Эта ночь фейерверков.

— Давай, целься, я тебя держу. — придерживая дочь за корпус, Гониль склонился к стойке тира, аккуратно направляя дуло ружья в нужном направлении. Он хотел, чтобы дочка всё же попала и радовалась таким маленьким успехам, поэтому старался ради неё и немного, совсем чуть-чуть, мухлевал. Ему самому до лёгкого азарта было интересно, ещё и Сола так забавно щурилась, пытаясь целиться, что не улыбаться было невозможно. От смеха и отцовской гордости щеки немного трещали и розовели, а Сола всё тихо кряхтела и пыталась как можно лучше прицелиться. Бам! Мишень с утёнком почти падает, но никак не хочет поддаваться. Девочка сразу дуётся, вскидывает руки и оставляет ружьё папе.

— Нечестно так!

— Давай я попробую. — Гониль потрепал Солу по волосам, из-за чего получил в ответ недобрый взгляд, но до чего же забавный! У неё в глазах недовольство, искреннее восхищение отцом и отблеск рыжих фонарей небольшого тира, а на щеках остался сахар от сладкой ваты. Сола — его покой, его самый любимый ребёнок и, пожалуй, единственный человек, кому можно так эмоционально и с усердием стукать папу по ноге, чтобы тот не смеялся. А Гониль всё щурится и улыбается, как кот, пока ему не припоминают, что позади очередь, а у него самого осталось четыре выстрела из пяти. Если верить красочным надписям, самую большую игрушку он уже не получит, а Сола её так хотела. Огромный розовый слон: на него заглядывался каждый ребёнок на ярмарке или молодая девушка, пришедшая сюда со своей парой. От легкой обиды Гониль прикусывает губу, но прикрывает глаз и метится в одну из мишеней, кажется, это кролик: без очков толком не разберёшь. Пара секунд, палец давит на курок, а мишень падает, а зе ней другая, пока Гу не выбивает фигурку каждой из четырёх возможных пуль.

Если попасть меньше двух раз, можно получить утешительный приз: какую-то странную слизь, именуемую слаймом, брелок или антистресс, который нужно сжимать в кулаке. Но парень в полосатой футболке и с широкой улыбкой на лице вручает Соле прямо в руки средних размеров игрушку. Это был длинный серый кот, каких дети любят обнимать ночами и складывать на них ноги. Давно Гониль не видел такого искреннего восторга: девочка крепко обхватила игрушку руками и начала прыгать вокруг папы. Её улыбка — лучшее "спасибо".

— Но это же не розовый слон. — мужчина опускается перед ней на корточки и надевает очки. Сола тут же подбегает к нему и, дразнясь, тянет оправу на кончик носа и смеётся так звонко, что в ушах немного пищит. Она продолжает немного подпрыгивать на месте, крутить у отца перед носом кота и улыбаться, как умеют только дети. Так, что мягкие щёки выступают, уголки губ тянутся до ушей, а глаза смеются.

— Какая разница, если это ты выиграл, папа?

— И правда. — посмеявшись, Гониль поцеловал её в щеку и крепко обнял: слишком сильно скучал. Из-за всех дел с группой и мальчишеских проблем у мужчины совсем не было времени приехать к дочери. Если раньше он приезжал к ней каждый месяц, а перелёты между Кореей и Америкой очень тяжёлые, то после скандала он невольно исчез из жизни Солы, оставаясь для неё говорящей картинкой в телефоне при ежедневных созвонах.

На самом деле, такое расстояние между ним и дочерью медленно разрушало Гониля. Он хотел быть хорошим отцом здесь и сейчас, жить с ней в одном доме, защищать, если обижают в садике, ходить на собрания. Хотел видеть её первые выпавшие зубы и попытки украсть мамину косметику, но не мог. Он оставался отцом выходного дня. И даже сейчас, когда он уже месяц в Америке и началось лето, он проводил с ней не так много времени из-за кучи нерешённых дел и мероприятий. Тяжело понимать, как много всего важного упускаешь в жизни маленького кусочка себя. И каково ребенку знать: папа выбрал работу в другой стране, а не твои первые кулинарные шедевры. Он не учит тебя кататься на велосипеде, а учит кучку подростков писать музыку, пока ты нуждаешься в папе больше всего.

Это больно. Гониль с лёгкой тоской и ломотой в груди смотрит, как Сола радуется новой игрушке, а потом просит папу понести усатого за неё.

— Да, давай. — убрав кота подмышку, Гониль выпрямился и протянул Соле руку. — За чем пойдём сейчас, принцесса? — детское лицо стало таким озадаченным. Это её маленькие и уже такие серьёзные проблемки, которые требуют долгих раздумий. Ещё сладкой ваты? Просто погулять? Может, покататься? Или залезть к папе на шею и, качая ножками, смотреть концерт неимоверной местной группы, приглашённой на ярмарку.

— Там магазинчик с мороженым. — и Сола вполне решительно указала пальцем в сторону небольшого ларька. Из всех возможных развлечений она выбрала пломбир с посыпкой и сиропом, в чем Гониль её поддержит.

На этой ярмарке везде мерцали огни: над головой бегал свет гирлянд, то красный, то синий, то жёлтый или зелёный, каждая вывеска светилась и заманивала к себе. Можно было ловить игрушечных рыбок в маленьком бассейне, есть бургеры на скорость, а из сладкой ваты парнишка за прилавком делал фигуры животных и мультяшных героев, вроде головы Мики Мауса. И детишки шли дальше с этими огромными сахарными облаками розовых и голубых цветов. Они настолько большие, что кажется, будто ветер подует — и детишки улетят, задевая пятки верхушки подсвеченных всё теми же гирляндами деревьев. Сола была такой же счастливой и какие-то пятнадцать минут назад уплетала сахарную вату. Конечно, доедать её пришлось Гонилю, а ещё доставать салфетки, чтобы вытереть свои и детские руки.

Атмосфера ярмарки, атмосфера настоящего праздника. Шум и гам, которые заставляют улыбаться и поддаваться всеобщему веселью. Это прекрасный вечер, а в центре всего — высоченное колесо обозрения, по которому цветные огоньки расходятся по кругу чётко в ритм задорной музыки. Люди идут туда толпами, держа в руках те самые красные билетики, как в кино. Забавной формы, с проколами и надписями.

Наверное, они пойдут туда позже. Хотелось посмотреть на вечерний Нью-Йорк с высоты, пока аттракционы вновь не покинули этот парк до следующего года.

Маленькая ручка Солы была в руке Гониля. Мужчине приходилось немного наклоняться вперёд: его всё быстрее тянули к мороженому. Его тут продают в пластиковых тарелках и большими порциями, недешево, но Гу было ничего не жалко для дочери.

Девочка почти прижалась к киоску, так как до кассы не доставала, но уже широко раскрытыми глазами смотрела на большой постер с меню. Прямо перед её носом были разные посыпки от маршмеллоу и радужных сахарных шариков, а сиропов было также много. Шоколад, банан, солёная карамель, даже некий "Blue sky". Когда Гониль тихо спросил, что это вообще такое, парень в забавной пилотке ответил: ничего более, чем вкус жвачки.

— Идём сюда, что ты хочешь? — Гониль поднял Солу на руки и мягко потёрся носом об её висок. Девочка прикрыла один глаз и, шутя, оттолкнула папу, положив ладошку на его щёку. На самом деле, у неё глаза разбегались от такого выбора. Хотелось маленьких маршмеллоу, но и шоколадной стружки тоже. А сиропы? Как вообще выбрать только один сироп, если они все цветные и вкусные?

— Пап, а я хочу и м-маршмелоОшибка допущена специально. Это сложное слово для ребёнка., и шоколад. Можно? — она поднесла указательный пальчик к губам и глянула так проницательно, что у Гониля разбилось сердце от этого взгляда. Конечно он не сможет отказать ей.

— Сделайте ей и с маршмеллоу, и с шоколадкой крошкой, пожалуйста. А сироп, принцесса? — но тут Сола спряталась за папиной головой и, кажется, засмущалась, положив ладони на пухлые щечки. — Ну ты чего?

— Пап... — она говорила тихо, прямо на ухо. В абсолютно прямом смысле. Её дыхание оглушило и щекотало одновременно, от чего Гу свёл плечи и попытался оттянуть её подальше, но Сола не хотела делиться своими словами ни с кем, кроме папы. — Я хочу розовый сироп...

— А почему мы тихо говорим? — Гониль решил подыграть ей и прикрыл рот рукой так, чтобы движения его губ могла видеть лишь Сола.

— Потому что мальчики в садике говорят, что розовый любят только плаксы!

— Но я люблю розовый. — удивлённо приподняв брови, мужчина начал говорить обычным тоном и был крайне возмущён таким заявлением. — А мальчики из моей группы? Джуён, помнишь его? Он вот мечтает покрасить волосы в розовый и отрастить их, как у Рапунцель. И Сынмин ходит с розовыми волосами. А они мальчики! — кажется, Сола действительно была поражена такими словами и прикрыла рот ладошкой.

— Но они же мальчики??

— И они могут любить розовый, так что бери любой сироп, который захочешь. — Сола сразу указала пальцем на клубничный сироп. Парень за прилавком только устало кивнул и быстро с помощью аппарата заполнил тарелку мягким мороженым, а сверху добавил сироп и посыпки. Гониль, чтобы немного поддержать дочку, попросил топпинги только розового цвета, и Сола смотрела на него, как на героя сегодняшнего дня. Пусть клубнику мужчина не очень любил, но уплетал мороженое с сиропом и её сублимированными кусочками с улыбкой на лице, потому что его дочка почувствовала поддержку отца, пусть и в такой мелочи. Они сидели за одним из небольших столиков с пластиковыми стульями, что немного покачивались. На них была реклама Кока-Колы, где-то виднелись мелкие рисунки маркером, но какая разница? Компания хорошая, а мороженное вкусное. В такие моменты забываешь обо всём. Гониль рад снова ощутить себя заботливым отцом: на этой неделе он каждый день возил Солу в садик утром, а потом забирал. Делал с ней уроки пару раз, а потом, в качестве награды, возил в детские комнаты в торговых центрах. Он бы всё отдал, чтобы каждый день был таким. Всё, кроме работы. Потому что Гу Гониль — трудоголик.

— Пап, а сегодня фейерверки будут! — у Солы даже нос был в мороженом, но она этого вовсе не замечала, только уплетала сладость с явным аппетитом, пока её отец медленно ел по ложке: Гониль любил, когда мороженное подтаивает.

— А ты откуда знаешь, Сола?

— В интернете посмотрела! Совсем скоро будут! — она стала сильнее болтать ногами и гордо задрала голову, облизывая пластиковую ложку. Гониль почувствовал, как стол начинал дрожать, поэтому потянулся и схватил дочь за щиколотку, немного потянув, будто играя. — Эй! Пап!

— Всё у вас в интернете. — посмеявшись, мужчина покачал головой и ложкой собрал по стенкам тягучий клубничный сироп.

— Мы же посмотрим его вместе?

— Конечно, Сола, мы посмотрим. — потянув руку через стол, Гониль вытер кончик носа Солы салфеткой и тихо посмеялся, а она подхватила следом, ковыряясь в пустой тарелке. Она столько сладкого съела сегодня, что наверняка не ляжет спать вовремя, а будет бегать по дому с новой игрушкой в руках. Гониль хотел бы уложить её сегодня, спеть песню и, может, укачать. Всё-таки он уезжает очень рано утром, и им нужно попрощаться ещё на какое-то время. Он посмотрит фейерверки с Солой, как обещал. Посадит её на плечи, чтобы с высоты получше увидеть, как в небе расцветают искрящиеся цветы, а потом в следующую же секунду исчезают. Магия, не иначе.

— Гу Сола, ты снова ела много сладкого? — услышав знакомый голос, Гониль и Сола обернулись. Задул холодный ветер, от чего захотелось потереть плечи ладонями, а в дали послышался детский плачь: мальчик упустил из рук шарик из-за ветра. Да и фонари стали не такими яркими.

В трёх метрах от столика стояла мама Солы в красивом сарафане. Удивительно видеть её в таком: эта женщина не любила расслабленный стиль, предпочитая строгость во всём. Даже на прогулки она надевала или юбки карандаш, или обтягивающие её фигуру платье. — Сола, иди поздоровайся с мамой. — она подозвала дочь к себе, но та как-то замешкала. Гониля это напрягло. Обычно, дети, не думая, бегут к маме. Бросают все дела, лишь бы обнять самого близкого человека. А тут Сола задумалась, аккуратно положила ложку в тарелку и спрыгнула со стула, медленно идя в сторону этой женщины. А она не наклонилась, не обняла, только кончиками пальцев погладила Солу по голове и посмотрела в сторону Гониля так колко, что по коже шли мурашки. Она красивая, до сих пор для него она самая прекрасная женщина, но до чего же она пугала.

— Привет, Катрин. — сложив пластиковые тарелки друг на друга, Гониль пошёл в сторону бывшей супруги и дочери. Сола сразу потянула к нему руку, и мужчина даже не обратил внимания, как Катрин закатила глаза. Она не хотела быть здесь или не хотела видеть Гониля. Кажется, вся эта ярмарка казалась ей слишком шумной и раздражающей.

— Ещё не улетел?

— А должен был?

— Сола, милая, сбегай и выбрось тарелки за собой. Нельзя оставлять пластик на улице. — девочка послушно кивнула и убежала, оставив родителей в напряжённом единении. — Надеялась, что ты уехал.

— Я обещал Соле, что мы проведём этот вечер вместе. Мы каждый год приходим на эту ярмарку, ты же помнишь...

— Можешь не напоминать. — она отвернула голову в сторону и поморщила нос. Ей не хотелось вспоминать беременность и первые годы жизни Солы. Она будто бы не хотела всего этого, хотя и любила свою дочь. Ей нравилось быть мамой, но более менее взрослого ребенка, а не кричащего младенца. Все воспоминания о прогулках с коляской в этом самом парке сводились к отвращению. Гониля она тоже не любила. Скорее завидовала. Он затмил её. — Тебе пора собираться на самолёт, едь в отель. Ещё регистрацию пропустишь.

— Вылет в четыре утра, не заговаривай мне зубы. — Катрин тихо цыкнула и отошла в сторону, обнимая себя руками. Это больше не её мужчина, она не хочет находиться рядом с Гонилем долго. Ей хватило того, что он появлялся у неё дома почти весь месяц. Но её терпение не бесконечное.

— Уходи, тебе пора идти. Не забывай, что ты не в Корее. Судебная система США всегда будет на моей стороне, Гу Гониль.

— Я просто хочу посмотреть с ней фейерверки. Дай мне десять минут, они совсем скоро. — губы невольно дрогнули, а руки опустились. Ладонь крепче сжимала плюшевого кота, а Гониль вновь видел перед собой монстра, изменившего ему. В её глазах ни капли понимания. Казалось, она наоборот хотела разбить образ доброго идеального отца, которого видела и так любила Сола. Этой женщине абсолютно всё равно.

— Посмотрит со мной, ничего страшного. Отдавай игрушку и уходи. — она внимательно смотрела, как Сола выкидывала мусор и бежала обратно. Как специально, девочка прижалась к ноге Гониля, аккуратно обнимая, а у Гониля в груди болезненно закололо. Он не хочет уходить сейчас, не хочет нарушать обещание, но Гу прекрасно знает, какой скользкой змеёй была его бывшая жена.

Склонившись, Гониль отдал дочке в руки кота и тыкнул пальцем в сладкий от мороженого нос. Всё-таки не стёрлось. Улыбка мужчины стала какой-то сдавленной, а глаза печальными. Оставалось надеяться, что Сола этого не заметит.

— Принцесса, мне пора улетать домой. Веди себя с мамой хорошо, ладно? — прибирая волосы со лба Солы, Гониль аккуратно прикоснулся к нему губами. Девочка ничего не понимала. Почему папа так резко решил уйти? Он же обещал побыть с ней ещё немного. Она цеплялась в рукава футболки мужчины ручками, а на глазах у неё слёзы навернулись. И Гониль тоже был на грани. Мужчины плачут, особенно когда не могут провести достаточно времени с собственным ребёнком.

— Но ты обещал посмотреть фейерверки!

— Прости, милая... — у Солы слезы хлынули из глаз, а щеки она начала тереть так, что они в момент вспыхнули. Она отошла и прижалась к маме, а та аккуратно забрала из её рук игрушку: уронит ещё, потом отмывать.

Гониль закусил щеку до крови и не мог смотреть на то, как по румяному личику катятся горькие слёзы. Вот бы исчезнуть или избежать этого разговора вовсе. Он отворачивается и начинает уходить слишком быстро. Музыка перестаёт быть приятным дополнением вечера и кажется, что у одного из выступающих гитара расстроилась на полтона вниз. И огни вывесок и столбов раздражали. Вот бы это всё кончилось.

С каждым шагом выход с ярмарки становится всё ближе, а шум праздника затихал, пока не смерклась даже музыка. Напоследок Гониль решил обернуться и тут же об этом пожалел.

Весь парк стих не просто так. Сотни глаз смотрели на то, как пиротехники запускали первые фейерверки: даже порохом запахло. Не успеваешь моргнуть, как вверх взмывают красочные огни с таким грохотом, что пара машин со стоянки завизжала. Фейерверк. Ему надо было подождать совсем немного, и он бы посмотрел его вместе с Солой.

Гониль не может это вытерпеть, срывается с места и петляет между зевак с семьями. Он ищет путь обратно, ловит взглядом знакомые ларьки и надеется застать последние вспышки в небе вместе с дочкой, держа её за руку. Грохот и восторженные крики вокруг, а Гониль тяжело дышит и почти запинается об мелкие камушки. Он судорожно оглядывается, часто моргает, сжимает кулаки и наконец-то замечает ту самую палатку с мороженным и пластиковый столик с рекламой колы. Но на месте, на том самом месте, нет ни Солы, ни её матери, ни плюшевого кота. Пустой асфальт. На нем не стояли детские ботиночки и каблуки на тонкой шпильке. Их нет. Солы здесь нет. Задирая голову в небо, заплаканными глазами Гониль смотрит на последние взрывы и кусает губы — он всё ещё чувствует тепло детской ладони в своей руке. Он опоздал.

Фейерверк закончился.

В небеса летят яркие цветы.

Мне их все не сосчитать.

Эта ночь полна праздничных огней, фейерверк закончился.

В небеса летят яркие цветы

Мне их все не сосчитать.

Эта ночь полна праздничных огней,

Но исчезла твоя рука.

Он писал это, сидя на заднем сидении такси. Гониль утёр мелкие слёзы и нашёл первую попавшуюся бумажку: кажется, это был старый выцветший чек, но какая разница? Простые словечки срочно нуждались в записи, но стихи не любят заметки в телефоне, им нужна только бумага. Чувство текстуры под кончиками пальцев.

Он записал два варианта текста — на английском и корейском — и аккуратно спрятал обрывок себе в карман. Нужно не забыть об этих коротких, но красивых стихах. Они рождаются на бумаге, а неповторимыми их делает разбитое сердце.

Погода начинала портиться, а таксист даже музыку не включал и уж тем более не пытался заговорить с Гонилем. Его грузный печальный настрой заполнял весь салон автомобиля, поэтому мужчина за рулём приоткрыл окно, пустив запах скорого дождя. Лишь бы рейс не задержали. На сегодня достаточно разочарований. Они напряжением уселись на плечи и давили с такой силой, что Гу склонился, упираясь локтями в колени. И что теперь делать? Поговорит он с Солой только утром, когда она успокоится. Оставалось только действительно собирать вещи и ждать вылет в Корею.

А в отеле пусто и слишком тихо. В авто хотя бы дождь барабанил по крыше и стеклам, отвлекая мужчину от внутренних переживаний, но тут даже минибар не гудел, а соседи попались тихие. Чек с неаккуратными записями оказался в кошельке среди пластиковых карт, мятых купюр и одинокого пластыря в одном из отделений. А в одном из отсеков, под прозрачной плёнкой, лежала карточка, какие носят фанатки айдолов и прячут под чехлы. Но у коллекционной карты Гониля другое значение, на ней все мемберы: бестолочь Джуён, самоуверенный Гаон, олицетворение социальной неловкости Джунхан, главный и самый ответственный Чонсу. И Сынмин. Парень, о котором думать всё это время Гониль переставал лишь в короткие моменты, когда был слишком занят. Сынмин на самом деле не выходил из его головы: мужчина звонил ему каждый день, спрашивая о состоянии здоровья, опрашивал и врачей, всё ли в порядке. И прогнозы были положительными. Полтора месяца прошло, почти два, и самые опасные фазы ломки остались позади, оставалось только держать себя в руках. Больно больше не будет.

Складывая футболку за футболкой в небольшой чемодан так, чтобы все вещи уместились, включая небольшие, но дорогие подарки от брендов и старых друзей, Гониль кое-что почувствовал. Странный запах: он к такому не привык. Табак, кофе и имбирь. Это не его духи. Разглаживая ткань пижамной майки, мужчина резко вспомнил, как Сынмин сидел в ней, спал и ел. Бок о бок, перед отлётом, они прожили всего полторы недели, но парень так сильно стал частью чужой квартиры, что его запах не пропадал с одежды и после стирки. Пахло приятно, даже тепло, если так вообще можно говорить про запахи. Просто он так сильно напоминал о Сынмине, и становилось немного легче: дождливое настроение собиралось в небольшую тучу и не так сильно давило на грудь. Дышать остановилось легче.

Гониль, толком не понимая, что делает, поднёс майку к лицу и осторожно вдохнул запах духов Ода. Это точно его.

Снова нахлынули воспоминания о необдуманном обещании, пока Гу разглаживал большими пальцами приятную к телу ткань. Он не влюблён, хоть и думает о Сынмине так много и иначе, чем обычно. Поездка позволила мужчине кое-что понять: его единственный ребёнок — это Сола. Ни Сынмин, ни Джуён, ни кто-либо другой. Гониль не должен обременять своим отцовским инстинктом других людей, кроме дочери. Теперь, после короткой прогулки, игры в тире и порции мороженого, Гониль может видеть в Оде не ребёнка, а молодого парня. Так вот, что это такое.

Чемодан тихо захлопывается, а молния пробегается по периметру. Вещи сложены, билеты — в кармане, а руки пропахли этим дурацким запахом табака, кофе и имбиря.

Он сможет влюбиться.