Когда после помощи в подготовке материалов Инспектор попросил его задержаться, Реддл был абсолютно не удивлен. Только с некоторым самодовольством отметил, как в очередной раз поджала губы Минерва, явно желавшая сама поговорить с волшебником без посторонних. Не ускользнуло от него и то, как она с Рудольфусом обменялась оценивающими взглядами. Было в этом что-то… территориальное. Это несколько напрягало.

Том остался на своем месте, пока остальные не разошлись, а затем вежливо спросил:

— О чем вы хотели поговорить, Инспектор?

— Раз уж так вышло, что вы каким-то образом стали моим учеником, то, значит, мне следует взяться за свои обязанности и учить вас, — Пауэлл поправил очки, чтобы не смотреть поверх стекол, как в будущем делал один его небезызвестный знакомый.

— Так мне следует называть вас отныне «учитель»? — улыбнулся краешком губ Реддл. Этого человека ему куда приятнее было бы называть учителем, чем того же Дамблдора. К тому же это была некая привилегия, отличающая от остальных: Инспектор был учителем только для него, а не для иностранцев или старосты грифов.

Гарольд невесело фыркнул:

— Да, похоже на то. Я собираюсь показать вам некоторые не распространенные вещи, а также проводить дуэли, если сочту уровень успехов приемлемым.

Том запретил себе хмуриться, хотя хотелось. Инспектор опять подвергал сомнению его умения и упорство в обучении. Неужели Пауэлл знал его так хорошо, что уже вычислил, на что давить? Все же главами секретных организаций редко становятся люди, не разбирающиеся в других. Стоило быть настороже, хотя этот человек и становился от этого только интересней для изучения.

— Постараюсь оправдать ваши ожидания, — как можно более нейтрально ответил он.

— Вот и посмотрим, — Инспектор усмехнулся, вставая из-за стола. — Для тренировок я предлагаю использовать то помещение, которое ранее использовали вы. Имеющиеся там щиты неплохи, — заметив сквозившее в чертах ученика самодовольство, он добавил: — Но я, конечно, позже поставлю защиту получше.

Реддл не стал это комментировать, лишь кивнув. В этой ситуации он при любом раскладе оставался в выигрыше: пусть даже защита комнаты недостаточно впечатлила Инспектора, он сам теперь пообещал усовершенствовать ее.

До помещения они дошли в молчании: неизвестно, о чем думал Пауэлл, но сам Том перебирал в уме дела, за которые стоит взяться. Наиболее важно было защитить крестражи и максимально себя обезопасить. Кроме того, загадка исчезновения родственников так и ни к чему не пришла, поскольку он отвлекся на более актуальную задачу — выживание. Артефакты основателей могли вообще подождать еще какое-то время. А вот воспоминания дневника…

Они были вторыми по значимости. Еще на периферии витала мысль о том, что вокруг Инспектора слишком уж много молодых и талантливых учениц, те же Минерва и Летиция…

Но почему его это беспокоило? Может потому, что если Гарольд отвлечется на кого-то из них, то на защиту надеяться не придется? Но с каких пор он вообще надеялся на чью-то помощь? Подозрительно. Следовало бы обсудить и это с дневником.

Сама тренировка оказалась не похожей ни на что из его ожиданий. Реддл ждал стихийную магию или какие-то аспекты боевой, да даже темной, если очень повезет!

Но нет, его новый учитель с самым безразличным видом трансфигурировал какую-то записку в мел и, левитируя его, вывел прямо на полу пару сложных фигур, заключенных в круг. После он отряхнул ладони и уничтожил мел, с довольным видом оглядывая проделанную работу.

Знаний Тому вполне хватало, чтобы опознать круги для ритуалов, но что именно они делали — оставалось загадкой, так как выполнены они были не при помощи стандартной нумерологии.

Староста мог бы поклясться, что заметил в глазах Гарольда веселье, но выражение лица тот сохранял абсолютно бесстрастное, когда сказал:

— Приступайте.

— И что эти символы должны делать, учитель? — уточнил Том, с интересом замечая, как у Пауэлла дернулся глаз от этого обращения.

«Что, не нравится?» — подумал он. Раздражать Инспектора было на удивление весело.

Гарольд тем временем отошел к стене, облокотился о нее и пояснил:

— Эти сами по себе ничего не делают особенного, только собирают силу волшебника. Однако, — он предупреждающе поднял указательный палец. — Как и все достаточно древние конструкции, совокупность их требует очень аккуратной работы. Одна ошибка — и все, можно начинать сначала. На практике это даже сложнее, чем звучит. Но пока не получится заставить этот круг набрать достаточно силы и зажечься — за остальное браться не имеет смысла. Так что приступайте. Первая задача — сконцентрировать силу на круге. Зажжется контур — вам удалось, нет — придется начинать сначала.

Реддл прищурился, разглядывая круг и бегло анализируя полученную информацию. То, что это была «древняя конструкция», построенная не по последним современным подходам, говорило о том, что Инспектор получил знание о ней от какого-то древнего рода. Такие вещи вышли из оборота, сокрытые как семейная тайна или вовсе запрещенные. Круг на столе рыцарей был построен благодаря нумерологии и рунам, не без помощи библиотеки некоторых родов, но такого Том в тех книгах не встречал.

Узоры были просты, но лаконичны, а новое знание как обычно интриговало. Что там говорил Инспектор? Аккуратная работа? Он был более чем уверен, что справится с этим за пару попыток. Нужно было только сосредоточить свою магию в руках, а затем аккуратно заставить ее перейти в круг…

Дюжину попыток спустя, Том уже не был так. Пальцы начинали предательски подрагивать, а все тело казалось тяжелым, неповоротливым и неродным. Мордредов круг не проявлял даже намека на свечение, будто издевался. А вот уж кто точно издевался — так это Инспектор, все еще умиротворенно стоявший у стены и иногда раздававший советы.

— Главное — не впадать в уныние! Подумайте о чем-нибудь веселом и продолжайте! — выдал его «учитель» очередной великолепный комментарий.

Том мстительно представил, как выглядел бы Пауэлл в одежде максимально мерзко-розового цвета и с бантом. Вот это было бы зрелище! Это на секунду ослабило раздражение, но оно снова вернулось. О, как хотелось Реддлу запустить чем-нибудь в стену. Или заставить лавки в помещении взорваться, как в прошлый раз. Но нет. Он был выше этого, сильнее, собраннее, не имел права проигрывать.

Набрав в грудь воздуха и заставив усилием воли пальцы слушаться, он попробовал вновь. И вновь…

***

Стоять у стены с безразличным видом было не так уж и просто. Гарольд не хотел бы себе этого признавать, но, глядя на то, как раз за разом Реддл упорно пытается подчинить себе круг, он невольно начинал уважать упрямство будущего Темного Лорда. Будь на месте Тома сам Гарри лет шестнадцати, то что-нибудь в этой комнате уже разбилось бы, или он сам бы упал на пол от истощения. Слизеринец же откуда-то брал в себе силы превозмогать собственное бессилие и ярость. И это в таком возрасте немалого стоило… Жаль только, таланты свои Реддл направлял не в то русло.

Это упрямство и вера в свои силы что-то задевали внутри. Но при этом всем, отчасти Пауэлл еще немного сомневался в своем решении оставить один из необходимых ритуалов будущему Темному Лорду. Однако он понимал, что знание это Реддл ни в прошлом, ни в будущем не оценит и не полюбит. И именно из-за этого и своей бессмертности, Том Реддл был прекрасным кандидатом.

Жребий был брошен. Возможно, кто-нибудь когда-нибудь пожалеет об этом выборе Гарри Поттера, но теперь было время принятия решений, а не сожалений о них. А пока можно было просто стоять и смотреть, как раз за разом Реддл пытается заставить подчиниться то, что никогда не подчинялось.

Когда он понял, что ученик держится на ногах уже из чистого упрямства, Инспектор почувствовал неприятный укол совести и отлепился от стены.

— На сегодня этого хватит, — сказал он, подходя к Тому.

Тот совершенно не выглядел готовым сдаваться, несмотря на серый цвет лица, лишь упрямо сжал зубы и прошипел:

— Я еще не закончил.

— Я настаиваю, — Пауэлл положил руку на плечо своего ученика, за что получил обжигающий раздраженный взгляд.

«Вот и слетела маска доброжелательности», — отстраненно подумал Инспектор. Но подобным его было уже давно не испугать.

— Мерлин мне свидетель, еще пара попыток, и я смогу! — упрямо ответил бледный как смерть Реддл.

— Ну вот когда вы сможете призвать его к ответу, тогда и обсудим, — не особенно скрывая скепсис, ответил Гарольд.

Том, осознав, какому количеству эмоций позволил проявиться, резко замолчал, опуская руки. Это было очень странно, его контроль никогда не срывался настолько быстро и явно не в присутствии рыцарей или будущих жертв.

— Впрочем, не думаю, что Мерлин будет очень рад своему воскрешению, — как ни в чем не бывало продолжил Пауэлл.

— Отчего же? — настороженно уточнил Реддл.

— Посмертие — далеко не плохая вещь.

Инспектор знал, что это не убедит слизеринца, и взгляд Тома только подтверждал это. Зато тот наконец-то отвлекся от своего гнева. Все еще чувствуя небольшой укол совести, Гарольд так и не убрал руку с плеча, постепенно передавая чуть-чуть собственной магической силы, чтобы ученик не откинулся прямо здесь.

— Как благородно, — проскрежетал голос Волдеморта. — Истинный герой.

Пауэлл решил ничего на это не отвечать, но руку убрал.

— Уже передумал? С чего бы? Впервые за много дней твои действия похвальны. Такое сострадание ко врагу…

«Еще твоей похвалы мне не хватало», — подумал Гарольд в ответ.

— Или это и не сострадание вовсе? — продолжал потешаться Темный Лорд.

«Ну да, конечно. Стану я слушать от эгоиста о том, как эгоистично перекладываю свои задачи на чужие плечи».

— О, я не об этом… Тебя не оставило равнодушным его упорство, целеустремленность… Напоминает о чем-то, не так ли, Гарри Поттер? Или кого-то? Может, бывших товарищей? Или тебя самого?

Если бы яд можно было сцедить с этих слов, набралась бы не одна пинта. И яд был бы, наверняка, василиска.

«Тебя это не касается».

— Ну почему же? — даже в голосе слышалась ухмылка. — Меня теперь все касается. Признай, ты не ожидал увидеть схожести, лишь различия. Эта заинтересованность…

«Да заткнись уже!» — раздраженно огрызнулся Пауэлл.

Для себя Гарольд решил, что этот разговор и занятие пора заканчивать, и как можно скорее. Да и сам Том смотрел на него сейчас как-то странно, выжидающе. Осознав, что они все еще стоят достаточно близко друг к другу, Инспектор сделал шаг назад.

— Занятие на сегодня закончено, — он взмахнул рукой, стирая линии круга. — Это было непростое задание, и, пожалуй, никто на моей памяти не справился с ним с первого раза. Но это важная часть — понять, как именно с элементами взаимодействовать не удастся.

Реддл отрывисто кивнул. По его лицу, все еще более бледному, чем обычно, не было понятно, действительно ли это было согласие, или же он просто замаскировал гордыню на время.

— Пройдемте в мой кабинет. Вам потребуется восстанавливающее зелье, — Инспектор махнул рукой в сторону выхода. Он, конечно, мог предусмотреть этот момент и взять зелье с собой, но и это было еще одним тестом. Но Гарольд и не предполагал, что его ученик окажется настолько упорным в попытках выполнить задание с первого раза и потеряет столько сил.

Том пошел к выходу первым. Шел он, на удивление, прямо и уверенно, несмотря на то, что с его магическим истощением некоторые бы уже упали в обморок. Бывший Поттер постарался отмести в сторону все зачатки появившегося сострадания и смотреть на происходящее бесстрастно, но не мог не задуматься: что же двигало сейчас Томом Реддлом? Что удерживало на ногах? Гордость? Тщеславие? Или была это просто непоколебимая уверенность?

В кабинете Инспектор извлек из шкафа заранее заготовленное зелье и выдал своему ученику, который принял его без колебаний. И это тоже удивляло. Нет, логика подсказывала Гарольду, что отсутствие сомнений — еще один способ заручиться доверием, манипуляция… Но все же, для существа, столь обеспокоенного своей жизнью, это было проявление какого-никакого доверия.

Этот еще юноша и не знал, что сейчас перед ним стоит не просто Инспектор или глава подпольщиков… Перед ним стояла его будущая погибель, самый главный страх. Не было никаких сомнений, что Реддл уже шел по тропе становления чудовищем, которому не было оправданий, но он не знал, что его крупицы продемонстрированного доверия заранее преданы. Противоречивая эмоция из смеси сожаления, горечи и веры отравляла Пауэлла.

Выпроводить Тома из кабинета не составило труда: похоже, тот и сам был рад поскорее уползти в безопасность подземелий. Теперь можно было не держать лицо. Инспектор кисло улыбнулся, бросив взгляд на стол, где еще лежали документы, требующие его внимания, и улегся на диван. Сил что-то делать не было, как будто это он сам пытался недавно влить энергию в линии на полу. А сейчас знакомая трясина невеселых мыслей в очередной раз затягивала в свою пучину.

Иногда ему казалось, что уже удалось наконец-то отучить себя сомневаться в выбранном курсе действий, в своих решениях, в последствиях, которые эти решения могли принести… И все равно моральные дилеммы все еще вызывали отклик в душе, даже если по всей логике после пережитого должны были стать пустым звуком. Да, он стал полководцем, который мог принимать тяжелые решения, но в нем не появилось той безразличной жестокости к миру, которую война выпестовала на тех, кто отправлял людей умирать. С куда большей радостью и легким сердцем, он бы отправил на смерть себя и отправлял бы снова и снова.

Но сейчас только от его собственных решений и их соответствия общему плану зависело слишком многое. Судьбы тысяч, десятков тысяч… Просто сдаться и умереть было бы эгоизмом, продолжать жить — тоже эгоизм, но несколько меньший.

Безумно хотелось вернуться в собственные школьные годы, когда мир так легко раскрашивался в черный и белый, а не в приторные оттенки серых тонов, когда не приходилось ставить под сомнение каждый свой поступок.

За этими мыслями Инспектор и не заметил, как глаза закрылись. Ему снились искры, чуть оживляющие мрачное, но сухое подземелье. Что-то было не так. Чувство неправильности происходящего пропитало каждую частичку существования, въелось в стены. Вокруг стояли люди, он узнавал не всех, но те, кого узнавал…

Вот в стороне ютился Гораций, изменив своей привычке собирать вокруг себя толпу приятелей и бывших студентов. Его обычно приветливое лицо будто шло волнами от провальных попыток выдавить улыбку, которая раз за разом получалась кривой, поскольку концы губ так и норовили опуститься.

Тут даже Драко с кучкой смутно знакомых некогда студентов Хогвартса. До последнего никто не думал, что они явятся, и все же те пришли: встрепанные и бледные. Аристократический лоск не удалось сохранить тут никому, жизнь в бегах к этому просто не располагала. Неподалеку было немного министерских: он узнал только Перси и какого-то клерка, с которым пришлось пересекаться по делам Аврората.

А с другой стороны Кингсли мрачно прислонился к каменной стене, нервно вертя в руках палочку. Возле него пара из младшего аврора и штатного колдомедика, которые держатся за руки так, будто если отпустят — весь мир тут же рухнет. Может, они и не так уж неправы… Что-то в этой парочке очень напоминает о Нимфадоре и Люпине, что-то такое хрупкое и возвышенное. Такое, что делает этот момент трепетно-прекрасным, как самая высокая нота, которой суждено оборваться.

Чуть поодаль, но уже ближе, стоят Рон и Гермиона. Они не держатся за руки, просто смотрят друг на друга, и в глазах их вполне можно угадать стоящие слезы. Внезапно Гермиона утирает глаза рукавом и оборачивается к нему, к Гарри, улыбаясь. И это одновременно прекрасно и ужасно. Рон тоже обращает внимание на него и кивает, но в этом сдержанном кивке столько же решимости и поддержки, сколько в улыбке подруги.

Гарри сглатывает и кивает тоже, пытаясь сохранить такую же уверенность и непоколебимость. А затем переводит взгляд на Джинни, стоявшую ближе всех. В тусклом свете факелов ее волосы совсем не похожи на задорные лучики солнца, побледневшее лицо в следах копоти, а губа разбита. Про трату сил на косметические чары все давно забыли, как и на мелкие заживляющие. И все же… Она самое красивое, что сейчас есть в этом зале. Такая живая, такая смелая…

В горле встает ком. Он пытается ей улыбнуться, но губы не подчиняются, а она лишь качает головой, будто говоря: нет, не надо вымученных улыбок, не надо притворяться. И от этого становится легче, но и еще страшнее. И хочется обнять ее и успокоить, хотя о спокойствии не может идти и речи.

Гарри делает шаг, и чувство неправильности нарастает. Под босыми ногами ощущается что-то странное, мокрое. Кровь. Зал залит кровью, взявшейся непонятно откуда. Полный ужаса взгляд, вскинутый на Джинни, ничего не прояснил: та лишь снова покачала головой и исчезла, как дымка в предрассветный час. И стало так холодно, а потом невыносимо жарко, что невозможно нормально вздохнуть. И казалось, что уже все, сейчас-то и конец… Но что-то вырывает из кошмара.

Открыв глаза, Гарольд беззвучно выругался, судорожно дыша. Только после этого он обратил внимание, что заговоренное зеркало на столе издавало перезвон, бывший сигналом о том, что кто-то пытается с ним связаться.

Пришлось подыматься с дивана, испытывая легкую благодарность, — ему совершенно не хотелось знать, чем закончился бы тот сон. Даже сейчас в воздухе мерещился запах кострища. И во сне все были совсем как тогда...

Инспектор поморщился, как от головной боли. Нет, прочь эти воспоминания.

Куда важнее была причина, почему в заговоренном зеркале сейчас отражалась Вайолет.

— Пауэлл? — голос ее был обеспокоенным, но жестким.

Он почувствовал, как сонливость быстро отступила, и посмотрел в ответ со всей серьезностью. Волшебница в отражении была обеспокоена, а она была не из тех, кто переживает из-за мелочей.

— Да, что случилось?

— Этот эксперимент… Вчера был достигнут результат, — сказала она, но не выглядела радостной, хотя новость была вроде совсем не плохой.

— Раньше, чем мы полагали. И? — поторопил Гарольд, ощущая, как напряжение нарастает.

— Результат не совсем соответствует тому, что мы прогнозировали. Есть некоторый… Побочный эффект.

Она внезапно замолчала. Пауэллу очень хотелось поторопить свою соратницу, но он терпеливо ждал, позволяя ей собраться с мыслями.

Атталь снова заговорила:

— В результате воздействия процессы жизнедеятельности подопытных действительно полностью останавливаются во времени, но… Но не их сознания. Они продолжают все понимать и ощущать, каждую минуту. Они…

— Заперты в собственных телах, — тихо закончил за нее Гарольд.

— Да, — она нахмурилась и кивнула. — Что теперь делать? Наши ученые надеялись избавиться от этого эффекта, но тут надежд нет: магия не позволяет добиться одновременно того и другого.

Он молчал, быстро обдумывая ситуацию. Новая информация делала и без того сложное решение еще более ужасным. Но отступать было поздно, отступать было некуда, каждый шаг по этой дороге благих намерений только приближал его личный ад. Хотелось закрыть глаза и заорать, но Вайолет не должна была видеть этого. Не должна была знать…

— Продолжаем согласно плану, — ровно ответил он.

— Но…

— Все в порядке, Вайолет. Все это будет сделано для всеобщей безопасности. Это же временная мера. Мы все равно планировали использовать это на военнопленных, и разве не будет этот вариант лучше в военное время, чем обычное заключение? Разве не будет так безопаснее для всех? Для семей тех, кто еще борется? Для вашей внучки? — он говорил и говорил, сохраняя ровную и уверенную интонацию.

Сначала Вайолет не выглядела убежденной, но потом постепенно черты лица разгладились, и она кивнула:

— Решение спорное, но я понимаю, что на войне все средства хороши, пока не обнаружится способ лучше.

— Конечно. Войны не длятся вечно, а мы делаем правильное дело. Благородное.

Это была правда и одновременно ужасная ложь. Его собственное проклятое «высшее благо».