по какой причине он злится. И это пугало. В голове просто не складывалось, что могло пойти не так. Тумов совсем не пересекался с Русланом, и уж точно проблема не могла быть в Коле, потому что он... ничего не сделал. Разве это не логично?

— Я не понимаю, Матвей, — тихо произнёс он, нервно окидывая взглядом кухню. Оказалось, она была настолько скучной, что нельзя было придумать пару поводов, чтобы отвлечь внимание Матвея на что-то другое.

Тумов вдруг резко вздрогнул и повернулся к нему. Взгляд его смягчился, но окаменел, стоило увидеть лицо Коли, на котором совсем не было раскаяния и вины.

— Руслан — плохой пример для подражания, — прошипел Тумов, вцепившись в спинку стула. Коле всего на миг показалось, что дерево жалобно затрещало, умоляя не быть таким жестоким. — Тебе не стоит с ним водиться.

— Но почему? — вдруг выдохнул Коля. Слова Матвея были как напряжение, проходящее через провод. А Коля был сопротивлением, которое, если судить по физической формуле, должно было уменьшать напряжение за счёт себя. Их общая сила тока равнялась тому, кто устоит на месте.

Закон Ома никогда ещё не казался ему таким правильным, как в этот момент.

Матвей смягчился, глядя в безобидные голубые глаза. Он напомнил себе, что от Коли ждать ножа в спину, — глупо. Сибиряков просто не способен на предательство, поэтому мягко произнёс:

— Руслан несёт исключительно разрушительную силу, милый. Ты грозишь попасть под его влияние, поэтому я так боюсь за тебя. Это исключительно тревога за твоё будущее.

Слишком много слова «исключительно», поэтому показалось, что всё, что говорит Матвей, — фальшь. Коля нахмурил брови, поправляя очки. В голове проносится тысячи мыслей и отчего-то все законы физики, которые он знал. Как нелепо, наверное, узнай кто-то другой, что творится в его голове.

С учётом того, что теперь он узнал о Матвее, должно было нетрудно сложить два плюс два. Но презрение к Руслану никак нельзя было объяснить. Да, Енисейский был не очень приятной личностью, он скорее даже отрицательный, чем положительный. Но заслуживает ли он заведомо плохое отношение? Получается, что Коле даже углубляться в него не надо — ведь это то, чего хочет Матвей.

— В Сибири, да и по всей стране полно тех, кто может вести себя лучше, чем он, дорогой. Друзей можно найти везде, но Руслан... Лучше оставь его Дугару.

В глазах Матвея мелькнуло удовольствие, когда он вспомнил, что даже Дугару Руслан оказывается не так уж и нужен. Тот не позвонил, когда находился в опасной ситуации, словно понимая, что Енисейский ничем не поможет.

— Но с Русланом всё равно придётся работать, — хмуро произнёс Коля, кусая щёку изнутри, а затем ругая себя за это. — Он — важная часть региона. Я не мог просто не обращать на него внимания.

Матвей напряжённо улыбнулся.

— Важная часть региона? — хохотнул он, снова сжимая спинку стула пальцами. — Тот, кто ничего не сделал для этого, не может быть важной частью чего-то. Я... то есть ты добился большого прогресса. Руслану просто повезло, что он оказался рядом.

Как и в Руслане ранее, так и теперь в Матвее он заметил надлом. Значит, пришло время тщательно запоминать каждое слово.

— Просто не обращай внимания, проблема с ним сама собой исчезнет.

— Хочешь сказать, что Руслан исчезнет? — Коля наклонил голову, стараясь сделать наивный детский взгляд, которому так любил верить Матвей.

В прошлом детская глупость и неопытность заставляли каждый раз Тумова чувствовать себя чуть ли не самым умным. Но теперь Коля давно перегнал его в познаниях, поэтому этот сладкий, невинный и даже абсолютно наивный взгляд открыл Матвею рот.

— Я хочу сказать лишь то, что проблема с ним сама собой исчезнет. Время уничтожает подобных ему, милый.

— Разве?

Матвей смягчился, ласково улыбаясь.

— Понимаю, ты ещё совсем юн, чтобы такое замечать. Твоя доброта по отношению ко всем вызывает во мне гордость. Но всё равно не стоит тратить её на недостойных.

— Но почему проблема с Русланом исчезнет?

Матвей прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. А затем, смакуя каждое слово, произнёс:

— Потому что никто не в состоянии вынести его характер. А когда он останется один, то точно окончательно потеряет разум.

Коля замер, ошеломлённо хлопая глазами. Всё внутри запротестовало, закричала противная сирена. Ему захотелось выскочить и срочно найти Енисейского, чтобы убедиться, что всё нормально, что Руслан проживёт ещё несколько тысяч лет.

Старательно сглатывая, он старался усмирить быстро бьющееся сердце. По щекам расползся румянец, ладони вспотели.

— И что с ним станет? — каменным голосом спросил он.

— Руслан склонен к саморазрушению, поэтому полагаю... ничего хорошего.

Как же Матвею нравилось показывать своё превосходство, даже сейчас он тихо посмеивался, заметив удивлённый взгляд глаз напротив. Как если бы он говорил о погоде, Матвей улыбнулся.

— Может быть, с ним что-то случится, а потом он переродится во что-то более приятное. Я бы очень надеялся на это.

Коля в ужасе замирает. Всё внутри кричит «Нет!». Ему хочется воспротивится, первый раз в своей жизни запротестовать против Матвея. И всё ради чего? Неужели не ради себя самого, а для Руслана Енисейского?

Как глупо и расточительно, Николай. Копить в себе эмоции целый век и потратить их на другого человека. Какая глупость!

— Думаю, тебе тоже покажется это правильным решением, милый.

Матвей совершенно равнодушно пробует торт и удовлетворённо мычит. 

— Попробуй, пожалуйста. Сегодня особенно вкусно получилось.

Коля сглатывает и смотрит прямиком в карие глаза. Они у него тёмные, бездонные. В них нет пощады и раскаяния за свои жестокие слова. В них нет ничего, кроме бездны. Прыгнуть туда? Нет, не после того, как Матвей сказал такое.

Молча пробует торт и находит его совсем безвкусным. А на него всё так же смотрит бездна, порождённая холодом и одиночеством.