«Жизнь — это неутомимая жажда насыщения, а мир — арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.»

Джек Лондон - «Белый клык»

Мир непрост. Он состоит из определенных правил, которые приходится соблюдать. Сожри сам или сожрут тебя, бьют — бей больнее. Почти как лозунги «выше, сильнее, быстрее», только страница из дворовых законов выживания вырвана. Тут каждый друг другу волк, с какой бы ни был фамилией. Все преследуют друг друга, охотятся, ищут слабость. Сила правит наравне со случаем.

Все это Олег уясняет очень быстро. Каменные джунгли учат один раз, но не менее сурово, чем дикая природа. Захочешь жить — и пасть оскалишь, и кулаки сами сожмутся, дорога под лапами застелется, и Фортуна вспомнит иногда.

Но одному тяжело. Как родителей не стало пришлось подстраиваться: потаскала жизнь по дворам чужим и заведениям. Заканчивается история скитаний в финальном приюте. На самом деле, обиднее всего расставаться со своей собакой, а отпугнуть всех окружающих репутацией он везде успеет. Законы выживания одни на всех. Уравниловка природная.

Все, как предсказано. Ничего не меняется: его опасаются, избегают. Бегут, как от огня. И не объяснишь им, запуганным приукрашенными россказнями его истинных достижениях, что и не сдались Волку лишние разборки и даром. Он просто свое защищает: место под солнцем, полторы шмотки, что из дома остались, россыпь мелочовки, воспоминания. Учителя тоже не щадят: говорят, мол «из этого ничего хорошего не вырастет», будто тем других нет.

Может и правы, но какое их собачье дело? Все равно и пальцем не пошевелят, чтобы ситуацию изменить, пусть Олег хоть до конца вселенной с синяками и сбитыми костяшками будет ходить. Кто отбился — тот и прав, арифметика очень простая. Так, может быть, и продолжалось долго еще, но кое-кто вдруг считает, что пора такое положение дел менять. Все меняется в один день, резко, за гаражами, где обычно Олег зубами выгрызал себе место в местной иерархии.

Начинается как обычно: какие-то домашние в школе обзывательствами плюются, подначивают, пытаются опрокинуть репутацию. На таких слова он никогда не тратит, кулаками доходчивей и вернее. Когда уже пора уходить, из-за поворота появляется смутно знакомый рыжий. Вроде тоже из приютских, но что ему надо — одни черти разберут. Кулаки сжимаются на автомате.

Стоит рыжий, смотрит молча. И Волков в ответ так же. Ну и? Чего стоим, кого ждем? Кажется, сейчас развернется и уйдет кто-то из них, но нет. Пацан вдруг драться научить попросил. И казалось бы, с чего? Кем он Волку вообще приходится, этот очередной приютский? Проще и понятнее послать на все четыре, и пускай катится. Но нет. Было в этом что-то свое, понятное. Рыжий не боялся. Прямо в глаза смотрел. И тогда впервые за долгое время Олег подумал: а может вот оно? Его возможность снова обрести «стаю», как раньше, когда-то недавно и будто уже в другой жизни. Против всякого здравого смысла соглашается.

От гаражей до приюта бредут вместе.

— Тебя я уже знаю, — говорит новый знакомый, цепким взглядом окидывает, будто сравнивает с чем. — А я Сережа Разумовский.

— Ага, — бормочет Олег.

От светских бесед он за последнее время ой как отвык, но социализироваться снова надо. И тут бы что-то еще сказать, да слова не идут. Не спрашивать же великолепное «как ты в приют попал?» в первые минуты знакомства? Не по его это понятиям, так в душу с порога лезть, да в грязных кроссовках.

Доходят до здания молча. В общей комнате их замечают, конечно, сразу. Некоторые смотрят с откровенным интересом: невдомек им, чего это рыжий теперь с Волком ходит. Разумовский вскидывает подбородок, смотрит на них с вызовом почти. Олег на всякий случай хмурится за его левым плечом, кулаки сжимает сурово. Вопросы у приютского населения отпадают сами собой.

Жить становится не проще, но куда веселее. Вдвоем против целого мира — уже не в одиночку. А с Сережей скучать не приходится: у того и своих недоброжелателей хватает, а затей на них двоих вместе взятых и еще излишек останется. Ворвался в жизнь, когда не ждали, с чем сравнить — не понятно. Знал бы Волков тогда побольше о природных явлениях, ураган «Катрина» сказал бы. Только разрушения все — не из горя и потерь, такого добра они уже хватанули с лихвой, — а так, веселый хаос временами. Разум та еще «белая ворона».

Олег быстро переквалифицировал своего нового друга из Сергея просто по дворовым понятиям в Серегу. Разумовский на это кривится.

— Зови уж лучше тогда Серый, — говорит. — Будет Серый и Волк. Не хватает только Красной шапочки для комплекта.

Вместе смеются.

Серый. Что-то в этом было такое, действительно серое в его приятеле. Да, все было не черным и белым, чтобы там Разум себе не напридумывал. Олег других не обманывал и сам себе предпочитал не врать. Чистого добра и зла не существует. Все — мешанина красок. Оттенки на оттенках, да законы выживания.

Жизнь теперь по большей части проста и понятна. Учатся драться вместе, пирожки воруют, не попадаются только благодаря Волоковской ловкости и смекалке Серого. Все добытое делят пополам. А вопросы решают по понятиям. Понятия у них с Серым, конечно, свои — не чета дворовым.

Осечка случается там, где не ждали. А стоило бы. Пубертатный период бьет обоих наотмашь. Начинается даже смешно: Серый вдруг обгоняет Волка в росте и ходит невозможно довольный этим фактом. Радоваться ему тут, правда, долго не приходится: Олег тоже подтягивается. Они меняются потихоньку, растут, а отношениях их все те же. Заморозились во времени. И ссоры не помеха.

Но что-то не то тут, Волков чует: наэлектризовался воздух, по коже мурашки бегут, шерсть дыбом. Знамение или еще чего — он не знает, не хватает опыта пока опознать. Как перед грозой, но все не грохочет и не грохочет. В небе ясно, неестественное затишье.

Молния внезапная, близкая, сияет не где-нибудь, а в шкафу школьной подсобки, где оба оказались по какой-то глупости. Вроде урок решили прогулять, и Серый сказал, что фигня, нагонят еще. Тесно, темно — хоть глаз выколи, — и тихо. Дыхание свое слышно, не то, что чужое. Поцелуй он ощущает только в последний момент, и что-то в голове с щелчком встает на место.

«Ах, вот оно что!» — думает.

За пределами их темного царства звенит звонок, секунды летят. Все прекращается быстро, как началось. Серый открывает дверь шкафа.

— Нам идти надо, — говорит, а Волку в глаза не смотрит.

Что, передумал? Или момент не тот? Хочется спросить, но Олег молчит. Волк не придирчив, но и не он в их компании ценитель высокого искусства. А пыльный шкаф подсобки на верхушку в рейтинге романтических мест Питера не тянет даже с большой поблажкой.

Ответ на все вопросы проясняется через пару дней. Неприятный такой ответ. Кое-что меняется. Волков усмехается, о происшествии благоразумно не упоминает, смотрит, как Серый девчонок школьных впервые клеить пытается. Вот тебе, Олег, и ответ твой. Рад? Нравится? Может, и правильно это все: пасть раззявил свою на то, на что не следует. На «своих». «Своего», да не в том смысле. Место знай.

Впрочем, у Серого тоже дела в гору не идут: девчонки его посылают. То ли разглядеть потенциала не могут, то ли знают, что будут всегда с ним на втором месте. А то и на третьем. Вот у самого Олега таких проблем нет: хотя он никогда о будущем и не задумывался дальше пары дней вперед, девчонки всегда были не прочь предложить повстречаться. Может, он им приземленнее казался или еще что.

Да вот только сам Волк заводить постоянные отношения не спешит. Было что-то в этом неправильное, не такое. Рыжие волосы — да не те, слова резкие не такие, вся мелодия не на тот лад, сердце на месте не лежит. Да все не то и не с теми, не его. А чужого ему не надо, свое бы сохранить.

Все снова выправляется потихоньку. Скрипит, противится в сердце ноющая боль, но на место встает как было. Школа заканчивается, они, как и раньше, не разлей вода, в универ поступают, у Серого куча планов на дальнейшую жизнь и его новый питомец — Марго. Ну как его? Кормит и занимается ей в основном Олег, принявший еще одну ворону в свою стаю. Две вороны да Волк — интересная стая, но уж какая есть.

Волков вечно при делах. Собирает Серого в универ, когда тот от учебы уже обессилел в край, заботится о Марго, пытается посещать свои пары. Снова по тонкому льду с Разумовским ходит. Рядом, да не вместе. Столько всего прошли, да не пара. Все какие-то подачки непонятно к чему.

За делами и скучными лекциями есть время подумать, и мысли эти Олегу не нравятся. Завяз он в болоте по горло. Сам себя притопил, ждет непонятно чего. С чего бы чему-то меняться, если он сам ни черта не делает? В универе учится чисто из-за Сережи — его же придумка. Следит за всем этим балаганом. Да, бесконечно сердцу милом, но все равно. Остаться охота, но правда с каждым днем в лицо скалится. Потонешь, Волк, потонешь. Уж лучше бы волчьей ягоды нажрался, а не вот так: медленно и незаметно концы отдавать в рутине.

Решение принимается легко. Начать скидывать вещи потихоньку в сумку — того проще. Сложно только вынести это решение из головы в мир тонкой словесности. Но Серому рассказать он обязан: тогда не врал и сейчас начинать не планирует. Все катится к закономерной развязке.

Наверное, впервые на памяти Олега у Разумовского не находится красочных выражений. В место тысячи слов Серый решает ему банально врезать. Серьезно, не в шутку, как обычно бывает. Ударил и стоит занесенным кулаком — сначала шокированный от того, что сделал, а потом подбирается, смотрит с вызовом. «Ну и что ты сделаешь теперь?» — во взгляде читается. Как перчатку в лицо бросает или тряпкой для быка машет.

Во рту привкус крови появляется — хорошо научил, удар поставленный. Волк замирает. Не оттого, что считает удар справедливым, отнюдь. Просто понимает, ответить сейчас — не только за удар ударом отплатить. Ударишь и разрушится что-то навсегда, безвозвратно. Напряжение в воздухе звенит. Никогда же они не дрались так, серьезно, с намереньем. Да, вместе учились драться и синяков друг другу оставили знатно. В шутку тоже не раз сходились или на спор. Но так...

Уходить Волку надо. Дело это решенное. Долго он за Серым следовал, не задавая вопросов, но теперь пришла пора думать наконец: «А что мне самому то надо?». Нет, следовать за другом было не в тягость, но куда это его привело? В неинтересный универ, в рутинное болото. Олег дураком не был, осилил бы учебу, вышмат этот осточертелый. Он и в школе-то мог спокойно учиться без помощи, да только скучно. Цель-то какая итоговая? Стать еще одним программистом в потенциальной будущей компании Сережи, о котором он будет вспоминать хорошо, если раз в месяц? Или еще одним сисадмином в уютном чужом офисе с фикусом?

Скука пожрет его медленно, по кусочку. Ничего не остается, кроме неё. И он, и Серый всегда скуку терпеть не могли, так будет ли ему дело до бывшего приютского товарища, ставшего частью безликой массы персонала?

Нет, они бы, наверное, даже умудрялись выкроить в графике вечер другой сходить в бар, вспомнить старые времена. Сначала раз в месяц, потом раз в два, три... А затем и того меньше, пока рутина все не прикончит. В этой игре против Вселенной время сожрет всех без исключения.

Итак уже порознь: у Серого проекты его, учеба, дела бесконечные. Даже на предложение погонять вместе в онлайн игру отмахивается — мол, что он там не видел, зачем тратить время? Все заканчивается.

Волк молча разворачивается, подхватывает сумку и как есть уходит, не дособрав все вещи, в темноту, в ночь. А и черт с этими вещами. Он тут всю жизнь меняет, поменяет заодно и все, что было такого дорого сердцу. Перекантуется где-нибудь, а там уже и отъезд не за горами. Может, это знак. Рубить — так рубить сплеча и все вот такое.

Время, как всегда, выигрывает гонку. Летит как сумасшедшее, и вот уже дата отъезда. На перроне стоит, всех провожают, а он один. Смотрит вдаль, снежинки колкие, лапы мерзнут. Вот так вот. Уходить надо, пока не оставили силы. Может, и верно это, так всегда и задумывалось: было да сломалось. Не предупреждает об отъезде даже остальных приятелей и подружек — к черту и их тоже.

Нежданно, против всех правил и знаков судьбы, провожать-таки кто-то приходит. Рыжий, в тонкой куртке. Потерянный на перроне этом не меньше Олега. Нос красный, мерзнет явно. Но прерывает молчание первый, вместо тысячи извинений:

— Пришел, вот, — греет отмерзшие руки в карманах кое-как, нахохленный, как обиженная Марго временами. Помолчав, добавляет:

— Вещи другие тащить не стал, ты же вернешься потом.

Вроде и утверждает, а вопрос в этом читается все равно.

Волков улыбается краем губ. Будут ждать — вернется. А вещи пусть себе Серый оставляет. Чай, не переезд, а так... Временная отлучка.

Армия такая, какой он себе представлял. И не такая тоже. Заслали их далеко. Тяжело, гоняют как бешенных, ноги от усталости подкашиваются, и с обедом расстаться охота. Но нельзя. Упадешь — огребут все, уж такие законы. И, казалось бы, чему радоваться? Многие домой бы запросились. Ан нет. Здесь воля, дышится полной грудью. Жить хочется больше, чем когда-либо.

Адреналин в крови кипит. На такую иглу подсесть оказывается проще некуда. Все мысли отступают дурные, только один голый инстинкт выживания. Боли не замечаешь, пока не отпустит. Воздух пахнет будто иначе, свежее, чище. А дадут упасть передохнуть, так падаешь и травинки вблизи рассматривать принимаешься — никогда ничего красивей не видел. Боттичелли Сережиному и не снилось.

Волков учится ценить момент. Не жизнь целиком, нет. Момент: конкретный, прекрасный и отчаянный. Быстро находит общий язык с остальными парнями: вскоре его Волком кличут уже и тут. Да шутки про чутье на опасность и удачу шутят. Душевно, пусть все и не свое, не его стая.

Все идет на лад. Серый не забывает: пишет, передачки посылает, рассказывает обо всем и ни о чем. Кажется, тратит на Олега времени своего драгоценного больше, чем пока оба на гражданке были. Вот что с людьми расстояния делают. Все приобретает ценность.

Будущее обсуждают лишь вскользь. Серый смеется, говорит «ну вот вернешься, может, и в универе восстановят». Волк пожимает плечами, зная, что на том конце не увидят. Может, и да, там уж ясно будет. Пока дожить бы.

Ему предлагают остаться в армии. Говорят, адреналиновый наркоман. Таким, как он, дорога обратно к мирной жизни заказана, сам же на стену и полезет. Волк ловит себя на мысли, что об этом тоже раздумывает. Контракт подписать дело нехитрое. Но прежде к Серому возвращается.

Выглядит тот, конечно, плохо. С сессиями совсем себя запустил, из еды один горелый дошик, и как его только еще Марго заживо не склевала за это все? Помощь принимает с покорностью умирающего, отлеживаясь на диване. Белая ворона их едва ли не светится и под почесывания подставляется — вот уж кто не скрывает, что скучал. Важный разговор откладывают пока Разумовский хоть немного перестанет напоминать труп.

В этот раз до драки не доходит. Сережа хмурится, недовольный, но ничего не говорит. Понимает, может, что все это не изменит разборками, может, прошлый раз еще в памяти отзывается. Обещание навещать требует, но это легко — лишь бы ждали, а Волк дорогу найдет. Учит Серого стрелять, пока время выдалось. А то как иначе: драться научил, а стрелять — нет? Непорядок.

Когда приходит пора, уезжает тихо, событие из этого делать не хочется. Стоит один, вверх смотрит. Как по ошибке звезда одинокая в городском небе сияет сквозь неплотные тучи. Курить вдруг хочется. Впереди дорога.

Теперь спецназ. Дышится все так же легче. Связь с миром поддерживает, когда есть возможность. Серый пишет иногда. Теперь у него достижений, сколько у Олега никогда не будет медалей, проекты наконец-то получают признание, появляются лишние деньги. Волков за него очень рад: Разум честно все это заработал. Шутят, что, если Волк надумает вернуться на гражданку — станет Серому телохранителем. И заживут, как никогда не жили.

Кто там с кем друг друга не спрашивают. Вот уж чего знать не хочется. У Олега самого длительных отношений не завязывается: может, город не тот, не тот часовой пояс, звезды не складываются, небо над головой чужое, цвет фальшивый.

Много чего меняется. Руки в крови по локоть, что не отмыть. Но он относится к этому философски: приказ есть приказ, кто бы перед тобой ни стоял. Жизнь — арена, где льется кровь, такой вот закон природы. Все моральные вопросы на потом. Тут уж что окажется тверже: твои ориентиры и психика или окружающий мир. А Олег всегда устойчиво стоял на ногах. Ну или ему так кажется.

Время идет, он приобретает новые знания. Люди признают, что он хорош в тактике, обещают продвижение по службе. И все же хотелось бы управлять жизнью самому. Волков уходит в наемники.

Теперь руки не по локоть, а сам он весь в крови искупался. Отметился новыми шрамами, где только не побывал. И ноги помочил на чужих болотах, и зачерпнул песка под палящим солнцем. Репутация набирается успешно: за знаменитую волчью чуйку его с радостью берут на задания. Пусть потом и обкладывают матюками на всех языках: «чертов русский накаркал», из передряг это вытаскивает только так.

На родину исправно возвращается все равно каждый раз, как есть возможность. Тащит что-то обратно за загривок, а чутью противится он не привык. Серый растет, богатеет, но все тот же идеалист и мечтатель, что и в школе. Приятно знать, что что-то не меняется со временем. Новый год встречают вместе. Хорошо, уютно. Может, и стоит однажды уйти с войны окончательно, ко всему этому вернуться уже на постоянку? А проблемы найдутся, если поискать.

Мысль хороша, да очередные заказы за хвост утаскивают надолго. Неясно, когда новый промежуток спокойствия выдастся. Даже с внешним миром лишний раз возможности связаться нет. У Разумовского тоже свои дела, не до Волка совсем. Звонки исчезают, телефон «для себя» становится чисто рабочим. Может, и надо так: что у них общего, у миллиардера и вояки? Жизнь все та же: думать не дает лишний раз, люди на куски на минах рвутся, кого-то приканчивает шальная пуля. Остается выживать. Нос держать по ветру. Делать вид, что от знакомого звука войны не замираешь на месте.

Новости почти не смотрит — негде и некогда. А когда видит наконец, что в мире остальном случилось, едой давится. Вот это дела. Проще в обман поверить. Что теперь и думать — непонятно. Но времени и на это не дают. До того, как он успевает определиться со своим отношением к новой строчке в резюме своего друга, раздается звонок.

И голос в трубке знакомый.