Никита

Я не успеваю понять, как это произошло. Сперва просто смотрю на Ури, размышляя над его словами, а заодно оттягиваю время, чтобы подольше не возвращаться взглядом к киноэкрану, потом тянусь за очередным зерном попкорна, но оно падает обратно в картонное ведёрко, потому что меня целуют.

Что за дурацкий троп — поцелуй в кинотеатре!

Мои глаза всё ещё раскрыты, потому что первые пару секунд я даже пытаюсь найти произошедшему другое логичное объяснение несмотря на то, что губы Ури буквально накрывают мои. Сперва становится смешно: поцелуй со вкусом сырного попкорна, какая нелепость. После приходит осознание. Медленно и неотвратимо.

Ури не умеет целоваться, поэтому этот его порыв чувствуется, как отчаянная неопытная попытка выразить симпатию. Детский сад, штаны на лямках. Но у меня язык бы не повернулся сейчас такое сказать, потому что по ощущениям сердце бьётся где-то в районе желудка. В голове проносятся все его взгляды, все наши вместе спетые песни, все моменты, когда мы брались за руки друг друга, чтобы успокоить или поддержать. Если смотреть в контексте… будто бы всё так и должно быть.

И всё же не могу поверить. Я либо тупой, либо… либо очень тупой.

Чуть отшатываюсь, замирая в нескольких сантиметрах от подрагивающих искусанных губ. Бросаю быстрый тревожный взгляд на сестрёнку. Она развалилась на переднем ряду, вытянула руки по спинкам кресел по обе стороны от себя и вся ушла в сюжет. А я и сюжет-то уже не помню. И о чём фильм вообще. И название. Где я и кто я — тоже с трудом осознаю.

—…Ну ты и выкинул номер, — бормочу я ошарашенно, прикрывая губы костяшкой указательного пальца. Глаза Ури начинают бегать в панике, пытаясь зацепиться за что-нибудь, что не я.

— П-прости! — выпаливает он и выглядит так, будто ищет повод сбежать куда-нибудь, зарыться головой в песок и никогда не видеть белого света. Приходится тряхнуть его за плечо, обращая на себя внимание.

— Успокойся. Не за что извиняться, ты ничего плохого не сделал.

И это действительно так, но всё же меня не покидает ощущение чего-то некорректного в случившемся.

Это не “дружеский” поцелуй, какими иногда обмениваются девчонки. После “дружеских” полагается посмеяться и сделать вид, что ничего не было. Да и не думаю, что Ури понимает эту концепцию. А значит, он серьёзен. И мечется сейчас тоже всерьёз. Мне больно смотреть на это. Больно видеть, как наш милый кудряш нервничает, хоть я и сам внутренне готов завыть от переживаний.

— Ну же, — я обхватываю его лицо ладонями и прислоняюсь лбом ко лбу. — Вдохни глубоко и медленно выдохни. Сам же себя накрутил, и трясёшься. Думал, я тебя возненавижу, или что?

— Да, — едва ли не всхлипывает парень. У нас точно есть нечто общее. Мы дьявольски импульсивны, только вот он это обычно держит при себе в страхе огрести от мира, а я такому не научен.

— Вот и зря. Всё хорошо. Слышишь? Всё хо-ро-шо. Повтори.

— Что?

— Повтори, давай же. Всё...

— Всё х…хорошо.

Он немного успокаивается, хватается ладонями за мои запястья и прикрывает глаза. Я выдерживаю паузу, чтобы убедиться: Ури больше не потеряет самоконтроль.

— Ты как? — спрашиваю негромко. Фильм позволяет: началась какая-то спокойная, трогательная сцена.

— Пойдёт, — отвечает он и выдавливает из себя улыбку. — Извини за истерику…

— Заканчивай извиняться.

Вздыхаю и решаю всё же сказать:

— Мы позже должны об этом поговорить. Ладно?

Вроде бы ставлю перед фактом его, но на самом деле — себя. Отношения с Марго не были ошибкой, они научили меня кое-чему важному: нужно, блять, говорить слова через рот.

Ури кивает, а потом уже сам, поздно спохватившись, смотрит в сторону Оли. Отследив его взгляд, предлагаю:

— Сделаем вид, что ничего не было. Ей не обязательно знать, что происходит.

***

Родители не против того, что я сваливаю куда-то на ночь глядя. Никогда не были против. Во-первых, я крайне редко пользуюсь этой привилегией. Во-вторых, всегда по собственной инициативе говорю, куда конкретно подался. Никогда не вру, и лишь изредка — недоговариваю, как, например, сейчас: “в гости к однокласснику” звучит немного безопаснее, чем “в гости к моему парню”. Я не боюсь их реакции. Просто всему своё время.

— Ты жрать хочешь? — с порога спрашивает Олег вместо “привет”.

— Я всегда жрать хочу, — отвечаю, понимая, что из-за переживаний проголодался чуть ли не вдвое сильнее, чем обычно. Енотин сияет, как прожектор, и ведёт меня сразу в кухню, откуда божественно тянет чем-то мясным. Кошки с громкими возмущениями пытаются пробиться следом, но Олег захлопывает дверь перед их носами, угрожая хвостатым тапками.

— Я тефтелек нажарил, — гордо уведомляет он, подходя к плите. — Тебе сколько?

— Штук восемь, — я подхожу к нему сзади, заглядываю через плечо, оцениваю размер съедобных монстров и уточняю: —…Четыре. Ты их для кого лепил, для скандинавских йотунов?

— Чем крупнее — тем вкуснее.

— Дурак ты. Мелкие лучше подливкой пропитываются.

— Ты пришёл хавать или критиковать? — смотрит на меня с усмешкой, и мне ничего не остаётся, кроме как показать язык.

Тефтели оказываются реально божественными. Но я налегаю на них слишком уж активно, не давая себе даже вдохнуть между укусами. Замечаю это лишь тогда, когда Олег прочищает горло, чтобы привлечь моё внимание. Поднимаю взгляд. Этот сидит, уложив на стол локти, рассматривает меня внимательно, чуть щурит глаза, будто по физиономии пытается прочесть, что это такое у меня на уме. В конце концов не выдерживает:

— Чего случилось-то? Ты ебануться какой дёрганый. О чём поговорить хотел?

Он на удивление серьёзен, вся гиперактивность сжалась до постукивания ногой по полу. А я что-то совсем забыл речь перед диалогом отрепетировать. Вот и решаю сказать, как есть.

— Я с сестрёнкой сегодня в кино был и Ури с собой позвал. А он меня поцеловал. Ну, там, в кино.

Стук под столом прекращается. Олег выпрямляет спину, чуть наклоняется вперёд, губы его приоткрыты в удивлении.

— Гонишь?!

— Нет.

— Ури?

— Да.

— Наш Ури-я-женат-на-музыке-Смирнов?

— Да.

— Прям в губы?!

— Да.

— Ебать, крутяк!

— Д… Погоди, что?

Меня будто тазом по голове огрели. А этот смотрит — глаза горят, пальцы хрустят, улыбка эта его со щербинкой между зубами… красивая. Переспрашиваю в недоумении:

— Чего крутого? Он ведь тебе нравится, разве нет?

— Ну да, в этом-то и прикол. Не понимаешь?

— Можешь прямо говорить, а не загадками ебучими? У меня и так голова со всем этим трещит, а ты добавляешь.

С громким скрипом Олег двигается поближе прямо со стулом. Меня корёжит: звук мерзкий и линолеум жалко. Руки свои на мои плечи опускает, в глаза заглядывает:

— Как ты относишься к Ури?

— Ты сам знаешь, как, — поднимаю бровь скептически. — Что за вопросы?

— Ты не ответил.

— Близкий человек он мне. Как и тебе. К чему ты ведёшь, я понять не могу?

— Никита, давай подробнее, — на лице Енотина появляется эта его бесячая ухмылка. Прикрываю глаза, пытаясь подавить раздражение.

— Ну… я чувствую себя обязанным его защищать.

— Так, ещё?

— Мне важен его комфорт.

— Так?

— И я люблю, когда он вылезает из своей раковины при мне и пытается показывать себя настоящего.

— Так?

— Хуем об косяк, зачем этот допрос? — не выдерживаю я.

— Затем. Ещё что-то?

— Да всё подряд! — сам не замечаю, как поддаюсь на манипуляцию и расхожусь в эмоциях по полной. — То, как он играет, как смущается, как вы с ним шепчетесь на уроках, как всё время старается поддержать нас обоих, даже если не знает, что делать… Заткнись, — выпаливаю, будто не я сейчас эту тираду выдал. — Какой смысл говорить об этом, если это он меня поцеловал, а не я?

— Ты такой красный сейчас.

Он говорит это со спокойной улыбкой, и только сейчас я чувствую, как сильно печёт мои щёки. И сердце колотится без остановки. Блять, да что же это такое?

— Он нравится тебе, — заключает совершенно довольный Олег. Во мне закипает через край:

— Да. И ты нравишься. И мы с тобой, кстати, вместе. Ничего не смущает?

— Именно поэтому я к тебе и припёрся на ночь глядя, — пытаюсь объяснить я. — Потому что ты мой парень. Мы должны обсуждать друг с другом хуйню, которая происходит у нас в жизни.

— Мне, кстати, приятно, что ты воспринимаешь это всерьёз, — он щёлкает меня по носу, заставляя поморщиться. — Ну так что, ты не понял ещё?

— Что я должен был понять?

— Вот вроде такой умный, а в таких простых вещах тупишь.

Олег берёт меня за руки и сплетает наши пальцы, заставляя меня замереть. Это очень интимное действие. Кажется, Енотин давно уже просёк фишку, насколько легко привлечь моё внимание, если коснуться ладоней.

— Никит, немножко логики, давай же. По слогам, как в первом классе. В кого я влюблён?

— В меня, очевидно, — слышу лёгкую дрожь в своём голосе, который с каждым словом становится всё менее уверенным. — И… и в Ури тоже. Ты полиаморен, да?

— О, вот видишь, ты знаешь некоторые слова и из учебника за второй класс, — хихикает он тихонько. — А в кого влюблён ты?

Жар от лица ползёт к шее.

— В тебя.

— Только в меня?

— Ты мой парень…

— Я ведь не это тебя спросил.

— Ладно, ладно… — сдаюсь я без особого сопротивления, чувствуя, будто силы покидают меня. — Возможно, мне немного нравится Ури. Ладно, может, не немного, но ты всё ещё…

— И мы точно знаем, что ты нравишься ему, ведь Ури не из тех, кто стал бы по собственной воле прикасаться к человеку, к которому не привязан глубоко и искренне.

В голове будто потихоньку начинает проясняться, но я всё же произношу очередную глупость:

— Похоже на любовный треугольник.

— Любовный треугольник — это когда есть невзаимные чувства, и в результате все по-своему страдают. А это называется иначе.

— Как?

— Триада. Любовь втроём.

Я медленно отшатываюсь, заваливаясь на спинку стула. Глаза пересыхают — забыл моргнуть. Мозг будто перемололи погружным блендером, а теперь оставили оседать. В голове стало тихо, только белый шум и тиканье кухонных часов тонкой паутинкой связывает меня с внешним миром. Всполох мысли о том, насколько это неправильно, гаснет, разбиваясь в искры о простоту решения, которое нашёл Олег.

Я могу просто перестать убегать от очевидного. Просто забить на то, как “надо”.

Могу просто любить их обоих.

— Всё-таки я, наверное, и правда дурак, — произношу тихо, затем наклоняюсь и падаю головой на коленки Олега, пытаясь унять головокружение. Он нежно проводит ладонью по моим распушившимся волосам. Говорит спокойно:

— Я лишь предлагаю. Если ты не хочешь впутывать в это Ури, то я пойму. И сам не стану.

— На днях… — тянет меня вдруг разоткровенничаться, — я вдруг поймал себя на мысли, что мне хочется увидеть, как ты ему признаешься. Между вами столько химии. У меня от неё звёздочки в глазах. И в этот момент я вовсе не думал о том, насколько это было бы морально приемлемо, учитывая, что ты со мной в отношениях. Просто мечтал, и всё тут. Потому что подумал, что это сделает вас обоих счастливыми до ужаса. Ни малейшего укола ревности, ничего.

— Мы можем это устроить, — хмыкает Олег и едва ощутимо щипает меня за щёку. — Эй, рыжик.

— М?

— Идея есть. Глупая и авантюристская.

— У тебя других и не бывает. Что за идея?

— Ты, я, Ури. Новый год. Съёмная хата. Шампанское, салаты, подарки… И маленькое глупое признание в любви.