Яркий свет быстро принимает в глазах очертания вечернего морского побережья. Арсений, вцепившись в чужие длинные руки так, что от ногтей остаются белые борозды, обессиленно падает на песок. Всё его тело дрожит, как в припадке, а по щекам не перестают катиться слёзы. Антон опускается на корточки перед ним, старается заглянуть в глаза, вытянув шею.

— Арс, ты как?

Ответом ему служит громкий всхлип. Никакой радости от встречи нет. Мысли в голове вьются клубком змей и одновременно звучат белым шумом. Его трясёт настолько, что руки Антона, в которые он вцепился, по инерции отдают мелкой дрожью. Слёзы душат, а в горле стоит тугой ком, который проглотить невозможно. Парень на секунду отпускает руку, намереваясь стереть слёзы с его лица, но Попов, не удержав равновесия, заваливается на бок, сжимается в комок оголённых нервов, которые, как провода без изоляции, грозят ударить током, стоит только прикоснуться. Он убийца. Самый настоящий убийца. Чем он лучше любого существа из этого места? Ничем. Он точно такой же. Он убил человека. Убил. Убил. Убил. Лишил жизни. Пырнул ножом. Попов закрывает лицо ладонями, впивается в кожу около линии роста волос так, что, кажется, ещё чуть-чуть – и снимет скальп. Громко ревёт. Ему плохо, безумно плохо. Хочется умереть, задохнуться. Прекратить существовать. Всадить лезвие себе в шею. Перед глазами яркими вспышками с бешеной скоростью несутся воспоминания. Руки в крови, раскрытая пополам шея, отвратительный металлический запах крови. Мужчина давит пальцами на закрытые веки. Непонятно, пытается он избавиться от навязчивых картинок или выдавить глазные яблоки, чтобы больше никогда, ни при каких обстоятельствах не видеть повторение этого. Тёплые руки осторожно, но настойчиво отодвигают его ладони от лица.

— Не делай так, пожалуйста.

И он взрывается. Вскакивает, от чего ногу простреливает острой болью.

— Да отъебись ты! — мужчина вырывает руки из нежной хватки, кричит, но не слышит собственный голос за шумом в ушах. — Я ненавижу это место! Я ненавижу всё это! Я ненавижу тебя!

Арсений сжимает руки в кулаки до побелевших костяшек, пытается сдержать дальнейшие слова, так и рвущиеся наружу. Он замечает, что прокусил нижнюю губу до крови только когда чувствует металлический вкус на языке. Антон молчит, смотрит на него, не моргая.

— Уйди. Уйди, пока я не наговорил лишнего.

Он старается выровнять дыхание и намеренно не поднимает глаз на собеседника. Слышит, как песок шуршит под чужими ногами. Когда понимает, что остался один, обнимает себя за колени, снова падает на землю, сжимая ткань под пальцами до треска. Новая волна слёз накрывает с головой.

* * *

Чтобы придти в себя, требуется время. Он всё так же лежит на песке, окрашенном в разноцветные неоновые краски, тупо смотрит перед собой на то, как лёгкие волны тёмно-синего моря бьются о песок, а оранжевый диск солнца врезается в горизонт. Лёгкий ветер треплет волосы, в которых застряли мелкие песчинки. Слух только теперь начинает улавливать клубную музыку, звучащую словно через толщу воды или стену. Глаза, сухие и красные, режут каждый раз, как он моргает, но Арсений не обращает на это никакого внимания. Он старается здраво обдумать всё, что произошло, при этом не скатываясь в слёзы, что даётся с трудом. Он пытается убедить себя в том, что убийство – это наркотическая галлюцинация, но здравый смысл протестует. Слишком реалистично, слишком по-настоящему. Не мог он пырнуть воздух, лезвие наткнулось на настоящую преграду. Получается, он убил. Лицо сводит истерическая судорога, но слёзы уже не текут, потому что их не осталось. Что теперь делать дальше? Просто так заявиться на базу он не сможет. Ему этого не простят. Он себе не простит. Да и Серёга... вряд ли они теперь увидятся. Друг точно не захочет иметь с ним ничего общего. Получается, остаётся одному скитаться по уровням в поисках пристанища. Или выхода. Хотя с каждым прожитым здесь днём кажется, что надежды остаётся всё меньше и меньше. А Антон... он ему наговорил то, о чём пожалел сразу, как только вернулся в рассудок. Нужно извиниться. Арсений поднимается с песка и, стряхнув прилипшие к коже песчинки со щеки, решает пойти вдоль побережья. Он прихрамывает, но старается передвигаться так, чтобы причинять как можно меньше боли травмированной конечности. Этот уровень похож на пляж где-нибудь рядом с Лас-Вегасом. Песок окрашивается в разноцветный неон, будто на него попадает свет от близлежащих клубов, повсюду растут пальмы. Солнце всё никак не может зайти, но небо тёмное, усыпанное кучей разноцветных звёзд. Мягкие волны океана бьются о берег, создавая приятный фоновый шум. Прохладный ветерок приносит с собой солёный запах свежести. На разном расстоянии друг от друга замерли люди, которые напоминают статуи. Их тела полупрозрачные и наощупь оказались как сгустки пара, но назвать их безжизненными нельзя. Лица выглядят осмысленными и немного мечтательными, слишком настоящими. Хочется надеяться, что это существа вроде безликих, а не живые люди. Попов поначалу пугается их, как только замечает, но спустя время начинает просто обходить. Он чувствует себя опустошённым и наполненным одновременно, как бывает после истерики. Эмоций не остаётся, но появляется странная расслабленность. Антона он находит достаточно быстро. Тот сидит на берегу и смотрит на закат, вытянув длинные ноги так, что босые ступни погрузились в воду. Мужчина тихо опускается рядом с ним, выдыхает:

— Прости, я на эмоциях наговорил лишнего. Я на самом деле так не считаю, — добавляет уже тише, — и не ненавижу тебя.

Парень продолжает смотреть на закат, поджав губы. Его лицо выглядит безумно красиво в пляшущих неоновых пятнах, отражающихся от воды. Зелёные глаза слабо светятся в темноте, и непонятно: это из-за игры света или сами по себе.

— Я головой вроде понимаю, что ты не со зла, но никак не могу отделаться от мыслей. Я думал, что ты не такой же, как другие. Что ты не злой.

Арсений на грани слуха улавливает недосказанное «что ты не монстр». Он опускает голову, не решаясь поднять взгляд на собеседника, начинает пальцем выводить на песке непонятные узоры. Сначала он хочет возразить, но понимает, что аргументов нет. Он убийца. Он монстр.

— Ты прав. Мне надо тебе признаться. Я, — долгая пауза в попытке собраться с мыслями, — я убил человека.

Антон, вопреки ожиданиям, реагирует на удивление спокойно:

— Я знаю. Ты достаточно поплатился за это; Ад не отпустит, если не посчитает, что ты уже достаточно отстрадал за свой поступок.

— Ад?

— Ты был на уровне Ад: там раз за разом проживал то, что совершил. Ты искупил свою вину, — парень поворачивается к нему, но Попов так и не решается посмотреть ему в глаза, — пожалуйста, пообещай, что больше не будешь на меня кричать.

— Обещаю, — он слабо улыбается и всё же поднимает голову. Парень только что узнал, что сидит рядом с убийцей, но вместо этого тревожится лишь о том, чтобы на него не кричали.

Антон выглядит встревоженным и тоскливым. Попов, чуть подумав, осторожно накрывает его ладонь своей, от чего парень вздрагивает и медленно моргает, выходя из оцепенения. Внезапно накрывает осознание, что у него больше никого нет. Друзья и семья остались в том мире, который сейчас кажется сном, Серёжа точно не захочет его видеть. Получается, у него остаётся только Антон. Единственный из существ, который относится к нему хорошо. Арсений устраивает голову у него на плече, разглядывая рыжие волны рядом с горизонтом, тихо шепчет:

— Я хочу домой.

— Вообще, есть один вариант...

Антон приобнимает мужчину за плечи длинной рукой, а тот сразу вскидывается и весь собирается, с вниманием смотря на парня.

— Какой?

— Существует девятьсот семьдесят второй уровень. Я точно не знаю, что там находится, но, вроде, оттуда можно выйти на Сцену. По крайней мере, мне так рассказывали.

— Как на этот уровень попасть?

Парень пожимает плечами.

— Наверно, через метро, но я не уверен. Ты правда хочешь уйти отсюда?

Арсений не раздумывая кивает, радостно улыбаясь. Надежда возвращается. Выход есть. Антон местный и точно не станет врать о таком. Дело остаётся за малым – найти этот уровень. Он хочет вскочить, прямо сейчас броситься на поиски, но замечает в глазах парня промелькнувшую грусть. Энтузиазм тут же немного угасает.

— Ты чего..?

Антон складывает длинные руки у себя на коленях, устраивает на них подбородок:

— Я думал, тебе тут нравится.

Попов выдыхает, пододвигаясь ближе к нему, обнимает, стараясь заключить парня в кольцо из рук, но, из-за его габаритов, тщетно.

— Тут интересно и необычно, но это никогда не заменит мне дом. Вот разве ты не скучаешь по своему дому?

— Скучаю. Там лучше, чем тут. Здесь всё слишком странное, слишком яркое и шумное.

— Ну вот. А я также скучаю по своему. Я тоже хочу туда, где мне нравится, где не странно.

Антон смотрит тоскливо, как щенок, которого в грозу хозяин бросил одного на улице. Шепчет тихо, так, что слова трудно разобрать.

— А как же я..?

Что-то в груди неприятно сжимается, скребёт когтями по тонкому перикарду сердца. Вопрос застаёт врасплох. Он об этом не думал. Был уверен, что доберётся до выхода любой ценой и, если это потребуется, пойдёт по головам. Он привык к Антону, но в своих планах на будущее никогда не рассчитывал на него, поэтому неожиданным откровением стало то, что парень хочет быть рядом, не хочет, чтобы он уходил. С одной стороны, ему нравится проводить время с Антоном, но с другой – остаться здесь значит испортить себе всю жизнь. Он тихо выдыхает, чуть крепче сжимая его в объятиях.

— Умоляю, не заставляй меня выбирать. Это слишком сложно. Я отвечу, но не сейчас.

Антон кивает, втянув руку в себя до самого минимума, кладёт её мужчине на спину. Когда Арс поднимает голову, парень осторожно тянется к нему. Попов резко отворачивается, как только их губы оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга.

— Прости, я не хочу сейчас. Я слишком вымотался.

— Ладно, хорошо. Я понимаю, — Антон, неловко покраснев, отворачивается.

Арсений вновь устраивается у него на плече, утыкается носом в тонкую шею и сам не замечает, как погружается в сон — усталость из-за большого эмоционального потрясения даёт о себе знать. Шелест волн убаюкивает, тепло чужого тела согревает и успокаивает, создаёт ощущение поддержки и защиты. Он впервые за долгое время чувствует себя так спокойно и беззаботно.