Крик виверны не сулит ничего хорошего, о чём Чонгук догадывается по реакции Тэхёна и Хёнвона. Они переглядываются. Хëнвон бросает весьма беспокойную фразу, и Тэхён тут же сообщает о необходимости возвращаться. Объясняют Чонгуку мало — Тэхён и сам почти ничего не понимает, а Хëнвон связывается с остальными членами Верховного Совета для открытия портала на огромном расстоянии. Остаётся только слушаться, следовать за Тэхëном и прислушиваться к собственным ощущениям так же, как делает это Тэхён.

Портал открывают в столицу, и проходить через него оказывается весьма тяжело, потому что к такому расстоянию его организм, лишь сегодня испытавший проход через портал, подготовиться не успевает.

Чонгук ещё и выходит в здании Верховного Совета. Либо там, где собираются все его члены.

Кому принадлежит это место, его волнует не так сильно, как множество архивампиров вокруг него, говорящих на незнакомом языке таким тоном, словно всем им предстоит умереть через мгновение.

После короткого знакомства и вывода, что они, Тэхён с Чонгуком, ничем в данный момент не могут помочь, — новый портал, ведущий к границе. Медлительности им не позволяют.

Чонгук мало понимает, и ему это совершенно не нравится, но ответов у Тэхёна он не находит. Он сам пытается выяснить, что случилось. В конце концов, Тэхён говорит, что Чонгуку лучше возвращаться в академию, провожает до порта, находит дракона, а сам остаётся. Обещает рассказать всё позже. Извиняется столько раз, что приходится применить угрозы, чтобы он поверил и перестал беспокоиться, не испортил ли всё.

Ещё и наставляет, чтобы Чонгук избегал любых вампиров, словно ему есть, кого избегать. Он из вампиров общается только с Тэхёном и круг общения расширять не спешит, поэтому легко обещает Тэхëну держаться от них подальше, ярко улыбается, прощается и следует к дракону. С ним летят ещё трое, причëм студенты той же академии. Вампиров среди них точно нет, так что Чонгук быстро с ними сближается и проводит весьма весёлый день в небе. Встречают его Чимин и Хосок, и направляются они к ним домой, где ужинают, принимают в гостях и Юнги с Намджуном и устраиваются в гостиной.

К тому моменту ему уже объясняют, что произошло, как с этим была связана виверна и почему ему стоит избегать вампиров, по крайней мере, до возвращения Тэхёна.

Прорыв тёмной материи. Тот, возле которого Чонгук и встретился с Юнхо, который до этого держался в секрете и о котором, похоже, стало известно не тем вампирам. Гнездо виверн, что жили рядом, было потревожено всплеском силы, и виверна Хëнвона отреагировала на это, как и все виверны в мире. Возможно, погибло много виверн. Вне сомнений, погибли и маги, ответственные за контроль, подавление и защиту, но Юнхо в порядке — даже сумела остановить одного из вампиров раньше, чем он приблизился к прорыву.

— Это всё, что сейчас известно, — завершает долгую речь Намджун, и они вчетвером переглядываются. — Поэтому вам стоит быть осмотрительными, — обращается он уже к Чонгуку, Чимину и Хосоку. — Особенно тебе, — теперь его взгляд направлен исключительно на Чонгука.

— Почему? — с усталостью в голосе спрашивает Чонгук.

Впрочем, ответ он, наверное, знает. Как и все в этой комнате. Нетрудно догадаться, по какой причине ему, будучи человеком, который важен члену королевского рода, стоит озаботиться собственной безопасностью. Рисковать жизнью он не собирается. Он усвоил этот урок — нет смысла его повторять и надеяться, что в этот раз не случится ничего из всего, о чём его предупреждали.

Тем более, со следующей недели начнётся учёба — с ней легко избегать любых проблем.

— Не беспокойся, — отзывается Чонгук. — Я не собираюсь искать проблем.

— Они сами тебя находят, — фыркает рядом Юнги, и Чонгук возмущённо пихает его локтëм.

— В этот раз не найдут, — он звучит уверенно. Он знает, о чём говорит. У него нет сомнений в том, что, по меньшей мере, до возвращения Тэхёна проблемы не сумеют его настигнуть.

Хотя бы потому, что единственный раз, когда он показывается за пределами академии, происходит утром следующего дня — надо же ему вернуться, а не оставаться в таверне. После он не рискует. Избегает даже прогулок по территории в одиночестве и всегда держится хоть кого-нибудь из знакомых и друзей.

С началом учёбы, как он и предсказывал, становится легче. Во всяком случае, он уже не скучает, а погружается в учебники, активно тренируется и размышляет об их с Тэхёном отношениях, собственных желаниях и ожиданиях и о том, как едва Тэхёну не признался. И хорошо, что не успел. Дело не в том, что он не хотел бы — он бы просто не смог выдержать такую разлуку после раскрытия чувств. Да он и не мечтал никогда о признании, сразу после которого пришлось бы беспокоиться о своей жизни.

Конечно, роль возлюбленного одного из принцев спокойную жизнь точно не обещает, но Чонгук и не горит желанием приближаться к королевскому роду. К счастью, Тэхён в своей семье младший. Наверное, до Чонгука никому не будет дела до самой свадьбы, если она вообще случится. Быть герцогом он не хочет. Мужем герцога — тоже.

Боги, он дрожит от мысли о признании, а рассуждать пытается о свадьбе.

Тэхён даже не может сказать, когда всё закончится и он сумеет вернуться. Намджун на все вопросы сочувственно его оглядывает и тяжело вздыхает, прежде чем сказать, что ответственность и обязанности принца, пусть и младшего, не позволят Тэхёну оставить своё королевство. Чонгуку и не нужно, чтобы он оставлял. Чонгук предпочёл бы быть рядом с ним, имея достаточно знаний, чтобы защититься, но он — всё ещё — обычный второкурсник. Ещё и человек. Такого раздавят и не заметят.

Благо, он хотя бы боевой маг и после обучения сможет быть полезен.

А сразу, как Тэхён появится, Чонгук ему признается. В то же мгновение, как его ноги коснутся земли. Его слишком тревожит ожидание, ему не нравится неопределённость между ними, и он больше всего хочет избавиться от груза на плечах, свободно выдохнуть и позволить Тэхёну решать, нужны ли ему в его годы отношения со слишком юным человеком. Потому что Чонгук успевает себя извести.

Оказывается, когда есть время и нет возможности увидеть ответ в глазах Тэхёна, легко удаётся надумать целое множество проблем, сомнений и вопросов, которые рядом с Тэхёном не пришло бы в голову.

— А что нам делать, если мы начнём отношения? — в конце концов, не сдерживается Чонгук.

К счастью, Юнги в это время ещё не спит.

Правда, слова Чонгука он понимает не сразу и долго хмурится в попытке определить, о ком и каких отношениях он говорит. Чонгук терпеливо ждёт.

— Быть в отношениях? — его голос полон неуверенности.

— Я с трудом представляю себе их.

— Вы ведь уже делаете всё, что делают в отношениях. Поначалу особо ничего не изменится. Там дальше сами решите.

Чонгук отзывается тихим мычанием и валится обратно на кровать, чтобы попробовать представить, как они продолжат дружить, будучи в романтических отношениях. В целом, он именно так и воспринимал их и до слов Юнги, однако складывается впечатление, что этого мало и многое должно измениться. Он сомневается, что Тэхёна, как принца, удовлетворят тренировки, совместные вечера и выходные. Он вырос в светском обществе, где любовь имеет совершенно иное значение.

Наверное, он будет ухаживать, однако какими будут его ухаживания? Какие Чонгук захочет принять? Чем ему нужно будет ответить?

Он ведь, на самом деле, имеет не так много, чтобы хоть чем-то одаривать Тэхёна. Он разве что кровью располагает. И Тэхёну его кровь, конечно, особенно нравится, но… 

Чонгук едва ли готов позволить ему это. Он не хочет. Он с трудом представляет, как это может соотноситься с любовью, даже если Тэхён именно из-за их связи не испытывает удовольствия от чужой крови. Людей ведь веками убивали, выпивая кровь. Добровольно поделиться ей с возлюбленным означает, наверное, доверие, только Чонгук предпочтёт его выразить иными способами.

А кроме крови — и вовсе нечего предложить.

И как выяснить, чего Тэхён хотел бы от их отношений?

Отсутствует он долго, и ждать его Чонгук действительно устаёт. Его утомляет невозможность выйти в город так же сильно, как и все вопросы, что крутятся в голове перед сном и не находят ответа. Он цепляется за любую возможность выйти из комнаты, однако ничего не длится достаточно долго и приходится вернуться — и в комнату, и к мыслям. Чонгук даже думает признаться во время вечернего разговора с Тэхёном. Заставляет себя сдержаться. Такое признание ещё хуже того, после которого следует долгая разлука. На его мечту совершенно не похоже.

Выбора, кроме как терпеливо ждать, не остаётся.

В день, когда Тэхён сообщает о скором возвращении, солнце светит необычайно ярко. Пусть он и говорит, что ничего пока не решено, Чонгука это волнует меньше всего. Он сразу, дождавшись окончания занятий, спешит в город, предпочитая провести время там, вместе с вызвавшейся прогуляться с ним Чанми. Время они коротают на рынке. Дракон Тэхёна должен приземлиться ночью, так что Чонгук заранее оплачивает им с Тэхёном комнату и показывает Чанми переулок некромантов. Ей он абсолютно нравится.

— Хочешь, покажу переулок вампиров? — предлагает Чонгук, совершенно позабыв про любую осторожность.

— Сейчас ведь опасно, — на удивление, именно Чанми становится той, кто вспоминает.

Чонгук распахивает глаза с громким выдохом, полным осознания собственной глупости.

Было бы так безрассудно подвергнуть себя опасности за несколько часов до встречи с Тэхёном.

В конце концов, Чанми провожают его к порту, где её саму, как и пару студентов, прилетевших на драконе, встречает повозчик. До академии они добираются в последнее мгновение, за несколько минут до закрытия ворот. Чонгуку уже не вернуться. Дождаться Тэхёна ему позволяют в небольшой портовой таверне, где номера принадлежат исключительно работающим драконам. Чонгука никто не выгоняет. У него даже не требуют сделать заказ, позволяют просто сидеть у дальнего столика, читать и ожидать, пока ему сообщат о приближении дракона. Тэхён ведь вот-вот должен прилететь.

Вместо этого сообщают другое. Причём не лично ему — о том, что происходит что-то странное, Чонгук понимает по оживлению в таверне, поднимается и находит, у кого спросить. Благо, он тут знает многих.

— Хэвон задерживается, — отвечают ему так растерянно, что сразу становится очевидно — задерживаться она не должна. У неё нет причин. Никто понятия не имеет, почему она всё ещё не здесь.

— Надолго? — сглотнув, спрашивает Чонгук.

— Она не выходит на связь.

Чонгук прикрывает глаза.

Ему это совершенно не нравится.

Благо, Тэхён Чонгуку отвечает, но его слова не утешают ни на мгновение — Хэвон и сама не понимает, почему не может ни лететь, ни установить связь даже с супругом. После Тэхён с подозрением спрашивает, откуда Чонгук знает о задержке, и приходится сообщить то, что должно было стать сюрпризом, а становится причиной для излишнего беспокойства.

— Уходи оттуда, — тон Тэхёна не сулит ничего хорошего. Он ещё и переходит на ментальную связь, что отнимает гораздо больше сил, используется очень редко, но подслушать такой разговор невозможно. Они так говорят впервые. — У тебя хватит денег на комнату в «Пристанище драконов»?

— Я могу дойти до Лимина.

— Слишком далеко.

— Ладно, — Чонгук не решается спорить. Волнение Тэхёна передаётся и ему, и он с опаской оглядывается, сжимая пальцами рукоять эльфийского кинжала. Ничего подозрительного. На него даже не обращают внимания. — На ночь хватит.

— Как только дойдешь, я свяжусь с Советом, чтобы мне открыли портал.

— Ты так можешь?

— Ну, Совету это не понравится, но могу. Пожалуйста, будь осторожен. Окружи себя защитой, не иди в темноте и прислушивайся к каждому шороху. Кулон на тебе?

— Я его не снимаю, — напоминает Чонгук и аккуратно ступает в сторону выхода, внимательно следя за каждым, кто бросает на него хотя бы мимолётный взгляд. Кулон нагревается, готовый защитить. — Я на улице. Здесь приземлился другой дракон.

— Чонгук! — вырывает его из мысленного разговора окрик, и Чонгук тут же отвлекается и испуганно оглядывается, чтобы сразу облегчëнно выдохнуть. Юнвон. Его одногруппник.

Интересно, почему он отсутствовал целый месяц?

По крайней мере, Чонгук хорошо его знает — он уж точно не будет замешан ни в каких заговорах. Их отношения можно назвать дружескими. Юнвон действительно рад его видеть и вызывается проводить, куда ему нужно, и Чонгук убеждает Тэхёна в собственной безопасности и просит его связаться с Советом. Так будет намного лучше и быстрее.

Хотя защитный полог по просьбе Тэхёна всё равно не рассеивает.

— Почему тебя месяц не было? — с любопытством спрашивает Чонгук, ступая по улице и зажигая каждый фонарь — тоже просьба Тэхёна. Ему самому так спокойнее.

Да, Юнвону он доверяет, но…

Юнвон не является другом Тэхёна. Они даже не знакомы, никогда не виделись и едва ли друг о друге слышали, разве что во время расследования нападения на Чонгука. А если так, значит, от него можно ожидать чего угодно.

Во всяком случае, он человек, а не вампир.

Вампирам не было бы смысла связываться с человеком, когда есть более могущественные создания.

— Моя сестра погибла, — услышать этого Чонгук ожидает меньше всего и громко выдыхает, с ужасом оглядываясь на Юнвона.

— Мне очень жаль, — он звучит абсолютно искренне. — Не стоило спрашивать об этом. Ты в порядке? Ну, конечно, после такого… Боги, прости, я молчу.

— Всё в порядке, — Юнвон, однако, улыбается, пусть его улыбка и выглядит весьма криво. — Мы не были близки, но кроме неё у меня из семьи никого не осталось. Теперь, вот, и её нет. Не будем об этом. Ты почему не в академии?

— А я встречаю кое-кого.

— Тэхёна? — его тон кажется Чонгуку странным.

В душе вспыхивает предчувствие, и кулон, отзываясь на чувства, усиливает защиту. Чонгук хмурится. Он не понимает реакцию тела, но прислушивается к ней и приглядывается к Юнвону внимательнее, пытаясь определить, что вызвало у него беспокойство.

— Ты знаешь его имя? 

— А не должен? — спрашивает Юнвон удивлённо.

— Знаешь… — не выдержав, начинает Чонгук и отступает в сторону, незаметно возвращая ладонь на рукоять кинжала. — Дальше я пойду сам, ладно? Только не принимай на свой счёт. Я не привык гулять ночью с альфами, так что, — он выдыхает смешок, — справлюсь сам. Здесь недалеко. Не хочу, чтобы Тэхён ревновал.

— Вы всё же встречаетесь?

— Да. Я его пара.

— Ты прав, — отзывается Юнвон и, подняв руки, отступает. — Проблемы с вампирами мне точно не нужны. Уверен, что сам дойдëшь?

— Конечно, — с облегчением бросает Чонгук и слабо улыбается, прежде чем попрощаться, развернуться и продолжить путь в одиночестве. До нужной таверны остаётся два поворота. Несколько минут — и он окажется в безопасности.

Почему-то именно после такой мысли и первого поворота фонари начинают друг за другом гаснуть. Его магию подавляют. Уже горячий кулон вспыхивает, словно намеренный прожечь его кожу, и Чонгук без промедлений собирает на кончиках пальцев несколько заклинаний. Он вслушивается в тишину бездыханной улицы. Не раздаётся ни шороха — и даже это кажется подозрительным.

Чонгук тут же связывается с Тэхёном.

Когда он не отвечает, переключается на Намджуна, но услышать успевает лишь собственное имя — после по нему бьёт ментальная магия, вызывая мощную волну головной боли и отрезая его от Намджуна. Мысли туманятся. Чонгук не уверен, кричит ли он от боли, сжимает ли руками голову и горит ли его тело, но на неожиданное прикосновение реагирует всё равно. Сила — и собственная, и кулона — без промедлений вырывается из него в виде всевозможных плетений, какие он только знает. Он её не направляет. Он понятия не имеет, что происходит с заклинаниями, но постепенно возле него вспыхивает яркое пламя. Его он тоже использует.

Боль прекращается резко — к нему возвращается сознание. Он находит себя сидящим на земле и вскакивает на слабые ноги, чтобы поверх огня увидеть безумные глаза, полные мрака.

— Успокоился? — в голосе вампира звучит злость. Чонгук тут же наполняет светлой силой заклинание, которому научился у Юнхо, и направляет на него.

Ничего.

Он даже, чëрт возьми, не отражает, не шевелится, не ведёт и бровью.

— Я мечтал о нашей встрече, — с поистине хищной улыбкой медленно проговаривает вампир и делает к нему шаг. 

Чонгук отступает на два. Связаться с Тэхёном не удаётся — проявляются отголоски головной боли, а вампир, усмехнувшись, качает головой. Значит, блок он не снял. Только уменьшил влияние.

— Что тебе нужно? — собравшись, спрашивает он и предусмотрительно делает ещё несколько шагов назад. Пламя следует за ним. Оно кажется единственным, что сейчас его защищает, потому что полностью наполнено силой королевского рода — с таким вампир, наверное, даже с его способностями не в состоянии бороться. Или ему потребуется слишком много времени.

Как хорошо, что времени у него как раз нет.

Тэхён вот-вот пройдёт через портал — остаётся лишь продержаться эти минуты.

— Так уж получилось, что до коронованной шайки добраться тяжело. Ты мне поможешь.

— Обязательно, — со всей иронией отзывается Чонгук и, почувствовав неладное, оглядывается.

Кромешная тьма. Даже ночью такой не бывает. Значит, вампир что-то скрывает, а ему следует быть осторожнее и защищаться со всех сторон. К счастью, хватает лишь мысли, чтобы кулон отозвался и усилил защиту.

Правда, вместе с ней усиливается и дрожь.

Чонгук признаёт — он чертовски боится.

— Не стоит тратить зря энергию такого полезного артефакта, — вампир, похоже, пытается его учить. — Он нам ещё пригодится, как и его сила. Решай, Чонгук. Либо ты пойдёшь со мной добровольно, либо я тебя заставлю.

— Выбираю второе, — без промедления отзывается Чонгук и не сдерживает смешок от мысли, что любые его попытки казаться смелым выглядят жалко. 

Боги, где Тэхён?

Неужели Верховный Совет нужно так долго уговаривать, чтобы они открыли портал?

И где Намджун? Чонгук уверен, он давно поднял всю академию. Дракона никто и не удержит где бы то ни было. Ему достаточно обратиться, чтобы все перед ним расступились, и он должен быть уже в пути. Хочется в это верить. Он ведь знает, что Чонгук не станет попусту его звать.

— Что ж, — вампир пожимает плечами, — если ты настаиваешь…

Он даже не заканчивает, а на Чонгука уже обрушивается такая волна заклинаний, что он с громким криком едва не падает на колени снова. Пламя взмывает. Чонгук даже замечает, как на его шее вспыхивает настоящий огонь, отражая все атаки с разных сторон.

Это трудно назвать борьбой Чонгука с вампирами.

Это борьба королевского рода с преступниками, получившими в свои руки невероятную мощь.

И осознание вдруг выдëргивает Чонгука из истеричного наблюдения за этой борьбой и позволяет отстраниться, уйти в себя и прислушаться к миру. Он ищет пути для побега. Да, заклинаний много, но есть сторона, лишëнная любой жизни. Он может успеть. Во всяком случае, он должен попробовать, потому что кулон долго не протянет — он и без того держится только чудом и уже давно бы рассыпался, если бы не…

А что, собственно, придаёт ему силы?

Чонгук кусает губы.

Догадка ему совершенно не нравится, но он всё равно выхватывает кинжал, режет палец и, не позволяя ни капли упасть, прикладывает к кулону, не обращая внимания на огонь и молясь, чтобы это хоть немного помогло. Он ведь человек. Союз человека и вампира считается самым сильным. Кровь человека должна усиливать вампира.

За те мгновения, что кулон не реагирует, он успевает множество раз уколоть себя за собственную глупость. Зато после — очнувшийся кулон вдруг впитывает все капли крови. Чонгук не видит, но по-особенному это чувствует. Он позволяет взять больше, столько, сколько нужно, чтобы не только защищать, но и атаковать, и во время первой ответной атаки срывается с места.

У него даже получается.

Он начинает верить, что сбежать удастся.

Препятствие возникает из ниоткуда. Его буквально отбрасывает на несколько шагов и ударяет о землю до резкой боли, громкого стона и ощущения, что он точно себе сломал хоть что-то. Удар влияет не только на него — сила кулона резко слабеет, значит, воздействие было не только физическим.

От попытки к бегству это не останавливает.

Останавливают, однако, руки, что вдруг хватают его, несмотря ни на огненную защиту, ни на заклинания, что вырываются из тела, ни на кинжал, которым Чонгук без остановки отбивается и, вне сомнений, оставляет глубокие раны. А кинжал, закалëнный светлой магией эльфов, должен причинять неимоверную боль.

Вот только боль настигает Чонгука — резкая, ощеломляющая, огнëм растекающаяся по шее от острых клыков. Чужая сила наполняет его. Чонгук слышит, как трещит кулон, что продолжает бороться, но это постепенно лишается важности. Его голова пустеет, только чтобы её заполнили чужие ему мысли, призывающие подчиниться, поддаться, забыть про борьбу. Взамен ему обещают тишину, покой и беззаботность.

Всё, что от него требуется, чтобы навсегда забыть про боль, — отдать волю, пойти туда, куда его поведут, стать куклой, которой можно будет играть в борьбе за власть. Лишить и Тэхёна выбора, потому что он поставит спасение пары превыше всего. Загнать королевскую семью и Верховный Совет в ловушку, когда им придётся выбирать, чем пожертвовать. Выбор не будет важен — к тому моменту власть они уже упустят.

И Чонгук почти соглашается.

Он не уверен, что именно в нём противится. Ему не нравится, что часть сознания не позволяет уйти в забытье, и он недовольно хмурится и обращается к себе, чтобы заглушить. Вопреки ожиданиям, разум становится громче, вытесняет чужие мысли, подталкивает вырваться и не позволить собой управлять.

Чонгук, резко придя в себя, вливает в их слияние всю светлую магию, которую только находит и в себе, и в кулоне. Вампир с громкими оскорблениями выпускает его из рук, и Чонгук, не останавливаясь, использует его же силу против него самого и его сородичей.

Человек в союзе не только отдаёт, но и принимает.

К огорчению вампиров, принимать Чонгук уже умеет, а вся мощь прорыва тëмной материи, что плещется в нём, благодаря кулону преобразуется в чистый огонь, полный света.

А после его окружает огонь дракона.

Тьма вспыхивает, рассеиваясь, и Чонгук растерянно касается пальцами горящей шеи. Кровь на пальцах вызывает животный ужас, пробуждающий все инстинкты. Вампиру приблизиться он не позволяет. Мысль, что они знакомы, не даёт атаковать, но Чонгук выставляет перед собой руку, дрожащую под весом окровавленного кинжала, и предупреждает, что ему лучше держаться подальше.

Эти слова становятся последними. Чонгук в то мгновение, когда полностью опустошëнным опускается на землю, искренне надеется, что последними в его жизни, а не только в этот день.

Судьба, к сожалению, распоряжается иначе — в себя он приходит в хорошо знакомой ему палате, с той же сильной болью в теле и тем же животным ужасом в душе. Он всё ещё пребывает там. Ему кажется, что вампиры появятся снова, как только он закроет глаза и отведёт взгляд от самого тёмного угла комнаты, и он не сдерживает ни вскрика, ни атакующего заклинания, когда дверь открывается. Целительнице удаётся увернуться. 

Не вампирша.

Чонгук с облегчением падает на кровать и закрывает лицо ладонями, чувствуя приближающуюся истерику. У него даже не находится сил с ней бороться. В голове вспыхивают подробности этой ночи, что только усиливает истерику, потому что сейчас Чонгук понимает и потому что понимание гораздо болезненнее любых физических ран.

Его тело ещё и наполнено силой, принадлежавшей вампиру, и от этого хочется вывернуть себя наизнанку, чтобы избавиться, не чувствовать и лишиться ещё одного напоминания. Он пытается.

И, наверное, едва не сжигает палату. Или лазарет. Или всю академию.

Удостовериться не успевает — его сознание под воздействием целительской магии вдруг уплывает. Его настигает блаженная темнота. Так лучше.

Он хотел бы остаться в ней навечно, но она его желаний не разделяет и постепенно растворяется в ярком свете, тихих разговорах рядом и всё тех же воспоминаниях, что сразу, как только преграда исчезает, снова заполняют все мысли. Невыносимо. Чонгук не хочет туда, ему нужно обратно к тьме, дарящей успокоение и тишину.

Его заставляют поесть.

Не видящий в этом смысла Чонгук соглашается лишь потому, что после ему обещают покой.

Сколько так продолжается, он не знает. Дольше, чем магическое опустошение, и намного хуже. Там он не видел смысла жить, но искал его, а сейчас — он не хочет хвататься за жизнь, он умоляет оставить его навсегда во тьме и у целителей, и у Юнги, что часто оказывается рядом, и у Исыль, которой он рад больше всего. Она являет собой чистый свет. В ней нет ничего от тëмной силы, завладевшей телом Чонгука, и в ней он находит спасение. За неё он цепляется. Ей стремится верить, когда она говорит, что смерть — не единственное его спасение. Правда, когда двери за ней закрываются, все её слова тут же забываются.

В конце концов, они находят способ магически его опустошить. Чонгук и не слушает, чем это ему грозит. Его это, в целом, не особо и волнует, и он спокойно соглашается на всё, что предлагают.

Может, ему станет легче.

Может, он умрёт.

Главное, чтобы хоть что-нибудь изменилось.

И хотя в глубине души он не верит, что у них получится, он послушно выпивает всё, что ему дают, выполняет, о чëм просят, и озвучивает все ощущения. Силы медленно вытекают из его тела и оставляют его полностью опустошëнным, лишëнным любого огня, без возможности создать хотя бы небольшой шар, поднять руку или даже открыть глаза. Он знает это состояние — не успел забыть за шесть месяцев и не забудет, наверное, до конца жизни. Он знает, что из этого состояния тяжело вырваться. И он знает, что шесть месяцев назад ему удалось это сделать.

В этот раз не нужно даже оживлять кулон — его магия растекается по телу Чонгука в то же мгновение, как растворяется вся чужая. Чонгук облегчённо накрывает ладонью тëплый кулон.

Его больше ничего не душит, не травит душу, не служит напоминанием о той ночи. Становится так легко.

Когда он открывает глаза и обводит взглядом всех собравшихся вокруг целителей, на его губах впервые расцветает улыбка, полная жизни, свободы и искреннего счастья. И пусть его глаза наполняют слëзы, он медленно поднимается с кровати и, сорвавшись, прижимается к той целительнице, что все эти дни была рядом с ним. А он ведь даже не знает её имени.

— Получилось, — он едва узнаёт звучание собственного голоса — так давно не слышал себя счастливым.

Целительница с улыбкой кивает и просит его вернуться на кровать, чтобы они могли проверить его состояние. Чонгук послушно опускается. Он сгорает от нетерпения — безумно хочется позвать всех друзей, чтобы явить им прежнего себя, о существовании которого уже забыл.

А лучше — пойти к ним.

Он так давно не был на улице.

И его даже не сдерживают, когда он подскакивает и спрашивает, может ли выйти. У двери его ждёт Юнги, и Чонгук сразу затягивает его в объятия с громким смехом и кружит. Он чувствует себя окрылëнным. Целители говорят, что этот эффект вскоре должен пройти, но Чонгук совершенно этого не хочет. Ему нравится.

Впервые за все эти дни он ощущает дыхание богини Жизни, а не Смерти.

— Где остальные? — насладившись Юнги, спрашивает Чонгук и оглядывается, готовый сорваться в нужную сторону.

— Тэхён ждёт здесь, — имя заставляет замереть.

В голове тут же вспыхивает лицо напавшего на него вампира, а сердце сжимает ужас, от которого он так старательно избавлялся. Чонгук, зажмурившись, машет головой. Только не снова. Он не хочет.

Он не должен думать о вампирах.

Ни об одном из них.

Не сейчас.

— Я не могу, — его голос срывается, и Чонгук сломленно отступает, обхватывая собственные плечи руками. Перед глазами встаёт образ Тэхёна, смешиваясь с тем вампиром, и Чонгук не выдерживает, сжимает ладонями голову и опускается на пол, пытаясь прогнать из головы их двоих.

Слишком больно.

Потому что он знает, что они не имеют отношения к Тэхёну.

Потому что он не справляется со всей бурей в душе, вызванной осознанием, насколько он в действительности слаб перед вампирами. Любыми. Тэхён легко может его убить, если захочет. Если их не остановили законы, значит, и перед остальными они могут быть бессильны.

Он боится.

Что ж, теперь он знает, как ощущается настоящий страх.

Его снова требуется успокаивать, только в этой раз он остаётся наедине с жестокой мыслью о том, что именно Юнги предстоит сказать Тэхёну. «Прости, он не может тебя видеть».

Чонгук представляет, какую боль эта фраза может причинить.

Потому что он сам чувствует то же самое, когда влетает в палату, закрывает дверь и тут же, прижавшись к ней спиной, опускается на пол, прижимает к груди колени и даёт волю слезам. Кулон окутывает его теплом, отзываясь на все чувства, и Чонгук не выдерживает, срывает его с шеи и откидывает в сторону.

В нём теперь нет смысла.

Ни в чëм больше нет смысла.

Да, его не травит тëмная материя, проникнувшая в сердце, но она, оказывается, отравила уже достаточно.

А без кулона, который он так и оставляет валяться в углу, сам Чонгук, на удивление, не чувствует себя целым. И от этого — больнее. Он не хочет иметь с вампирами ничего общего, но его жизнь принадлежит им. Как и сердце.

Как бы он ни пытался это отрицать и не думать ни о вампирах, ни о кулоне, ни о Тэхёне, у него появляется слишком много времени, которое он может посвятить именно этому. 

Вскоре он требует, чтобы ему позволили вернуться к учёбе. К счастью, ему позволяют. К сожалению, тренировки с некромантами в очередной раз напоминают о том, кого Чонгук пытается не вспоминать хотя бы несколько минут, и он — да, пропускает. Углубляется в светлую магию. Отказывается от встреч с друзьями и проводит время только с Исыль и Чанми, никак не связанными с Тэхёном.

Даже Юнги избегает, как только может.

Не то чтобы это помогает.

Вообще-то, делает только хуже.

Однако Чонгук старательно убеждает себя, что ему так легче, и даже начинает в это верить. Те дни становятся лучшими за все эти недели. Чонгук живёт жизнью обычного светлого мага, пусть и значительно отстающего в учёбе, потому что тянет его к совершенно иному, находит новых друзей среди светлых и забывается. Всё налаживается, пусть и криво, неправильно и с отвергнутой частью личности. Его устраивает и так.

Во всяком случае, до тех пор, пока он у полигона, где светлые боевики осваивают заклинания, не встречает дракона, способного подчинить себе тëмную материю. Честно — хочется сбежать. Чонгук не собирается приближаться. Он, на самом деле, вспоминает, что должен был зайти к профессору Мин, разворачивается и направляется в сторону факультета стихий.

Собственное имя вынуждает остановиться.

Теперь бегство Чонгука будет выглядеть слишком жалким.

Конечно, последний месяц он и сам являет собой иллюстрацию к этому слову, но всё же — крохи гордости в его душе сохраняются.

— Мы можем поговорить? — приблизившись, но остановившись достаточно далеко, спрашивает Намджун. 

Чонгук, зажмурившись, кивает. Он ведь всё ещё может сбежать, правда, всё его нутро кричит остановиться и выслушать, потому что он нуждается именно в этом. В словах, которые его излечат. У Намджуна должны быть такие. Он же принадлежит к самым мудрым созданиям в мире.

Он же единственный так хорошо знает того, кто живёт во снах Чонгука и из-за кого каждое утро начинается с истерики под горячей водой и желания вырвать собственного сердце или напрочь стереть память.

— Отойдëм подальше от любопытных глаз, — предлагает Намджун, протягивая ему руку, и Чонгук удивлённо опускает на неё взгляд.

Ладно.

Если он не может сбежать, значит, нужно принять приглашение и последовать за Намджуном вглубь парка, туда, где мало кто встречается. Их скрывают деревья. Намджун опускается на траву и приглашает сесть Чонгука. Его ноги буквально подкашиваются.

— Как ты себя чувствуешь? — первым делом спрашивает Намджун.

Чонгук с горькой усмешкой разводит руками.

— Живой.

— Как тебе светлая магия?

— Сложнее, чем тëмная. Но я справляюсь. Иногда. Я теперь в числе отстающих.

— Да, Чимин рассказывал об этом.

— Он хотел об этом со мной поговорить, да? Когда приглашал к себе. Я тогда не смог прийти.

— Все четыре раза?

— Это был трудный месяц, — пожимает плечами Чонгук и со вздохом разрывает зрительный контакт, опуская взгляд на сцепленные ладони. — Почему ты пришёл? — вопрос срывается с языка. — Хочешь поговорить о… — имя сдержать удаётся. — О нём?

Он слишком боится, что одно произнесённое слово разрушит его окончательно.

— О тебе, — отвечает, однако, Намджун.

— Как он? — Чонгук вскидывает голову. О себе говорить он хочет гораздо меньше.

— Живой, — возвращают ему его же ответ.

Чонгук выдыхает смешок и тут же со стоном откидывается на дерево и закрывает лицо ладонями. Он понятия не имеет, о чëм ему можно спрашивать. Не потому что Намджун не ответит — наоборот, он раскроет всё, что только знает.

А Чонгуку потом с этими ответами снова учиться жить. Или существовать.

— А если конкретнее? — сопротивляться он оказывается не в силах, и со стороны Намджуна раздаётся тяжёлый вздох.

— Разнёс половину Совета. Поссорился с семьёй. Едва не лишился силы из-за убийства.

— Какого убийства? — он хватает за слово и резко выпрямляется, чтобы развернуться к Намджуну.

— Он в ту ночь убил одного.

— Что значит — убил?

— Лишил жизни, сжёг тело и едва не захватил ещё пару кварталов. Умертвил, потом поднял и заставил дать признание. Оставил душу вечно гореть. За это, собственно, и предстал перед судом. Если бы не смягчающие обстоятельства, его бы навсегда лишили сил. 

— Смягчающие обстоятельства?

— Нападение на пару.

— Но мы не вместе.

— Поэтому суд и не закрыт. Нужно твоё признание, иначе…

— Что? — сглотнув, шëпотом спрашивает Чонгук.

— Можно убить кого угодно и сказать, что это во имя пары. Вы не в браке. Вы даже не в отношениях. Да, Совет знаком с тобой, но ты не был представлен им как его пара. Может, ты вообще с ним не знаком. Таким оправданиям никто не поверит.

— Если ты здесь ради этого, я согласен, — решительно выдыхает Чонгук и поднимается на ноги, готовый прямо сейчас лететь в здание Совета. Плевать на вампиров. Переживёт несколько минут в их окружении.

— Нет, Чонгук, — вопреки ожиданиям, Намджун качает головой. — Ты спросил — я ответил. Твоё признание должно быть искренним, а ты сейчас видеть не можешь Тэхёна. И кулон не носишь.

— Ношу, — нахмурившись, отзывается он и тянется к карману плаща, чтобы вытащить аккуратно сложенный кулон. Он никак не реагирует, и Чонгук болезненно прячет его снова, не в силах выдержать это. — Просто… Не на себе. Как мне ему помочь?

— Чонгук, — его голос приобретает строгость. — Я пришёл не для решения его проблем, он с ними сам справляется. Я здесь ради Юнги, а не Тэхёна. Давай поговорим о тебе. Тебя устраивают изменения в твоей жизни?

Намджуну должен быть известен ответ на этот вопрос.

По Чонгуку отлично видно, устраивает ли его такая жизнь, лишëнная всего тëмного. 

— Нет, — он устало вздыхает. Быть откровенным ему не нравится. — Но мне страшно возвращаться к прошлому. Это больно. И мне так стыдно перед ним, — его голос скрывается. — И вами. И собой. И… Он убил из-за меня! А я не могу с ним увидеться! Да я даже имя его боюсь произнести!

— Почему стыдно?

—  Из-за слабости.

— Ты выжил после такого нападения и называешь это слабостью?

— Выжил ведь. Всё закончилось. Почему это меня до сих пор преследует?

— Скоро тебе станет легче, — с нежностью обещает Намджун, и Чонгук не сдерживает раздражëнного вздоха.

«Скоро» не имеет временных рамок. Учитывая, что драконы живут гораздо дольше людей, «скоро» Намджуна вполне может занять месяцы или даже годы. Он хочет сейчас. Он слишком устал от чувства опасности, преследующего его на каждом шагу и кричащего, что ничего ещё не закончилось. Ему надоело жить в страхе, скучать по друзьям и бороться с влечением к Тэхёну. И — в особенности — строить из себя светлого мага.

— Дело в тëмной материи или Тэхёне? Чего ты избегаешь?

— Я не знаю, — его ответ полон обречённости. — Мне страшно, что встреча с Тэхёном вызовет у меня панику. Как в тот раз. А тëмная материя… Может быть, если я отреагировал на неё так, то она не для меня? 

— Чистая материя всех сводит с ума. И тëмная, и светлая.

— Забавно слышать это от некроманта.

— Я отлично знаю, с чем имею дело. Ты столкнулся с самой Смертью, Чонгук. Вполне естественно, что после этого ты будешь её бояться, но… Мы ведь не являемся её воплощениями. Ты можешь стать светлым магом, но не должен отказываться от старых друзей.

— Я не хочу быть светлым магом, — опустив голову, признаëтся Чонгук шëпотом. — Я пошёл с тобой, чтобы ты сказал что-нибудь, что мне поможет. Что угодно. Только достаточно грубое, чтобы действительно помогло.

— Грубое?

— Да, — он решительно кивает.

Намджун тихо мычит и на долгие минуты уходит в раздумья, пытаясь, наверное, подобрать слова. Чонгук терпеливо ждёт. В его сердце расцветает такая надежда, что он, кажется, схватится за любую фразу. Лишь бы помогло.

— Ты не найдëшь счастья в светлой магии, если рождён для тëмной. Она никогда не заполнит пустоту в душе. В конце концов, ты потеряешь себя, запутаешься в жизни и будешь жалеть, что посвятил годы чужому делу. С тактикой, которую ты выбрал, ещё и останешься без друзей. Достаточно грубо?

— Наверное… — с сомнением тянет Чонгук и слабо улыбается на изучающий взгляд Намджуна. 

— Ты прав, это слабость — сбегать от проблем вместо того, чтобы их решать, когда решение на поверхности и требует только небольших усилий. Ты не настолько слаб. Не опускайся до уровня людей, которых и сам не уважаешь.

— А если я и есть человек такого уровня?

— Тогда я бы не тратил на тебя своё время. И если ты выберешь быть слабым, со мной ты больше не увидишься. Как и с Юнги. Впрочем, именно это ты и добиваешься, не так ли?

— А ты умеешь быть грубым, — фыркает Чонгук.

В глубине души он признаëт — слова помогают, пусть и не так, как хотелось бы. К нему не возвращается лёгкость, Намджун не стирает ему память, да и в нём не вспыхивает желания забыть обо всём и делать вид, что случившееся никак на него не повлияло. Он просто понимает — вечное бегство и одиночество его вовсе не прельщают.

— Тэхён тоскует, — продолжает Намджун, и Чонгук распахивает глаза. Услышать об этом он совершенно не был готов. — Проблема не в том, что ты хочешь полностью вычеркнуть его из своей жизни. Это твоё право. Но ты правда считаешь, что Тэхён заслуживает бесконечного молчания, а не честного разговора и возможности попрощаться с тобой?

— Я не хочу прощаться с ним, — растерянно отзывается Чонгук, чувствуя, как сжимается сердце от мысли, что в его жизни никогда больше не будет Тэхёна. — Мне нужно время. Я излечусь, и всё вернётся, и мы снова будем вместе, и…

— Пока ты думаешь так, Тэхён считает, что по своей вине потерял и друга, и пару.

— Скажи ему, что это не так.

— Я дракон, а не почтовый голубь, — звучит даже более грубо, чем любые слова до этого, и Чонгук удивлённо к нему оборачивается. Такого он не ожидал. Ему казалось, Намджун согласится сказать Тэхёну то, что принесёт ему облегчение. — Это ваши отношения, Чонгук, — Намджун тяжело вздыхает, но, во всяком случае, в этот раз его фраза звучит мягко. — Ты не можешь сбегать и перекладывать ответственность за них на кого-то другого. Юнги же не просит тебя разбираться с проблемами за него.

— Я боюсь, Намджун.

— Тэхёна?

— Снова испытать тот ужас перед вампирами.

— А как ты поймёшь, что всё прошло и бояться уже нечего?

— Почувствую себя готовым.

— Ну, хорошо, — соглашается с ним Намджун и пожимает плечами, прежде чем вдруг подняться. — Жди, пока будешь готов. 

Чонгук поспешно вскакивает следом. 

Неужели их разговор окончен?

— Ты уходишь?

— Я ждать с тобой не собираюсь. У меня нет лишней сотни лет. Надеюсь, у Тэхёна есть, иначе в твоей готовности уже не будет смысла.

— Я прошу о месяце, а не сотне лет.

— Лишнего месяца тоже нет. Жди сам. Как дождëшься, так и быть, найдëшь.

— Перестань быть грубым.

— Я буду грубым, пока один мой друг умирает, а другой бегает от себя же и ждёт, когда же всё пройдëт само и без усилий.

— Он умирает?

— Не буквально, — к Намджуну возвращается мягкость, и он, наконец, разворачивается к Чонгуку. — Его жизни ничего не угрожает, с Советом он сам разберётся, всë же речь идёт о принце. Но жизнь без пары для него, как и для меня, хуже смерти. Решай сам. Я уже всё сказал. Сил тебе.

— Не хочешь потренироваться? — срывается у него с языка раньше, чем Намджун успевает попрощаться, и настаёт его очередь удивляться. Он поднимает брови. — Как с Тэхёном. Один раз. Я хочу убедиться, что… Не знаю. Мне нужно это.

— Пойдём на полигон некромантов, — к счастью, Намджун не отказывает.

Чонгук активно кивает, согласный на что угодно и в любом месте, и спешит за Намджуном к корпусу некромантов. Они его не беспокоят. Он о них и не думает, поглощëнный оглушающим волнением и страхом, что за эти два месяца он окончательно перестал быть тëмным магом и так и останется никем до конца жизни. Или что у него не получится. Или что он вернётся к тому состоянию, как только коснётся тëмной материи.

К его облегчению, полигон оказывается пуст — некроманты в такое время не тренируются.

— Я не буду испытывать тебя, — предупреждает Намджун. 

Чонгук согласно кивает. Он здесь не за этим.

— Нескольких мертвецов вполне хватит.

— Как скажешь, — тянет он и отступает, хлопая в ладоши, из-за чего за его спиной сразу вырастают трое мертвецов.

Времени передумать не остаётся. Как и задуматься, действительно ли он в этом нуждается. Намджун не удерживает мертвецов, и они сразу срываются в сторону Чонгука. Он отступает — лишь для того, чтобы принять нужную стойку и позволить знакомой и родной магии растечься по телу. Он её направляет на простые плетения, и мертвецы, ничем не защищённые, тут же осыпаются на холодную землю некромантского кладбища, чтобы на их смену сразу восстали другие.

Так легко за весь месяц ему не давалось ни одно светлое заклинание.

Чонгук не просто уничтожает — он танцует по полю с громким смехом и безграничным счастьем, что до краёв наполняет сердце. Он впервые живёт. Он и забыл, каково это — наслаждаться каждым мгновением тренировки и чувствовать себя на своём месте.

Удивительно, как сильно можно соскучиться по тому, чтобы просто быть собой.

Не хватает одной лишь детали.

Когда последний призрак оказывается уничтожен и на Чонгука больше никто не спешит нападать, он счастливо разворачивается и тянется вперёд, готовый со смехом прижаться, обнять и выслушать всю похвалу.

Но — замирает.

Намджун осторожно отступает, избегая излишней близости.

Стыд заливает всё лицо, и Чонгук со стоном отворачивается, прячется за ладонями и с трудом сдерживает желание сбежать. Безумие. Он настолько привык тренироваться с Тэхёном, что совершенно забыл, с кем тренируется на самом деле.

— С возвращением, — коснувшись ладонью его плеча, бормочет с улыбкой Намджун. Чонгук благодарно кивает, но головы к нему так и не поворачивает, слишком смущëнный произошедшим. — Как ты себя чувствуешь?

— Сейчас умру от смущения.

— Боюсь, будет весьма неосмотрительно делать это на территории некромантов.

— Выйду и умру.

— Ты недооцениваешь Тэхёна. Он и там поднимет.

— Сделай вид, что этого не было, ладно? — развернувшись, просит Чонгук и после насмешливого «чего именно?» облегчённо выдыхает. — Мне нужно возвращаться, — бросает он и тянется в этот раз за короткими дружескими объятиями, чтобы после отойти с улыбкой, благодарно поклониться и, схватив сумку, сбежать в сторону корпуса омег.

Благо, его никто не останавливает.

К счастью, Юнги оказывается в номере, поэтому скинувший ботинки и плащ Чонгук сразу спешит к нему и заваливается рядом, отвлекая крепкими объятиями от разложенных на кровати артефактов. Поначалу Юнги реагирует громкими возмущениями. Ему требуется время, чтобы осознать происходящее и перестать вырываться, но в конце концов он затихает и вопросительно его зовёт.

— Прости, — искренне выдыхает Чонгук.

— За что? — с подозрением спрашивает он.

— Что был сам не свой в последнее время. Но я здесь. Вернулся. Хочешь сходить куда-нибудь?

— Хочу тебя прибить.

— Тоже можно, — серьёзно кивает Чонгук, отстранившись, и срывается на громкий смех вместе с Юнги, что снова затягивает его в объятия, прижимает к себе и клянётся проклясть, если снова начнёт делать вид, что их ничего не связывает.

Два месяца уложить в один вечер оказывается весьма трудно — обсуждение всего, что случилось за это время, затягивается до середины ночи, пока Юнги не напоминает о необходимости спать. Приходится согласиться.

А утром Чонгука ждёт неловкий разговор с преподавателем тëмной магии.

И с Чимином, к которому он заглядывает весьма смущëнным, но всё смущение растворяется в то же мгновение, как его прижимают к себе, усаживают на диван, выставляют множество сладостей и требуют рассказать, как он себя чувствует, почему пропустил первую пару и к каким выводам пришёл после разговора с Намджуном.

И всё, на удивление, налаживается гораздо быстрее, чем Чонгук мог предположить, гораздо легче, спокойнее, без проблем, которых он так боялся. Словно и не было этих месяцев — настолько тепло его принимает тëмная материя, как никогда бы не смогла принять светлая. Даже некроманты встречают его так радостно, как никого другого, и в унисон признают, что им его не хватало.

Чонгук будто возвращается домой после долгой разлуки.

И хотя его дом наполняет счастье, ему не хватает одной лишь детали. Без неё он кажется пустым. Особенно в компании друзей, среди которых Чонгуку никак не удаётся расслабиться — его сердце сжимает невероятная тоска. Он скучает. Он нуждается в присутствии того, кто занимает все его мысли.

И он всё ещё боится.

И этот страх вызывает не желание к нему прислушаться, а раздражение и стремление либо избавиться от него, либо убедиться в его правоте.

Поэтому Чонгук поднимается с дивана — резко, неожиданно, вынуждая Юнги замолчать, а Чимина спросить, всё ли у него в порядке. Приходится потратить время на убеждение, что им не о чем беспокоиться, извинения и короткое прощание. Он ничего не объясняет. Он и сам не знает, куда идёт и чего добивается, потому что Тэхёна в академии, скорее всего, нет. А если и есть, Чонгук понятия не имеет, где его искать. Он даже не уверен, хочет ли с Тэхёном увидеться.

Нет, конечно, он хочет.

Однако…

Готов ли он к их встрече?

Чонгук со вздохом останавливается у главных дверей, за которыми скрывается так хорошо знакомый ему факультет некромантов, качает головой и медленно проходит внутрь. Можно было ожидать, что он придёт сюда. Куда идти дальше, он не знает, поэтому приближается к статуе богини Смерти и опускается на выступ, прислоняясь к холодному камню головой. Здесь спокойно. Чонгука никто не тревожит, и он погружается в собственные мысли на долгие мгновения. 

Правда, расслабиться всё равно мешают редкие разговоры проходящих некромантов.

Чонгук с трудом находит в себе силы подняться и, качнувшись, сонно оглядывает зал. Уходить он не хочет. Но и с наступлением темноты некромантов становится больше, и не обращать внимания на их разговоры оказывается слишком трудно. Выход находится далеко не сразу.

Зато как только в голове вспыхивает идея, Чонгук оживляется, оглядывается и ступает к нужной двери. Путь ему известен очень хорошо. Огромные врата некромантских подземелий легко раскрываются перед ним, наученным Тэхёном, и Чонгук, ускорившись, спускается к их пещере. В глубине души теплится надежда, что там он сумеет найти Тэхёна, но пещера оказывается абсолютно пуста.

Чонгук едва ли понимает себя — отсутствие Тэхёна вызывает у него и облегчение, и грусть. Он старается об этом не думать. Как бы то ни было, Тэхёна он не встретил, несмотря на то, что все мысли были поглощены именно им, значит, он не в академии.

Что ж, тогда их разговор состоится не сегодня.

Чонгук устало опускается на пол, прижимается к скалистой стене и прикрывает глаза. Нечисти поблизости он не чувствует — а жаль. Впервые он жалеет, что не является некромантом, и с усмешкой в который раз пробует поднять скелет мелкого грызуна.

Как и всегда, тëмная материя ему не подчиняется.

Впрочем, через десятки упорных попыток Чонгук замечает, что скелет немного шевелится, и с интересом наклоняется вперёд, вглядываясь. Может, ему показалось. Может, у него получилось. Во всяком случае — он пробует ещё.

Когда голову занимает бессмысленное и глупое дело, на другие не остаётся ни места, ни времени.

— Не суждено мне быть некромантом, — со смешком сообщает Чонгук многострадальному скелету.

Он, к сожалению, ничего не отвечает. Не раздаётся ни писка, ни рычания, ни поддерживающего «ты не прав, просто постарайся ещё немного». Мёртвая мышь оказывается весьма плохой собеседницей. Других у Чонгука нет — приходится мириться с такой.

В конце концов, даже эта мышь умеет слушать, поэтому Чонгук устраивается удобнее, растекается по полу и принимается рассказывать всё, что так сильно его тревожит. Это помогает. И структурировать мысли, и хоть немного приблизиться к пониманию себя, и признать, что сейчас он нуждается в Тэхёне гораздо сильнее, чем боится встречи с ним. Жаль, портал к нему это не открывает.

И почему именно сегодня мысли о вампирах работают не так, как должны?

Чонгук раздражённо пинает ногой камень.

Как глупо — ждать Тэхёна здесь, будто он обязательно придёт именно сюда, а не в любую другую из пещер. Или вовсе не подумает спускаться в подземелья. Или вообще не вернётся в академию.

С другой стороны, притяжение мыслей ведь так и должно действовать — сталкивать их в любом случае.

Однако они не сталкиваются.

За долгие часы в пещере не показывается никого, и Чонгук принимает решение уходить как раз в то мгновение, когда понимает, что последние несколько минут просто спал, прислонившись к холодному камню. Пора возвращаться. Завтра учебный день, и он должен выспаться, чтобы были силы на изнурительные тренировки.

Вопреки всем надеждам Чонгука, и по дороге из подземелья Тэхён не встречается. Он даже останавливает его однокурсника и спрашивает, не видел ли, и после отрицательного ответа обречëнно ступает дальше. Кажется, им не суждено встретиться. Может быть, им не суждено и быть вместе, если судьба так разделила их в день, что должен был начаться с признаний, а закончиться романтическими отношениями.

Начался он с нападения.

Заканчиваться, похоже, и не собирается.

Несмотря на одолевшую сонливость, Чонгук в комнату не спешит и медленно обходит территорию, вглядываясь в темноту, вслушиваясь в голоса и в мыслях не переставая Тэхёна звать. Ничего. Хуже, чем ничего, потому что с каждым бессмысленным шагом Чонгук чувствует себя так глупо и жалко. Он позволяет слезам течь. Даже не вытирает. Когда впервые всхлипывает, обхватывает себя руками и сжимается, старается держаться от тропинок и плутает меж деревьев.

Видеть Тэхёна он уже не хочет — ни сейчас, ни когда-либо в жизни.

Второй раз его нет рядом, когда Чонгук в нём нуждается.

Вероятно, он будет весьма плохим альфой со способностью так расстраивать своего омегу.

Чонгук усмехается и, вытерев рукавом плаща лицо, качает головой. Он ведь даже не его омега. Они никогда этого не обсуждали. Всё закончилось раньше, чем успело начаться, и это неимоверно злит. Судьба не дала им и шанса, как не даёт сейчас, когда, несмотря на то, с какой силой всё естество Чонгука рвётся к Тэхёну, держит их на расстоянии. Глупая судьба со своими глупыми вампирами и такой же глупой влюблëнностью.

И корни деревьев — тоже глупые.

Чонгук даже не пытается устоять и не собирается, когда его ноги вдруг цепляются. Он, зажмурившись, готовится больно упасть на землю.

Вместо этого он чувствует тепло чужого тело. Его тут же окружает до боли знакомый запах, и Чонгук неосознанно тянется к его источнику, цепляется руками за плечи и прижимается, давая волю слезам. Он и не замечает, как они опускаются на землю. Его это мало интересует, пока всем, что его волнует, является запах, в котором он нуждается сильнее, чем в воздухе, руки, скрывающие его от всего мира, и тихий голос, пытающийся выяснить, что у него случилось.

Главный плюс такого состояния — о страхе Чонгук вспоминает только тогда, когда все чувства заканчиваются и он, полностью обессиленный, отстраняется, снова вытирает лицо и набирается смелости встретиться с Тэхёном взглядом. Сердце в это мгновение замирает. Вдох даётся с трудом, зато выдох кажется таким громким, похожим на всхлип, что Чонгук прикрывает рот ладонью и спешит опустить взгляд. Сил бояться у него не остаётся.

— Когда ты вернулся? — шëпотом спрашивает он.

— Только что, — ничуть не громче отвечает Тэхён, и его голос звучит так…

Чонгук жмурится.

Он впервые видит Тэхёна настолько сломленным.

— Ворота же уже закрыты.

— В последнюю минуту успел, да. Хотел остаться в городе и вернуться утром, но дракон опустился раньше. Решил попробовать. И вот… Не зря.

— Ты только что спас наши отношения, — признание легко срывается с губ. Чонгук об этом не задумывается, слишком слабый, чтобы пытаться понять, что от Тэхёна скрывать.

— Почему ты плакал?

— Из-за тебя, — снова спокойно признаётся он. — Я весь вечер искал тебя и… Отчаялся. А потом разозлился. Потом решил, что нам не суждено быть вместе, если ты всегда исчезаешь, когда нужен мне.

— Чонгук…

— Замолчи, — резко бросает Чонгук и дëргается вперёд, чтобы снова Тэхёна обнять. — Прости, — от одного лишь слова с плеч спадает тяжесть, что едва позволяла ему дышать. — Мне жаль, что я просто сбежал и закрылся от тебя. Это не помогло и сделало только хуже. Стоило раньше понять, что спасение я ищу совсем не там.

— Чонгук, ты точно не виноват.

— Это ты не виноват, — он возвращает Тэхёну фразу и снова находит его глаза, чтобы передать всю уверенность. — Тебе не в чем себя винить. Ты не потерял меня. Пожалуйста, скажи, что я тоже не потерял тебя, иначе…

— Конечно, не потерял, — поспешно проговаривает Тэхён и вдруг поднимает ладонь, чтобы с нежностью отвести с лица прилипшую прядь и заправить за ухо. — Твои волосы отросли, — в одной фразе звучит так много любви. — Тебе очень идёт.

— Ты мне каждую ночь снился, — решившись, выпаливает Чонгук и тут же жмурится, прячет лицо у Тэхёна на плече и сжимается, когда понимает, что Тэхён замер. Трудно понять фразу иначе, чем он имел в виду. — Я не говорю, что мы прямо сейчас должны… Но… Сделай хоть что-нибудь, прошу тебя. Я устал от боли, я просто хочу быть счастлив.

— Чонгук…

— Ты не можешь? — понимает Чонгук и опускает плечи.

Значит, уже поздно.

Значит, им всё же не суждено.

— Могу, — вдруг в голосе Тэхёна из ниоткуда берётся уверенность. Чонгук вскидывает голову. Теперь Тэхён смотрит иначе, тянется к его лицу, чтобы снова убрать всё ту же прядь, не желающую оставаться за ухом, и вытереть от слёз щеку. — Теперь всё будет хорошо, обещаю.

— Хорошо, — завороженно отзывается Чонгук. — Я принимаю твоё обещание, — добавляет он гораздо увереннее и затихает, удобно устроившись в объятиях Тэхёна.

Больше говорить не хочется. Тэхён его желание понимает и развеять тишину не спешит, только обнимает удобнее, позволяет полностью на себя опереться и обволакивает Чонгука запахом. Он понимает, что делает. Альфы так могут лишь с близкими омегами. Подумать только — он и не пытается скрыть своё отношение.

И Чонгук ему не просто позволяет, а довольно улыбается, притирается к плечу и растекается в объятиях.

— Ты только не засыпай, — неожиданно громко просит Тэхён, вырывая из абсолютный тишины как вокруг них, так и в голове, и Чонгук, вздрогнув, отзывается недовольным мычанием. — Ты ведь устал. Не хочешь возвращаться?

— Ты за три месяца совсем по мне не соскучился?

— Ты ведь знаешь ответ.

— Мог бы и озвучить.

— Прямо сейчас?

— Мы ведь сейчас разговариваем.

 — Я безумно по тебе скучал, Чонгук, —  признаётся Тэхён, и Чонгук не скрывает яркой улыбки, которую, впрочем, Тэхён заметить не может. — И я боюсь, что завтра ты снова отдалишься.

— Я тоже этого боюсь.

— Но ты уже засыпаешь.

— Сам пытался меня усыпить.

— Ты прав, — соглашается, на удивление, Тэхён. Чонгук недоумённо поднимает голову и хмурится, вглядываясь в его лицо. Даже в темноте он кажется слишком довольным. — Мне нравится смотреть, как ты спишь. Как думаешь, почему мы часто оплачиваем только одну комнату?

— Потому что ты не хочешь каждую неделю тратить в два раза больше?

— Я даже не замечу этих трат.

— Вот ведь… Принц.

Тэхён отвечает громким смехом.

— Пойдëм, Чонгук, — зовёт он и, несмотря на поджатые губы, хмурое лицо и выражение крайнего нежелания уходить, всё же поднимается и тянет за собой Чонгука.

Отойти Чонгук ему не позволяет — притягивает к себе и прижимается снова, всё ещё нуждаясь в близости Тэхёна как никогда раньше. Мысль о предстоящей разлуке пугает. Чонгук не хочет уходить, не хочет, чтобы это состояние проходило или чтобы утром к нему вернулся тот страх. Он хочет навсегда остаться здесь, рядом с Тэхёном, в его объятиях, в ощущении абсолютного доверия.

— Не хочу тебя отпускать, — признания сдержать не удаётся. — Я не усну. Мне страшно, что как только я тебя отпущу, всё вернётся, и я просто не могу.

— Пойдём ко мне, — абсолютно серьёзно предлагает Тэхён.

На осознание его слов требуется несколько минут. Чонгук ошарашенно замирает. В комнате Тэхёна он не был никогда — всегда отказывался, боясь, что это могут воспринять совсем не так, как хотелось бы, а позже Тэхён и вовсе перестал предлагать.

Почему-то именно сейчас сил отказаться не находится.

— Пойдём, — решившись, на выдохе соглашается Чонгук.

Его решение удивляет, кажется, даже Тэхёна — он не сразу понимает, каким был ответ Чонгука, и тихо переспрашивает, чтобы убедиться. Чонгук спокойно повторяет. Да, утром он умрёт от смущения перед Тэхёном и стыда перед всеми, кого встретит в корпусе некромантов, но сейчас это ощущается совершенно не важным.

Главное, он будет с Тэхёном.

Уже мысль об этом вызывает неимоверное облегчение.

Жаль, что в чувства его приводят первые же некроманты, что встречаются им на пути, узнают Тэхёна и приветствуют и его, и смущëнного Чонгука. Хотя удивлённым никто не кажется. Даже любопытства не проявляют, просто затевают с ними короткий разговор и продолжают путь.

Чонгук поражённо качает головой.

Похоже, для всех некромантов присутствие с Тэхёном Чонгука является чем-то настолько обыденным, что никто и не задумывается, куда они идут и для чего. Или просто не любят вмешиваться в чужие дела.

Как бы то ни было, к моменту, как Тэхён открывает перед ним дверь, Чонгук не чувствует желания освоить полог невидимости и скрыться от всех внимательных глаз, а спокойно проходит, зажигает лампу и замирает, оглядываясь. На его комнату совершенно не похоже. И дело не в расположении мебели, нет — комната Тэхёна поражает широкой кроватью, украшенной балдахином, огромным и, вне сомнений, мягким диваном, двумя креслами у стола и пушистым ковром на полу.

Таких ковров он никогда прежде не видел — у них дома разложены несколько тонких и весьма грубых, зато дарящих тепло и не позволяющих ногам замёрзнуть в холодную погоду.

— Нужно снимать обувь? — оглянувшись на Тэхёна, уточняет Чонгук.

Он пожимает плечами.

Чонгук принимает это за согласие и быстро снимает ботинки, чтобы уже босиком ступить на ковёр и едва сдержать стон от ощущения невероятной мягкости. Он мог бы спать здесь. Это намного лучше, чем любые кровати, на которых он до этого спал. С небольшим преувеличением — конечно, и в корпусах они сделаны с удобством.

И всё равно и близко не стоят с кроватью Тэхёна.

Чонгук поэтому с опаской приближается к ней и не спешит опускаться, а касается невесомого балдахина и пропускает его между пальцев. Он уверен — ночь на этой кровати полностью изменит его восприятие отличного сна.

Боги, эта кровать и выглядит, и ощущается, когда Чонгук всё же решается опуститься, так, словно способна не только подарить отличный сон, но и излечить от любых болезней и вернуть мёртвого к жизни.

— Как тебе? — в голосе Тэхёна слышится довольство.

— Не хочешь поменяться комнатами? — совершенно искренне спрашивает Чонгук и на громкий смех закатывает глаза. Между прочим, он предлагал вполне серьёзно. — Это несправедливо. Почему у некромантов такие комнаты?

— У лучших студентов. У вас тоже есть такие.

— И почему я не стал лучшим? — обречëнно отзывается Чонгук и со стоном откидывается назад, раскидывает руки и прикрывает глаза. Идеально. Мягкая кровать, приятная ткань и балдахин, дарящий ощущение уединения. — Клянусь, я готов прямо сейчас здесь поселиться.

— Ты можешь приходить хоть каждую ночь, — слова Тэхёна только усиливают соблазн. — Я всё равно почти не пользуюсь кроватью.

— И почему Юнги всё ещё не живёт с Намджуном?

— Потому что им вредно жить вместе, — засмеявшись, отвечает Тэхён и Чонгук недоумëнно приподнимается, чтобы с вопросом посмотреть на него, уже расположившегося на кровати. — Дракон и ведьма — весьма своеобразная пара. Характер Юнги трудно вынести, а Намджун спокойно впитывает все его слова и не позволяет ссоре развиться.

— Это ведь хорошо.

— Не совсем. Когда они живут вместе, Юнги чаще пытается вывести его на яркие эмоции, но встречает спокойствие. Его это раздражает, и он, в конце концов, взрывается, ссорится сам с собой и уходит к себе. Потом быстро остывает.

— Мне казалось, в их паре всё хорошо…

— Для них это и есть хорошо, — Тэхён пожимает плечами. — Намджуна эти всплески не задевают, а Юнги потом возвращается за нежностью, но ради сохранения гармонии они иногда друг от друга отдыхают. По ним заметно, что их всё устраивает. Думаю, они оба в отношениях искали именно слияние противоположностей.

— А чего в отношениях ищешь ты? — ухватившись за фразу, спрашивает Чонгук и отсаживается назад, чтобы подтянуть на кровать ноги и сесть удобнее. Плащ он снимает и откидывает в сторону.

— Я не знаю, — ответ заставляет нахмуриться.

— То есть как — не знаешь?

— Правда, Чонгук, не знаю, — со вздохом отзывается Тэхён. — Мне нравится, что мы делаем обычно. Проводить вместе время, показывать тебе мир, делать тебя счастливым — это именно то, как я и представляю наши отношения.

— Я же не про нас спрашивал, а просто, — опустив голову, чтобы скрыть накатившее смущение, тихо ворчит Чонгук.

— Хорошо. Любви.

— Любви ищут все. Не подходит.

— Все ищут, а я не могу?

— Какой любви ты хочешь?

— Всей, какая найдется, — Тэхён снова отвечает обобщённо, и Чонгук раздражённо хватает подушку, прицеливается и сразу бросает. Он со смехом её ловит. — Серьёзно, я час назад был уверен, что потерял тебя, а сейчас ты сидишь в моей кровати и спрашиваешь об этом? Мы столько должны обсудить. Почему ты меня избегал? Что случилось сегодня? Почему я нашёл тебя в таком состоянии?

— Я… — начинает Чонгук и тут же затихает. Смущение сменяется стыдом. — Я боялся, — едва слышно проговаривает он, молясь, чтобы Тэхён не услышал и не стал переспрашивать.

— Меня?

— Нет! — его голос звучит оглушающе громко. — Не совсем. Не тебя. Вампиров. Тогда, когда мне стало лучше, Юнги сказал про тебя, а я запаниковал, потому что вспомнил тот ужас. Я даже кулон снял, — добавляет он, накрывая ладонью пустующую шею, и тут, опомнившись, тянется и вытаскивает его. 

Надевать не решается. Не боится — просто не чувствует, что это будет уместно.

— Тогда я и решил избегать всего, что связано с тëмной магией. И тобой. И в итоге сделал только хуже. Я знаю, я просто сбежал, и мне безумно стыдно за это. Прости, — его голос срывается, и Тэхён тут же оказывается рядом так быстро, что он и заметить не успевает. — Не волнуйся, плакать не собираюсь, — фыркает Чонгук и снова прижимается, прикрывает глаза и устало вздыхает. — Просто на жалость давлю, чтобы простил быстрее.

— Я и не считал тебя виноватым, чтобы прощать.

— Я, что ли, зря на жалость давлю?

— Боюсь, что да.

— Как грубо, — разнеженно бормочет Чонгук. — А сегодня… Мы встретились вчетвером, а тебя не было, и я так сильно по тебе соскучился. Но я не искал встречи. Точнее, искал, но… Боги, я сам не знаю, чего хотел. Потом понял, что ты мне нужен. И стало так обидно, что тебя снова нет рядом, когда я нуждаюсь. Поэтому я и плакал. Это так глупо звучит… И голова уже не думает. Снова ты со своим запахом.

— Тебе нужно поспать.

— Знаешь, что самое обидное?

— Что?

— Сюрпризом должно было стать признание, а не встреча, — с невероятной лёгкостью раскрывает Чонгук и улыбается на громкий, полный осознания вздох Тэхёна. — Я хотел признаться сразу, как ты сойдешь. Надоело ждать.

— Ты бы опередил меня на день.

— Да? 

— Я хотел устроить красивое свидание.

— Значит, можно считать, что я был первым? — довольно тянет Чонгук.

— Эй, нет, это так не работает, — в голосе Тэхёна звучит искреннее возмущение. — Не признался же. Значит, не был.

— Сейчас в признаниях нет смысла, значит, первенство за мной. В любом случае. Разговор ведь я начал.

— Но не сказал главного. А если я скажу?

— Я тебя ударю, а первым буду считать себя.

— Мне, что же, до конца жизни молчать?

— Хотя бы до утра. Ты мешаешь мне спать.

— Ты уже согласен на сон?

— Ты умеешь быть убедительным, — фыркает Чонгук и, оттолкнувшись от Тэхёна, заваливается в кровать и заворачивается в одеяло, всем видом демонстрируя, что больше не намерен разговаривать. 

Кулон он прижимает к груди и вдруг чувствует, как он слабо, едва ощутимо нагревается — впервые за этот месяц. До этого он был полностью лишён жизни, даже когда Чонгук изредка брал его в руки, а сейчас окутывает мягким теплом. Чонгук прикрывает глаза. Как же сильно он скучал по этой части собственной души.

— Расскажи что-нибудь, — развернувшись к поднявшемуся Тэхёну, резко просит Чонгук. — Чтобы я уснул. Будет неловко засыпать в тишине.

— Что-нибудь скучное?

— Расскажи, как поднять скелета, — Чонгук хватается за мимолëтную мысль.

— Как скажешь, — расслабленно отзывается Тэхён, опускается на диван и с лёгкостью тушит свет. Чонгук подтягивает к себе мягкую подушку, обнимает и вновь закрывает глаза — уже с намерением не открывать их до утра. — Что ж, скелеты… Как по мне, самое простое, что может быть в некромантии. Для этого не нужен даже договор со Смертью, потому что в костях нет жизни. Ты не оживляешь скелет, а поднимаешь несколько костей и заставляешь их подчиниться твоей воли. Первокурсники осваивают это в первые дни, и все из них в первую сессию попадаются именно на этом. Зачем учить теорию, если и так получается? Вот и я не учил. Это был первый и последний раз, когда я что-то списывал. Мы всем курсом это делали. А потом всё равно пересдавали.

— Ты правда думаешь, что под такую историю можно уснуть?

— Ты подожди, — в голосе Тэхёна слышится насмешка. — Сейчас я начну рассказывать теорию, и ты перестанешь слушать уже на третьем слове.

Тэхёне оказывается прав — правда, Чонгук перестаёт слушать на пятом из чистого упрямства, несмотря на то, что из пяти понимает только одно, близкое к термину боевых магов. Нежная улыбка касается губ. Всё его сердце наполняет невообразимая любовь, и Чонгук засыпает именно так — с чувством влюблëнности, абсолютного доверия и безграничного счастья, пока Тэхён продолжает говорить.

Наверное, по этой причине утром Чонгук совершенно не чувствует смущения, зато наслаждается приятной лëгкостью в теле и не скрывает улыбки, не сдерживает тихого мычания, похожего на пение, пока принимает душ, и ярко улыбается Тэхёну, когда выходит одетым в очищенную заклинанием одежду и с застëгнутым на шее кулоном и находит на столе тарелку с аккуратным завтраком.

— Ты принёс мне? — удивлëнно спрашивает он.

Тэхён пожимает плечами, делая вид, что его жест абсолютно ничего не значит.

— Спасибо, — всё же благодарит Чонгук и, схватив тарелку, опускается на диван рядом, подтягивая к себе ноги.

Тэхён, он видит, хочет что-то сказать.

Его взгляд опускается на шею, чуть прикрытую рубашкой, и Чонгук тут же касается кулона. Он отвечает теплом, точно откровенно ластится к рукам — настолько соскучился. Так же, как и Чонгук.

— С возвращением в мир вампиров, — Тэхён звучит, на удивление, благодарно.

— Нет уж, — фыркает Чонгук. — Никакого мира вампиров, пока не отойду от этого знакомства.

— Все причастные казнены.

— Один и вовсе убит до вынесения приговора, — тихо отмечает Чонгук и на недоумëнный взгляд Тэхёна на мгновение растягивает губы в неловкой улыбке. — Намджун рассказал. Я знаю, что ты убил одного из них. В ту ночь.

— Умеешь ты выбирать тему для разговора.

— Прости, — Чонгук опускает голову и принимается за завтрак, не сводя с Тэхёна внимательного взгляда. Он пытается прочитать его мысли, чувства или любую реакцию.

— Я не помню, как это произошло, — со вздохом признаётся Тэхён. — Ни мгновения. Последнее воспоминание — как ты не дал подойти к себе и упал на землю, а после чëрная пелена. Пришёл в себя в здании Совета. Остальное узнал уже от Намджуна. Было весьма страшно узнать, что я способен на убийство, и я надеюсь, что этого никогда больше не повторится. Хорошо, что не помню.

— Ты не виноват. Ты защищал меня.

— Скорее, злился, что не защитил. С вампирами ты справился сам, — в голосе Тэхёна слышится гордость, но он тут же хмурится и поджимает губы. — Тëмная материя чуть не убила тебя. Люди слишком слабы, чтобы так её использовать, а ты…

— Она хотела, чтобы я её использовал. Точнее, кулон использовал. Я почти не участвовал. И я плохо помню, что вообще происходило, да и обсуждать не хочу. У тебя проблемы с Советом из-за убийства?

— Не то чтобы проблемы.

— Ты можешь лишиться сил.

— Мог бы, если бы Хëнвон уже не был знаком с тобой и не встал на мою защиту.

— Если нужно, я готов признать тебя парой. Хоть прямо сейчас. 

— Ты ведь не знаешь, что это значит, — Тэхён горько усмехается и качает головой. — Сомневаюсь, что ты хочешь прямо сейчас стать мне мужем.

Чонгук распахивает глаза.

— Это свадьба?!

— Если прийти в Совет и сказать, что мы являемся парой, то выйдем мы оттуда супругами. Магическая связь. Свадьбы не будет, но позже она мало что изменит. Кроме оформления бумаг и наших титулов.

— То есть у вампиров брак заключается дважды?

— Если с парой, да.

— А брачная ночь когда? — нахмурив брови, с сомнением спрашивает Чонгук. 

Смысл сказанного доходит не сразу. На самом деле, только когда в глазах Тэхёна вспыхивает искреннее изумление и он оглядывает Чонгука так, словно он задал самый невероятный и неожиданный вопрос, какой только мог. 

Хочется только провалиться под землю.

— У нас или в основном? — неуверенно решает уточнить Тэхён, и Чонгук тут же со стоном откидывается назад и закрывает лицо руками. Всё лицо заливает смущением. Чонгук чувствует, как горит даже его шея.

Боги, он серьёзно спросил именно об этом и именно таким образом?

— Ты мне за тот разговор мстишь, да?

— Ты сам спросил!

— Забудь. Не отвечай. Не желаю ничего слышать. Лучше бы мы обсуждали, как ты убил того вампира. Я просто поем и пойду, а вечером мы встретимся и обсудим всё нормально.

— Это будет свидание, — Тэхён даже не спрашивает. Просто предупреждает.

Чонгук, зажмурившись, кивает и принимается за еду, чтобы быстро всё съесть, попрощаться и сбежать. Хотя бы до вечера. Правда, отсутствие рядом Тэхёна не так уж и спасает — из головы он всё равно не выходит, а мысли о предстоящем свидании и вовсе не оставляют ни на мгновение. Чонгук ведь никогда не был на свиданиях. Они никогда не называли встречу свиданием, какой бы она ни была. Да, на территории университета едва ли получится устроить что-то, что отличалось бы от их обычного времяпрепровождения, но с другим названием и атмосфера будет другой. 

И их ждёт полноценный разговор об отношениях.

Всё разрешится этим вечером.

И это волнует гораздо сильнее, чем само свидание. Чонгук понятия не имеет, как будет звучать обсуждение, о чëм им предстоит говорить и чем всё разрешится. И это — тревожит. Успокаивает только мысль, что он будет с Тэхёном.

На самом деле, мысль о Тэхёне вызывает настолько яркую и очевидную улыбку, освещающую всё лицо, что Чонгук тут же старается её прогнать и вернуться к беспокойству. Его хотя бы можно скрывать. Оно, по крайней мере, не лишает концентрации так сильно и позволяет сосредоточиться на тренировке, а не образе Тэхёна перед глазами.

О Тэхёне ему вообще нельзя думать во время учёбы.

До конца семестра остаётся мало времени, а Чонгук слишком нуждается в золотом пропуске. Второй раз он эту ошибку не совершит. Дождëтся обеденного часа и только там позволит себе мечтать, глупо улыбаться и не обращать внимания ни на кого вокруг. А потом — снова собираться с силами и сосредотачиваться на учёбе, благо, после обеда теория, которую он легко освоит позже, а не практика.

Вечер, на удивление, приближается стремительно, несмотря на томительное ожидание, волнение и предвкушение. Долгими кажутся только последние минуты. Чонгук с трудом их досиживает и подскакивает, как только преподаватель Ян отпускает.

До факультета некромантов он добирается за считанные мгновения после того, как переодевается в комнате. Тэхёна не находит, значит, он чуть опаздывает.

Игривая улыбка касается губ.

Волнение растворяется в умиротворении, что дарит богиня Смерти, и вместо него рождается желание Тэхёна опередить. Он уверен, Тэхён не даст ему и шанса быть в признании первым — и Чонгук не намерен позволять ему это. Вечер в любом случае закончится признаниями. Нет разницы, когда озвучивать то, что они оба и без этого знают, поэтому лучше сразу, без промедлений и первым. Улыбка от этой мысли становится ярче, и Чонгук даже не сдерживает смешка и оглядывается в поисках Тэхёна.

И где он только пропадает?

Чонгук очень сомневается в романтичности такого жеста, как опоздание на их первое свидание. Тэхёну, определённо, придётся извиняться, если он не появится через минуту. Чонгук ещё не сразу его простит.

Он тихо фыркает, снова оглядывает зал и не сдерживает тяжёлого вздоха.

В то же мгновение он слышит собственное имя, но даже не успевает оглянуться — его тут же сносит и не падает он только благодаря Тэхёну, что прижимается к нему со спины и удерживает.

— Я в тебя влюблён, — выдыхает Тэхён до того, как Чонгук хотя бы понимает, что происходит. — Будешь моим омегой?

Смысл сказанного доходит не сразу, зато когда Чонгук всё же понимает, что именно Тэхён сказал, — его захлëстывает мощной волной возмущения, и он разворачивается с намерением чем-нибудь Тэхёна ударить. Или сжечь. Или проклясть. Кажется, он даже помнит слова проклятия, которому его как-то учил Юнги.

На осознание требуется немного больше времени.

Чонгук, застигнутый врасплох, замирает.

Признался.

Тэхён ему признался.

Прямо сейчас. Так просто, быстро и легко. И так довольно, словно прекрасно знал, что Чонгук собирается сделать, и действительно не оставил ему и шанса. Всё, как Чонгук думал, и это возмущает так же сильно, как и смущает. Он разрывается противоречивостью собственной реакции на признание Тэхёна, не зная, что ему выбрать: покраснеть и робко ответить или же высказать всё возмущение.

В конце концов, выбирает Чонгук второе.

— Ты украл моё признание! — слишком громко обвиняет он, слабо ударив по плечу, и сразу оглядывается. На них не обращают внимания. Полог тишины?

— Разве? — Тэхён звучит ещё более довольно, чем выглядит.

— Я должен был признаться первым!

— Я немного опередил, — он невинно пожимает плечами.

— Ты украл у меня признание.

— Неужели я похож на вора?

— Тэхён, — шипит Чонгук и после вдруг смеётся, прижимается к нему и обнимает, закинув руки на плечи. Он прикрывает глаза. Его наполняет невообразимое счастье, и возмущение перестаёт быть хоть немного значимым, чтобы отвлекаться на него. — Я тоже в тебя влюблён, — бормочет он ответное признание, и от одной лишь фразы внутри вспыхивает такой сильный огонь.

— А омегой будешь?

— Конечно. Альфой стать мне не грозит.

— Чонгук, — в голосе Тэхёна слышится осуждение. — Моим, — он выделяет слово, и Чонгук выдыхает смешок, скрывающий за собой смущение, — омегой.

— Я подумаю, — совершенно серьёзно обещает он и с трудом сдерживает смех, когда Тэхён его отстраняет и вглядывается в лицо в поисках намёка на ответ. Или причину отказа. — Хорошо, подумал, — спустя долгие мгновения молчания продолжает Чонгук и ярко улыбается, снова выдерживая тишину. Тэхён медленно качает головой. — Буду, — ответ даётся легко.

Тэхёну хватает одного лишь слова, чтобы тут же прижать его к себе и вдруг закружить, вырывая громкий вскрик и привлекая внимание некромантов. Чонгук, как только замечает любопытные взгляды, вжимается в Тэхёна и жмурится.

Теперь о них знать точно будут все.

Не то чтобы о них, конечно, не знали, причём даже больше, чем есть на самом деле.

— Пойдём, — к счастью, предлагает Тэхён.

Чонгук даже не спрашивает, куда именно, кивает и вкладывает в ладонь Тэхёна собственную, чтобы поспешить за ним подальше от чужих глаз. Впрочем, Чонгук всё равно спрашивает и мечтательно улыбается, когда слышит об ужине в одной из пещер, где до этого никогда не был.

Почему Тэхён выбрал именно её, Чонгук понимает в то же мгновение, как, медленно спустившись по лестнице, выглядывает из-за плеча Тэхёна. В глаза бросается множество природных кристаллов, полных чистой магией, чей свет отражается от скальных стен и освещает просторную пещеру во множество цветов. Он восторженно вздыхает.

— Тут так красиво, — тянет он и поднимает руку, чтобы коснуться магической нити, что оплетает его. Она отвечает слабо — Чонгук, к сожалению, не владеет силой, позволяющей управлять кристаллами. — Готов поспорить, здесь бывали все парочки некромантов.

— Не станем же мы исключением, — весело отзывается Тэхён.

Он резко разворачивается к Чонгуку и затягивает его в объятия, и Чонгук с готовностью прижимается, притирается щекой к плечу и вдыхает усилившийся запах.

— Нам столько всего обсудить надо, да? — тихо спрашивает он.

Тэхён отвечает согласным мычанием.

— Ты боишься вампиров? — на удивление, тему для разговора он выбирает весьма необычную. 

Чонгук, задумавшись, пожимает плечами. Он не знает. Он не уверен. Ему страшно, что встреча с вампирами, которым он не доверяет так, как Тэхёну, снова разбудит те воспоминания, поэтому он опасается. Не Тэхёна и не вампиров — собственных воспоминаний и возможной реакции организма.

— Нужно время, — озвучивает главную мысль он. — Сейчас я не готов видеться ни с кем из вампиров. Тебя я всегда отделял от них, поэтому, наверное, с тобой было легче. Только… — Чонгук отрывается от плеча, чтобы поднять голову и встретить взгляд Тэхёна. — Не надейся, что я позволю себя укусить, ладно?

— Я и не думал об этом, — выдыхает Тэхён. В его взгляде вспыхивает сожаление. — Ты помнишь, как это было?

— Не совсем. Помню, что было больно и страшно, больше ничего. Стëрлось из памяти. Думаю, поэтому мне сейчас так легко с тобой — я же всё забыл, кроме самого факта нападения. Даже их внешность.

— Это хорошо.

— В конце концов, я ведь боевик. И не с таким встречусь. Правда, мне почему-то особенно не везёт уже во время учёбы, страшно подумать, что дальше будет.

— Не зря ты так рано кулон получил.

— Надеюсь, он хотя бы до конца этого года больше не пригодится. Надоело уже. Хочу побыть обычным студентом.

— Я хочу его забрать, — потянув его в сторону выступа, где можно сесть, вдруг говорит Тэхён, и Чонгук шокированно распахивает глаза и сжимает кулон. Отдавать он не согласен. Да, он не носил его месяц, но больше снимать не намерен.

Тем более, ещё и отдавать кому-то.

Особенно Тэхёну.

В его голове это выглядит так, словно Тэхён не хочет, чтобы Чонгук имел с его родом хоть что-то общее.

— Зачем? — сглотнув, уязвленно спрашивает Чонгук.

— Немного переделать. Ненадолго, — опомнившись, добавляет Тэхён, и Чонгук облегчённо выдыхает. Но всё ещё с опаской кулон сжимает. — У тебя он самый простой, родовые артефакты могут быть гораздо более сильными.

— Он меня устраивает и таким.

— Я хочу связать наши.

— Что значит связать?

— Значит, что я буду чувствовать, когда тебе угрожает опасность, и смогу в этом случае открыть портал. Это крайний случай. Надеюсь, нам не придётся его использовать, но лучше иметь такую возможность.

— И сколько дней это займёт? — хмуро спрашивает Чонгук.

Приходится признать, что идея Тэхёна звучит разумно, и всё же — оставаться без защиты он не хочет.

— Связать два родовых артефакта — не такая трудная задача. Там и часа не пройдёт, наверное. Надеюсь. Я никогда таким не занимался и не узнавал ничего. Самое долгое — перелёт, потому что обратиться я хочу к определённой вампирше.

— Она создала кулон?

— Да.

— Ты знаешь, кто она?

— Знаю, — Тэхëн мягко улыбается. — В нашем роду силой создания родовых артефактов наделена лишь моя мама. Я бы вас познакомил, но…

— Нет! — резко выкрикивает Чонгук. — Точно нет. Ни за что. Мы встречаемся десять минут! Я не готов к встрече с королевой! И твоей мамой! Мне твоего дяди хватило!

— Она ведь давно не королева.

— Она правила сотню лет!

— Чонгук, — нежно зовёт Тэхён и тянется к нему, чтобы вдруг коснуться губами щеки. Чонгук замирает. Всё его лицо вспыхивает, а биение сердца, не ожидавшего подобного, но отреагировавшего сразу, оглушает. — Ты моя пара, Чонгук, — шëпотом напоминают ему. — Ты будешь принадлежать к королевскому роду вампиров. И ты со всей моей семьёй познакомишься.

— Я согласился встречаться с тобой, а не с твоим родом, — упрямо ворчит Чонгук, с трудом находя силы сдерживаться и не кричать от мысли, что Тэхён его поцеловал. Он сходит с ума. Он даже не знает, каким усилием воли продолжает разговор и сдерживается, чтобы не накрыть ладонью щеку.

Тэхён его поцеловал!

— Это мой первый поцелуй, — неуверенно признаётся Чонгук и встречает полный любви взгляд Тэхёна, прежде чем зажмуриться. Невыносимо. Он не выдержит с Тэхёном встречаться. Его сердце просто разлетится.

— Ты очаровательно смущаешься.

— А ты украл у меня и первое признание, и первый поцелуй. И всё за один вечер!

— Прости, — засмеявшись, извиняется Тэхён, и в его голосе даже звучит искренность.

Чонгук с усталым вздохом поднимается и приближается к выступу, что служит весьма удобным столом, чтобы взять чашу с веткой винограда и вернуться к Тэхёну. Пока ужинать он не хочет, но желает отвлечь себя хоть чем-нибудь. Благо, новую тему разговора Тэхён принимает и поддерживает, и Чонгук облегчённо опускает плечи.

Да, им многое предстоит обсудить, но пока — он с наслаждением отправляет ягоду в рот и улыбается шутке Тэхёна, не сводя с него взгляда и пытаясь принять, что теперь их отношения изменятся. Точнее, восприятие ими этих отношений — сами они едва ли станут другими, не в ближайшее время. Тэхён не меняется. Разве что смотрит откровеннее, иногда делает смущающие комплименты и шутит уже и над тем, что они теперь встречаются, но такие изменения вполне ожидаемы.

По прошествии времени, когда им, наконец, удаётся обсудить, чего они ожидают от отношений, Тэхён и вовсе бросает, что безумно соскучился по их тренировкам. Чонгук даже не успевает среагировать, как над ним проносится призрак знакомого ястреба, однако легко и со смехом рассеивает его. Следующее плетение оказывается сложнее.

Приходится и расплетать его, и уворачиваться от атакующих заклинаний, и атаковать тоже.

Главное, что волновало Чонгука, — жалеть его Тэхён не начинает. Он отлично знает его предел. Он не нежничает с ним, как со слабым омегой, и лишь после, когда уставший Чонгук вместо уничтожения гладит по невесомой голове волка, Тэхён заключает его в объятия, снова слабо крутит и в поцелуе прижимается уже к другой щеке. Чонгук ему позволяет. Даже не показывает, с какой силой вспыхивает уже забытое смущение, сохраняет лицо и только улыбается, смело встречая довольство во взгляде.

Он чувствует себя неимоверно счастливым.

И если быть в отношениях с вампиром ощущается именно так, Чонгук признаёт — он ошибался во все те разы, когда думал, что они не для него. И когда говорил Тэхёну, что ни за что не полюбит вампира. И когда сомневался, стоит ли ему признаваться.

О, судьба весьма оригинально решила показать ему, насколько не прав он может быть в отношении к вампирам.

Главное, что Чонгук готов усвоить и этот её урок. Причём — с энтузиазмом и благодарностью, что она не прислушивалась к его словам и плела его судьбу именно так, чтобы он, в конце концов, признал их с Тэхёном парой.