Всё тот же дом на Уимпол-стрит. Профессор и капитан сидят в кабинете Стайлса и, довольные тем, как сложились обстоятельства, обсуждают будущий эксперимент за чашкой чая. Горничные в гостевых покоях на втором этаже набирают ванну, в то время как миссис Бойл показывает Луи его комнату: просторную, в светлых тонах, с бледно-голубыми обоями и мебелью из белого дерева, с большим окном со светлой рамой, где на подоконнике стоит милая вазочка с цветами, сродни тем, которыми совсем недавно торговал паренёк.

— Да я в жизни в ванной не мылся, как у вас это принято, — бурчит Луи, пока миссис Бойл ведёт его к высоким резным дверям из светлого дерева.

— Невозможно достичь внутренней красоты, если Вы грязны снаружи, — убеждает его пожилая экономка, крепко держа за руку и не давая вырваться.

Пройдя в комнату, парнишка осматривает всё со скептическим выражением лица и недоумённо спрашивает:

— А тут я чё делать буду?

— Я поселю Вас здесь. Это будет Ваша спальня, — всё так же спокойно отвечает миссис Бойл, на что Луи лишь недоверчиво качает головой.

— Не, я не могу тут спать, миссис, — отзывается парень, бережно проводя рукой по поверхности туалетного столика. — Эта комната не про меня. Тут слишком красиво для таких, как я, — он на секунду умолкает, и его лицо озаряется грустной улыбкой. Потом, увидев ещё одну дверь, он направляется к ней. — А это чего? Вы здесь одежду стираете, или что? — с интересом спрашивает юноша, подходя ближе к большой ванне, из которой валит пар.

— Нет, — со спокойной улыбкой отвечает миссис Бойл. — Здесь мы моемся сами, и здесь, Луи, придётся вымыться и Вам.

Глаза парнишки расширяются от ужаса.

— Вы, что, хотите меня туда всего сунуть? — он переводит взгляд на воду, от которой поднимается густое облако пара, и сглатывает. — Ну нет. Так не пойдёт, — заявляет он и смотрит на женщину и других служанок, столпившихся у входа в ванную.

Миссис Бойл без слов пропускает девушек внутрь и закрывает дверь, тем самым отрезая Луи путь бегства.

— Я здесь по-помру? — срывающимся голосом выдавливает мальчишка, глядя на то, как одна из служанок добавляет в ванну какой-то цветной порошок, из-за которого вода начинает пузыриться ещё больше. — Сварюсь заживо? — не унимается паренёк, в то время как миссис Бойл и несколько горничных подходят всё ближе.

— Не говорите ерунды, дорогой, — пытается успокоить Луи пожилая женщина, однако безуспешно. — Ну же, будьте благоразумны, не вредничайте. Раздевайтесь.

— Нет! Не хочу! Не буду! Не трогайте меня! — во всё горло вопит юноша, отбиваясь от проворных рук, стягивающих с него одежду. — Отпустите! Не буду! Ясно?! Так нельзя! Не трогайте меня!

— Давайте я вам помогу, — предпринимает очередную безрезультатную попытку экономка. — Идите сюда, идите. Я не кусаюсь.

На Луи это же не производит никакого впечатления, разве что раньше он только вопил и размахивал руками, а теперь ещё и брыкается ногами.

— Уберите руки! — визжит он, попадая одной из девушек по голове рукой. — Уйдите!

— Какой же Вы невыносимый! — в сердцах восклицает миссис Бойл, прижимая к груди кучу тряпок, которые юноша называл одеждой, а профессор приказал сжечь. — Невозможный мальчишка!

Это тоже не возымело никакого эффекта, и, даже сидя в ванной, покрытый густой ароматной пеной, юноша всё так же возмущённо верещит, отмахиваясь от служанок:

— Уберите руки! Слышите?! Да не трогайте вы меня!

Эти душераздирающие крики не остаются незамеченными остальными обитателями дома. Кухарка перестаёт шинковать капусту и в шоке таращится на своих помощниц, которые тоже отложили свои дела. Всегда невозмутимый дворецкий в удивлении медленно поднимает голову, глядя, как по лестнице сбегают растрёпанные и раскрасневшиеся горничные, спешащие скрыться от строптивого мальчишки. Ну и конечно, такой переполох не может проигнорировать хозяин со своим гостем.

Когда спокойную атмосферу, царящую в кабинете, разрывает первый пронзительный крик, профессор замирает на полуслове и ошарашенно смотрит на капитана, который так и недонёс чашку до губ и сейчас так же поражённо смотрит на профессора.

— Он визжит, как девчонка, — лукаво улыбаясь, тихонько произносит Пейн, будто опасаясь, что Луи услышит его слова.

— Это точно, — Гарри с улыбкой закатывает глаза. Шок сменяется весёлым недоумением. Да уж, этот мальчишка точно не даст ему заскучать. — Вопит, как резаный, — словно в подтверждение, сверху раздаётся очередная тирада из фраз «Не хочу!», «Не буду!», «Не трогайте меня!» в исполнении Луи. — Этому дому придётся забыть, что такое тишина.

— Эх, не могу не согласиться, — кивает капитан, откидываясь на спинку кресла. — Зато, какое разнообразие внесёт этот юноша в нашу жизнь.

— Не могу не согласиться, — по-доброму передразнивает его Стайлс, и мужчины тихо посмеиваются.

Раздаётся стук в дверь, и в кабинет заглядывает миссис Бойл.

— Миссис Бойл! — радостно восклицает Гарри, поворачиваясь к дверям. — Все живы? Просто по звукам так не скажешь, — хмыкает профессор. — Я уже начал беспокоиться за Вас.

— Не стоило, я Вас уверяю, — отзывается экономка. — Если разрешите, мистер Стайлс, я хотела бы сказать Вам несколько слов.

— Разумеется, миссис Бойл. Входите, — говорит Гарри, замечая, что женщина стоит в дверях. — Так что же Вы хотите мне сказать?

Капитан бросает обеспокоенный взгляд на миссис Бойл:

— Я не помешаю?

— Нисколько, сэр, — с улыбкой заверяет его экономка. — Мистер Стайлс, очень прошу Вас тщательно выбирать выражения в присутствии этого юноши.

— Разумеется, — строго говорит профессор. — Я всегда чрезвычайно тщательно выбираю выражения. Почему Вас это беспокоит?

— Нет, сэр, Вы вовсе не выбираете выражения, — невозмутимо протестует миссис Бойл. — Особенно если что-нибудь ищете или теряете терпение. Для меня это не имеет значения: я привыкла. Но, право, Вам не следует ругаться при юноше.

— Я ругаюсь! — возмущённо восклицает Стайлс. Он встаёт со своего кресла и направляется к окну. — Я никогда не ругаюсь, — с пафосом говорит он. — Терпеть не могу сквернословия. Какого чёрта Вы имеете в виду?

— Как раз это я и имею в виду, сэр, — бесстрастно отзывается экономка. — Вы злоупотребляете бранными словами. С проклятиями я готова примириться: «к чёрту», «на черта», «какого чёрта», «какому чёрту» — это ещё куда ни шло…

— Миссис Бойл! — с деланым возмущением восклицает Гарри, прикрыв рот рукой и в шоке распахнув глаза. — Что за выражения я слышу от Вас! Ну, знаете!

— Но есть одно слово, — продолжает миссис Бойл, твёрдо решив для себя донести эту мысль до хозяина, — которое я самым настоятельным образом прошу не употреблять. Юноша только что сам произнёс это слово, стукнувшись о банкетку. Кстати, оно начинается на ту же букву. Юноше простительно, сэр, он с детства ничего другого не слышал. Но он не должен слышать этого слова от Вас.

— Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь произносил это слово, миссис Бойл, — надменно говорит Стайлс, опираясь о подоконник.

Пожилая женщина пристально смотрит на него, так что профессор вынужден добавить с мнимым беспристрастием судьи:

— Разве в редкие минуты крайнего и справедливого возмущения.

— Ещё сегодня утром, сэр, Вы помянули этим словом свои ботинки, масло и хлеб.

— Вот как! Но это же просто метафора, вполне естественная в устах поэта, — пытается оправдаться Гарри.

— Как бы это ни называлось, сэр, прошу Вас не повторять этого слова при юноше, — всё так же спокойно говорит экономка.

Профессор лишь закатывает глаза.

— Ну ладно, ладно, не буду. Это всё? — он вопросительно смотрит на женщину.

— Нет, сэр, — миссис Бойл игнорирует досадливое выражение на лице мужчины. — Присутствие этого юноши обязывает нас быть особенно аккуратными и опрятными.

— Несомненно. Вы совершенно правы. Это очень важно, — соглашается Гарри, кивая головой.

— Его нужно отучить от неряшливости в одежде и нельзя позволять ему разбрасывать повсюду свои вещи.

Профессор подходит к экономке и приобнимает женщину за плечи.

— Золотые слова! — торжественно восклицает он. — Я как раз хотел обратить на это Ваше внимание, — Он отходит к Пейну, который наслаждается этим разговором. — Именно такие мелочи, капитан, имеют огромное значение.

— Да, сэр, — кивает миссис Бойл. — В таком случае я попрошу Вас не выходить к завтраку в халате или, по крайней мере, возможно реже пользоваться им вместо салфетки. А если Вы ещё будете так любезны и перестанете есть всё с одной тарелки и запомните, что не следует ставить кастрюльку с овсянкой прямо на чистую скатерть, то у юноши перед глазами всегда будет полезный пример. Ведь на прошлой неделе Вы чуть не подавились рыбьей костью, которая ни с того ни с сего очутилась в Вашем варенье.

— Допускаю, что такое может произойти со мной — по рассеянности, — признаёт профессор. — Во всяком случае, не часто. Кстати, от моего халата чертовски разит бензином, — говорит он экономке.

— Верно, мистер Стайлс. Но если Вы будете вытирать руки…

— Ну хорошо, хорошо, хорошо! — вопит мужчина. — Отныне я буду вытирать их о свои волосы.

— Надеюсь, Вы не обиделись на меня, мистер Стайлс? — осторожно спрашивает женщина.

— Что Вы, что Вы, миссис Бойл! Вы совершенно правы. Я буду крайне осмотрителен при юноше. Теперь всё?

— Нет, сэр. Пришло письмо от американского миллионера Арнольда Веллингтона, — экономка протягивает профессору письмо. — Он просит Вас прочитать лекцию.

Гарри морщится, взглянув на письмо.

— Выбросьте его.

— Но, сэр, — пытается образумить его миссис Бойл. — Он пишет Вам уже четвёртый раз.

— Ладно, положите на стол, — закатив глаза, бросает Стайлс, неопределённо махнув рукой в сторону стола. — А теперь всё? — с надеждой в голосе спрашивает он.

— Теперь всё, — улыбается экономка.

— Тогда тащите сюда этого оборванца, — профессор улыбается и подмигивает капитану. — Мне не терпится приступить к делу, — говорит он и в предвкушении хлопает в ладоши.

Спустя несколько недель Гарри Стайлс, профессор фонетики, уже не так воодушевлён своим экспериментом, однако по-прежнему настроен довольно оптимистично и верит в положительный результат. Ну, или же он просто слишком самоуверен. Именно так думает Луи Томлинсон, который вынужден целыми днями сидеть и отрабатывать произношение звуков, а также терпеть насмешки профессора. Не то чтобы он хоть раз оставался в долгу.

Пытаясь в тысячный раз за этот день правильно произнести звук «уай», юноша проклинает тот момент, когда он решил прийти сюда. Он проклинает профессора, который постоянно недоволен тем, как он говорит, который постоянно над ним насмехается, который выглядит словно ангел с этими большими зелёными глазами, шоколадными кудрями и очаровательными ямочками на щеках, когда на самом деле он…

— Бессердечный грубиян и невообразимый кретин! — в сердцах восклицает Луи и ударяется рукой об стол, из-за чего из него вырывается ещё парочка отборных ругательств.

Конечно же, именно в этот момент, по закону подлости, в кабинет заходит профессор, чтобы взять какие-то бумаги. Приподняв брови, он удивлённо смотрит на юношу, покрасневшего то ли от возмущения, то ли от смущения.

— Не могу сказать, что услышал о себе что-то новое, — медленно говорит он, — но Ваша «р» стала значительно лучше, — с этими словами он достаёт нужную папку из шкафа за спиной Луи. — Но вот без ругательств советую обойтись, — добавляет Стайлс, останавливаясь возле стола. — Что случилось? — нахмурившись, спрашивает он, заметив руку Луи. — Вы ударились? — Гарри берёт покрасневшую ладошку и мягко поглаживает её большим пальцем. — Осторожней в следующий раз, — тихо говорит он с улыбкой, ласково глядя в глаза паренька, по спине которого проходят мурашки то ли из-за этого взгляда и необычного тона, то ли из-за нежных прикосновений. — Не хватало ещё, чтобы Вы испортили мне столешницу.

Вся магия момента развеивается, а юноша задыхается от возмущения:

—Да-да-да как Вы…

Профессор останавливается и улыбается.

— Видимо, помимо фонетики с Вами нужно будет поработать ещё над расширением лексикона, — сказав это и в очередной раз взглянув на взбешённого мальчишку, он выходит из кабинета, даже не пытаясь скрыть улыбку, что не ускользает от осуждающего взгляда, которым его награждает миссис Бойл.

— Что? — восклицает Гарри, оправдываясь. — Вы его видели вообще, когда он злится или дуется? Он такой забавный, — не переставая улыбаться, говорит мужчина, проходя в гостиную, где его возвращения ждёт капитан.

Только мужчины возвращаются к обсуждению, как их прерывает учтивый стук в дверь. У порога стоит Джером, дворецкий мистера Стайлса.

— Простите, сэр, там пришёл какой-то мусорщик, желает Вас видеть, — слегка недоумённо говорит мужчина. — Остин Томлинсон. Заявляет, что у Вас его сын.

Капитан встаёт с кресла и нервно шагает по комнате.

— Ну и ну, — бормочет он.

— Давайте сюда этого вымогателя, — командует профессор.

— Слушаюсь, сэр, — дворецкий с лёгким поклоном удаляется.

— А может быть, он вовсе не вымогатель, профессор? — говорит капитан, на что Гарри лишь отмахивается.

— Вздор! Конечно вымогатель. Зачем он тогда пришёл?

— Вымогатель он или нет, но, боюсь, у Вас будут неприятности, — предупреждает Пейн.

— Не думаю, — уверенно отвечает Стайлс. — А если уж будут, то скорее у него, чем у меня. И уж, конечно, мы услышим что-нибудь интересное, — тут он позволяет себе улыбнуться.

— Насчёт Луи? — спрашивает капитан.

— Нет, я имею в виду его речь, — отзывается Гарри и подмигивает другу.

В этот момент в дверях вновь появляется Джером.

— Томлинсон, сэр, — объявляет он и уходит.

В комнату входит пожилой, но еще крепкий мусорщик в рабочей одежде и в шляпе, поля которой закрывают шею и плечи. У него энергичные, довольно интересные черты лица, однако ничего общего с Луи он не имеет. У мужчины на редкость выразительный голос — видимо, результат привычки давать волю своим чувствам. В данный момент весь его вид говорит об оскорбленном достоинстве и решимости.

Он останавливается у дверей, стараясь понять, к кому из двоих он должен обратиться.

— Профессор Стайлс? — обращается он к капитану.

— Нет, это я, — отзывается Гарри, вздёрнув подбородок и глядя на Томлинсона немного высокомерно. — Присаживайтесь, — предлагает он.

Мужчина снимает шляпу, шмыгая носом, и опускается на стул с важностью королевской особы.

— Доброе утро, хозяин, — начинает он своим грубым голосом. — Я пришёл по очень важному делу, хозяин.

— Вырос в Хоунслоу, мать, вероятней всего, из Уэльса, — обращается он к капитану. — Что вам нужно, Томлинсон? — спрашивает он мусорщика, который, раскрыв рот от удивления, смотрит на него.

— Мне нужен мой сын, вот, что мне нужно. Понятно? — угрожающе говорит он.

На Стайлса это не производит никакого впечатления. Он лишь пожимает плечами.

— Вполне. Вы ведь его отец, верно? Кому же он ещё нужен, кроме Вас? — насмешливо продолжает профессор. — Я рад, что в Вас ещё жива искра отцовского чувства. Ваш сын здесь. Забирайте его немедленно.

Томлинсон встает, страшно обескураженный.

— Чего? — недоверчиво спрашивает он.

— Забирайте своего сына. Неужели Вы думали, что я буду нянчиться с ним вместо Вас? — возмущается Гарри.

— Ну-ну, погодите же, хозяин, да разве так можно? Разве так поступают с человеком? — протестует мусорщик. — Мальчишка — мой, Вы его забрали себе, а я с чем остаюсь? — сказав это, он снова садится на стул.

— Ваш сын имел наглость явиться ко мне и потребовать, чтобы я научил его правильно говорить, иначе ему не получить места продавца в цветочном магазине. Разговор происходил при этом джентльмене и моей экономке, — обвиняюще начинает профессор. — Как Вы смели явиться ко мне и шантажировать меня? Вы его нарочно сюда подослали.

— Что Вы, хозяин! Я тут ни при чем, — восклицает Томлинсон.

— Нет, подослали, — настаивает на своём Стайлс. — Откуда Вы иначе узнали, что он здесь?

— Легче, легче! Нельзя так сразу брать человека за горло! — протестующе мычит мусорщик.

— Берегитесь, как бы за Вас не взялась полиция! Чистой воды мошенничество! Он ещё мне угрожает! — возмущается Гарри. — Попытка выманить деньги налицо! Сейчас же звоню в полицию, — профессор с решительным видом идет к телефону и открывает справочник.

Томлинсон испуганно восклицает:

— Да разве я с Вас хоть пенни потребовал? Вот этот джентльмен пусть скажет, — тут он поворачивается к капитану. — Сказал я хоть слово о деньгах?

Стайлс откладывает справочник и подходит вплотную к мужчине.

— Так зачем же Вы пришли сюда? — интересуется он.

— Зачем всякий пришёл бы на моем месте? — заискивающе начинает мусорщик. — Будьте человеком, хозяин.

— Скажите, Вы нарочно подослали его сюда? — подозрительно спрашивает Гарри.

Томлинсон распахивает глаза и машет руками:

— Не подсылал, хозяин, чтоб мне с места не сойти. Могу хоть на Библии присягнуть, я мальчишку уже два месяца в глаза не видел.

— Откуда же Вы узнали, где он? — наклонив голову, скептически спрашивает Стайлс.

— Сейчас объясню, хозяин, дайте только рот раскрыть, — вмиг приободрившись, улыбается мусорщик. — Я готов Вам объяснить, пытаюсь Вам объяснить, должен Вам объяснить!

— Капитан, да он прирождённый оратор! — улыбается профессор, поражённо качая головой. — Обратите внимание на инстинктивную ритмичность его фразы: «Я готов вам объяснить, пытаюсь вам объяснить, должен вам объяснить». Сентиментальная риторика, — объясняет он Пейну, в то время как Томлинсон непонимающе смотрит то на одного, то на другого. — Вот что значит примесь уэльской крови. Попрошайничество и жульничество отсюда же.

Капитан впечатлённо хмыкает.

— И всё же, как Вы тогда узнали, что Луи здесь? — смерив мусорщика немного недоверчивым взглядом, спрашивает он.

— Ну так он за вещами своими послал, — чуть ли не отчаянно восклицает Томлинсон. — Попросил мальчишку, сына хозяйки той лачуги, что он снимает, принести ему по этому адресу его скарб. Парочка фотографий, кое-какие побрякушки да птичья клетка. Одежды брать он не велел, — с намёком говорит мужчина, вызывающе подёргивая бровями. — Что я должен был подумать, а, хозяин? Я Вас спрашиваю. Что я должен был подумать, как его родитель, спрашиваю я Вас, — задаётся вопросом обеспокоенный отец.

Гарри лишь закатывает глаза (кто бы знал, что из-за представителей этой семьи он будет делать это так часто) и насмешливо спрашивает, приблизившись вплотную к Томлинсону:

— Итак, Вы пришли, чтобы спасти его от позора более страшного, чем смерть? Не так ли?

Остин облегчённо выдыхает, довольный тем, что его правильно поняли:

— Именно так, хозяин. Именно так.

— Но зачем же Вы принесли его вещи, если собираетесь забрать его отсюда? — недоумённо интересуется Пейн.

Мусорщик тут же возражает, широко распахнув мутно-голубоватые глаза (и это был единственный момент, когда между отцом и сыном был хоть намёк на какое-нибудь сходство):

— А разве я сказал, что собираюсь? Заикнулся я хоть раз насчёт этого?

— Вы его заберёте, и заберёте немедленно, — безапелляционно заявляет профессор, которому надоел этот цирк. — Миссис Бойл! — зовёт он экономку.

— Нет, хозяин, не надо так говорить, — мягко начинает мусорщик, уговаривая Стайлса. — Не такой я человек, чтобы собственному сыну встать поперек дороги. Тут, можно сказать, перед ним карьера открывается, а я…

Тут в дверях, ожидая приказаний, появляется миссис Бойл.

— Миссис Бойл, — обращается к ней Гарри, — за Луи пришёл его отец. Он хочет увести его. Выдайте ему юношу, — сказав это, он вызывающе смотрит на Томлинсона, ожидая ответной реакции.

— Да нет, тут ошибка вышла, послушайте… — сразу же кидается в объяснения мусорщик.

— Вы заявили мне, что требуете своего сына, — холодно отзывается профессор. — Вот и забирайте его.

Расстроенный Томлинсон замолкает и после некоторого колебания вкрадчиво обращается к профессору:

— Да погодите минутку, хозяин, не торопитесь. Мы ведь с Вами люди воспитанные, верно?

— Вот оно что! Мы — люди воспитанные! — усмехается Стайлс. — Вам, пожалуй, лучше пока уйти, миссис Бойл.

— Я тоже так думаю, сэр! — соглашается женщина и с достоинством удаляется.

— А знаете, хозяин, — начинает мусорщик, как только миссис Бойл вышла из комнаты, — по правде говоря, Вы мне здорово нравитесь. Если мальчишка Вам так уж нужен, пусть остается. Вы, я вижу, человек справедливый, хозяин! Не хотите же Вы, чтобы я уступил его просто так, за здорово живешь? Что для вас пять фунтов? И что для меня Луи! — он возвращается к стулу и торжественно садится.

— Вам следует знать, мистер Томлинсон, что у мистера Стайлса вполне благородные намерения, — говорит капитан, обескураженный таким заявлением.

— Само собой, благородные, хозяин, — сразу же соглашается мужчина. — Иначе я запросил бы пятьдесят фунтов.

— Бессердечный негодяй! — возмущённо восклицает Гарри, растратив всю напускную холодность. — Вы хотите сказать, что продали бы родного сына за пятьдесят фунтов? — в изумлении спрашивает Стайлс, недоверчиво приподняв бровь.

— Продавать его мне ни к чему. Другое дело, услужить такому джентльмену, как Вы, — объясняется Томлинсон. — Тут я готов на всё, верьте слову.

— Неужели Вы начисто лишены моральных устоев? — осуждающе говорит Пейн.

— Я не могу позволить себе такую роскошь, хозяин, — откровенно заявляет мусорщик, пожимая плечами. — Да и Вы не смогли бы, окажись Вы в моей шкуре. Да и что тут особенного? Как, по-Вашему, уж если Луи перепало кой-что, почему бы и мне не попользоваться? А?

— Не знаю, что и делать, капитан, — задумчиво протягивает профессор. — Дать этому типу хоть пенни — с точки зрения морали равносильно преступлению. И в то же время я чувствую, что в его требованиях есть какая-то первобытная справедливость.

— То-то и оно, хозяин, — победно улыбнулся Томлинсон и цокнул языком. — Вот и я так думаю. Отцовское сердце, как ни скажите.

— Я понимаю Вашу щепетильность, но едва ли правильно будет… — с сомнением говорит капитан Стайлсу.

— Зачем так говорить, хозяин, — возражает мусорщик. — Вы на это дело взгляните с другой стороны. Кто я такой? Я Вас спрашиваю, кто я такой? — тут он немного повышает голос и для бóльшего драматизма тычет себя пальцем в грудь. — Я бедняк и человек недостойный, вот я кто. Вдумайтесь-ка, что это значит? А это значит, что буржуазная мораль не для таких, как я. Если я чего-нибудь захотел в этой жизни, мне твердят одно и то же — ты человек недостойный, тебе нельзя. А ведь нужды у меня такие же, как у самой предостойной вдовы, которая в одну неделю получает деньги с шести благотворительных обществ за смерть одного и того же мужа. Мне нужно не меньше, чем достойному, — мне нужно больше. У меня аппетит не хуже, чем у него, а пью я куда больше. Мне и развлечься надо, потому что я человек мыслящий. Мне и на людях побыть охота, и песню послушать, и музыку, когда на душе худо. А дерут с меня за всё, как с достойного. Чем же она оборачивается, ваша буржуазная мораль? Да это же просто предлог, чтобы мне ни шиша не дать. Поэтому я и обращаюсь к Вам, как к джентльмену, и прошу поступить со мной по-честному. Я ведь с вами играю начистоту — не притворяюсь достойным. Был я всю жизнь недостойным, таким и останусь. Мне это даже нравится, если хотите знать. Так неужели Вы обманете человека и не дадите ему настоящую цену за его родного сына, которого он в поте лица растил, кормил и одевал, пока он не стал достаточно взрослым, чтобы заинтересовать сразу двух джентльменов? Разве пять фунтов такая уж крупная сумма? Я спрашиваю Вас и жду вашего решения, — заканчивает свой эмоциональный монолог мужчина и откидывается на спинку стула.

Несколько мгновений профессор в восхищении смотрит на мусорщика.

— А знаете, капитан, — с весёлым изумлением говорит Гарри, — займись мы этим человеком, он уже через три месяца мог бы выбирать между постом министра и церковной кафедрой в Уэльсе.

— Нет, уж увольте, хозяин, не подойдёт, — сразу отнекивается Томлинсон. — Доводилось мне слушать и проповедников и премьер-министров — потому человек я мыслящий и для меня всякая там политика, религия или социальные реформы — тоже развлечение, — с умным видом заявляет он. — Но скажу Вам одно: куда ни кинь — всюду жизнь собачья. Так что мне уж лучше быть недостойным бедняком. Как сравнишь различные положения в обществе, то в моём, ну в общем на мой вкус, в нём хоть изюминка есть, — пожимает плечами мусорщик.

— Дадим ему, пожалуй, пять фунтов, — взглянув на Пейна, говорит профессор после небольшой паузы.

— Боюсь, он истратит их без всякой пользы, — с сомнением отзывается капитан, что сразу находит горячий протест.

— С пользой, хозяин, лопни мои глаза! — восклицает Томлинсон. — Вы, может, боитесь, что я их припрячу и буду на них жить себе понемножку, не работая? Не беспокойтесь, к понедельнику от них уж пенни не останется, и потопаю я на работу, будто у меня их и не было. В нищие не скачусь, можете быть спокойны, — заверяет мужчина с ухмылкой. — Малость кутну со старухой, сам отведу душу и другим заработать дам. А Вам приятно будет знать, что деньги не выброшены на ветер. Да Вы и сами их разумнее не истратите.

Профессор вынимает бумажник:

— Нет, он неотразим. Дадим ему десять.

— Не надо, хозяин: у старухи не хватит духу истратить десятку, — говорит Томлинсон. — Да и у меня, пожалуй, тоже, — добавляет он после небольшой паузы. — Десять фунтов — большие деньги; заведутся они, и человек становится расчётливым, а тогда прощай счастье! Нет, дайте мне столько, сколько я прошу, хозяин, — ни больше ни меньше, — уверенно выдаёт Остин.

— Почему Вы не женитесь на этой Вашей старухе? Я не склонен поощрять безнравственность, — неодобрительно говорит капитан.

— Вот вы ей это и скажите, хозяин, скажите! Я-то со всем удовольствием. Ведь сейчас кто страдает? Я. Власти у меня нет над ней: я и угождай ей, и подарки делай, и платья покупай. Грех да и только! Я раб этой женщины, хозяин, а все потому, что я ей не муж. И она это знает. Попробуйте-ка, заставьте её выйти за меня. Послушайтесь моего совета, господа: женитесь на бабах, пока они ещё молоды и не смыслят, что к чему. Не женитесь — потом пожалеете. А женитесь — потом пожалеют они. Так уж пусть лучше они пожалеют, поскольку вы мужчины, а они всего-навсего бабы и все равно своего счастья не понимают.

Стайлс качает головой, закусив губу.

— Капитан, если мы ещё минуту послушаем этого человека, у нас не останется никаких убеждений, — с улыбкой говорит профессор. — Пять фунтов? — уточняет он, поворачиваясь к Томлинсону. —Так Вы, кажется, сказали?

— Покорно благодарю, хозяин, —отзывается тот.

— Итак, вы отказываетесь взять десять? — приподняв бровь, Гарри даёт мусорщику последний шанс передумать.

— Сейчас отказываюсь. Как-нибудь в другой раз, хозяин.

Профессор не может сдержать улыбку после такого заявления и протягивает мужчине купюру.

— Спасибо, хозяин, — Томлинсон убирает бумажку в карман и спешит к двери, чтобы поскорее улизнуть со своей добычей. — Счастливо оставаться.

Не успев выйти из комнаты, он сталкивается у порога с Луи, чьи волосы в последнее время стали чуть светлее, приобрели карамельный оттенок, благодаря постоянному уходу, и теперь пушистыми беспорядочными прядками лезут ему в лицо. Паренёк одет просто, но со вкусом — миссис Бойл заказала ему дюжину разных рубашек и сорочек голубого цвета, не уставая повторять, как они прекрасно подходят к его глазам.

Мусорщик, не признав в нём своего сына, почтительно уступает ему дорогу и извиняется.

— Провалиться мне на этом месте! — возмущённо восклицает Луи, скрестив руки на груди. — Ты-то тут что делаешь?

— Лопни мои глаза! — изумлённо охает Остин. — Луи!

— А верно, я как придурковатый выгляжу? — выдаёт Луи, подворачивая длинноватый рукав.

— А Вы не всегда так выглядите? — приподняв бровь, интересуется профессор, за что получает гневный взгляд от Луи и замечание от только что подошедшей миссис Бойл. — Эм, да, совершенно верно, миссис Бойл, — одёргивает он себя, глядя на экономку. — Чёрт знает, что у Вас за идиотский вид.

— Пожалуйста, сэр! — восклицает женщина.

— Я хотел сказать, очень глупый вид, — исправляется Стайлс, пробегаясь взглядом по Луи.

— Господи, — недоверчиво говорит Остин, привлекая всеобщее внимание, — вот не думал, что его можно так отмыть.

— Ой, убирайся отсюда, старый ты алкаш! — вопит юноша, обиженный комментарием отца.

— Видать, плохо тебя мыли, — хмыкает Томлинсон-старший. — В следующий раз Вы ещё ему рот с мылом помойте, — обращается он к профессору. — Вы извините его, он пока не приученный к хорошему тону. Вот поживёт у Вас, научится поведению, как в Ваших кругах полагается.

— Не стану я учиться никакому поведению, — отзывается Луи, просто чтобы позлить отца.

— Если вы еще раз скажете, что Вы не будете учиться, — говорит ему Гарри, — отец заберёт Вас домой.

— Как же, забёрет! — усмехается парень, закатывая глаза. — Держи карман шире! Плохо Вы моего папашу знаете, — убеждает юноша. — Он сюда пришёл, чтобы из Вас деньжат выжать да нализаться как следует — только и всего, — Луи бросает презрительный взгляд на мусорщика.

— А что мне ещё с деньгами делать! В церковную кружку бросить, что ли? — возмущается Остин, в ответ на что Луи показывает ему язык. Он так взбешён этим, что Пейну приходится встать между ними. — Ты у меня язык попридержи да смотри, не вздумай с этим джентльменом разные штучки откалывать, а то я тебе по первое число всыплю. Понял? — говорит мужчина, не оставляя попыток оттеснить капитана, чтобы дать сыну подзатыльник.

Смирившись с невозможностью данного действия, он разворачивается и направляется к выходу, кивнув на прощание:

— Счастливо оставаться, джентльмены!

— Стойте! — кричит ему вслед профессор. — Вы должны регулярно навещать своего сына. Это Ваш отцовский долг, — заявляет он.

— Ну как же, как же, — заискивает мусорщик с улыбкой. — Я приду, хозяин. На этой неделе, правда, не смогу, работаю очень далеко. Но малость попозже можете на меня рассчитывать, — уклончиво говорит он и спешит к выходу. — Всего доброго, джентльмены! Всего доброго, мэм! — он снимает шляпу перед миссис Бойл, но та не отвечает на его жест, и он направляется к двери.

Как только он уходит, Луи обращается к Стайлсу:

— Не верьте Вы этому старому брехуну. Он сюда ещё нескоро сунется.

— Мы не очень жаждем видеть его, — впервые профессор улыбается открыто и без сарказма. — А Вы?

— В гробу я его видел, — хмыкает паренёк, получая осуждающий взгляд от миссис Бойл. — Век бы мне его не видеть. Только и делает, что срамит меня да с мусором сравнивает.

— Никого не напоминает этим, а, профессор? — с лукавой улыбкой интересуется капитан.

— Ну только если чуть-чуть, — усмехается Стайлс, поняв намёк друга. — И всё же я очень впечатлён Вашим отцом, — обращается он к Луи. — Удивительный человек.

— Чего? — насмешливо тянет паренёк, глядя на Гарри. — Да он же ненормальный.

Профессор пытается сдержать улыбку, видя, как Луи раздражается, и не может удержаться от замечания:

— Что ж, теперь мы знаем наверняка, что у Вас это наследственное, — просто, чтобы позлить того ещё больше.

Если бы взглядом можно было убивать, то Гарри Эдвард Стайлс, профессор фонетики Оксфордского университета, давно бы присоединился к праотцам.

Луи шумно выдыхает и сверлит профессора гневным взглядом, но ничего не говорит.

Поняв, что ответа не предвидится, Стайлс обращается к экономке:

— Миссис Бойл, сообщите, пожалуйста, мистеру Веллингтону, что, если ему всё ещё нужен лектор, то есть некий Остин Томлинсон. Простой мусорщик, но один из самых оригинальных моралистов Англии.

— Хорошо, сэр, — кивает женщина и направляется к выходу из комнаты.

Стайлс же оборачивается к Луи, который до сих пор не проронил ни слова, но всем своим видом демонстрирует еле сдерживаемое бешенство.

— Да бросьте, — примирительно говорит ему Гарри. — Злость Вам не к лицу, Луи.

Миссис Бойл, остановившись у порога, многозначительно покашливает и бросает, прежде чем выйти:

— Только сегодня я слышала от Вас совершенно другое мнение на этот счёт.

— Что? О чём это она? — интересуется капитан, в то время как Луи всё так же молча раскрывает рот от удивления.

— Без понятия, что имеет в виду эта женщина, — бормочет Гарри, запуская руку в волосы, как он делает всегда, когда смущён, но старается не показывать это. — И вообще, Луи, возвращайтесь к тренировке гласных, — бросает он, не глядя на юношу.

— Да чёрта с два! — наконец подаёт голос парнишка. — Осточертело это всё! Что, я говорить не умею, что ли?

— Что я говорил, Луи? — прищуривается Стайлс, и юноша замолкает и инстинктивно делает шаг назад. — Что, если Вы не будете стараться, не будет у Вас ни завтрака, ни обеда, ни ужина. И, — делает драматическую паузу Гарри, во время которой паренёк не сводит с него настороженного взгляда, — никакого шоколада.

Юноша хочет возразить, но тут же закрывает рот и вздыхает, признавая поражение. Профессор прав, Луи сам на это согласился, так что он не имеет никакого права вредничать, как бы к нему ни относился Стайлс. Тем более, за шоколад, который парнишка никогда раньше не пробовал и теперь считал чуть ли не божественным даром, он готов вытерпеть что угодно.

Так что с понурой головой и опущенными плечами Луи направляется в кабинет профессора, где и сидел до этого, получив лишь сочувственный взгляд от капитана. Ну, и второй взгляд, направленный в его сторону, чуть виноватый и грустный, он не замечает, потому что смотрит себе под ноги.

Справедливости ради, стоит сказать, что профессор не только нагружает парнишку заданиями, но и сам сидит с ним часами напролёт и бьётся с его ужасным произношением и йоркширским акцентом. Объясняет, как правильно говорить, показывает ему анатомический атлас, повторяет вместе с Луи, пока у того не получится что-нибудь относительно похожее, заставляет его проговаривать скороговорки по пятьдесят раз перед сном, вместо молитвы, потому что «Вы доставите Господу огромное удовольствие, если научитесь не оскорблять Его слух».

За последующие несколько недель Луи окончательно убеждается в том, что профессору совершенно чуждо чувство такта и его язвительные комментарии — не что иное, как манера общения, просто в сторону юноши они направлены чаще. Некоторое время паренёк позволяет себе мысли о том, что и Стайлс стал относиться к нему гораздо теплее: чаще улыбается, добродушно закатывает глаза на шутки Луи, иногда даже хвалит его, а после признания о том, что юноша впервые попробовал шоколад здесь, никогда не грозит лишить сладкого, с улыбкой наблюдая, как тот уплетает конфеты.

Но Гарри это не Гарри, если не испортит то хорошее впечатление, которое начинает складываться о нём у парнишки.

Втроём они сидят в библиотеке, и если капитан наслаждается чтением очередного сборника поэзии, то Луи страдает от очередных издевательств со стороны профессора.

— Откройте рот, — строго, слегка угрожающе повторяет Стайлс уже в сотый раз, и мальчишка сдаётся, вздыхая и позволяя запихнуть себе в рот шесть или семь небольших гладко отполированных камушков. — А теперь, — продолжает Гарри, — Вы должны произнести все скороговорки, которые написаны на этих листах, так, как будто у Вас во рту ничего нет.

Спустя пять минут бесчисленных (по)пыток Луи жалобно мычит:

— Э-э-э-ы. Та не моу а эо выоворыть.

Капитан, бросая сочувственный взгляд на паренька, спрашивает:

— Неужели это необходимо, профессор?

— Ну, если это было необходимо для Демосфена¹, то для Луи Томлинсона — тем более, — хмыкает он.

Юноша хочет промычать что-то протестующее, но вдруг замолкает и испугано распахивает глаза.

— Ну что случилось? — интересуется Гарри с участием глядя на паренька.

— А проглотыл одын, — с плохо скрываемой паникой во взгляде отзывается Луи. — Каэтся.

Профессор и капитан обеспокоенно переглядываются, после чего к Стайлсу возвращается его равнодушная беспечность:

— Ничего страшного, — он тянется к посудине с камушками и берёт один. — У меня их много, — Луи настолько ошарашен и расстроен таким отношением, что не замечает, как отвисает его челюсть, чем пользуется Гарри, засовывая туда камушек и, обхватив рукой его подбородок, закрывает ему рот, медленно проведя большим пальцем по нижней губе.

От такого нежного прикосновения у Луи перехватывает дыхание, и он чуть ли опять не открывает рот от удивления, но профессор разрушает и этот момент:

— У Вас слюней больше, чем у щенка мопса, — бормочет он, вытирая палец о штанину. — Не дай Бог, Вы заляпаете ими мои бумаги, — он усердно трёт палец, проклиная свой непонятный порыв дотронуться до Луи и игнорируя обиженный взгляд юноши и заинтересованный капитана.

И если миссис Бойл и удивляется тому, что мистер Стайлс потом звонит знакомому доктору и спрашивает, что делать, если он проглотил небольшой полированный камешек, и облегчённо выдыхает, когда слышит, что это ничем серьёзным не грозит, то она не подаёт виду. Ведь в этом доме последнее время происходили вещи и страннее.

К одной из таких странных вещей женщина относила и то, что профессор, который всегда ложился спать не позже одиннадцати вечера, в три часа ночи сидит вместе с Луи и капитаном Пейном в гостиной.

— Я так больше не могу, — стонет юноша, без сил откидываясь на спинку дивана.

Капитан тихонько посапывает в кресле, прикрыв лицо газетой, а профессор сидит за столом, закинув голову и прикладывая ко лбу грелку с холодной водой.

— Мы не ляжем, пока у Вас не получится, — устало, но упрямо заявляет Стайлс, прикрыв глаза.

Паренёк обречённо вздыхает и морщится, потирая переносицу.

— Тогда мы никогда не ляжем, — бормочет он. — Потому что я, видимо, совершенно необучаем.

Эти слова заставляют профессора открыть глаза и даже встать со своего места, чтобы подойти к дивану.

— Не говорите ерунды, — чуть резко, но только чтобы скрыть мягкость в голосе, говорит он, убирая непослушную чёлку Луи и прикладывая прохладную грелку ему ко лбу. — Вы просто устали. Мы все устали, — после этих слов парнишка стыдливо краснеет, ведь профессор устал ни чуть не меньше. — Но не стоит так говорить, — он садится рядом с юношей, в чьих маленьких руках даже грелка кажется тяжестью, и смотрит глазами, под которыми залегли синие тени, в точно такие же уставшие глаза напротив. — Вы не необучаемы, — заверяет он паренька, взяв маленькую ладошку в свои руки и подбадривающе сжав её. — Никто не говорил, что будет просто, и Вы справляетесь прекрасно. Просто помните о том, что Вы делаете, к чему стремитесь. Вы на верном пути к правильной, красивой английской речи, величайшему сокровищу нашей нации, — профессор ласково улыбается, демонстрируя ямочки на щеках. — Это язык Шекспира и Мильтона, Остен и Бронте, и Вы приобщаетесь к нему, Вы, простой цветочник. Говорю чистую правду, это вызывает восхищение, — было видно, что Гарри хочет не только приободрить Луи, но и что он действительно так считает. — Вы огромный молодец, — их взгляды пересекаются, и Луи несмело улыбается. — Сейчас Вы соберётесь, и всё получится, — Стайлс обнадёживающе поглаживает юношу по руке, а затем встаёт и возвращается к своему столу.

Луи вздыхает, не в силах избавиться от мыслей о Гарри, держащем его за руки, который хвалит его и говорит, как он им гордится. Он бы искренне улыбнулся, обнажив свои чудесные ямочки, а его выразительные глаза так и светились бы от радости.

— В Севильи град крупнее, говорят, — говорит Луи, и в первые он не задумывается о том, как нужно напрягать горло и произносить звук. Он вспоминает, как это звучало из уст профессора и просто проговаривает эту фразу так, как чувствует.

Стайлс, так и не успев сесть в своё кресло, медленно поворачивается к пареньку.

— Что? — только и может выдавить он и начинает ошалело улыбаться.

— В Севильи град крупнее, говорят, — повторяет Луи и, глядя на Гарри, тоже улыбается.

— Да! — чуть ли не вопит профессор, по-детски подпрыгивая на месте.

Из-за поднявшегося шума просыпается Пейн, который непонимающе смотрит то на Гарри, то на Луи.

— Получилось, капитан, получилось! — радуется Стайлс. — Скажите это! — обращается он к пареньку. — Скажите это ещё раз!

— В Севильи град крупнее, говорят, — повторяет он, правильно произнося каждый звук и наблюдая, как сонливость покидает лицо капитана, уступая место искренней радости.

— Ох, это прекрасно! — восклицает он. — Скажите ещё что-нибудь! —радостно просит он юношу.

— Того и жди, пойдут дожди в Испании, — улыбка не сходит с лица Луи, когда с каждым разом его голос становится всё уверенней, а звуки — чётче. — А Харфорд, Херефорд и Херпшир, похоже, охватили холода.

— Да! Наконец-то! — счастью Гарри нет придела, и сейчас он напоминает обыкновенного мальчишку, который радуется подаркам на Рождество, крутясь по комнате. — У нас получилось! — он подбегает к Луи и, обняв его за талию, приподнимает над полом и кружит. —У нас получилось! Получилось! — продолжает повторять он, опаляя своим дыханием шею парнишки, в груди которого будто разливается сладкий тягучий сироп из-за их объятия и разделённой радости.

Затем Стайлс ставит Луи на ноги и быстро целует в обе щеки, прежде чем поворачивается к улыбающемуся Пейну, сначала пожимая тому руки, а затем заключая в крепкие объятья и похлопывая по спине.

— Что ж, — наконец говорит профессор, гордо глядя на Луи, — теперь осталось подучить Вас манерам, и всё, Вас ждёт блистательный успех в свете, — он шутливо подёргивает бровями.

— И где же мы представим нашего дорогого мистера Томлинсона обществу? — интересуется капитан, улыбаясь юноше.

— На скачках, — просто отвечает Гарри. — У моей матери есть ложа в Аскоте².

— Не дурно, однако, — хмыкает Пейн.

— Конечно, — светит своими ямочками Гарри. — Всё в лучшем виде. А теперь, — он смотрит на часы, — Всем спать. Наш прорыв будем праздновать утром, — отсалютовав капитану и бросив ласковый взгляд на Луи, он направляется к дверям. — Всем доброй ночи.

— Доброй ночи, профессор, — отзывается Пейн, направляясь вслед на Стайлсом. — Доброй ночи, Луи, — он похлопывает парнишку по плечу и выходит из гостиной.

Луи же, сам не свой от переполняющих чувств, так и стоит посреди комнаты, уставившись в зеркало над камином на своё ошарашенное отражение.

Прижав руки к пылающим щекам, которые до сих пор хранят ощущение мягкого прикосновения тёплых губ Гарри, он падает на диван, закрывая глаза, и не может сдержать широкую счастливую улыбку, расцветающую на лице.

— Ночь, ночь, не хочется мне спать, — тихонько напевает он песенку из какой-то оперетты, всё так же безумно улыбаясь с закрытыми глазами. — Я не засну, кружится голова, — паренёк принимает сидячее положение, не отнимая рук от щёк. — Нет, нет, не лягу я в кровать. Слышит сердце милые слова...

Он вскакивает, полный энергии, будто сейчас не три часа ночи, а самый разгар дня, и вновь смотрит в зеркало: растрёпанные волосы, потому что он бесчисленное количество раз запускал в них руки, пытаясь успокоиться и сосредоточиться, покрасневшие от смущения и возбуждения щёки, глаза сияют, как топазы, а улыбка никак не сходит с лица. Пусть на нём нелепый длинный халат, который тянется за ним по полу шлейфом и слишком велик в плечах, сейчас Луи чувствует себя королём. Он и не помнит, когда в последний раз был так счастлив.

Парнишка, запрокинув голову к потолку, начинает кружиться по комнате, чуть не сшибая всё на своём пути.

— Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра, — продолжает он петь. — Как будто два крыла природа мне дала, — раскинув руки в стороны, Луи ложится на крышку рояля, роняя несколько книг, лежавших там. — Пришла моя пора, — потом он вскакивает и мчится к окну, облокачиваясь на подоконник и глядя на спокойный свет газовых фонарей. — Я не пойму, что вдруг со мною стало, — тут он замолкает и хмурится. — Чёрт, не помню, что дальше, — расстроенно бормочет юноша, а потом его лицо вновь светлеет, и он продолжает петь. — Тревоги все умчались прочь, — он подходит к столу профессора, берёт какой-то исписанный подчерком Гарри листок и прижимает его к груди. — Когда он здесь со мной, весь мир цветёт весной, — паренёк падает в кресло, забавно раскинув руки и ноги и тянет последнюю строчку, возможно, громче, чем ему самому бы хотелось. — Я танцевать могу всю ночь!³

— Танцы — это, конечно, прекрасно, — раздаётся голос у дверей, заставив Луи подпрыгнуть на месте и испуганно уставиться на сонную миссис Бойл. — Но Вам нужно поспать, дорогой. Профессор Вас совершенно не жалеет, — неодобрительно бормочет женщина. — Так что ложитесь скорее, а то ещё весь дом перебудите, — погасив свет, она уходит.

Луи сидит ещё некоторое время в темноте, а затем вздыхает и направляется в свою комнату, надеясь, что он всё-таки никого не разбудил своим пением, кроме пожилой экономки.

Его надежды оправдались: никто не проснулся. Но, возможно, кое-кто просто ещё не успел уснуть. Например, Гарри Стайлс, профессор фонетики, который ещё долго лежал без сна, закинув руки за голову и глупо улыбаясь в потолок.