От вида знакомых вытатуированных крыльев на широкой бугристой спине, набрать полную грудь воздуха почему-то не выходило. Чувство стыда и позора, скомкавшиеся где-то в районе солнечного сплетения, сдавливали нутро и не позволяли сделать полноценный глубокий вдох. Шеф обернулся через плечо с совершенно прозаичным видом и все равно заставил меня трусливо отшагнуть к выходу. Крылья исчезли за тканью белоснежной рубашки, я, пытаясь прийти в себя, громко сглотнул.

— Далеко собрался? — произнес шеф своим самым умиротворенным голосом и впервые за все время нашего с ним знакомства так пристально на меня взглянул. Хотя нет. Вру. Не впервые… Только в этот раз свои глаза я смиренно опустил.

— Д… домой… Мне же к двенадцати.

— А я думал, ты коллегу своего ищешь. Он же тебе завтрак обещал.

— Ну, д… да.

— И давно ты заикаешься?

— Я не заик… каюсь.

— Спокойно, я тебя не съем, — усмехнулся босс, чуть приподняв острый подбородок, и вдел маленькую черную пуговицу в невидимую на воротнике петлю. — Боюсь, не переварю.

— Спа… сибо.

Шеф снова глумливо фыркнул, как-то обреченно помотал на меня головой и, переключившись на рукава, принялся их подворачивать.

— Я правда никому не скажу, — не выдержал я этой удушающей неопределенности, вообще с трудом понимая, что сейчас чувствую.

— Конечно не скажешь. Ты ведь знаешь правила или… все-таки нет?

— Слушайте, я облажался. Ладно? Но мне достаточно того, что свидетелем моего позора стали вы. Можно я пойду?

— Иди. Правда хотел попросить тебя на кухне мне сегодня помочь.

— А? — смыла мое смятение всего лишь пара на волнующую тему фраз.

— Сможешь либо уйти раньше, либо посчитаю тебе, как дополнительные часы.

— Вы серьезно сейчас?

— Вполне, — закинул шеф на плечо поварскую бандану и, открыв дверку узкого металлического шкафчика, вытащил стопку похожих на его вещей. Сунул мне в руки сложенную форму: — Две минуты.

— Доброе утро, — донесся со стороны двери голос моего «завтрака» и, мое воодушевление вернулось ко мне окончательно в полном и даже больше объеме.

— Хорошо, пять, — закатил шеф глаза к потолку и двинул на выход.

— Да, босс! — проводил я его взглядом и, не в силах сдержать эмоций, заулыбался пришельцу во все тридцать два. — Он попросил меня ему помочь…

— Здорово, — ответил Татсуми улыбкой куда скромнее моей. Улыбались при этом в основном глаза.

— Ты дурак? Если я ему понравлюсь, а я ему обязательно понравлюсь, пахать тебе в зале одному всю оставшуюся жизнь.

— Это не главное.

— Мда… — Кажется, парень безнадежен. — Ты точно дурак. Это мне? — мотнул я подбородком на небольшой ланч-бокс в его руках. Забрал, не дожидаясь ответа не из-за отсутствия совести, а времени на то, чтобы нормально поесть, и, сняв крышку, запихал в себя овощной, как оказалось, пресный ролл.

— Только не торопись, — поддел Татсуми кончик моего носа средней костяшкой указательного пальца, в очередной раз умудрившись с легкостью меня к себе расположить. Меня тут же потянуло на откровение.

— А ты мне сегодня приснился, кстати говоря.

— Я? — прошел Татсу вглубь раздевалки и, опустив свой рюкзак на скамью, сел рядом с ним. Поставил локти на слегка раздвинутые колени, а руки с умным видом сцепил в замок у рта. — И о чем был сон?

— О чем?.. — осмотрел я углы комнаты, определяясь, признаваться парню или нет, и решил рискнуть, заинтригованный чужой реакцией: — О БДСМ…

Голова Татсуми медленно склонилась набок, парень забавно несколько раз подряд быстро моргнул и со звуком проглотил слюну — под тонкой кожей на шее дернулся острый кадык. В итоге я смилостивился:

— Шучу. Не помню. Но там точно был ты, — запихал я в рот очередной неудачный ролл.

— Ясно, — успокоился. — Как тебе? Вкусно?

— Нет.

— Прости. На ужин просто что-нибудь тебе куплю.

Чужое откровение заставило меня перестать работать челюстями. Я виновато бросил взгляд в ланч-бокс и, вспомнив свой первый опыт в кулинарии, почувствовал себя излишне честным мудаком.

— В смысле… нормально. Просто… кусочки слишком крупные. Я обычно все куда мельче рублю, — попытался я натянуть улыбку и в качестве извинения положил в рот третий рулет. В конце концов через силу запихал в себя все и, быстро переодевшись, позорно сбежал.

О боги. Он приготовил это сам… И наверняка, решив не тратиться, слил мне остатки своего неудавшегося ужина. Ну да, других причин просто нет.

Пройдя на кухню и увидев шефа вновь, я почувствовал, как в голову лезет клубное приключение. А точнее мысль о том, что человеку, чуть буквально не отымевшему меня посторонним предметом и, хуже того, пытавшемуся меня засосать, до моих психологических травм нет совершенно никакого дела. Словно я не жертва его заскоков, а так, чисто мимо тогда проходил. Язык просто чесался прояснить ситуацию, ну или хотя бы услышать в качестве извинения элементарное «ну прости-и-и».

— Шеф, насчет того, что произошло…

— Ты сюда болтать пришел или работать? — отрезал босс высокомерно, в момент сбив с меня спесь.

— Работать.

— Тогда приступай. Посторонние мысли на кухне? Нет. Душевные переживания? Нет. Не готов думать о работе двадцать четыре на семь? Значит это не твоя работа.

— Да готов я все!

— Эмоции? Вон.

— Я готов, — произнес я сквозь стиснутые зубы, сжав за спиной ладони в кулаки.

— Тогда вперед.

— Да, шеф, — проглотил обиду, словно невкусный овощной ролл, и приступил к обязанностям, сделав максимально непринужденную физиономию.

Получив пару-другую ерундовых заданий, я без особого труда справился на пять из пяти — по моему скромному мнению и из ста — по мнению моего надзирателя. Придирался семпай к мелочам: взбитый белок недостаточно белый, сахарный сироп недостаточно сладкий, фрукты помыты отвратительно, ножом я работаю, как рукожоп. И это всего лишь в первые полчаса. Вот он, настоящий садюга! Так и видел, как из его башки прут рога. Но, несмотря на подобные измывательства, во мне появились они — вдохновение и чувство удовлетворенности. А о мелком недоразумении в клубе я как-то вмиг позабыл. Правда после обеда вспомнил, ибо меня снова отправили в зал. Я особо не сопротивлялся, ведь сделал сегодня ну просто огромнейший шаг вперед. Понял, что сделаю два таких же завтра, а в понедельник реализую свой грандиозный план — приготовлю для босса что-то фееричное, и место су-шефа стопроцентно станет моим!

Гордо выплывая с кухни, я пересекся взглядом с вернувшейся на кассу Наной и, все еще тая обиду за ее неприятные высказывания, показал ей язык. Она фыркнула вбок с усмешкой, скопировав своего рогатого родственника, и так же обреченно помотала на меня головой.

— Держи, перекуси, — перехватил меня Татсуми на подходе к раздевалке и сунул в руки блюдечко с шоколадным Маффином. — Прости за роллы.

— А?

— Не торопись. Чай будешь? Я принесу, — закрыл за мной дверь, не дождавшись ответа, и оставил меня наедине с моим потрясением. Это как?..

Опустив зад на скамью в легкой степени ошеломления, держа в руке шоколадный десерт, я вспомнил свой никчемный завтрак и уже честно засомневался в том, что приготовили его не персонально для меня. Почувствовал, как начинаю превращаться во что-то желеобразное, шлепнул себя по щеке и постарался не терять самообладания и уж тем более не воспринимать воспитанность, как безумно милый флирт. Это всего лишь пирожное. Это всего лишь Татсуми. Это всего лишь приготовил шеф.

Шеф…

Татсуми. Шеф…

О боже! Билет!

Ненароком вспомнив книгу и свою в ней находку, я представил себе последствия этой неминуемой встречи и, вмиг забыв про угощение, рванул на себя дверцу чужого шкафчика. Сцапал бордовый рюкзак и выпотрошил его содержимое на пол. Само собой разумеется, билета я там не нашел. Зато мой очередной приступ любопытства снова не остался незамеченным.

— Ты наглеешь, — вошел в раздевалку Татсуми с обещанным чаем в руке.

— Я искал… ее… — вскинул руку с мазью в воздух, глупо оправдываясь.

Татсу спокойно поставил чашку на лавку и, забрав у меня баночку, аккуратно ее открыл:

— Хорошо. Ты можешь ее забрать, — макнул палец в белую субстанцию и легонько коснулся центра моей переносицы. После чего ласково вложил в мою ладонь крем, слегка сжав ее двумя руками. — А теперь убери все обратно, пожалуйста, и попей чай, — потрепал меня по темечку, поднялся на ноги и, даже не пытаясь меня отчитать, вышел в зал.

С этим парнем явно что-то не так. Решив выяснить причину его неиссякаемого снисхождения, я сцапал первое, что попалось под руку — маленький исписанный с пожелтевшими страничками блокнот. Номера телефонов? Так еще делают? Зачем?.. Для этого же мобильные существуют. Видимо, не в мире Татсу… Хотя… Да ладно! У него, что, его вообще нет? С ума можно сойти. Осознав удивительный факт, я нашел чистый разворот, взял с пола маркер и написал буквами покрупнее свое имя, а рядом номер мобильного, не без намека подытожив: «Звони, когда тебе будет одиноко…» Поржал. Кинул блокнот в рюкзак.

Второе — плеер. Сунул в уши наушники-капельки и пробежался по плейлисту. Все оказалось довольно печально, в том плане, что музыка была там очень даже ничего, но сплошные медляки, от которых возникает навязчивое желание покончить жизнь самоубийством. Выключил девайс и кинул его в свой шкаф. Надо ему чего-нибудь пободрее закачать, а то уж больно он меланхоличный ходит. Еще повесится, не дай бог.

Третье — паспорт. О-о-о… Готовый ко всему, в частности к страшной фотографии, которая преследует в удостоверении личности по жизни обычно каждого второго, в том числе и меня, я отвел руки с документом на максимально возможное расстояние от лица и боязливо прикрыл глаза. Ну, давай, убей меня адски страшная фотка! Я готов! Раскрыл паспорт. Разомкнул веки. Сдвинул брови. Присмотрелся. Охренел. Это точно он?.. Пробежался взглядом по имени. Убедился. Снова залип. Какой симпатичный… Взглянул на дату рождения. Сделал сложный расчет в уме. Насчитал привлекательные двадцать пять. Хмм… Снова полюбовался фоткой миловидного подростка, заценив чистую кожу и добрые с яркими искорками глаза, и бережно положил документ во внутренний карман сумки.

И четвертое — книга, небольшая, посеревшая, будто перечитанная раз пятьсот. Быстро пролистал, понял удручающий и одновременно веселящий факт — сборник хокку*. Да ладно! Эта чушь? Заметив на некоторых страницах пометки салатовым маркером, задержался на одной такой. Прочел. Что за бред? После — другую. Смутился, но не заржал. Сосредоточился… Проникся… Резко вскочил: о стену в раздевалки громко грохнула дверь.

— Работать! — заголосил влетевший в комнату шеф. — Быстро! Я что, давал тебе перерыв на обед?!

За широкими плечами шефа мелькнула высокая фигура того, кто этот перерыв мне действительно дал. Я спрятал приготовленный мне чай за чужой сумкой и включил дурака:

— Вообще-то у меня травма средней степени тяжести, семпай. Думаю, мне не стоит перенапрягаться, — указал пальцем на свой прыщавый нос.

— Сейчас у тебя будет травма высшей степени тяжести, там же, если не приступишь к своим обязанностям! Быстро в зал!

***

Задрав короткий рукав своего лилового до пупа топа, мелкая, сидя жопой прямо на стойке в не самой удачной позе, демонстрировала Татсуми миниатюрную татушку-бабочку на правом костлявом плече. Из-под белой юбки-матроски помимо излишне оголенных ляжек торчали белые трусы. Похоже, девочка, осознавая, что ей «повезло» проводить будни в обществе аж трех мужиков нетрадиционной сексуальной ориентации, один из которых и вовсе ее недалекий родственник, явно не парилась относительно своего вульгарного поведения. Вот оно, трудное детство.

— Подарок папы. Главное — знать подход, — подмигнула Нана Татсуми не по-детски кокетливо.

— Красивая, — заключил тот с улыбкой и погладил мелкую по темечку, как совсем недавно меня.

Так. Не понял. Меня что, воспринимают, как дитя? Да хорош! Взяв на заметку исправить сей удручающий факт, я, пока не забыл, подъебал хамку:

— А еще красивее будет, когда ты вымахаешь, отъешься на фоне любовных мук, после резко сбросишь, и твоя однодневка превратится в расплющенную моль.

— Дурак! — заистерила та.

— Якудза! — сморщил я нос с отвращением.

— Она стирается, лошпед ты верующий. Но пирсинг я сделаю все равно.

— О, у меня есть, кстати. Хочешь покажу? — подцепил я подол своей черной футболки и угрожающе поднял до середины груди под чужой противный визг.

— А-а-ай! — накрыла Нана лицо ладонями.

— Визжишь, а сама трусами светишь во все стороны.

— Это шортики, слепой! — задрала свою матроску, предъявляя сомнительного вида доказательство.

— Буэ…

— Сам ты «буэ»!

— Не ругайтесь, — усмехнулся на нашу стычку Татсуми и, водрузив рядом с ляжками мелкой коробку с тортом, принялся записывать адрес на оранжевом стикере.

— Но он первый начал!

— Ябеда! Иди папочке еще расскажи!

— Пфф! Па-а-ап! — бессовестно заорала мелочь на все, благо, уже закрытое кафе, — а новенький мне сосок свой показал!

— Что ты сделал? — выплыл шеф с кухни с таким видом, будто снова попытается меня отыметь, очевидно коробкой с еще одним тортом в руке.

Я не растерялся:

— А она пирсинг делать собирается без вашего разрешения. Хотел ей возможные последствия показать. Воспаление…

— Пирсинг?

— Он врет! — заверещала мелкая, жутко покраснев.

— Так, — схватился шеф за переносицу. — Нана — в машину. Токояма — домой. — Татсуми… Осилишь? — поставил перед ним второй торт.

— Да, шеф. Не вопрос.

— Тогда до завтра. Токояма — к девяти. И не опаздывай.

— Да, шеф! — проводил взглядом босса в раздевалку, проигнорировал торчащий на прощание из мелкой язык и забрал из рук Татсуми одну коробку. — Я помогу.

— Не стоит. Иди домой. Поздно уже.

— И что? — осведомился я с таким пренебрежительным видом, что, мамой клянусь, если он скажет что-нибудь про детей, я ему сам этот торт куда-нибудь запихаю.

Не сказал.

— Тебе, наверное, нужен постельный режим.

— Ну, в какой-то степени ты прав, — вспомнил я о своем сексуальном кризисе. — Но я помогу, — последовал за аппетитной попой моего коллеги, радуясь приятной компании все же в его лице.

— Слушай, где ты взял билет?

Благополучно избавившись от одного торта, мы неторопливым шагом лавировали среди шумных толп спешащих домой или напиться в бары до посинения, умудоханных работой «белых воротничков». В основном молчали. Либо я иногда вырыгал какую-то бессвязную ерунду, пытаясь подвести разговор к сути важного дела. Подвести по-человечески не получалось. В итоге спросил как есть.

— Билет?

— В «Онигокко». Он же целое состояние стоит. И даже не говори мне, что ты его купил.

Чуть пригнувшись к моему виску, Татсуми таинственно прошептал:

— Украл.

— А в это я не поверю тем более.

— Тебе не угодишь.

— Хорошо. Тогда другой вопрос: зачем тебе это? Это же не для тебя.

— Посмотрим.

— Посмотрим?

— Кто знает.

— Серьезно. Не ходи, — неожиданно даже для себя перешел на несколько приказной тон.

— И почему тебя это так беспокоит?

— Просто знаю, что там… то есть слышал, что там происходит. И это кабздец какой трэш. Тебя там, блин, так отымеют, что мало не покажется.

— И?

— В смысле «и»? Ты не расслышал, что я сказал?

— Дай угадаю. Хочешь, чтобы я отказался от билета и отдал его тебе?

— Ну уж нет!

— Прямо уж нет?

— Да правда! Это же грубая, животная, грязная ебля! Омерзительно… А самый потрясающий секс у тебя будет с кем?

— С кем?

— С любимым человеком. С кем… Даже если этот секс будет грубой, животной, грязной еблей.

— Не ругайся.

— Просто цитирую. Это мне друг один сказал. — «Очередной Рогатый» — прозвучало в голове. — А он точно шарит в этой мути.

— Когда это ты поверил в то, что меня может кто-то полюбить?

— А?

— Не ты ли мне вчера говорил что-то про мою неприглядную внешность?

Вопрос, скорее риторический, привел меня в ступор, и я слегка одеревенел. Вспомнил мои в честь Татсуми щедрые комплименты, постыдился того, что он их не забыл, и почувствовал жар в щеках. Уставился под ноги и неловко забубнил:

— Ну… да, возможно, ты не совсем в моем вкусе. Но это ведь не значит, что ты не понравишься больше никому. К тому же… внешность вообще не главное. Красота, типа, внутри. Или как там говорят?.. А судя по твоему поведению, у тебя с внутренним миром, уж точно получше моего будет, — пристыжено закусил губу. Снова ощутил неловкость из-за жалких попыток оправдаться и понял, что пора переводить никчемные сантименты в шутку: — В принципе, сейчас, когда я тебя получше узнал, я даже, наверное, могу представить, если хорошо поднатужиться, как мы с тобой… занимаемся сексом, — с мечтательным видом уставился в небо, мысленно хохоча. Прикинул, что сейчас испытал он, услышав такое откровение. — Более того, я, наверное, даже не прочь побыть сверху. Думаю, у меня получится, — смех попер наружу. — Если хочешь, могу тебя даже отшлепать или, чего ты там любишь… — Вспомнил сон и, не заметив, как глупая фантазия вдруг стала предложением, немного опешил, перестал заливаться и оглянулся через плечо. Вот только Татсуми за ним не оказалось. Слегка опустив взгляд, я напоролся на морщинистое лицо старушки лет семидесяти, у которой, судя по ее недвусмысленной улыбке, к сожалению, со слухом было все окей. — Ой, бабуля, простите. Но уже точно не в этой жизни, — повертел я категорично головой.

— Грубиян! Черт бы тебя побрал! — бабуля размахнулась и треснула меня своей маленькой, но по ощущениям, будто там лежат два кирпича, сумкой, приняв «комплимент» на свой счет.

— Э-э, пардон. Я, типа, свою жизнь имел в виду, — крикнул, лихо потрусившей вперед, старушенции. — Поверьте, ваш возраст меня вообще не смущает! Только пол! Я же как бы ге-ей… — снизил децибелы, отчего-то вдруг постеснявшись толпы. — А двинула, блин, что надо. Садистка бы из нее шикарная получилась, — потер ладонью место удара на плече, озираясь по сторонам. Мой коллега-растяпа предпочел моему откровению завязывание на переходе шнурков. Я раздраженно закатил на парня глаза. Зря только распинался, получается.

— Эй! Нашел место… Давай быстро сюда! Сейчас красный загорится, — окликнул сидящего посреди зебры Татсуми, но из-за стоящего шума вокруг и прилично разделяющего нас расстояния остался неуслышанным. — Татсу! Уйди с дороги, блин! Ты дурак?

Разобравшись с обувью, Татсуми не торопясь взял коробку с тортом и вместо того, чтобы взглянуть на машущего руками идиота-меня, решил снять соринку со своих задрипаных брюк. Да он издевается.

— Татсуми, ты идиот?! Или как?!

Благодаря нескромному сравнению на меня наконец-то обратили должное внимание — чуть приподняли вопросительно бровь.

Чувствуя неладное, я повернул голову в строну двух огромных ярких глаз красного дьявола — пожарной машины, кажется, даже не собирающейся тормозить. Вдруг понял, что пожелание старушенции сейчас сбудется, правда не в отношении меня, и в панике запрыгал на месте.

Мой нереально тормознутый дружок встал по центру улицы как вкопанный и сделал пару неуверенных шагов вперед, оказавшись четко на середине перехода.

— НАЗАД, ДУРАК! НАЗА-А-АД! — зажестикулировал я руками как припадочный.

— Ты чего?.. — прочитал по его губам.

Ну что за кретин?!

До места трагедии машине оставалось метров двадцать, мне — порядка семи. И я, решив состроить из себя супергероя, рванул совершать подвиг.

Преодолев разделяющее нас расстояние в несколько огромных прыжков, я бросился на парня всем своим весом и ближе к тротуар примял его к земле, успев подложить под его голову свою вскоре загудевшую от боли ладонь. Открыв рот в немом оре, я оглянулся на приближающийся транспорт, и он, сука, не доехав до нас метров пять, свернул вбок.

— Ичи, тут дорога перекрыта. Вон знак стоит, — указал Татсуми подбородком на тот самый знак, барьер и для особо «одаренных» регулировщика-полицейского неподалеку.

Мысленно записав себя на прием к психиатру, я продолжил беззвучно орать, упав лбом на мощное плечо.

— Извини, — приподнял он голову, позволив мне вытянуть из-под нее набор ободранных костяшек. — Очень больно?

— Ерунда, — просипел я с трудом.

— Тебе надо в больницу.

— Зачем? Шеф все равно нас прикончит. Торту стопудово хана.

— Вроде жив, — поднял Татсу коробку с земли и осмотрел десерт на наличие повреждений через маленькое прозрачное окошко.

— Точно?

— Точно.

— Фух. Кстати, я же говорил, что сверху смогу, — решил я разбавить несуразность ситуации глупой шутейкой.

— Прости?

Поняв, что последнюю пару фраз о моем предложении нагло украла старушенция, решил забить.

— Ладно, неважно, идем, — оторвал я корпус от чужого крепкого подо мной тела, но тут же вжался в него вновь. На поясницу легла и примяла меня к жесткому животу расправленная горячая ладонь. — Ого… Не понял. Так понравилось?

— Боюсь, что да.

— А?..

— У меня проблема.

— Как… — не успев произнести вопрос, я ощутил невероятное — что-то настойчиво упирающееся мне в пах. — Уопаньки!

— Ичи, пожалуйста, — жутко он порозовел.

— Это у тебя на меня такая до боли приятная реакция?

— Десять секунд. — Глубоко вздохнул.

— Уоу-уоу-уоу! Да ты меня сейчас насквозь продырявишь!

— Ичи, не мешай, прошу.

Я весьма польщенный, пошел на компромисс и довольно поджал разъезжающиеся в улыбке губы.

— Молодые люди, уйдите с дороги. Вы же мешаете, — принялась возмущаться неожиданно возникшей дополнительной, уже явно лишней, преграде на пути негодующая толпа.

— Прекрасно. Мы всех бесим.

— Тш-ш, — обхватил Татсуми мое лицо как-то не по-дружески и приложил большой палец к моим губам.

Пока парень отсчитывал секунды, пытаясь унять несвоевременную эрекцию, я залип на совсем незаурядных чертах лица. Сравнил их с теми, что видел на фото, представил на щеках давно отсутствующий детский жирок, узнал добрые глаза и снова залюбовался. Убрал с его лица тонкую прядку и задвинул за ухо. Вспомнил сборник глупых хокку, вспомнил, как Татсу постоянно заботливо мажет мне нос мазью, вспомнил, невкусный ролл, вкусный Маффин и невыпитый чай и, убрав чужую ладонь с лица, но оставив с своей руке, тихо поинтересовался:

— Придешь завтра в половину девятого?

— Хорошо.

— А что мне купишь?

— Хочешь, дам сегодня денег, купишь что-то завтра сам?

— Тогда ты придешь к двенадцадцати?

— Очевидно.

— Нет. До завтра я точно не дотерплю.

— Мм?

— В смысле… точно сегодня все слопаю.

— По крайней мере, честно.

— Завтра зарплата, кстати. Так что часть долга я тебе верну.

— Хорошо.

— Хотя… мне надо коммунальные оплачивать. А еще на бензин где-то брать… — состроил я несчастное лицо и провел большим пальцем по тыльной стороне его ладони. — А что, если всю следующую неделю завтраки тебе буду готовить я?

— Хмм… Звучит вкусно, — заискрились темные глаза неподдельным энтузиазмом.

— Правда? Значит, всю неделю завтраки… и ужины по возможности с меня. Класс, — легко я отделался, все же выпустил его ладонь и решился на очередной личный вопрос: — Ты со всеми такой ласковый?

— Что ты имеешь в виду?

— Вчера меня по темечку потрепал. Сегодня мелкую.

— Не со всеми.

— А с кем? С детьми?

— С людьми, которых я считаю милыми.

— Это Нана-то милая? У тебя просто отвратительный вкус.

Татсу по-доброму усмехнулся и нежно коснулся моей переносицы.

— Опять у тебя нос розовый, — улыбнулся он глазами.

— А?

— Твоя краска с челки… Она тебе на нос сползает. Поэтому и прыщик появился. У тебя, наверное, тоже аллергия на краску. Купи другую. Или перестань вообще ею пользоваться. Тебе это не нужно.

Под пристальным взглядом чужих проницательных глаз, я опустил свои в диком смущении и, напоровшись на напоминающие лук Амура губы, замяукал мысленно. Тело на комплимент отреагировало по-своему.

— Превосходно. Теперь и у меня встал, — признался я вслух, вспыхнув в чужих руках подожженной спичкой.

— Мм? — выпучил Татсуми глаза.

— Я возбужден, — поджал я губы, отказываясь верить в происходящее.

— Из-за носика?

— Да конечно. Не фиг было в меня своей ракетой тыкать!

— Прости.

— Черт…

— Это проблема? Джинсики в обтяжку вроде бы, — оттянул деним в районе моего бедра.

— О да, вперед. Шлепни меня, детка. Ущипни еще разочек. Усугуби ситуацию. Не стесняйся.

Мой саркастичный высер вызвал в парне приступ восторга. Татсуми заулыбался во все двенадцать (а в его случае это большой прогресс), по упругому телу пошла легкая вибрация.

— Слушай, ты мне сейчас вообще не помогаешь. Вот прямо совсем.

Сквозь толпу протиснулся полицейский:

— Молодые люди, вы нарушаете общественный порядок! Немедленно освободите дорогу!

— Улыбнись пошире, а?

— Мм?

— Улыбнись! Когда я вижу твои зубы, во мне умирает все живое, — волнение само собой вылилось из меня очередной хамской фразочкой. — Дава-а-ай! — помог я ему пальцами, залюбовался клыками и отчаянно застонал: — Черт, не работает. Наверное, я к тебе слишком привык. Привык?.. Спустя четыре дня? Это же смешно!

— Молодые люди! Я прошу вас пройти со мной в участок!

Толпа негодовала. Большая часть зевак, судя по всему, просто хотела на нас поглазеть.

— Идем, — бодро произнес мой друг. — Если кто будет смеяться, я его укушу.

— Ну хоть какой-то бонус, — крутанул я глазами в орбитах и решил-таки встать.

— Это он! — раздался знакомый кряхтящий голос в толпе.

Обернувшись, я увидел ее — «доброжелательницу», которая треснула меня своей сумкой в недавнем прошлом, тычущую в жестоком настоящем в направлении моего конфуза своим скрюченным сухеньким пальцем.

— Это извращенец! Он мне минуту назад предлагал с ним переспать!

— Чего?! Бабуль, вы совсем? Да в гробу я вас видел! — поймал грозный взгляд блюстителя закона и в следующую секунду уносил ноги прочь, утянутый сквозь негодующую публику сильной горячей рукою.