В машине не холодно, всё же Гониль не так давно припарковался. Тепло расстилалось невидимым мягким пледом по спине и плечам, утягивая прилечь, растянувшись на всём заднем сидении. Держаться сидя было тяжело: голову кружило, и Сынмин боялся, что его вновь стошнит, если не расслабиться и прикрыть глаза. Он не видел разговора Хантера и Гониля через окно и уж тем более не слышал, о чем они говорили. Возможно, стоило подслушать, но мозг едва ли соображал. Без возможности себя контролировать, Од мысленно твердил: нужно поспать, нужно поспать, утром будет легче.

Боком сползая по спинке сидения, парень наконец-то прилёг, а ботинки стащил с себя, упираясь носком одного в пятку другого. Глаза сами закрывались: морозная погода не разбудила Сынмина окончательно, а скорее выбила в состояние полудрёмы. После подобного забываешь, что вообще происходило, пока ты "спал". Такое и раньше бывало. Например, во время промоушена с одним из последних альбомов, Джуён, их младшенький, любил засыпать в машинах или во время обеденного перерыва. Если так случалось, что его на пару минут поднимали, а потом отпускали обратно спать, то уже перед выступлением, твердо стоя на ногах, он клялся о неведении, чего он там наделал или наговорил. Иной раз, сонным, Джуён ворчал на стафф, а те потом припоминали и смеялись, стоило Ли скорчить лицо, полное недоумения. Хотелось так же забыть, как земля пропала под ногами, а Гониль-сомбэним нёс Сынмина, упитого до бесчеловечного состояния. Свинья, самая настоящая, таким он себя чувствовал, беспомощно валяясь на заднем сидении чужого автомобиля. Выдернуть среди ночи взрослого занятого человека, который для тебя только и делает, что работает — позорище. Всем всегда становится стыдно на следующий день после пьянки, Сынмин не исключение.

Руки дрожали то ли от холода, то ли от нервов и алкоголя, но эту дрожь было невозможно унять. Она расходилась от кистей к локтям и вынуждала чувствовать себя ещё более беспомощным, тихо подгибая коленки к себе. Может, он их отлежал? Нет, тогда бы ощущения были другие. Их сложно описать: точно рябь на телевизоре, когда сигнал прервался. Но это было не то. Руки просто мелко дергались и не поддавались какому-либо контролю. Сынмину хотелось свалить всё на холод, всё-таки он прошёлся по улице в одной мокрой футболке. Не хватало заболеть.

Дрожь всё не унималась и, поёрзав, О спрятал руки в карманы. Ключи, карточки, всё на месте, как вдруг в кармане, где до этого было пусто, парень наткнулся на три тугих свертка и, кажется, записку. Он осторожно достал её и постарался не выронить из кармана всё остальное: на пьяную голову Од мог быть крайне неуклюжим. Записка оказалась оторванным клочком бумаги с насмех начертанными слогами. Видно, хангыль написавший выучил не так давно. Слоги не всегда строились по правилам и канонам корейского языка. Например, все буквы должны быть одного размера. Это точно Хантер. Он же иностранец, да и тайский язык на корейский совсем не похож. Главное, что это можно прочесть.

Это только на крайний случай. Я не хочу поддерживать твою зависимость, но, может, это хоть как-то облегчит самые тяжёлые моменты ломки. Не используй их просто так, только когда совсем плохо. Лечись, друг. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, ты сам понимаешь, почему.

И Сынмин понимал. Понимал, будучи пьяным и озлобленным на мир из-за отсутствия пары грамм наркотиков. Хантер не глупый парень, он прекрасно знает: нет зависимости — нет их встречь, бредовых разговоров, надрывистого смеха и танцев до самого утра. Фальшивая дружба? Может быть. Оду было искренне весело, когда он пересекался с тайцем и, не следя за языком, выкладывал ему всё то, что накипело за время тяжёлых будней айдола. В ответ он мог послушать про некого Сумина, с которым никогда не разговаривал, но видел его рядом с Хантером, мог узнать, как дела у их хамелеона и как им пришлось покупать ещё один шкаф для одежды. Уж больно Сумин любил модно одеваться.

У Сынмина было много людей, приходивших в его жизнь на считанные часы, но уносивших с собой ворох его тайн. Хантер пробыл с ним дольше, пусть и был его дилером. У них корыстные отношения, перетекающие в общение от скуки или невозможности поболтать с кем-то ещё. Что же, Од может сказать

ему только спасибо. Он был лучшим среди всех временных друзей.

Сынмин убрал записку обратно в карман: обдумает её содержимое он позже. Сейчас не то место и не то состояние. Подержав руку в кармане несколько секунд, парень понял, что Хантер оставил ему на "чёрный день" три сигареты с марихуаной. Даже забавно. Стоило заначке О опустеть, как ему подкинули ещё, только раздразнивая зависимость. Но он честно постарается оставить её на крайний случай, через силу, но постарается.

— Зачем ты так напился? — Сынмин оказался в машине всего на несколько десятков секунд раньше. Того времени, пока менеджер стоял у распахнутой двери в авто хватило, чтобы прилечь, пробежаться глазами по записке и всё осознать. Жизнь надо начинать заново.

Гониль сел за руль, но пристёгиваться не спешил. Отклонив сидение назад, он обернулся и внимательно посмотрел на Ода. Не было больше в нём того тепла, какое ощущалось в общежитии. Страшнее всего видеть в глазах сомбэнима разочарование, будто он хотел опустить руки прямо сейчас.

— Мне плохо. Очень плохо. Всё тело ломит и я думать ни о чем другом не мог, кроме... Боже, я столько наговорил парням... — Сынмин едва слышно сипел, сжимаясь всё сильнее и сильнее. Руки из карманов легли на колени, крепко ухватываясь за них и почти впиваясь до побеления костяшек. А он всё продолжал дрожать. Подобие озноба не унималось, особенно когда Гониль смотрит так. Пристально, почти не моргая. Его брови напряжённо приподнялись, словно каждый ответ он выпытывал. Под таким взглядом хочется говорить только правду.

— Что с машиной Чонсу? — всё такой же холодный. Гнев на милость не сменяли и загнанный вид Сынмина, и неподдельный страх перед менеджером. — Отвечай. — голос твёрдый, непреклонный. Стоило хоть что-то сказать, но у парня сердце перед таким Гонилем стучало бешено и выбивало кислород из легких. Он силился просто открыть рот, пока на него смотрели. Хотелось натянуть капюшон куртки до самого носа и спрятаться, или вывалиться из машины и удрать. Только куда Сынмин в таком состоянии пойдёт? — Там огромная царапина. Думаешь, я поверю, что она появилась просто так? — Гониль умел давить на людей, даже не повышая голоса. Такие навыки приходят с опытом, когда работаешь с огромным количеством артистов с разными характерами. И ветренными молодыми девушками, и грубыми панками без понимания личных границ. Сынмин же перед ним раскаивался и жалел, но будто бы до конца не осознавал, что натворил. Поэтому Гу и давит. Ответ нужен не ему, а самому Сынмину.

— Я...выворачивал со двора у общаги и задел забор... Больше ничего не случилось. Я был на эмоциях и не мог водить хорошо...

— Подумай, как будешь объяснять это Чонсу. — приоткрыв рот, Сынмин приподнялся на локтях и с мольбой посмотрел на менеджера, надеясь, что он его прикроет.

— Мы поедем туда прямо сейчас?

— Нет. — Гониль поставил невидимую точку в диалоге, выпрямил кресло и отвернулся, оставив Ода наедине со своими мыслями и произошедшем. Какая-либо надежда поспать и представить, что всё произошедшее является сном, угасла. Остались постепенно поступающая трезвость и вполне себе здравая совесть. Он должен перед всеми извиниться, ведь столько натворил: накричал на Чонсу, ударил Джуёна, обозвал Джунхана. И всё из-за желания обдолбаться. Страшно от того, как наркотики меняют людей. Ещё страшнее Сынмину было думать о том, что его сожаление и вина пробудут с ним не долго и, вместо извинений и попыток всё исправить, он принесёт только ещё больше боли. Новые истерики, разбитые носы, посуду, может, даже инструменты. Од не хочет стать таким в глазах своих друзей, но, кажется, уже начинал падать и падать для них, как личность. Он чувствовал, как раскалывается на осколки искаженных отражений себя настоящего, как в кривом зеркале. В парках бывают комнаты смеха с десятками подобных зеркал, но, смотря в них сейчас, Сынмин испытывал лютый страх, подобный которому никогда не переживал. В одном он видит себя исхудавшего до костей с гниющими ранами от уколов и ампутированной до бедра ногой. В другом он обнюхивается порошком до такой степени, что давится собственной кровью из носа, но вновь и вновь чуть ли не бьётся головой об стол, лишь бы вдохнуть ещё. В третьем зеркале он видел себя оголённым, а по груди его скользили женские руки с длинными розовыми ногтями. Они медленно истязали кожу и оплетали Сынмина, как силки, утягивая за собой на то дно, куда он и так постепенно проваливался.

Это не смешно. Это комната страха, где каждое из зеркал показывало будущее, но другое, искажённое до омерзения. Где обычное, настоящее зеркало? Такое, в котором Сынмин будет улыбаться рядом со своими друзьями, больше всех радоваться дебюту и год за годом напевать Happy death day на каждом дне рождения? Где Сынмин, написавший с десяток замечательных песен? Сынмин с кучей идей и любовью к группе, перевернувшей всю его жизнь? Что же. Од сам его продал. Продал за дозу.

Сынмин резко открыл глаза. Он уснул? Наверняка. Картинки слишком яркие и четкие, чтобы просто представить их в голове, да и кошмары всегда хорошо запоминались. Ему так давно не хотелось плакать навзрыд. В последний раз подобное произошло, когда Од узнал, что дебютирует как инструменталист, а не танцор. Тогда он чуть не разбился, решив уйти, но сейчас падал в разы стремительнее.

Слёзы обожгли щеки, Сынмин тихо шмыгнул носом и, кажется, привлек внимание Гониля. Менеджер следил за дорогой, но на светофоре мельком оглянулся посмотреть, что происходит. Нос и щеки Ода раскраснелись, а сам он старался зажать нос и рот рукой, каждый раз вздрагивая всем телом от подавленного всхлипа.

— Ты не спишь? — вот он, привычный Гониль-сомбэним с блеском заботы в глазах и идеальным ровным тембром, какой в романтичных книжках не описывают.

— Вам всем было бы в разы лучше, если бы я просто ушёл из группы с самого начала. — Гониль на это ничего не ответил, только отвернулся — загорелся зеленый свет. Од мог видеть отблески светофора на окне. Машина тронулась, и звук мотора помешал парню услышать тихий вздох. Гониль считал, что он полностью прав.

Не хотелось вновь увидеть кошмар, но в голове осела тяжесть выпитого алкоголя и усталости. Эмоциональные переживания выматывают, ссоры и размышления — тоже. Глаза просто смыкаются, и Сынмин ничего не мог с этим поделать.

***

Перед глазами была кромешная тьма. Ни один сон не пришел за то время, пока Сынмин спал, но это не разочаровывало. Уж лучше пустота, чем картинки своего возможного будущего. Сталкиваться с ним лоб в лоб — пугающе. Больше не хотелось вспоминать химические ожоги слизистой носа, кровавую рвоту и исколотые вены. Интересно, как долго это продлится?

Стоило медленно перевернуться, как по всему телу точно ток прошёлся: от головы до кончиков пальцев ног. Особенно сильно боль прошлась по вискам. Зато Сынмин понял, что может вытянуться во весь рост на мягкой поверхности, где он спал. Это не машина: там приходилось подгибать колени. Где он тогда? В общежитии? Но его кровать не такая мягкая, да и ему бы не дали так спокойно спать. Если бы все решили вести себя, будто ничего не было, то Джуён непременно бы попросился погулять с ним, как маленький щенок: погонять мяч у футбольных ворот во дворе или просто пройтись за снеками в магазин. Но более вероятным исходом был бы насильный подъем на серьёзный разговор со всей командой: о прошедшей ночи, о поцарапанной машине и поведении Сынмина.

Он уже не спал, но глаза открывать не хотел: если лежать долго, то и момент разговора наступит в разы позже. Но Сынмина не оставляло чувство, что он не в общежитии. Матрац слишком мягкий, подушки такой у них не было, да и этот запах... Завтрак. Джуён редко готовил панкейки, но делал это хорошо. Решил сделать их сегодня? Пахло именно запеченным сладким тестом, ванильным сахаром и сиропом, не менее сладким. Всё-таки решили сделать вид, будто ничего не было? Сейчас Од встанет, и Джунхан волшебным образом забудет, как его назвали крысой, а Джуён и думать не будет об ушибленном об пол затылке. А может вся прошедшая ночь была сном? Она вспоминалась лишь отрывками: он пришёл в клуб, долго говорил с Хантером, но весь разговор исчез — в голове возникал лишь голос тайца, а не само содержание разговора — ещё он решил напиться, а дальше всё меркнет. Просвет в памяти появляется лишь в тот момент, когда Сынмин ощутил холод и отсутствие земли под ногами. Гониль принес его на улицу, а всё последующее помнилось особенно отчётливо: и потерянная куртка, и прощание с Хантером, и тот строгий взгляд сомбэнима, играющий на совести. По спине даже вновь прошлась дрожь.

Через силу парень открыл глаза и потянулся, тихо надеясь, что вся боль сойдёт на нет. Но, как только он увидел свет из окна, виски вновь прострелило молнией, что вынудило зажмуриться и закрыть глаза руками.

Сынмин пролежал так несколько минут, поерзал и всё же убрал ладони от лица. Он смотрит в потолок и тихо выдыхает: глаза привыкли к свету. Пару раз моргнув, парень резко вскочил и огляделся, чуть ли не прикрикнув: он был не в общежитии, а в огромной незнакомой квартире с высоченными потолками и панорамными окнами, с большим диваном и белыми книжными полками. Он ни разу не видел такого места и не понимал, где находится. В груди забилась паника, отметая любые логичные варианты. Даже боль уже не казалась такой мучительной на фоне испуга. Джинсов и футболки на нём не было, а на лице пропало ощущение тонкого слоя грязи. Сынмин шагнул от дивана и пытался ухватиться за любые детали, чтобы понять где он, но и виды из окна были совсем незнакомые.

Тут с кухни, откуда шёл вкусный запах, раздался голос, который тут же успокоил Сынмина. Он казался по-особому нежным и осторожным, чуть тихим и более высоким, чем обычно. Это Гониль. И О никогда не слышал, чтобы тот так разговаривал. Он, наверное, разговаривал по телефону и называл собеседницу "Солли" или "Сола", расспрашивал, как дела у неё и её игрушек, и не хочет ли она спать. Это ребёнок? Нет, Сынмин знал, что их менеджер человек взрослый, и у большинства людей в сорок два уже есть семьи, просто Гониль никогда о своей семье толком не рассказывал, а дочь вовсе не показывал, только упоминал, что она с матерью в Америке.

Вообще всё, что Сынмин знал о Гу-сомбэниме было из СМИ. Его группа, обрывки прошлого, место учёбы, развод с женой четыре года назад. Наставник никогда не говорил о себе, хотя от мемберов группы выслушивал все их переживания. Видимо, именно сейчас Од и узнает о Соле немного получше.

Тихо ступая к кухне, Сынмин прислушивался к голосам, их словам, что становились всё отчётливее. Они говорили на английском и, кажется, девочка была такой сонной. В Америке же уже поздний вечер, детям пора спать.

Од стоял в дверях за спиной Гониля, и его пробирали смешанные эмоции: с одной стороны, мужчина мило болтал с дочерью, а с другой, сам того не зная, доводил О до лёгкого румянца на кончиках ушей. Менеджер стоял у плиты, переворачивая панкейки и перекладывая их на тарелку, а его спина... Ох, его спина..На Гониле не было футболки, только домашние штаны в клетку, и Од в очередной раз убеждался, сколько сил его наставник тратит на себя. Отчетливый крепкий рельеф мышц спины, широкие плечи. Мечта, не иначе. Сынмин тихо сглотнул и прикусил губу. Как он может смотреть на своего менеджера так без стыда и совести? Слишком откровенно, подмечая любое движение крепких рук. Вот чёрт.

Сынмин знал, что он бисексуал, но никогда не засматривался на парней, скорее просто принимал этот факт о себе. Но непрерывно смотреть на своего менеджера с опустевшей от здравых мыслей головой?

Большего абсурда добавляло ещё и то, что Гониль-сомбэним продолжал разговаривать со своей дочерью, а она отвечала тоненьким голоском, ещё и зевала, как котёнок.

— Папа, глазки устали. — Гониль тут же отвлекся и поднял телефон с тумбы. Он убавил температуру индукционной плиты и обтёр руку об штанину, заострив внимание только на общении с дочкой. О наличии Сынмина в комнате мужчина даже не подозревал.

— Пойдёшь спать, Сола? Ты уже столько раз зевнула, надо отдыхать.

— Не хочу без песенки. — кажется, на это Гониль очень тяжело вздохнул, ненадолго прикрыв глаза. Что же, петь ему в любом случае придётся.

— Ладно... Помнишь мальчиков, про которых я рассказывал тебе. Я работаю с ними.

— Да! — кажется, малышка захлопала в ладоши, по крайней мере, Од услышал похожий звук через динамик телефона. Неужели сомбэним рассказывал о них своей дочери? Но что? О их провале? Или о том, что они музыканты? Гониль часто говорил: он воспринимает героев, как своих взрослых сыновей. Видимо, Соле многое поведали о старших братиках.

— Just let me wave to you, not wave goodbye. Let me stay by your side... — песню Од узнал с первых нот. Good enough была одним из их хитов, но в последнее время на концертах они стали петь её всё реже. Её вытеснили другие лиричные композиции, такие как Pluto. Да и тяжело петь не свои песни о любви. Её ведь Гониль написал, когда они только начали, для одного из первых альбомов. Ни один из героев не мог передать на сцене, что именно нужно проживать в этой песне. Она про маму Солы? — Don't let me go back to darkness of blue — вложенное в эти строки чувства слишком взрослые, их даже Чонсу не мог окончательно понять. Смысл-то был ясен, но вот как именно должен дрогнуть голос, как должна петь душа? Это знал только сам Гониль, поэтому good enough утонула в том самом тёмном океане, о котором сама говорила.

Мужчина пел её иначе: с придыханием, а тональность была более низкой, для удобства. Менеджер наверняка не мог петь так, как Джуён. Ни один из экстраординарных парней не мог. Ещё мелодия звучала куда более минорно, чем была изначально, и верхние ноты пропали. От того песня и казалась ещё печальнее. Продюсерская версия.

— Cause it's good enough, good enough...

— Good enough. — Сынмин тихо подхватил самый последний и протяжный повтор, сам толком не думая, что делает. Гониль тут же повернулся и в лёгком удивлении изогнул брови вверх.

— Спокойной ночи, Сола. Я люблю тебя. — мужчина быстро закончил разговор, даже оборвал его. Сынмину резко стало стыдно, да и слишком многого он стыдился в последнее время. Это ведь из-за него Гониль среди ночи сорвался на другой конец Сеула.

— Извините, я не хотел помешать вам. — Од упёрся взглядом в пол и только на слух мог понять, что менеджер направился в его сторону.

— Рад, что ты стоишь на ногах. Как себя чувствуешь? — Гониль аккуратно похлопал парня по плечу и повёл к столу. На самом деле, у Сынмина горло пересохло, а язык от жажды почти прилипал к нёбу.

— Я хочу пить... — в ответ сомбэним только кивнул в сторону фильтра и чистых стаканов у раковины. Од к ним почти бросился, небрежно наливая воду в кружку до самых краёв так, что вокруг кружки остаётся небольшая лужа. Глотает он жадно и быстро, чуть ли не давится, но хочет ещё. Кажется, Сынмин выпил три стакана, пока ему наконец-то не стало легче.

Гониль уже сидел за столом, на котором стояло три тарелки: одна с панкейками, другие две пустые. Вторая предназначалась для Сынмина, а из приборов лежали только вилка и ножик. Сев напротив менеджера, парень неловко пялился в тарелку, не зная, как начать есть. Всё произошедшее продолжало его тревожить.

— Тебе нужны палочки? Я слишком долго жил в Америке и привык к обычным столовым приборам.

— Нет, зачем, это же панкейки. — Сынмин покачал головой и осторожно поддел вилкой два панкейка из общей тарелки, переложив свою. Гониль почти сразу залил на её край карамельный сироп, чтобы было вкуснее. Но, если честно, аппетита в Оде это не пробуждало. Он тихо ждал, пока мужчина перед ним хотя бы немного поест, чтобы завести разговор. — Мы будем говорить о том, что произошло ночью?

— Нет, зачем? — прожевывая завтрак, Гониль отвел руку в сторону и с вопросом глянул на мембера своей группы. — Ты чувствуешь себя виноватым?

— Да...

— Тогда ты должен пересилить себя, бросить зависимость и вернуться к нормальному ритму жизни. Ты напугал не только меня, понимаешь? — Од кивнул и уставился в тарелку, раз за разом протыкая панкейк вилкой. — Я знаю, как легко звучит фраза "брось наркотики", и как тяжело это на самом деле. Но выбора у нас просто нет. У тебя нет. Мы даже не можем обратиться в клинику, потому что тебя привлекут к уголовной ответственности за употребление.

— Безвыходная ситуация.

— Выход есть. Это завязать. И прекрати мучать еду, просто съешь уже. Хуже, чем Сола и брокколи. — над этими словами Сынмин посмеялся, и наконец-то его лицо перестало быть таким блёклым и болезненным. Кажется, у Ода появилась капля желания начать всё заново.

После завтрака он вызвался перемыть посуду, а Гониль в это время просто стоял рядом и, блин, всё ещё без футболки.

— У вас сегодня репетиция. Я начал снимать офис в центре, там KQ недалеко. — переживания перетекли в будничный разговор, а боль исчезла, оставив после себя непонятное трепетание в груди Сынмина. Гониль был таким домашним. На нём нет привычного строгого гостюма, волосы не уложены, а лицо выглядело как-то попроще, чем на работе.

— У нас репетиция? Я даже не знал...

— Парни решили это вечером. — Гу пожал плечами и отошёл, чтобы разложить чистые тарелки в шкафу.

— Значит, они не ждут меня там. — почесав щёку, Од поморщился. Дурак, забыл, что руки в моющем средстве.

— Если ты в состоянии репетировать, приходи. Как вы там придумали, когда мелкими были? Пять минус один равно ноль?

— Тогда мы ещё... Не ругались... — упираясь руками в края раковины, Од виновато опустил голову. Тяжело на трезвую голову осознавать, что собственными руками всё разрушил, и прошедшей ночью не жалел об этом, а обвинял и обзывал своих близких людей за попытку наладить его жизнь. Появляться на репетиции было невыносимо стыдно. Как ему смотреть в глаза Джисока, Хёнджуна и Джуёна? Чонсу вообще пустит его в репетиционный зал? — Какой точный адрес, сомбэним?

— Посмотри в рабочем чате. Твой телефон на зарядке в зале, где ты спал. — вытирая руки об ближайшее полотенце на ручке столешницы, Сынмин быстрым шагом ушёл в зал, а вернулся с непониманием во взгляде. Открыв КакаоТолк, он не мог найти привычный ему чат Xdinary heroes. Его просто не было.

— Извините, сомбэним, а где наш чат? Это...

— Youphoria в поиске посмотри. — Од всё меньше и меньше понимал, что происходит. Юфория? Но когда? Неужели остальные согласились на это название? Даже Чонсу?

— Но когда они...

— Вчера. Они решили это вчера вечером. — грудь резко содрогалась в непонятных эмоциях. Сынмин надрывисто выдыхал и медленно опускался на пол, упираясь в него руками. Парень просто не мог поверить в происходящее. По щекам прокатилось две одиноких слезинки, и больше плакать не хотелось, но глаза, мокрые и потерянные, всё так же печально смотрели на экран выключенного телефона. — Они ждут тебя. Сынмин.

***

Офис на самом деле оказался недалеко от KQ entertainment. Большая вывеска встретила Сынмина ниже по улице. У них такого пока не было: по словам Гониля, он пока что будет снимать помещения в бизнес центре, а позже, как разберется с документами, зарегистрирует ряд товарных знаков. Даже интересно, сколько вообще зарабатывает Гониль-сомбэним, раз может позволить себе работать с размахом даже когда репутация его артистов на дне.

Третий этаж. Поднимаясь по лестнице, Од как-то быстро выдыхается: он сейчас не в лучшей форме. Отдышка наступала всего через пару минут после начала любой физической активности, а от его атлетичного тела, что было где-то год назад, не осталось и следа. От прежнего Сынмина оставалось лишь миловидное лицо, и то болезненно худое.

У нужной двери Од останавливается и разглядывает надпись на ней. На стекле красовались отдельные друг от друга белые буквы и выстраивались в незамысловатую фразу. Guan production.

Сынмин ещё с детства помнил, что Гуан — это сценическое имя Гониля в группе The 1984. Теперь Гониль целиком и полностью продюсирует экстраординарных героев. А, если быть точнее, Юфорию. К новому названию сложно привыкнуть за какие-то пять часов.

За дверью стоял давно знакомый охранник: часть стаффа пусть и была новой, но другие ушли за парнями из JYP, так как сильно полюбили работу с этой группой. Сынмин тихо поздоровался и попросил провести его в репетиционную. В коридоре уже раздавался инструментал песни Come in to my head, но без партий Ода на синтезаторе она звучала как-то не так...

Композиция кончилась, Джунхан увёл губы немного вправо и честно сказал:

— Это не то. Нам не хватает Сынмина.

— Сынмин не придёт. — Гаон был расстроен не меньше и, уложив гитару на коленях, уселся на комбик. Они все не глухие и понимали: они не смогут звучать так, как прежде, но с этим ничего не поделать. — Где он вообще? — Джисок перевёл взгляд на Чонсу и убрал отросшие осветлённые волосы за уши. Уж больно они его бесили.

— Не знаю, наверное, где-то обдолбался. У него нервы сдают. У меня, если честно, тоже. — сложив барабанные палочки в одну руку, Чонсу обошёл установку и сел на пол недалеко от Джисока. Он лидер и должен поддерживать остальных, но сейчас просто не знал, что ему делать. Музыка не звучала так, как надо, а группа разваливалась. Кажется, все в этом помещении уже предвещали скорый конец.

— Я здесь. — Сынмин тихо открыл дверь и тут же прижался к ней, уводя руки за спину. — Увидел в общем чате, что сейчас репетиция. Я опоздал, но...

— Зачем ты пришёл? — при виде Ода Ким резко напрягся и встал с места. Джуёна, кажется, это сильно побеспокоило, и он придержал лидера за плечо.

— Извиниться. — парень пожал губы и медленно опустил голову. Розовая челка тут же упала на глаза, пряча за собой вновь подступившую к ним влагу. — Я полный идиот и жалею о всем, что наговорил и сделал. Я хочу извиниться перед каждым из вас, потому что вы не заслужили такое отношение со стороны человека, который угробил вам карьеру. И я правда не знаю, как искупить свою вину. — он не репетировал эту речь, но слова сами выстраивались в красивые предложения, только Оду казалось, что слов было слишком мало.

Замявшись, он отошел от двери и встал ближе к парням. Джисок аккуратно убрал инструмент в сторону, а Джуён двинулся из своего привычного угла к остальным.

— Я не имею право на ещё один шанс, но хочу его получить. Обещаю, что наконец-то возьмусь за голову. Простите меня. Вы самые важные люди в моей жизни. — тихо всхлипывая, Сынмин медленно опустился на колени и поклонился, вытянув руки вперед. Такой поклон в Корее обычно адресовывался родителям или кому-то крайне важному. А Xdinary heroes, ныне Youphoria, больше не часть жизни Ода — а вся его жизнь.

— Всё, Од, вставай. — Чонсу подошёл к нему и дернул за плечо. — Не разводи сопли. Нам репетировать надо. — Сынмин поднял голову и выпрямился.

— Ты выгоняешь меня?

— Нет, идиот, за синтезатор иди. И так опоздал. — где-то на фоне Гаон начал заливаться смехом, а у Сынмина будто отлегло от груди: дышать стало легче, он даже посмеялся, тут же встав с места.

— Тогда повторим Come in to my head. А то оно как-то паршиво звучало. — парень подбежал к синтезатору и принялся его настраивать, пока остальные разошлись на свои позиции. И в этот раз всё прошло так, как надо. Музыка вернула свой шарм, потому что их снова пять.

— А давайте курочку закажем?

— Джуён!!!