Глава 5. Интерлюдия «Вновь»

Примечание

Интерлюдия - короткое музыкальное построение или пьеса, вставленное между частями в музыкальном произведении.

Поэтому, сейчас коротко о главном.

 Вновь блаженный сон без снов. Тело, погруженное в истому, приятно ломило. Люмин открыла глаза и попыталась встать, но Дотторе собственнически притянул её назад.

– Сегодня выходной, – послышался его хриплый с утра голос, говорящий в подушку.

– Сегодня среда, – Люмин не оставила попытки выбраться. – Пора на работу, Фабьен.

– Зануда какая… – продолжал глухо бурчать он.

– Научилась у тебя! – тонкие пальцы старались расцепить крепкую мужскую хватку.

– Я всегда могу отпроситься у себя, – Дотторе наконец стало нормально слышно, он повернул голову. – Полежи со мной ещё, жестокая женщина.

– Я не жестокая, я прагматичная, – Люмин всё же удалось принять сидячее положение.

Он недовольно поднял голову, подперев рукой согнутой в локте.

– Никакой романтики с тобой, – голос звучал притворно обиженно. – Нет, чтобы дождаться кофе в постель и завтрак. Цветы и всё такое.

Люмин поморгала. Скосила золотистый взгляд в сторону, потом поглядела в возмущенные, блестящие озорными искорками, алые глаза.

– Что? – леди с сомнением смотрела на мужчину.

– Что «что»? – он закусил губу.

Оба честно пытались не засмеяться, но хватило их секунд на десять.

Отсмеявшись, Люмин замялась в образовавшейся паузе:

– Я и ты…

– Мы, – Дотторе взял её за руку и сжал. – Скажи – «мы».

Люмин сначала боялась посмотреть ему в глаза. А что если ей кажется? Она думала – это притяжение только на уровне физиологии, но почему же руки Дотторе так собственнически и нежно обнимали ее? Ладно, ничего же страшного: немного продлить сказку ради него, сыграть по его правилам.

***

Томные ночи повторялись вновь и вновь: всё с меньшей животной страстью, с большей толикой трепетности. Лежа в постели, Дотторе целовал её плечи, переплетал в интимном жесте пальцы и смотрел с таким обожанием, от которого настолько ныло сердце – хоть умри или провались в Бездну.

– Не отпущу, – всё чаще говорил он при ее попытках быстро сбежать по утрам.

Ловил за руки, когда она уходила, смотрел надрывно, но неизменно отпускал, даря волю свободолюбивой птице.

Понимал, что обманывать себя долго не получится и не хотел этого, ему надо сказать. Но Люмин прерывала попытки поговорить серьёзно, прикладывая тонкий палец к его губам знаком молчания.

Они не заговаривали о чувствах, но были уважительны и предупредительны друг с другом. Не думали вслух, что на сердце, говоря одними глазами. Тактично выясняли кому что да как нравится или нет. Говорили много обо всём и ни о чём. Они думали, что ничего между ними не поменялось и одновременно понимали, что изменилось решительно всё.

Окружающие видели, как Дотторе обязательно придерживал дверь перед леди, заботливо помогал надеть белоснежную шубу, любезно предлагал предплечье, за которое Люмин с удовольствием охотно цеплялась, и они вместе выходили из Заполярного дворца после очередного совещания.

Дотторе не очень тактильный на людях, но без стеснения целовал ее, проявляя собственническую натуру. Пусть все видят – она его женщина.

Люмин всё это и нравилось, и беспокоило. Как-то слишком серьезно для мимолетного романа, слишком прочувствованно для временного увлечения. Она задумывалась, для чего ей вообще отношения в такое время, мысленно озвучивая себе вывод: «Что ж, понятно, беда и счастье не спрашивают, когда прийти». 

Дотторе иногда застывал взглядом в одну точку, не моргая. Обычно, это длилось не дольше полминуты. В алых глазах проскальзывала тоска, он быстро смахивал ее длинными белесыми ресницами, искал взглядом Люмин, находил сидящую и читающую в дальнем кресле кабинета, тихо, с облегчением вздыхал. Она всё ещё рядом. Не сбежала.

***

Пара кружилась в ритме вальса по пустому бальному залу Заполярного дворца. В этот раз никакой псевдосмертельной дуэли, только танец. Дотторе уверенно вел, будто всю жизнь провел, участвуя в светских мероприятиях. Может, Люмин и норовила наступить ему на ногу, но он каждый раз грациозно уклонялся.

– Скажи, есть что-то в чем ты не гениален? – танцевать для нее казалось труднее, чем драться. Нужно сделать шаг, быть изящной, довериться рукам.

Дотторе покровительственно улыбался, отрицательно качал головой.

– Всё, что касается стандартных возможностей человеческого тела – могу всё.

– Стандартных?

– На шпагат не сажусь, – посмеивался мужчина, продолжая кружить прекрасную партнершу. – Этот показатель считается выше стандартных.

Подол синего платья и длинные ленты завязок красиво развевались. Полы длинного пиджака Дотторе колебали прохладный воздух. Они кружились вновь и вновь.

Остановившись на середине зала, стояли и смотрели друг другу в глаза, не в силах налюбоваться.

Улыбки на губах нежные.

Объятия самые заботливые.

Касания, до мурашек, трепетные.

А слова, застрявшие в горле

И обещания невысказанные,

Не нужны сейчас...

Не спугнуть бы тихое счастье.

Дотторе поцеловал тыльную сторону ладони своей леди.

– Потанцуем на рождественском балу?

Люмин кивала, улыбаясь:

– Да, обязательно.

***

День икс наступил ожидаемо, и вместе с тем подготовиться к нему морально полностью до конца не удалось. Итэр ещё смилостивился, прислав Вестника с извещением о том, что нападёт всей своей силой на Моровом поле в семь утра.

– Да он издевается, это же вставать надо будет в пятом часу, – Люмин ворчала, укладываясь спать.

– Хорошо, что он твой брат, а то предупреждения можно было и не получить, – Дотторе сгреб ее под бок и чмокнул в затылок.

– Такое себе родство, – девушка положила свою руку на его. – Эй, Фабьен, мой гениальный Доктор…

– Да?

– Не умирай завтра.

– Не буду.

Люмин благодарила судьбу за умиротворенную ночь. Дотторе устраивало раннее спокойное утро. Оба привычно выполняли утреннюю рутину, только тревожность нарастала с каждой минутой, превращая нервы в натянутые струны. Ещё чуть-чуть и играй на них протяжное “цан-н-н-нг”.

Дотторе отставил в сторону недопитую кружку с кофе, смятенно поглядел сквозь стекло в предрассветную утреннюю тьму. Тихо, будто они уже умерли. Впервые за долгое время, он не хотел наблюдать смерть, не готов был встречать её в лице погибших, страшась на краю сознания увидеть костлявую гостью в глазах цвета сладкой гардении.

Люмин казалась спокойнее. Сжала крепко его ладонь, не отпуская даже когда вышли на Моровое поле. Стоя на фоне сотен автоматонов, они драматично напоминали пару из театральных постановок. Эпическое повествование, прекрасная принцесса и прекрасный, почти, принц.

– Люмин, я лю… – маленькая ладонь снова запечатала его губы. Дотторе растерянно, почти убито смотрел на неё. Неужели, даже сейчас, она не позволит высказать ему свои чувства.

Люмин помолчала, отводя взгляд в сторону. Набрала воздух и храбрость в легкие.

– Я тоже, – она нашла в себе силы посмотреть ему прямо в глаза, – люблю тебя.

Дотторе чувствовал себя оглушенным, ошеломленным и самым счастливым человеком в этот миг.

Все вокруг наблюдали, сжавши сердца, как высокая фигура мужчины с серебристо-синими волосами радостно кружила на руках миниатюрную женщину, трепетно целуя у всех на глазах.

Через несколько минут им предстояло расцепить объятия. Они до последнего держались за руки, пока Люмин не подняла свою ладонь на прощание:

– Ну... пока? – блеск кристально-холодной звезды в ее глазах уступил теплому свету солнца.

– Пока… – Дотторе любовался, стараясь выжечь на сетчатке облик возлюбленной.

Они шли в разные стороны, надеясь встретиться вновь.