Кацуки проспал на работу. Изуку суетился на кухне, пока альфа бегал по квартире, пытаясь одновременно натянуть штаны и завязать галстук, попутно впихивая в себя бутерброд с яичницей. Мидория чувствовал себя немного виноватым, ведь и он сам проспал, но его-то работа не такая важная, как у Бакугоу. Но альфа ничего не сказал по этому поводу, только шипел, чертыхаясь.

Странно, однако вышел Кацуки из дома как обычно, так что можно было не переживать. А Изуку отправился на работу.

***

Снова началось затишье.

После подписания того контракта альфа ходил довольный долгое время, да и Мидории было спокойнее от этого.

Была суббота. Бакугоу ушёл куда-то, но куда не просветил, омега убирался в квартире. Он протирал столешницу, когда перед глазами заплясали чёрные точки, кровь резко отхлынула от головы, а ноги подкосились. Онемевшими пальцами парень вцепился в край раковины, стараясь удержаться. Но не смог. Громкий грохот падающего тела раздался одновременно со звуком открывающейся двери. Воцарилась тишина, а потом быстрые шаги, и Изуку поднимают на руки. Ему больно, живот разрывает на части, будто режут изнутри. Всё, что он может, это болезненно скулить, стараясь свернуться калачиком.

Альфа укладывает его на кровать, мельтешит пятном вокруг. Изуку невыносимо жарко. Расфокусированным взглядом он впивается в окно, но Кацуки это игнорирует. Только когда Мидория пытается сам встать, чтобы открыть хотя бы одну створку, альфа рычит на него: «Нельзя, лежать!»

Боль ни на секунду не утихает. В голове пусто, а вот тело пылает. Руки сами стягивают с себя всю одежду, оставляя только нижнее бельё, которое насквозь промокло в чём-то вязком. Омега с удивлëнным ужасом смотрит на свои пальцы, испачканные прозрачной смазкой. Губы кривятся, а на глаза наворачиваются слёзы. Рядом снова раздаются шаги, его приподнимают и громко шепчут: «Тихо. Успокойся! Всё хорошо. Так надо! Потерпи!» Голос кажется таким странным, он то до одури громок, то вообще не слышен. Изуку возбуждëн, а смазки всё больше, она вытекает из него так стремительно, пропитывая пододеяльник. Он снова подрывается, боясь испачкать постельное бельё, но его одним движением руки опрокидывают назад.

Внутри что-то обрывается. Голову дурманит запах альфы. Парень скулит, руками пытаясь нашарить чужую ладонь. Нет никакого контроля, всё смущение пропало. Есть только дикое желание, чтобы в него поскорее запихнули член побольше и отрахали до изнеможения, до смерти. Инстинкты, так давно забытые, вырвались наружу самой настоящей похотью. Изуку просто набрасывается на Кацуки, садясь на того сверху, сознание омеги помутилось, и всё…

Что было дальше, он помнил только урывками.

***

Очнулся Мидория только под конец своей первой в жизни течки. Он лежал на кровати, развороченной и пропитанной запахом секса, лицом уткнувшись в раскуроченную подушку, весь измазанный в сперме вперемешку с собственной смазкой. Воздух был тяжёлым, запахи дурманили. Ног омега не чувствовал, а внутри всё пульсировало. Рядом раздалось копошение, до его волос дотронулись, поглаживая по голове. Против воли он заурчал, подставляясь под ласкающую ладонь. Несмотря на боль, он наконец-то чувствовал свободу, впервые было наплевать на всё. Пускай хоть сейчас его ножом зарежут, он и звука не проронит. Только погладьте его ещё, приласкайте. Ему так хочется быть любимым. Хотя бы сейчас. Хотя бы это мимолётное мгновение. Он даже не против, если всё это фантазия, которую породил его воспалённый мозг.

Воспоминания медленно возвращаются. А вместе с ними приходит и осознание. Стыд. Мучительная краска стыда заливает всё лицо, уши, шею. Он даже может поклясться, что чувствует, как холодеет каждая клеточка в его теле. Эйфория спадает слишком стремительно.

Да он же, можно сказать, вынудил Кацуки с ним переспать! Набросился на него как какая-то изголодавшаяся шлюха. Он так чëтко видит перед глазами всю картину, будто смотрит фильм с самим собой в главной роли.

Рука с головы пропадает. Зато появляется на груди, поглаживая. Между лопаток чувствуется поцелуй. Ещё один. Дорожка доходит до шеи, а потом его резко переворачивают на спину. Изуку смотрит на альфу со всей безысходностью, он в тупике, не знает, как себя вести, что делать. А вот Бакугоу прекрасно знает, что делать.

Нежный поцелуй в губы кажется самым мучительным на свете, но таким необходимым для каждого из них. Кацуки заставляет его согнуть ноги в коленях, пристраиваясь между ними, потираясь возбуждённым членом о разработанный вход. Он смотрит прямо в глаза, а Изуку уже и сам не отводит взгляда. Проникновение сопровождается тихим скулежом омеги. Пальцы рук переплетаются, толчки медленные, глубокие, выбивают стон за стоном, хотя Мидория старается заглушить их. Но лёгкий укус за подбородок заставляет прекратить и полностью открываться, отдаваться снова.

Изуку слишком хорошо, чтобы думать о постороннем, в красных глазах напротив ему чудится безграничное обожание, от этого хочется плакать. Зрительный контакт продолжается, сопровождаемый волнами удовольствия, накатывающими друг за другом. Пальцы на ногах самопроизвольно поджимаются, а спина выгибается сильнее. Одну руку омега запускает Бакугоу в волосы, притягивая для поцелуя, но парень, лишь слегка мазнув по губам, утыкается в шею, вылизывая. Из горла вырывается вскрик, когда в кожу впиваются острые клыки, но те почти сразу пропадают, язык собирает алые дорожки. Мидория даже сам не заметил, что кончил от укуса, но вот стремительно разбухающий узел он не заметить не мог. Боль есть, но не такая сильная, как должна быть. Тут-то он и понимает: значит, не в первый раз принимает в себя.

Шею продолжают вылизывать, обводя края только что поставленной метки. Кацуки отстраняется и снова смотрит в глаза, медленно соприкасаясь с омегой лбами. Изуку не выдерживает и плачет, тыкаясь носом в щеку парня.

Ведь ничего, если он поверит, если доверится? Правда же? Его не предадут? Больше не сделают больно? Он же не переживёт повторения того Ада, что теперь кажется ему страшным сном.

Кацуки будто мысли его читает, переворачивается с ним вместе на спину, укладывая его поудобнее, чтобы узел не причинял боли, прижимает его ближе, обнимая, целуя в висок, в щëку и в губы. Куда придётся.

Заснуть не получается. Ладони поглаживают вспотевшую спину, очерчивая каждый позвонок. А Изуку думает, что, даже если сейчас альфа решит переломать ему кости, он не будет сопротивляться. На нём метка, только пару минут, но метка. Настоящая. Шея ноет и щиплет. Но это такая малость по сравнению с тем, что сейчас происходит в его душе.

Этот день навсегда остался в его памяти. Он впервые за всю свою жизнь почувствовал себя обычным. Совершенно обычным, нормальным омегой, у которого есть альфа, который заботится о нём, любит его.

Но голос разума кричал обратное: у Кацуки просто сработал инстинкт — пометить того, с кем провёл течку. А вот сердце просто бешено билось в груди.

После течки прошло несколько недель.

Всё как обычно: утро, работа, вечер, секс… Разве что теперь запахи Изуку различал абсолютно все. Например, его работодатель пускай уже и давно женат, но метки на нём нет, просто его запах говорит об этом, хотя шеи его Мидория никогда не видел.

Кацуки был до одури нежен, и это сводило с ума. Они вместе проводили выходные, почти не разговаривая, всё так же было не о чем, но в крепких объятиях друг друга. Альфа смотрел на метку, вылизывал её, а самого омегу постоянно целовал. Изуку так привык к этому всему, что уже был не в силах заснуть, если его не прижмут к себе, разрешая улечься под боком, согревая ночью. Появилась потребность нравиться. Просто нравиться своему партнёру.

Так в его голову забрела идея постричь немного отросшие волосы. К парикмахеру идти не хотелось, ему на мастеров не везло, обкромсают так, что он себя не узнает. Обычно парня всегда стригла Инко, так что он решил попросить её. Они даже договорились о точном дне.

Изуку приехал в положенное время и уже почти дошёл до жилого комплекса, где провёл всё своё детство, но вдруг резко остановился, заходя за угол соседнего дома. Около лестницы стояла его мать и… тот самый альфа, которому Мидория предложил белые розы на первое свидание. В голове сразу выстроилась цепь событий. Даже оттуда он видел, какой счастливой была Инко, полными любви глазами смотря на мужчину, а тот смотрел точно так же в ответ. На лице парня расцвела улыбка. Его мама наконец-то счастлива. Самое заветное желание сбылось. Омега разворачивается и уходит, чтобы не мешать им, по дороге пишет сообщение, что не сможет приехать, и просит прощения. Пускай лучше она проведёт этот день с ним, а с сыном женщина и потом увидится.

Но идея постричься никуда не пропадает, и он уже почти час сидит перед небольшим зеркалом с ножницами в руках, рассматривая свои волосы, но никак не решаясь начать. Мидория тяжело вздыхает и отрезает первый совершенно неровный локон. За ним ещё.

За своим делом он даже не замечает, что за ним наблюдает пара красных глаз, а их обладатель стоит, прислонившись к дверному проёму. После очередной прядки, упавшей на специально расстеленную пелёнку, Бакугоу решает привлечь внимание, подходя сзади и дотрагиваясь до плеча. Изуку ожидаемо вздрагивает, издав сдавленный «Ох», а ножницы из его рук падают на стол. Омега оборачивается к нему, его лицо заливает краска, он подрывается с места, но на плечи надавливают, усаживая назад. В волосы зарывается рука, пропуская их через пальцы. Альфа устраивается за его спиной, беря в руки ножницы. Один за другим локоны падают на пол. Это странно, Мидория и не знал, что Кацуки умеет стричь людей. Через некоторое время его волосы взъерошивают.

— Всё, — он берёт зеркало и, затаив дыхание, смотрит на своё отражение.

Щёки снова заливает румянец, а на ухо выдыхают: «Тебе очень идёт». «С-спас…сибо…»

Мгновение, и они уже страстно целуются, перемещаясь в спальню.

Смазка уже не нужна, хватает обычных ласк, и Изуку вспыхивает как спичка. Кацуки усаживает его себе на колени, прихватывая зубами кожу за ушком. Пускай альфа и позволяет ему доминировать, но полностью руководит процессом всё равно он. Мидория всё ещё не привык к такой позе, поэтому опускается на член совсем медленно. Мучительно медленно. Бакугоу стискивает зубы, внутри так горячо и до одури узко. Омега прикрыл глаза, всё его лицо красное — так забавно, с учётом того, сколько раз у них был секс. А про течку и вовсе стоит промолчать.

В конце концов выдержка заканчивается, Кацуки, рыкнув, надавливает на плечи, заставляя насадиться полностью. Изуку вскрикивает, но не сопротивляется. Бакугоу прикрывает глаза, ощущая сумасшедшую пульсацию нежных стеночек ануса. Их запахи переплетаются так гармонично, но омега не замечает, оглушённый подступающим оргазмом.

Альфа резко подаётся навстречу, подбрасывая бëдра вверх, выбивая всё новые и новые стоны. Изуку скулит, обнимая руками за шею, и, кажется, просит помедленнее, но его игнорируют. Кацуки-то знает, что ему нравится так: когда долбят сильно, глубоко, каждый раз проходясь по простате. Ритм сбивается окончательно, приходится брать всё в свои руки. Бакугоу одним движением, придерживая омегу за поясницу, опрокидывает его на спину, ноги забрасывая себе на плечи, переплетая пальцы рук.

Мидория просто кричит, голова кружится, а перед глазами мельтешат чёрные точки, тело бьёт дрожь. Ещё пара толчков, и он кончает, сжимаясь изнутри, утягивая за собой и Кацуки, что с рыком загоняет член до упора. Это уже становится традицией: альфа выжидает несколько минут, выходит из него, сперма сразу начинает вытекать наружу, он ложится рядом, притягивает омегу к себе. Они целуются, медленно сплетая языки, в комнате слышится только их частое дыхание. Первым засыпает Изуку, а вот Бакугоу ещё долго не спит, пристально рассматривая лицо спящего омеги, оглаживая все его изгибы, покрывая лёгкими поцелуями его мордашку, в особенности веснушчатые щëчки. И только потом устраивается поудобнее, накрывает их одеялом, ставит будильник (хотя всё равно его не слышит) и засыпает, крепко прижимая к себе омегу.

Это традиция…

***

За прошедшее время Кацуки ни разу не приходил домой в плохом настроении, но сегодняшний день был исключением. Снова грохот входной двери, снова топот ног, снова… Разве что теперь Изуку чувствует, как потяжелел воздух, а запах альфы будто душил. Разболелась голова, и немного затошнило. Бакугоу зашёл в комнату и сразу швырнул портфель куда-то в угол, сам же уселся в кресло, но долго там не просидел, вставая и начиная расхаживать по комнате, периодически порыкивая.

В такие моменты Мидория всегда пытался слиться со столешницей с раковиной и вжимал голову в плечи, стараясь не издавать ни звука, чтобы его не трогали. Но ведь в последнее время его и так не трогают. Так, может, ему стоит попробовать?..

— Ч-что-то случилось?.. — Изуку снова заикается, ему страшно, аж сердце ухает глубоко вниз, замирая на мгновение.

Парень останавливается, и на него переводят бешеный взгляд. Похоже, это была плохая идея. Он опускает голову, готовясь к… он и сам не знает к чему. Кацуки подходит слишком быстро, хватает за предплечье и тянет к креслу, усаживаясь, хотя, скорее, падая в него, а на свои колени опускает Изуку.

— Меня в командировку посылают. На две недели. Две недели с этой мразью! — омега чувствует, что хватка на поясе становится сильнее, его прижимают ближе, рыча слова в шею, одновременно проводя носом по метке.

Этот жест пугает, особенно когда альфа в таком неуравновешенном состоянии.

Дрожащими руками Мидория обнимает его, поглаживая по голове, и совсем невесомо целует в висок, чтобы хоть как-то успокоить. Вот только Бакугоу далеко не обычный альфа, и совершенно неизвестно, подействует на него такой жест или только сильнее взбесит.

Но, вопреки всему, помогает. Его частое прерывистое дыхание становится ровным и медленным.

— Ещё раз, — уже совсем спокойно произносит он, руками поглаживая парня по спине, переходя на поясницу и ниже.

Изуку непонимающе хлопает глазами. Что «ещё раз»? А Кацуки уже тыкается лбом ему в губы.

— Целуй давай! — нетерпеливо подгоняет он.

А омеге ничего не остаётся, как снова поцеловать. Так и сидят, пока «что-то» не упирается Мидории в бëдра. Игнорировать это не получается, из груди вырывается какой-то полузадушенный писк, с него уже стягивают штаны. Одежда ворохом падает на пол, его переворачивают, оказываясь сверху. Чужой язык уже вовсю хозяйничает во рту, проводя по нёбу, дëснам, зубам, губы слегка прикусывают.

Он никогда не сопротивляется такому напору, всё-таки поцелуи-укусы, покрывающие всё его тело, очень аккуратные и почти безболезненные. Изуку чувствует, как внутри становится жарко и мокро, организм уже сам подготавливает к проникновению, но парень знает, что альфа всё равно будет растягивать его пальцами, постоянно проверяя, достаточно ли естественной смазки или стоит добавить лубриканта. До сжатого колечка мышц дотрагиваются подушечкой пальца, тут же проникая внутрь, начиная поглаживать стенки, сгибая и разгибая палец. Мидория закрывает глаза — до сих пор смущается под пристальным взглядом альфы. Слышится хмык, и в анус проталкивают второй палец. Губы опаляет дыханием, его снова целуют.

В этот раз подготовка проходит быстрее обычного. Парня немного стаскивают с кресла на самый край, Кацуки приходится стоять, приподнимая его за таз, разводя в стороны ягодицы. От такой позы шея Изуку оказывается неудобно изогнутой, но ничего, можно и потерпеть.

Бакугоу резко входит, но не полностью, только наполовину. Ему тоже неудобно. Никак не удаётся задать нормальный ритм, рука Мидории слишком далеко — не переплести пальцы. Медленно Кацуки закипает. Последней каплей становится то, что омега при особо глубоком толчке сильно ударяется головой о подлокотник, поскуливая от боли.

Приходится менять место локации. Кацуки подхватывает его на руки, Мидория, чтобы не упасть, оплетает ногами его пояс, а руками цепляется за шею, жарко дыша. Ношу скидывают на стол. Парень радуется про себя, что не успел накрыть на стол, ужин всё ещё стоит на плите.

Изуку еле успевает вцепиться руками в край стола, прежде чем Бакугоу начинает яростно вколачиваться в него по самое основание. Громкие шлепки и вскрики, запахи секса наполняют комнату. Альфа уже не нежничает, даже немного грубовато надавливает ему на грудь, удерживая на месте. Омеге хочется попросить помедленнее, но вместо слов с губ срываются только стоны. Ему и хорошо, и стыдно одновременно. Кончики пальцев ног покалывает, а внутри скручивается тугая спираль, ещё вот-вот, и он кончит, а если так, то последует следующий заход. В уголках глаз скапливаются слёзы, дышать удаётся урывками. Руки устают удерживать тело на месте, так что пальцы медленно разжимаются. Его тут же переворачивают на бок, подхватывая одну ногу и заводя наверх, член альфы скользит ещё глубже, точно по простате.

Мидория кричит, по телу разливается жар, разум затуманивается. Всё. Связь с реальностью потеряна. От каждого толчка горячая волна накрывает с головой. После третьего, самого глубокого, Изуку не выдерживает, скребёт короткими ногтями по деревянной поверхности стола и содрогается каждой клеточкой. Кацуки выходит из него, так и не кончив. Поэтому парень только немного удивился, когда его ещё раз перевернули, теперь на живот, ногами позволив опереться о пол, хотя от них пользы и не было, по ощущениям они напоминали вату. Бакугоу сразу вошёл, продолжая бешено таранить его.

Сколько это продолжалось, Изуку сказать не может, он сбился после третьего. Когда в голове немного прояснилось, он обнаружил себя лежащим на спине на всё том же столе, а на нём устроился тяжело дышащий альфа. Слух уловил, как что-то капает на пол, а, скосив глаза вниз, омега понял, что это сперма снова вытекает из него. Совершенно не хотелось двигаться, лишь бы ещё немного полежать мешком… на столе, испачканном в его семени. Омега попытался встать, но в него, словно клещ, вцепился Бакугоу, не давая пошевелиться. От давления его веса было трудно дышать. А он всё никак не хотел вставать.

— К-Каччан… мне немного тяжело… — Кацуки пошевелился, что-то пробубнил, но так и не встал.

И Изуку ничего не оставалось, кроме как ждать, пока альфа придёт в себя.

Тот, к слову, соизволил подняться только минут через пятнадцать, когда парень под ним начал скулить, руками пытаясь его немного подвинуть. Мидория ступил на пол, нетвёрдо шагая, дошёл до кучки одежды и вытащил оттуда свою, надевая на себя. Бакугоу же абсолютно голый сел в кресло и о чём-то задумался, своей наготой смущая омегу, что накрывал на стол.

— А ты что, есть не будешь? — смотря на одинокую тарелку с карри.

— Не хочется чего-то… — Изуку налил в чашку чай и поставил рядом с тарелкой.

Кацуки, уже одетый, сел на стул, жестом подзывая к себе омегу. Он удивлённо подошёл ближе.

— Что-то не так? — спросил омега, но его резко схватили за руку, заставляя сесть к себе на колени, а к губам поднесли ложку с едой.

— Немного, и всё.

«Немного» в понимании Кацуки — это вся тарелка и чашка чая. Пришлось накладывать повторно.

После ужина Изуку ещё долго суетился на кухне, мыл посуду, смотрел, что осталось из продуктов в холодильнике, и за всеми его движениями следили.

Уже укладываясь в кровать, омега заметил, что его немного подташнивает, но внимания на это не обратил. Переел, с кем не бывает. Заснули они быстро, прижимаясь друг к другу.

***

Кацуки должен был уехать в вечер воскресенья, поэтому с утра он начал собирать вещи. Но довольно странно: то он швырнёт в сумку пижамные штаны, походит по комнате минут десять, вернётся к сумке и кинет туда трусы, потом он и вовсе ушёл в ванную на полчаса, а, выйдя, швырнул к остальной куче мокрое полотенце, потом стоял и смотрел на зубную щётку в руках, будто размышляя, нужно её как-нибудь упаковать или и так сойдёт. Со стороны Изуку вся эта ситуация выглядела комично, а недовольное выражение лица альфы лишь сильнее смешило, хотя он старался этого не показывать.

Когда Бакугоу в очередной раз подошёл к сумке, но уже с рабочим костюмом, Мидория не выдержал и тихим голосом спросил:

— М-может, лучше я… тебе помогу? — он выглядывал из-за дверного проёма.

Сначала на него пристально-испытующе посмотрели, то ли испепеляя, то ли сканируя, но всё-таки еле заметно кивнули, немного отходя в сторону от горы одежды. Но далеко Кацуки не ушёл, присел на край кровати и смотрел, как парень вытряхивает всё, что он уже запихнул в сумку, на одеяло, разбирая.

Омега был одет в какие-то потёртые безразмерные штаны тёмного цвета и такую же футболку, полностью скрывающую его тело. Так он чувствовал себя в безопасности. Поэтому постоянно носил что-то тёмное и мрачное, на несколько размеров больше него самого.

Изуку положил ему с собой две майки и футболки, но, так как едет альфа по работе, больше всего места заняли рубашки и два костюма, а также пара «удавок», увидев которые, альфа зафырчал и насупился. Зубную щётку спрятали в специальный контейнер, на всякий случай омега положил маленькое полотенце. Когда очередь дошла до нижнего белья, веселился уже Бакугоу, глядя на то, как парень пытается сложить боксеры, не глядя на них. В конце концов альфа решил ему помочь.

Стоило лишь застегнуть спортивную сумку, как над Мидорией нависла тень.

— А где та футболка? — омега обернулся назад.

— К-какая? — непонимающе спросил он, чувствуя, как руки альфы оплетают талию, притягивая к широкой груди.

— Та самая, вчерашняя.

— А… Я к грязному белью п-положил, чтобы п-постирать.

— Я её с собой возьму.

— Т-тогда я сейчас включу машинку, — и уже развернулся в руках, собираясь сделать шаг, но его цапнули за мочку уха, тут же облизывая мокрым языком. По телу Изуку прошла дрожь.

— Не надо стирать, так положи. В отдельный пакет, — горячие ладони забрались под футболку и начали поглаживать живот, немного оттягивая резинку штанов.

Та футболка, которую Кацуки хотел взять с собой, принадлежала самому альфе. Однако вчера, непонятно зачем, он заставил Изуку надеть её на ночь. На ощупь она была очень мягкая, ярко-синего цвета, и омега никак не припоминал, чтобы Бакугоу хотя бы раз ходил в ней хоть где-то. Да и выглядела она как новая.

Утренний секс, к которому так упорно вёл Кацуки, обломался звонком телефона. Это Аизава решил напомнить время сбора. Договорились альфы, кстати, встретиться сразу на станции. Они собирались ехать поездом, но потом вспомнили, что Бакугоу живёт всего в нескольких кварталах от места отбытия. Поэтому сначала все дружным коллективом зайдут за альфой… чтобы не сбежал.

Кацуки долго возмущённо пыхтел, но в конце концов согласился, не было причин отказываться. Просто он не догадывался об истинной подноготной этого визита, хотя некоторые предположения имелись.

Пока он обсуждал детали с Аизавой, Изуку уже сбежал на кухню, а потом в магазин. Вернувшись же, сразу начал что-то готовить. И, как ни пытался развести его Бакугоу на прощальный секс, ничего не вышло…

А потом пришло время выходить. Кацуки сидел в кресле уже одетый с сумкой, валявшейся рядом на полу. Когда раздался звонок в дверь, он как раз завязывал шнурки на кроссовках, Мидория стоял неподалёку, держа в руках сумку. На пороге показалась радостная физиономия Мономы.

— Приветик, Бакугоу-сан, Мидория-сан!

От этого предвкушающего тона альфа вконец разозлился и захлопнул дверь прямо перед его носом. Изуку сдавленно пискнул, его схватили, сжимая в объятиях, покрывая шею мокрыми поцелуями, отчего лямка сумки выскользнула из рук, падая.

Дверь снова открылась, являя усталое мужское лицо, которое хриплым голосом сказало:

— Бакугоу, тебя ждать никто не собирается. Либо ты пошевеливаешься, либо добираешься своим ходом, — его одарили безразличным взглядом, а омегу ещё несколько раз чмокнули в губы, и только потом, взяв сумку, альфа ушëл, захлопнув дверь.

Так начались две недели жизни без Кацуки…

***

Чего Изуку не ожидал, так это звонка от альфы в тот же вечер. Парень сидел за столом и читал книгу, которую сегодня взял в библиотеке, и тут звякнул мобильный. В первую секунду глаза омеги стали квадратными, но, взяв себя в руки, он ответил.

Сначала трубка молчала, и только спустя две минуты голос на том конце дал о себе знать.

— Это я…

— Д-да?..

— Мы приехали…

— Да…

— …

— …

Мидория сидел с телефоном в руке, взглядом мельтеша по кухне, он даже представить себе не мог, что ему позвонят, чтобы сказать, что они приехали. Он уже хотел попробовать спросить хоть что-то, только Бакугоу его опередил.

— Спасибо за пирог… Он был… вкусный…

— А… П-пожалуйста… Ты уже разобрал в-вещи?

— Да, — послышалось шипение и громкие ругательства. 

— Не слушай его, Мидория-сан! Врёт он всё! Ничего он не разобрал, как порог перешагнул, так и сел пятой точкой на кровать. Сидел, сидел, потом начал пялиться на телефон, решил позвонить! А вот мы работаем в поте лица! Бакугоу-сан — халтурщик!

— «Заткнись, урод! Верни телефон, пока я тебе руки не вырвал!»

— А ещё он меня укусил! Прямо в поезде, представляешь?! Ах, да, твой пирог был великолепен, за один кусок была драка! Даже Аизава-сан оценил. А вот Шинсо ничего не досталось.

— «Потому что ты, жмот, всё в одну харю схомячил!»

— Сам виноват, что отрубился, как сел в кресло.

— «ААААА! Спасите-помогите! Оно меня укусило! Мужик, за что?!»

— Ой-ой-ой, кажется, это пираньи, а не золотые рыбки. Бакугоу-сан, отпусти Киришиму-сана, если его съедят пираньи, Денки-сан тебя прибьёт!

Дальше связь снова прервалась, и уже злой как чёрт Кацуки вещал полурычащим голосом: — Не слушай этих мразей!

Но Изуку больше всего волновало, откуда у них там пираньи, ну, и немного состояние Киришимы, всё ещё орущего фоном. С Мономой всё было в порядке, судя по истеричному смеху где-то неподалёку.

— Откуда у вас пираньи?

— «Заткните Киришиму, я ничего не слышу!» — В номере у нас… аквариум стоит с рыбами… Монома предложил погладить одну. — «Клевета! Это был Бакугоу-сан!» — А это пираньи оказались, красного цапнули за палец, ничего серьёзного. — «Да я кровью истекаю!» — Всё нормально.

— Будьте о-осторожны…

— Ага. — «Скорую мне!» — До завтра…

И отключился, и Изуку ещё долго сидел, всё так же держа в руках телефон, смотря прямо перед собой, но не видя ничего.

Переворачивая страницу за страницей, он даже не заметил, как стрелка часов перевалила за час ночи. Странно, но спать не хотелось совсем, однако пришлось идти ложиться, ведь завтра на работу. В кровати омега ворочался долго, никак не мог улечься поудобнее. Свет луны с улицы светил прямо в глаза, всё казалось таким зловещим. Мидория натянул одеяло повыше, носом зарываясь в подушку. Телефон пиликнул, оповещая о сообщении. Всего лишь одно слово, но почему-то сразу потянуло в сон, так что он даже ничего не ответил.

«Спи».