Немец лежал к ней спиной, испытывая внезапное напряжение. Союзница выдерживала некоторую дистанцию, чтобы не нарушить личное пространство, легла поверх одеяла, таким образом препятствуя случайным прикосновениям, но он всё равно буквально кожей чувствовал каждое её движение и дыхание. Плечи и спину начали покалывать странные щекотные мурашки, физическое проявление желания двинуться навстречу, дотронуться, в груди сжалось от напряжения. Он попытался скрыть участившееся дыхание, сделав его тише, нервно сглотнул. За это время он привык к тактильности, даже стал нуждаться в ней, не решаясь об этом просить. Несмотря на некоторую неловкость, Империя обнимала и гладила его каждый раз, когда случался приступ, или сильно болели раны, не позволяя впасть в панику, замкнуться в себе. Однако между союзниками всё ещё сохранялась некоторая дистанция, точные рамки который сложно было установить, но оба интуитивно придерживались её, впервые столкнувшись с ситуациями, когда хотелось сблизиться и довериться.

Японская Империя сквозь сон ощутила тепло, почти проснулась, поняв, что в итоге всё-таки отключилась, но усталость быстро погасила её порыв подняться. Беспокойство ещё некоторое время копошилось в груди, мешая провалиться в сон окончательно, но ощущение чего-то тёплого под боком постепенно вытеснило нервозность. Она потянулась, не открывая глаз, нащупала лоб, неловко проведя сначала по плечу и затылку.

«Вроде бы почти не горячий, только немного теплее, чем нужно…», — она испытала облегчение, расслабилась, готовая со спокойной душой продолжить дремать. — «Так, но… Почему он так близко?».

Девушка распахнула глаза, приходя в себя. Да, он действительно спал, закинув на неё руку и прижимаясь к её боку всем корпусом, так что тесно обнимал, совсем не оставив между ними пространства. ЯИ растерянно замерла, пару минут вслушиваясь в его ровное дыхание, решая, как к этому относиться.

«Я до этого уже нарушила все нормы приличия, но всё равно не могу решить, как мне оценить эту ситуацию. Пожалуй, изначально не стоило действовать так фамильярно и настойчиво прикасаться к его телу, хотя это определённо очень хорошо работало, теперь мне сложно охарактеризовать наши взаимоотношения. Мы не друзья, не просто союзники, но и не совсем возлюбленные, так что вот так обниматься…», — она внезапно смутилась, отвернулась, ощущая тепло его прикосновения. — «Это всё так, но оттолкнуть я тоже не могу… Это слишком… мило?.. Он сразу успокаивается, когда я прикасаюсь к нему, становится таким ласковым… Видно, что тяжело, но он изо всех сил старается не обременять меня. Мне тоже так хочется стиснуть, обнять, погладить, в груди тянет… Это и называется любовью?.. Хотя сейчас он совсем беспомощный и не может принести мне никакой пользы, я очень ценю его, забота без выгоды для себя и есть чувства? Пожалуй, что так. Даже если теперь он не может мне помочь, я хочу заботиться о нём просто потому, что испытываю эмоциональную привязанность. Новости о его смерти разбили мне сердце, а встреча после этого наполнила мою борьбу смыслом, я определённо привязана к нему больше, чем думала, только вот… как на это реагировать? Понятия не имею, что делать с этими чувствами».

Она ещё некоторое время размышляла, так и не решаясь двинуться. Помедлив, Империя осторожно обняла его в ответ, прижав к себе, прикрыла глаза, с волнением наблюдая за ускорившимся сердцебиением. Она старалась почти не сжимать, из боязни повредить раны, каждое неаккуратное движение могло закончиться новым кровотечением. Кровь останавливалась тяжело, долго не хотела подсыхать. Хотя после того, как японка позаботилась о его питании и сне, тело восстанавливалось, но это происходило медленно, всё никак не набиралось достаточно сил, чтобы полноценно запустилась регенерация. По крайней мере в этой позе не должны были быть задеты травмы, поэтому преодолев страх навредить, она постепенно успокоилась и задремала, так и прижимая его к груди.

Спать с кем-то рядом оказалось довольно приятно. Японская Империя проснулась утром первой, обнаружив себя на удивление отдохнувшей, медленно выбралась из его объятий, стараясь не потревожить. Был велик соблазн так и спать с ним дальше, но девушка была уверена, что он обнял её непроизвольно, если бы он проснулся и заметил это, могла сложиться неловкая ситуация. Под одеялом было тепло, не хотелось вставать, но выбора не было. Сейчас ей особенно много внимания стоило уделить работе, воспользовавшись моментом, пока США и СССР отвлеклись, забыв о ней на некоторое время. Нацистская Германия тихонько спал, уткнувшись в подушку, она невольно задержалась, рассматривая его. Его внешний вид вызвал в ней неожиданное умиление, то, как мирно и сонно он выглядел, показалось ей очаровательным.

«О чём я только думаю…», — она отвернулась, прикрыв лицо рукой, невольно вспомнив, как трогательно он приобнимал её ещё недавно. — «Как странно… Стоило мне вчера подумать, о том, что он мне нравится, сразу начала испытывать такие вещи… Ничего не мешает мне проявлять свою нежность, верно? После того как я немного практиковалась, стало выходить естественнее, но я всё ещё не уверена, подходящий ли это способ выразить то, что я чувствую. В любом случае сначала нужно подождать, пока ему станет лучше, до этого момента стоит отложить обсуждение наших взаимоотношений».

Прежде чем уйти, она коснулась губами лба, только убедившись, что температуры нет, оставила его одного.

***

Рейх внезапно проснулся от рвотных позывов. «Нет, только не снова…», — мелькнуло в его голове, спросонья было тяжело сразу решить, что делать. Он резко сел, тут же сжавшись от боли во всём теле. Раненое плечо начало сочиться кровью, повреждённое из-за неосторожного движения, рваные раны на торсе стрельнули острой резью, заставив беспомощно замереть, в ожидании, пока станет легче. — «Только мне показалось, что начинаю выздоравливать… Чёрт… Такое чувство, что вот-вот вывернется желудок».

— Nazi-сан? — Японская Империя, сидевшая в соседней комнате, быстро отреагировала на шум, показалась в дверном проёме с бумагами в руках. — Ох чёрт, снова?!

Она мгновенно сориентировалась, достав стоящий на полу тазик, мягко поддерживая немца под спину, принялась копаться в аптечке в поисках лекарств. Кожа покрылась холодным потом, его стошнило. Несмотря на все старания устроить нормальное питание, его часто рвало ещё с первого дня, мешая начать постепенно набирать вес. К тому же приступы были очень болезненные. После такого у него усиливались боли в теле, поэтому японка сразу вынула обезболивающее, но дать его в таблетках было бы тяжело, до тех пор, пока приступы не утихнут. Она коснулась его лба, продолжая осторожно поддерживать.

«Снова горячий… Проклятье, неужели это было временное улучшение? По крайней мере сейчас температура не слишком высокая, но эта чёртова рвота… Никак не могу понять причину, то ли это из-за болезни, то ли из-за самой еды, но в таком темпе ему никогда не станет лучше», — Нацистская Германия замер, тяжело дыша, без энтузиазма принялся пить предложенную ему воду. Он выглядел измученным, совсем бледным. — «Что же мне делать?.. Я очень хочу помочь, но как ни стараюсь, не могу сильно повлиять на его состояние».

— Не нужно больше воды, мне уже лучше… — он мягко отстранил её руку со стаканом, тяжело выдохнул поникнув. Пару минут оба с напряжением выжидали продолжения приступа. — Мне уже немного лучше, не слишком волнуйся…

— Раз пока не тошнит, скорее, прими таблетку. Ох, плечо… Надо остановить кровь. — он послушно проглотил обезболивающее, неподвижно сидел, пока она быстро бинтовала его плечо. — Вот так. Теперь отдохни.

— Не хочу… — она тихо вздохнула, приобняла, поддержав его. Даже сквозь одежду его тело казалось горячим. Парень устало прислонился к её плечу. — Если лягу, меня точно снова будет тошнить…

— Скоро станет легче, ты постепенно поправишься, — зашептала почти на ухо, нежно обняв руками его корпус, заметив, как он сдался, расслабился, перенося свой вес на неё. Он прикрыл глаза, всё ещё немного заспанный, тяжело выдохнул. — Очень больно?..

— Нет. Мне жаль… Я, должно быть, замучил тебя, — она вдохнула, собираясь резко всё отрицать, но он продолжил говорить: — Спасибо, ЯИ… Ты спасла меня, как и обещала. Ты осталась со мной, даже когда страдала от этого. Не знаю, как об этом правильно сказать, но мне правда жаль, что я не могу помочь тебе в ответ.

— Всё хорошо. Ты ещё такой сонный, волосы мило всклокочены, отдохни немного. Если не хочешь лежать, я помогу удобно сесть. Зашторить окно?

— Сонный?.. Нет, я… — он смутился, она вдруг улыбнулась, наклонившись, поцеловала в висок, сбив его с толку окончательно. Рейх растерялся, отвёл глаза, чувствуя себя странно. Это был первый раз, когда союзница вела себя так без особой причины, не в попытке утешить.

— Вот так, удобно? Я пойду, если что-то случится — зови, буду в соседней комнате, — он отвернулся, так что не заметил, что она тоже смущена.

— Да…

Даже после того, как она ушла, сердце громко колотилось ещё некоторое время, он полулёжа вслушивался в этот стук, прижимая руку к груди, так разволновавшись, что ненадолго даже забыл о недавнем приступе. Ближе ко второй половине дня, парень стал уже совсем бодрым, отошёл от недомогания, больше не валяясь в полуобморочном состоянии. Если до этого он почти всё время проводил в бреду или во сне, с редкими проблесками непродолжительных пробуждений, да и двигаться вряд ли смог бы из-за температуры и травм, сейчас ему жутко захотелось размяться.

«Снова попробовать встать?.. Вряд ли за такой небольшой промежуток времени что-то поменялось, но сразу сдаваться тоже не хочется», — он осторожно потрогал голени. Они тут же отозвались болью, тут можно было даже не пробовать, результат был очевиден. — «Раны ещё не зажили… Если не считать следов от ножа, всё не так плохо, но они слишком глубокие, одно неверное движение и снова пойдёт кровь, придётся менять бинт. Стоит ли хотя бы начать? Как давно я уже не ходил?.. Чёрт… Получится ли?.. В камере не то чтобы было место для прогулок».

При мысли о камере его невольно передёрнуло, на секунду в лицо будто бы снова пахнуло холодом и сыростью, так что кожа покрылась колкими мурашками.

Он сделал над собой усилие, осторожно пересел к краю кровати, пытаясь собраться с мыслями и преодолеть страх острой боли, которая появилась сразу же, в его первую попытку встать. На этот раз он был готов, но нервничал, пару минут просидел неподвижно, касаясь стопами пола, потом осторожно приподнялся, всё ещё опираясь на руку. Боль начала постепенно нарастать вместе с нагрузкой, чуда не случилось. Стиснув зубы, он очень медленно поднялся, продолжая держаться за кровать. Немец уже понял, что сразу пойти не выйдет, но отступать не хотел, собираясь для начала хотя бы встать. Он поднялся окончательно, теперь уже держась за стену, чувствуя, как сердце зашлось от восторга.

Коленки всё ещё угрожали подкоситься в любую секунду, а травмы болели сильнее обычного, но он был морально готов, поэтому не испугался и смог стерпеть. Было неприятно, но не невыносимо. Собравшись с силами, он осторожно оторвал одну ногу от пола, медленно сделал шаг. Тело, истощённое и искалеченное, долгое время пролежавшее почти неподвижно, слушалось с трудом, совсем скоро он начал подрагивать от перенапряжения, но не вернулся, упрямо решив во что бы то ни стало пройти хотя бы до двери и обратно, игнорируя ускорившееся сердцебиение, головокружение и нарастающее жжение в мышцах.