Като
Я взял со стола очки с прямоугольными стеклышками, по ходу, отца Юске, и без лишних раздумий — тупо из любопытства, как-то даже на автомате — насадил их на переносицу. Почувствовал неприятное напряжение и резь в глазах, но попытался сфокусироваться. С интересом взглянул в зеркало и не сдержал смешка, увидев в отражении какого-то придурка.
— Зацени, — похвастался своим новым «хипповым» прикидом, обернувшись к пялящемуся в тетрадь Юске. За низким журнальным столом, заваленным макулатурой, парень сидел в позе лотоса и усердно грыз гранит науки.
— Хмм… А тебе идет, — отвлекшись, закусил он кончик ручки с обгрызенным слюнявым на нем колпачком: — Ты выглядишь так… представительно и смахиваешь на… учителя, что ли.
— Прикалываешься? — снова посмотрел я на себя в зеркало, упорно стараясь увидеть то, что видит он. Ни хрена не вышло, но чего-то вдруг проперло на «постебаться». Может, в этот раз получится?
Я ухмыльнулся и пробежался взглядом по учебникам на столе. Взял один, по математике, и стал деловито расхаживать с ним по комнате.
— Да ладно, — в насмешливом удивлении поднял Хаяма брови на мою импровизацию.
— Не отвлекайтесь, Хаяма-кун. И сосредоточьтесь на выполнении задания, — произнес я строгим преподавательским тоном.
Уловив намек, Юске тут же включился в игру, моментально забыв про свою последнюю проваленную контрольную работу, итоговую домашнюю и вообще новую злобную училку-математичку. Реально, ненормальная. Все мозги парню выкрутила своими закидонами. Угрожает. Не закончишь, говорит. Он над этими ебаными котангенсами до ночи теперь пыхтит как проклятый, чуть ли не до слез переживает. Ну не дается ему этот предмет. Ну что ж теперь, сдохнуть что ли?
— Сенсей, а вы не объясните, что это значит? — ткнул он пальцем в книгу наугад, продолжая таращиться на меня откровенно похотливым взглядом малолетнего совратителя.
— Где? — подошел я к столу и склонился над размазанным перед глазами учебником: — Не вижу…
— Да вот же, — повернул Хаяма голову ко мне и как бы случайно скользнул по моей щеке губами.
— Да где? Реально ни хуя не видно, — нервно я снял очки и потер уставшие моргалки пальцами.
— Блин, Като. Ты все портишь!
— Ладно-ладно, — удрученно я вздохнул и вновь, но уже без особого энтузиазма, насадил на переносицу увесистые стеклышки: — Какой у вас вопрос, Хаяма-кун?
— Сугубо личного характера. Сенсей, вы меня хотите?
С желанием сказать что-то типа «ты, черт возьми, просто не представляешь как, малыш», я повернулся на сладкий голос, обжигая своим горячим дыханием мягкие губы. Но если скажу, тогда снова все испорчу. В итоге сдержался и заговорщически прошептал:
— Даже если и хочу, то мы не должны. Я — учитель, вы — ученик. Это неправильно, Хаяма-кун. Это запрещено.
— А разве запреты существуют не для того, чтобы их нарушать?
Юске осторожно, но так чувственно, коснулся уголка моих губ своими и тут же получил от меня незамедлительный ответ в виде смелого глубокого поцелуя, такого, какого в жизни в подобной ситуации не было бы ни за что.
Взявшись за дужку дурацких очков, Юске аккуратно отложил их на диван. Сплел руки на моей шее, запустив пальцы в спутанные на затылке отросшие клоки, которые он с некоторых пор ненавистно называет грязными соплюшками. Задышал звучно и часто, и требовательно притянул меня к себе. Желание из парня перло просто дикое. Ну еще бы, любимая тема как-никак: потрахаться там, где нельзя, и тогда, когда лучше не стоит. Его дом, гостиная, журнальный стол, в центре которого приютилось миленькое семейное фото в рамке. По-моему, пошло, а он обожает. Вот и приходится изгаляться. На что только не пойдешь ради этого испорченного его же собственной грязной фантазией засранца.
Не желая прекращать страстный поцелуй, я полностью взял инициативу в свои руки и бережно приземлил милые кости на груду учебников.
— Мм, — издал Юске скулеж, заставив меня от него отлипнуть.
— Чего? Неудобно?
— Не. Просто там домашка. Два часа мучений все-таки. Не хотелось бы в итоге замарать.
— Понял, — без труда смахнул я со стола все лишнее, с легкостью его приподняв и искренне разделяя беспокойство о драгоценной домашке. Сам же полгода назад, не смыкая глаз по ночам, усердно грыз гранит науки (на вкус, надо сказать, полное дерьмо). Теперь все. Теперь студент. Теперь заслуженная халява, ну и, естественно, переживание за удачное окончание школы младшеньких: Юске, Катсу и Масы.
— Спасибо, — притянул Хаяма меня к себе и благодарно поцеловал. Рукой скользнул к моему паху и прижал ладонь к заметному бугорку.
Я, чувствуя прилив эмоций, оторвался от искусанных губ и со значением взглянул в чужие полузакрытые глаза. Ну все, сейчас скажу. Точно сейчас. Вот точно…
— Сенсей, скорее же. Не могу больше терпеть, — сбил настрой Рыжий.
Мысль тут же улетела из моей кудрявой башки, зато из груди вырвался неаккуратный смешок.
Юске напрягся, одарил меня упрекающим взором и процедил сквозь стиснутые зубы:
— Не останавливайтесь, с-с-сенсей. Пр-р-рошу. Возьмите меня.
…
— Пх… ПХА-ХА-ХА-ХА! — кинулся я носом в плечо Хаямы и тут же получил кулаком по спине.
— Блин! Като! Ну почему все всегда заканчивается одним и тем же?! Неужели так трудно сдержаться?! На фига ты опять ржешь?!
— Да потому что это, блять, смешно!
Юске закатил глаза и толкнул меня в плечи, заставив меня скоропостижно с него свалить. Обиженно надул губы, поднялся и, собрав с пола учебники и тетради, снова раскидал их в беспорядке на столе.
— «Сенсей, не останавливайтесь», — передразнил я Хаяму деланым голосом, одернул футболку и, отвернувшись, принялся поправлять брюки, вернее, то, что в них. — Бр-р-р… Не понимаю я этих долбаных ролевых игр. Почему мы просто не можем заняться самым обычным сексом? Почему надо обязательно все извратить?
— Ну я, по крайней мере, хоть как-то пытаюсь разнообразить нашу сексуальную жизнь.
— На хуя? Она тебе так наскучила?
— Во-первых, Като, мат! — злобно зыркнул Рыжий на меня исподлобья.
Ну, да, терпеть не может мое сквернословие и искренне просит выражаться либо не при нем, либо только мысленно, либо вообще не выражаться. Стараюсь как могу. Честно.
— А во-вторых, нет, не наскучила. Но, — устало выдохнул. — Но все стало каким-то обыденным. Это стало походить на супружеский долг. У нас даже расписание есть по дням недели, месту и времени. Хочется чего-то спонтанного… Хочется как тогда… когда все начиналось. Первый поцелуй… первое волнение… первый секс… — направил Юске мечтательный взгляд вдаль, будто смотрит в прошлое.
— Шутишь, что ли? Ты о тех соплях, что текли из твоего носа, когда я впервые тебя засосал?
— Като…
— Или, может, о нашем первом разе, который в итоге вообще не состоялся?..
— Ох…
Наш потрясающий незабываемый «первый раз» оказался для меня каким-то ужасным, кошмарным, отвратительны сном. И был это далеко не раз, а целая череда жутко позорных обломов. Все в точности так, как и предсказывал придурочный блондин. Просто слово в слово, будто не предсказал, а проклял. Сначала я не смог, потому что дело происходило в апартах Сеитоши. После — в гараже, вспомнив его слова о том, что Юске у нас какой-то непростой, с предпочтениями. После не смог уже сам Хаяма, когда я был вроде бы нежным, осторожным и, как оказалось, в предпочтения Рыжего ни разу не попал. После желание пытаться снова — у меня пропало окончательно. И на четвертый раз я сдался — набравшись мужества, проговорил:
— Кажется, у нас ничего не получается, малыш. Извини.
Какой же тогда поток эмоций я вызвал этой неаккуратной фразочкой, сколько же было ора.
— Ты меня бросаешь?! Бросаешь из-за дурацкого секса?! Сеито прав! Ты трус! Ты им был, ты им и остался! — психанул Рыжий.
— Че?! Сеито так сказал?!
— Преодолевать трудности — это нормально, Като! Все, идя по жизни, спотыкаются, все падают! Но после поднимаются и идут дальше! А ты остаешься лежать, боясь встать на ноги!
— Какие еще, блять, ноги?! У меня не с ногами проблемы!
— С мозгами, блять, у тебя проблемы! Придурок! — стиснув зубы, бойко пихнул меня в плечо. Было не больно, но неожиданно.
— Не понял.
— Слабак! — с удвоенной силой толкнул в грудь.
— Какого?.. По шее захотел, щенок?!
— Пха-ха-ха!!! — взорвался Хаяма в притворном громком хохоте, запрокинув голову назад. — Ты? Мне? По шее?! Да ни черта ты не сделаешь! У тебя же кишка тонка! Ты же трус и тряпка! — выплюнул мне в лицо, нарываясь на грубость.
— Ну все, сучонок! — сжал я пальцами его шею под затылком, очень стараясь не придушить. — Ща, блять, получишь по полной программе! — приложился своим ртом к его, обхватив доходягу рукой за пояс. Оттащил засранца к столу и стал срывать с него одежду. А после оттрахал задиру так, что он об этом еще сутки с упоением вспоминал, ровно до следующего такого же раза.
— И даже не вздумай меня бросать, пока я сам этого не захочу. Понял? — предупредили Юске меня угрожающе, когда чудо все-таки случилось.
— Понял. А ты, будь добр, в следующий раз говори сразу, чего хочешь. Я же, блять, не ясновидящий.
И он стал говорить, а я — смиренно слушать и выполнять все его дурацкие прихоти. Оказывается, наша скромняжка, которая даже переодеваться при мне стесняется, — бзик из-за веснушек — любит «быстрее», «глубже» и «сильнее». Я с ним за раз теряю больше калорий, чем за одну двухчасовую репетицию.
После язык любимого расплетался все больше, а фантазия его извращалась все круче. Он просил в общественном месте — я, перебарывая свое стеснение, ублажал милого в уборных торговых центров. Он хотел «похулиганить» в школе — я потел, смущался, но шел на уступки где-то под лестничными пролетами, пока он бессовестно прогуливал математику. Он попросил взять у него в рот — я… послал его на хрен! Мне и раза как-то хватило. В конце концов уговорил, конечно. Но такую привилегию я себе позволяю, так сказать, только по «праздникам», за что получил звание «гея недоделанного». А я и не спорю.
И вот опять — у него очередной заеб. Хочет ролевых игр. Но сколько мы ни пробовали — я не выдерживаю. Ржу, как торчок, и ничего не могу с собой поделать.
— Да ну тебя, Като. Я знаю, что скажу это раз в пятисотый, но в тебе никакой романтики, — вернул Рыжий себя в позу лотоса и бойко шлепнул учебником по столу. — Знаешь, кто ты?
— Ну?
— Ты…
— Ну, давай.
— Ты…
— Ну, смелей же.
— Ты гавнюк! Вот кто! — закинул локти на стол и накрыл уши ладонями, уткнувшись носом в книгу.
Вот тут, по идее, я должен был обложить милого смачной порцией мата и свалить, громко хлопнув дверью. Но только не сегодня. Сегодня нельзя. Сегодня я добрый. Подступив к обиженному сзади, я скользнул ладонями по его поясу, заключая свое счастье в ласковые объятия. Тесно прижался всей грудью к хрупкой спине и почувствовал, как мое сердце внутри заколотило в приятном волнении.
На раскрытый учебник я положил небольшой черный подарочный чехол.
— Что это? — поинтересовался милый.
— С годовщиной, — буркнул я еле слышно ему в спину, неимоверно горя от стыда.
— А?
— Капец просто как не хотелось этого делать, но ты же так любишь всякую подобную хренотень.
— Постой. «С годовщиной»?
— Ну да.
Не помнит, что вполне нормально. А у меня своего рода заскок — помню все «красные» даты, а эту тем более не забуду никогда.
Год. Год вместе. Год отношений. Год тупых ссор, в большинстве своем совершенно беспричинных и ставших уже просто нормой, гребаной привычкой, дурной. Год нежных, теплых, не просто дружеских чувств, а хорошей любовной терапии, которая так была мне необходима, и, думаю, не только мне.
— Поверить не могу. Я даже не вспомнил. А ты…
— Только давай на этот раз без жидкостей.
— Да вот еще. Не дождешься, — сказал человек, пускающий сопли когда не лень: трогательные моменты в фильмах — скорее радостные, чем грустные; парочка моих песен, написанных специально для него; незаслуженная параша по математике, и выговор родителей; усталость, грусть, сочувствие, радость, тоска — нытье вызывало просто все.
— Я открыва-аю, — протянул Юске предупреждающе.
— Давай, — собрался я с духом.
Стянув тонкую темно-синюю ленту, Юске неторопливо поднял крышку, явно пытаясь запечатлеть в памяти приятный момент. В центре лежало два кольца: широкие, из темного серебра, с выгравированным на них узором. Заебался, пока выбирал.
— Знаю, тебе в таком стиле не нравятся. Но к тонким, девчачьим, с бриллиантами в три карата я не готов. Уж простите.
— Ты че! Они охрененные! — судорожно, в приступе восторга, схватил одно, побольше, высвободился из объятий и развернулся лицом ко мне. Взял мою руку, разъехавшись в улыбке. — Итак. Като-сан, вы согласны взять в мужья…
— Да заткнись ты! — хохотнув, вырвал я свою ладонь.
Юске тоже засмеялся, как-то по-мальчишечьи неаккуратно вытирая вдруг хлюпнувший нос тыльной стороной руки. М-да, чувствую, последующий поцелуй снова будет не без специфического привкуса.
— Утю-тю-тю-тю, рева-корова.
— Иди на фиг, — треснул Юске меня по руке. — Это в глаз что-то попало!
— Отма-а-азался, — съязвил и скользнул большим пальцем по щеке, смахнув такие свойственные этой физиономии слезинки.
Вынув второе кольцо — размером чуть меньше — и, взяв дрожащую руку в свою, я молча без сантиментов окольцевал безымянный палец с обгрызенным ногтем (учеба, нервы, привычка), всеми силами стараясь не придавать этому процессу пафоса и помпезности.
— Хмм… вроде подошло, — дернул я пару раз аксессуар для проверки.
Юске, по-прежнему широко лыбясь, теперь сам надел кольцо на мою руку, после обхватил мое лицо ладонями и поцеловал благодарно и любя.
— Спасибо.
— И теперь скажи еще, что я неромантичный, блин. Я пипец какой романтичный. Меня даже самого от себя уже воротит, — скривил я губы, опустив уголки вниз.
— Прости, что забыл. Я балда. Хочешь, сделаю для тебя все, что угодно? Скажи просто.
— Только не стриптиз, — с выражением озабоченности судорожно замотал я головой, вспоминая последний, отмоченный Хаямой, финт. Когда парень, слегка подвыпивши, видимо, в очередной раз пытаясь разнообразить нашу совместную сексуальную жизнь, стал неуклюже сбрасывать с себя шмотки, изображая при этом что-то типа эротического танца. Неудачно наступил на собственные портки и ебнулся носом об угол комода. Из несчастной носопырки хлынула кровища, из меня — безостановочный смех. С тех пор пить я ему не разрешаю. Показывать стриптиз — тем более.
— И вообще, малыш, не надо никого из себя изображать. Оставайся собой, прошу. Я… люблю тебя такого, какой ты есть.
Ну вот, все, сказал. Тут же сделал вид, будто ничего сенсационного не произошло, в душе вообще надеясь, что плакса пропустит это мимо ушей, что, судя по выражению, застывшему на его лице, маловероятно.
Юске замер, рука его легла на сердце, губы дрогнули. Глаза вновь заволокла плотная блестящая пелена.
— Ты сказал…
Я решил этот момент пережить молча, иначе точно ляпну очередную хрень, сбивающую настрой.
— Сказал… Сам… Спустя год… Какой же ты у меня…
В ожидании приторных слов и слащавых обзывательств, я смутился, пряча лицо в волосах.
— Какой же ты у меня то-о-ормоз.
— Че? — фирменно сморщил я нос.
Юске кинулся мне на шею и, сковывая в своих объятиях будто навечно, завершил романтическую сцену красивым привычным:
— Но я тебя все равно люблю, придурок.
Спустя час и двадцать минут романтикой в доме уже не пахло.
— Вот же черт! — вырвалось несдержанное из чужой груди.
Запрокинутая голова милого лежала на моем плече, пока я усердно работал бедрами сзади. Тонкие пальцы стискивали мои напряженные, туго окольцовывающие его талию, руки.
— Ну что, ты все еще хочешь «поиграть»? — не обращая внимания на затекшие ноги и затертые чуть ли не до крови колени, я продолжал глубоко вталкиваться в упругие ягодицы пассива, сидя на холодном голом полу. Ковер мы сдвинули в сторону.
— Плевать на игры! Просто скажи это снова.
— Люблю тебя…
В качестве благодарности и ответа парень оживился и стал спешно дергаться вверх-вниз, захлебываясь собственными стонами.
Сдержанно пыхтя и скромно постанывая, я полностью наслаждался процессом и невольно гордился своим неугасающим желанием. Последнее время я держался максимум пару раз подряд, и, в общем и целом, дело продолжалось не больше получаса. Но сегодня я себя переплюнул, выжимая мою «девчонку» до предела, готовый довести беднягу до третьего полноценного оргазма. Прямо как в старые добрые времена.
Чужие ягодицы звонко шлепали о мои бедра, звуки снизу доносились просто потрясающие. Мои напряженные потные грудь и живот скользили по влажной спине, ноги ныли, член продолжал пульсировать и гореть, проникая в плотно окольцевавшие его мышцы. Дикое желание заставляло работать все тело и не тормозить сладострастный процесс, словно все происходит в последний раз и завтра наступит конец света.
— Все, Като… давай… сейчас…
Сразу среагировав на умоляющие постанывания, я завершил череду мелких грубых толчков и вышел на финишную прямую, готовый излить из себя просто вагон спермы. Притиснулся к горячим ягодицам плотнее и кончил глубоким с нажимом рывком.
— Идеально, — рухнул я на деревянный пол первым.
— Ага… почти… — Юске поднял в воздух «чем-то» заляпанную тетрадь и обвел удрученным взглядом итог своих двухчасовых страданий.
— Зато не на ковер. Гы…
— Не смешно, — буркнул он обиженно.
— Ладно, малыш, забей, — подгреб я его к себе рукой, укладывая рядом. — Помогу переписать, — сказал тупо из вежливости.
Юске, судя по выражению его лица, представил будущую переписанную контрольную в моем исполнении и ужаснулся.
— Только не ты.
Конечно не я. Мой почерк он просто терпеть не мог и мило называл «секретным шифром». Даже дневники я раньше вел, только для того чтобы выработать привычку писать аккуратно, не по совету, а по приказу отца. Идея оказалась провальной. Писал аккуратно я только в дневниках. Даже тексты песен парни просили печатать меня на компьютере. Естественно, я не поддавался.
Кинув взгляд на единственный аксессуар на руке, Юске сменил обиду на милость и мирно засопел, готовый уснуть сладким послеоргазменным сном, забивая на мелкое ЧП. Все-таки оно того стоило.
Идиллию прервал резкий вибрирующий звук. На столе, заставляя обратить на себя внимание, елозил и шумел Хаямов мобильник.
Юске вымучено простонал:
— Блин…
— Да не обращай внимания.
Через полминуты нескончаемого раздражающего дребезжания Юске не выдержал — схватил смарт и взглянул на дисплей.
— Катсу. Угадал? — предположил я.
— Ага.
— Давай я его пошлю, — произнес я не без иронии и потянулся за девайсом.
— Сам иди, — хохотнув, отмахнулся и ответил на вызов верного дружка: — Да, Танака. Нет. Только что закончили…
Я слегка напрягся, очень надеясь, что речь идет все-таки о домашке по математике, а не о потрахушках. Хотя все может быть, это же Катсу.
— Ну… Ну… Ну… — Еще раз десять, делая пятисекундные паузы, нукнул Рыжий в трубку, выводя меня из себя. Ща по голове, блин, двину. — Прикалываешься? — вдруг резко взволнованно сел. — Ты уверен?.. Ладно, передам. До связи. — Отвел он телефон от уха и нажал отбой. Обернулся на меня ошарашенно и со значением в голосе как-то испуганно произнес:
— Ты не поверишь…
***
Длинный коридор был до безобразия пуст, напоминая школьный во время занятий. Вроде бы самая известная звукозаписывающая студия города, не менее известные имена шоу-бизнеса на дверных хромированных табличках — и ни одного намека на появление вдруг какой-то до жути знакомой физиономии вот прямо здесь и сейчас. Кроме перекликающегося топота пяти пар ног, ноль посторонних звуков. Все это я представлял себе несколько иначе.
— Че-е-ерт! Поверить не могу! — прыгал Танака вокруг нас, как заведенный, прикладывая ухо к каждой двери, а вдруг хотя бы услышит знакомый голос какого-нибудь там айдола.
— Катсу, угомонись, а? А то примут за фанатов и без вопросов выметут, — устал я от этого мельтешения перед глазами.
— Да, да. Я спокоен, — остановился Танака, выдохнул. Но, не в состоянии сдерживать наката эмоций, снова запрыгал как кенгуру, все же заткнув рот кулаком, пока не получил от меня в рожу. Что ни говори, а я, блин, нервничаю.
— У них что, «тихий час»? — иронично полюбопытствовал Тору.
— Наоборот. Рабочий день в самом разгаре. Зырьте, — указал пальцем Маса на горящую красным табличку над одной из дверей, предупреждающую о том, что бы все заткнулись.
— Крутатенюшка! — судорожно вцепился Танака в плечи красноволосого и потряс его, не зная, как еще выразить весь свой восторг.
— Мы станем знамени-и-иты, — ответно закинул свою руку Маса на плечи Катсу, разъехавшись в своей наркотической улыбке.
— Или не станем, — растворил я наплывающую на него мечту.
— Мы разбогате-е-ем, — продолжал улетать парень в мир фантазий.
— Или останемся ни с чем.
— Блин, Като! Дай хотя бы помечтать! — обиженно заныл Танака.
— Я просто спускаю вас с небес. Больно вы обольщаетесь.
— Нами наконец-то заинтересовались! Позвонили! Пригласили в самое охрененное агентство города! Ну что может быть не так?
— Да хотя бы условия контракта! Там может быть столько «но»! Очнись, тупица! — забасил я раздраженно, но, почувствовав ладонью нежное прикосновение пальцев Юске, успокоился, будто получил дозу транквилизатора. Кинул милому слегка упрекающий взгляд, прочитал в глазах «остынь» и, повернувшись к надувшемуся Танаке, неохотно выжал скупое: — Извини.
Извинения Танакой были приняты без замедления, о чем говорила его вновь появившаяся на лице зубастая улыбка.
— Че-то ты слишком напряжен. Расслабься, — спокойно произнес Тору, и я попытался наполниться его невозмутимостью.
В такие моменты, волнующие и будоражащие, всегда хотелось только одного — курить. Но с этой долбаной привычкой было покончено еще полгода назад. Привычка же просто «хотеть» так никуда не делась. Сука…
***
Фронтальную часть просторной контрольной комнаты занимала навороченная микшерная консоль, с мощными по бокам динамиками, мониторами и здоровехонькой под потолком плазмой. По центру стены напротив звукорежиссёрского кресла чернело стекло, в отражении которого виднелись наши вытянутые еще со входа в здание рожи. В самом кресле звукорежиссера сидела молодая в деловом костюме серьезная особа, представившаяся ассистентом менеджера, который бессовестно опаздывал на встречу (хренов распиздяй). Ее ровная осанка, идеально выглаженный пиджак, дорогая кожаная сумка и высокие каблуки ставили ее должность под большое сомнение. С таким набором ей и самой не грех продюсером побыть. А тут всего лишь помощница… Красивая помощница, что, кстати, заметил не только я. Маса был во всеоружии и вместо того, чтобы читать контракт, осматривал даму похотливым взглядом, кажется, уже придумав мегаплан по ее обольщению.
Помимо контракта, ассистентка втюхала каждому кучу брошюр и листовок с рекламой ближайших намечающихся фестивалей и прочих увеселительных мероприятий, в которых мы полюбасу примем участие (и даже не в качестве зрителей), если пойдем-таки на контакт. При этом дамочка, подобно роботу, не переставала монотонно молоть языком, пытаясь вдолбить в наши головы, что это предложение — самая большая удача в нашей жизни.
— Ну!? Ну!? — истерически тряс Танака мою руку, в которой я, краснеющий и пылающий от злости, держал заветный контракт. — Скажи что-нибудь!
— Окей! Ты-меня-достал! — прорычал я сквозь зубы нервно.
Он тут же отцепился и стал просто возбужденно трястись, создавая заметные колебания воздуха, раздражающие меня не меньше. Я, порывисто выдохнув, сдержал желание на него гаркнуть и снова пробежался глазами по всем пунктам дополнительного соглашения под общим названием «Не придерешься», которые успел изучить за полчаса досконально. Запись одного трека, ротация его на нескольких радиостанциях, выступления на разогревах и фестивалях, полное финансирование со стороны менеджера, и это только «преамбула». Если все сложится, то — клип, альбом, гастроли, сейшены, интервью, телевидение и положенный гонорар за труды и старания — в дальнейшем. В общем, зашибись, а не контракт, и это смущало меня больше всего прочего. Ну не может быть все так идеально. Подвох всегда есть. Всегда.
— Хмм… с трудом верится. Такие известные площадки, концерты и фестивали. Уж простите, но все как-то слишком нереалистично, — передал Тору брошюры Масе, с вызовом глянув на наконец-то заткнувшуюся девушку.
— О, а я уж было подумал, что я тут один такой мнительный, — протянул я Тору контракт для ознакомления и взглянул на Юске. Он стоял возле окна. Просто таращился за стекло, наблюдая, как тусклое солнце лениво падает за линию горизонта, и усердно грыз ногти. Кусает ногти, значит нервничает. Нервничает, значит сомневается. Сомневается, значит надо поговорить.
Я поднялся с черного кожаного дивана, подошел к окну и прислонился спиной к стеклу, встав лицом к запачканному яркими рыжими кляксами носу:
— Эй, все нормально?
— Мм? — обратил он на меня внимание, словно проснулся.
— Тоже сомневаешься?
— Я? Не знаю. Просто…
— И когда же сам менеджер придет? — поинтересовался Тору, и я вмиг отвлекся.
— Должен быть с минуты на минуту, — произнесла девушка неуверенно, отодвинув манжету белоснежной рубашки и взглянув на часы. После подняла голову и встретилась с похотливым взглядом Масы.
Своей недвусмысленной улыбкой он сиял сейчас ярче, чем собственной ярко-красной башкой.
— Здрасьте. Как поживаете? — поиграл Маса бровями, не отрывая глаз от безоговорочно милой, но уж никак не подходящей ему по возрасту и, тем более статусу, дамочке. Кстати, сама дама понимала это не хуже меня.
— Вот только давайте не будем. Сначала повзрослейте и заработайте свой первый миллион, молодой человек, а потом займите очередь.
— Заметано, мадам. Очередь «живая»?
— По номеркам, — иронично съязвила девушка.
— Супер, — лихо выудил Маса из кармана мобильник. — Свой дадите или мой запишете? Созвонимся, — эффектно выбросил руку перед собой, а после посмотрел на часы, окольцовывающие его тонкое запястье, — через годика три, — подмигнул, не переставая лыбиться.
Девушка скептически посверлила взглядом эту самоуверенность, чуть опустила взгляд и неожиданно откинула крышку своей раскладушки, которую все это время держала в руках.
— Есть! — в унисон прошипели Маса и Танака, дав друг другу звонкое «пять», наивно решив, что льдинка растаяла.
— Даже не мечтай, — поднесла трубку к уху, вмиг напустив на себя сосредоточенность, но при этом даже не заметив, как невольно перешла на «ты».
— Ня-я-я, — кинул Маса лицо в плечо Танаки, изображая отчаяние.
Тот, подыгрывая, заботливо погладил красную шевелюру:
— Ну не плакай.
Парочка кадров. Вечная история: Маса клеит девчонок и проворачивает это дело весьма ловко и результативно, а Танака просто восторженно молча за ним наблюдает, стараясь не вступать в переговоры, ибо сам талантом — проводить их удачно — обделен.
— Алло. Мы вас заждались, — заговорила девушка, по ходу, с менеджером. — Да. Поднимаетесь? Алло… алло… Не слышу вас… Сеитоши-сан…
Волна онемения раскатилась по моему тленному телу сверху вниз, и меня пошатнуло. Одной рукой я вцепился в плечо Юске, дабы удержаться на подкосившихся ногах, второй — схватился за сердце:
— Умоляю. Скажи, что мне послышалось. Прошу.
— Боюсь тебя огорчить, но… Это ведь его мотоцикл… под его рэпером стоит внизу? — кивнул Юске за окно.
Я медленно обернулся и неохотно устремил взгляд на стоянку перед зданием, на которой светились две сеитовские игрушки.
— Б-блять! Я знал! Я знал, что есть подвох!
Дверь аппаратной распахнулась, и в проеме обозначился силуэт долговязого, знакомого всем присутствующим, парня. Он сделал шаг внутрь, сверкнув такими стабильными элементами своего существования — тонкими, крашеными в блонд, лоснящимися волосами и широкой пошловатой ухмылочкой.
— Ну, привет, пупсики…
***
От третьего лица
Костюм деловой, серебристый, сшитый точно по меркам. Идеально сидящий приталенный с узкими лацканами пиджак. Брюки без стрелок, зауженные, чуть укороченные. Галстук тонкий, цвета красного вина и в тон к нему — пижонские кожаные ботинки с острым мыском, начищенные так, что в них можно увидеть собственное отражение. Очки модные, темные, ну очень подходящие его форме лица, сейчас сидели на переносице. А еще окружающий его мистический аромат. Нет, не какой-то там резкий жуткий запах дешевого одеколона, от которого глаза слезятся и лезут на лоб, а свежий, приятный дорогой селектив, заставляющий опустить ресницы и сделать глубокий вдох, дабы попытаться угадать его волшебные ноты.
Сеито выглядел шикарно. Модно, эффектно, молодежно и вызывал у большинства присутствующих уважение и даже почет… ровно до момента, когда его рот открывался. Все же манера речи предательски выдавала в нем слегка помешанного на своей большой навязчивой гомосексуальной любви к каждому второму существу мужского пола на этой планете, парня. Наверное поэтому он так долго ничего не говорил.
— Че молчим? — не выдержав напряжения, которым веяло со стороны Като, начал беседу Юске.
— Ой, вы меня заворожили, зайчики. Все такие сладенькие, — покачивая ногой и не убирая с лица будто приклеенную навечно ухмылку, Сеито вольно раскинулся в кресле, детально изучая каждую напротив моську. В руке он держал пять мышиного цвета папок, помахивая ими у лица, словно веером — небольшое досье на мальчиков, распечатанное с их же убогого форума, на который, кроме Сеито, никто за последние пару месяцев так и не заходил.
— Все, валим, — дернулся с места Като, но тут же упал назад, прихваченный, словно вожжами, с двух сторон за плечи Танакой и Тору.
— Во-первых, с годиком вас, голубки. Та-дам! — приземлил Сеито на низкий, разделяющий его и парней, стол большой подарочный пакет — белый, в его же собственных автографах — миленьких розовеньких сердечках-кляксах. Ровно триста шестьдесят пять штук.
Като принципиально зажал руки под мышками, демонстрируя безразличие к поздравлению и сейчас думая только об одном — какой же он все-таки дебил. А еще молился, чтобы блондин вдруг не озвучил истинную причину своего неожиданного в их с Юске жизни возвращения. Ведь Тосиро просто прекрасно понимал, чей это на самом деле косяк…
Юске, посмотрев на своего напыщенного ухажера и взяв с него пример, предпочел не проявлять интереса к презенту. Хотя был бы не против чего-нибудь от Сеитоши заиметь. Он-то как никто знал каким порой блондин бывает щедрым.
— Это так, чисто символически. На самом же деле, лучший мой подарочек — это я, — улыбнулся Сеито во весь рот и наконец-то стащил очки с переносицы, отчего Като ощутимо кинуло в жар. — Ну, ладненько. А теперь давайте знакомиться, — вмиг посерьёзнел, раскрыл первую серую обложку и зашелестел бумажками. — Итак, — перевел взгляд на рыжего справа. — Скрипка. Она же Хаяма Юске. Она же моя любимая Веснушечка. Она же «I’m not a girl, not yet a woman», — произнес своим идеальным английским, вспомнив каждую аппетитную кляксу на нежных плечах. — А ты изменился — похорошел и порыжел.
С того самого первого момента как познакомились эти двое, Юске действительно изменился. Вытянулся прилично, сантиметров на пять, а для Като так вообще очень заметных (этот крендель в росте даже себя превзойти не пытался вот уже года два). Личико Юске потеряло ту детскую округлость и приобрело юношескую миловидную остроту в скулах и подбородке. Глаза же по-прежнему были выразительно-открытыми, раскосыми совсем чуть-чуть. Волосы и веснушки стали гораздо ярче.
На приветствие Сеитоши Юске лишь слегка приподнял бровь, Като же в это время мысленно считал до десяти, очень стараясь не взорваться.
После Сеито вернул взгляд в папку и, подперев указательным пальцем висок, быстро пробежался по пунктам «образование», «семья», «любит», «ненавидит».
— …кетчуп, курильщиков, математику. Фу, как скучно, — свернул он пластик в трубочку и метнул его в мусорную корзину, стоящую в ногах.
Парни раздраженно переглянулись между собой, пока менеджер теребил в руках следующее досье. Увлажнив подушечку указательного пальца слюной, блондин зашелестел страницами, а после, перескакивая через пару строгих глаз напротив, оставляя сладкое на десерт, остановил его на…
— Ударные. Танака Катсу.
Подкаченное, завернутое в знакомые Сеито безразмерные тряпки, тело заерзало на месте, и на довольно миловидном лице нарисовались два румяных сердечка (буквально). Наблюдая необычайное явление, Сеито невольно заулыбался во весь рот. Катсу от такой на него реакции страшно засмущался, попытался спрятать большие, как у олененка, глаза, за густой наполовину темно-русой, наполовину светлой челкой и нервно задрыгал коленями. Поддерживать в течение года эффектный блонд Катсу не потянул чисто финансово. А вот от предложений на безвозмездной основе побыть моделью у начинающих, пополняющих свое портфолио мастеров, работающих в том же салоне, что и мама Юске, не отказывался. Сейчас на его голове был какой-то недосплит. Стрижка — отличной. Чужое портфолио — пополнено. А Танака — вполне себе удовлетворен полученным результатом. Вся остальная красота в парне была заслугой только ее хозяина.
— Клевые портки. У меня таких целый шкаф, — совсем неожиданно выдал менеджер.
Все эти вещи, больше напоминающие мешки, чем одежду, Сеито успел полюбить не меньше чем того, кто в них облачался (в данном случае речь, конечно же, о Кензи). Любить там определенно было что — семьдесят пять кило рельефных, пышущих жизнью, упругих мускулов. А Танаке, судя по округлости его бицепсов, тоже было чем похвастаться, чего он то ли принципиально, то ли из-за «плохого» вкуса не делал. Ох уж эти модные безразмерные шмотки. Сеито от обиды аж губу закусил. Смерть, как захотелось узреть все, что под ними скрывается: твердые икры, наливная аппетитная попа и много чего интересного. Чтобы хоть как-то отвлечь себя от неподобающих грязных мыслишек, блондин сильнее стиснул челюсти. Почувствовав боль в губе, вмиг очнулся, успокоился и, изучив со скучающим видом информацию о парнишке в печатном виде, вскоре отправил вторую папку вслед за первой, ибо и в ней ничего сверхъестественного не нашел. Танака с облегчением выдохнул, для себя благополучно заключив, что дело обошлось только портками.
Новое открытие, и новое знакомство. Сеито вскинул глаза и приковал свое внимание к «гитаре». Любопытный, миниатюрный, худой парнишка, с алой шапкой волос (в свое время успевшей побывать зеленой, синей, фиолетовой и вновь ставшей красной), шаловливыми ручонками уже вовсю исследовал содержимое подарочного пакета, до которого тем, кому он предназначался, не было никакого дела.
Маса, вынув руку с первым сюрпризом, стал тащить из пакета ленту цветных квадратиков и, перекинувшись через Танаку, набросил ее на шею Като, изобразив шарфик. Хорошая защита не от простуды, но от не менее неприятных болезнетворных штучек.
— Маса, блин, отвянь, — прорычал Като, отмахнувшись.
Тот похихикал и снова занырнул в пакет, вытащил на этот раз пухленькую книженцию. Повертев ее в руках, прочитав название, вылупил глаза и снова заулыбался. Танака присоединился к изучению объекта и, поняв, чему посвящено сие творение, вырвал его из чужих рук. Поднес ближе к лицу и не поверил глазам.
— Это что, камасутра… для… геев?
— Она самая, пупсик, — подтвердил Сеито факт, заставивший Като стремительно покрыться красными стыдливыми пятнами.
Руки Танаки стали крутить раскрытую книгу, словно руль, глаза с интересом рассматривали нестандартные позы. Маса, сосредоточив внимание на одной из композиций, наклонил голову набок, буквально положив ее на плечо Катсу. После с выражением одобрения закивал, заценив вариантик по всем его достоинствам.
— О боже. Меня сейчас вырвет, — поморщился Танака.
— А фигли ты туда пялишься? — нервно пихнул Като локтем драммера под ребра.
— Знал бы сам… — продолжал драммер с нескрываемым интересом листать страницы.
Ухохатываясь где-то за папкой над интересненькой парочкой, Сеито взял себя в руки и, отодвинув последнюю от лица, вновь заговорил:
— Гитара. Накамура Маса. Хмм… Мачо?
— А? — раскрыл рот Маса, услышав свое имя.
— На сайтике вашем вычитал. Говорят, ты у нас мачо, — потряс в воздухе документом.
— А… Ну, есть такое дело, — зарделся.
— Неудивительно. Ведь ты… такой симпапулик, — в нескрываемом восторге сцепил Сеито руки у груди и быстро заморгал, не в состоянии налюбоваться милым мальчиком. — Ты у меня будешь «Ягодкой». Да!
— Ура-а, я «Ягодка»! — вскинул Маса руки, сделав с десяток мелких хлопков, но почувствовав, как в ухо стреляют пара бесноватых глаз справа — ясное дело чьих — успокоился.
Сеито перевел взгляд на долговязого с каким-то печальным выражением лица и забранными в хвост волосами парня и, не успев произнести и слова, неожиданно услышал:
— Бас. Судзуки Тору. И никак иначе. Мы вам не щенки, чтобы нам клички давать, — с вызовом закинул Тору ногу на ногу и скрестил руки на груди.
— Опа. Смело, — заценил Сеито начало разговора.
— Вас я бояться не собираюсь.
— И, тем не менее, ко мне на «вы». Смело, но уважительно. Хмм… — сощурился и коснулся подбородка кончиком большого пальца. Чуть задумался. — Хорошо. Тору так Тору.
Басист тут же был одарен уважительными взглядами согруппников. Ну а что, парень явно знает себе цену. И правильно. Всегда рассудительный, спокойный и рациональный. Без срывов, конечно, не обходится, но и те обычно по делу.
Наладив контакт с большинством, Сеито наконец решил приступить к десерту и сфокусировал свое внимание на лидере. Като почувствовал на себе пристальный взгляд, и тело его придавило от волнения к дивану, а уши запылали словно в огне.
— И моя любимая злюка. Я так соскучился… — Сеито сделал глубокий вздох, — …по этим кудряшкам, — мысленно накрутил на палец соблазнительный, но не такой игривый, как тот же год назад, завиток. Скорее всего из-за длины. Като оброс. Прямо прилично. Таким блондину видеть его не доводилось еще никогда. А еще волосы выглядели так, будто парня застал дождь. Макаронинами, конечно, они не висели, но слегка переливались влажным блеском и активно закручивались только на концах. Чем дольше Сеито на них смотрел, тем больше вся эта история ему нравилась. Плюс все такие же проницательные строгие завораживающие его по жизни угольно-черные глаза. Да и вообще с их последней встречи Като явно повзрослел, возмужал, черты его лица стали более жесткими. И если раньше он был жутко симпатичным, то сейчас стал нереальным красавцем. Сеито это видел прекрасно, но вместо того, чтобы одаривать насупленного комплиментами, подался чуть вперед и непринужденно произнес:
— А ты, я смотрю, потолстел, вроде как.
Теперь у лидера полыхала вся башка. По лицу его поползла бурая краска. Сеито был прав. Като в формах слегка изменился. Не то чтобы сильно потолстел, но заметно поплотнел. И оправдания этому (как ему казалось) были весьма убедительными. Когда вот уже полгода никаких выступлений и репетиций, когда тебе восемнадцать и ты вместо сигарет пихаешь в свой рот все что покрыто кетчупом, майонезом и горчицей, когда бойфренда ты вполне устраиваешь таким, какой ты есть, когда калории растрачивать просто негде, да и не хочется, появляется он — лишний вес. Мускулатура исчезает, превращаясь в холодец, а джинсы непривычно плотно облегают округлившуюся попу. И вдруг ты начинаешь задумываться, а не застраховать ли ее на миллиончик-другой, вместо того, чтобы прекратить уже жрать, в конце концов, и начать ходить в тренажерку!
Взгляд Сеито пополз по телу лидера вниз, и Като без палева тут же втянул свое пузико. А после и вовсе не выдержал напряжения, вновь попытался вскочить и снова был затянут обратно парнями, как болотной трясиной.
Сеито над лидером в итоге сжалился и переключился на всех:
— Итак, позвольте представиться. Сеитоши Дайски. Можете звать меня просто Сеито. — Немного пошевелив извилинами, прибавил: — Сан. Хмм… А может, «семпай»? — полетел в облака, прикидывая, а как будет лучше. — В общем, как пожелаете. А теперь, мальчики, посмотрите, пожалуйста, вниз, — махнул рукой на папки. — Это мусорная корзина. А в мусорной корзине — вы. Значит, вы кто? Ну? Ну же? Есть ассоциации?
— Э-э, ну намек в принципе ясен, — затянул лирично Маса. — Но я искренне вам рекомендую, о почтеннейший, воздержаться от оскорблений. Нет, мне лично не обидно нисколечко, и я даже в большей степени разделяю ваше мнение по поводу того, а что мы собственно есть. Просто за ваше здоровье переживаю, — потыкал пальцем в сторону тяжело дышащего во все ноздри и скривившегося в злобной гримасе Тосиро.
— Я понял, вишенка моя. Тогда просто слушайте и не отставайте. — Сделал глубокий вдох, а после затараторил: — Вы, мальчики, талантом не обделены, но продавать свой талант либо не хотите, либо не умеете. Если предположить, что верно первое утверждение, то сегодня сюда вы бы не пришли. Значит, вы определенно чего-то ждете, то бишь чего-то хотите. Делаем вывод, что правильный вариант — второй. Но уметь, на сегодняшний день, в таком жестоком и непростом бизнесе, как «шоу» — мало. Нужно еще и иметь. Иметь связи, желание, наглость, терпение, ну и желательно всех вокруг. Совесть в данном случае лучше засунуть куда подальше. Этими штучками вы, парни, не обладаете, но у вас есть кое-что покруче. А именно, везение! Вам крупно повезло, что вами заинтересовался я. Потому что я даю вам самое важное — шанс. Никто другой, поверьте мне на слово, больше вам его никогда не даст. Ибо таких, как вы — миллионы. А теперь, внимание: у вас есть талант, я даю вам шанс, и в недалеком будущем вы получаете славу, богатство, ну и самое главное — удовлетворение. Не устраивает пустая болтовня? — нарисовал Сеито в воздухе кавычки. — Вот вам наглядный пример, — взяв ведро с папками, поднес к лицам ребят. — Это ваше прошлое, — отставил в сторону корзину, заменив ее контрактом. — Это ваше настоящее, — кинул документ на стол, а после выудил откуда-то свежайший (ибо еще неизданный) номер одного из модных музыкальных журналов, накрыв им договор: — А это ваше будущее.
Пока парни таращили глаза на обложку журнала, Сеито с облегчением выдохнул, ослабляя галстук на шее:
— Фух… я аж вспотел, пока это проговаривал.
Мальчики тем временем в эмоциональном плане уже перешли на стадию «черт нас дери». На обложке они видели себя. Фото их выступления — самого последнего, полугодовой давности. Лиц было не видно. Но свет прожекторов так эффектно и четко выводил силуэты, что их обладателей узнать труда не составляло. На переднем плане — вскинутые в воздух руки восторженных зрителей. А в самом низу надпись: «ОТКРЫТИЕ ГОДА».
— Ух ты ж, Ёшкин кот! — схватил Танака журнал, уронив на пол челюсть.
— Главное условие с моей стороны: если вы подписываете контракт, то все пятеро, — обвел Сеито пальцем компанию, нарисовав в воздухе замкнутый круг. — Я все сказал, пупсики. Теперь ваша очередь, — поднялся и звонко зацокал каблуками на выход. — Вернусь через десять минут. Надеюсь, вы примете верное решение.
***
Сообразив в центре комнаты круг переговоров, парни принялись за активные обсуждения. Сидеть на месте они больше не могли.
— Какие варианты? — участливо произнес Танака, хотя он свой выбор уже давно сделал — уже в тот момент, когда ребята вошли в это здание. Да нет, раньше, — когда ему позвонил Тору и сообщил обалденную новость. А может, и еще раньше… Контракт, выступления, фанатки! О чем вообще еще можно мечтать? Ему было откровенно плевать на размеры гонорара, если таковой в принципе будет, и на то, как он закончит школу. Парень готов был работать за еду. Главное, чтобы работа эта так или иначе была связана со сценой и барабанами.
Но его мнение разделяли далеко не все.
— Варианты?! Я вообще не понимаю, что мы до сих пор тут делаем! — протестующе скрестил Като руки на груди.
— Спокойно, Като. Не время для личных обид, — уверенно и твердо произнес Тору. Он припоминал, что Като и Сеито связывали когда-то там какие-то там отношения, искренне надеясь, что эти отношения ограничились дружбой и последующей враждой, очень стараясь не приплетать сюда более нежные чувства. Ему и так было нелегко смириться с тем, что его лучший друг — нет, здесь стоит сделать акцент на имени, — Като, сам Като, КА-ТО (!), и вдруг гей. Хуже кирпича на голову. Тору до сих пор с тихим ужасом вспоминал тот страшный день, когда Тосиро сообщил парням о том, что внес кое-какие поправки в свою ориентацию, и что без Хаямы здесь, к сожалению, не обошлось. Танака удивился тогда ровно наполовину (про Юске, как оказалось, ему было все давно известно), Маса в свою очередь лыбился, искренне радуясь за парней. Маса всегда лыбится, у него — все что ни делается, — все к лучшему. А вот Тору… Сначала он хохотал, заценив забавную шутку, и вообще то, что Като умудрился так пошутить. После того как парень понял, что шутка далеко не шутка, он оцепенел, побледнел, онемел, обалдел, еще чуть-чуть посидел в таком состоянии, пытаясь переварить вообще несъедобную информацию, и со словами «мне надо подумать» ушел. Думал Тору тогда ровно месяц, не желая отвечать на звонки Като, видеть этого чокнутого и слушать его смехотворные объяснения, которых и вовсе-то не было (был факт). Через месяц понял, что у Като с появлением новой ориентации бесследно пропали совесть и стыд, и в итоге набрал его сам:
— Серьезно? Даже не попытаешься со мной общение восстановить?
— Ну что мне тебя насильно заставлять со мной общаться? Я все сказал. Выбор за тобой. Либо ты миришься с тем, что я могу присунуть парню, либо делаешь вид, что меня нет. Мне не привыкать.
— Уау…
— Ну извини.
— Н-да, Като, ты вообще не изменился… — понял для себя Тору, что в данном случае это явный плюс и рискнул вернуться: — Когда репетиция?
Долгожданное примирение состоялось, репетиции возобновились и, пожалуй, самое удивительное — сральни между Като и Хаямой не преуменьшили себя даже в количестве. Вся эта история с «любовью» казалась Тору просто выдумкой. И уж с трудом верилось в то, что такие обзывательства, звучавшие в гараже из уст Като в адрес Юске, как «Рыжий!», «Глухня!», «Научись слушать ритм!», и адресованные Като Хаямой — «Псих!», «Говно на палочке!», «А не пойти бы тебе в жопу?», превращались в ласковые и нежные «Солнце», «Малыш», «Люблю», когда парочка оставалась наедине. Порою эти склоки так выводили из себя, что парни откровенно уставали их слушать:
— Как же вы, блин, достали лаяться! Заткнитесь уже и займитесь любовью! Ну в самом, блин, деле!
Като и Хаяма вынужденно затыкались, но занятия любовью все же предпочитали оставлять на потом.
Да, в общем, есть что вспомнить. Но сейчас было не до прошлого, когда в настоящий момент им предстоит решить, каково же их будущее.
— Мне плевать, что и где вы там не поделили, — предпочел представить Тору песочницу и паровозик. — Время яслей давно прошло.
— Да дело, блять, не в обидах! — настаивал на своем Като.
— И в чем же?
— А в том, что это Сеито! — ткнул пальцем в сторону двери.
— И-и? — слегка опустил подбородок Маса в ожидании бурного повествования.
— Что «и»?! Да он же мозгоеб!
— Ну, в стези шоу-биза это не минус, — отмахнулся красноволосый.
— Да он не кому-то мозги ебать будет, а нам! Очнитесь! Сплошное бла-бла-бла! А это — фотошоп! — ткнул пальцем в грудь Масы, к которой тот бережно прижимал красивый журнал. — Для него это всего лишь игра. А мы его пешки. При этом при всем играть в шахматы он, блин, не умеет.
— Кончай стрелять метафорами, и давай по сути.
— Сеито не продюсер. И раньше им не был.
— Надо же когда-то начинать, — отчаянно защищал Маса нарисовавшегося покровителя неприкаянных душ.
— У него даже оконченного высшего нет! И специализация у него совершенно другая!
— Зато он когда-то сам был на нашем месте. Так что, лучшее обучение — личный опыт, — поражал своей рассудительностью Танака. Боже, он же всегда был большим хихикающим ребенком, а тут, нате вам, — заговорил прямо как взрослый.
— Блять, — отчаивался Като и несчастно взглянул на Юске, надеясь, что тот придет на помощь: — Юске, скажи им!
— Парни, как это ни печально, но Като прав. С Сеито лучше не связываться, — вспомнил Хаяма былые времена и то, как сам однажды был жестоко обдурен этим «подлецом», как этот «подлец» за ним ухаживал, холил и лелеял, как Юске невольно да привязался к этому обаятельному гаду и отвязываться под конец как-то и не хотел совсем.
— Так, все ясно, — вытолкнул Танака Юске из круга грубым толчком. — Ты автоматически дисквалифицирован. В переговорах больше не участвуешь, любовничек лидера, — пропищал язвительно, намекая на то, что эта супружеская пара теперь точно «одна сатана».
— Эй! Танака! Какого… — попытался Хаяма влезть назад, но широкая спина Катсу была непреодолимой преградой для его худого создания. — Офигел?!
Тосиро безнадежно схватился за голову.
— Ладно, Като. Вот тебе неоспоримый пример: контракт. Ты прочел его от корки до корки. Что там, по-твоему, не так? — держался Маса молодцом. Видеть его таким деловым и серьезно настроенным вообще было чем-то из рода фантастики.
Като молча скалился и сверлил взглядом окно, сунув руки в карманы брюк.
— Контракт идеален, и с этим ты не поспоришь. Давайте голосовать: кто за то чтобы подписать контракт с Сеито?
Три руки взметнулись вверх: одна Танаки, обе — Масы.
— Ха! Трое против двоих. Выкусили? — чуть ли не запрыгал в радостном порыве лидер.
Вдруг в воздух поднялась еще одна неуверенная ладонь.
— Тору, блять! Какого хрена? — посмотрел Тосиро на своего друга в полном замешательстве.
— Извини, Като. Но ты нам должен.
Като заткнулся и сказать уже просто ничего не смог. Ибо знал прекрасно, что должен.
Ели бы он тогда не свалил с выступления, если бы только взял себя в руки и отыграл последнюю песню, то все было бы отлично, и не было бы этого дурацкого лишнего веса. Но он сбежал. А парни разволновались, расстроились и песню отыграли кое-как, буквально унося ноги под разочарованное гудение толпы зрителей. А кому нужна группа, которая даже выступить не может как надо? Вот тебе и полугодовое молчание. Было пару выступлений, и те буквально выпрошенные на коленях у организаторов мероприятий. Причем попрошайничеством занимались именно Тору, Маса и Танака. Влюбленной парочке дело было только друг до друга, да и Като ни перед кем на коленях ползать не собирался, даже если бы от этого зависела его жизнь. Ему, как известно, плевать на себя. Приспустить свою гордость, словно флаг в траурный день, он мог только ради близких ему людей. И, кажется, наступило это печальное для него событие.
— Вы совершаете ошибку, — пробубнил Като обиженно, ни разу не сомневаясь в своих словах. Слишком хорошо парень знал Сеито. Он знал, что блондин далеко не милый котенок, которого он из себя порой пытается состроить. Эта самая настоящая дикая кошка — гепард, готовый в любой момент тебе полруки сцапать, подпусти ты его к себе на большее чем требуется расстояние, или и того хуже — голову оторвать, если попытаться повернуться к этому хищнику спиной.
— Трое против одного, — подытожил сияющий счастьем Маса.
— Двоих, — выкрикнул Юске в поддержку надутого лидера.
— Рыжий, молчи уже, — покосился на Хаяму Танака и снова негрубо его оттолкнул.
— Да, блин, Танака! — щипнул Юске в плечо своего друга-предателя, постаравшись сделать это как можно сильнее. Тот же даже не шелохнулся, подумав откровенно, что комары больнее кусаются.
— Вы еще крупно пожалеете о своем решении, — продолжал Като вещать загробным голосом.
— Успокойся уже, — произнес мирным тоном Тору, жалостливо посмотрев на угрюмую физиономию.
— Вы еще вспомните мои слова. Каждый день вспоминать будете.
***
Като вымученно нарисовал рядом с четырьмя закорючками свой вензель и в качестве бессмысленного протеста порывисто отбросил ручку на стол.
Проигнорировав этот незначительный приступ чужого бешенства, Сеито взял контракт и с легкой коварной улыбкой осмотрел появившиеся в нем автографы. Скрутив документ в трубочку и оставив копию на столе, блондин торжественно произнес:
— Поздравляю, мальчики! Теперь вы официально прокачены. С завтрашнего дня начинаем работать. Тащите свои инструменты. Теперь здесь ваш «гараж», — потянул руку к выключателю на стене и зажег в комнате за стеклом свет.
Парни ахнули. Огромный тон-зал превосходил размерами Катовский, никогда не казавшийся им маленьким, гараж раза в три так точно. Длинные деревянные светлые панели росли вдоль трех широких стен до высоченных четырехметровых потолков; акустика в помещении, сразу понятно, была шикарная; вдоль четвертой стены — панорамное, наполовину закрытое автоматической шторой, окно. Внутри полный набор: барабаны, комбики, гитары, микрофон и, конечно же, атмосфера — потрясная, располагающая к творчеству и работе. В общем, все, о чем детки могли только мечтать.
Пока парни млели, Като сохранял непроницаемость и, щуря глаза, продолжал одаривать менеджера своим самым раздраженным взглядом, мысленно ему говоря, что новая война началась, и понимая по ответной пошловатой улыбке, что новый вызов принят.