В залитом закатными лучами солнца кабинете босса Портовой Мафии Дазай стоял, считая узоры гравюр на потолке. Мягкий красный ковёр устилал кафельные полы. Сам Мори сидел на кресле, выходящем на широкие окна, из которых виднелся рыжий залив. 

— Где твой отчёт, Дазай? — листал папку Огай.

— Ну, я на руку упал. Вот она у меня болит, а как с ней такой писать? — проныл Осаму, вальяжно присев на соседное кресло. — Ода сдал уже его?

— Что с тигром? — перешёл к непосредственному вопросу встречи Мори.

— Пули его не берут, на людей не нападает. Подозреваю, что это был эспер со способностью обращения в тигра, — заключил Осаму, несколько подумав. Его бы себе на попечение, было бы чудно.

— А что он забыл в наших складах, как ты думаешь? — он облокотился на ручку кресла и посмотрел на Дазая, чуть прищурившись. — Хорошо пахнешь. Помылся недавно?

— Это не касается нашей беседы, — осел в кресле Осаму. Он прочистил горло и продолжил. — Думаю, те двое пытались его загнать в угол, чтобы поймать, убить и далее по списку.

— А у нарушителей ты непосредственно спрашивал это? — вскинул бровь Мори. — Ты вчера не возвращался в штаб. Дела появились какие?

— О, да. Пытался опять убиться, в ванной как раз. Думал вот полнолуние, отличная возможность, — ядовито улыбнулся Дазай. Да и какое Мори дело, где он был вчера после задания. Развлекаться пытками пленных скукота в разрезе возможности побесить Ацуши.

— Я же серьёзно спросил. А ты опять в шутки, — тяжело вздохнул Огай. — Мало ли, ты искал тигра. Ты и так всё подряд в мафию таскаешь, котёнка ещё не хватало. Зная тебя, особенно крупного.

— Он бы был моим псом. Какой потенциал теряется, — возразил Дазай, вскочив.

— Займись лучше делами мафии, Дазай. Расспроси пойманных вчера нарушителей, — махнул рукой Мори.

— Да-да, понял.

— Ты потом пойдёшь искать тигра?

— Да, — хлопал глазом Дазай. Послышался лишь тяжёлый вздох, но никаких слов против ему не сказали. Значит добро.

Сырые подвалы мафии славились тем, что отсюда, как правило, никто живым не выбирался: либо избитый и измученный до смерти, либо со сломанной челюстью и тремя пулями в черепе. В воглом, отвратительно освещенном помещении, залитом с пола до потолка потемневшими подтёками алой крови, звенели кандалы на бетонных стенах под глухими ударами. Смрад, витающий в воздухе комнаты пыток, заставлял сжимать носы от резкости аромата.

Дазай понюхал свой пиджак от костюма в надежде, что тот ещё пахнет свежестью белья и дешёвым порошком Ацуши, однако навязчивый запах мафиозной жизни быстро вытеснял чистоту и забивался в ворсинки ткани. Осаму нахмурился, так он не сможет пойти потом к Накаджиме, а духами он не пользовался — слишком резкие мелодии у них.

Он сидел на металлическом столе, на котором лежали инструменты для вскрытия и прочие приблуды современного патологоанатома. Сегодня, по неведомой подчинённым причинам, Дазай держался дальше от излишней проявлении своей дьяволиности, хотя и славился в мафии особенно жестокими пытками и допросами. Он мирно качал ногой, закинутой на другую, и взирал на процесс своим открытым глазом, в котором блестел неестественный красный оттенок, словно кровь наливалась по радужке.

— Готовы отвечать? — холодно спросил он, обходя на цыпочках лужи свежей крови, что начала сворачиваться.

Один из нарушителей со светлой короткой стрижкой, окрасившейся в бурый из-за грязи и побоев, мелко дрожал, повиснув на цепях тряпичной куклой. Медленно дыша, он тяжёло и едва заметно кивнул. Дазай мило улыбнулся успеху.

— Чудесно. Так, что вы делали на складе мафии? — в общем-то это единственный вопрос, который интересовал Дазая. И в зависимости от ответа он продолжит опрос.

— Пыта.. лись.. Тигра, — говорил наёмник тяжело, прерывисто, кашляя кровью. Перестарались, однако ж.

— Это был заказ? — спросил Осаму. Мужчина осторожно кивнул, болтая головой. — Чей? Как вы нашли тигра?

— Международный... Полнолуние, — обрывочно отвечал пленник. — Живой?

— Нет, мёртвый, — похлопал по голове Дазай, улыбнувшись. Старательно обходя кровавые лужи, он вышел в ярко освещенный коридор, чей свет слепил в глаза. Осаму нахмурился, пытаясь привыкнуть к свету. За закрывшейся дверью раздались три выстрела.

Само собой отчёт писать он не спешил, потому гулял в светлых коридорах штаба от балды. Валялся на редких кожаных диванах, что стояли в комнатах отдыха с высокими растениями в горшке. В большинстве своём штаб напоминал офис, и многие сотрудники работали над бумагами, архивами, связями, никак не связывая жизнь с кровью, насилием, преступлениями особой тяжести.

Вскинув ноги на спинку дивана, он лежал вверх тормашками, утопая в его мягкости. В комнате было тихо, шумел разве что сквозной ветер, пробегая от окна к открытой двери. Крохотный кабинет с кофемашиной, кулером и диваном с креслами со светло-голубыми стенами утопал в тени ночного города. Солнце догорало на горизонте, языками пламени окрашивая редкие перистые облака на небе. Смеркались первые звёзды.

Если тигр появляется в полнолуние, то впереди был ещё один месяц. Гулял он глубокой ночью по безлюдным местам, раз нет упоминаний его в сми и новостях: свободно разгуливающий хищник должен был привлечь хотя бы толику внимания общественности. С другой стороны, в чём его ценность, если его заказывают из-за рубежа? Высокая регенеративная способность. Только толк от неё, если в генетике способность не заложена. Передача её другому человеку также практически невозможна, разве что переселение душ. А это уже из раздела фантастики.

И всё-таки надо найти тигра. Надо, горит. Желательно, конечно, здесь и сейчас. Однако в этом случае нужно выжидать, на вряд ли он сегодня появиться на улицах, после нападения. Дазай потянулся и громко зевнул. Развернувшись на диване, он уткнулся носом в спинку. Что-то он сильно устал сегодня, при условии, что проспал он и так выше своей нормы. 

И ведь даже не заметил, как свернувшись клубком, уснул на диване. Руки подмерзали даже под пиджаком. Сон, ощущаемый поверхностным, напоминал туманный день, когда волглая погода растворялась в густой дымке, дальше определённого расстояния жизнь не существовала. 

По утру ему взбрела глупая в своей наивности идея: сходить к Ацуши, да только тот, должно быть, сегодня будет в университете. Он-то, конечно, делал, что хотел, и ничего смущающего не испытывал при своих действиях, но в этот раз было всё как-то иначе. Осаму раз десять сворачивал на пути к станции монорельса. Молча и очень задумчиво стоял у дверей, в окнах которых мелькали живописные дома, здания, переходы. Дёргал пиджак, выходя из Каназавы.

Ряды магазинов, провода натянутые над двухэтажными серыми зданиями с зелёными вывесками. У книжного перед дверью выставлены товары, по соседству ларёк с электроникой. На втором этаже здания, по всей видимости, был бар, в виду изображения полок алкоголя на окнах. Через дорогу пекарня с меловой доской на входе, в спешке выведенными аукционными позициями. Валялся чей-то велосипед.

Дазай один, в принципе, никуда не ходил, его всегда сопровождал кто-то: будь-то подчинённый, Хироцу — командир «Чёрных Ящериц», Одасаку, в конце концов Чуя. Всегда был кто-то, в чей компании не было того навязчивого страха и паранойи, следующих глаз за тобой. Потому такая вылазка была сама по себе противоречивой: топтаться на одном месте, вокруг одного человека — не свойственная ему вещь.

Удобно было врать самому себе о своём самоощущении, игнорировать звоночки тревожности и ненавязчивой социофобии. Вокруг слишком много разных людей с разнящимися взглядами на этот мир, и никакой юношеский максимализм в своих стремлениях не защитит от осуждения и презрения. Тотальная неуверенность в себе, скрытая за маской шутовства и клоунады, недолговечная, норовит вот-вот и треснуть. Но и звука треска Дазай не слышит под своими тирадами о мирской грубости и жестокости.

На небе вырисовывались едва уловимые кистью творца прозрачные облака. Тёплая и солнечная погода, стоявшая на улице, щемила и щекотала бледную кожу. Дазай щурился от яркого света, сидя на нагретой солнцем лавочке у входа в кампус, там, где в прошлый раз они обедали с сокурсниками Ацуши. Пока Осаму плутал от станции Канагавы, время клонило к длинному перерыву. 

Слоняясь в ожидании, он прилёг на столик, разглядывая проходящие мимо лица, выискивая в них знакомое. Должно было быть глупо, что пришёл сюда. Для чего? Сам не знает, захотелось и всё. Возможно, на него так негативно влияла забота Накаджимы, о которой он даже не просил. То было даже скорее неким наркотиком, вызывающим зависимость. Незалюбованный родителями ребёнок ищет любви и заботы в других — звучит логично, правда вся эта шелуха не нужна Дазаю. Ведь так? 

Ацуши шёл с Мико, болтая о чем-то весёлом — так решил Дазай по их счастливым и улыбающимся лицам. Отчего на душе стало скверно и обидно на пустом месте. Он уже подумал, что глупо таскаться к Накаджиме, стоит просто уйти. Однако сокурсница уже приметила его и сжала в крепких объятиях. 

— Сюдзи-тян опять сбежал из дома? — потрепала она его по волосам. – Ацуши сказал, что тебя родители увезли уже. 

— Да, как же я без Ацуши-семпая, — приторно улыбнулся Осаму, поглядывая на растерявшегося Накаджиму. Он бегал взглядом между ними. 

— Он приехал ко мне на выходные. Правда же, О.. Сюдзи? — запнулся Ацуши, почёсывая затылок. 

— Правда-правда, устал ждать его дома. Вот, решил прогулятся, — закивал Осаму, продолжая игру Накаджимы. 

— Вот как. Тогда я обязана Сюдзи-тяна угостить выпечкой недалеко отсюда. Там очень вкусные булочки, — улыбнулась Мико. 

— Ты его разбалуешь, и он пересядет на твою шею, — хмуро заметил Ацуши, присаживаясь рядом с Осаму. 

— Ну, и ладно. Такую булочку и побаловать можно немного, — облокотилась на стол сокурсница, сев напротив. Ацуши умышленно собирает вокруг себя подобных себе людей? Или это норма, что люди готовы заботиться о незнакомцах? Дазай нахмурился, глядя немного исподлобья на сокурсницу. 

Его вновь угостили сборным обедом. Ацуши и Мико обсуждали общие занятия, к сожалению, в их беседе не нашлось места для Дазая. Он немного ближе подсел к Накаджиме, в какой-то момент и вовсе уперевшись в него. Как и прежде, главное строить из себя застенчивого и пугливого братика, и ни у кого не возникнет вопросов, кроме разве что Накаджимы, что косо посмотрел на него. Осаму приторно улыбнулся ему. 

— Ты все ещё не восстановился, Сюдзи-тян? — беспокойно спросила Мико. Дазай не понял к чему этот вопрос, но после вспомнил о метрах бинта на себе. 

— Нет, пострадал от пожара, — соврал Осаму. Сокурсница громко охнула и состроила грустное выражения лица.

— Ужас какой. Бедняжка. Себя беречь надо. Кто потом об Ацуши-куне заботиться будет, — ответила она. Дазай и Ацуши переглянулись совсем, не понимая к чему был последний комментарий. Мико посмеялась и добавила: — Ты единственный родственник у Ацуши. 

— А.. Ну, да. Вы правы, Мико-сан, — закивал Дазай, выдохнув. 

— Если вы, конечно, вообще родственники. А так Ацуши-куна беречь надо, — она закинула рис в рот и улыбнулась. Отчего-то по телу Дазая прошёл холодок. А вдруг она знала и поняла? Стоит ли разобрать на части её тело? 

— Ладно, мы с Сюдзи пойдём, — быстро сложил свой бенто Ацуши и подтолкнул Осаму на выход. 

— Про свидание не забудь, милашка, — хихикнула Мико. Что это за свидание ещё такое? Что за милашка? Дазай холодно зыркнул на сокурсницу. Может действительно стоило её разобрать и перемолоть в труху? Однако Осаму отмахнулся от этой идеи, Ацуши ведь расстроится. 

— Само собой. До встречи, — помахал Накаджима Моримото, толкая Дазая к выходу с территории кампуса. 

Они отошли в сторону станции к той самой пекарне, от неё правее стояла кондитерская с чёрной вывеской на фасаде, рекламным полотном на стекле с двумя зелёными переливными флажками и доской с приглашением в магазин. Под карнизом, над входом, висел белый норэн. Ацуши не шутил, когда сказал, что откормит его. 

— А что за свидание у вас? — осторожно спросил из-за спины Ацуши он. 

— А, это просто учебная сходка такая. Чего ты взъелся только? — расплатился Ацуши за сакура моти и вафли с бобовой пастой юдзу. 

— Ты сказал, что у тебя нет девушки, — совсем тихо ответил Осаму, хмурясь. 

— Её и нет, — вышли они на оживленную улицу. — Мне некогда. 

Ацуши куда-то всё вёл Дазая, молча. Они прошли через наземный переход у станции Каназавы и вышли в исторический парк с домом эпохи Мейдзи, с соломенной крышей — его было хорошо видно из проезжающего поезда. Сам парк представлял собой музей приёмного зала храма Энцу-дзи и его сад с одинокой, огороженной бетоном, расцветающей сакурой и распускающимися кленами. Должно быть, по осень-зиму парк становился насыщенно красного цвета от алеющих листьев. Парк был набит различными историческими объектами.

Дазай совершенно не понимал мотивов Ацуши, тот его просто водил куда-то, зачем-то. В музей они так и не зашли, отойдя чуть поодаль от дома, присев на скамейку у сада. Из своей почтальонки Ацуши достал моти и вафли, розовый термос с чем-то. 

— Что ты меня всюду таскаешь? — надулся Осаму, разворачивая сакуру моти.

— А ты чего приходишь ко мне постоянно? Не ради этого разве, — надкусил вафлю Ацуши. 

Дазай призадумался. Действительно, чего он таскает к Накаджиме чуть ли уже не каждый день? Вдали стучали колеса поезда о рельсы, шелестела листва, галдели чайки. С возвышения открывался вид на серый мутный залив, на котором, как муравьи, мельтешили лодки и корабли. 

Как слепой будет тянуться к солнечному свету, что освещает мрак, Дазай тянется к Ацуши. Наверное, так. Однако этого он в слух не скажет, отшутиться как всегда глупо и неуместно. Истинные чувства всегда нужно хранить за семью печатями, чтобы их не растаскали на удобрение своей почвы уверенности. 

— Что значит зачем? Мне нравится людей раздражать, вижу в этом особое удовольствие, — откусил половину моти Дазай. Солёный лист сакуры смешался со сладостью бобовой пасты. Ацуши тяжело вздохнул. 

— Когда я жил в приюте, мы были ограничены высоким колючим забором и волей Божьей. Выпустившись оттуда, я себе дал обещание, что впредь я всегда найду способ увидеть, услышать, попробовать что-то новое, — ответил Ацуши, испивая из термоса горячий по аромату чай. — Тебе я желаю того же. 

— Сказал скупердяй, — нахмурился Дазай. И вот он опять читал нотации, опять бесил своим праведным и нежным голосом. Заставлял чувствовать стыд за себя. И был же прав. 

— Эй, я экономлю, чтобы получать новые эмоции. Я и так на тебя трачусь. Прояви уважение, — осадил его Ацуши. Дазай умолк, затолкнув в рот последний кусочек моти, и что-то невнятно пробормотал с набитым ртом. — Чего ты там говоришь? Дожуй сперва. 

— Счастье, что я появился в твоей жизни, говорю. — Спасибо, что вытащил из реки

— Сколько чести. Спасибо сказал бы, — прыснул Ацуши, улыбнувшись легонько самому себе минутой спустя. Чему улыбнулся? Чему порадовался? Не ясно, мысли Дазай читать не умел. 

Они сидели молча, любуюсь садом, что вскоре наскучило Дазаю, и он вновь заговорил:

— Хочу тигра поймать. 

— Какого? В Йокогаме? — поперхнулся Ацуши, нервно отпивая из термоса. 

— Да, белого, — радостно улыбнулся он. 

— И на кой он тебе? 

— Хочу его своим цепным псом сделать, — мерзко засмеялся Дазай. 

— Думаю, тигру такое не понравится, — помотал головой Накаджима. 

— Откуда тебе знать. Ты что ли тигр? — сложил руки на груди. 

— Нет, но когда из какого-то животного делают другое, ему вряд ли такое понравится. Из тигра в собаку снизойти — унизительно, — ответил Ацуши. — И скажи, где ты за один день умудрился так извазюкаться, что от тебя разит? 

— К слову, только ты чувствуешь мой запах. Это странно, — пытался понюхать свой пиджак Осаму. 

— У меня чувствительное обоняние. Куда пойдёшь сегодня? 

— Остаться можно? — засияли глаза Дазая. 

— Помыться нужно. 

Он поперематывал обратно бинты по всему телу, стараясь не стянуть их в этот раз сильнее. Тело скрежетало от чистоты. Опять заставили мыться, чтобы оставить в квартире. Дазай её уже сам скоро обживёт и переедет сюда. Только если Ацуши разрешит, а тот разрешал ему уж слишком много. 

— Я чист. Доволен? — заправил за ухо мокрые волосы Дазай. 

— Более чем, — довольно кивнул Ацуши, раскладывая ужин на стол. 

Вечер проходил в тишине. Дазай ничего не говорил, да и понятия не имел о чём заводить беседу. Ацуши был занят учёбой. Лишь изредка он тыкал его, пытаясь вызвать какое-то раздражение, чтобы тот уже выгнал его в конце концов. Но Накаджиме будто было всё равно, абсолютное отчуждение к действиям подростка. Так разве можно? А поругать? Дать подзатыльник? Откуда в этом человеке столько терпения к такой бесячей мошке, как Дазай Осаму. 

— Я тебя не бешу, — пытался уложиться на колени Осаму, рассчитывая, что вот так-то его точно выгонят. 

— Есть немного, — продолжал читать и что-то отмечать на другом листке Накаджима. 

— Почему бы тебе меня не выгнать? — приторно улыбнулся Дазай, ластясь как кот. 

— Ты не отстанешь все равно, — заключил Ацуши. — Уже домогаться начал. 

— Я-то? — вскочил он, раскрасневшись. — Ничего подобного. Я просто хочу выбесить тебя, чтобы ты меня уже выгнал. 

– Зачем? Ты напоминаешь мне кота: делаешь, что хочешь, кормлю тебя я, ластишься также, ещё и противишься самодовольной кошкой, — усмехнулся Ацуши. Кем угодно, но котом Дазая никто ещё не называл. Он завис, наливаясь румянцем. Хотелось скрыться и зарыться в землю подальше от стыда и смущения. 

— Да, я... – Дазай не знал, что ответить. Он просто умолк, отойдя к стене. Осаму смотрел на зеленоватые обои, пытаясь отойти от то ли оскорбления, то ли комплимента. 

Ацуши уже выключил свет и лег спать, когда Дазай подполз и уложился сбоку. Он спал слишком много за последние два дня, отчего совсем не хотелось ложиться. Лишь трепетно разглядывал спокойное лицо Ацуши, подмечая каждую деталь на неровной коже. Словно на ресницы его падал крупный пушистый снег, оставляя белое пятно на них.

Правда ли, что в ночи скрывался любой проступок и преступление? Правда ли, что оно оставалось безнаказанным? Он ветром дуновения коснулся губами губ Ацуши, ощутимо вкусив их тепло и жар. И чего Осаму творил? Он помотал головой и скрылся за дверьми ванной. 

Касаясь шероховатыми подушечками пальцев своих губ, Дазай хотел бы повторить поцелуй по-настоящему, по согласию, а не воровать его ночью тёмной. Действительно ли он влюбился в Ацуши? Похоже ли это тёплое, но мерзкое щемящее чувство в груди на влюблённость? 

Рвал волосы на голове от гнусного осознания своего положения. До чего глупо и бессмысленно, до слёз обидно и стыдно. Влюбиться в спасителя твоей никчёмной жизни — глупо и наивно.