— Ты уже звонил мне сегодня. Два часа назад.

Дилюк устало откидывается назад, на подушки. Обычно он еще весь в деятельности в это время суток, но не сегодня. Сегодня его знобит, из носа течет, а голова больше похожа на макет из папье-маше. Увеличенного размера и жутко тяжелый.

Сегодня он слабее обычного, и может, поэтому и отвечает на звонок. Снова. Он хочет так думать.

— Был в дороге, а то набрал бы еще пораньше, - отзывается дразнящий голос в трубке. Дилюк прикрывает глаза, пытаясь представить знакомое лицо. - Даже не спросишь, как я добрался?

А ведь мы не так далеко друг от друга, печально думает Дилюк, вырисовывая на ворсистом пледе странные узоры пальцем. Он планировал уехать сегодня на винокурню, но температура скорректировала его планы. Он — в одинокой пустой квартире на краю города. Пустые стены, нейтральный бежевый интерьер.

Когда с ним жил Кэйа, здесь было живей. Повсюду — краска, холсты, незаконченные поделки из глины и эпоксидки. Дурацкие полутораметровые крылья для какого-то идиотского косплея. Дилюк еще все время спотыкался о них и ругался почем свет.

Архонты, как же тогда было хорошо. Каким же мертвым это помещение стало без Кэйи.

— Мне — неинтересно, - отчаянно врет он, кутаясь в плед еще сильней. Он — вечно злой, когда болеет, и сейчас это кстати. Или нет. Он не знает. - Ты уже давно не тот маленький мальчик, которого надо опекать.

Верно. Кэйа — большой мальчик. Из друга и соратника выросший в отчаянно больную занозу его сердца. Красивую, полную харизмы и жизни. Безумных идей. Переплавляющий всё свое печальное детство до Рагнвиндров в поток самобытного творчества. Свои нередкие кошмары — в статуэтки и лики на эскизах.

Свое сердце переплавляющий во что-то, что грело Дилюка всегда. И наверное, греет до сих пор.

— Однако же ты это делаешь, - приглушенный звук, будто Кэйа опустил телефон на столик. - Иногда даже чуть больше, чем этого требуют нормы.

— Понятие нормы рядом с тобой теряет всякий смысл, Кэй.

Горло дерет, и Дилюк не удерживает глухого сухого кашля. Наверное, было слишком самонадеянно тогда идти в лес. Но иначе Рагнвиндр не мог.

Не смогший — не захотевший? — стать тем, кем хотел с детства, отпустивший свою мечту об охране граждан вместе с грязными сплетнями, взятками, бюрократией и фальшью, его болотом затянуло в волонтерство. Что-то слабо трепетало в его окостеневшем сердце, когда они все-таки находили очередную приблудившуюся бабушку-грибницу, неисчислимого по счету мальчика-подростка, сбежавшего от семьи. Даже когда всё заканчивалось плохо — морозной неизвестностью или холодным телом под ногами — даже тогда он, возвращаясь домой, думал: вот. Я чего-то стою. Я зачем-то нужен.

Затычка ненадежная, но рабочая. В конце концов, что бы он делал долгими вечерами после рабочих встреч, в мертвой тишине одиночества?

— И где-то рядом с ним ты потерял умение заботиться о себе самом, - Кэйа звучит сердито и небезразлично. - Никак не поправишься?

— Мне уже лучше, - оправдывается Дилюк. Зная, что оправдываться ему не обязательно. - Не могу сейчас позволить себе отлеживаться, ты же знаешь.

— А когда-то мог? - теперь в голосе меж ноток иронии появляется горечь. Выступает, как трава меж ребрами плиток на могиле его души.. - Когда-то у тебя было время на что-то, кроме твоего чувства долга?

Это больно, прикусывает губу Дилюк. Это всё еще больно.

В моменте он был почти уверен, что всё делает правильно. Кэйа заслуживал кого-то, кто может разделить его порывы. Понять его творчество, его бессонные ночи. Дилюк же только и мог — принести кофе, сесть рядом и погрузиться в отчеты. Наблюдать за тем, как талантливые тонкие пальцы слагают прямо из воздуха что-то, чем Дилюку даже дышать нельзя.

Почему же теперь дыхание ощущается еще более чужеродным? Почему вместо воздуха в легких теперь пыль и пепел?

— Не надо, - просит он, еле выдыхая слова. - Оставь свои упреки при себе. Дело не в этом, ясно? Просто… я не уверен, что был когда-либо создан для отношений.

— Ты такой идиот, - без всякой злости, мягко и плавно звучит голос. - Всегда меришь себя такой меркой, будто ты сверхчеловек. Никому не угнаться за тобой.

Дилюк часто слышал что-то такое про себя. И никогда не понимал, о чем говорят его собеседники. Да, на него рано свалился фамильный бизнес. И что? У него есть помощники. Он параллельно продолжает учиться — теперь уже по другой специальности? Таких людей много. Сам Кэйа совмещал учебу и кропотливую работу над очередным чучелом русалки в два ночи.

Что эти люди всегда хотели сказать о нём? Почему даже Альберих говорил об этом?

Он протирает бумажной салфеткой воспаленный нос, стараясь быть аккуратным с чувствительной кожей. Вот поэтому они больше и не вместе: Дилюк в глубине души знает, что не подходит никому.

Но почему так хочется нацепить Кэйю, как несоразмерное пальто, укутаться в этот уют и остаться, вдыхая теплый запах и баюкая себя нежным шепотом под нос?

Угнаться…

— Ты мог, - против воли срывается с языка. По телу проходит больная дрожь: от температуры ли, от внутренней рези.

Он тут же пугается: не хватало еще пытаться Кэйю заново привязать к себе. Меняет тему.

— Как прошел твой фестиваль? - вопрос очень кстати приходит в голову.

Он слышал, что Кэйа после расставания продолжил жить своей жизнью. Заказы, вечеринки, фестивали. И даже — невольный скрип зубов — поиск новых отношений. Дилюк последний, кто вправе запрещать ему это после разрыва, но… почему так быстро?

Неужели он ничего не значил для него и впрямь?

— Кэйа? - окликает он, поняв, что всё это время слушал тишину. - Всё в порядке?

— Да, я просто отошел взять еды, - спешно заверяет голос.

Дилюк слышит шаги. И хочет оказаться рядом.

Он ведь правда недалеко. Они пару раз снимали этот домик вместе. На новый год и на день всех влюбленных. Счастливые, ходили по лесу, делали снежную крепость, вечером смотрели фильмы под мартини и пиццу.

Буквально несколько десятков минут — и он мог бы быть там, с ним. Но их разделяют не километры и мили, нет.

Горечь в горле стоит такая, что Дилюк тянется к своему сиропу от кашля. Лучше приторные мята и ромашка, чем это.

— Ненавижу эту твою дурацкую привычку ставить телефон на громкую и заниматься параллельно с разговором своими делами. Бесишь, - отрезает он с притворной суровостью. Судя по смеху на том конце провода, ему не верят. И правильно делают.

— Цель моей жизни — сеять разочарование, скорбь и несочетаемые цветовые блоки, - ехидно отзывается родной голос. И сквозь то и дело раздающееся шуршание начинает рассказывать про фестиваль.

Дилюк слушает, сонно моргая, убаюканный диалогом. Много бы он сейчас отдал, чтобы Кэйа оказался здесь, рядом. Чтобы гладил по горячему лбу, прижимал к себе и шутил свои дурацкие шутки.

Но Кэйа достоин большего. Его дар достоин большего.

— Знаешь, - говорит он вдруг по велению сердца, - я… хочу сказать, что горжусь тобой. Не думай, что если мы больше не вместе, я не готов тебе такое сказать. Может, ты и не от мира сего, со всеми этими своими монстрами и зарисовками собственных ночных кошмаров, но что-то в этом есть.

И мне нравилось жить с этим рядом, касаться этого. Хорошо бы тебе найти свою музу, в конце концов. Даже если это буду не я — ведь я быть музой неспособен.

— Спасибо, Дилюк, - имя звучит так тепло в его устах, даже сквозь динамик. - Комплименты от тебя — это всегда нечто. Только ты можешь разом и похвалить, и на дверь психотерапевта указать.

Неужели его слова всегда звучат именно так: с упреком и двойным дном? В какой момент оно подплелось к нему в голос так тесно? С момента смерти отца? Он не знает.

— Иди ты, - шипит Дилюк. А Кэйа только смеется и предупреждает, что снова куда-то отойдет.

Пока в трубке устанавливается тишина, Дилюк задумчиво глядит на часы. Пора ложиться, ведь завтра — снова рабочий день, где он будет впахивать на благо процветания бизнеса. И послезавтра. И следующим за ним днем. И так до целой вечности.

Дилюк задумывается: ведь в его голове когда-то должно стать лучше. Но когда? И как это произойдет, если он ничего не меняет? К нему ангел с небес, что ли, спустится?

Пока к нему снисходит только голос Кэйи.

— Знаешь, я здорово устал. Не понимаю, как ты умудряешься столько работать.

А я — как ты умудряешься читать мои мысли, мелькает в голове у Рагнвиндра.

Вслух он произносит не это, хотя и пытается ответить честно:

— Я просто привык. Ты же знаешь, отец приучил меня к этому так давно. А теперь я просто не могу оставить всё на разрушение.

Он задумывается, сказав это. Ведь он хочет узнать, как освободиться, верно? Но рядом буквально есть свободный человек, так?

И внутренний голос тянет его задать вопрос, и слова льются с языка:

— Скажи мне… а как ты понял, чем тебе нравится заниматься? Никогда не спрашивал тебя.

Задумчивое молчание и хмыканье в ответ. Дилюк сосредоточенно ждет, на автомате расставляя склянки с лекарствами в красивый ряд по высоте. Загадывает про себя: если снова отшутится, значит, все его мысли — просто глупости. Если же Кэйа ответит честно… Что ж, Рагнвиндру придется последовать его совету, в чем бы тот ни заключался.

Обещания Дилюк держит, и данные самому себе — тоже.

— Как-то само. Меня потянуло, и я стал рисовать, потом первый заказ, а потом… Ты знаешь. Может, тебе сесть как-нибудь вечером и ничего не делать? И посмотреть, чего захочется?

Звучит неисполнимо. Звучит тяжело. Когда у него выдается свободная минутка, он пытается забить ее — полезными подкастами, чтением профессиональной литературы, даже уборкой. Иначе мысли путаются, идут по кругу, в голове собирается тревожный комок. Хотя еще чаще происходит другое.

— Тогда моим хобби станет сон. Не знаешь, есть ли такое?

Ласковый смех по ту сторону трубки.

— Наверняка. Как насчет осознанных сновидений?

— Бог с тобой, Кэйа. Мне и осознанное бодрствование не дается, - вяло шутит Дилюк, и это вознаграждается новой порцией сладкого смеха.

— Слушай, тебе надо просто пробовать. Ты ведь любишь разные вещи. Любишь готовить, любишь животных, любишь шахматы. Что тебе мешает заняться чем-то из этого?

Наверное, будь Кэйа рядом, ему было бы проще нырнуть в такой эксперимент.

Впрочем, полно об этом.

На телефоне срабатывает автоматический переход в ночной режим: черно-белый экран, отключаются уведомления. И это значит, что им пора заканчивать. Бациллы в его организме согласны с электроникой: снова заставляют его болезненно раскашляться.

На секунду Дилюк представляет, какой мукой снова будет засыпать, обнимая холодную подушку и пытаясь совладать с першащим горлом. Но смиряется.

Он ведь сам это выбрал, так?

— Не знаю. Мне надо подумать. Но спасибо. Пойду я спать.

В трубке тишина. Подлый голосок в сердце кричит: давай, Кэйа. Пожалей меня. Приедь ко мне. Скажи, что скучаешь. Один шаг, даже самый крошечный, с твоей стороны — и вся моя ложная оборона обрушится…

Но тишина длится, и Дилюк так зол — на него, на себя и на весь мир — что с силой жмет на экран на отбой. И движение настолько импульсивное, что промахивается.

— Кто-то нарушает мой покой? - вдруг слышит он из динамика. — А как же дать мне насладиться одиночеством?

Палец замирает над экраном. К кому Кэйа обращается, разве он не должен быть один в доме?

— Привет… Дайн? - полувопросительно звучит в трубке.

Дилюк резко садится на постели. Выключает свой микрофон. И теперь сам включает громкую связь.

***

В ответ действительно звучит сторонний голос. Мужской. Слов Дилюк не разбирает — говорящий, видимо, стоит далековато от телефона.

Дайн? Дайнслейф? Что за херня?

Одно это имя приводит Рагнвиндра в бешенство.

Он знает, что эти двое встречались. Именно так, в прошедшем времени. Он вообще всё знает про новые отношения Кэйи. Это не сталкерство, ясно? Просто он… беспокоится. Кэйа бывает совершенно отбитым в выборе контактов (себя Дилюк предпочитает считать исключением — в хорошие моменты).

И Рагнвиндр точно помнит, что Кэйа с Дайнслейфом порвал. Узнать это было несложно — он послал его публично, прямо в коридоре своего учебного заведения. Слухи об этом распространились моментально. Дилюк хорошо помнит, как испытал целую волну странных чувств в этот момент: гордости, радости и мстительного “на тебе”. Скатертью дорога.

Так какого хуя этот самодовольный кретин забыл около Альбериха? Судя по тону Кэйи, тот не ждал его.

Дилюк обращается в слух, согнувшись над смартфоном.

— Я тебя не звал, - резко отзывается Кэйа где-то там, в своем арендованном домике, подтверждая мысли Рагнвиндра.

Шорох, звук шагов. Пауза.

— Однако же я пришел, - отзывается второй голос. Дилюк раньше его не слышал: ведь лично они незнакомы.

И предпочел бы оставаться в неведении.

Дальше тот произносит что-то еще свистящим шепотом, который разобрать не получается. Сонливость как рукой снимает. Дилюку вообще не нравится, как звучит этот голос. В нем слышны превосходство и угроза.

На самом деле, Рагнвиндр разузнал кое-что про этого Дайнслейфа. Не расстанься с ним Кэйа сам, он, скорее всего, не выдержал бы и пришел с этой информацией к нему. Даже если бы это выглядело мелочно и так, будто он просто ревнует — а выглядело бы именно так.

Ну уж извини, Кэйа, я не одобряю, когда ты встречаешься с человеком, которого в прошлом году обвиняли в нанесении тяжких телесных. Его оправдали? Ну и что, а кто сказал, что они были правы? Зачем тебе этот риск? Разве мы расходились для того, чтобы ты встречался с кем-то вроде него?

Тишина длится долго, водит иглой по нервам. Дилюк не понимает, что ему делать. Он ничего не понимает, он не знает, он…

Может, он не был прав…

— Довольно тяжело отказать человеку с пистолетом, - рушится на него из динамика телефона.

Что? Нет.

Нет, вы серьезно?

Дилюк широко раскрывает глаза, сжимая ладони в кулаки.

Ладно, может быть, он был абсолютно, пиздецки прав насчет этого Дайна. И сейчас крупно пожалеет, что постеснялся выглядеть обиженной брошенкой.

— Кэйа, - беззвучно выдыхает Дилюк, сглатывая слюну. Тело пронзает ужасом. И почти сразу — пропитывает адреналином. И готовностью действовать.

***

Он настолько боится трогать телефон — призрачную, тонкую нить с зарождающейся рядом катастрофой — что предпочитает быстро подтащить к кровати ноутбук.

— Джинн, привет, - он говорит через подключенные наушники. Это помогает ему разделить два звуковых потока — он пытается разом слушать и телефон, и новую собеседницу. — Кэйа в беде.

— Что-то серьезное? - сонный девичий голос. — Раз уж ты догадался позвонить посреди ночи?

Краем уха Дилюк улавливает отрывки другого разговора: что-то про расставание. Голос Дайна всё жёстче и злее. Кэйа, если Дилюк хоть что-то понимает, пытается заговорить ему зубы.

— К нему вломился человек с пистолетом и угрожает ему, - коротко выдыхает Дилюк сквозь зубы. — Серьезней некуда.

— Что? - теперь в голосе Джинн звучит шок. — Как ты узнал?

— Потом, потом! Есть какой-нибудь отряд Ордо Фавониус около южного берега Сидрового озера?

— Минуту, смотрю, - чертыхается Джинн. — Архонты, как он умудрился в такое вляпаться?

— Это его бывший — и только попробуй мне сейчас сказать, что я параноик и ревнивец.

— Ты — параноик и ревнивец. Но байку про вооруженное нападение не придумал бы, - успокаивает его Джинн. — Еще минуту, смотрю.

Дилюк комкает в руках одеяло. Его бросило в пот, его трясет от гнева.

Сбоку из трубки слышен сбивчивый голос Кэйи, который пытается что-то Дайнслейфу втолковать. Слова уловить не выходит.

— Все далеко, ближайшему — минут сорок езды до места, - звенит из наушников напряженный голос Джинн. - Я велела им выдвинуться, но…

— Гребаные Ордо Фавониус, - шипит Дилюк. - Я еду сам.

Рука уже шарит в ящике стола. Где ключи от мотоцикла?

— Ты не поедешь один! - вскрикивает Джинн.

— У тебя есть идеи получше? Он может пристрелить Кэйю.

— Да стой ты! Есть идея. Я сейчас свяжусь с ближайшей станцией егерей. Там должны быть Эола и Эмбер, помнишь их? Попрошу взять оружие и выдвинуться к дому, может, смогут задержать его до прибытия Ордо.

— У них нет права задерживать гражданских, - отзывается Дилюк, наконец выуживая брелок из груды бумаг.

Они тратят время, тратят время, ему срочно нужно быть там.

— Что-нибудь придумают. Предъявят нарушения порядка, а там разберемся, - коротко обрубает Джинн. — Говори точный адрес.

Дилюк называет, спешно связывая волосы в хвост и хватая шлем. Времени переодеваться нет.

— Спасибо, Джинн. Но я все равно еду туда тоже.

Из трубки рядом слышится глухой звук, будто что-то упало. Сердце Дилюка чуть не останавливается — но он тут же понимает, что звук от падения тела был бы громче. И он сразу же слышит голос Альбериха. Тот что-то неразборчиво лепечет, но теперь Дилюк гораздо четче может слышать голос Дайнслейфа:

— …обмотай свои щиколотки вместе. Медленно. Без фокусов. Вряд ли ты хочешь валяться тут с простреленным коленом…

Семеро и Селестия, беззвучно шевелятся губы. Дайте нам успеть. Дайте мне успеть.

Джинн что-то кричит в наушники, но Дилюк прерывает ее:

— Он связывает его. Если увезет, уже не найдем. Я еду, дай Эоле мой номер.

— Если я потом выясню, что ты каким-то образом ломанул видеонаблюдение в доме Кэйи, Рагнвиндр, я тебя посажу, - шипит еще один голос, и Дилюк с удивлением признает голос Розарии. Что она вообще забыла у Гуннхильдр в такой час? Впрочем, неважно. — Плевать на всю вашу трогательную подноготную с попытками сойтись. Давай, удачи.

И Дилюк бросает ноутбук, оставляя с собой только телефон. Он переключил наушники к нему, и в паническом бегстве вниз по лестнице к гаражу его сопровождает слабый, перепуганный голос Кэйи, просящий Дайна решить всё разговором.

Я этого ублюдка по стене размажу.

***

Он отвык от этого вида транспорта, вот что он понимает по пути. Верный красный Кавасаки выжимает из себя всю быстроту, но Дилюка не отпускает ощущение, что тот в любой момент даст петли и отправит его куда-нибудь под фуру, если его руки или корпус дадут слабину. Наверное, ужасная идея — нестись ночью прямо в долбаной пижаме по шоссе. Волосы сбились под шлемом, глаза слезятся, а дышать приходится ртом и урывками — нос заложен. Кашель пару раз чуть не заставляет его потерять управление.

Но на кону стоит слишком многое, стоит Кэйа, и перед глазами размазанными пятнами — огни фар, фонарей, а серая лента асфальта под ним ложится вновь и вновь под колеса, бросается, как суицидник под поезд.

Если не успею, никогда себе не прощу.

Только пальцем его тронь, тебя по частям даже мастер-кукольник не соберет.

Рев двигателя заглушает все звуки, и Дилюк понятия не имеет, продолжается ли до сих пор разговор или нет, жив ли до сих пор Кэйа или нет. Он просто будет мчать, невзирая на все правила, пусть его потом хоть штрафами обложат, пусть хоть от асфальта отскребают. Хотя последнее не подходит: тогда он не сможет помочь.

Ладно. Он снова поддает газу, невзирая на чьи-то возмущенные гудки.

Наконец впереди — съезд под холм, скорость приходится убавить, так как дорога уже далеко не такая ровная. Искусанные до крови губы саднят. Дилюк прорезает пролесок, и слева появляется знакомая красная крыша рядом с небольшой елью. Дальше вместо дороги — месиво, и Дилюк тормозит, бросает мотоцикл с шлемом прямо на обочину и бежит туда.

Эту ель они с Кэйей наряжали на новый год. Этот идиот положил под дерево манекен, изукрашенный под трупа, и Дилюк орал так, что переполошил всех белок в округе.

Архонты, пусть с тобой всё будет в порядке.

В наушниках тихо, только какой-то шорох, и Дилюк ненавидит мысль о том, что они могли опоздать.

В этот же момент с другой стороны, из леса, выныривает видавший виды джип. Дилюк подбегает к полянке около дома ровно в тот момент, когда Эола и Эмбер — первая с ружьем наперевес — выпрыгивают из машины.

— Рагнвиндр, - коротко кивает Лоуренс, знаком показывая быть потише. - Поверить не могу, что ты успел так быстро доехать.

— У тебя есть оружие? - коротко интересуется Дилюк, оглядывая дом. В нем не горит свет и всё ещё очень тихо.

Пистолет ему протягивает Эмбер:

— Вот, захватила запасной, - она встряхивает своей каштановой челкой. - Идите через главную дверь, а я проберусь где-нибудь еще.

Парадоксальным образом ей Дилюк доверяет. Эмбер так юна, но стрелять умеет прекрасно, а также ездить на любом виде транспорта, включая конный, и даже пилотировать небольшие любительские самолеты.

Да, Эола Лоуренс была придирчива к окружению и к коллегам по работе, это знали все, но на такую напарницу даже ей жаловаться было нечего.

— Не подведи, - просит ее Дилюк, на секунду ловя тонкие руки в свои — и получая кивок в ответ.

Они с Эолой идут к входной двери, оказавшейся незапертой. Лоуренс знаком показывает Дилюку оставаться чуть позади, аккуратно приоткрывает створку. И тут же демонстрирует отличные рефлексы, бросившись оземь — потому что край двери разлетается в щепы от выпущенной пули.

— Кто здесь? - теперь знакомый голос с оттенком презрения.

Они не успели уехать. Он не успел его увезти.

Следующий звук, что он слышит — сдавленный стон.

Дилюк подныривает под рукой возмущенно шипящей Эолы и в два прыжка оказывается в комнате.

— Отпусти его. Сейчас же.

— Рагнвиндр, - Дайнслейф обнаруживается около окна, красивое лицо искажено от гнева. Голос пропитан ядом. - Какой сюрприз. Брось пистолет.

— Убери. От него. Руки.

— Не бросишь оружие — выстрелю.

Дилюк мерно делает вдох за вдохом, все еще держа пистолет в вытянутых руках.

Кэйа полулежит в кресле возле окна, прямо перед Дайном. Руки и ноги стянуты скотчем, на губах тоже несколько полосок. Он хрипло, надрывно дышит, прядь прилипла ко лбу. Во взгляде ничего, кроме ужаса. Еще бы: ему в висок упирается дуло.

Я заберу тебя, Кэй, заберу. Всё будет хорошо.

— Эй ты, - сзади появляется Эола, которая тут же вскидывает ружье. - Отпусти заложника. У тебя нет шансов уйти, сюда уже едут Ордо Фавониус.

— Сдавайся, Дайнслейф, иначе я точно не откажу себе в удовольствии тебя прикончить, - рычит Дилюк.

— Ты не выстрелишь в меня, - ядовито отзывается Дайн. - Не тогда, когда я угрожаю твоему драгоценному Кэйе. Вы дадите мне уйти.

Он хватает Кэйю за шкирку и тянет к себе. Кэйа сдавленно мычит, пытаясь вырваться из хватки, но тут же замирает, всхлипнув: Дайнслейф снова прижимает пистолет к его виску.

Дилюк глядит в голубую бездну на любимом лице, и отчаяние растекается по венам. Дайн прав. Он не сможет выстрелить. Не с таким риском.

Возможно, стоило продумать план получше.

Если они упустят всё из-за какой-то глупости…

Дайнслейф тем временем принуждает Кэйю встать, обхватывает его почти любовно под подбородок. Вынуждает маленькими шагами пятиться с ним куда-то вглубь дома.

— Неприятно, когда ничего не можешь сделать? - Дилюк не может оторваться от перепуганного, молящего взгляда Кэйи, пока Дайн продолжает говорить и медленно отдаляться. - Небось не привык к этому чувству. Вот и познакомишься. Да, звездочка? - Дайнслейф касается щекой чужой щеки, и Кэйа отчаянно, сдавленно вскрикивает.

— Остановись. Или пожалеешь, - обещает Дилюк. Дайн в ответ смотрит насмешливо:

— Ошибаешься. Жалеть придется вам двоим. А знаешь, что? Будет весело, если я отомщу и тебе. Ты ведь знал, что он бросил меня из-за тебя?

— Нет, - еле слышно отвечает Дилюк. Голос подрагивает.

Кэйа шумно выдыхает, потупив взгляд. На его лице — отчаяние.

— Ну, теперь знаешь. Бросайте оружие. И ты, и эта пусть тоже, - Дайнслейф кивает на Эолу, та аж идет красными пятнами:

— Не смей так со мной разговаривать. Дроби в организме не хватает? - она высокомерно вскидывает подбородок.

Дайнслейф с силой встряхивает Кэйю.

Вот ублюдок.

— Давайте, пошевеливайтесь, - Дилюк еле видит этот мир сквозь алую пелену гнева, - мне пришла в голову прекрасная мысль. Выдадим пропажу Альбериха за твои дела, Рагнвиндр, а? Ты ведь на чем-то приехал сюда. А тут, - выразительная улыбка Дайна, - следы пребывания Кэйи, следы борьбы, вас обоих и след простыл. У меня есть доказательства, что ты за ним шпионил. Вдруг решил грохнуть на почве ревности? Смотри, как всё ложится.

Кэйа отчаянно дергается, пытаясь зарядить своему мучителю затылком в лоб, но тут же застывает, хрипя: пальцы смыкаются у него на шее.

— Давай, - холодные глаза смотрят прямо на Рагнвиндра. - Пушку на пол. Или я его правда пристрелю. Этого хочешь?

Дилюк медленно переводит взгляд на лицо Кэйи, чуть улыбается ему, пытаясь подбодрить и просит про себя: дайте мне шанс. Еще один шанс. Буквально один. Я всё исправлю.

В этот раз я всё сделаю верно.

Он начинает медленно опускать ствол, и Эола сзади, кажется, тоже, но тут происходит три вещи. Сзади в коридоре появляется еще один силуэт, раздается звук выстрела, а еще вокруг разбрызгивается кровь.

Алая пелена вырывается наружу, срывается куда-то вперед вместе с Дилюком.