Чонхо решил подарить стае кольца, которые он выгравировал в компании, во время одной из тех казалось-бы-бесконечных ночных тренировок, когда они так долго танцевали вместе, что он почти чувствовал, как их грани спаиваются в одно сплоченное целое.

Их связь, конечно, не была построена на одной работе, по крайней мере частично, но это было временем, когда он действительно чувствовал, что они – единственные бодрствующие в этом мире, хихикающие, дразнящие друг друга и дурачащиеся между счетами до восьми(1), в то время как границы профессионального и личного смешивались в нечто уникальное, принадлежащее только им.

Дома они всё ещё прорабатывали заскоки, выясняя, как все их углы и изгибы сочетаются друг с другом, но в тренировочном зале сомнений никогда не возникало, и Чонхо не считал преувеличением сказать, что все восемь из них были наиболее настоящими, когда работали вместе, чтобы воплотить в жизнь их общую мечту.

Поэтому он надежно спрятал шкатулку с украшениями в свою сумку для тренировок и стал ждать следующей идеальной ночи, когда его альфы, казалось, светились золотом в тусклом свете ламп тренировочной комнаты, подпитываясь безграничной энергией друг друга и танцуя всю ночь напролет. В конечном итоге они неизбежно оказались валяющимися на полу вокруг огромной коллекции продуктов из круглосуточного магазина, которые Чонхо вызвался собирать, потные и задыхающиеся. Они разрывали обертки и игриво сражались, чтобы предложить друг другу лучшие снэки.

Чонхо, затаив дыхание, ждал до тех пор, пока Ёсан не начал высыпать содержимое последнего пакета и застыл, становясь очень тихим, осторожно вынимая шкатулку для украшений, которую Чонхо спрятал внутри.

— Детка? — сказал Минги слегка дрожащим голосом, когда он притянул Чонхо к себе. Они оба были слишком разгоряченными и липкими от пота, но Чонхо не жаловался, а вместо этого практически вибрировал от предвкушения, ожидая, пока они откроют коробочку. Он знал, что они знают, что это такое, и знал, что содержимое шкатулки было достаточно безобидным, так что почти не было шансов, что им не понравится его выбор, но… но все же. Это был первый официальный подарок, который Чонхо им преподнес, и он хотел, чтобы он им понравился.

Ёсан попытался передать коробку Хонджуну, но тот покачал головой, жестом предлагая Ёсану открыть её, и вместе с остальными подался вперед, чтобы посмотреть, что находится внутри. Семь одинаковых вздохов эхом разнеслись по комнате, и Чонхо вдохнул с облегчением, когда их лица осветились благоговением и удивлением. Этого было вполне достаточно, чтобы он мог сказать, что они реагировали так не просто из вежливости, и эта мысль озарила его теплом, разливающимся по всему телу. В кольцах не было ничего необычного, просто полоски с тремя крошечными драгоценными камнями в центре — разного цвета для каждого альфы — и инициалами Чонхо, выгравированными на внутренней стороне, чтобы таким образом он был с ними, куда бы они ни пошли; поэтому было ясно, что их реакция шла в основном от того, что кольца были подарком от него им, и они находили подобное достаточно особенным, чтобы быть тронутыми этим до слез.

Все семеро немедленно надели кольца, хотя танцевать в них было непрактично, и наотрез отказались их снимать для сохранности, когда Чонхо без особого энтузиазма пытался убедить их, вместо этого настаивая на том, чтобы отказаться от своей практики и пойти вместе поужинать всей стаей, чтобы отпраздновать это событие.

Каким-то странным образом это был их первый настоящий, полноценный ужин в ресторане, когда их было восемь, и ни души кругом. Когда Чонхо оглядел стол, полный своих альф, ему казалось, что он видит проблеск будущего, выходящего за рамки того, о чем он когда-либо осмеливался мечтать. Оно было прямо здесь, призрачное видение, парящее ровно за пределами его досягаемости, и все, что ему нужно было сделать, это держаться за него изо всех сил.

Так он и поступил.

В течение следующих нескольких недель, пока они всерьез готовились к своему дебюту, он целенаправленно приложил усилия, чтобы пойти навстречу своим альфам и противостоять своим собственным страхам и предубеждениям о том, что значит быть омегой. Это был медленный и трудный прогресс, освобождение от барьеров, которые существовали так долго, что, казалось, были неотъемлемой частью его личности, и Чонхо чувствовал, что были и те, которые он никогда не сможет изменить. Вдобавок он не был уверен, хочет ли их менять, независимо от того, насколько комфортно он начал себя чувствовать со своей стаей.

Они настолько идеально сочетались друг с другом, что было трудно представить себе что-то другое. И, наблюдая, как Уён, будто бы так всегда было задумано, бесследно заполняет собой трещины, наличие которых Чонхо никогда раньше не замечал, являлось всего лишь ещё одним подтверждением того, что им восьмерым суждено быть вместе тем образом, которым, он начал верить в это, они были сейчас. Уён всё ещё был немного нервным и уязвимым, явно комплексующим из-за того, что присоединялся к уже полностью сформировавшимся отношениям, и поначалу было трудно представить, как им ввосьмером можно было преодолеть внезапное добавление, когда большинство других альф не понимали, почему Уён был таким неуверенным.

Для Сонхва, Юнхо и Минги Уён был очаровательным, красивым, щедрым и явно имеющим благие намерения. Все трое в тот или иной момент времени признались Чонхо, что верят в Истинных, и были совершенно готовы поверить, что Уён — один из них с того момента, как они встретились и испытали то же мгновенное единение, которое чувствовали с остальной частью стаи. Для них это было вопросом времени, а не вероятности, и Уён постепенно становился всё смелее, приглашая их на милые маленькие свидания, конец которых Чонхо часто заставал в поздние часы ночи, или очень рано утром, когда он собирался в школу.

Ёсан, конечно же, знал, что Уён на протяжении многих лет был величайшей любовью его жизни, одной из, и они вместе расцвели, как цветок под солнцем.

Хонджун относился к этому более аналитично, но с тех пор, как у Чонхо прошла течка, он твердо и недвусмысленно поддерживал идею того, чтобы Уён навсегда присоединился к их стае. После этого он легко доверял Уёну с Чонхо, даже если иногда ему приходилось утаскивать Уёна от остальных, чтобы что-то объяснить или обсудить вопросы, которые были у Уёна; имевшие шанс спровоцировать некоторые плохие воспоминания Чонхо о его предыдущем опыте общения с альфами.

Ко всеобщему удивлению, тем, кто дольше всего колебался в своем решении, был Сан. На уровне личности Сан и Уён, казалось, настолько хорошо подходили друг другу, что их сближение, такое же крепкое и быстрое, как и со всеми остальными, было бы вполне естественным развитием событий. Сан, несомненно, был романтиком и, казалось, никогда не сомневался в том, что Уён действительно был их истинным партнёром, и всё же… И всё же.

Между ними постоянно царила накаленная атмосфера, напряжение такое же сильное и наэлектризованное как влажный воздух перед ударом молнии, и они постоянно ссорились друг с другом, даже если в подобных стычках редко был какой-то настоящий запал. Это было похоже на наблюдение, за двумя балующимися котятами, которые тыкают и бьют друг друга лапами, пока их энергия не иссякнет и они не рухнут бесформенной массой в объятиях друг друга (буквально — однажды Чонхо наткнулся на них, слипшихся вместе на ковре, на полу в их гостиной, почти спящих, но всё ещё спорящий полусформированными словами, которые, по его мнению, никто не мог бы понять).

Это было довольно мило, но в то же время немного нервировало, и Чонхо изо всех сил старался удалиться из комнаты, когда эти двое начинали язвить друг другу, потому что это заставило его чувствовать необъяснимую нервозность. Он не знал, почему ощущал её, и не думал, что кто-то действительно заметил, потому что это случалось всего несколько раз, но однажды Уён и Сан пришли к нему в комнату со сцепленными руками и запугали его, заставив пойти с ними в кино, зажав его между собой в сэндвич и скооперированно закармливая Чонхо попкорном и желешками, словно до пугающего хорошо сработанный механизм.

Чонхо не совсем понимал, что именно заставило их работать вместе, а не друг против друга, но он был слишком благодарен за это, чтобы слишком глубоко копаться в происходящем, вместо этого просто пользуясь их общей любовью и с гордостью нежась в ауре удовлетворения, которая исходила от них обоих. Между ними всё ещё существовало напряжение, но оно было положительным, словно магнитная тяга, вновь сцепляющая их вместе каждый раз, когда они отходили слишком далеко друг от друга, и Чонхо нравилось, что он мог свободно жаловаться на них только для того, чтобы они ещё раз сцеплялись вокруг него.

Они просто по-настоящему любили друг друга, особенно в те моменты, когда стая вокруг них была в безопасности, здорова и счастлива, и Чонхо знал, что хорошо сбалансированная стая должна быть признаком хорошего и полезного омеги.

И, даже если его хёны часто напоминали ему, что он не должен ограничивать себя целью быть полезным, потому что он стоил гораздо большего, чем это, подобное было глубоко укоренившимся мышлением, и как от него избавиться – Чонхо не знал.

Он просто знал, что его стая теперь стала счастливее, и что они, кажется, расслаблялись и лучше ладили, когда он был рядом с ними, и для него это было единственным, что имело значение. У него все хорошо, и он станет ещё лучше, пока не сможет назвать себя самым идеальным омегой для стаи, которого когда-либо видели его альфы.

*

Чонхо зашел в логово стаи и замер, его щёки налились жаром при виде Уёна, Юнхо и Хонджуна, спутавшихся конечностями в центре гнезда. Они лениво обжимались, Хонджун и Юнхо по очереди целовали Уёна так нежно и собственнически, что сердце Чонхо сжалось от чего-то неприятно близкого к желанию. Все трое пахли невероятно блаженно, и сочетание их феромонов было настолько крепким, что у Чонхо задрожали колени. Он оперся рукой о дверной косяк, слишком потрясенный, чтобы пошевелиться.

А затем Хонджун в последний раз поцеловал припухшие губы Уёна, прежде чем поднять голову, чтобы дать Юнхо больше места, и до Чонхо стремительно дошло, в чем было дело. В обычном запахе Уёна чувствовался легкий намек на остроту специй, что означало... что означало Уёна, входящего в свой гон. Чонхо пискнул, и все трое альф резко повернули головы, их запахи вспыхнули при виде него.

Уён издал звук искреннего желания, и Хонджун посмотрел на него с нескрываемой нежностью, дразняще ведя пальцем по переносице Уёна и смеясь, когда Уён осторожно поймал его зубами.

— Ты хочешь свою омегу, детка? — спросил Хонджун несмотря на то, что ответ был довольно очевиден.

Чонхо начал злиться, раздраженный намеком на то, что Хонджун откажет ему или Уёну в праве быть рядом в такой период, но Юнхо бросил на него предупреждающий взгляд и слегка обнажил шею в объяснение. Чонхо потребовалось немного времени, чтобы понять, что Юнхо имел в виду, но как только до него дошло, он расслабился, уже знакомый с частыми напоминаниями об иерархии стаи, которыми обменивались его альфы.

Чонхо был как бы отделен от цепочки иерархии, находясь одновременно в самом низу и возвышаясь над ней. Но ему постепенно становилось ясно, что динамика власти имела для его альф огромное значение на глубоко инстинктивном уровне, к которому он просто не мог относиться таким же образом. Он всё ещё не до конца понимал, как они могут фыркать и дуться, когда их «ставили на место», а в следующую секунду разворачиваться и гордо демонстрировать свежий укус, расцветающий на их шее, но было ясно, что им это помогает, и это единственное, что имело значение.

В конце концов, иерархия была больше связана с уровнями заботы и балования, а не с авторитетом, и не выглядела линейной. Хонджун был однозначно выше всех в большинстве случаев, за исключением того, что он искал Юнхо, когда находился в стрессе, и немедленно подчинялся Сонхва всякий раз, когда он перенапрягался настолько, что Сонхва считал необходимым вмешаться. Минги был «ниже» всех остальных альф, с радостью бросаясь к ним на колени или добиваясь их внимания игривыми тычками, которые, как он знал, вызовут ответную реакцию; и тем не менее буквально на днях Чонхо стал свидетелем того, как Сонхва под влиянием огромного количества феромонов свернулся на коленях Минги со свежей отметиной на шее, в то время как широкая рука Минги медленно, успокаивающе поглаживала его по спине.

Как ни странно, Уён без проблем вписался в иерархию, даже если почти все остальные аспекты его прибытия были немного суматошными, и Чонхо постепенно начал понимать, что постоянное исподвольное доминирование со стороны остальных его альф расслабляло Уёна, а не раздражало его, как это происходило с Чонхо. Со стороны Уёна это воспринималось как укрепление их связи, их желания объявить его своим, и всем было очевидно, как сильно он любил тактильность этих отношений, даже если он не проводил дни напролет, уговаривая их проводить больше времени вместе весьма откровенным образом, чтобы насладиться любовью их стаи.

— Я могу обниматься с ним? — спросил Уён, его глаза светились надеждой и лишь слегка затуманивались по краям. — Даже если я… Даже во время моего гона?

— Конечно, — тут же ответил Хонджун, на его лице едва заметно промелькнула тень хмурости из-за неуверенного голоса Уёна. — Малыш, что хён всегда говорит?

— Ч-что ты мне доверяешь? — сказал Уён, к концу предложения его голос зазвучал вопросительно.

— Что мы все тебе доверяем, — согласился Хонджун, подняв взгляд, чтобы поманить Чонхо ближе. — Почему бы тебе не спросить Чонхо, не хочет ли он немного обменяться феромонами, а?

Уён открыл было рот, чтобы так и поступить, но терпение Чонхо достигло предела, поэтому он просто забрался в гнездо, – в конце концов, это было его гнездо, – и занял свое место в центре, аккуратно проскользнув под Уёна.

— Мой, — твердо сказал Чонхо на случай, если у кого-то возникнут сомнения относительно того, кто на самом деле управлял ситуацией, откидываясь на подушки, а Уён растянулся на нем.

— Ох? — рассмеялся Хонджун, взъерошив волосы Чонхо. — Я тоже твой, детка?

Чонхо послал Хонджуну взгляд, потому что Хонджун, очевидно, тоже был его, и демонстративно прижался к коленям Юнхо, укрывая Уёна в своих руках. Уён выглядел совершенно довольным новым положением вещей, ерзая до тех пор, пока его нос не уткнулся в запаховую железу Чонхо, и покусывая нежную кожу там на удивление острыми зубами.

Чонхо вскрикнул от удивления, нахмурившись, в ужасе уставился на затылок Уёна и умоляюще посмотрел на Хонджуна и Юнхо, прося о помощи. Он, очевидно, не мог оттолкнуть Уёна, потому что не собирался отвергать своего альфу в таком уязвимом состоянии, когда не возражал на самом деле, но… ну, это было неловко, не так ли?

Он не привык к такому открытому и наглому проявлению привязанности, особенно в группах айдолов, которые, как правило, распадались через несколько лет в большинстве своём. Стаи должны были быть жёсткими, профессиональными и регламентированными, с расписанием и прочим. Более тесные связи и дружба, очевидно, поддерживались, и фанатам нравилось наблюдать за милыми проявлениями стайных отношений, но одно дело — продемонстрировать изящную отметину альфы, от которой замирает сердце, и совсем другое — явиться на работу, выглядя, мягко говоря, истерзанным.

— У меня потом окажется засос размером с задницу Хонджун-хёна, — зашипел Чонхо, продрагивая, когда Уён безбожно вонзил зубы в особенно чувствительное место, заставляя глаза Чонхо на секунду блаженно закрыться, прежде чем он вспомнил, что должен был попытаться быть строгим.

— Йа! — воскликнул оскорбленный Хонджун, а Юнхо разразился смехом, засунув кулак в рот, чтобы попытаться заглушить его, и затрясся от хохота. — Чонхо!

— Что происходит? — спросил Ёсан, входя в комнату рука об руку с Саном и замирая, увидев их в гнезде. Ноздри Сана слегка затрепетали, и Уён тут же потянулся к нему, к счастью, отвлекшись от Чонхо достаточно надолго, чтобы Юнхо оправился от смеха и оттащил Чонхо в безопасную зону на другой стороне кровати.

— Чего ты хочешь, Ён-а? — очень осторожно спросил Сан, зависнув у самого края гнезда, но так и не залезая внутрь.

— Тебя, — тут же сказал Уён, его голос сочился желанием. — Вас обоих.

Сан и Ёсан мгновенно оказались рядом, зажав Уёна между собой и пропитывая его феромонами так сильно, что даже Юнхо, казалось, растаял, хоть и не находился в центре происходящего. А потом они начали целоваться, и Чонхо понял, что с него хватит.

Он поспешно перелез через Юнхо, чтобы надежно спрятаться, и закрыл уши руками, пытаясь заглушить звуки их поцелуев. Он не мог их в этом винить, потому что сам неохотно проговорил вслух подтверждение всем семерым, что не будет против, если они будут целоваться у него на глазах, когда они потребовали от него четкого ответа, но он внезапно почувствовал, что буквально взорвется, если увидит, как они обжимаются прямо сейчас.

Он просто... почему-то ожидал, что их поцелуи останутся мягкими и обычными, не такими голодными.

Но каким-то странным образом ему это даже нравилось? Видя, как его альфы так четко подходят друг другу, Чонхо ощущал себя нежным и мягким внутри. Даже если он на самом деле не хотел находиться среди них, было приятно свернуться калачиком на краю гнезда, достаточно близко, чтобы до него можно было дотянуться, но и достаточно далеко, чтобы иметь немного пространства от их выходок.

Если бы только они не были такими шумными из-за этого, он, возможно, смог бы посмотреть какую-нибудь дораму или что-то в этом роде.

Сонхва и Минги зашли в комнату, глаза последнего широко распахнулись от удивления, прежде чем он направился прямиком к Хонджуну за поддержкой, как он иногда делал в неожиданных ситуациях. Сонхва тем временем сначала осмотрел гнездо и вопросительно поднял бровь, увидев, по всей видимости, странную эмоцию на лице Чонхо. Чонхо ухватился за шанс привлечь к себе внимание, быстро напустив на себя обиженное выражение лица с широко раскрытыми глазами, к которому его альфы были особенно слабы.

— Хён, они издают целующиеся звуки, — пожаловался он, для эксперимента пытаясь заставить свою нижнюю губу дрожать так, как учил его Минги.

— Только не целующиеся звуки! — Сонхва ахнул в поддельном ужасе. — Что же нам делать?

Чонхо показал Сонхва язык и в отместку украл его модные шумоподавляющие наушники с прикроватного столика. Они принадлежали исключительно Сонхва, но Чонхо видел, как Минги и Ёсан на днях их использовали, поэтому он, не раздумывая, надел их и синхронизировал с ними свой телефон, чтобы ему не пришлось слышать поцелуи, от которых ему становилось жарко и пробирало дрожью.

Сонхва не жаловался, а вместо этого прижался к спине Чонхо большой ложечкой, положив подбородок ему на плечо и нежно поцеловав его прямо над феромоновой железой. Каким-то образом этот целомудренный поцелуй подействовал на Чонхо больше, чем всё, что происходило на другой стороне кровати, и он с мечтательным вздохом расплылся в объятия Сонхва, включив дораму и субтитры к ней на случай, если Сонхва захочет смотреть вместе с ним. Он уже чувствовал себя лужей эмоций в объятиях Сонхва, и Чонхо решил максимально воспользоваться относительным покоем предгонной стадии, когда все их инстинкты только-только приходили в нужное состояние.

Это обещало быть интересным.