В ожидании, Сынмин тихо постукивает по коробке передач. Ему не терпится получить заветный адрес и уехать подальше отсюда, пока кто-нибудь из потерянных героев не вышел на улицу и не стал затаскивать его домой. Не то, что бы они так уже делали, просто нехорошее предчувствие: никто не хочет, чтобы Од попал на камеры сасенов в таком виде. Парню казалось, будто его одежду медленно пропитывал холодный пот, а волосы липли ко лбу.

Развеяться. Ему точно нужно развеяться, пока он ещё в силах водить. Вновь уходя в свои мысли, О представил, как бы кто-то из мемберов бросился ему на капот, отчаянно так, умоляя выйти из машины. Почему-то он видел на этом месте Джуёна или Джунхана. Наверное, потому что их было жалко. Попади к нему под колеса Чонсу, в таком состоянии Од бы переехал его, не думая о последствиях. Достал. Надоел. Это его жизнь. Почему в неё должен лезть кто-то ещё? Устанавливать свои правила, наводить порядки? Он сам творец своей судьбы, даже если хочет полностью её разрушить. Любые обязательства растворялись, а ответственность за общую репутацию уже не лежала на плечах горой. Или, будучи в срыве, Сынмин перестал её чувствовать.

Он заводит машину, резко трогается и бредовым взглядом смотрит на любые знаки. Снизить скорость? Светофор? Всё равно на улице никого нет. Начало весны: ещё холодно и темнеет рано. С чего бы кому-то прогуливаться здесь? Семейным парам место в парке, а детям — дома. Весь мир крутился вокруг О Сынмина — человека, сломавшего всё.

От солнца на небе оставались лишь редкие рыжие разводы у самого горизонта, а небо серое, неприятное такое. Не затянуто облаками, но и смотреть на нём нечего. Сеул слишком яркий город, чтобы видеть звезды. Слишком огромный, чтобы выехать за его пределы с тем количеством бензина, что был в машине Чонсу. В этом городе не было ничего красивого: в глазах Сынмина отражались только блеск пролетающих фонарей у дороги и черные болезненные ветви деревьев.

Ни в небе, ни на улице, ни в чужих глазах Сеул не был красивым, как в дорамах. Он — бесконечный душный мегаполис, кишащий богатыми и бедными, наркоманами и алкоголиками, детьми и стариками на грани жизни и смерти. Чёрт возьми, обычный город. И что люди в нем находят?

Сынмин нашёл карьеру, лживую любовь и зависимость, на поводу у которой сейчас ехал в соседний район. Из родного спального, где располагалось общежитие, парень заехал в главный тусовочный, что очевидно. Где ещё им собираться? Однако, клуб, куда он направлялся, был особенным. Парковка и терраса находились внутри своеобразного колодца из зданий, а заехать туда можно после двойного фейс-контроля: сначала сверяются с приглашением, а потом с википедией. Сюда не попасть журналисту. Клуб не просто так скрывал парковочные места. В кругах знаменитостей он слыл идеальным местом для грязных проделок: подглядеть в окна, попасть на парковку, отправить туда папарацци — невозможно. Отсюда не сливалось ни одной фотографии, потому что пускали только знаменитостей. Такой вот Тёмный замок.

Приглашен Сынмин Хантером — тем ещё неугомонным парнем. Тайцы... Они все такие. Слишком шумные, слишком взбалмошные и не видят рамок приличия. Их просто нет. Этот парень, которому девятнадцать, но в своём возрасте он вымахал на все двадцать пять, говорил, что стажируется где-то, а торговля это так, подработка. У него были свои нужды, и о них он редко говорил, хотя интерес был. Считал ли Сынмин его другом? Нет. Скорее тем, к кому он пойдёт в самой тяжёлой ситуации. И не за помощью. За дозой.

Припарковав машину, О кинул ключи от неё на заднее сидение и даже не включил сигнализацию. Какая разница, если он полностью уверен в безопасности этого клуба? Здесь бывали мировые звезды, актёры, музыканты. Любимый айдол девочек без стыда нюхал здесь кокаин с барной стойки и облизывал её следом, чтобы не упустить ни крошки. А тот самый смазливый актёр напивался до потери сознания, ведь его никто не видит. Сынмин, кстати, от этих двоих не отличался. Юну он сюда не водил, но, когда они стали видеться реже, а зависимость давала о себе знать, музыкант развлекался в стенах клуба и глотал таблетки, или прятал марки под губу до рвоты желчью и обмороков.

Стоило пройти мимо охраны в сам клуб, как по ушам ударила громкая музыка. Кажется, Тэён. Его песня играла у всех на повторе ещё летом, так что не удивительно, что её поставили и здесь. Зная лишь отрывки хореографии, Сынмин по очереди будто бы клал руки на воздух перед собой, а потом поднимал их к плечам. Впрочем, это всё, что он помнил. Это лишь попытка расслабиться, отвлечь своё тело, пока взглядом он искал Хантера. Как его найти? По зелёной макушке. Не его, а с ним рядом.

Сынмин ступает меж опьянённых тел, подпрыгивающих в такт музыке, будто единый организм. Беспорядочные движения, прикосновения и духота. Кто-то успел схватить парня за футболку и чуть задрать её. В любой другой ситуации О бы поддался атмосфере, стащил с себя лишнюю одежду и тоже стал бы частью музыки, но сейчас он искал лишь пару грамм. После он вернётся с широкой улыбкой и желанием найти подружку, прижать девушку к стене и медленно, с удовольствием расстегнуть зубами молнию её платья. Фантазии слишком яркие. Ему срочно нужно закинуться.

В полутьме и зелёных огнях сложно найти кого-то конкретного: все лица и их черты смываются вспышками света, а любые оттенки становятся неотличимыми. Сынмин просто не может сконцентрироваться: он смотрит на напитки в чужих руках, на поблескивающие в них кубики льда, на тяжёлые украшения, обвивающие столь хрупкие на вид шеи. Взгляд цепляется за любую вещь, рассматривает её, будто в макро съёмке, но он не желает искать Хантера. Синдром отмены? Пот, холод, потеря концентрации, психологическая и физическая ломота. Симптом за симптомом преследовали его весь день, в том числе необоснованная и нежелаемая им самим агрессия. Это делает с человеком отказал от приема веществ? Тогда зачем бросать?

Ноги подкашиваются, и Сынмина сносит к стене. Потные руки прижимаются к приятному холоду, а лоб упирается в непреодолимую преграду, окрашенную в яркий красный цвет. Кажется, по пути он кого-то задел: футболку пропитал напиток с ярким запахом спирта и фруктов. Знакомый такой. С кислинкой, не приторный.

Сынмин отказывался открывать глаза, воспринимать всё вокруг и выслушивать сквозь музыку всё то, что ему выговаривали за пролитый напиток. Все звуки слились воедино и отдалились от О, звуча точно из колодца. А сам Сынмин был на самом дне и не видел света, кроме зелёных лучей, едва пробивающихся через веки.

— У тебя уже приход, или что? — отдалённо, со звоном, звучали ноты очень знакомого голоса. Вечный позитив, усмешка на губах, которую даже можно представить. Хантер прижался плечом к стене совсем рядом и похлопал Сынмина по спине играючи, на деле подсаживаясь на иглу паники. О выглядел, мягко говоря, отвратительно. На спине мокрое пятно и пару листиков мяты от чужого коктейля, лицо подёргивалось — то одну, то другую мышцу схватывал спазм — а пропитанная потом челка прилипла ко лбу. — Совсем тебя развезло. Ну-ка пойдём отсюда. — чуть потянув парня за плечо, Хантер понял, что тот от стены отходить не собирается. Прохлада от бетонной стены совсем немного отвлекала его от боли и того, как восприятие играло с ним в страшные игры. Но Хантер не Чонсу, да и видится с Сынмином не так часто, чтобы его выходки ему надоели. Перекинув дрожащую руку музыканта через плечо, местный дилер начал медленно вести его из главного зала сквозь безликую толпу, что не замечала ничего вокруг, кроме собственного веселья. Уже в коридоре становится тише, а полумрак без светомузыки не резал глаза. О тихо выдохнул и перестал так сильно волочить ноги, всем весом наваливаясь вперёд. Хантер подтянул его и прижал к себе покрепче, но более менее в чувства Од пришёл весьма кстати: имел все шансы споткнуться об порожек в общественном туалете и утянуть тайца за собой. Как его ещё назвать? Хантер, дилер, таец. Никакой другой информации Сынмин о человеке, что сейчас опускал его голову под струю воды, просто не знал. Хантер, конечно, кличка, но настоящее имя было вообще не выговариваемым, так что, пусть его и называли, О всё равно не запомнил. Даже не старался. Ещё этому парнишке едва стукнуло девятнадцать, он мигрант, где-то учится и вечно таскается и милуется с каким-то парнем с ярко-зелёными волосами, прям ядовитыми. Пожалуй, это всё, что мог рассказать Сынмин. Он бы ещё начал причитать, как он добр к нему, по сравнению с Чонсу, но то было бы просто болезненным бредом.

Струи воды стекали по шее под футболку и намочили все его волосы, но черт, как же это приятно. В туалете нормальный свет, не долбящий по вискам яркими оттенками, а воздух не вспёртый сотнями выдохов десятков разгоряченных танцем людей. Тут просто спокойнее. Холодная вода приводила в чувство, и дышать становилось легче. Сынмин медленно опустился на колени перед раковиной и сложил на неё руки, просто развалившись на ней. Мелкие капли стекали по затылку, шее, позвоночнику и останавливались только у кожаного ремня на пояснице. Чуть повернув голову в бок, О стал жадно ловить струи воды на лице языком, лишь бы уталить в себе непонятную жажду. Спина расслабилась, так что Сынмин обмяк, опираясь лишь на бедную раковину, зато боль в рёбрах прошла, а мир, его звуки и детали, встали на свои места.

— Лучше? — в ответ Хантер услышал лишь неразборчивый стон, явно болезненный. Колени, упираясь в мокрый холодный кафель, затекали и начинали тихо ныть от боли. Они немного разъезжались, и Сынмин всё больше цеплялся за раковину, лишь бы не упасть, но как только та начала чуть клонить вниз, Хантер тут же сорвался с места и потянул Ода от неё за шкирку. — Хватит, наплавался. Ещё просохнуть теперь надо. Куда ты вообще в таком состоянии попёрся? — таец усадил своего "друга" на пол у стены и растрепал его волосы. На лице его тут же отразилась брезгливая улыбка. Сынмин выглядел, пах и издавал звуки, как мокрая псина. Иначе это не назовёшь. — Говорить можешь? Ты вообще под чем?

— В том и проблема. Я чист. Но я не могу, мне хуёво...

— Конечно хуёво. Ты раньше сколько марафонил? Парень, да ты с иглы ещё не слез, а тебе кислород перекрыли. Вот тебя и шатает во все стороны. — Хантер усмехнулся, но как-то горько. К клиентам он сострадания испытывать не должен, но с Одом они будто бы стали приятелями, и парень всё никак не мог понять. Ни Сынмина, ни других наркоманов. Зачем так уничтожать себя? Доводить до обмороков, до гниющих ран на венах и полной потери связи с реальностью. Совесть Хантера никогда не грызла за распространение дури, в конце концов, ему нужны деньги. Он просто чужой человек в чужой стране. Жертва обстоятельств. Од — тоже жертва, просто дилер не видел в нём мотивации становиться этой самой жертвой.

— Ты принес мне дозу? Я просил, что угодно, а лучше Амфетамин. Ты же принёс? Хантер? Я ради тебя сюда сорвался... — Сынмин потянул к Хантеру обессиленную руку, что так и склонялась всё ниже и ниже к земле, но от О отодвинулись, глянули непривычно строго, учитывая, какой широкой улыбкой обладал Хантер, и покачали головой.

— Ты помнишь, что в тот раз было? Твой менеджер нашёл все твои каналы связи с наркотой. Он звонил и угрожал мне. Я тебе ни грамма не дам, потому что за тобой стоит слишком влиятельный человек.

— Но...

— Никаких но. Если мою лавочку прикроют, это будет конец, а я ещё учёбу Сумина в колледже оплачиваю. — тут злость и агрессия вновь сложили руки на шею О. Сложили и со всей силы сдавили до противного хруста. Парень попытался встать с места, резко рвануть вперёд на Хантера, но смог лишь слегка оторваться плечами от стены, тут же прижавшись обратно. Слишком слаб. Он ходит в строгом ошейнике на поводке у зависимости.

— Пидорок твой этот.. — прошипел Сынмин сквозь зубы, желая хоть как-то задеть человека перед собой. Но Хантер, кажется, даже не оскорбился, лишь звонко, в своей особой манере, рассмеялся.

— А ты давно за парнями не ухлестываешь, О Сынмин? Как не посмотрю, стоило Юночке скрыться, в твоем окружении столько мужиков появилось. И все лет на пятнадцать старше тебя, важные такие. Уж сомневаюсь, что они дают тебе вести. — Хантер, упираясь кончиком языка в уголок верхней губы, в последний раз, дразнясь, рассмеялся и медленно встал с пола, похлопав Ода по плечу. — Мой тебе совет. Не ищи дозу сегодня. И завтра. И вообще попробуй реально бросить. Вдруг, это твой шанс? Я в судьбу верю. Тебе тоже советую. Пришел в клуб — купи что-то в баре. Один мой знакомый говорил, что водка неплохо глушит боль от ломки. — тихие шаги Хантера эхом расходились по комнате и уже казались не такими тихими. Звуки прыгали со стенки на стенку, в голове Сынмина они даже становились чем-то вроде маленьких зайчиков. Какой же бред. — Просто попробуй оставить всё позади. Тебе дали шанс на новую жизнь. Хотя... Кто я такой, что бы ты меня слушал. — бросив эти слова у самой двери, Хантер ушёл, и Сынмин вновь остался наедине с собой и ломкой, что извращала его характер и мысли до неузнаваемости. Он не хотел и слышать о попытке "бросить". Нет. Мир без наркотиков — скучный и блеклый. Ощущения, прикосновения и эмоции — не такие яркие. И плевать, что после этих радужных картинок приходит полная апатия, пока в кровь вновь не попадёт вещество. Всё это — цикл, и он бесконечен. Радуется. Страдает после дозы. Страдает уже без дозы. И снова радость от нескольких ампул амфетамина, может, мефедрона или чего-то повеселее внутривенно.

Нет дозы — значит действительно напьётся. Будет пить алкоголь из горла, нещадно упуская капли мимо губ, чтобы вся одежда пропиталась этим мерзким запахом, а потом Чонсу орал на него вновь, ведь он рушит не только себя, но и всю группу. Ещё утром Сынмина бы это задело. Только утром парень искренне волновался, но сейчас валялся на полу туалета в ночном клубе и тихо планировал, как упитым в хлам или разобьётся на машине, или разбудит всех к чертям, перевернув половину общежития. Слишком скучно они живут. Время бить тарелки.

Сынмин едва ли взглянул на себя в зеркало: наверняка, он всё ещё выглядел отвратительно. Слабые, дрожащие ноги вели его обратно к всеобщему веселью. Радовало, что люди здесь обращали внимание только на самих себя. Никто не заметил, как тело уселось за барную стойку, тут же поставив на неё локти, и будто в полубреду сказало бармену дать всю бутылку водки, что была за его спиной на стеллажах. Сынмин не понимал, свой ли личный счёт оставил для оплаты, или общий групповой. Без разницы, он, как и хотел, начал сквозь горечь и навернувшиеся слезы хлестать горячительный напиток из горла. Уши тут же прострелило от тихого звона, горло горело так, будто О съел целую тарелку бульдак рамёна, а слезы на самом деле покатились по щекам. Больно неимоверно, и голову моментом вскружило всего за несколько глотков. Зато боль и ломота в рёбрах постепенно сходили на нет, а мысли покрывал лёгкий туман, уносящий с собой любые проблемы. Резко стало как-то весело и беззаботно. А может жизнь не так плоха?

От осознания беззаботности и даже безнаказанности, Сынмин решил оторваться и потанцевать, как планировал. Он с такой лёгкостью встал со стула и шагнул в сторону танцпола, что даже не подозревал, как выглядит со стороны. А косые взгляды видели в нём перепившего парня, едва переставлявшего ноги. Они как-то странно переплетались, ещё и пол плыл перед глазами. Это в план не входило. Алкоголь вскружил голову ещё сильнее, да так, что О ощутил, как к его горлу подступает тошнота вместе со всем выпитым. И тут он попался на глаза Хантера вновь. Пусть парень и обещал себе не возиться с Одом, его вновь стало как-то жалко, особенно когда его вывернуло прямо под ноги какой-то девушки. Ситуация обострилась ещё сильнее: Хантер разглядел в ней популярную певицу с застывшим на лице брезгливым ужасом.

— Ты с ума сошёл, это же Вонён. Тебе потом на шоу ей в глаза смотреть. — знакомая картина: Хантер вел Сынмина по тем же коридорам всё в тот же туалет, только подводя его к унитазу и заставляя параллельно разблокировать телефон с помощью тач-айди. Среди номеров со странными именами, типа "Кролик рокер", Хантер нашёл лишь один серьёзно подписанный контакт: Гониль-сомбэним. С этим человеком таец уже разговаривал, и разговор тот был, мягко говоря, не из приятных. Папунгкорн, а именно так его звали на самом деле, услышал по ту сторону телефона всю свою подноготную, в том числе адреса, имена родителей, старые оплошности и нынешние слабости. Менеджер распавшихся героев — человек влиятельный, и сдать ему пьяного Сынмина было чем-то рискованным. Хотя кто, если не он, мог забрать О в общежитие сейчас среди ночи?

— Здравствуйте, извините, Гу Гониль?

***

— У вас уже утро, да, солнце? — мужчина, поправляя очки на переносице, мягко улылыбался, смотря в экран телефона. От его вида по всей комнате будто расходился тёплый свет: после тяжелого дня разговор с дочкой разгонял все проблемы. Обычно Сола называла их злыми грозовыми тучками, которые мешают папе творить, а Гониль в ответ только смеялся и поражался детской лаконичности, в ответ называя дочь солнцем, ведь она умела разгонять даже самые темные и большие тучки в его жизни.

— Да, сегодня я в садик не иду!

— А почему, Сола?

— Мама занята. — это "занята" Гониль стал слышать слишком часто, но старался не подавать виду, что его это беспокоит и раздражает. Сола всё чаще начала оставаться дома с няней, и он не уверен в том, как хорошо проходят развивающие занятия с его дочерью. Да, до школы ещё два или три года, но Гониль привык думать наперёд, и его дочь не должна испытывать никаких проблем. Ни с деньгами, ни с обучением, ни с вниманием родителей. После развода с бывшей женой, Гу пусть и жил в другой стране, на другом конце света, но всё равно прилетал к дочери в Америку чуть ли не по несколько раз в месяц, не жалея ни времени, ни денег. Какие бы отношения не связывали его с матерью Солы, у ребёнка должен быть отец, любящий и заботливый. Тем более, сам Гониль малышку любил невероятно и со всем присущим ему умилением смотрел по видеозвонку на её пухлые розовые щеки и большие красивые глаза, прям как у мамы.

— Чем хочешь позавтракать сегодня? — такие простенькие разговоры обо всём с дочерью на самом деле хорошо снимали стресс после долгого дня. Особенно такие моменты были важны, когда Гониль, считавший себя ответственным человеком, который умеет замечать всё, упустил из виду то, как развалилась группа из мальчишек, ставших ему сыновьями. Сола лепетала обо всём: о своей собачке, Пу, о своих рисунках, новых карандашах и блестящих лаковых ботиночках, похожих на вишенку, по её словам. И Гониль забывал о том, что происходило вне их звонка. Он так хотел улететь и провести свои законные выходные с ребёнком, но не мог. Иначе всё укатится куда в более глубокую бездну. Тэги в соцсетях превратятся в судебные разбирательства, и обратной дороги не будет.

— Кашу с ягодками.

— Кашу с ягодками хочешь? Это, наверное, очень вкусно. Не забудь попросить няню, или я сам ей напишу, хорошо? — малышка активно закивала, а её телефон вместе с изображением, начали также активно трястись. Гониль рассмеялся и осторожно позвал девочку, упоминая, чтобы она была аккуратна и не ударилась головой.

— Всё хорошо. — прокомментировала она всё коротко и тут же остановилась, плюхнувшись на диван.

Лицом она конечно была в Гониля. Глазками, щеками, даже носом, хотя ещё не совсем понятно — слишком маленькая. Но было в ней и что-то особенное, чего в самом Гу не было. Зато было в её маме.

Бывшая жена Гониля — настоящая американка. В своё время для мужчины, воспитанного в азиатских обычаях скромности и уважения, она была настоящим культурным шоком. Но и она же разожгла в нём то, чего он ещё никогда не ощущал, пусть и был женат во второй раз.

Гониль никогда не отрицал: от одного её шага с мягким покачиванием бёдер у него замирало сердце.

Эта скрипачка добавила в его музыку страсти, сделала гений барабанщика более живым, эмоциональным. Муза страданий покинула его голову, вместо неё пришла горячая, прыткая фея с манящим взглядом.

Тексты стали интимнее, музыка — проницательнее, Беркли — за плечами, а популярность росла. Фестивали, туры, премии, редкие встречи, всё с тем же жаром и тягой к этой женщине, что с возрастом только хорошела, завораживая своего мужчину винной кислинкой на алых губах.

Он – серьёзен и спокоен, всегда действует по плану, гармонию любит больше шума, а рассветы ценит больше, чем закаты. Она – неотразимая и яркая женщина, ценительница джаза и блюза, ломаных ритмов, ярких помад и закатов. Разные, совсем, и вся их гармония или дисгармония завязывалась на страсти, а только на ней отношения долго не живут. Огонь гаснет.

Декрет послужил для такой яркой женщины, как миссис Гу, клеткой, а Гониль не мог оставить карьеру, когда она достигла своего пика. Он был и рядом, но и слишком далеко.

Пожалуй, такой поступок его жены был ожидаем. Измена.

Иногда музыкант вспоминает её образ в их ночи, подобный неотразимой богине. Помада в цвет Шато на дне фужера, грудь, которую аккуратно обрамляют чёрные кружева короткой сорочки из лёгкой алой ткани, а под ней – ничего. И Гониль тонул в ней. В её словах и рассуждениях, её надрывистых вдохах, тонул между её грудей, оставляя поцелуй за поцелуем и обжигая губы прохладой невесомой ткани.

Музыкант не удивлён, что не удержал такую женщину. Может, она на самом деле достойна того, кто не обделит её натуру и талант вниманием, будет способен пренебречь карьерой ради неё. А Гониль не смог. У него к жизни слишком ответственный подход. У него с жизнью серьёзные отношения.

Главное, что после всего у него есть Сола, и сейчас она прямо во время телефонного разговора с невозмутимым видом выпрашивала у своей няни клубнику, надув губы.

Из воспоминаний Гониля вырвал звонок по второй линии. И на пару секунд его застало волнение: от Сынмина звонков ночью просто так ждать не стоит.

— Сола, у папы уже поздно, мне пора пойти спать. Кушай хорошо, договорились? Я позвоню тебе перед сном и мы поболтаем. — он попрощался сумбурно, даже стыдно стало, но интуиция подсказывала, что ему звонили не просто так. Сбросив вызов дочери, Гониль наконец-то ответил на неожиданный звонок одного из мемберов его группы. В голову лезли любые самые ужасные мысли. Менеджер и так был обеспокоен состоянием зависимости Сынмина, и если звонок хоть как-то с этим связан, то он бы сорвался в общежитие группы без названия в ту же минуту.

— Здравствуйте, извините, Гу Гониль?

— Я вас слушаю. — голос резко огрубел. Приятный осадок от разговора с Солой тут же пропал, не оставив и крошки счастья. Беспокойство и страх смели́ всё и заполонили собой лёгкие до самых краёв. В телефоне говорил не Сынмин, а некто смутно знакомый.

— Я друг Сынмина. Тут такая ситуация. Он напился, сильно. Это просто алкоголь, не волнуйтесь. Но, пожалуйста, заберите его отсюда.