— Ты каждый день так через лес таскаешься? — ныл под боком Дазай, брезгливо огибая кроны высоких сосен.
— Если бы я не уснул, а ты меня разбудил, как услышал будильник, то мы пошли бы нормальной дорогой, — воодушевленно ответил Ацуши, подтягивая сумку, что цеплялась за низкие ветви.
Где-то лежали давние островки снега, что не растаяли под сенью размашистых сосен. Путь через густо высаженный лес за жилым комплексом, где снимал квартиру Ацуши, не самая лучшая тропа до кампуса факультета свободных искусств. Однако ситуация требовала кратчайшего решения.
Дазай не складывал впечатление человека, что боялся царапин от ветвей, да и ступать по мокрым осыпавшимся по осени иглам он не брезговал. Но, возможно, петляющий, из-за трагичных сосен близняшек{?}[ в таких ситуациях одна из близняшек вскоре погибает от недостатка минеральных ресурсов], путь требовал немалой физической подготовки, или же хотя бы немалой выносливости (в первые разы Ацуши и сам запыхавшимся и вспотевшим вылезал из леска на проезжую часть), которой на первый взгляд не хватало подростку. Уж больно он хилым и болезненным выглядит. Не морится ли он голодом?
Торопливо и спеша Ацуши выскочил на узкий тротуар. Радуясь высоким белым зданиям, что окружали кампус за ним. Он посмотрел на телефон, ещё успевали. Если бы только Дазай не плёлся немощным стариком. Где-то по пути он успел нахвататься сосновых иголок, что торчали из грязной и неряшливой причёски. Сухие листья облепили старые джинсы Ацуши. Умудрился где-то упасть?
— Ты когда упасть успел? — он убрал несколько иголок с волос. Последнюю не успел, так как Осаму шлёпнул его по руке.
— Сам справлюсь.
— Сам так сам, — пожал плечами Ацуши, ухмыльнувшись.
Забавный грозный подросток. Интересно, он тоже был таким же напыщенным от наполненного юношеского максимализма и полной уверенности в себе? Кажется, нет. В приюте не взращивали любовь и уважение к себе. Всё блекло на фоне любви к ясному лику Божьему.
Не сказать, что он и сейчас уверен в себе до здоровой планки. Тревожность и нервозность сопровождают его по сей день. Уронил товары при выкладке? Катастрофа, за которую тебя могут уволить. Неверно ответил на семинаре? Позор и стыд, как такого пустили на грант. Удивительно, что с переездом в Йокогаму в дали от токсичной среды Ацуши немного смерил эту крайнюю разрушительность последствий своих поступков. Нет ничего идеального. Даже рассветы омрачаются дождливыми тучами. Цветы умэ осыпаются, оставляя после себя зелёные побеги плодов, превращаясь в невзрачные деревья, коих полно в садах и парках.
— Я устал идти, долго ещё, — жалобно простонал Дазай, едва ли волоча ноги. — Спать хочу.
— Ну, и надо было поспать. А не заниматься сталкерством, — вприпрыжку повернулся к нему Ацуши.
— Я не могу спать, когда на улице светло, — шмыгнул он носом.
— Стало быть мало спишь. Плохо. Надо спать, — он поставил руки на пояс, наставничая подростку. Тот лишь хмыкнул, вздернув нос:
— Сказал тот, кто работает на ночной смене. А утром идёт на скучнейшие занятия в университете.
— Мне того достаточно. Я привык мало спать, — прохлада ранней весны обдувалась тёплыми ветрами, со стороны залива принося влагу.
— А ещё меня поучаешь. Не люблю такое, — сухо ответил Дазай, уходя вперёд, словно бы знает, куда лежит дорога.
Не знал, потому что свернул в сторону детского сада, что был левее корпуса. А им надо было пройти вдоль складской территории, чтобы выйти на территорию кампуса. Ацуши стоял на месте, ожидая, когда до Дазая дойдёт, что идёт он один. Что-то бурча себе под нос, Осаму повернул обратно. Накаджима прыснул в кулак.
— Сказать нельзя было? Проводник здесь ты между прочим.
— Много чести для утреннего утопленника.
Аллея была высажена деревьями гинкго, что медленно зеленели, покрываясь ранними почками. Широкая дорога шла через весь кампуса, объединяя комплексы: учебный корпус, цифровую библиотеку, старшую школу, здания для конференционных мероприятий, спортплощадку. Занимательным было белое двухэтажное здание с зелёной крышей, построенное в эпоху Сёва.
Тут часто сновали и студенты, и местные жители, что заходили на открытые университетские мероприятия, пользовались местной библиотекой или же просто прогуливались по широкой аллеи, особенно по осени, наслаждаться жёлтыми серёжками гинкго.
Вообще, протащить Дазая в кампус Ацуши решил, веря в свою редкую удачу. Нужно было поймать смену нужного вахтёра: Сашихито, добродушный мужчина, несколько сентиментальный. Накаджима часто выручал его по своей доброй натуре, да и не жалко, если человек улыбается тебе поутру на подходе перед занятиями. А грустный вид Дазая отлично бы сложился в какую-нибудь трагичную историю о дальнем родственнике.
— Доброе утро, Ацуши-кун, — махнул ему мужчина из будки. Дазай чуть ли не прилип к нему со спины, немного подрагивая. Боялся что ли?
— Доброе утро, Сашихито-сан, — улыбнулся Ацуши. Он подошёл ближе к окошку, отчего мужчина навострил уши. — Понимаете, тут такое дело. По утру ко мне приехал нежданно-негаданно дальний родственник. Говорит, сбежал из дому ко мне. С родителями всё не могу связаться. — Накаджима подвёл цепляющегося за куртку Дазая. Подросток явно нервничал. Опустив голову, он тупил в пол. — Совсем не с кем его оставить здесь в Йокогаме. Пропустите его тоже, пожалуйста. Пусть походит со мной.
— Вот, дела-то, — охнул мужчина, поправляя свою фуражку. — Однако ж, Ацуши-кун, нельзя. Сам знаешь.
— Пожалуйста, вот совсем никак. Да и занятия пропускать нельзя, понимаете? — Ацуши говорил надрывным голосом. Сердце стучало в груди, грозясь сдать его ложь. Не скажешь же, что ты этого подростка в реке по утру выловил.
— Дяденька хочет, чтобы я весь день промерз на улице. А что вдруг случится? Мафия бросит в машину и увезёт куда-нибудь. А я так хотел посмотреть большой город, увидеться со своим старшим братиком, Ацуши-семпаем, — подтирал слёзы Дазай, продолжая глядеть в пол. Даже у Накаджимы перехватило сердце от столь трогательной речи в таком тоне.
— Бедное дитя, — надорвался голос Сашихито. — Только сегодня.
На раме турникета загорелся зелёный свет, и Ацуши скорее толкнул вперёд себя Дазая. Сам же зашёл по своей карточке. В большой зале первого этажа был молочный кафель, зоны озеленения со скамейками. Внешне кричала о своей пышности и парадности, напоминая о государственном статусе университета. Однако дальше были серые коридоры с досками объявлении, одинаковыми песочными дверьми с окошком и номером аудитории. Лектории занимали первый этаж, таких кабинетов в этом здании было два. К одному из них по витиеватым путям серых коридоров Ацуши вёл Дазая.
Мимо проходили и сновали студенты, преподаватели. Быть может для Дазая всё это было в новинку, отчего юноша испытывал дискомфорт в новой среде. Для Ацуши же это обыденность, сменившаясь первым восторгом от этого места.
— Ты что социофоб? — спросил Ацуши, подводя Дазая к кабинету с открытыми дверьми.
— Я. Пф… С чего ты взял? — усмехнулся Осаму, сложив руки на груди.
— А чем закрылся тогда? — ткнул он в предплечье.
— Психолог что ли?!
— Нет, культуролог, — пропустил вперёд себя Дазая. Он лишь шмыгнул, заходя в светлый кабинет с широкой доской на всю стену.
Ацуши поднялся на середину рядов, поближе к своим сокурсникам, что помахали рукой.
— Ли Лин, как жизнь молодая? — пожал ему руку Фукада, пожалуй, первый друг которым он обзавёлся за всю свою жизнь. Приятный молодой человек, наставнически учащий жизни Ацуши, скорее как старший брат.
— Ай, живёт и ладно, — улыбнулся неловко он.
— Кто это с тобой? — и вновь Дазай скрылся за спиной Ацуши. Не этот ли подросток так угрожающе смотрел на него пару часов назад, а сейчас птенцом кроется под крылом матери?
— Кузен.
— Так, ты ж сирота, — удивился Фукада, почёсывая затылок и хмурясь.
— Так, он дальний. Сам до этого утра не знал, что у меня ещё родственники есть, — улыбнулся Ацуши, выводя из-за спины Дазая. Он молча помахал рукой.
— Бедный ребёнок, что с тобой случилось? — ахнула девушка на ряду выше, Мико, тоже одногруппница Ацуши, человек номер два в его жизни после Фукады. Она убрала прядь светлых волос за ухо.
— Под машину попал, пока добирался до Ацуши-семпая, — опустил взгляд Дазай. Ну, и выдумщик же.
— Ужас какой, — прикрыла рукой рот Мико. — Бедняжка. Зовут-то тебя как?
— Сюдзи, — ответил Ацуши второпях Дазаю. Он вскинул бровь повернувшись к нему, будто Накаджима придумал ему самое наискучнейшее имя, которое могло существовать.
— Цусима Сюдзи, — улыбнулся Дазай невинным ребёнком.
В занятие Дазай был надоедливой мухой, что жужжал над ухом. Он специально дёргал, мешал Ацуши, но последний виду не подавал. Окружающих паясничанья Осаму без шуток раздражало: кто-то громко шикал, цокал, кто-то задавался вопросом «откуда здесь подросток взялся». Однако при одном мимолетном взгляде на ребёнка становилось грустно: весь в бинтах, худой, бледный, к тому же без глаза, похоже.
В какой-то момент Дазай уже не знал, чем заняться, разложившись за партой, глядя в потолок. После несколько резко дернулся и схватил карандаш рядом с Ацуши, злобно улыбаясь и щурясь, принялся черкать на полях тетради кривые рожицы, рисовать чёртовы рожки, выводить похабные иероглифы, чуть ли не в голос хохоча.
Ацуши лишь цокал и стирал почеркушки подростка, а тот принимался их черкать по новой с рвением пуще прежнего. Если Накаджима был кроток и терпелив, у Фукады же был свой предел. Он легонько заехал Дазаю по затылку, шлепок раздался по всему залу. Однако преподаватель продолжал свою лекцию.
— Прекрати паясничать. Твой брат к тебе слишком добр, — шикнул он.
Дазай немного осел, чуть сдвинувшись ближе к Ацуши. Ему, что же, подзатыльников не давали в жизни? Сразу уселся на месте и молчал до конца лекций.
— Бедный Сюдзи, — прижала за пазухой Дазая Мико одной рукой, другой отвешивала ответных оплеух Фукаде. Тот покорно сложил голову: — Будешь ещё при мне детей бить.
— Нет, Мико-чан, — кланялся в извинениях друг.
— Извинись, быстро.
— Прости, Сюдзи-чан.
Ацуши сцена показалась до ужаса абсурдной. Мико защищала самоназванного кузена, что топился этим утром в реке, а Фукада, будучи крупнее ростом и комплектацией сокурсницы, извинялся перед обоими. Умора и только. Однако ж, Дазаю положение зажатого, кажется, не приходилась по душе: раскраснелся, тихонько дёргался, выбираясь из пут.
— Только скажи, если тебя кто-то обижает. Мико-чан даст им хороших лещей, — тискала за щеки она Осаму, присев на корточки. Порывшись в сумке, Мико всучила Дазаю батончик. — Ты слишком худой, Сюдзи-тян.
— Благодарю, — видимо, подросток выпал в осадок, будучи обласканным незнакомкой, что толком и не знала его.
— Нам в другую сторону. Встретимся в парке на длинной перемене, — помахала Мико, идя в противоположную сторону от них и ругаясь на Фукаду.
— Странные у тебя друзья.
— Это потому что они меня к кровати не приковывали? — вскинул бровь Ацуши. На что получил до ужаса знакомый холодный взгляд, наполненный жестокостью.
Далее проходили семинары, на которых Дазай сидел на последних партах, читая первые попавшиеся в аудитории книжки и дёргая по поводу и без Ацуши. Впрочем, вскоре ему сделали замечание, что раздражение возвело на новые вершины недосягаемости. Пацан однозначно испытывал предел его терпения.
На нагретых солнцем шоколадных скамейках сидели Мико, Фукада и ещё пару ребят с курса. Дазая затискали все кому не лень за тот короткий промежуток времени. Ему и обед собрали из пожитков бенто студентов. И даже съесть это у всех на виду заставили, а вдруг он все-таки не просто мало питается, а морит себя голодом для каких-то идеалов.
Дазай сидел под боком, незаметно для остальных прижимаясь к Ацуши. Его нога нервно дергалась, да и он сам мелко дрожал. И всё же должно быть ему было это в не привычку, отчего так тревожно и незнакомо. Новое социальное окружение пугало своей хаотичностью и непредсказуемостью. Для Осаму привычным могло быть общество тотальной жестокости, откуда тогда знать о естественном проявлении доброты и поддержки.
— Звони Мико-чан, она порешит любые проблемы, — подмигнула сокурсница, сунув в ручонки Дазая батончики и номер телефона. Дазай лишь молча кивнул. Они попрощались у аллеи гинкго.
Утомлённый парами и днём подросток мог давным давно отказаться от затеи поесть краба, однако ближе к вечеру он прожужжал все уши Ацуши, требуя свой законный краб. Бедный студент же думал, как сэкономить на этом вопросе. Вести в кафе или ресторан было очень затратно, да и для чего?! Сходить на рынок купить небольшого краба там… Проблема, что ближайший крупный рыбный рынок в Камакуре. Проще уже купить в супермаркете и самому приготовить.
— Ты сам умеешь готовить краба? — будто воссиял звездой Дазай, чуть-чуть ли не визжа на входе в магазин.
— Не особо. Раньше как-то не приходилось, лакомиться так богато, — поджал губу Ацуши.
— Я поселюсь у тебя дома в таком случае, — захлопал в ладоши Осаму.
— Не надо, денег не хватит откармливать тебя крабами, — чуть ли не прихватился за сердце Ацуши.
Если план с рынком не удался, он просто купит краба в большом гипермаркете, который находился на берегу залива, через дорогу от кампуса. Овощи и остальное он прикупит в небольшом оптовом магазине на обратном пути.
Размеры магазина внушали, особенно в сравнении с семейным маркетом{?}[вообще, отсылка на реальную сеть FamilyMart], где он работал по ночам. Здесь можно было найти всё, что только можно было представить, и не представить в том числе. Пока Дазай ребёнком бегал между рядами, Ацуши грустно смотрел на крабов. Как их выбирать, вообще?
— Надо проверить вес, — произнёс, возникший из ниоткуда Дазай, серьёзным и взрослым тоном. — Самый оптимальный вес на нас двоих, примерно, килограмм или около того. Там соответственно и мяса будет побольше.
— Ясно, — Накаджима присмотрелся к ценникам с указанием веса. — Две тысячи иен. Два часа моей работы никуда?
— Ацуши-семпай мне обещал краба. Неужели он не держит своих слов? — наигранно приторным голосом произнёс Дазай.
— Надо было тебя реально оставить прикованным к футону.
— Так только плохие друзья поступают, сам же сказал, — хлопал глазом Дазай, ехидно улыбаясь.
— Давно я тебе в друзья заделался? — спросил Ацуши, подбирая краба с прилавка. Осталось оплатить.
— Не знаю, даже. Не стоит всех подряд из реки спасать, Ацуши-семпай, — лукаво улыбнулся Осаму.
Расставшись с двумя тысячами иен, ещё две сотни он оставил за два лайма; Дазай и тут пытался выпотрошить кошелёк Ацуши, выпрашивая купить ему айву. Однако Накаджима отказал:
— Я тебе не богатый папочка, — бросил он, устало волоча ноги в сторону поднимающегося вверх тротуара.
— А мог бы быть, да только ты беден.
— Поэтому нечего студента обдирать, — цокнул Ацуши в сторону Дазая. Подросток крутил в руке ту самую несчастную айву, о которой просил. Накаджима остановился и схватил его за запястье: — Ты её украл?
— От одного плода не обеднеют, — ядовито прыснул Осаму.
— Пошли обратно, — он все ещё держал за запястье подростка, мёртвой хваткой, кажется, даже прикладывая к этому тигриную силу, или ему так казалось. Злость и досада от поступка Дазая уж больно застилала ему взор.
— Ай-ай, больно, отпусти, — дёргался и сопротивлялся Дазай, шоркая ногами по тротуару.
— Ты вернёшь айву хозяйке. Идти сам не станешь, дотащу, — сквозь зубы процедил Ацуши.
— Это ведь просто какой-то дурацкий плод, — чуть не свалился Дазай, под напором Накаджимы.
— Дело не в товаре, Дазай, — остановился Ацуши. Он повернулся к Осаму, глаза залились золотом, но крушились в мелкие кристаллы под сиренью. От короткого мига пришедшего в действия способности от злобы, ни осталась и следа, словно что-то заблокировало её. Однако об этом Накаджима подумает позже: — Речь идёт о человеческом отношении к другими и доверии. Сегодня ты у неё украл одну айву, после у неё пропадет несколько других товаров. Будет ли вера в незнакомое тебе лицо, что приветливо улыбается, но пользуясь твоей старостью — ворует перед носом товары.
— В этом мире нет ничего кроме жестокости, — обиженно ответил Дазай, надувшись.
— Неправда, я-то уж знаю не понаслышке о мире жестокости, и что за ней, если поднять голову выше, кроется чудесный мир, — потряс руки Осаму он, рефлекторно словно бы снимая напряжение, что породило такие действия. — Мне продолжать тебя тащить до лавки?
— Я сам, — тихо ответил Дазай с опущенной головой.
На переулке стоял одноэтажный магазинчик с написанными от руки на картонках на витринах названием и часами работы. Овощи фрукты были выставлены в разноцветных пластиковых ящиках перед магазином. Жёлтый свет от уличного фонаря заливал товары и ценики, выведенные маркерами хозяйкой магазина.
Ацуши стоял поодаль, ожидая и наблюдая за Дазаем. Осаму подошёл с опущенной головой к старушке, протянул ей айву и начал низко кланяться. Женщина ахнула и помотала головой.
Дазай вернулся уже с пустыми руками и сверлил недовольным холодным взглядом Ацуши. Едва ли ему понравилось такое унижение.
— Я устал, — сухо заключил Дазая. И Ацуши не мог ни согласиться с ним.
На кухне, на плите кипела кастрюля с раком. Ацуши и Дазай выжидающе наблюдали за ней. Накаджима хотел добавить приправы в воду, но Осаму убедил его, что так краб потеряет естественный вкус.
Готовое блюдо лежало на тарелках, на столе. Дазай довольный и сытый уплетал своего законного краба за этот тяжёлый день. Ацуши же ел медленнее, смакуя мясо краба во рту, чтобы удалось запомнить вкус еды надолго. Ибо с этим подростком он всё же растранжирился. Конечно, на один раз с чязуке краба Накаджима не поставит, но стоило отметить, что это было довольно вкусно.
Объевшись Дазай разложился на полу, раскинув руки в разные стороны.
— И всё-таки я готов тут поселиться, — заключил он.
— Я не согласен. Нахлебника мне ещё не хватало, — возразил Ацуши, на что Дазай рассмеялся.
— И всё-таки смешной ты человек, Ацуши-кун. Такими странными понятиями распоряжаешься, — сел Дазай. Накаджима вскинул бровь: и чего же в нем странного? Себя-то в отражении видел? Осаму хлопнул по коленям: — С тобой весело, но и мне бы пора уже закругляться.
Он схватил свою одежду с сушилки и бросился прочь из квартиры:
— Надеюсь, свидимся ещё когда-нибудь никогда.