Глава 5

Хоть Ане и говорят с двух сторон не переживать, она всё равно волнуется. Для неё ситуация всё равно остаётся сложной, даже несмотря на то, что парни реагируют на её решения сплошь терпеливо и благосклонно, за вычетом совсем небольших осложнений. Это ведь не что-то, о чём можно сказать "да ладно, все справляются, и ты справишься". Напротив, нормальным людям с таким справляться и не приходится, они не жадничают, не лезут открыто в двойные отношения. Аня же... ладно, сожалеть об этом уже давно поздно, надо двигаться вперёд, куда бы это "вперёд" ни вело. Поздно трусить.

Петя крепко держит её за руку всё время, пока они идут до Аниного отеля, не отпускает ни на мгновение. Ане кажется, что она чувствует, как бешено пульсирует кровь у него в кончиках пальцев, и в ответ она сама теснее жмётся к Пете, пытаясь без слов выразить, что не намерена его оставлять, что бы ни случилось.

– Нам не обязательно это делать, – говорит Женя уже возле отеля. Всё это время он шёл рядом преимущественно тихо, и на его лицо временами набегала тень, и вот теперь, похоже, эта тень находит выражение в словах. – Честное слово. Если тебя сильно волнует этот вопрос, можем решить его другим способом. Каким-нибудь. Не знаю пока, каким, потом придумаем. Не заставляй себя, если сомневаешься. Ты же... сомневаешься, да?

– Я волнуюсь. Это совсем другое, – возражает Аня. – В тебе я не сомневаюсь. Просто не хочу, чтобы всё рассыпалось. – При этом она продолжает держаться за Петю и, кажется, именно из-за этого её словам недостаёт убедительности. Женя сжимает челюсти так, словно сам себя от чего-то удерживает, от каких-то неосторожных фраз, и медленно качает головой.

– Я тоже не хочу, чтобы всё рассыпалось, – говорит он. – Я же помню условия. "Нет" от кого-то одного означает "нет" для всех. Так вот, я не хочу, чтобы это "нет" появилось. А сейчас, мне кажется, мы на грани. Разве у тебя нет такого ощущения?

У Ани, откровенно говоря, оно есть. Именно поэтому она так цепляется за Петю и боится отойти от него даже на шаг. И сейчас Женины слова заставляют её сомневаться сильнее прежнего и всё стремительнее терять уверенность в себе.

– Петя? – окликает она в тревоге. И оглядывается, надеясь найти помощь и решение неожиданной сгустившейся проблемы. Женя сбивает её, подрывает её уверенность своими рассуждениями – в которых он, очень может быть, прав, вот что самое страшное.

Петя вздыхает. И как будто порывается закатить глаза, но в последний момент запрещает себе этот жест.

– И чего вы хотите от меня сейчас? Чтобы я тоже поучаствовал, что ли? – чуть резковато спрашивает он.

– Мне кажется, это было бы лучше. Спокойнее для всех, – осторожно говорит Женя. И вопросительно смотрит на Аню: – Но это моё мнение, конечно, я могу ошибаться. Если ты думаешь, что я неправ, так и скажи.

У Ани сердце бешено колотится и чудом не выпрыгивает через горло.

– Я не знаю теперь. Ты меня путаешь, – жалуется она. И крепко сжимает пальцами виски: надо собраться, от неё ждут внятного мнения. Аня оглядывается на Петю, потом на Женю и снова на Петю – ох, ей хочется утонуть в их внимательных раскалённых глазах, и это самая чёткая мысль, на которую она сейчас способна. Кое-как Аня берёт себя в руки. Надо принять решение – и Аня всё-таки уступает своим сомнениям, хватается за Женщины слова как за понятный каркас, на который можно опереться в мгновения собственной нерешительности. Продолжая оглядываться на парней поочерёдно, но всё-таки больше притягиваясь взглядом к Пете, она говорит: – Наверное, и впрямь будет лучше устроить так, чтобы никому не пришлось уходить. Чтобы мы никого не потеряли. Поэтому – да? Я хочу, чтобы ты тоже... поучаствовал? Если для тебя это приемлемо, конечно.

На Петином лице трещинами проступают смятение и нежность.

– "Приемлемо"? Да ты что? Наоборот, я буду только рад остаться, а не брести в одиночестве в никуда, пока вы тут вдвоём, – откровенно признаётся он. – Но... ты уверена, что это будет хорошая идея? Особенно для первого раза? Сразу начинать с таких... экспериментов, это не чересчур?

После того, как он обмолвился про "брести в одиночестве в никуда", Аня вообще не собирается его отпускать.

– Я выдержу, – говорит она как можно твёрже. И тут же видит, что ошиблась то ли с тоном, то ли с выбранной фразой, то ли со всем сразу. Петя хмурится, а Женя рядом и вовсе неодобрительно мотает головой.

– Это очень нехорошо звучит, Анечка, – честно говорит он. – То, что ты собралась "выдерживать" – так не должно быть. Может, лучше всё-таки не будем торопиться? Отложим на потом. Поищем другие компромиссы, придумаем что-нибудь.

Аня торопливо хватает его за руку.

– Нет-нет, не надо на потом! – протестует она. Ей кажется – вот сейчас точно всё разваливается, нельзя отпускать, надо сделать хоть что-то, склеить любым способом. Другой рукой Аня цепляется за Петин рукав. И, стараясь сдержать дрожь в голосе, просит: – Останьтесь, пожалуйста. Я делаю неправильно? Я ведь и не знаю, как правильно! Но очень хочу справиться, сделать всё как надо, я на всё для вас готова, правда. Что не так? Как мне исправиться, что сделать? Только не отказывайтесь от меня, пожалуйста.

– Не отказываемся мы! Как вообще?.. – горячо восклицает Петя. Женя сердито машет на него, вклинивается сам, не давая закончить фразу.

– Успокойся, милая. Конечно, тебе сейчас сложно. Но это пройдёт, я уверен, мы со всем справимся, – говорит он, так, словно старается словами и голосом ласково убаюкать. – Ты только не дави на саму себя, ладно? Терпеть не надо, "выдерживать" не надо. Из этого точно ничего хорошего не получится. Лучше подождать ещё какое-то время, чем поторопиться и всё испортить. Если ты не готова – не надо.

– Но я готова! Мы же потому об этом вообще и говорим! – возражает Аня. Она смотрит на парней поочерёдно – Женя терпеливо-спокоен, да и Петя уже спрятал свою вспышку под ровной маской невозмутимости, словно это не из него только что пытался вырваться жар, – и просит: – Давайте всё-таки попробуем. Втроём. Я не верю, что вы меня обидите.

Петя отчётливо вздыхает.

– Какая же ты упрямая, – отмечает он.

– Разве с вами можно по-другому? – не остаётся в долгу Аня.

Губы Пети трогает лёгкая улыбка.

– Наверное, и нельзя, – соглашается он. И обращается уже к Жене: – Ну что, попробуем?

Женя в ответ смотрит с сомнением.

– Обсудить бы, – предлагает он. Это не означает "нет", поэтому Аня слегка приободряется. Женя косится на неё и осторожно добавляет: – Усечённым составом.

По его косому взгляду Аня моментально понимает, что это значит. "Усечённым" – видимо, строго мужским. С одной стороны, ей немного некомфортно быть исключённой – но с другой... это уже не в первый раз, когда Петя и Женя что-то обсуждают без неё, сугубо на двоих, и, возможно, там реально есть что-то не для её ушей, что-то смущающее и некомфортное. Поэтому в итоге Аня всё же решает, что ничего страшного не произойдёт, если она уступит и позволит произойти небольшому разговору который лично она пропустит.

– Хорошо, – соглашается она. И тянет из сумочки конвертик с ключами от номера: – Я тогда могу просто пойти в отель. Подожду вас в номере. Так подойдёт? Только вы тогда обещайте, что придёте. Оба. Пожалуйста.

– Обещаем, – заверяет Петя. Аня вручает ему один из ключей и называет номер комнаты, а сама заходит в отель.

Она ещё успевает оглянуться возле лифтов. И видит через стеклянные двери, как Петя и Женя стоят на улице, оба серьёзные, нервно подобранные, и что-то доказывают друг другу, явно стараясь при этом не повышать голос. На мгновение в груди снова прорастают сомнения – Аня давит их как может. Хватит метаться. Она выбрала обоих, попросила обоих остаться, вот на этом и нужно успокоиться.

По лицам парней Аня предполагает, что быстрого разговора у них не получится, что ещё минут десять у неё есть, а то и все пятнадцать. Поэтому, оказавшись в своём номере, она первым делом отправляется в душ: ей и самой кажется, что правильнее быть чистой, и сверх того, она полагает, что и Пете с Женей будет приятнее найти её такой. Ане кажется, что она успеет и ещё как-нибудь прихорошиться, но по факту – входная дверь щёлкает, открываясь, как раз в тот момент, когда Аня, укутанная в один только халат, выходит из ванной. Ладно. Никакого прихорашивания, очевидно. Аня успевает только дёрнуть за резинку на затылке, распуская пучок, который собрала перед душем, и немного взбить пальцами распущенные волосы.

– Я ждала вас, – говорит она, улыбаясь. И протягивает одну руку к Пете, другую – к Жене, шагает им обоим навстречу, не зная, кого обнять первым, и на самом деле желая притянуть к себе обоих сразу. – Как вы? У вас получилось... договориться? – Она вглядывается в лица парней, пытается понять, всё ли хорошо, не случилось ли без неё чего-нибудь, что могло бы всё испортить. И, к своему облегчению, не находит никаких тревожных признаков. У Жени лицо тёплое, смягчившееся, утратившее нервозность. И у Пети глаза горячие, обещающие, что он никуда не уйдёт, а останется рядом до конца. Аня вся покрывается приятными мурашками под его взглядом. И в животе закручивается жаркий спазм, а в коленях поселяется дрожь от первого же, ещё совсем невинного прикосновения к плечу.

– В общих чертах – договорились, – говорит тем временем Женя. Это его ладонь обжигает Аню даже сквозь рукав халата, это он первым притягивает Аню ближе. – А если детальнее... скажем так, скоро сама увидишь.

Ане снова понемногу сладко сводит низ живота от этой расплывчатой формулировки.

– О, я очень хочу это увидеть. Почувствовать. Уже сгораю от нетерпения, – провокационно признаётся она, почти мурлычет. Сознательно и неприкрыто даёт понять, что уже готова к большему, потому что под жаркими взглядами парней её волнение пропадает, как по волшебству, а остаётся лишь приятное предвкушение.

Стоит только начать дразнить, и атмосфера меняется мгновенно, и от осторожной сдержанности не остаётся и следа. Женя порывисто подаётся к Ане, стирая последнее расстояние между ними, целует напористо и глубоко. Аня растекается по его груди, мгновенно теряя волю, взахлёб отвечает на поцелуи. Как сквозь сон она чувствует лёгкие прикосновения к волосам, к плечам, а потом – плотное, влажное, горячее – к шее. Это очевидно Петя, больше просто некому. И от осознания того, что он сейчас целует её одновременно с Женей, так уверенно, словно привык делать это уже давным-давно, Аню стремительно плавит, так, что даже колени начинают подгибаться. Она чувствует настойчивые жаркие губы на своих губах, а на шее – не менее жаркий бесцеремонный рот, руки на плечах и на талии, и ощущений сразу столько, что они сметают, как лавина. Внятно у Ани получается только скулить, теряясь в шквале прикосновений. Одной рукой она обхватывает Женю за шею, а другой пытается вслепую уцепиться за Петю, сама не до конца понимая, где касается его. Кажется, ей удаётся ненадолго задержать ладонь у него на бедре – а потом она снова теряется, потому что и Петя с неясным глухим возгласом льнёт к неё теснее, и Женя пытается крепче прижать её к себе. И объятия, объятия, столько их, что впору задохнуться от жара.

– Ну не стойте же в коридоре, – выдыхает наконец Аня. И пытается на подгибающихся ногах сделать шаг, плохо слушающимися руками утянуть и Петю, и Женю за собой вглубь комнаты. – Входите, входите скорее!

– Звучит... двусмысленно, – шепчет ей Петя перед тем, как мягко куснуть её за мочку уха. Острое и вместе с тем ласкающее прикосновение прошивает словно током, и Аня сладко ёжится в сдвоенных объятиях.

– Всё правильно. Так оно и должно звучать, я именно так и хотела, – бормочет она. Петя глухо охает у неё над ухом, и чья-то ладонь проскальзывает к Ане под подол халата, зачёрпывает обнажённую кожу на внутренней стороне бедра, и в четыре руки Аню наконец влекут прочь из коридора – к кровати, туда, где им, кажется, уже несколько минут как пора оказаться.

Мешающийся халат Аня сбрасывает на пол ещё по пути, хоть и не с первого раза: узел на поясе, до того казавшийся совсем простым, вдруг отказывается поддаваться дрожащим от волнения пальцам. Но до кровати оказывается достаточно шагов для того, чтобы успеть справиться. И на одеяло Аня оседает уже обнажённой – вернее, пытается осесть. Это тоже у неё выходит не сразу, потому что парни настойчиво зажимают её между своими телами, и их ладони ощущаются сразу везде, бесстыдно трогают и обжигающе ласкают. Аня вся пылает от жарких прикосновений. Её не покидает ощущение, что это всё ужасно неприлично, но... какая разница, когда так хорошо? В эти мгновения Аня искренне думает, что разницы нет никакой. Она мечется между Женей и Петей с поцелуями, оборачивается то к одному, то к другому и всё думает о том, как бы никого не забыть, не обделить.

– А вы что же?.. – вопросительно выдыхает она, когда её в который уже раз чуть царапает осознанием, что в прикосновениях ощущается как-то слишком много одежды для такого момента. Через ткань ей сложнее почувствовать парней, хотя она готова, и хочет этого. Обернувшись к Жене, Аня берётся за его рубашку, чуть путаясь в пуговицах, вытягивает их из петелек одну за другой. И в этом нехитром деле, которое, тем не менее, сейчас кажется не самым простым, ей не помогают ни поцелуи, с которыми Женя льнёт к её губам, ни Петины горячие ладони на бёдрах. От нетерпения Аня тихонечко скулит, покусывает Женю за нижнюю губу и дёргает пуговицы всё беспорядочнее. Наконец ей удаётся одолеть последнюю, и Аня распахивает полы рубашки, с удовольствием прижимается к Жене теснее, уже кожей к коже. Да, так гораздо лучше. Гораздо жарче.

– Забываешь обо мне? – с мягким упрёком выдыхает ей на ухо Петя. Аня подаётся обратно к нему и мотает головой.

– Ни в коем случае. Я здесь. Я помню, – уверяет она. И старается разрядить обстановку, которая, как ей кажется, стала чуть более напряжённой, игриво интересуется, поворачиваясь в очередной раз: - Ну, что расстегнуть тебе?

Петя ухитряется выскользнуть из своей кофты за те считанные мгновения, пока Аня задаёт этот короткий вопрос. Он берёт Аню за запястья, кладёт её ладони к себе на грудь – ощущать под пальцами горячую кожу и крепкие мышцы приятно, и сразу же тянет сладко поёжиться, – потом ведёт ниже, словно диктуя прикосновения и движение, пока Анины пальцы не касаются пряжки ремня и пуговицы на джинсах. Намёк прозрачен настолько, что ещё более прозрачным сделать его невозможно. Аня улыбается, чувствуя, как приятно покалывает кожу возбуждение – словно мурашки бегут одновременно и снаружи, – подаётся навстречу Пете для поцелуя и берётся за пряжку ремня.

– Как скажешь, – соглашается она. И, пока она старается одновременно и ласкать, и расстёгивать, Женя льнёт к ней сзади, ещё более горячий и близкий, чем прежде, гладит по бокам, мягко перебирая пальцами рёбра, трогает поцелуями плечо – и от его бережных прикосновений мурашки становятся совершенно невыносимыми, они как будто угрожают вот-вот проколоть кожу насквозь.

– Какая же ты красивая, Анечка, – нашёптывает ей Женя, и его дыхание нежно щекочет плечо. Аня беспорядочно изгибается, пытаясь одновременно и податься к Жене, чтобы утонуть в его ласке, и не отстраняться от Пети. Боже, какой же самонадеянной она была, когда считала, что любить двоих будет легко – сейчас её очевидно перехлёстывает эмоциями, и она всё меньше владеет собой, всё хуже ориентируется в том, что делает. Пряжка ремня и пуговица наконец поддаются, следом за ними Аня открывает молнию – и заводит обе ладони под резинку нижнего белья, гладит и трогает Петю откровеннее прежнего, и одновременно с этим изворачивается, откидывает голову к Жене на плечо так, чтобы ему было удобнее поцеловать её. Ей горячо и сладко от того, что у неё, кажется, получается держаться, никого не упуская, не забывая ни об одном.

– Вот так? Так хорошо? – выдыхает она и силится не уступать тому, как всё сильнее у неё кружится голова. Петя в эти мгновения как будто немножко у неё в руках, а сама Аня в руках у Жени, и всё это вместе так приятно, что хочется мурлыкать, таять, терять волю, уступать снова и снова, делать всё, что её двое любимых мужчин от неё пожелают. Аня и начинает понемногу таять, слегка теряется в водовороте ласки – и даже забывает испугаться, когда пол вдруг уходит у неё из-под ног.

Впрочем, чего тут пугаться? Очень быстро она снова ощущает под собой опору, оказавшись на кровати, и, что гораздо важнее, её всё время держат крепкие руки, так, что Аня непрерывно ощущает себя защищённой. Любимой. Последнее особенно прожигает её изнутри, и она нетерпеливо тянет парней за собой, к себе, желая ответить на любовь, вернуть её сполна. Она целует Женю, пока Петя торопливо сбрасывает с себя остатки одежды, а потом точно так же раскрывает объятия для Пети, давая небольшую паузу и Жене.

– Всё в порядке? Вам не неприятно? – спрашивает она, кое-как успевает протолкнуть слова между поцелуями. Хоть парни пока и не проявляют никакого недовольства, но Аня всё-таки хочет удостовериться: может быть, каждому из них не нравится видеть руки другого на её теле. Может быть, сейчас хорошо только ей одной.

– Всё чудесно, – жарко выдыхает Петя и крепче прижимает её к себе. – Ты только не волнуйся. Не волнуйся, слышишь? Всё замечательно. Ты замечательная, Анюта.

Аня краснеет – хотя казалось бы, её щёки и без того уже горят от возбуждения так, что сильнее уже невозможно.

– Я волнуюсь за вас. Если вам всё нравится, то я рада, – лепечет она. И задыхается, опять вся теряясь, потому что Женя снова приникает к ней, и горячей обнажённой кожи в объятиях становится так много, что Аня чувствует себя совсем обожжённой и путается в словах. – Вам ведь... да?

– Да, – просто подтверждает Женя. Его светло-зелёные глаза в эти мгновения золотятся невероятно красиво. Аня завороженно тянется к нему. Ей щемяще приятно оказаться в его руках, слиться в глубоком поцелуе – впрочем, и с Петей точно так же, и Аня каждый раз с удовольствием растворяется в объятиях. Она всхлипывает, теснее прижимаясь к Жене, готовая напрочь потеряться в нём, и становится всё тяжелее напоминать самой себе разгорячённым мозгом: только никого не забыть, нельзя забывать.

Петя медленно, любовно собирает её распущенные волосы в хвост и мягко тянет на себя, заставляя Аню качнуться обратно к нему.

– Ты снова забываешь, – тихо упрекает он. Его голос вдруг звучит как-то по-особенному низко, так, что Аню всю прошивает словно током. И её волосы в Петиных руках... это не больно, не неприятно, но вдруг добавляет происходящему лёгкий оттенок грязи, провокационный и будоражащий. Аня вздрагивает и изворачивается в Жениных руках, спеша исправиться.

– Нет, нет, что ты! Я не забываю, я помню, я здесь, с тобой, – заверяет она. И с лёгким трепетом кладёт обе ладони к Пете на грудь, клонится к нему так, чтобы почти коснуться губами губ, чтобы расстояние между их лицами стало совсем крохотным и дразнящим. – Что мне сделать для тебя?

Петя берёт её руку и опускает... Аня вспыхивает жарче прежнего, когда понимает, куда. Он там совсем раскалённый и очень твёрдый, но одновременно с этим ощущается и очень нежным. Аня боится причинить ему боль неосторожным движением. Она послушно смыкает пальцы, проводит ладонью вверх-вниз, подчиняясь тому, как её руку направляет Петя, потом осторожно повторяет уже сама. И старается прислушаться как можно более чутко к тому, как он реагирует, как отзывается на её попытки повторить показанную ласку. Ей сейчас немножко сложно воспринимать то, что происходит вокруг неё, потому что в эти самые мгновения Женя отводит волосы с её спины, метит тёплыми поцелуями лопатки и очень, очень отвлекает, и Аню всё тянет думать о его губах на её коже.

Похоже, она всё-таки отвлекается, потому что в какой-то момент Петя снова накрывает её ладонь своей рукой и опять начинает направлять, подсказывать, вести.

– Прости, – виновато выдыхает Аня. Конечно же, она не может сейчас оттолкнуть Женю, сказать, чтобы он перестал – да и не хочет, откровенно говоря, как можно просто отказаться от этой нежности, что у неё, сердца нет, что ли, – а его руки тем временем обнимают её, поднимаются выше и касаются Аниной груди, накрывают и ласкают, сбивая и отвлекая ещё сильнее прежнего. Практически титаническим усилием Аня заставляет себя собраться – она не знает, надолго ли её так хватит – и обещает: – Я исправлюсь, я сделаю как надо.

Петя что-то неразборчиво урчит, свободной рукой притягивая Аню ближе к себе. По нему пока не похоже, чтобы ему не нравилось происходящее, чтобы Аня успела сделать что-то катастрофически не так. Значит, можно успокоиться. Ободрённая Аня продолжает ласкать Петю, послушно придвигается, чтобы трогать его не только там, где он сам показывает, чтобы целовать и стараться сделать ему как можно приятнее. Женя всё это время не отрывается от неё не на миг. Его ладони соскальзывают с Аниной груди, уступая место Петиной горячей ладони. Сам Женя сперва гладит Анины бёдра, а потом тянется дальше, заводит руку Ане между ног, прикасается сперва легко, потом настойчивее и плотнее. Его пальцы обжигают неожиданно пронзительно и сладко. Аня вскрикивает, потом всхлипывает, потом сбивается на скомканные стоны, пытаясь совладать с разгорающимся в теле жарким удовольствием.

У неё остаётся смутное ощущение, что именно те тихие стоны, которые высекают из её груди Женины ловкие пальцы, отчасти довершают дело, выталкивают всю ситуацию куда-то на новый уровень. Петя крупно вздрагивает, и отзывается неясным, глухим, но всё же очень похожим звуком, и яростней, плотней водит Аниной ладонью вверх-вниз, пока его сбитое дыхание клокочет у Ани на губах и почти что во рту. Аня задыхается его жаром, и совсем теряется в торопливых прикосновениях, которые, ей кажется, уже везде-везде – не в последнюю очередь потому, что Женя настойчиво продолжает трогать, и под его рукой становится всё сложнее не рассыпаться самой, – и снова начинает что-то более-менее понимать, только когда ей в ладонь плещет вязким и горячим. Ох. Это смущает сильнее, чем Аня себе представляла – вернее, она себе вообще никак это не представляла, всё обходила мыслями этот момент. А теперь не знает, куда деть испачканную руку, и неловко целует Петю в плечо, пока он звучно выдыхает куда-то ей в волосы. И вдруг очень хочется обнять Петю так, чтобы он в каком-то смысле стёк к Ане на плечо, чтобы между ними всё было заполнено одной только безграничной нежностью. Но прямо сейчас этого сделать никак нельзя – не когда у неё за плечом распалённый, чудом ещё остающийся терпеливым Женя. Поэтому Аня просто запоминает это своё желание, чтобы отложить до более удачного момента, напоследок целует Петю в висок, а потом мягко отстраняется, чтобы податься к Жене. Он ведь тоже должен получить своё, да и потом, они ведь вообще договаривались, что он будет первым. И Аня уже не вполне уверена, что этот договор теперь нельзя считать нарушенным.

Женя в это время уже вытирает её ладонь полой подхваченного с пола халата.

– Ты в порядке? Всё в норме? – интересуется он так спокойно и мягко, словно у них тут происходят совершенно обыденные вещи, а не нечто сплошь неприличное. Сглотнув, Аня торопливо кивает.

– Да, да. Всё хорошо, я в порядке, я готова, – заверяет она. И тянется теперь уже к Жене, чтобы коснуться и его там, где он возбуждён и очень твёрд: сперва просто провести пальцами, бережно погладить, а потом... А потом Аня ничего больше не успевает, потому что без дальнейших промедлений Женя подбрасывает ей под поясницу подушку, а саму Аню опрокидывает на спину. Это как-то быстро, даже резко, как на американских горках, и так же пугающе приятно. И в животе острее прежнего затягивается сладко-горячий спазм предвкушения, и Аня охотно раскрывает колени, позволяя Жене оказаться между её разведённых бёдер.

– Я готова, – тихонько напоминает она ещё раз, трепеща от предвкушения. Женя наклоняется к ней, чтобы поцеловать её, и оказаться под его горячим телом Ане неожиданно нравится. Вернее, она никогда не предполагала, что ей не понравится, но как-то... очень хорошо. Аня улыбается сквозь поцелуй, проводит ладонями по Женины плечам, по груди и бокам, чуть нерешительно тянется к ягодицам, пытаясь без слов лишний раз дать понять, что она готова и открыта ко всему, что произойдёт дальше, – и вдруг чувствует отчётливое движение рядом, а потом прикосновение губ к плечу.

Петя.

Конечно, он по-прежнему рядом, глупо было бы предполагать, что дальше он отстранится и будет просто смотреть. Но почему-то всё равно для Ани оказываются неожиданными его прикосновение и попытка снова прильнуть к ней. Она растерянно охает и в который уже раз за сегодня теряется, сбившись с понятного порядка действий, не знает, к кому потянуться. Наверное, наспех решает она, стоит в первую очередь держаться за Женю, сейчас ведь в каком-то смысле его очередь – а Женя в последний раз касается поцелуем её губ и приподнимается.

– Только не молчи, если что-то будет не так. Что угодно, – просит он и теснее подаётся бёдрами к Аниным бёдрам. Аня чувствует очень твёрдое, обжигающее не только жаром, но и откровенностью прикосновение внизу и чуть стыдливо кивает. Она, правда, не имеет понятия, как всё должно быть, когда оно "так", но...

Эти мысли рассыпаются почти сразу, когда Женя толкается внутрь. Аню отчасти оглушает тесным соединением тел, и мягкие, но настойчивые толчки ощущаются как повторяющаяся снова и снова, постепенно набирающая яркость сладкая вспышка в самой нежной глубине тела, не похожая ни на что из того, что было ранее. Постепенно растворяясь в этой сладости, накатывающей вновь и вновь, Аня закрывает глаза – ресницы опускаются сами собой, а в горле отзывчиво всплёскивают стоны, и Аня стонет, не сдерживаясь. Её затягивает в сладкую близость, как в омут, и кажется, что в эти мгновения не получится воспринимать ничего, кроме Жениных движений внутри.

Но очень быстро оказывается, что не почувствовать горячие губы на щеке и жестковато-ласковую ладонь, сжимающую грудь, невозможно. Аня вскрикивает от неожиданности и слепо подаётся навстречу ласке.

Она слышит, как Женя приглушённо, отрывисто цедит у неё над головой:

– Мешаешь?

И слышит, как совсем рядом Петя возражает: – Помогаю, – и после этого его ладонь ускользает ниже, примерно туда же, где Женя по-прежнему ещё соединён с Аней и движется в ней. Только останавливается немного выше, быстро нащупывает чувствительную точку, дразнит её и терзает лаской. Под его пальцами невыносимая сладость удваивается, утраивается, становится особенно острой, и Аня сбивается на всхлипы, близкие к крикам. В какой-то момент ей начинает казаться, что её пытают удовольствием – разве её тело может выдержать так много? Боже, почему она ещё не расплавилась под Женей, не рассыпалась под Петиной рукой? – и собственные движения всё отчётливее напоминают ей судороги, пусть и очень сладкие, пока она беспорядочно хватается то за Женю, то за Петю.

Она хочет сказать им: как хорошо!

Хочет сказать: хватит!

Хочет сказать: ещё!

Её разбивает на блаженные осколки прежде, чем она успевает произнести хоть что-то из того, что пытается.