Четыре раза, когда Матильда предсказывала за деньги (и один раз, когда бесплатно)

Матильда ненавидела, когда ее называли гадалкой.

Предсказательница, ясновидящая, провидица — так много прекрасных слов, которые звучали гораздо изящнее, но когда кого волновало, что там ей нравится?

Люди приходили со словами «ой, да мне только глянуть, я от друга», трогали грязными пальцами ее любимую колоду, они лапали ее шар, трепали ее нервы, требовали скидки — а потом еще смели сомневаться в верности ее предсказаний! Иногда она искренне жалела, что щедрая вселенная не одарила ее умением накладывать порчу на понос.

Она любила гадать сколько себя помнит — лепестки цветов, игральные карты, карты таро. Однажды кто-то из школы сказал между делом, мимолетной шуткой «почему бы тебе не брать за это деньги?» — и она лишь отмахнулась со смехом, но слова эти вспомнила, уже учась в лондонской академии искусства, когда брать деньги у родителей не позволяла гордость, а кушать хотелось.

Все началось с рекламы в тиктоке: созданный шутки ради канал, полный комментариев в стиле «Жан 35 Эмма 19, будем ли мы вместе?» и запросов в личке вроде «мы расставались с пупсиком семь раз, он пообещал, что та измена — точно последняя, правда ли это?» и «кто из семьи съел мой йогурт?» был неотличим по виду от сотен и тысяч других таких же каналов, и Матильда изрядно повеселилась, отвечая на весь этот бред за символические три фунта. Пару раз в месяц попадались запросы вполне серьезные, похожие на исповедь психологу — к таким она относилась гораздо ответственнее, и вскоре личку завалили восхищениями и благодарностями за сбывшиеся предсказания и полезные советы. Затем родился на свет куда более серьезный аккаунт в инстаграме, с увеличением количества подписчиков она начала фильтровать запросы, это привлекало еще больше людей, не испугавшихся повысившейся цены, заинтересовались одногруппники и студенты других факультетов — и вскоре, пользуясь репутацией, она создала собственный прейскурант. В конце концов, деньги есть деньги — даже родители, изначально относящиеся к ее своеобразному хобби с изрядной долей скепсиса, махнули рукой. Предпринимательская жилка, как вы и хотели, заявила Матильда гордо, делая отцу расклад на успешность новой бизнес-сделки.

Предсказание, разумеется, сбылось. Словно могло быть иначе.

Вечером в директ пришло сообщение от новой клиентки. Матильда ответила не сразу: долго разговаривала по телефону с матерью, отчитываясь о своих успехах и слушая ее жалобы на соседей, затем пошла на кухню за мороженым, посмотрела одну серию любимого шоу — и лишь затем, забравшись в постель, соизволила о нем вспомнить.

Что ж, по крайней мере, это было не фото члена и не типичные глупости, которые она десятками каждый вечер кидала в черный список. Девушку звали Сотеби, и она готова была платить сто сорок фунтов просто за то, чтобы ее подруге предсказали что-нибудь хорошее.

— Да конечно, ври больше, — сказала тогда Матильда и открыла ее аккаунт, полный неприкрытого богатства настолько, что уже на четвертом фото отчетливо заскрипели зубы. И это притом, что ее собственная семья, оставшаяся в Париже, считалась более чем обеспеченной.

Через пару минут Сотеби прислала еще одно сообщение — двести фунтов и смайлик сложенных в молитве рук. Матильда подождала еще немного. Цена повысилась до трехсот, и тогда ее совесть все же не выдержала.

Вообще-то, обычно она не врала на сеансах. Даже если карты показывали далекий от приятного исход событий, говорила все как есть — и часто это почти перерастало в скандал, — однако за триста фунтов… Может быть, за триста фунтов она могла бы чуть-чуть изменить свою позицию.

Самую капельку.

Они с клиенткой договорились встретиться в субботу в семь, но звонок прозвучал уже в шесть сорок.

— Эээм, — протянула Матильда, открыв дверь — все слова приветствия, повторяемые день ото дня, разом вылетели из головы при виде девушки на пороге. Она выглядела похожей на модель или актрису, но Матильда не узнала ни изящные черты ее лица, ни большие светлые глаза, ни длинные вьющиеся рыжие волосы. Она определенно никогда не видела ее раньше — такую забыть сложно.

— Здравствуй, — сказала та, вскидывая глаза. — Я не слишком рано?

Чтобы быть хорошей предсказательницей, нужно уметь читать не только знаки, но и людей — Матильда училась этому годами, перебрав десятки книг по психологии. Привычки, манера говорить и держаться во время разговора, неосознанные мелкие движения, мимика и тон голоса — если знать, куда смотреть, то установить доверительный контакт не так уж и сложно. А где доверие — там больше информации, которая может пригодиться в процессе.

Эта девушка не слишком скрывалась — сомнения и неуверенность читались и в ее лице, и во взгляде, и в нервозном переплетении пальцев. Она словно совершенно не осознавала своей ошеломляющей красоты.

— Ты — Сонетто?

— Да, верно.

Квартира внезапно показалась Матильде в три раза меньше, пока она вела Сонетто в гостиную. В глаза, как назло, бросились и так долго игнорируемая пыль на полках, и неаккуратно лежащий на диване плед, и оставленная с утра у телевизора кофейная чашка. Однако гостью, кажется, ничего из этого не смущало — подчиняясь безмолвному указу, она села на самый край дивана, сложив руки на коленях, словно школьница, и посмотрела с безмолвным покорным ожиданием.

— Хочешь чаю? — неловко спросила Матильда, залипая на ее дрожащие в солнечном свете ресницы.

— Спасибо, — тут же отозвалась та вежливо и тихо — слова она выговаривала мягко, с легким акцентом.

Оказавшись на кухне, Матильда торопливо щелкнула кнопкой чайника, оперлась о край стола и закрыла глаза, пытаясь вернуть мыслям ясность. Внезапно каждая в себе деталь показалось ей излишней и неловкой — действуя абсолютно машинально, она одернула длинную домашнюю футболку, поправила волосы, сдернула резинку и переплела хвост, распустила, заплела косу, снова распустила… Все было не то и не так — показываться перед Сонетто в этом небрежно-домашнем виде ощущалось почти кощунством.

Когда она вернулась в гостиную, Сонетто встретила ее в той же позе, совершенно, кажется, не двинувшись за прошедшее время.

— Спасибо, — сказала она еще раз, принимая чашку. Матильда устроилась напротив в любимом кресле, и они молча уставились друг на друга.

— Расслабься, ты слишком напряженная.

Она хотела, чтобы это прозвучало легко и шутя, но получилось почти как приказ. Чужая спина стала еще более прямой. Матильда мысленно вздохнула, позволяя себе рассмотреть ее повнимательнее: скользнула взглядом по вороту платья, по напряженным плечам, цепляясь за спускающуюся на грудь косичку, отметила машинально отсутствие каких-либо украшений на сжимающих чашку пальцах — как красиво на этих тонких запястьях смотрелись бы браслеты…

— Дай мне руку, — попросила она, и тон вновь прозвучал слишком бескомпромиссно. Сонетто отставила чашку, выглядя заметно озадаченной, и послушно протянула ладонь.

— Ты будешь… гадать по руке?

— Нет-нет, на картах. Это … так, для начала.

Матильда благоразумно придержала правду о том, что попросту очень захотела коснуться ее руки.

— И что там? — спустя пару минут тишины с любопытством спросила Сонетто, склонившись ближе, и тоже уставилась на линии, словно что-то в этом понимала. Матильда многозначительно хмыкнула, приняв привычный уже уверенный вид профессионала.

— Хммм… Материальное и духовное… пересечение на тридцати годах… Если коротко вот по этим линиям, между шестнадцатью и тридцатью — успехи духовного характера, к тридцати — материального. Линия жизни хорошая, линии головы и жизни вот здесь, — она провела по ладони кончиком пальца, чувствуя, как та мелко вздрагивает, — находятся довольно далеко друг от друга.

— Это плохо?

— Наоборот. Это к удаче.

Сонетто кивнула с таким серьезным видом, словно сидела на лекции.

— Я знаю только линию сердца и линию жизни, — призналась она. — Оказывается, все куда сложнее.

— Откуда, ты думаешь, по хиромантии такие книжки толстые берутся? — фыркнула Матильда. — Если тебя интересует линия сердца…

— Я не…

— То смотри, вот здесь — она глубокая, это крепкая и серьезная любовь. Нет склонности к распутству. Крест у указательного — брак по любви, но с препятствиями.

Матильда подняла глаза на Сонетто, только сейчас осознав, как они близко друг к другу. Скулы напротив окрасились нежно-розовым — она даже краснела очаровательно.

— А… какие препятствия?

— Не знаю. Как я тебе это по руке скажу? На такое только карты ответят.

— Ох…

Матильда неохотно отпустила ее руку и придвинула ближе к себе лежащую у края колоду карт Таро. Эта колода, купленная еще в школьные годы, прошла с ней множество испытаний и за все эти годы даже абсолютно не истрепалась. Каждый раз, беря ее в руки, Матильда чувствовала себя так спокойно, словно вернулась из долгого путешествия домой.

— Не трогай, — сказала она, и Сонетто тут же отдернула протянутую руку. — Она должна немного полежать рядом и напитаться твоей энергией. Поэтому сначала мы еще немного поговорим. Л…ладно?

Она никогда не просила согласия клиентов, просто ставила перед фактом — в конце концов, если хотят получить правдивое предсказание, то пускай играют по ее правилам. Но эта девушка… Матильда физически ощущала, как все внутри превращается в тающее масло под ее взглядом.

Откуда вообще взялось это заикание, безжалостно отругала она себя. Ты — великая Матильда, чьи предсказания всегда сбываются, очередь к кому тянется на несколько недель вперед, так почему ты ведешь себя перед ней как худший в мире новичок?

— Итак, кхм… что ты хочешь знать? Не стесняйся задавать картам любые вопросы, какие беспокоят твое сердце.

— Я хочу… — Сонетто замешкалась, заметно смутившись. Матильда терпеливо ждала. — Хочу знать, сдам ли я экзамен. Нет, вообще всю сессию… Или это слишком большой запрос?

Вопрос про сессию за триста фунтов? Это что, шутка?

Однако она выглядела такой потерянной, что Матильда едва сдержала за языком желание выдать что-то вроде «я могу делать для тебя расклады на каждый экзамен или вообще на каждый день».

— Все нормально, — сказала своим самым успокаивающим тоном, — давай начнем с ближайшего экзамена, окей? Расскажи про него поподробнее. Он настолько сложный?

Сонетто покачала головой, глядя на колоду. Ее волосы в льющемся из широкого окна солнечном свете красиво отливали медью, и Матильда поймала себя на том, что нещадно залипает. Сосредоточься, отвесила она себе мысленную пощечину, какое тут может быть точное предсказание, когда даже мысли в кучу собрать не можешь?

— Я бы не назвала его таким уж сложным, просто… Его принимает замдекана.

Матильда сочувственно промычала — она не знала, что не так с замдекана Сонетто, но уже готова была согласиться со всем, что та скажет.

— Строгая?

— Ужасно.

— Понимаю… У меня тоже были такие преподы. «На высший балл знает только Бог».

Сонетто кивнула, слабо улыбаясь. Матильда невольно улыбнулась в ответ, чувствуя себя необычайно воодушевленной.

— А что за предмет?

— Психология социально-правовой деятельности. Вообще-то, довольно интересно. Если правильно преподносить информацию, конечно.

— О, это… — Матильда постучала ногтями по столу, погрузившись в размышления. — Это факультет психологии, получается? Нет, подожди, тогда причем тут право… Ты юрист?

— Нет, — усмехнулась беззлобно Сонетто, склонив голову к плечу, — не угадала. Я учусь в полицейской академии.

Матильда уставилась на нее: прошлась взглядом с рыжей макушки до пояса, моргнула озадаченно пару раз. Покачала головой.

— Я сначала подумала, что ты модель, — честно сказала она, а себе самой мысленно призналась: тем нарушителям, с которыми Сонетто будет иметь дело, можно только позавидовать. Это почти как распространенная сексуальная фантазия о том, как тебя ловит и допрашивает красивая полицейская — только в реальности.

Она открыла было рот, но тут же захлопнула его, не уверенная, что из него не вырвется какая-нибудь глупость, из-за которой потом хоть в окно выходи. Седьмой этаж, на минутку.

— Ну… Эм… Ладно, я думаю, можно начинать.

— Ох. Хорошо, — Сонетто выпрямилась, глубоко вдохнув, словно готовясь по меньшей мере к операции, а не просто тянуть карты. — Пожалуйста, скажи, что мне сделать.

— Для начала — помой руки. Я покажу, где ванная.

Вскоре они вновь сидели, склонившись над столиком, почти соприкасаясь головами: Матильда смотрела на карты, шевеля губами, Сонетто смотрела на Матильду.

— Здесь нет вариантов других трактовок: экзамен ты сдашь, причем успешно. Возможно, тебе даже выпадет удачный билет. А еще, — Матильда добавила карту, — еще твоя строгая замдекана очень хорошо к тебе относится. Так что волноваться не стоит.

Триста футов оправдали себя полностью — ей даже не пришлось врать.

Все еще не было уверенности, что это все — не шутка, но после ее слов лицо Сонетто заметно прояснилось.

— Успешно? То есть… на высший балл?

— На самый высший, — подтвердила Матильда, наслаждаясь ее радостью. Затем чуть ворчливо заметила — на всякий случай: — Но это не значит, что с сегодняшнего дня можно полностью забыть про подготовку.

— Нет-нет, я не… Я всегда готовлюсь. Но именно здесь большую роль играет удача. Ты наверняка знаешь, как это бывает: неудачный билет, неудачный экзаменатор, неудачный момент.

— В курсе. На своих вступительных я выступила прекрасно, но едва не осталась без места, потому что глава комиссии не любит французов.

Это был один из самых обидных моментов ее жизни, о котором она предпочитала не вспоминать, но под нежным сочувственным взглядом Сонетто ей показалось, что она может прожить его еще несколько раз — и абсолютно ничего не почувствовать.

— Продолжим, — сказала она торопливо, не позволяя себе упасть в эту яму еще глубже. — Что там у тебя следующим?

— Гражданское право. В нем я почти уверена, но все же…

Они прошлись по всем ее экзаменам, и всегда, каждый чертов раз карты показывали самые удачные комбинации. Сонетто оказалась еще и умной — Матильда искренне не понимала, как все еще может спокойно рядом с ней дышать.

— Послушай, — сказала Сонетто на пороге, уже собираясь уходить, — даже если что-то вдруг не сбудется — куда важнее та уверенность, которую ты мне подарила. Я очень волновалась, а теперь чувствую, что смогу справиться с этим. Спасибо тебе большое!

— Сбудется, — уверенно заявила Матильда, слегка задетая, но ощущающая в то же время странную окрыленность, словно это ей сейчас нагадали огромную удачу. — Поспорим? Ты придешь ко мне снова, когда все случится так, как я сказала.

Сонетто с улыбкой кивнула — и они пожали руки, закрепляя сделку.

Матильда переживала этот опыт первой влюбленности неожиданно тяжело. Сонетто теперь виделась ей повсюду, всплывала в мыслях абсолютно невовремя — она даже осмелилась попросить у написавшей слова благодарности Сотеби ее аккаунт в инстаграме и едва не сгрызла подушку, когда действительно его получила.

Фотографий оказалось немного, но она приобрела новую привычку каждый вечер перед сном заходить и листать их, уже выученные наизусть: вот Сонетто с книгой, вот Сонетто на фоне озера, вот Сонетто в кафе, вот она же в компании пяти девушек. С той, что по центру, общих фото было больше всего, но они вызывали очень странное ощущение где-то за грудиной: слишком маленькое расстояние, чужие пальцы уверенно на ее талии, и Матильда вовсе не смотрела бы больше, но именно на них Сонетто выглядела прекраснее всего — вся переполненная светом, откровенно счастливая и великолепная в своей естественности.

Не сосчитать, сколько раз Матильда открывала сообщения и пялилась пустую строку ввода, мгновенно теряя всю уверенность, прокручивая и слепляя в голове подходящие слова — но так ни разу их не написав.

В среду, через месяц, в дождливый летний день, Сонетто написала сама.

Она снова пришла раньше. Матильда тут же забыла про недопитый чай, когда услышала трель звонка.

— Я оставила лужи, мне жаль, — сказала Сонетто виновато, когда ее, промокшую, затащили внутрь прихожей и помогли стянуть пальто. Ее волосы прилипли к лицу и шее, подводка размазалась, а губы побледнели почти до синевы, но даже так она выглядела настолько красивой, что щемило в груди.

— Я же предлагала перенести, зачем в дождь пошла? Я думала, ты хотя бы на машине!

— Я на машине. Но у тебя въезд закрыли, пришлось идти пешком от ворот… С зонтика капает, паркет не испортится? Может, вынести за дверь?

Матильда перехватила ее внезапно суетливые руки.

— Все нормально, нормально! Иди в ванную, я принесу полотенце. Надо высушить тебе волосы, чтобы карты не залила.

— Точно, — пробормотала Сонетто, сбросила туфли и застыла посреди коридора. — Позволишь мне воспользоваться феном?

В итоге она и правда взяла фен, неловко отказываясь от помощи. Вслушиваясь из гостиной в ровный шум, Матильда разрешила себе представить идиллически сладкую картину, где они могли стать парой, а Сонетто вот так же сушила бы свои роскошные волосы в ванной, которая была бы и ее тоже. Все здесь было бы и ее тоже. На каком боку она спит? Что любит есть на завтрак? Какое ее любимое шоу?

Погрузившись в мечты столь глубоко, что реальность отодвинулась куда-то на третий план, она испуганно подскочила в кресле, когда дверь хлопнула.

— Прости, что отняла так много времени, — сказала Сонетто мягко, присаживаясь на диван. На этот раз она была не в платье — в рубашке и джинсах, — и высушенные волосы, пушистые и вьющиеся, безуспешно пыталась пригладить ладонью. Матильда кашлянула, осознавая, что вновь бесстыдно залипла.

— Я же сказала, что все нормально! Как… как твои экзамены?

Сонетто вскинула голову:

— О! Я сдала все на высший. Как ты и предсказывала! Вот я и… я здесь, как и обещала.

— Ты же понимаешь, что сдала бы в любом случае? Я тут вовсе не при чем. Но поздравляю!

— Но твои слова действительно вселили в меня уверенность, поэтому все прошло гораздо легче. Спасибо тебе.

Возможно, она заметила, как Матильда не находит слов, покрасневшая и растерянная, поэтому поторопилась перевести тему.

— У меня сегодня вопрос более личный. Немного неловко говорить об этом вслух, поэтому прости, если… если я иногда буду опускать детали.

Матильда наклонилась ближе, без слов показывая, что вся внимание.

— Если кратко… Есть человек, — начала Сонетто, и Матильда почувствовала, как падает сердце в ожидании беды. — Очень мне близкий.

Она подчеркнула голосом это очень, словно боялась, что иначе тайный смысл будет утерян.

— Мы давно знакомы, с детства. Она всегда была… особенной для меня.

— Она?

— Да, — Сонетто бросила острый взгляд из-под ресниц. — Она. Это проблема?

— Нет! — торопливо воскликнула Матильда, боясь одной возможности того, что ее могут понять неверно — и отстраниться, закрыться из-за этого. — Нет-нет, никаких проблем! Я… я…

Слова не шли. Сонетто кивнула, прикрыла глаза — отрешенная и задумчивая. Матильда с трудом сглотнула вмиг пересохшим горлом, не зная, хочет ли она слышать продолжение истории.

— Мы на время потеряли связь, потом встретились снова. У нее уже была компания к тому времени, и я, конечно, понимала, что… что некоторые вещи могут измениться, и что я, разумеется, не единственная, с кем ей весело, и они никогда не давали мне понять, что я лишняя, всегда были добры ко мне, но…

Она резко замолкла, пытаясь отдышаться.

— Чаю? — предложила Матильда, едва успевавшая до этого разбирать ее ставшую внезапно крайне торопливой речь.

— Было бы неплохо, спасибо.

Пока она пила, Матильда ерзала в кресле, не находя себе места — ей не нравилось, куда сворачивал постепенно этот рассказ, она не желала, не была готова слушать про чувства Сонетто к другой девушке, но отказать значило причинить ей боль, тем более теперь, когда та осмелилась открыть такую важную часть своей жизни постороннему, по сути, человеку.

— Я не знаю, нужна ли ей моя симпатия теперь, — продолжила Сонетто спустя несколько бесконечно долгих минут. Ушла торопливость, жар и экспрессия — ее голос звучал тихо и почти отчаянно. — Что я не сделаю этим только хуже. Она улыбается мне, постоянно касается, доверяет мне тайны, всегда готова прийти, когда я позову, и я вижу, что я важна ей, но… Так ли важна, как мне того хочется? Вдруг это невзаимно, и я потеряю ее — всех их, — по своей собственной вине? Ты говорила тогда по ладони про крепкую любовь и все такое, про брак, и я думала обо всем этом так долго, но так и не нашла решения, поэтому… звучит инфантильно, но я хочу переложить выбор на судьбу. Если карты скажут, что все взаимно — я признаюсь ей прямо завтра.

— А если нет? — почти шепотом спросила Матильда, полная изнутри тоскливой боли. Как она могла не понять каждое слово, когда и сама задумывалась о подобном время от времени? — Что тогда?

Сонетто некоторое время молчала, вертя в руках пустую кружку — оранжевую, как и ее волосы. Затем на выдохе ответила:

— Тогда мне придется это принять.

— Мне страшно, — призналась она, пока Матильда раскладывала вытянутые карты. — Я никогда еще никому не признавалась. На самом деле… это моя первая влюбленность, я не знаю, как все это обычно происходит в жизни. Не так, как в книгах? Реальность в целом очень отличается от книг… прости, я тебя отвлекаю, да?

Мне тоже страшно, подумала Матильда уныло, не отвечая; любой исход станет для меня бедой: если выпадет взаимность, я потеряю тебя, но я, скорее всего, потеряю тебя и в случае неудачи — потому что люди, столкнувшись с тем, что им не нравится, обычно стараются с этим больше не контактировать.

— Что там?

Она подняла голову, запоминая этот блеск в глазах, затем перевела взгляд на карты, вся — смесь смутной, злой радости, болезненного сочувствия и тоскливой нежности. Не хотелось этого произносить. Она не желала видеть боль Сонетто. Даже взаимные чувства с другим человеком были бы лучше, чем ее боль.

— Ты меня пугаешь, — тихо сказала Сонетто, вырывая из размышлений. — Все так плохо?

— Ну… Ты, конечно, можешь ей признаться. Но это…

— Будет бессмысленно?

— Да, — кивнула Матильда. Лицо Сонетто осталось таким же спокойным — лишь плотнее сжались губы. — У этого человека были к тебе старые чувства — видимо, в те школьные времена или вроде того, — но сейчас она открыта новым, и их объект — прямо рядом с ней. Но это не ты. Прости.

Она сама не знала, зачем добавила последнее слово, но Сонетто, скривив губы в горькой полуулыбке, вдруг потянулась вперед и осторожно коснулась ее ладони. Это ощущалось как электрический разряд — Матильда вздрогнула, посмотрела на нее растерянно и почти испуганно.

— Кто это?

— Уверена, что хочешь знать? Даже если это окажется кто-то из твоих друзей?

Сонетто, помедлив, кивнула. Матильда потянулась к колоде.

— Вы знакомы, но не слишком давно, и в ваших отношениях есть некоторая напряженность. Это молодая женщина, которая не скрывает своих чувств, яркая и эмоциональная, но очень верная в любви. Как и ты, в вашей компании она чувствует себя чужой и связана с вами пока большей частью через человека, который ее оберегает…

Она остановилась, услышав тихое «хватит», и подняла голову, с тревогой вглядываясь в печальные глаза. Как и ожидалось, погасли эти искорки — она могла только представлять, как они сияли бы в случае удачного предсказания, как горели бы жизнью. Сейчас осталось лишь смиренное одиночество.

— Хватит, — повторила Сонетто. — Я поняла, кто это. Впрочем… думаю, я и так могла бы догадаться. Спасибо, Матильда.

Она встала, отодвинув столик. Матильда вскочила тоже, понимая — это конец. Сейчас она уйдет, не оглядываясь, порвется эта тонкая ниточка, и теплый свет потеряется среди толпы, угаснет, запыленный мирским.

Она хотела сказать «подожди», придумать хоть что-нибудь, чтобы заставить ее остаться, но горло сжало — и наружу вырвался лишь судорожный вздох.

— Правда, спасибо тебе. И за… понимание в том числе. По крайней мере, я не опозорилась перед ней. Прости, что отняла столько времени… я пойду.

— Но…

Она ничего более не сказала — молча смотрела, как Сонетто обувается, как накидывает на плечи пальто, не застегиваясь, как берет зонт. Машинальные, равнодушные движения.

— Хорошего вечера. Еще раз спасибо.

Дверь закрылась за ней с тихим хлопком. С таким же звуком треснуло сердце Матильды.

Матильда продолжала заходить к ней на аккаунт, словно мазохистка — словно жить чужой жизнью могло быть легче, чем разбираться в своей. Не заходи туда, говорил внутренний голос, оставшийся вне этой фиксации разум, не заходи, не смотри, не вспоминай, не тревожь себя понапрасну. Ты знаешь, что нужно делать, ты знаешь, как это происходит.

Просто остановись.

Она продолжала.

За все лето Сонетто выложила в общей сложности десять фото — семь из них в середине августа, где всей компанией они праздновали чей-то день рождения, и Сонетто улыбалась, придерживала волосы задувающей свечи именинницы, пила какой-то коктейль, откинувшись на спинку кресла с разноцветными отблесками клубных ламп на лице, и выглядела с виду абсолютно спокойной для любого, кто не вглядывался часами в ее старые фото и не знал, как выглядит счастье в ее чертах.

Не было больше совместных снимков с той девушкой, из-за которых Матильда подсознательно ревновала — вместе с ними ушла и та солнечная эра. Сонетто продолжала быть красивой и элегантной, но ощущалась чужой и почти незнакомой.

Когда Матильда в первых числах сентября увидела ее сообщение в директе, первое, что она сделала — больно ущипнула себя за руку.

Не помогло. Это определенно был не сон.

Сонетто писала коротко и по делу — никаких «как дела», никаких деталей, но для Матильды даже это было уже подарком. С колотящимся сердцем она сдвинула свое забитое расписание, где люди записывались за месяц до даты, вычеркнула несколько собственных планов — только бы Сонетто смогла прийти в удобное время, лишь бы не передумала. Для тебя у меня всегда есть время, ввела она — и удалила, так и не отправив.

— Привет, — сказала Сонетто, когда дверь открылась. Стояло неожиданно жаркое начало осени — на ней были майка, расстегнутая рубашка и шорты, и Матильда честно старалась не опускать взгляд ниже лица, чтобы не сгореть прямо на пороге. — На этот раз я постаралась прийти ко времени. Подруга сказала мне, что приходить раньше так же неприлично, как и опаздывать.

— Ты! — воскликнула Матильда радостно, не сдержавшись, и тут же, опомнившись, спешно постаралась принять важно-отстраненный вид, впуская ее внутрь. — То есть, разумеется, я знала, что ты еще придешь. Мои предсказания всегда верны.

— Это так, — кивнула Сонетто. Матильда вспомнила их первую встречу, ее зажатость и скованность, полный сомнения взгляд, словно она спрашивала себя саму, зачем пришла. Сейчас она двигалась так уверенно, словно это была ее собственная квартира — сразу, без напоминаний, помыла руки, вернулась в гостиную и присела на диван, на то же самое место. Матильда привычно поставила перед ней чашку с чаем, придвинула пирожные. Все повторялось — но, в то же время, было абсолютно иным.

— Как дела? — неловко спросила она, не зная, как начать разговор. Сонетто слабо улыбнулась:

— Лучше. Я понемногу отхожу. Медленно, но это все же лучше, чем ничего. Ты была права — они начали встречаться два месяца назад. Сама не понимаю, как я смогла улыбнуться и поздравить, когда услышала это.

— Может, прозвучит грубо, но… Видимо, не твой человек. Не твоя судьба. Это не значит, что с тобой что-то не так. Просто… звезды решили, что так будет правильно, и подарили тебе свою собственную особую связь.

Сонетто не обиделась — лишь пожала плечами.

— Надеюсь, эта связь и правда существует… Впрочем, я устала страдать впустую — в мире есть много хороших вещей, на которые стоит обратить внимание.

Да, подумала Матильда. Например, я.

— О чем ты хочешь узнать сегодня?

— Я подумала, что стоит плотнее заняться учебой и своим будущим, — заявила она решительно. В целом, это было довольно ожидаемо — сублимировать боль от расставания в учебу, работу или хобби, — и Матильда просто кивнула, бессловесно поддерживая ее планы. — Я планирую выпуститься с высшим баллом, мне пророчат хорошее будущее, возможно, даже место в главном филиале департамента, но… Я не уверена, что справлюсь с этим.

— В каком плане? Думаешь, твоих знаний не хватит?

— Возможно. Я не уверена, что достойна этого, что смогу добиться того, чего они от меня хотят. Может… Это немного слишком для меня?

— Ох, моя дорогая, — пробормотала Матильда и испуганно распахнула глаза, осознав, что только что вырвалось изо рта. Сонетто, погруженная в свои печали, ничего не заметила. — Они не предлагали бы, если бы не считали тебя достойной, но твой собственный комфорт важнее. Одно дело — когда ты не уверена, что справишься; так или иначе, у тебя будет возможность попробовать и разобраться, получается или нет. Но совсем другое — когда то, что делаешь, не приносит тебе удовольствия.

— Мне нравится моя работа, — покачала головой Сонетто, — я проходила у них стажировку, и это было действительно интересным и полезным опытом. Но… я просто…

— Получается, дело только в твоем недоверии к своим способностям? — подсказала Матильда. — Есть какие-то объективные причины, по которым ты можешь не справиться?

За такие разговоры ей не доплачивали — но возможность помочь Сонетто, облегчить груз хотя бы немного была для Матильды абсолютно бесценна.

— Знаешь, — сказала вдруг Сонетто, погрузившаяся до этого в задумчивое созерцание собственных коленей, — каждый раз после разговора с тобой я чувствую себя гораздо увереннее. Как будто все, что меня тяготило, внезапно становится решаемым и простым… Ты хороший человек, Матильда. Я рада, что встретила тебя.

Она озадаченно моргнула, прервавшись. Матильда, прижав руки к пылающим щекам, молилась, чтобы она не выдала сейчас ничего еще более смущающего.

— Ох… А где ты вообще учишься? Я рассказала столько о себе, но о тебе практически ничего не знаю. То есть… Конечно, ты вовсе не обязана отвечать. Прости, если я лезу не туда.

Матильда схватила чашку и сделала вид, будто крайне увлечена питьем, пока в голове раз за разом прокручивались ранее сказанные слова. Сонетто… похвалила ее? Сонетто комфортно с ней? Ей нравятся ее советы? Может… Может, они могли быть стать друзьями? Она была готова помогать ей хоть целыми сутками напролет за возможность видеться почаще — в конце концов, а чем она хуже тех девчонок, которых та звала своими подругами?

Когда чай закончился, она успела привести себя в некоторое подобие порядка. По крайней мере, щеки уже не пылали и голос не дрожал, когда она ответила, гордо приосанившись:

— Лондонская академия музыкального и драматического искусства. Первый… Нет, уже второй год.

Она обожала произносить это — словно бы ко всему образу сразу прибавлялось несколько баллов.

Сонетто лишь мягко улыбнулась:

— Хочешь играть в театре? Или ты поешь?

— Я стану известной актрисой кино, вот увидишь. В группе я лучшая.

— Вот как…. Я могла бы догадаться! Ты очень выразительна.

— Что? — пискнула Матильда, тут же потеряв всю спесь. — Это еще что значит?

Сонетто, кажется, тоже смутилась и точно так же, как и она ранее, схватилась за кружку. Некоторое время они молча переживали свое смущение, пока Сонетто не откашлялась.

— В этот раз я бы хотела узнать о своем профессиональном будущем, если возможно.

Она открыто переводила тему, но Матильда с радостью ей подыграла. Для гадания требовался особый настрой — и Сонетто словно бы специально делала все возможное, чтобы этот настрой сбить.

Все пошло по привычному сценарию, позволяя немного отвлечься — Сонетто задала вопрос и вытянула карты, над которыми они склонились.

— Ты быстро добьешься руководящей должности, тебя станут уважать коллеги, работа будет комфортной и успешной, но все же не раскроет все твои возможности и способности. Ты будешь довольна ею — это факт. Но все же не полностью.

— Я стану руководителем? — Сонетто выглядела искренне удивленной. — Неожиданный исход.

— Кто вообще мог бы сомневаться в этом? — заявила Матильда и получила в ответ нежный благодарный взгляд.

— Спасибо за твою веру в меня. А что тогда раскроет эти… ммм, способности?

— Давай заглянем чуть дальше. Я прошлась пока только по верхушке — но мало у кого карьера сразу начинается так успешно. Что ж… Ты будешь развиваться в одном месте, а затем… Затем ты можешь начать работать на себя — и именно это станет удачным выбором.

— Удачнее, чем департамент? Я что, стану частным детективом?

— Вообще-то, это творческая профессия.

Сонетто нахмурилась — Матильду больно кольнуло осознанием, что она не верит ее словам.

— Какая связь между полицией и творческой профессией на себя? — спросила Сонетто так, словно кто-то другой, кроме нее самой, мог знать ответ на этот вопрос. — Никогда не планировала заниматься подобным.

— Я лишь читаю то, что говорят карты, не надо так на меня смотреть, — фыркнула Матильда уязвленно. — Между прочим, я еще ни разу не ошибалась. Вот и подумай сама. Может, у тебя есть какое-то творческое хобби или вроде того?

Сонетто задумалась.

— Я… ну, я немного рисую. Совсем чуть-чуть — недостаточно хорошо для такого будущего.

— И ты никогда не думала превращать это в заработок?

— Нет, я же сказала, совсем не тот уровень. Никто не станет покупать это.

— Ну, тут уже покупателю решать, — резонно отметила Матильда. — С хорошей рекламой могут заплатить и за полусъеденный пончик.

В конце концов, ее родители всю жизнь занимались торговлей — она могла бы узнать у них множество полезных советов, если бы пожелала.

Сонетто ответить не успела — ее прервал звонок.

— Прости, я отвечу?

Матильда кивнула, не решаясь убирать карты — вдруг она еще о чем-то захочет спросить. Однако вернувшаяся после короткого разговора Сонетто выглядела так, словно ее мысли были уже в совсем другом месте.

— Мне пора, — с сожалением сказала она.

— Уже?..

— Я совсем забыла, что обещала помочь с одним делом… Очень неловко вышло, прости. Я оплачу тебе отдельно оставшееся время.

— Не надо мне ничего отдельно оплачивать, — нахмурилась Матильда, собирая карты, поднимаясь следом за ней и всеми силами стараясь не показывать разочарования от скорой разлуки. — Что ты все оплачу да оплачу, прости да прости… Раз надо — иди. У меня все равно скоро новый клиент.

Ради Сонетто она освободила аж два слота, занятым из которых оказалась дай бог половина первого — но этого она говорить не стала.

— Тогда… до встречи?

— До встречи? — повторила Матильда. Значит ли это, что они встретятся снова? — Да… До встречи! Приходи еще.

Сонетто взглянула на нее вполоборота, держась за дверную ручку — и, улыбнувшись, кивнула:

— Разумеется.

Матильда заперла дверь, немного постояла на пороге, словно на что-то решаясь, затем вернулась обратно в гостиную и быстро, привычными уже движениями разложила ответ на свой собственный вопрос.

— Ну конечно, — пробормотала, скрывая улыбку за ладонями, — рисует она плохо, как же, как же. Надо попросить в подарок хоть одну картину, пока бесплатно — потом ведь придется за них почти драться.

Что-то определенно изменилось с их последней встречи — то ли повлияли слова, то ли Сонетто, наконец, начала ей доверять, но постепенно, сообщение за сообщением, между ними началась переписка. Каждое утро Матильда первым делом заходила в чат, чтобы прочитать приветствие рано встающей Сонетто, каждый вечер они стабильно желали друг другу добрых снов, а между тем, в течение дня, общались в свободное время на всевозможные темы. Она откладывала в памяти все, что узнавала: истории из прошлого, планы на будущее, любимый цвет, любимый фильм, вкусы в одежде и еде, травмы и фобии — все, что Сонетто готова была ей дать, Матильда тщательно берегла. В тот день, когда они впервые встретились вне стен ее дома — в кинотеатре на премьере фильма, которую ждали обе, — она едва спала всю ночь, представляя, как это могло быть свиданием. Затем были кафе, театр — Матильде по учебным связям билеты достались бесплатно, а Сонетто, как оказалось, очень любила театральные постановки, — картинные галереи — Сонетто выглядела настолько вдохновленной, что Матильда не сдержалась и сфотографировала ее несколько раз, — и с каждой такой встречей она падала в эту яму все глубже и глубже.

Верхом доверия стало приглашение в гости к Сонетто — они сидели на диване, включив на фоне какой-то мультфильм, ели японскую кухню, смеялись, рассказывая свои позорные истории, и нигде до этого Матильда не чувствовала себя так же уютно. Ей хотелось продлить этот день до бесконечности, прокручивать его в дне сурка, раз за разом, пока Сонетто точно так же подтягивала под себя ноги, разрешала заплести себе косу, капала соевым соусом на стол и смеялась, прикрывая рот ладонью. Пока звала ее по имени — Матильда, Матильда, — и это звучало ласково и мягко, отзываясь сладостью в глубине сердца.

Месяцы сменяли друг друга, пока она жила от встречи к встрече — даже в академии не могли не заметить ее необычайно воодушевленное настроение:

— Любовь — двигатель искусства, и мисс Буаниш расскажет нам об этом поподробнее. Как только перестанет витать в облаках, правда, мисс Буаниш?

Матильда как раз только недавно вышла из душа и пила молочный коктейль, лениво размышляя над заданным на дом сценарием, когда раздался тихий стук в дверь.

— Она будет очень, очень недовольна, — Сонетто скинула обувь, привычно уже сворачивая к ванной, пока Матильда озадаченно наблюдала за ней, прислонившись к стене. — Может быть, мы даже немного поссоримся. Но я хочу знать.

— Ты о чем?

— Мне нужна твоя помощь, Матильда. Пожалуйста.

За окном царил густой и темный осенний вечер, когда Матильда включила торшер, придавая гостиной теплое золотое сияние, и коснулась плеча бледной Сонетто, беспокойно заплетающей прядь волос в тонкую косицу, чтобы позже расплести ее и начать все сначала.

— Прости, что пришла так внезапно. Я пыталась полагаться на судьбу все это время, но случилось кое-что плохое, и теперь мне очень страшно.

— Расскажи мне, — Матильда придвинула к ней чашку и вцепилась ладонями в край дивана, понимая, что речь опять зайдет о том, о чем она с радостью бы не слышала больше никогда.

— Мои друзья… То есть, и та девушка тоже… Ах, — она глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Два человека попали в больницу позавчера. Может быть, ты слышала про ту аварию на Шордич-хай-стрит?

— Если честно, нет… Твои подруги пострадали?

Сонетто нервно кивнула — ее руки не останавливались, а чай на столе медленно остывал.

— Две из них сейчас в реанимации. Одной уже получше, ее планируют вскоре перевести в обычную палату, но… но девушка моей подруги, та самая, она все еще там, и никто не знает, чем это все закончится. Я понимаю, что здесь все зависит от врачей и ее собственных сил, и… и моя подруга настроена довольно скептично к тому, что я пришла к тебе, и мы даже спорили об этом, но... но все же… выживет ли она?

Матильда не могла не отметить, как Сонетто каждый раз избегала называть имена. Всегда были «мои друзья», «та подруга», «эта девушка», «те люди» — обезличено и скрытно, словно она все еще пыталась защищать большую часть своего мира. Это ощущалось болезненно — она стала частью жизни Матильды, но сама Матильда все еще не была уверена, что является для нее кем-то важным. Не просто временным спасением.

— Если она умрет, ты… — Матильда не договорила, но Сонетто это и не понадобилось:

— Что? Нет! Конечно же нет! — она наконец отпустила волосы и схватилась за чашку, пытаясь занять чем-то руки. — Я просто хочу быть готовой к любому исходу.

Но ведь это не твоя девушка в больнице, подумала Матильда, пока руки ее машинально тасовали карты, почему именно тебе так важно знать, чем все закончится? Как именно ты планируешь утешать свою подругу?

Если тебе ответят взаимностью — я тут же окажусь за бортом? У меня вообще есть хоть какой-то шанс?

Она хотела спросить это так давно — но каждый раз отступала на половине пути.

— Думаешь, я могу знать лучше, чем врачи?

Сонетто заметно приуныла, и Матильда тут же схватилась за карты, не в силах смотреть на это.

— Нет-нет, я не отказываюсь! Великая Матильда Буаниш никогда не обманывает в своих предсказаниях, разве ты еще не поняла этого?

— Спасибо, — пробормотала Сонетто, подняв голову и глянув на нее со сложной эмоцией, от которой по спине Матильды прошла нервная дрожь. Она мысленно забормотала успокаивающие мантры, которым научилась от Галабоны — рядом с Сонетто так приходилось делать слишком часто. Эта девушка умудрялась одновременно делать ее самой счастливой — и самой несчастной.

— Тут ничего не говорит о смерти. С ней все будет в порядке. Предположу, что она в целом проживет довольно долго.

Повисло молчание. Сонетто медленно выдохнула. С тихим стуком поставила кружку.

— Да? Я… я очень рада это слышать.

— Действительно?

Матильда встретила ее взгляд, пытаясь прочитать в нем хоть что-то.

— Тебе правда нужно отпустить это. Что ты хотела узнать на самом деле? Я уже все тебе сказала — это не твоя история, тебе предназначена иная. Даже умри она — что бы это изменило?

— Я никогда не хотела, чтобы она умерла! — вскинулась Сонетто, и ее обычно тихий ровный голос теперь отчетливо дрожал. Вся она выглядела устало и разбито. — У меня нет… нет никаких подобных планов, я отпускаю, я стараюсь изо всех сил, и у меня получается, правда получается! Но я… я…

Матильда придвинулась ближе, коснулась ее руки — и Сонетто вдруг покачнулась вбок, опуская голову на ее плечо. Пряди волос щекотно прошлись по коже шеи, упали на их сплетенные пальцы. Матильда вздрогнула и застыла, едва дыша, разглядывая их смутные силуэты в окне.

— Я, возможно… чувствую себя одиноко, — шепотом, едва слышно, закончила Сонетто. — Мне действительно было важно узнать это. Но еще… Еще я хотела увидеться с тобой. Снова ощутить, что все хорошо. Прости меня.

— Простить за что?

— За мой эгоизм.

Матильда опустила щеку на ее макушку — несмотря на холодные руки, Сонетто ощущалась теплой, как огонь. Как бы хотелось ей одной беречь его.

— Ты можешь приходить ко мне когда угодно. Ты же моя… моя подруга. Я всегда рада видеть тебя.

— Правда?

— Когда это я тебе врала? Великая Матильда…

Она замолчала, чувствуя, как вздрагивает чужая голова — и после долгих тревожных мгновений осознала, что Сонетто просто смеется.

— Ты снова делаешь это.

— Это?

— Заставляешь меня улыбнуться, — пояснила Сонетто спокойно, словно говоря о чем-то вполне обыденном, и выпрямилась. — Уже поздно, кажется, мне пора. Я и так помешала твоему отдыху.

Оставайся, хотелось сказать Матильде — слова жгли язык, кололись иглами, но она понимала, что Сонетто не согласится, поэтому, скрепив сердце, проводила ее сначала до дверей, затем до дверей подъезда, а после и до машины такси, тщательно запомнив номер.

— Напиши мне, когда доберешься.

— Обязательно.

Она снова позорно застыла, покраснев, когда Сонетто обняла ее — аккуратно, едва касаясь, оставляя на одежде ноты своего парфюма.

— Я заплачу за сегодня как за полный сеанс.

— Только попробуй.

К следующему утру ее счет пополнился.

Месяцы продолжали идти, но в масштабном плане в жизни ее ничего не менялось — она все так же была полна амбиций и одинока. Весной они с Сонетто выкроили время между учебой и делами, чтобы собраться вместе — та пригласила ее в дом за городом, и там Матильда наконец-то познакомилась с еще одной важной частью чужой жизни: с ее подругами.

С Сотеби, семье которой и принадлежал этот летний домик, они уже были знакомы очень и очень заочно, но узнали друг друга с первого взгляда — оказывается, та долго листала ее аккаунт, прежде чем написать то первое сообщение, изменившее ее жизнь. Сразу узналась и Вертин — человек, невольно причинивший Матильде так много проблем. Она оказалась очень приятной, пожалуй, не заслуживающей тех слов, которые Матильда берегла под языком, но несмотря на то, что была там со своей девушкой — насмешливой, говорящей загадками, но неожиданно заботливой, — каждый раз, когда она оказывалась рядом с Сонетто, у Матильды сводило зубы. Даже за столом Матильда постаралась сесть так, чтобы оказаться между ними — в итоге ее соседкой справа оказалась Шнайдер, которой в голову пришла точно такая же идея. Это показалось им, переглянувшимся с особым пониманием, даже немного забавным.

Еще была шумная и активная Регулус — пожалуй, даже слишком активная, — и Лиля с ее крайне своеобразным юмором, но потрясающе легким на подъем характером. У Матильды никогда раньше не было столько новых друзей разом — они приняли ее легко, но постоянно подкалывали, многозначительно поглядывая на отвернувшуюся Сонетто, и к концу дня Матильда попросту устала краснеть.

— Не смотри так на Вертин, тебе не нужно быть такой ревнивой, — заметила Лиля. Она нашла ее на задней террасе, где Матильда делала расклад Шнайдер на то, как сложится жизнь ее старших сестер, тут же вызвалась стать следующей и весь сеанс терпеливо проторчала рядом, напевая что-то себе под нос и дожидаясь, пока они останутся в одиночестве.

— Что? Как я смотрю? Вовсе я не…

— Ты хочешь быть такой, эээ… как там это называется? Абьюзеркой в отношениях?

— Это еще что значит?

Матильда перебралась к краю, усевшись на куртку и свесив ноги. Снег уже сошел, и голый сад был погружен в полумрак, но террасу освещали фонари и льющийся из окон свет. Изнутри дома то и дело звучали голоса и смех — где-то там была и Сонетто, вновь ясная и солнечная, как когда-то на фото.

— Сложно не заметить, как тебя корежит, честно говоря. Но они близкие подруги, и ничего с этим не поделаешь. Только лишь.

— Я сказала хоть слово против?

— Может, вместо этой фигни тебе просто пригласить ее на свидание? Прошло сколько — почти год с вашей первой встречи?

Матильда чувствовала взгляд Лили — тяжелый и острый, — и упорно продолжала пялиться в сад, не поворачиваясь. Она знала, что была слишком очевидной, но ничего не могла поделать с этим сжимающим ощущением в сердце, с этим вечным страхом, что ничего не изменилось, и Сонетто все еще… все еще…

— Я тоже ее подруга, — ответила она наконец хмуро. — Только лишь.

— О, правда?

Матильда все же обернулась, чтобы успеть уловить скользнувшую по чужим губам усмешку, исчезнувшую так быстро, что она и вовсе не была уверена — показалось или нет?

— Ну, ладно, — пробормотала Лиля, ловко поднимаясь на ноги одним слитным движением. — Подруга так подруга. Не сиди тут на холодном, а то отморозишь чего не надо.

Заскрипели доски, в спину ударило теплом — она вернулась в дом. Матильда подобрала одну ногу, обняла колено, тяжело вздыхая — после этого разговора ей вдруг стало особенно грустно.

Открылась дверь, доски вновь скрипнули — на плечи опустилась теплая тяжесть пледа.

— Ты не замерзла? — Сонетто присела на колени рядом. От нее пахло корицей и чьими-то духами, и Матильда неосознанно придвинулась ближе, чувствуя себя иррационально счастливой от одного звука ее голоса. — Устала? Они могут быть довольно утомительными. И шумными. Очень шумными.

— Нет, все нормально. Просто там жарко.

Возможно, Сонетто догадалась, что она лжет, но ничего не сказала — лишь поежилась от порыва ветра.

— Ты без куртки! — ахнула Матильда. — Иди в дом, ты! Глупая!

— Я хотела, чтобы тебе было весело, — невпопад ответила Сонетто, прижимаясь к ее плечу.

— Мне весело. Причем тут…

— Мы пытаемся приготовить пунш. Не хочешь тоже?..

Она звучала неуверенно, но с надеждой, и Матильда, полная нежности, стянула с себя плед, чтобы накинуть его на них обеих.

— Так и быть, уговорила. Как вы вообще сможете сделать это без моих советов!

Сонетто поднялась первой, протянула руку — и не отпускала ее ладонь до самой кухни.

— Ты можешь погадать мне? — спросила она уже позже, когда они выпили весь этот несчастный пунш, получившийся слишком сладким, и разбрелись кто куда. Сонетто и Матильда обустроились в небольшой комнатке на втором этаже — когда-то это, вероятно, было кабинетом, но сейчас больше напоминало комнату охотника, и они растянулись на большом мягком ковре, сшитом из шкур, плечом к плечу, глядя на найденный Матильдой в гостиной проектор ночного неба. Их пальцы слегка соприкасались, она слышала, как ровно дышит Сонетто, и думала о том, что нервотрепка последнего времени — сессия и прочее — стоила такого вот прекрасного момента после.

— Ты давно не просила. Что-то случилось?

— На самом деле, я хотела задать этот вопрос уже… даже не знаю. Месяц? Два? Три? Все никак не получалось.

— Почему? Я же никуда не делась — ты могла просто попросить в любое время.

Сонетто не ответила. Матильда не стала продолжать, чтобы не испортить эту хрупкую уютную близость между ними.

— О чем хочешь спросить?

— Я не уверена, что стоит. И… у меня пока нет возможности заплатить. Может, чуть позже. После стипендии.

Матильда не раз хвасталась ей своей популярностью на эзотерическом поприще — таком, что цены приходилось то и дело поднимать. Давно прошла эра трех фунтов — теперь она уважала свое время и свои силы, не каждый кошелек мог пережить без проблем встречу с ее картами. Некоторые, как она слышала, даже копили месяцами, только бы к ней попасть.

Но она никогда не думала даже, что Сонетто воспримет рассказы об этом настолько всерьез.

— Мы еще подруги — или уже нет? — спросила резко, чувствуя, как Сонетто поворачивается к ней.

— Конечно!

— Тогда что за глупости ты говоришь? Действительно думаешь, что я стану брать с тебя деньги?

— Это неправильно, — упрямо сказала Сонетто. — Ты должна получить что-то за то, что потратишь на меня время и силы.

Ты и правда не понимаешь, хотелось сказать Матильде, что ты рядом, вот это время, проведенное с тобой, возможность видеть тебя и слышать твой голос — лучшая из всех возможных наград?

— Сумасшедшая, — вздохнула она, садясь и притягивая к себе за лямку рюкзак. — Можешь просто купить мне кофе или типа того. Не нужны мне твои деньги.

— Но…

— Акция. Ты попала под акцию, ясно? Пятый расклад бесплатно. И не продолжай больше эту тему с деньгами, пока я не разозлилась.

Сонетто послушно замолчала, тоже поднялась и устроилась рядом — так близко, что их бедра соприкасались. Матильде, скрепя сердце, пришлось отодвинуться, чтобы не потерять настрой. Сонетто чуть нахмурилась, заметив это, но ничего не сказала — лишь опустила голову, скрывая лицо за волосами.

— Итак… Задай свой вопрос великой мне, и я подскажу ответ твоему сердцу, — откашлявшись, возвестила Матильда нарочито пафосным тоном. Губы Сонетто изогнулись в слабой улыбке.

— Тебе, наверное, страшно надоела эта тема. То, что я хочу спросить.

Матильда кивнула, уже зная, что сейчас услышит.

— Любовь?

— Любовь, — признала Сонетто, нервно накручивая прядь волос на палец. — У меня была неудачная влюбленность до этого, как ты знаешь, и ты сказала тогда, что это не моя судьба, и у меня будет своя… история любви. Которую ты мне тогда и по ладони обещала. Иногда… — она затихла, и Матильда склонилась чуть ближе, пытаясь поймать ее взгляд, чтобы показать, насколько она готова слушать дальше, насколько ей это важно, хоть в груди и отбивало судорожный ритм полное страха и надежды сердце. Вот бы меня, подумала она… вот бы показало меня… Умоляю, умоляю, умоляю!

Она всегда старалась передавать ответы карт максимально честно, невзирая на то, что хотели услышать, но сейчас в голову закралась крохотная, но ядовито сладкая в своей крамольности мысль: а что, если… Только она, Матильда, здесь знает истинный ответ — но если она просто повернет его в чуть более удачную для себя сторону? Разве она не заслужила собственной прекрасной истории, год за годом выслушивая, спасая и рождая чужие?

Разве Сонетто когда-либо узнает правду?

— Иногда?..

— Иногда мне хочется, чтобы я тоже… стала чьей-то судьбой. Может, прозвучит эгоистично, но быть важным для кого-то — это довольно естественное желание любого человека, разве не так?

Искушение оказалось слишком велико — опутав страждующее сердце, оно пустило в тело и разум Матильды слишком крепкие ростки. Всего пара предложений, шептало оно, всего пара — она получит то, что хочет, ведь она уже важна, и ты тоже заслуживаешь своего собственного желания. Просто скажи, просто скажи это!

— Конечно, — пробормотала Матильда тихо, глубоко погруженная в борьбу сердца и совести. — Ты не должна оправдываться. В конце концов, именно ради любви ко мне и приходят в большинстве случаев.

— И часто карты говорят «нет»?

— Довольно часто.

— Ох, — Сонетто притихла. Комната погрузилась в напряженную тишину. За приоткрытым окном слышались чьи-то приглушенные голоса, ветер играл ветвями деревьев — жизнь продолжалась, отсчитывая время, и мир не подозревал о том, что здесь, в этой маленькой комнатке, крошечный в масштабах вселенной человек делает тяжелый выбор во имя чужого счастья.

Матильда глубоко вдохнула, словно желая что-то сказать; задержала дыхание на пару бесконечных секунд, затем медленно выдохнула и протянула Сонетто колоду.

— Тяни.

У такой, как Сонетто, думала она, не может не оказаться в будущем прекрасной взаимной любви — и она действительно заслуживает знать правду и встретить то, что предназначено ей звездами, даже если мне придется выплакать все свои слезы до капли.

— Подожди, — сказала вдруг та, прикрывая карты ладонью. — Подожди. Можно мне попробовать самой?

Матильда ошеломленно уставилась на нее. Сонетто ответила твердым взглядом.

Это было чем-то новеньким.

— С каких пор ты теперь тоже умеешь читать таро?

Сонетто ничего не ответила — убрала руку и так же, как делала всегда Матильда, склонилась ближе, откидывая волосы за спину.

— Это девушка, — сказала она после короткого молчания. — Немного младше меня.

Матильда, осознав, что смотрит на нее, а не на карты, опустила взгляд.

— Да, — согласилась она, — все верно. Ты молодец. А что еще?

В голове продолжало стучать: я, я, хоть бы я. Она всеми силами старалась загнать эти мысли в угол, запереть и забыть, но чем усерднее это делала, тем более наглыми они становились: я, я, я.

— Эта девушка — красивая, умная и усердная, у нее всегда получается все, чем она занимается. Она добра, даже когда окружающие ведут себя ужасно, щедра и заботлива. Ее близкие всегда могут положиться на нее. Натура поэтическая, чувствительная и нежная, хоть и пытается это скрывать. Великое будущее, большая известность. Еще, — Сонетто вновь замолчала, погруженная в раздумья, — еще я вижу помощь в тяжелое время, силы и уверенность в грядущем. Комфорт и счастье, связанные с этим человеком. Тоска без нее.

Она говорила что-то еще, но Матильде казалось, что все вокруг перестало иметь значение, смазалось — существовали сейчас только они с Сонетто, ее тихий голос и карты перед ними, которые показывали другое — и одновременно то же самое. Иные слова, иные формулировки — но все это звучало слишком знакомо. Это звучало как сбывшаяся мечта, как восторг, разливающийся изнутри от макушки до пяток, как дрожащие руки и спазмированное горло.

Это звучало как ее имя — но без имен.

Ей казалось, что еще немного — и она расплачется.

— Эта девушка воплощает в себе все, что я люблю, — закончила Сонетто, глубоко вдохнула и перевернула карты, поворачиваясь к ошеломленно молчащей Матильде, не сводящей с нее широко распахнутых глаз. — А еще я знаю один секрет, который не скажут никакие карты. Хочешь его узнать?

Она кивнула, неспособная сказать ни слова, и бешено стучащее надеждой сердце ее замерло, когда Сонетто наклонилась ближе. Взгляд ее перетек с глаз Матильды на ее губы, затем снова вернулся к глазам. Матильда чувствовала запах, исходящий от ее волос, видела, как дрожат ее ресницы. Их пальцы переплелись, как делали это уже множество раз — легко и естественно.

Мягкие губы нежно прижались к ее щеке, задерживаясь неприлично долго — и она закрыла глаза.