Кензи
— Когда же ты уже заткнешься, зай? — устало прокряхтел Сеито, бухнувшись носом в подушку и попытавшись то ли закрыть ею уши, то ли себя придушить. Надеюсь, все же второе. Если он увидит яркие полоски света между гардинами, первым трупом здесь стану я.
О приключениях брата в клубе и кафе Сеито рассказал мне якобы все вчера, но то, что где-то меня все-таки наебали, меня осенило ночью. Благополучно лишившись сна, я мужественно пихнул милого в бок и принялся его пытать, мысленно рисуя на потолке картину всех произошедших с Ичиро событий.
— Погодь. То есть ты говоришь, что порекомендовал владельцу забегаловки Ичи, дабы его точно приняли.
— Мм.
— Но при этом подсунул брату билет в клуб, зная наверняка, что они там пересекутся.
— Мм.
— И где логика?
— Я думал, это их сблизит.
— БДСМ?
Сеито глумливо прыснул и открыл на меня один хитрый глаз.
Я психанул:
— Да хорош! Колись, блин, уже давай!
— Ладно, тогда по факту, — приподнялся он на локтях, — твой брат ну очень не простой человек, и терпеть его замашки можешь только ты.
— И?
— Работа, Кензи? С таким характером он бы никогда ее не нашел.
— Не нашел…
— Или нашел бы, но при условии.
— Это каком?
— Допустим… шантажа, — невинно похлопали на меня ресницами и презентовали кокетливую улыбочку.
Я завис в ожидании продолжения, не совсем понимая, что он имеет в виду. Сеито на мой затуп осуждающе закатил к потолку очи:
— Ладно. А если так: Нана не в курсе, чем занимается Кента в клубе.
Я поразмыслил еще чуток и откинул челюсть:
— Вот же ты га-а-ад!
— Правда твой братишка оказался лучше, чем я о нем думал.
— Зато ты в моих глазах как-то вдруг захерел.
— Будто не знал, с кем связываешься, — беззаботно плюхнулся на подушку, подобрав под нее руки, и отвернулся к окну.
— Но ты ж своих, можно сказать, готов был подставить!
— Ичик мне гораздо ближе.
— Точнее, ты просто отвязаться от него хотел.
— Гы.
— Уау.
— Я сплю.
— Стой!
— Блять, — изнеможденно перекатился на спину, после на бок и подпер ладонью висок. — Ну?
— Что значит «я же тебе говорила»?
— Не понимаю, о чем ты, — клишированно отмазался, даже не пытаясь скрыть, что врет.
— Выкладывай.
— Может, не стоит?
— Давай-давай.
— Окей. Ты сам напросился.
— Угрожаешь?
— Короче…
— Ну.
— Прихожу я как-то в кафе.
— Как-то?
— Месяц назад.
— Опа.
— Нет, два.
— Хмм.
— В общем, мы с тобой на тот момент уже мутили.
— Ясно.
— Нана срочно пригласила.
— Без меня?
— Сейчас все поймешь.
— Ладос.
— Короче, целуемся мы, обнимаемся, и тут она говорит…
— Чего?
— «Дайски, это Татсуми. Татсуми, это Дайски…» — поджал губы и вздернул высоко одну бровь.
Мои же обе поползли на макушку:
— Ах-хуеть!
— Я такой, типа: «Э?..»
— Жесть.
— Смотрю на него. Он на Нану. Нана на нас.
— Капец.
— Я сразу извинился, конечно, сказал, что, ошибочка, мол, вышла. Дескать, я человек занятой. Он такой, типа, я тоже не ожидал. В общем, похихикали над дурочкой, разошлись, ну она и обиделась.
— На меня.
— На меня. Я ж ей не говорил, что судьбу свою встретил. Примерно понимал, как она отреагирует.
— Но при этом она тебя сосватать пыталась.
— Ну, понравился ей Татсуми. Что ж теперь? Сказала, что лучше я точно никого уже не встречу.
— Прямо от души ляпнула.
— Ага. А после я подумал…
— Че добру пропадать?
— Точно! Вспомнил Ичи, тему про волосы и решил, а дай-ка я с Кентой поговорю. Ну и, собственно, вуаля!
— Охренеть.
— Видишь, какой я у тебя молодец.
— Ты у меня ебанутый интриган.
— Как пожелаешь. Спокойной ночи, заебыш ты мой неповторимый, — потрепал меня за щеку полюбовно и снова попытался лечь спать.
— И откуда ты знал, что это сработает?
— Да не знал я! — резко изменился в лице, мое очко рефлекторно сжалось. — Просто рискнул! Оказалось — судьба!
— Да Ичи с собой покончит, когда узнает, что волосатый этой судьбой тебе предназначался.
— Вот и не вздумай ему об этом говорить, если хочешь, чтобы пупсик был счастлив, — заправил край одеяла под мышку, сладко сопнул, закрыв глаза, и я замолчал. Ровно на две минуты…
— Зря ты, конечно, все это затеял, на самом деле.
Пауза.
— Почему это? — снова вылупился на меня негодующе. Кажется, сон от него все-таки ушел.
— Работу с личкой смешал. Теперь он в жизни не сможет сосредоточиться на кухне. А если бы не волосатый, давно бы уже свои куличи там благополучно лепил.
— Ага. А после Кенте бы что-то не понравилось, Ичи бы психанул, и финита ля комедия. Или шантаж… Может, до шантажа и не дошло только из-за волосатика. С Татсуми он перевоспитается. Уже перевоспитывается. С кем поведешься, от того, как говорится, и наберешься.
— Хочешь сказать, я был хреновым братом?
— Ты лучший брат в мире, но как пример для подражания ты, честно, отстой. Отвечал на агрессию агрессией.
— Я его защищал!
— Умница. — Снова ласковое прикосновение к щеке.
— А этот — терпила.
— В данном случае это плюс. Сам представь, если куколка реально влюбится, будет делать все, чтобы удержать Татсуми при себе. И наоборот — все, чтобы удержаться с ним рядом. А значит, придется босса терпеть. Иначе не работать Ичи рядом с любовничком. Он же собственник по натуре. Все логично. Так что я все еще молодец.
Представив брата счастливым, я вмиг простил Сеито все его грешки и потянулся к его самым сладким в мире губам за поцелуем. Но внимание сексапила привлек задребезжавший на тумбе телефон. На экране высветилось «Обезьянка», я невольно закатил глаза:
— Ну все, теперь она никогда не оставит нас в покое.
— Ну да. Как-то рановато она, — скривил Сеито губы и приложил раскладушку к щеке. — Доброе утро, малышка. Ты чего не спишь?.. Сколько?! — резко принял положение сидя. — Половина девятого?! Кензи, ты опять будильник отрубил?! — процедил сквозь зубы, ноздри угрожающе заколыхались, словно паруса на ветру.
— Подумаешь, прогуляем разочек.
— Я те дам «прогуляем»! Быстро в универ! — вскочил с постели и, подобрав с пола мой балахон, отправил его в мою сторону.
— Не хочу-у-у…
— И не говори… — сказал он в трубку осуждающе, явно соглашаясь с малолеткой, предполагаемо окатившей меня порцией дерьма, а после застыл на месте как-то недоуменно. — Мм… Мм… Ясно… Окей. Спасибо, малыш. Целую. Пока, — договорив, сбросил вызов и с тревожным видом повернулся ко мне. — Звони братишке, зая. Что-то случилось.
— Что? — Сразу замелькали в голове страшные кадры какого-то фильма-катастрофы.
— По ходу, ему нужна помощь. Психологическая.
— Она-то откуда в курсе?
— Татсуми сказал.
— Поня-ятно. Свел, блять, поздравляю.
— Просто куколке надо с кем-то поговорить. Сейчас все уладим. Звони.
— Не, я пас.
— В смысле, блять, ты пас?! — получил я портками в лицо.
— Если у Ичи депрессняк, то это пиздец, — послушно сгреб джинсы в руки и принялся надевать.
— В плане?
— Сейчас начнется: «я стра-а-ашный», «недоразумение приро-о-оды», «первый блин ко-о-омом», «все лучшее досталось тебе, Кензи», «ненави-и-ижу»…
— Ты надо мной прикалываешься?
— Ну, как бы нет.
— Хочешь сказать, что он комплексует по поводу своей внешности?
— А ты думаешь, весь его боевой раскрас чисто хобби? Да конечно. Косая челка прикрывает глаз, который иногда дергается, когда брат на взводе. А линзы и краска, дабы внимание отвлекать.
— От чего?
— Цитирую: «От убогого носа и стремной нижней губы».
— Чего?! — сморщился так, будто я брежу.
— Никогда за ним не замечал? — затянул ремень потуже и отправился на поиски еды.
— Вообще нет. Он всегда казался очень самоуверенным мальчиком. Ты ведь надо мной прикалываешься…
— Да не прикалываюсь я! Клянусь!
— Пфф… А ты? Тоже думает, что ты страшненький?
— Не, меня красивым считает.
— Что?!
На восклицание я лишь развел руками, мол, вот такие дела.
— Да это просто смешно, — помотал на факты головой и, открыв шкаф с барахлом, принялся не спеша выбирать шмотки.
— Звучит как-то неоднозначненько…
— Зай, прости, но твой брат — ебанько.
— Думаешь, я не в курсе?
— Это поэтому он так на всех гавкает?
— Гавкает потому, что не доверяет. Говорил же уже, — залез в холодильник и, приметив пудинг Сеито, решил вкусно позавтракать. Незаметно взял коробочку с десертом, вооружился ложкой и принялся уминать. — Он, как щенок бездомный, которого обидели и на улицу выкинули. Один раз предали, теперь на всех огрызается. Был бы маленьким, может, его и приласкал бы кто. Но он же вырос и выглядит, как бешеный для большинства пес. Вот его и обходят стороной. И он отлично понимают, что обойдут. Он же сам не понял, чем людям не понравился. Думает, что это с ним что-то не так. Не любит себя. Комплексует. Парится по мелочам.
— Ути, крошечка наша, — умильно сложил руки на груди. — Щеночек… Все же давай его наберем, — взял с тумбы мой мобильник и, подойдя, обвил мой пояс со спины. — А меня с кем сравнишь? С лисенком?
— С хуенком.
— Эй.
— Падла мечтающая только о том, как бы присунуть своему несчастному парню. Скотина озабоченная. Вот ты кто, — воззвал я мысленно к Богам, когда пауза после моего красноречия затянулась.
— …ну да, я такой, — издевательски усмехнувшись, ущипнул меня за зад и мотнул подбородком на пустую коробочку от десерта: — Это, кстати, мое.
— Забей. Это невкусно. Вообще ниче не потерял, — облизнул я ложку, с аппетитом причмокнув, и получил укус в плечо.
Игриво прорычав, Сеито сунул мне в ладонь мобильный и, отходя, принялся вслух рассуждать:
— А я, кажется, начинаю понимать, откуда у него эти мазохистские наклонности.
— И?
— Может, это что-то типа самобичевания? Может, наказывает себя за то, что так по-хамски ведет себя с людьми?
— Во ты копнул. А по-моему, это тупо предпочтение.
— Или нет! — вскинул в воздух указательный палец, кажется, пропустив мою скучную версию мимо ушей. — Это он нехватку эмоций компенсирует. Любовь-то ему, типа, как бы не нужна.
— Да как БДСМ можно нехватку эмоций компенсировать?
— Ну смотри, — подступил впритык и бегло чмокнул в губы. — Как тебе?
— В смысле?.. Никак. То есть как обычно.
— А если так? — накинулся жадно, принявшись заглатывать мой рот и бешено шарить руками по телу. Ощутимо дернул за волосы и прикусил зубами нижнюю губу. После чего с трудом выкрутился из моих объятий: — Ну?
— А так как будто бы даже любишь.
— О чем и речь.
— А если так? — вцепился я в его глотку, сжал и показал оскал.
— Не нравится, — прокряхтел, ухватившись за мое запястье, вмиг порозовев. Отмахнулся, дважды кашлянув в сторону и обведя меня косым взглядом.
— Твоя версия — говно.
— Ладно, уговорил, остановимся на предпочтениях. В общем, звони давай, я тебе помогу…
***
Ичиро
Все мои старания заставить себя уснуть, отпустить ситуацию или хотя бы переключиться с мыслей о Татсуми на мою несостоявшуюся карьеру кондитера пошли насмарку. Из-за нескончаемого нытья нос заложило так капитально, что моя попытка суицида опережала мое желание ею воспользоваться — лежа я начинал тупо задыхаться. Отчего всю ночь просидел перед бормочущим телевизором, естественно, его не смотря. Иногда заглядывал в ванную освежить похожее на идеально набухший румяный бисквит лицо и промыть от слез, напоминающие две узкие полоски с фингалами из размазанного карандаша, глаза.
Ближе к утру жидкости во мне, кажется, кончились. Я перестал реветь, неожиданно почувствовал голод и, заглянув в холодильник, снова опустил уголки губ. На средней полке притягательным ароматом жареной котлеты давал о себе знать завернутый в пропитанную маслом кальку долбанный гамбургер. Я вспомнил, как заботливо мне его презентовали, снова прослезился и, схватив эту дрянь просто от обиды, принялся жрать, надеясь отравить в себе сопливого жалкого ноющего подростка. Хрень оказалось до неприличия вкусной, и я снова включил истерику. Черт, как она могла?!
Раскладывая все по полочкам мысленно, я прекрасно понимал, что отношения ближе, чем братские, точно доведут меня до психушки. Голова в этом плане работала как надо, но придурочный орган слева в груди судя по всему ее мнения не разделял. Надо вырвать его на фиг и спрятать в шкаф — положить рядом со всеми своими «скелетами». Задолбало…
Ближе к девяти меня накрыло чувство безысходности, мне срочно надо было с кем-нибудь поговорить. Хотя бы с Кензи, хотя бы о погоде, чтобы ответил, рассказал мне, какой же Сеитоши все-таки дурак; чтобы кинул на пол свою толстовку, грязные носки, попросил приготовить ему мяса, а после ужина сказал: «Брат, хавчик — огонь!», — и я бы снова стал немножечко счастлив. Но… Я просто не должен. Я сильный! И сам обязан решать свои проблемы! Проблемы? Тоже мне беда!
— Нет у меня никаких проблем! — увидел я себя, придурка, со стороны, разговаривающего с самим собою, и почувствовал, как защекотало в носу. Подтянул ноги к груди, обняв их руками, и ткнулся в колени лбом.
Вибрация.
«Братик!» — осознал я на уровне телепатии, что мой зов о помощи услышали, вскинулся взволнованно и дернул лежавший рядом телефон. Все-таки брат меня чувствует…
— Ке-е-ензи, — вложил я в ответ океан благодарности за этот от него своевременный звонок.
— Йо, бро. Вотсап, мен?
— Давай по-японски, а?
— Как делишки, братик?
— Ничего… — произнес я максимально убитым голосом, не в состоянии говорить как-то по-другому.
— Ты в норме?
— Мм…
— Уверен?
— Мм…
— Какие-то траблы?
— Да нет… — почему-то вдруг вспомнил слова Сеито о том, что пора заканчивать вешать свои так называемые «траблы» на Кензи. Я мальчик самостоятельный и, как все взрослые люди, должен решать свои проблемы сам. Все-таки отчасти этот придурок бывает иногда прав.
— А че я тогда не сплю?
— Потому что в универ надо?
— Угадал, — хохотнул брат и следом айкнул, будто ему там по башке двинули. — Выкладывай. Я ж по голосу чувствую, что ты ревешь.
— Ну, меня уволили вроде как. Сам видел.
— Из-за этого? Не заливай, а? Давай колись.
— Блин…
— Ну!
— В общем, я… То есть Татсуми… То есть мы… Короче, все плохо.
— Ни слова больше, я догнал. Братик, крути на ус. Ща будет ценная информация, — прочистил Кензи горло выразительно. — И так. Если ты не можешь рассказать все мне, то хотя бы поговори с собой, пупсик.
— «Пупсик»?
— Если ты… бля… че?.. Если ты… вру… врубился… Чего? Че это за закорючки?
— Брат! Я не понял, ты что, по бумажке читаешь?!
— Да не «врубился», дубина, а «влюбился»! — раздался отдаленный вопль Сеитоши.
— Идиоты, — ясно понял я их тупую затею.
— Бля, детка! Просто поговори с ним сам! У тебя стопудово лучше получится!
— Кензи, блин! Что ж ты такой немощный, ай-й! — заистерил блондин, после чего я услышал трехэтажный удаляющийся от брата. — Привет, сладкий.
— Пошел на хуй, — категорически не желал я выворачивать душу наизнанку именно перед этим нервотрепом. Уверен, припоминать эту истерику блондин будет мне до конца моих дней.
— Как только, так сразу, просто дай я тебе кое-чего быстренько скажу.
— Нет.
— Слушай, я знаю, что ты у нас весь такой самодостаточный и в советах других не нуждаешься. Ты даже можешь мне ничего не говорить, даже можешь не слушать. Я даже готов представить, что разговариваю сам с собой.
— Тогда пока.
— Это по поводу кафе!
— Что?.. — решил я было, что речь о должности и мне с какого-то перепуга предоставили очередной шанс. Не угадал.
— За тебя волосатенький переживает.
От слов о Татсуми я поневоле разволновался. Сердечко застучало в груди как-то уж слишком выразительно.
— Тебе-то откуда знать?
— Нана сказала.
— Пха! И ей, типа, не все равно?
— Раз позвонила, значит, не все равно! Че упрямый-то такой?! За тебя уже четверо беспокоятся!
От количества неравнодушных мне стало слегка совестно, и я снизошел до одолжения:
— Ладно, говори. У тебя минута.
— Куколка моя, не стоит бояться новых чувств, если они тебе незнакомы. Ни своих, ни чужих. Не надо их уничтожать и закапывать.
— Но, блин, Сеито! Я не хочу влюбляться! Я не хочу становиться таким же… ту… тупицей, как брат!
— Эу! — раздался возглас возмущения Кензи.
— Зайчик, поверь. До братишки тебе ой как далеко.
— Э-Э-ЭУ!
— Но, Сеито! Я серьезно! Я не хочу от кого-то зависеть! Не хочу все свободное время думать о ком-то, кроме себя! Не хочу жить кем-то! Не хочу стать одним из тех придурков, которые не могут… уснуть ночью без… без дурацкого поцелуя в щеку, — позорно хлюпнул носом, не в силах контролировать своих истинных эмоций. — Не хочу мучиться, когда он будет далеко… Не хочу страдать, когда он меня… разлюбит… Разлюбит? О боже, а если он меня вообще не любит?! А-а-а, я стра-а-ашный…
— О, началось, — опечаленно произнес Кензи, слышавший от меня подобные истерики далеко не раз.
— Солнце, да ты невероятный красавец! Я таких как ты, честно, больше в жизни не видел!
— Правда, что ли?.. — продолжал иронично возмущаться брат.
— Ну как не влюбиться в такой милый носик?
— Обычный, — вытер я его, сопливый, рукой.
— И губки.
— Пфф, — почувствовал, как краснею, и затеребил у виска свой несчастный клок.
— Сладенькие. Так бы и съел.
— Эй, привет, — снова подал голос Кензи. — Я твой парень, и я как бы тут. — Представил я, как он машет Сеитоши ладонью, а тот его категорически не воспринимает всерьез. Дураки.
— Ты ну очень хорошенький. Это, во-первых. А во-вторых, малыш, ты слишком заморачиваешься тем, что было в прошлом и тем, что будет в будущем. Настоящим надо жить! Кто же знает, что завтра будет. А вдруг на тебя кирпич упадет? Или метеорит — на Землю. А так хоть будет с кем за руку подержаться.
— Но я буду его к любому столбу ревновать. Всегда. И мучиться. Я же себя знаю.
— Ути бозеньки мои.
— А если я его попрошу? — пришла в мою голову «гениальная» идея.
— О чем?
— Чтобы он смотрел… только на меня.
— В смысле? Буквально?.. — Услышал в голосе Сеитоши испуг.
— Фигурально, блин, — сыронизировал брат. — Конечно буквально! Это же Ичиро! Не понял еще?
— Малыш, ты же знаешь, что это невозможно. Он же не робот.
— Знаю. Поэтому и говорю, я просто доведу себя этими чувствами до ручки.
— Это ты сейчас так думаешь. Ты же в отношениях нормальных никогда не был. С любовью приходит доверие, понимание, благодарность. Ты начинаешь смотреть на мир его глазами. Вот начнешь смотреть и сам поймешь, что в его глазах только ты. А сейчас ты смотришь на всех глазами уязвленного ребенка. Мне тоже за него обидно, но этот ребенок никогда не станет сильным, если всегда его жалеть. Просто начни, солнце. Попробуй. Пока рядом есть тот, кто достоин твоих чувств. Таких же людей в мире — единица, и если ты встретил этого человека, то, считай, тебе безумно повезло! Глупо будет терять его только из-за своих неподтвержденных опасений. Разве нет?
— Ну… — Всхлип.
— Поверь, детка. Это самый тяжелый, но и самый мозговыносящий наркотик, который только существует. Извини, конечно, но ты просто обязан его попробовать. Не зря же эта хрень легализована во всем мире!
— Спасибо, проблевался, — испортил момент брат.
— Заткнись, болван.
Я хохотнул.
— Ладно, зая. Давай начистоту. Чего ты сейчас хочешь?
Снова всхлип.
— Какой же ты упрямый! Тогда издалека, с твоей любимой темы. Секс был? Колись.
Я потянул еще чуть-чуть и все же признался:
— Ну… был…
— И как?
— Первая категория, — заулыбался, глотая слезы.
— Да ладно… Ащщ! Кензи, блин. Я просто за него р-р-рад! Отцепись… Хочешь повторить, солнышко?
— На… наверное.
— Хочешь его поцеловать?
— Типа… того.
— Хочешь его увидеть?
— …очень.
— Хочешь быть с ним?
— …Хочу.
— Йес! Это любовь, пупсик! И это прекрасно! Так что иди и действуй. Все зависит теперь только от тебя.
— Но мы с Татсуми разные. Мы вообще не подходим друг другу!
— Ичи, посмотри на нас с твоим братом! Мало того, что я — чистюля, а он — свинья! — Очередной вопль. — Мы, блин, два актива! Мы вообще никак друг другу не подходим! И, тем не менее, я приспособился, потому что люблю, и он скоро приспособится. Хотя уже давно мог послать меня, куда подальше с моими заебами.
— Во-во! — согласился Кензи, заставив меня хохотнуть, а еще понять, что попытку скрыть слезы и слабость от Сеитоши я благополучно провалил. Отчего плюнул на осторожность и снова заоткровенничал, уверенный, этот точно подберет нужные слова.
— Сеито…
— Да, мой сладкий.
— Мне… страшно.
— Конечно, страшно. Поэтому ты и едешь к человеку, который никому тебя в обиду не даст. Он же это вчера тебе доказал. Все еще сомневаешься?
— А если для него это только секс?
— Ох… Да даже Нана понимает, что все гораздо печальнее. Страшно его ревнует.
— Она же шибздик.
— Любви все возрасты покорны.
— Все равно…
— Ты ведь уже собираешься?
— Мм, — оторвал я свой зад от дивана и глупо заходил по комнате, сам не понимая, что ищу.
— Умница.
— И, Сеито…
— Ай?
— Этого разговора не было.
— Какого?
Я сбросил вызов, зная наверняка, я буду сожалеть о своей несдержанности еще миллионы раз. Мысленно поздравил Сеито с победой в нашей битве «недалеких» умов и постарался взять себя в руки.
Рискнул вновь взглянуть на себя в зеркало. Отодвинул с лица длинную челку, лишенную привычной розовой кляксы. Посмотрел в темные вроде бы совершенно нормальные глаза. Вспомнил слова Татсуми: «По-моему, тебе так лучше». Сделал глубокий вдох. Взял баллончик с розовой краской и новую пару голубых линз, подошел к шкафу, который очень редко открываю, и мужественно закинул все в самый дальний угол.
Добираясь к своей цели на метро, лишь изредка привлекая к себе посторонние взгляды, я вдруг понял одну элементарную вещь. А именно то, что пока я на протяжении прошедшей недели так усердно пытался сделать из Татсуми себе подобное хамло, он незаметно сделал из меня… человека. Усмехнулся над своей податливостью и его способностью на меня влиять. Непроизвольно заулыбался во весь рот и вдруг поймал ответную дружелюбную улыбку какой-то милой бабульки напротив. Хмм, а я вроде бы где-то ее уже видел…
Через час я стоял возле любимого кафе. Дверь была на удивление распахнута, словно меня здесь ждали. Заглянув внутрь, я невольно стал свидетелем забавного разговора между шефом и его драгоценным чадом.
— Нравится? — произнес шеф, стоя у барной стойки ко входу спиной.
— Очень! — призналась мелкая.
— Нет, стой. Здесь алкоголь.
— Ну пап! Зачем тогда вообще дал?!
— Не сразу понял.
— Но это самое вкусное, что ты когда-либо готовил! Пожалуйста!
Из-за спины шефа появился мой приготовленный для Татсуми мусс, о существовании которого я вообще вспомнил только сейчас. По загривку пробежал рой мурашек, от неожиданного приятного потрясения я невольно завис в дверях. После взял себя в руки, неуверенно прошел в зал и, подойдя к парочке, низко поклонился шефу.
— Простите меня, босс. Я был не прав, — уставился я на мыски собственных Найки, вспыхнув от стыда адским пламенем.
Шеф сделал паузу, помучал меня еще чуть-чуть и уточнил:
— Когда именно?
Я выпрямился, заглянул боссу в глаза, агрессии не увидел и пояснил, мямля себе под нос:
— Когда на посетителя накинулся.
Шеф отставил блюдце с муссом в сторону и по-деловому скрестил руки на могучей груди:
— Не прав ты был, когда лимон в белки сгоряча отправил. А посетитель просто… не буду выражаться при ребенке.
— Обдирала паскудная, — подсказала папе дочка.
— Да. Что?.. — испуганно обернулся на нее отец.
— Ты же сам вчера вечером его так назвал, — безмятежно сняла мелкая с пирожного паутинку карамели и отправила ее в свой грязный ротик.
Тяжело вздохнув и снова осмотрев меня с ног до головы, шеф вымолвил:
— Ладно, от ошибок никто не застрахован. Даю тебе последний шанс.
— Как?.. Правда? — вылупил я на босса глаза.
— Все остальное зависит теперь только от тебя. Сможешь думать на кухне непосредственно о работе, научишься у меня всему, чему захочешь сам.
Я потрясенно похлопал глазами на босса еще немного, после понял, что веду себя как дебил и снова сложился пополам, чуть ли не бухнувшись головой о кафель.
— Спасибо, шеф.
— Теперь быстро переодеваться и на кухню бегом.
От несвоевременного наставления я встрепенулся, вспомнил о Татсуми и знатно подвис.
— Или ты куда-то торопишься? — взглянули на меня искоса.
— Н… нет, босс, — выжал я вынужденно, буквально борясь со своими желаниями срочно сбежать, найти Татсуми и рассказать ему о своих истинных чувствах, прекрасно понимая, мне дают последний шанс именно сейчас не просто так. Сегодняшний день будет для меня испытанием и решит мою дальнейшую судьбу относительно, кажется, всего. Хотя я наверняка сойду за эти двенадцать часов с ума. А вдруг Татсуми больше вообще здесь не появится?..
Тщательно скрывая свое безумное разочарование, я кое-как дождался, когда босс отчалит на кухню, закрыл заслезившиеся глаза и убито двинул в раздевалку.
— Стой, — неожиданно тормознула меня мелкая.
Я обернулся. Увидел макушку, а еще розовые щеки, смотрящие в этот момент куда-то вниз:
— Извини за то, что тогда наговорила. Я не должна была тебе врать.
Простив девчонку еще на стадии разговора с Сеитоши, я решил прояснить ситуации, а точнее, узнать откуда эта непрошибаемая ко мне необъяснимая неприязнь. Ни за что не поверю, что дело в характере. В ней же самой хамства будет побольше, чем у меня.
— Что значит «такие, как он»?
— Мм?
— Ты в первый день сказала, когда с Татсуми разговаривала: «Просто мне не нравятся такие, как он». Это какие же?
— Как… — замялась девчонка страшно, теперь отвернулась вбок и с претензией в голосе произнесла: — твой брат.
— Чего?! Откуда ты его вообще знаешь?
— От Дайски.
— А-а… Вот откуда ноги растут. И чем же мой брат тебе не угодил?
— Просто… — вытаращилась на меня исподлобья, будто мечтает убить: — С Дайски должен быть не он.
— В смысле?.. А кто? Ты, что ли?.. — усмехнулся я в сторону. — Лолита недоделанная. Извращенка малолетняя. Интернат по тебе плачет.
— Дурак! — приняла она свой нормальный вид.
— Врушка!
Сжав губы в линию, Нана угрожающе замахнулась на меня десертной вилкой и, кажется, с трудом сдержалась, чтобы меня как-нибудь оригинально не обозвать. Я же решил ее уничтожить:
— Дашь попробовать?
— Вот еще! — жадно пододвинула мусс к себе и, отломав половину, демонстративно нетерпеливо запихала в рот.
— Так вкусно?
— Это очень-очень-очень превкусно!
— Ну так знай, это я приготовил! Балда…
Мелкая потрясенно ахнула, я, гордо вздернув нос, продефилировал в раздевалку и, захлопнув дверь, упал на нее спиной.
— Татсуми… — вытаращился перед собой, обомлев.
Потянув за провод наушников, мой краш поднял на меня голову и тихо заботливо поинтересовался:
— Привет, малыш. Ты как?
— В порядке, — страшно запылал я вновь. Кажется, скоро это будет моим обычным состоянием. Подошел к лавке, на которой сидели боком к выходу и, составив ему компанию, стыдливо уставился в пол.
— Прости, Ичи. Надо было мне сразу уйти.
— Тогда я бы точно тебе этого никогда не простил. А то, что я тебе сказал… Это я… испугался.
— Знаю, малыш.
— Не тебя, Татсуми. Просто… своих… к тебе чувств, — признался я еле-еле, после чего нетерпеливо повернулся к нему и, умоляюще скорчившись, затараторил, будто меня прорвало: — Ты можешь не уезжать? А? Пожалуйста. Останься здесь еще на чуть-чуть. А? Я слишком наседаю? Да? Знаю, — одернул себя за несдержанность и снова бросил взгляд в пол. — Ты же не робот. Не слушай меня. Я сам не понимаю, что несу, — смущенно накрыл лицо ладонями и через секунду ткнулся им в чужую грудь.
Меня ласково забрали в объятия и полюбовно чмокнули в темечко:
— Не уеду, малыш. Не переживай.
— Правда?.. — с трудом поверил я в услышанное.
— Правда. Останусь на столько, на сколько захочешь ты.
— А если захочу навсегда?
— Значит, так тому и быть.
— Правда? — буквально растаял от нежности в его объятиях, обвил руками ответно, чуть ли не окрыленный этим волшебным чувством взаимности.
— Мм, — промычал утвердительно и сжал меня крепче. Снова поцеловал, теперь в висок, и время на минуту остановилось. На самую лучшую минуту в моей жизни.
Жаль наш потрясающий тет-а-тет испоганил взбешенный моей медлительностью шеф.
— Я тебя вечность должен ждать, или что?! Почему еще не в форме?! — заставил нас босс пристыженно оторваться друг от друга.
— Я уже, шеф, — вскочил я как ужаленный и бросился к своему шкафу. — Мы как раз раздевались…
— Сейчас дошутишься. Последний шанс, Токояма! Последний! Минута пошла! — вылетел босс наружу, громко захлопнув дверь.
Я, честно говоря, охренел:
— Вау! Опять только на меня орет. Ты же тоже здесь сидел ни хера не делал. Почему только я?! — Вернулась ко мне моя стабильная ко всему живому ненависть. — Все-таки он меня не любит… — бухнул металлической дверцей в негодовании, а после снова остыл.
Татсуми мягко притянул меня за локоть к себе и, обезоруживая робкой улыбкой, смягчил мой гнев неожиданным признанием:
— Не переживай, малыш. Зато тебя люблю я.
И, отодвинув с моего лица темную челку, утверждая мою принадлежность ему, прожег поцелуем у меня во лбу невидимое клеймо.