Ичиро
Утром нового дня с совсем не позитивными мыслями о предстоящем унижении, совсем не выспавшийся и с уже дающим о себе знать чувством голода я сел в свое любимое корыто и поплыл туда, куда не хотелось ну совсем — на работу. Хотя звучит определенно гордо.
— Блин, козел! Смотри, куда прешь! — врезал я кулаком по центру руля, возмущенно посигналив вслед подрезавшему меня на перекрестке «субару». Но тут же заметил мигающий над головой красный механический глаз…
Да, признаю. Водить я не умею, и в моем случае правильнее всего было бы пересесть хотя бы на самокат. Но я настолько привык к этой страшненькой колымаге, что даже представить себя не мог передвигающимся по городу на чем-то другом. Ничего, вот подзаработаю деньжат — обязательно прокачаю свою малышку, будет не машина, а мечта… лет эдак через двести. Ибо, судя по стремящейся к нулю стрелке датчика топлива, в ближайшее время мне светит не тюнинг машины, а незабываемое (в самом плохом смысле этого слова) времяпрепровождение в метро.
— Так, не понял, тут можно развернуться? Попробуем. — Поворот руля по часовой. — Плять! — Перебор. — Ой, бабуля, простите…
— Убийца! Чтоб тебе пусто было! — со скоростью выше, чем у моей тачки, старушенция сбежала с атакованного мной тротуара и угрожающе потрясла мне на прощание сморщенным кулачком.
Скрывшись от обиженки за ближайшим углом, я с трудом протянул еще десять метров и встал посреди шоссе.
Прокляла…
На мою отчаянную попытку завести двигатель, он лишь устало чихнул, а после и вовсе заглох. Засранка не осилила до места моего назначения какую-то жалкую половину квартала.
Отлично. Всю картину моего невезения, а именно пустые карманы, пустой кошелек, пустой желудок — дополнил пустой бак. «Утро добрым не бывает» — не рекламный слоган, а жестокая правда жизни. Жаль, что моей.
— Проблемы? — послышался сбоку знакомый бархатный баритон, и я воодушевленно обернулся.
— Татсуми! Ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть!
Да еще в таком образе: на дивной ширины плечах висела балахонистая цвета хаки толстовка, на голову был наброшен глубокий капюшон; светло-голубые не сильно узкие джинсы обтягивали совершенно нормальные по-мужски стройные ноги, а выцветшим кедам явно стукнул не один сезон. Вроде бы обычный повседневный лук, а вроде бы и симпатично. Заставил взглянуть на парня с какой-то другой стороны…
— Подтолкнешь? — надул я щеки, замахал ресницами и уже готов был «някнуть», как-то вдруг забыв, что передо мной натурал.
— Хмм… Пожалуй, нет.
— Э-э… — принял я нормальный вид. — Не с той ноги сегодня встал?
— Нет. Не с той вчера лег.
— В плане?
— Почему ты не отнес деньги Минако? — чуть сузил Татсуми свои выразительные цвета кофе глаза. Да, точно, именно кофе… Из-под кофты на лицо вылез и присоединился к первому непослушный тонкий второй завиток.
— А-а, ты об этом… Просто я… заблудился, пока туда шел. Кретинизм. Помнишь? Или уже забыл? — постучал я по своему виску розовым облупившимся ноготочком, как бы намекая вовсе не на мои проблемы с головой.
— А по-моему, ты просто воришка.
— Ой, как грубо. — На самом деле так ласково. — Да верну я тебе твои гроши! Честно! Только помоги! Мы же одна команда! — торжественно хлопнул я его по плечу и почувствовал в руке тупую боль. — Ауч… — издал шипение и, тряхнув ладонью в воздухе, попытался снять дискомфорт.
Татсу завис секунд на пять, молча осмотрел мое транспортное средство с таким видом, будто пытается решить нерешаемое уравнение, и наконец-то очнулся.
— Ладно, попробую.
Йес! Ну просто сама любезность.
«Любезность» обошла машину сбочка, скинула с головы капюшон, и в этот самый момент я получил в нос жгучий выстрел.
— Ауч! Я ранен… — накрыл я ладонями лицо и трагично упал на колени.
— Живой? Прости, видимо, резинка лопнула. Давай посмотрю, — коснувшись пальцами моего запястья, Татсуми нежно потянул мою ладонь на себя. Я поднял на парня обиженный взгляд, и меня снова ранило. Распущенная копна цвета смоли волос картинно спала на бугристые плечи. Парень улыбался. Большинство претензий из меня как-то вдруг повылетало. Осталась одна единственная…
— Хорош ржать.
— Извини.
— Все плохо, да?
— Да нет, отлично.
— А по ощущением будто по асфальту рожей проехался.
Парень нескрываемо усмехнулся и, словно щенка, потрепал меня по темечку рукой.
— Обалдел?! — дернул я своим розовым сооружением вбок, всячески избегая столь тесного контакта. Мое ранение меня уже не беспокоило. — Сломаешь же! Ты думаешь, оно само собой там образовалось? Это же годы постоянной практики и тонны угроханного на нее лака.
Спрятав улыбку за поджатыми губами, Татсуми поднялся и любезно протянул мне широкую ладонь. Я, гордо отмахнувшись, справился самостоятельно.
— Вперед, — нагловато мотнул я подбородком на чуть помятый еще прошлым владельцем бампер и указал пальцем на свой несчастный нос. Мол, заглаживайте вину, молодой человек.
Пропустив пятерню сквозь спадающую на лицо шевелюру и безрезультатно задвинув ее назад, Татсу скинул с плеч толстовку и в легком броске отправил ее мне.
— Эй, — попытался я возмутиться, но из-за картины со спины выпендриваться особо не стал. Задница у него была что надо. Если бы только не это лицо…
Опустив расправленные ладони на край багажника, сделав на пробу легкий толчок, Татсу оттолкнулся от асфальта ногами, и седан как по волшебству скользнул вперед. Я же, пристроившись позади, держал себя в руках, чтобы не устроить в стиле Сеитоши незапланированную фотосессию, дабы украсить дисплей своего мобильника новенькими обоями.
— Эй, — кинул мой спаситель в мою сторону, — а помочь не желаешь? Твоя, вроде, колымага.
— Я помогаю, силой мысли. Ты не чувствуешь?
— То-то я думаю, легко пошло…
Я невольно усмехнулся.
— Да я тебе только мешать буду. Правда. Я же глиста, — от излишне навязчивого внимания со стороны тротуара я предпочел смешаться с публикой, и, сойдя с полосы, продолжил говорить издалека: — Спорт, знаешь ли, не мое…
— Мама-мама, смотри какой страшный, — вытянула маленькая чумазая засранка в направлении моего то ли спасителя, то ли седана пухленькую ручку, в которой держала обгрызенный с шариком мороженого вафельный рожок.
— Не говори с набитым ртом, милая, — пролепетала глупая мамаша, и я в раздражении закатил к небу глаза. «В» — воспитание…
Обогнув парочку по дуге, я незаметно дернул мелкую за косичку. Снова спрыгнул с тротуарной ступеньки и продолжил непринужденный разговор. Все же находиться в компании моего коллеги было куда приятнее нежели в толпе никчемных идиотов, ошивающихся вокруг.
— Так что я там говорил?
На заднем фоне раздался продолжительный громкий раздражающий рев.
— Про спорт.
— А, точно. У меня только колени нормально работают… И это далеко не заслуга каждодневных приседаний… По крайней мере, не тех, о которых подумал сейчас ты.
— Откуда же ты знаешь, о каких подумал я?
— Ну… ты не выглядишь испорченным.
— Хмм… — подогнал Татсу седан к кафе и, выпрямившись, с хрустом прогнулся в позвоночнике.
— Что?
— Внешность обманчива… Разве не так говорят? — принялся усмирять рассыпающуюся на пробор шевелюру длинными пальцами.
Мы подозрительно пощурили друг на друга глаза, и я, не выдержав излишней серьезности, громко прыснул.
— Бу-у, как страшно, — протянул парню под нос небольшой презент — розовую с люрексом девчачью резинку.
Он, скромно улыбнувшись, его принял.
— И еще, Татсуми, ты сегодня на кассе — Наны не будет. — Ура-а! — Новенький, придется попотеть. Привыкай… — Буэ-э.
Через два с половиной часа, мысленно кидая посетителям не приятного аппетита, а пожелания удачно подавиться, я собирал посуду со столов и пялился на редкие объедки, как на свой потенциальный поздний ланч. Но гордость и уважение к собственной персоне все же не позволяли пасть лицом в грязь. Даже в такую аппетитную. В отчаянии решил звякнуть Кензи и выпросить на еду хотя бы у него.
— Привет, куколка. Как делишки?
— Сеито, блин, дай брата!
— Он немного занят. Ему не до тебя.
— Тогда дай денег. Я на нуле, — чуть не сдох я в этот момент от позора.
— Малыш, ты же работаешь.
— Когда это ты все пронюхал?
— Э-э… ветерок навеял.
— В любом случае мне до первой зарплаты неделя как минимум. Я за это время успею сдохнуть с голоду раз семь!
— По моим скромным расчетам того, что я выделил тебе на пропитание, должно было хватить еще на… тринадцать дней. Я же не виноват, что ты тратишь эти деньги на какую-то ерундистику.
— У меня машина, кретин!
— Но не у меня же. На ее обслуживание зарабатывай сам. К тому же, ничего с тобой не будет. Ты же в кафе работаешь.
— Да тут кроме сахара ни хера нет!
— Это же прекрасный источник энергии.
— Блин, дай трубку Кензи! Я серьезно! Ты задолбал!
— Малыш, — голос Сеитоши стих до шепота, — хватит сидеть на его заднице и вешать на него свои проблемы. Вы больше не одно целое. Теперь в его жизни есть я. Так что учись быть самостоятельным.
— СЕИТО, БЛИН! ТЫ МУ…
— «На вашем счете недостаточно средств. Пополните баланс, чтобы…»
— А-А-А-А-А!
Понял я окончательно, сегодня не только не мое утро, но и день. На телефоне закончились они — деньги. О том, какую ночь мне предстояло пережить, я даже думать не хотел.
***
Кензи
От тетриса я не отрываюсь уже целые сутки, и даже ночью во сне на меня упал гигантский куб. Проснулся в поту. Но не от страха. А от того что до рекорда не удалось набрать пятьсот дурацких очков. Постепенно всасываясь в виртуальную реальность, я начал благополучно забывать, ну и забивать на внешний мир, возвращаясь в него только по нужде. Обычно маленькой…
— «Энерджайзер» ты мой, братишка передает привет.
— Мм. Как он, — не вопросительно сказал я голосом робота.
— У него все отличненько. Обожает свою работу. Весь в делах.
— Круто.
Снова раздался звонок, но в этот раз уже его мобильника. Судорожно щелкая по клавишам приставки, я уловил-таки обрывки фраз:
— Привет, солнышко. Мм… Ого… Жестоко он тебя. Сорри, что так получилось. Не переживай. Просто расскажи ему все как есть… Да, так и скажи, что это я попросил, и напомни, что он перед нами в огро-о-омном долгу. А еще передай, что я скоро заеду и все сам ему объясню. Заодно привезу тебе то, о чем ты так мечтаешь… Ага. И я тебя, зайка. Целую. Пока. Чмок-чмок. — Тишина.
— Малыш.
— Ай?
— Мне стоит ревновать?
— Нет, конечно. Расслабься.
— Отлично, — понимая на каком-то подсознательном уровне, что ревновать мне следовало бы, если бы этот разговор происходил не при мне, я решил не париться.
И снова звонок, уже на мой телефон. Дос-та-ли.
— Малыш, это… мама твоя, — посмотрел мой «автоответчик» на экран.
— Возьми.
— Э-э…
— Не ссы.
— Ну, смотри… Але-е-ешеньки…
***
Ичиро
— Можно аванс?
— Аванс? — закрывая кафешку на ночь, шеф дважды повернул ключ в замке и, потянув металлическую штору, нырнул вниз. — За что? За три разбитых тарелки? Или одного обруганного посетителя? А может, пять неправильных заказов и два украденных куска пирога? — выпрямился.
— За терпение и труд. У вас не работа, а каторга.
— Хорошо, — обогнул меня равнодушно, по-прежнему не желая пересекаться со мной взглядом. — Даю тебе время до завтра. Выберешь деньги — хоть к девяти приходи. Я с тобой рассчитаюсь.
Сдержав порыв придушить этого несговорчивого ублюдка собственными руками, я с трудом дождался, когда он исчезнет за ближайшим углом, и, ненавидя это место всей душой, щедрым плевком оросил витрину. После чего убито бросил руки по швам, нырнул в машину и, сложившись гармошкой на заднем сидении, постарался просто уснуть. Больше себя деть мне было некуда.
Щекочущий ноздри, божественный аромат жареного мяса привел меня в чувства. Опасаясь рассеять наваждение, я попытался отгадать источник моей галлюцинации, не открывая глаз: либо я умер и попал в ад, и это пахнет человечинкой, причем довольно вкусной; либо все-таки каким-то боком в рай, и вокруг летают курочки гриль, в качестве моего завтрака в постель; либо у меня действительно начались предсмертные глюки. В итоге, набравшись мужества, я, осторожно разомкнул веки и от картины над головой выпучил глаза. Это был он — шашлык, прямо перед носом, будто посланный с небес самой судьбой. Благословением судьбы оказался Татсуми.
— Привет. Ты что, здесь ночевал?.. — облокотился он на дверцу, сунув в салон через открытое окно средних размеров шампур.
— Это мне? — не обращая внимания на его вопрос, выстонал я свой.
— Мм, — кивнул он.
Вывалившись из тесного пространства наружу и размяв косточки парой приседаний, я кое-как подковылял к своему спасителю и забрал у него шашлык. Вцепился в ароматную палочку всеми руками, зубами, разве что не ногами и, присев расслабленно на капот, стал с жадностью ее уплетать. Вместе с приятной тяжестью в желудке во мне появился интерес к жизни.
— Сколько времени?
Присев рядом, Татсуми скрестил руки на груди и, закрыв глаза, подставил лицо под теплые лучи утреннего солнца.
— Девять.
— Девять? — вспомнил вдруг предложение шефа и, переосмыслив ситуацию, решил, что уходить сейчас — вообще не вариант. Лучше заработаю на продукты, приготовлю суперфантастический десерт и отнесу боссу на пробу, дабы он предоставил мне шанс действительно себя показать. Поймет, что я не шутил, еще на коленях передо мной стоять будет, лишь бы я остался. Дурак… — Постой… Тебе же к двенадцати.
— Как-то не спалось… Вкусно?
— Неплохо. Но я бы справился лучше.
— Значит в следующий раз угощаешь ты.
— Миссия невыполнима, — глумливо помотал я головой и покосился с хитрецой вбок. — И дело вовсе не в деньгах.
Чужая темная бровь вопросительно приподнялась.
Я пояснил:
— Завтрак тебе в постель? Мечтай, — снял со спажки последний аппетитный кусочек курочки, заметив, как уголок его губ уже так знакомо подпрыгнул вверх.
Мне протянули минералку:
— Так непривычно…
— Что? — взял.
— Видеть тебя с темными глазами, да еще с двумя.
Вот черт! Тут же стыдливо прикрылся я бутылкой, пытаясь спрятать за ней все лицо. Проклятие бабули не отпускало меня до самой ночи, ибо долбаный контейнер для линз оказался не со мной. Промаявшись еще часа три и осознав, что глаза мне дороже, я выкинул голубые блюдечки в окно. То, как выглядел сейчас мой мейк, я даже думать боялся.
— А-а-а, не смотри!
— Почему? По-моему, тебе так лучше. Еще бы голову отмыть…
— Слышь!
— Что? Я же комплимент тебе сделал.
— Ничего. Брысь, — обхватил его подбородок рукой и отвернул от себя, почувствовав в груди что-то странное. Вернее сперва на кончиках дотронувшихся до чужой кожи пальцев, а после уже в груди. То ли чувство какой-то брезгливости, то ли стыд, будто коснулся того, кого касаться мне запрещено. Отдернул руку, как от удара током, и ощутил знакомый жар в щеках. Неприятное наваждение я постарался согнать мыслями об отсутствующих у меня средствах существования.
— Слушай, ты мне не займешь? До зарплаты.
Молчание.
— Ну, мне надо на метро… И на еду… И на недельку… Я верну…
Татсуми внимательно всмотрелся мне в лицо, опустил взгляд на губы, которые я принялся нервно кусать, и молча скинул с плеч бордовый рюкзак. Положил его на колени и через секунд десять «археологических раскопок» сунул мне…
— Проездной?
— Это тебе на метро.
— Э-э…
— А это на ужин, — протянул мне здоровый ланч-бокс.
Больше никакого звука из себя я выжать не смог. Внутри же происходил диалог двух чувств:
Гордость: «Да что он о себе возомнил? Хозяин, возьми бенто, и огрей им его по башке, чтоб не выделывался!»
Чувство самосохранения: «Молчи, дура. Ичи, не возьмешь — сдохнешь до завтра».
Гордость: «Зато, с чувством достоинства!»
Чувство самосохранения: «Достоинство еще вчера покинуло этот организм, когда мы выпрашивали на пропитание у блондина. Так что можешь не выеживаться. Оно тебя не слышит».
Гордость: «И все равно, это не стоит такого унижения».
Чувство самосохранения: «Унижения перед кем? Перед Татсуми? ПХА!»
И чтобы влачить хоть какое-то существование, я молча без благодарности и без гордости, собравшей свои манатки и уплывшей куда-то вслед за достоинством, взял предложенный мне паек.
***
Больше не в силах наблюдать за тем, как тает мой слоеный тональный пирог, я освежил лицо в уборной и, с облегчением уставился перед собой.
— Чего?.. — посмотрел в зеркало в упор. — А-А-А! Только не это! — отодвинул намокшую челку вбок. — Это что, прыщ?!
Огромный, красный, прямо на многострадальном носу. О боже! За что?! На глаза навернулись слезы, чувство облегчения моментально покончило с собой.
— Ну на хера я все смыл?!
Серьезно! Я готов был терпеть все: голод, дурацкую работу, приколы Сеито, полный игнор от Кензи, условия шефа. Но это… Вот же дерьмо!
— Так-так-так-так. Соберись, Ичи. Соображай. Что делать? Помазать… Да… Чем? Чем? Чем? Чем? Знаю! — Возникла перед мысленным взором красная на улыбающемся лице сыпь. — Точно! Татсуми! У него должно что-нибудь быть!
В состоянии «кажется, мы спасены», я рванул в раздевалку и, уже будучи там, трясущимися руками схватил знакомый бордовый рюкзак. Кое-как расстегнул молнию, принявшись судорожно вытряхивать из него чужие личные вещи. Вслед за какой-то книженцией на пол полетел маленький блокнот, за ним маркер, черная майка, документы и потрепанный старомодный кошелек. Сунув руку в боковой на молнии карман, я нащупал небольшую пластмассовую баночку, но вытащить ее не смог — взгляд зацепился за край торчащей из книги закладки, на закладке краснел знакомый закрученный рог. Перед глазами замелькали яркие картины недавнего прошлого и вернули меня на некоторое время назад…
Я сделал робкий шаг внутрь и, провалившись в холодную обволакивающую тьму, машинально обнял себя за плечи. Вздрогнул всем телом, когда за спиной раздался тяжелый дверной хлопок, и попытался нащупать на стене выключатель. Я не боюсь темноты, напротив, она мой давний друг, но именно сегодня мне почему-то хотелось подстраховаться.
Тусклый желтый луч вертикальным трапециевидным столбом прорубил черноту и, ударив в пол, высветил в центре комнаты хлипенький на колесах стул. Для кого он был приготовлен, я догадался сразу и в этот самый момент ощутил себя участником какого-то дурацкого шоу. Слегка расслабился, скептично прыснув, и, приняв максимально непринужденный вид, сделал несколько вразвалочку шагов к креслу. Я не сомневался, за мной наблюдают, и выглядеть жалким в чужих глазах категорически не желал. Отчего расслабленно опустил зад на стул и, закинув ногу на ногу, с нагловатым видом скрестил на груди руки. Черная изогнутая дугой, привлекшая мое внимание диковинка, плавно кружась в воздухе, опустилась на серый грязный бетон, и, чуть подавшись вперед, я разглядел маленькое обугленное перышко. Поднял его с пола и, почувствовав запах жженой кожи, брезгливо отбросил вбок. В этот самый момент тишину разорвал пронзительный вопль. Я испуганно вжал голову в плечи. Свет снова полностью погас.
Через несколько долгих безмолвных секунд над мочкой моего уха раздалось тяжелое, глубокое, нечеловеческое дыхание. От легкого колебания воздуха у виска я запаниковал. По инерции дернулся в противоположный бок и почувствовал вздох уже с другой стороны. В голове возникли кадры самого жесткого просмотренного мной ужастика, и, спроецировав картинку на текущий момент, я тихо жалобно заскулил. Ладони сами легли на уши, колени потянулись к груди. Фак, че за трэш?..
Вспомнив про то, что это всего лишь дебильное шоу, у которого есть дебильные зрители, я постарался собраться с духом и мужественно открыл успевшие зажмуриться глаза. Комната чуть посветлела. Но от вида множества багряных размазанных отпечатков чьих-то рук на вогнутой напротив стене, я машинально вжался в спинку стула. Помогая себе ногами, сделал плавный в кресле оборот, мысленно молясь не пересекаться взглядами с моим ненормальным сокамерником. И, завершая круг, чуть не лишился чувств: в метре от меня стояла она — рогатая мордастая здоровая образина. Кровь застыла в жилах. Свет снова погас…
Неожиданный хлопок двери привел меня в чувства. Я поднял голову и увидел знакомое лицо.
— Упс…
— Разве это не мои вещи? — мягко поинтересовался Татсуми.
— Э-э…
Подошел ко мне и опустился на корточки:
— Боюсь, Ичиро, они мои.
— И это тоже? — сунул я ему под нос интересную находку.
— И это тоже, — аккуратно вытянул у меня из рук билет.
После пододвинул рюкзак к себе и стал складывать в него разбросанные вокруг вещи.
— Стой, чего-то я не улавливаю. Ты что, купил билет? Да как?.. — вспомнил я его сумасшедшую стоимость, а после другую важную деталь: — Нет, подожди, ты, типа, что, мазо?.. — снова призадумался и тут же осознал: — Стоп-стоп-стоп-стоп! Ты чего, гей?..
— Какая разница?
— Ну, знаешь ли… — Хотя, действительно, а какая?
— И зачем тебе мой рюкзак?
Точно! У меня же целая трагедия!
— Мазь! Мне нужна мазь! Посмотри! Наверное, ты меня заразил! — указал я пальцем на свой нос, снова готовый разрыдаться.
— И что я должен увидеть?
— Ты прикалываешься? Это же прыщ!
Подавшись чуть ближе, Татсуми забавно скосил на мне глаза.
— Да?.. А больше на ветрянку смахивает. Ты в детстве болел?
— Что?! — Отхлынула кровь от лица. — Не знаю!
— Ладно. Шучу. Извини.
— Ты! Это не смешно! — сменил я направление своего пальца и угрожающе наставил кончик на шутника. — Смирись, что природа тебя не только красотой обделила, но и чувством юмора! Дебил… — обиженно вскочил на ноги и, выдрав из кармана брюк телефон, включил фронтальную камеру, испуганно осмотрев все лицо. Других пятен не увидел и только после этого понял, что сказал. К щекам активно прилила кровь, извиняться я, естественно, не собирался.
Обиды Татсуми не показал, просто поднялся и протянул мне заветную баночку. Я тут же схватил мое спасение и попытался его открыть, но крышка только проворачивалась:
— А-А-А!
Татсу спокойно забрал у меня крем, откупорил и вместо того, чтобы вернуть, макнул в белую субстанцию подушечку указательного пальца:
— Тшш… — заставил меня замереть. Осторожно коснулся переносицы и, закрыв банку, кинул в рюкзак. — Все.
Я очухался:
— Почему… не открывалась?
— Тут колпачок с предохранителем. От детей, видимо, стоит. — Безобидный смешок. — Надеюсь, поможет. Просто она противоаллергенная, а у тебя, скорее всего, стресс.
— Все равно…
— Ладно. Надо идти. Ты ведь сможешь работать?
— Не уверен, но я постараюсь. Хотя лучше отгул, наверное, взять.
По лицу парня снова пробежала улыбка. Видимо, он и вправду решил, что я шучу. Пройдя на выход, Татсуми приглашающе открыл для меня дверь. Я не сопротивлялся — потопал в зал, но тут на меня снизошло:
— Эй…
— Мм?
— Спасибо, — выжал под нос кислое, как сок незрелого апельсина.
И получил вслед самым ласковым тоном в мире заботливое:
— Не болей.