— Ты такой хорошенький. — звонкий смех режет уши, а улыбка напротив кажется чрезмерно натянутой и переполненной фальшью. Вся она — Юна — фальшивка. Слишком белые зубы, слишком тонкая талия и выраженные бедра. В ней слишком много этих "слишком", но Сынмин ей всё прощает, когда она прижимается к его груди своей и дышит с ним в такт. Её руки мягко оплетают шею, а в одежде становится слишком жарко. Хочется порвать её и выбросить, лишь бы избавиться и вдохнуть поглубже.

Крепкие руки Ода опускаются по женским бёдрам и подхватывают Юну, потянув к себе. Она скрестила ноги за его спиной и отчаянно ёрзала, лишь бы спуститься пониже и промежностью упереться в выступающий на джинсах бугор. От каждого её неосторожного движения футболка Сынмина задиралась вверх, и вот он уже чувствовал тепло её живота, и почему-то именно это заводило его больше всего. Простое человеческое тепло. В очередной раз парень ловил себя на мысли, что Юна не под кайфом нравилась ему намного больше.

Ей не хотелось ждать, она снимала с Сынмина футболку окончательно и нарощенными длинными ногтями всякий раз задевала и царапала его кожу. После каждого секса с Юной О возвращался домой с горящей располосованной спиной, но ничего не чувствовал под действием психоделиков. Сейчас он трезв и чувствовал эту мелкую боль, но она доставляла удовольствие. Такое, что хотелось оставить на шее девушки поцелуй за поцелуем.

Он медленно ступал по комнате к кровати и поглаживал спину Юны руками, добираясь до замка лифа, но расстёгивать его не хотелось: уж больно любил Сынмин смотреть на её аккуратную грудь и розовые вишенки сосков через полупрозрачное кружево.

Присаживаясь на край кровати, Од задрал топик Юны и припал губами меж её грудей, с довольствием оставляя поцелуй за поцелуем ровной влажной дорожкой. Иногда он старался слишком сильно, протягивая бледную кожу губами и оставляя на ней яркие алые пятна. Сынмин любил укусы, засосы, долгие поцелуи без возможности вдохнуть. Наркотики вызывали у него желание испытать асфиксию, и Юна это делала. Раз за разом, а потом рыдала от страха, когда у парня глаза закатывались так жутко, что создавалось впечатление, будто он вовсе отключился. Правда эти слёзы не мешали девушке продолжать трахаться и просить войти глубже, менять позы так, лишь бы садиться на член Сынмина по самое основание. Она любила жесткость, любила сильные мужские руки и хлопки до синяков на бёдрах и нежных ягодицах.

Юна всегда говорила, как они идеально подходят друг другу в постели. Все их отношения к ней сводились. Свидание? Почему бы не закончить их, обжимаясь в туалете, или не задрав ногу прямо к паху Сынмина под столом в кафе? Простая прогулка? Перспектива зайти домой к Юне слишком соблазнительна, как и ее короткая клетчатая юбка, под которой из-за любого ветерка можно было заметить розовые стринги с сердечком ближе к копчику.

Юна красива, но Од обращал внимание только на её тело, а о душе и понятия не имел. Кажется, у этой леди её вовсе не было. Её личность строилась лишь на наркотиках, порнофильмах 20 века и милых сексуализированных вещах, вроде "школьных" юбок, галстуков, чулков с кошачьими подушечками. Она могла быть только телом, при чем весьма болезненным на вид. Её можно было описать одним стилем — героиновый шик. Справедливости ради, героин ей нравился, тогда как Сынмин предпочитал амфетамин или лсд. С ними мир становился ярче, а восприятие острее, даже секс куда приятнее, правда, пока парень не заметил, что встаёт у него с трудом, а кончить он мог спустя час, так как просто не мог до конца прочувствовать удовольствие.

Когда Юна была у него на коленях, он не мог сдержаться и не сжать её бедра руками до протяжного выкрика. Девушка почти сразу после этого посмеялась и прошептала Сынмину в самое ухо пару грязных фраз, которые он вообще не понял, но от шёпота завёлся только больше. Она, хмыкнув, провела языком по краю его уха, тут же прикусив, точно заигрывая. Она устраивала настоящий разврат, будто целовалась, но не с его ртом, обводя языком каждый изгиб ушной раковины парня. Над мочкой уха Юна издевалась особенно изощрённо, удерживая зубами и оттягивая, играя с серьгами в ней языком. Ей нравилось, как Од напряжённо придыхал, а член в его штанах всё сильнее упирался ей в бедро.

Усидеть было невозможно. Юна толкнула его в грудь, и Сынмин поддался, укладываясь спиной на кровать. Хотелось прикрыть глаза и утонуть в физических ощущениях. От каждого прикосновения мысли становились всё более развязными, а перейти к делу хотелось ещё сильнее. Од даже представлял, как прижмёт девушку к изголовью кровати, оттянув её тёмные длинные волосы до резкой боли и криков удовольствия. Но та не давала ему вести. Юна уселась сверху, показательно стянув нижнее белье из-под юбки. Музыкант даже мог разглядеть её припухшие половые губы и облизнуться. Сынмин тот ещё дамский угодник. Женские стоны для него — музыка. Он обожал, когда Юна прогибалась и извивалась над ним, чуть сдавливая его голову бедрами. И после всех развратных действий, что он совершал языком или губами, иногда зубами, клитор его любимой девушки оставался более розоватым от натиска, чем обычно.

Сейчас же она не давала ему даже встать. Да, позволила облапать где только можно, но не вести в процессе. Она имитировала секс, приподнимаясь и прижимаясь промежностью прямо к выступавшему сквозь джинсы члену, девушка даже стонала, чем просто изводила Сынмина, пока наконец-то не стянула с него штаны, ловко расстегнув молнию. С губ парня вновь сорвался напряжённый выдох. Ему стало в разы легче и свободнее, но выдох тут же стал стоном, когда Юна медленно провела по члену рукой, предварительно со смачным звуком облизав ладонь.

Но девушка слишком быстро слезла и наклонилась к тумбе возле кровати. Нет, она потянулась не за презервативами: из-за наркотиков у неё уже было несколько выкидышей, так что думать о возможности беременности и не приходилось, она не наступит.

Юна достала маленькую аптечную баночку с разноцветными капсулами, тут же закинув парочку в рот и запив водой, что стояла на той же тумбе.

Сынмин в момент потерялся: он думал, что сегодня они будут трезвы, ведь вчера его не хило так тошнило кровью. А Юна тем временем пила так жадно: по её шее и груди стекали тонкие капли воды. Проглотив наркотики, она уселась обратно на бедра Сынмина и надавила на его грудь, улыбаясь косой угашенной улыбкой. Парню резко стало не по себе: ноги продрогли, а сердце забилось так быстро, точно намекая уйти отсюда. Но Юна так давила на него. И физически, и морально.

— Я не хочу. — он поднялся на локтях и взял девушку за запястье. — Не надо.

— Тшш, малыш. — Юна противно хохотнула и заставила его лечь обратно. Схватив его за нижнюю челюсть, она насильно пропихнула меж губ парня таблетки и зажала ему рот рукой. Сынмин начал дергаться, он не хотел глотать их и лежа буквально давился. Оболочки таблеток слипались, встав комом в горле. Парень неподдельно задыхался и извивался от недостатка кислорода, а Юна только улыбалась, как ненормальная, и сжимала руку на его губах сильнее. — Глотай, Сынмин, ты не избавишься от этого. — она смотрела на него с издевкой, усмехаясь, как самая настоящая змея. Эротичная богиня, любовь всей жизни, на глазах превратилась в истеричную одержимую девчонку, и он её боялся. Боялся необдуманных действий, вовсе не поддающихся объяснениям, боялся слишком бледную улыбку. Боялся, что сейчас захлебнётся собственной слюной или подавится таблетками. Од уже не думал о сексе с ней, нет. Он хотел избавиться от тяжести на груди и сбежать, но она сдавила ему шею, заставляя проглотить наркотики и вернуться в "яркий" мир.

***

Сынмин резко открывает глаза и понимает, что за секунды до того, как проснуться, он натурально закашливался, отбиваясь от воздуха. Кошмар, это просто кошмар...

Но сейчас всё в порядке, он принял сон за реальность, но проснулся, как только ему перестало хватать кислорода. Юна — сон. Секс с ней — тоже. Он не сорвался, это только почудилось, ведь бредит Сынмин в последнее время на самом деле много. Проблема всё в той же ломке и том, как долго парень находится в подобном состоянии. Рёбра всё ещё ломит, а необоснованная паника или прочие острые эмоции часто захлестывают его, но, по крайней мере, он больше не такое разочарование.

Прошло две недели с того момента, как Сынмин натворил делов в клубе, нагрубил всем и вся, но извинился и честно держался. Он даже начал верить, что сможет завязать. Он просто старался.

Подобие бреда ото сна хотелось согнать. Сынмин надеялся, что не разбудил Джисока на верхней полке своим "захлёбыванием", но тот всё ещё спал, свернув одеяло и обняв его. Кажется, кому-то одиноко. По крайней мере, Сынмин по себе знал, что начинает спать в таком положении, когда ему не хватало кого-то рядом. Но в последнее время О чувствовал себя каким-то окрыленным. Он подозревал, что именно вызывало подобное ощущение, но не мог это окончательно принять. Стоило разобраться и подумать, прежде чем делать какой-то вывод. А ещё нужно понять, не бред ли это из-за синдрома отмены. Такое тоже вполне могло быть. Никому, ни Оду, ни окружающим, не стоило принимать его слова за чистую монету, по крайней мере, в ближайшее время. В интернете писали, что он может бредить, особенно в первые недели, пока токсины выходят из организма. Поэтому Сынмин не спешил делать глупостей, пока не придёт в норму.

Его сердце продолжало бешено колотиться, и стало ясно — просто так, пялясь в потолок, он не успокоится. Тихо встав с кровати, Сынмин невесомо прошёлся по коридору до прихожей и, забрав из карманов куртки абсолютно обычные сигареты и зажигалку, он ушёл на кухню. Там можно было спокойно включить свет и не бояться помешать чужому сну. Общежитие у них небольшое, но, по крайней мере, больше никто не спал в зале — они жили по двое в комнате, только Чонсу спал один. Но никто не жаловался: пусть Ким и был единоличным владельцем комнаты, мемберы не оставляли его в покое днём, восемьдесят процентов времени проводя у него, например, за записью дэмо. В голову могла прийти абсолютно спонтанная идея, и какой-нибудь Гаон сразу бежал в комнату Чонсу, чтобы записать её в программе для музыкального продюсирования. Но Сынмин так не делал достаточно давно: с трезвостью пришла апатия и выгорание. Он не мог ничего придумать, мысли были забиты другим, но Гониль говорил, что это нужно просто перетерпеть. Всё у них просто...

Хотя бы курить сигареты ему не запрещали. Сынмин уселся на стул у окна, распахнув форточку, чтобы дым медленно уходил туда. Не хватало, чтобы его отчитали за пропахшую сигаретами кухню. Хотя, ему самому было бы не так комфортно есть в подобной обстановке.

Не успел он поджечь сигарету, как увидел кого-то, выглядывающего из коридора. Тёмные непослушные волосы, взъерошенные наверх, сразу дали понять — это Джунхан. Он был самым близким другом Сынмина и, наверное, перед ним он был виноват больше остальных. Назвать близкого человека стукачом... Прошло уже две недели, а эта ситуация всё еще Ода не отпускала.

Хана он не прогонял, только махнул рукой, чтобы тот не стеснялся и подошёл. Хёнджун сам по себе парень высокий и худющий, а эта безразмерная пижама делала его ещё более худым, как Шегги из Скуби-Ду. Это вполне себе точное описание. Джунхан — Шегги, а его вечно тупящий и думающий только о еде сосед по комнате — Скуби. Джуён был именно таким.

— Ты почему не спишь? — Сынмин тихо подал голос и выдвинул стул из-под стола, чтобы проснувшийся парень мог сесть рядом.

— Услышал, как кто-то закашливался во сне. — скромно присев за стол, Хёнджун раздвинул ноги и по-детски так уперся руками в стул. Весь он на вид был каким-то умилительно неловким: и его глаза, как у ленивца, и угловатые плечи, и чрезмерно стройное телосложение. Чонсу, наверное, завидует. Джунхан ест много, но не толстеет.

— Мне приснилось, что я задыхался. Поэтому кашлял. Прости.

— За что? — Хан покачнулся на стуле и уставился на друга с непониманием. — Я же помочь хотел.

— Но я разбудил тебя из-за пустяка. — Сынмин пожал плечами и носом кивнул на сигарету. — Не против? — Хёнджун только отрицательно покачал головой. Во второй раз Од так в открытую курил перед мемберами, но сейчас он не был в таком отчаяние, как когда они переезжали, поэтому ему хотелось получить разрешение и не травить человека без его согласия. Но Джунхан был не против, поэтому парень тут же подпалил сигарету и глубоко затянулся, ощущая, как где-то в горле подступал кашель. Так разнервничался из-за кошмара, что не уследил — переборщил с затяжкой.

— Что за кошмар? Ты бледный какой-то. — Хёнджун, склонившись к столу, сложил на него руки и голову, заразительно зевая. Оду захотелось зевнуть следом, и он прикрыл рот ладонью.

— Мне приснилось, как я спал с Юной. — от одних слов о сексе Хан заметно напрягся в спине. Для него эта тема тонкая и особо тревожная, и Сынмин даже не знал, конкретно ли секс с девушкой или сам по себе.

В один из их откровенных разговоров на разные темы, которые в компании не затронешь, Хёнджун как-то с отвращением сказал, что пошёл бы на "это" только с любимым человеком, будто бы ему в тягость. Впрочем, за подобные взгляды Од его не высмеивал: если Чонсу и Сынмину было двадцать шесть лет и двадцать четыре года соответственно, и они успели набраться хоть какого-то опыта до дебюта и в принципе стажировки, то самые младшие мемберы, Джунхан и Джуён, дебютировали ещё школьниками и сейчас им было по двадцать два. Ни детства, ни веселья.

— И тебе не понравилось? — на такие темы Хёнджун на самом деле говорил через силу, но правда хотел поддержать разговор с другом о его беспокойствах и кошмарах. — Или ты хочешь вернуться к ней?

— Кажется, я кое-что понял. Я больше не хочу видеть её рядом с собой. И... Просто не хочу. Это было отвратительно. — он мог бы описать, что именно его оттолкнуло, но для Хана это были бы слишком откровенные подробности. У них даже была договорённость: "ты можешь рассказывать мне всё, но, пожалуйста, избегай тех деталей, от которых меня может стошнить". И Сынмин не будет рассказывать ни о развратной юбке, ни о розоватых половых губах. Джунхану это слышать не стоит. — Мне понравился один человек…Знаешь, Хёнджун, от отчаяния ты влюбляешься в тех, кто проявляет к тебе хотя бы немного заботы. — Сынмин горько засмеялся и затянул сигаретный дым через фильтр. Это были всё те же сигареты со вкусом зелёного яблока. На деле кислинка почти не ощущалась, но что-то в этом было. Лучше думать о вкусе сигарет, чем о том, что не можешь больше смотреть на своего менеджера, как на наставника. О трепетал от заботы со стороны Гониля: постоянные вопросы, в порядке ли пианист, как себя чувствует, кофе в обед, и Сынмину было плевать, что сомбэним приносит перекусить всем. Его бабочки в животе ожили и стали вести себя слишком активно после того завтрака. — Я такой дурак... — и снова этот горький отчаянный смех. Зажимая сигарету меж пальцев, Од прижал ладонь ко лбу. Джунхан тут же оторвал голову от стола и забрал у друга сигарету, лишь бы он не подпалил волосы.

— В кого ты влюблен? — Джунхан привстал со стула и выкинул сигарету в раковину. Видимо, на сегодня никотина достаточно.

— Это мужчина... Мне так тяжело это понять. Я конечно знал, что би, но до чего-то серьёзного никогда не доходило. — когда вокруг Ода перестал роиться дым, Хёнджун пересел к нему поближе и невесомо уложил голову на чужое плечо в знак поддержки. Сынмин тоже худощавый, и плечи у него жесткие: Хан тут же наткнулся виском на выпирающую косточку и поёрзал. Это было неприятно. Вот у Чонсу плечи удобные, но сейчас он мог прилечь только на Ода.

— Мужчина?

— А чего ты удивлённый вид строишь? Как будто я не знаю, что ты в Джуёна ещё с дебюта влюблён. Четыре года прошло, а ты морозишься. Герой любовник. — голова Хёнджуна тут же поднялась с чужого плеча. Парень часто заморгал, точно разнервничался, а на его смуглой коже был едва заметен румянец. — Ну чего ты. Это даже со стороны видно. Для всех, кроме тебя и Джуёна.

— Замолчи, это другое. — теперь он вовсе отвернулся. Обидчивый кролик.

— Да вы оба даже не целовались. — Од принялся поддразнивать друга, но осторожно. Он хорошо знал ту грань, где стоит прекратить и заткнуться. Всё таки Джунхан — человек с особыми потребностями.

— Целовались. — задрав нос, Хан сложил руки на груди.

— Когда?!

— Когда ты толкнул его и ушёл. Мы закрылись в нашей комнате, и я успокаивал Джуёна. Мы долго сидели на полу и... Поцеловались. — Сынмин с хитрющей улыбкой обнял гитариста за плечи и принялся раскачиваться в разные стороны. Хоть что-то скрасило его ночь после кошмара.

— Так вы встречаетесь? — он мог выпытывать из Джунхана ответ до самого утра. Отношения двух социально неловких друзей всегда интересная тема, особенно когда слышишь всё из первых уст.

— Нет, мы больше не говорили об этом. Ни разу.

— Это как-то грустно... — Хёнджун расклеился и лёг обратно на плечо Сынмина. Эта ночь обещала быть долгой.

— Я не знаю, что мне с этим делать... А в кого влюблен ты? — от этого вопроса Од дёрнулся так, будто ошпарился. Не может же он прямо сказать, что загляделся на оголенную спину, по сути, их нового директора и ощутил, как в его животе всё перевернулось. Это были те самые бабочки, что он травил наркотиками и алкоголем.

— Ну, я не могу сказать. Просто он старше нас, и это странно...

— Странно. — вторил ему Хёнджун. Он был человеком консервативным лишь в некоторых аспектах: считал, что парни могут носить юбки, но слишком большое количество макияжа на все тех же парнях не понимал, и отношения с большой разницей в возрасте тоже бы не принял. — Это Гониль-сомбэним?

— С чего ты...

— В нашем окружении больше нет людей, которые конкретно старше тебя. — пусть Джунхан и испытывал проблемы с пониманием чужих и собственных эмоций — как-то в дебютные времена он признался, что почти не различает выражения лиц других людей — иногда он был до пугающего проницательным, а ещё прямолинейным. Только Хёнджун говорит прямо без заминок, по существу. Он банально не умел думать, заденут ли человека его слова. Но крольчонка за это никто не винил. Даже недалёкий дуэт их команды, пусть и не сразу, но осознал всю ситуацию.

— А почему ты решил, что он из нашего окружения? — Сынмин старался сбить его с мысли, потому сразу запустил руки в волосы Хёнджуна и начал баловаться: то путал пальцы в них, то наоборот пытался прочесать. У гитариста такие жесткие волосы, что в очередной раз удивляешься, как стилисты вообще с ними работают. Его локоны, особенно с утра, без всякого лака могли стоять дыбом или принимать определённую форму, если приложить некоторые усилия.

Но на эту выходку Хан не вёлся и продолжал говорить, как ни в чем не бывало.

— За тобой после передоза следят, ещё и не выпускают толком. Ты видишь каждый день только нас и Гониля, иногда стафф. Значит это или Гониль, или стафф. Но я не помню, чтобы ты близко общался с кем-то из сотрудников. — после этих слов Сынмин поджал губы и медленно прижался щекой к макушке Хёнджуна. Тишина. Ему нужна была тишина в их беспорядочной кухне, залитой теплым светом лампы. В их кухне, где грязной посуды больше, чем еды, где холодильник заставлен энергетиками и кимчи, а где-то по тумбам распрятаны снеки на чёрный день. Тяжело представить свою жизнь без этой особой атмосферы их общежития, а ведь всё могло резко закончиться.

Становится грустно, когда Сынмин вновь осознает, как чуть всё не потерял. Он подсел к Хёнджуну поближе и обнял его, обхватив руками чуть выше талии. Несколько недель назад всё могло просто взять и оборваться, если бы Гониль не решил идти дальше и начать с начала.

Хёнджун и Джуён ушли бы в музыкальную академию, через года четыре засели бы в один оркестр и так до самой пенсии.

Чонсу точно бы ушёл в соло, наверное, как и мечтал изначально. С танцами, полными эротичной энергии, и песнями, как у Тэмина, например.

Гаон бы просто поменялся. Сынмин уверен, что так бы и произошло: слишком хорошо знает Джисока.

А сам Сынмин? Да он бы не прожил и года. Так бы всё и кончилось, но Гониль-сомбэним их спас. И Од, полный угрызений совести, может тихо обнимать Хёнджуна на их полной беспорядком кухне.

— Прости меня, Хёнджун. — он стиснул Хана в своих объятиях ещё сильнее. Нос защипало от подступивших слёзы, и Од будто бы пытался спрятаться в тёмных жёстких волосах друга. Он не хотел исчезнуть, нет, просто ощутить себя защищённым. Ему было важно не оказаться в полном одиночестве сейчас, после кошмара и осознания, пришедшего слишком поздно. — Я не хочу лишиться вас всех. Вы самое важное, что у меня есть. И если я раньше этого не ценил, прости меня. — Джунхан не ответил ничего, только аккуратно погладил парня по щеке и, на своё удивление, почувствовал на своей ладони мокрый след. Слёзы?

Сложно описать, что именно испытывал Сынмин: в нём противостояли друг другу желание быть в группе, быть со своими друзьями и желание наглотаться таблеток. Как бы спокойно он себя не вел, как бы не извинялся, он остаётся наркозависимым. Его мысли петляют от одного к другому, не оставляя даже пары секунд на раздумия. Все эти две недели он то срывался и ругался, то затихал и плакал. И, кажется, только Хёнджун ему всё прощал: остальные лишь старались войти в положение. Принимали, но не понимали.

Зависимость — страшная вещь. Возможно ли её бросить Од не знал, но почему-то это уже сейчас ощущалось сказкой, особенно когда тебя разрывает меж двух берегов. И, казалось бы, какой выбор правильный — очевидно, но очевидно не значит желанно.

Желанно, как стройные ножки в чулках, как сигареты с яблочным привкусом и глотки алкоголя из горла. У зависимости — лицо Юны, а его Сынмин совсем, блять, не помнил.

— Пора спать, Сынмин. — Хёнджун ещё раз провел ладонью по заплаканному лицу и медленно встал с места, вырываясь из слишком крепких объятий: дрожащие руки Сынмина невольно вцепились в его футболку, чуть стянув ткань с хрупкого плеча. — У нас завтра репетиция. И послезавтра. Мы же возвращаемся.

— Возвращаемся. — часто закивав, Од грустно улыбнулся: он даже забыл, что они решили начать постепенно писать альбом. JYP ни разу за четыре года не дали им денег на продвижение полноформатного альбома, но теперь всем руководил Гониль-сомбэним, а, по его словам, творец должен быть свободным от денежных оков, поэтому следующий их релиз будет масштабным. По крайней мере именно так его видела мечтательная часть Юфории, или же Джуён и Гаон. Чонсу относился ко всему скептически, утверждая, что нужно переждать волну хейта, тем более, тому в спину дышала армия.

Было множество нюансов, но Сынмин предпочёл бы плыть по течению за другими мемберами, особенно когда Джунхан поддержал его.

— Хёнджуни.

— Да?

— Я могу полежать с тобой? — Од аккуратно взял парня за запястье, а тот только вздохнул.

— Конечно можешь.