— Доброй ночи, — бросил посетитель на выходе из магазина. Над дверью прозвенел фурин, осторожно покачиваясь из стороны в сторону.

За окном заревом таяла ночь на небе. Над трёхэтажными белыми домами перистые облака разгорались розой. Редко появлялись люди, сонно волочившие ноги.

В магазине звучала тихо попсовая музыка. Ацуши расставлял товары на прилавке в ожидании скорого окончания рабочего дня. Спина побаливала от накопившейся усталости, весь он зевал. Предстояло ещё вернуться на квартиру и, если свезет, он ещё выспаться успеет перед парами.

В небольшой круглосуточный магазин в тихом жилом районе редко заглядывали в ночное время, отчего Накаджима бывало даже проекты и домашние задания успевал сделать до пересменки. Сам же Ацуши жил в соседней районе, на границе с каналом. Проживание там было довольно дешёвым, однако до корпуса было добираться несколько далековато.

Ему не терпелось покинуть холодный зал магазина, вдохнуть свежести на рассвете. Немного можно было бы даже прогуляться по тихим улочкам, понаблюдать за умэй, что цвела в крохотном парке между монотонных невысоких домов. Прогулка на свежем воздухе перед сном и последующий горячий душ способствуют хорошему сну, улучшению настроения.

Однако Рико, сменщик, был любителем частенько опаздывать. Причины не называл. Раздражало ли это Ацуши? Первое время нет, разные бывают у людей обстоятельства: чёрная кошка перебежала дорогу, бабушке надо было помочь вещи дотащить. Да, в четыре утра, ничего удивительного. После отговорки парня становились уж совсем абсурдными. Никакая природная доверчивость и добродушность Ацуши не смогли поверить в них. В конце концов, ему стало просто всё равно, однако рабочего места до прихода коллеги не оставлял.

Накаджима сменил униформу, пробил себе онигири и холодный чай на завтрак перед концом смены. Уплетая за кассой и нервно глядя на часы, он ждал. Коллега, зевая и потягиваясь, ввалился в магазин: парень с вечно усталым взглядом, в несколько поношенной одежде. Работал он по три часа между ночной и дневной сменой. Махнув рукой и стягивая маску, Рико прошёл в подсобку.

— Как дела, Ацуши-кун? — хлопнул он его по плечу.

— Было бы чудесно, если ты не опаздывал, — накинул почтальонку через плечо Накаджима.

— Знаешь, как оно бывает. Мы живем…

— Не начинай, пожалуйста.

— Как грубо, — охнул Рико. — Я думал, мы друзья.

— Само собой, поэтому я и говорю, заканчивай с бесконечным потоком отговорок, — помахал он на прощание, выходя из магазина.

Он облегчённо вздохнул весеннюю прохладу раннего утра. На улице было короткое затишье между ночью и днём. За белой оградой, стелющейся вдоль серой дороги до переулок, распевались цикады. Едва уловимый сладковатый аромат цветущих деревьев туманом блуждал по району. На фоне голых сухих деревьев полотном растекалось акварельное небо.

Ацуши шёл спокойно, не спеша, разглядывая всё те же бурые, песочные крыши из черепицы. Любовался засохшим на заборе хозуки, что по осени увешивался рыжими небесными фонарями. На сплетении проводов галдели смольные вороны, словно по расписанию, приземлились напротив физалиса.

Улица спускалась вниз к узкой реке, где шумели по утрам чайки, объедая какой-то мусор. Глядя на них, Ацуши испытывал необъяснимое отвращение и неприязнь, и быть может даже страх. Он бы сам мог стать подобно чайке, питаясь мусором, покинув тусклые и серые стены приюта. Там, где из цветного были лишь писные витражи, которые окрашивали зал в яркие цвета при свете солнца и лучей луны. Помнилось, над приютом всегда сгущались густые и тяжёлые облака, не давая пробиться лучам, однако в зале всё было иначе. Не это ли Божье провидение, о котором так часто говорил Директор?

Однако, несмотря на чайкин приют, Накаджима любил наблюдать за чудной рябью на поверхности волнующихся вод; как на закате река заливалась рыжей и алой акварелью. В летние дни можно было посидеть и на берегу в свежей траве.

Жизненная суета уходила на дальний ящик, когда он озирался на окружающую его городскую красоту. Ни скорые занятия в университете, ни туго стянутый ремень, ни способность, которая любила проявляться в полнолуние не беспокоили его поутру. То было временем тишины. Онигири закончилось, он завернул упаковку куда-то в карман брюк.

На противоположном берегу реки раскинулась пятнами туши цветущая умэ. По реке плыли белые чайки и чёрное пятно ткани. Накаджима насторожился, вглядываясь, кого клевала стая птиц. То не было обычным мусор. Человек? Или уже его труп?

Он остановился, нахмурившись. Что-то зачесалось в груди. Казалось бы, не его дело. Труп и труп, прибьётся куда-нибудь, найдут же всё равно. А если его пожрёт стая голодных псов? А если человек всё-таки живой, и Ацуши становится соучастником преступления. Пока он размышлял, нервно покусывая нижнюю губу, пятно уносило вниз по течению.

Топая ногой, он всё же бросился на помощь. Скинув на полпути почтальонку, задержал дыхание и бросился в реку чуть ниже по течению, чтобы перехватить человека. Вода в эту пору была промёрзлая. Накаджима перевернул тело, подтянул его к себе и, подняв его подбородок выше воды, поплыл к берегу. Насквозь промокнув, наглотавшись мутной жидкости, Ацуши вытащил на вид паренька лет шестнадцати в бинтах и чёрном костюме.

В ушах забился неприятный писк, сердце в клетке грохотало. Что же делать? Нервно вспоминая курс первой помощи, Ацуши уложил парня животом на свое бедро. Руки дрожали, его самого ужасно знобило.

— Надавить на спину, чтобы вытекла вода из лёгких, — говорил он последовательность действовать вслух для себя. — После уложить на спину, проверить признаки жизни.

Ацуши приложил ухо к груди парня, и тигриным слухом удалось уловить редкое биение сердца. Немного облегчённо вздохнув, он приступил к сердечно-лёгочной реанимации.

— Раз, два, три… Десять. Раз… Два… Двадцать. Раз… Два… Тридцать, — зажал нос и два раза вздохнул. И так несколько раз. Спустя какое-то время парень вздохнул, и Ацуши смог расслабиться. Он рефлекторно потянулся к телефону, чтобы позвонить в скорую помощь. Промок, однако функционала не потерял.

— Не. смей… — хрипло выдавил парень, злобно зыркнув на Ацуши. От такого холодного взгляда даже его пробило, хотя минутой ранее утопленник одной ногой в том мире был уже.

Накаджима выронил телефон, подняв руки. Парень вновь откинулся на спину, размякнув от потери сознания. И как теперь быть? Вытащил жуткого подростка из реки, а оно и лечения не хочет. Не бросать же его здесь на съедение чайкам, ей богу.

Приняв весьма плачевное для себе решение, он взвалил парня себе на плечи, подобрал сумку-почтальонку, брошенную в траве, и направился к себе домой. На удивление, подросток оказался уж слишком лёгкий для своего возраста. Может он болеет чем-то?

Он промёрз, пока дошёл до квартиры. Рука с ключами дрожала и не желала вставляться в замок. Через несколько мучительных секунд Ацуши смог отворить дверь в свою обитель: крохотная квартира с кухонькой и ванной.

Осторожно уложив парня на прохладный деревянный пол. Накаджима скорее сменил свою мокрую одежду на что-нибудь сухое.

— Тебе оно вообще надо было, Ацуши, — спросил он себя вслух, меняя футболку. На бледной коже поблёскивали два крупных шрама на рёбрах.

Вытащив из шкафа футон, Накаджима стянул с парня в бессознании мокрую одежду, стараясь не глядеть на съехавшие бинты, что открывали многочисленные шрамы. Да что с ним было не так? Накинув на него какую-то одежду, он хотел было снять бинты хотя бы на голове, чтобы поменять их на свежие. На всё тело у Ацуши запаса не хватит.

— Не смей, — пластинкой заела одна фраза у утопленника. Он откинул руку от своего лица.

— Как знаешь, хотел просто поменять их. Они грязные и в тине, — пожал плечами Ацуши. Его вновь бросило в холод от тёмного взгляда паренька. Все ли забитые до краёв жестокостью подростки такие? Не имеющие представления как бороться со своими чувствами и выплёскивающие их через самоповреждение и насилие?

— Сам, — сухо ответил он, кашляя.

Ацуши подал моток бинтов парню, тот сжимая их в ручонках отвернулся от него к окну. Не желал показывать того, что было под повязкой. Он едва заметно кивнул для себя и ушёл в ванную, чтобы не смущать утопленника.

Сидя на бортике ванной, Накаджима елозил зубами по ногтю большого пальца. Нервное. Он не знал как поступать в подобных ситуациях. А вдруг Ацуши нарушил какой-нибудь закон? Участие в убийстве? Сокрытие преступника? Хотя откуда было знать ему о прошлом парня. В любом случае, он пробкой вылетит из своего вуза, где бился за грант на покрытие полной стоимости обучения до крови.

Плохо становилось от мысли о бессонных, голодных ночах, что он проводил над учебниками, корпел над проектом для гранта, старался запомнится среди студентов потока. И в одночасье труды полетят в трубу? Так разве можно поступать, судьба?

— Вдохни глубоко и выдохни, Ацуши, — рано судить о тяжести последствий. В конце концов, он спас человека, а это уже достижение благородства человеческой души. Так или иначе, с подростком надо было что-то делать. Не оставлять же его одного у себя в квартире.

В дверь постучались, отчего Ацуши передернуло. За ней появился парень в свежих, хрустящих бинтах. Он переминался с пятки на носок.

— Я ссать хочу, — всё так же сухо сообщил он. Ацуши кивнул и освободил ванную.

Для человека, что чуть не утонул, он слишком уж бодр и здоров, словно бы это было его обычное купание по средам. Ацуши одолевала тревога, что отдавалась нервным тиком на виску. Что же ему делать в подобных ситуациях? Жизнь его к подобному не готовила.

— Ты меня к постели приковывать не планируешь? — спросил парень, уложившись на футон.

— Что? — выпал в осадок Ацуши. Никаким развратом заниматься и в мыслях не было, если он правильно его понял. Он присел на край футона.

— Ну, прошлый раз в подобной ситуации меня к кровати прицепили наручниками, — говорил он с едкой ухмылкой на лице, что омрачало Ацуши ещё сильнее.

— Какой кошмар! И кто же с тобой так жестоко поступил? — Накаджима не на шутку был огорчен этим фактом. Подростка и к кровати, наручниками. Ужас. Его бросало в холодную дрожь от одного упоминания о наручниках, едва ли ему не было знакомо такое жестокое обращение с детьми.

Парень несколько потупил на Ацуши, и звонко рассмеялся. И что же в этом смешного? Кажется, он не сказал ничего подобного.

— Мой друг. А ты забавный, — утёр он слезу в уголке глаза.

— Плохой друг у тебя, раз приковал тебя к кровати.

— Не смей так отзываться об Одасаку, — холодно отозвался парень, состроив в миг серьёзную и опасную мину. Ацуши поднял руки и кивнул:

— Хорошо-хорошо. Как тебя зовут?

— Ха. Так я тебе и скажу своё имя, — он сложил руки на груди и вздёрнул подбородок. Контраст игривости и мрачности был разителен. В миг он мог лишь взглядом закопать твой труп на заднем дворе, в другой уже игрался и паясничал.

— Накаджима Ацуши, — потянул руку Ацуши, что вновь поставило в тупик парня. Он глупо глядел на его руку, не понимая чего от него хотят. Спустя неловкую минуту Накаджима, обтирая вспотевшие ладони об пижаму, всё же убрал руку. — Что будем с тобой делать? Твоя одежда сохнет, мне скоро в университет.

— Ты студент? Какая скукотень, — наигранно зевнул парень.

— Не всем по жизни мёдом намазано. Я хочу просто выбиться в люди, ничего такого в этом нет, — пожал плечами Ацуши. В миг его словно током пронзило. — Пойдёшь со мной на пары.

— Что?! Нет-нет-нет, никакой учёбы в моей жизни, — замотал головой парень.

— Что ты любишь?

— А?

— Ну, что ты любишь? Какую еду, например? Я люблю чязуке, — лишь от мысли о тарелке риса с чаем рот забивался слюной.

— Краба, — растянулся в блаженной улыбке парень.

— Угощу тебя крабом, если согласишься на моё предложение, — вновь рефлекторно протянул руку Ацуши.

— Дазай Осаму, — пожал наконец подросток его руку.