Дазай скакал от коробки к бочкам в неосвещенном складском помещении. Гулом раздавались удары. У Оды была даже мысль осадить подростка, из-за создаваемого лишнего шума. Он подобно погремушке гремел и шумел, радуясь не ясно чему.

А радовался Осаму в первую очередь тому, что копаться в трупах более не придётся. Теперь разве что заниматься старыми делами по зачистке доков, шантажом и организованными убийствами. Однако стоило думать о привычной жёсткости тленного мира, ему всё виделся золотой блеск в сирени. Один человек высказал мнение, что выше собственного носа есть иной мир.

Мир чистого сердца пускал себе подобных людей с открытыми сердцами и светлым взглядом на него. Повязанным по горло чёрной смольной нитью животным, именуемых людьми, не было там места. Проблема, что гордое «человек» доселе непонятное слово для Дазая. Жизнь между страхом и обманом вряд ли была человеческой.

Размышляя о словах Ацуши, Осаму споткнулся и полетел с высокой бочки на разбитый асфальт, упав на правую руку. Глухая боль прошла по ней. Дазай прошипел, не хватало уже в который раз ломать её.

— Всё в порядке? — подорвался с места Ода, помогая встать.

— В полнейшем, — улыбнулся Осаму, стряхивая пыль с рукава плаща. Подёргал рукой, двигалась — значит просто синяк будет, большой и черный.

— Продолжишь скакать как горная коза, точно сломаешь что-нибудь, — наставлял Ода. Дазай лишь активно покивал: «мол, понял, хорошо-хорошо» и обратно залез на бочку. Сакуноске тяжело вздохнул и нахмурился, жизнь ничему не учила этого ребёнка.

По складу разнесся рык крупного животного. От любопытства щекотало всё внутри. Ода же насторожился, а Дазай радостно побежал в сторону звука. Не успел Сакуноске ойкнуть, как подросток скрылся из виду.

Тигры открыто разгуливающие по Йокогаме, уже что-то интересное. И никаких новостей о нападении, никаких вестей о том, что кто-то видел хищника. Могло ли то значить, что тигр был эспером, чей-то способностью.

Загнанный двумя мужчинами белый тигр рычал и угрожающе открывал-закрывал пасть. Мог бы давно отцапать им головы, снести их с пути взмахом крупной лапы, но что-то останавливало его избавиться от своих обидчиков. Какая удача, что по его душу пришел сегодня Дазай с Одой.

— Такое тоже в норме у мафии? — спросил догнавший его Ода.

— Ну, типа, — пожал плечами Дазай. — Молодые люди, что вы за…

Не успел договорить Осаму, как его оттолкнул со своего места Ода. Раздались выстрелы ровно в это место. Уши заложило от свиста, сердце забилось резко и быстро. Стоило быть осторожнее, в суматохе тигр попытался скрыться. Второй мужчина выстрелил в него, попав в ногу. Однако это не остановило животное, оно как уносило ноги с широким размахом, так и унесло, скрывшись за контейнерами для грузоперевозки. Стрелявшего обезвредил Сакуноске.

Дазай побежал за тигром, такую дивность не каждый день встретишь. А если то было человеком, можно было бы его своим цепным псом сделать. Только вот в ночной тишине шумел лишь залив. Заливное чёрное небо усыпанное звёздными крошками, едва посвечивало от лунного света. Никого уже не было дальше пирса. Убежал, вот досада.

Осаму вернулся к незванным гостям, которых повязал Ода. Он обошёл их вдоль, постучал немного каблуком ботинок и набрал номер отряда.

— Забирайте этих, — приказал Дазай. — Что ж, с делами на сегодня всё.

— Чем займешься? — закурил Одасаку, стоя у кромки воды. Чёрные воды омывали и стачивали камни на побережье. Дазай сидел на корточках и всматривался в бледную рябь от лунного отсвета. Холодная вода стекала между пальцами, оставляя мокрый след.

Вода накатывала шумно на берег, также тоска омывала его душу. Сердце заныло, едва отстукивая свой ритм и отдаваясь давящей болью в груди. Глаза смыкались от усталости. Сейчас бы к месту был сон.

— А Анго сегодня на смене? — спросил Дазай, бросая камни в воду и вдыхая горький аромат сигарет.

— В командировку уехал, — сухо ответил Одасаку.

— Тогда я пойду в гости.

— Какой человек тебя в час ночи пустит, Дазай? — вопрос был неверно поставлен, и сам Ода это знал. Осаму лишь криво улыбнулся и потопал своей дорогой, помахав на прощание.

Дверь в квартиру Ацуши далась, на удивление, легко на вскрытие. После недолгих махинаций над замком раздался щелчок. Дазай тихонько пробрался в дом и запер за собой дверь.

На свалившемся в кучу футоне, храпя, посапывал Ацуши, дёргая рукой и ногой, как собаки во сне. Забавно. Он куда-то бежал на четвереньках. Пока Дазай думал над этим, прыснув в кулак, не заметил, как Накаджима уже сидел, взирая на него ядовито-желтыми глазами.

— Ты что, мою дверь вскрыл? — спросил он грозно.

— Я… — растерялся Дазай, виновато потупив глаза вниз. Он ведь всё довольно тихо делал. Почему Ацуши проснулся от легкого шороха?

Накаджима с грохотом обратно свалился на футон, почёсывая и массируя глаза. Он, кажется, даже что-то шептал, ругаясь на Дазая. Но ничего против наличия здесь Осаму так и не сказал.

Он осторожно присел на край матраса, пытаясь не тревожить несколько заведённого Ацуши. Накаджима присел ближе, обнюхивая Дазая, как какое-то животное.

— Когда последний раз мылся? — прикрыл нос Ацуши.

— Эм… — призадумался Дазай. Точной даты он не помнил. Да и в месте, где он жил, санузла не было.

— Ясно, иди мыться. В противном случае, вон из моей квартиры, — указал Накаджима на дверь. Осаму ужаснулся и помотал головой: ни тот, ни этот расклад ему не нравился.

Чтобы помыться, нужно раздется. Чтобы уйти из квартиры, нужно иметь совесть. В комнате все же было немного прохладно, а разматывать все бинты займёт время. Никакой траты энергии, никакой ванны. Он скрестил руки на груди и настойчиво помотал головой. Будут ему ещё указывать, жизни учить.

Что ж, и Ацуши не станет потакать капризам подростка. Подхватил его на руку, закинул на плечо, к счастью он весил мало, и повел в ванную. Открыв ванну, усадил в неё Дазая.

— Я не согласен, — начал скрестись Дазай, пытаясь выбраться.

— Помойся просто и оставайся сколько хочешь, — ответил Ацуши. Осаму приостановил свои попытки поцарапать Накаджиму, словно кошка, что не любит мыться.

— Сколько хочу значит? — улыбнулся он. Хозяин квартиры тяжело вздохнул и кивнул. Должно быть, он совсем устал за сегодня, и разбираться с незваным гостем желания немного.

Подобный расклад всё же пришёлся по душе Дазаю, и он начал раздеваться:

— Я сам, — надул Осаму губы, придерживая ворот.

— Знаю, — сухо бросил Ацуши, выходя из комнаты.

Распутав бинты на всем теле, он подставился под горячую воду из душа. В какой момент Дазай позволил этому человеку распоряжаться его жизнью: не грабь, не бей, мойся, иначе за дверь. Что ж, то такое? Всё вызывало смешанные чувства: одно противоречило другому. Стоило ли захаживать к нему в магазин, вламываться в квартиру? Ацуши ведь сказал, что занят эти два дня. Он зол на него, что не уважает его личные границы?

Он жил в мире, построенном его личными страхами перед человеческим ликом, перед насилием, что создавали всё те же незамысловатые существа. Заместо сердца в груди был кусок мяса, что перекачивал кровь. Ни морали, ни совести — тёмное царство костяных зданий.

Если не знаешь, как бороться с чернотой, стань её частью. Наслаждайся аморальным образом жизни, что не впишется в рамки установленных социумом правил. Отвергай само общество, если оно не принимает тебя за настоящего, за своего.

Он совсем глубоко ушёл в размышления, что не заметил, как Ацуши выключил воду, повернув кран:

— Ты меня точно разоришь, — произнёс он и накинул на него светлое хрустящее полотенце, пахнущее чистотой и порошком.

— Подглядывать неприлично, — завыл Дазай, закрываясь всячески от Ацуши. Тот лишь хмыкнул в ответ.

— Я жил в приюте, где душевые были общие. Поверь, чего только я не видел, — Накаджиму передернуло, и он отряхнулся от воспоминаний.

— «Не тот уровень отношений», — изобразил Дазай хозяина квартиры, укрываясь полотенцем. Мокрые волосы закрывали одну половину лица. Капли воды катились по бледной, прозрачной коже, что обтянула кости.

— Тебя откормить надо, — к чему-то заключил Ацуши, оставляя чистые вещи на раковине. Он даже позаботился о чистых бинтах для Дазая. — И верни, пожалуйста, мои вещи, в которых ты ушёл прошлый раз.

Осаму кивнул. Пытаясь замотать белёсые шрамы на руках, он туго стягивал бинты. Когда же марля начала неприятно натирать кожу, он понял, что от нахлынувшей тревоги перестарался. Однако ощущение было терпимым, пусть всё и чесалось под тканью.

Ацуши успел вновь уснуть, посапывая в обнимку с одеялом. Дазай осторожно лег рядом на краю футона, разглядывая лицо Накаджимы. Ресницы подрагивали, лицо было напряжённое, словно ему снился кошмар. Хотя так вполне и могло быть. Светлая прядь спала на подушку и небрежно лежала на ней.

Дазай подложил руку под щеку и прикрыл глаза, надеясь на скорый сон. Но гул мыслей в голове не давал заснуть в лунную ночь, он ворочался от стороны в сторону. Иногда пугаясь, что отпугнёт чуткий сон и у Ацуши. Особенно ему вспоминалась та встреча в баре с друзьями.

— Ты действительно вернул ту айву продавщице? — удивился Анго. Должно быть это было совсем не свойственно для Дазая, которого между собой в мафии звали дьявольским ребёнком.

— Да, — гордо кивнул Дазай, хотя то и было в самом деле постыдно. Стыдно перед Ацуши, перед тётушкой, в конце концов ему стало стыдно перед самим собой. Та доза адреналина не стоила унижений и поучений какого-то человека, что сорвал его попытку суицида. Уже второй по счёту человек со своими убеждениями. Или же им так руководило чувство собственной безопасности?

— Может мы тебя ему на перевоспитание оставим? — сухо посмеялся Анго, вертя в руке бокал с соком.

В тёплом освещение крохотного подвального бара все казалось мягким и приятным. Из радио играл спокойный джаз, люди пятнами на масляной картине сидели за старыми деревянными столами. На стенах висели фотографии былых времен.

— Меня не надо перевоспитывать! — заявил Дазай, громко поставив бокал на стойку и пошатнувшись назад, отчего чуть не упал со стула. — Всё со мной хорошо.

— Думаю, Анго не это имел ввиду. Не заводись, — хлопнул по плечу Ода. — Скорее он хотел сказать, что то может поможет твоему ментальному здоровью.

— Да в порядке оно, что вы прицепились, — надулся изрядно пьяный подросток. — Я бы вот не назвал адекватным, когда ты тащишь с собой на пары утопленника, даёшь ему свою одежду. Это разве нормально?

Одасаку рассмеялся, запивая алкоголем. Дазай глупо глядел на него, не понимая, чего смешного он сказал, чтобы Сакуноске залился смехом. Анго чуть наклонился к Осаму:

— Ты ему одежду хоть вернул?

— Нет ещё. Вот вы все смеётесь надо мной. Не верите, да? — завёлся Дазай.

— Верим-верим.

— Нет, вижу, что не верите. Идемте, я докажу, что он живой человек, самый настоящий, самый хороший, — стукнул кулаком по столу Осаму.

— Дазай-кун похоже влюбился, — посмеялся Одасаку.

— Неправда, — нервно ёрзал Дазай на стуле.

И ведь пошли же они в тот вечер в магазин Ацуши. Познакомил их со своими друзьями. Ох, плохо пить. Не стоило ему вообще распивать в тот вечер виски, болтать без умолку, будто на смотрины ходил с родителями.

Дазай шлёпнул себя по лицу, закрываясь и краснея в ночной темноте. Ужас и стыд какой. Ацуши, наверное, тоже было стыдно за него, опять. Приносит столько неудобств ему, теперь и вовсе спит с ним на одном футоне. На основе какого права? Или может по личной прихоти? Конечно, из своего паясничанья, стянувшегося маской клоуна на лице.

Извиниться и уйти. Извиниться и уйти. Из… Уйти. Просто уйти, без извинений. Язык свело от такой мысли, слова застрянут в горле и будет ещё больший позор.

Он присел на футон и оглянул комнату. В соседней шумела стиральная машина, стуча по кафельному полу. Ацуши положил в стирку его вещи? К чему эта неформальная забота, он же буквально вломился к нему посреди ночи.

— Егоза, прекрати вертеться, — сонно произнёс Ацуши и потянул его за руку, повалив на футон. — Завтра подумаешь над своим поведением.

— А мне нужно о нём думать?

— Ну, стоило бы. Вламываться в чужие квартиры — дело подсудное. Тебе повезло, что я слишком добрый по отношению к тебе, — сквозь прикрытые глаза ответил Накаджима.

— Ха, ну и бахвальство какое, — наигранно прыснул Дазай. — Вообще…

— Завтра расскажешь, хорошо? — заткнул он рукой его рот.

— Ты выслушаешь, — больше утверждал Дазай, чем спрашивал.

— Обязательно, — кивнул всё ещё прикрытыми глазами Ацуши.

Дазай умолк, вновь уложившись на краю футона. Ацуши повернулся на другой бок, так он и уснул глядя на светлые волосы.

Ему всегда снился один сон с горящим домом, разбитыми стеклами и неистовым криками людей. Вжавшись в крону дерева, маленьким ребёнком, он закрывал уши, пытался заглушить крики. Слезы лились, тело дрожало. Мольба о помощи пролетала мимо ребёнка, из-за незнания, из-за своей беспомощности. Да и что он мог поделать? Броситься в огонь? Потушить пожар?

Сон обрывался собственным криком поутру, что перебудил соседа. Дазай не мог остановиться кричать, растерявшись в своём положении. Это не его серый контейнер для грузоперевозки. Слишком светло для него. Его трясли за плечи. Осаму хватался за руки и царапал их, обгрызанными ногтями.

— Отпусти, — вскринул он, борясь с призраками.

— Осаму, — звал его тепло Ацуши, пытаясь остановить истерику, и, крепко прижимая к себе, нежно гладил голову. — Всё хорошо. Это просто сон.

Дрожа и часто дыша, он немного со временем успокоился. Никогда прежде от кошмаров Дазай не спасался в чужих объятиях. Он пытался успокоиться сам, прятался за жестяными стенами до конца дня, не покидая кровати от нахлынувшей разбитости.

Он благодарно кивнул, вдыхая прохладный, влажный воздух. Ацуши улыбнулся.

Через дорогу от дома Ацуши было небольшое белое двухэтажное здание, на первом этаже которого находилась раменная. Они, как оказалось, проспали до полудня. Видимо, Ацуши был крайне уставшим, учитывая, что он как-то говорил про свою маленькую норму сна.

На улице стояла тёплая погода. Солнце светило высоко, круглой тарелкой на стеклянном небе, по которому как на люлях кружили ватные облака. Аромат умэ растянулся по всей шумной улице. Жёлтая вывеска с красными буквами, написанные от руки объявления на стеклянной двери - навевало дешевизной, но и придавало душевности.

Дазай сам, в принципе, никуда не ходит. А с другом был разве что в баре и в подобной забегаловке, где подают очень острое карри для Одасаку. Осаму терпеть не мог карри.

Помещение, в которое они вошли было небольшим. Сразу стоял старый пожелтевший кассовый аппарат, стойка из светлого лакированного дерева с рыжими стульчиками и выходом на кухню. В зале было четыре стола: два больших и два маленьких. Они сели у окна, напротив продольного зеркала. Стол был потёртый, с пятнами. Стены жёлтые с грязными разводами, а линолиум на полу то ли стерся, то ли порвался у их стола.

Не самое веселое на первый взгляд место. Однако не Дазаю было выбирать, учитывая, что то была инициатива Ацуши. Оставив его за столиком, он сам ушёл за раменом для них. Действительно, Накаджима основательно собирался откормить Осаму? Или он в шутку сказал это вчера ночью?

На вкус рамен здесь был не самый лучший. В йокогамском рамене не было яиц: лапша, бульон на соевом соусе, свинина, зелень, редиска. Однако Ацуши уплетал это с удовольствием. Да и отдал за каждую тарелку около восьмиста иен. Он выпишет ему в конце их «дружбы» чек?

— Как ты это ешь? — не выдержал Осаму, едва осилив половину тарелки.

— Ну, не крабом же питаться каждый день.

— На святое не посягайся. Знаешь, какой питательный краб?! — надулся Дазай.

— Знаю, но мой карман очень жадный в этом вопросе, — улыбнулся Накаджима. — Итак, расскажешь, где ты замки взламывать научился?

— А почему у тебя ночью глаза светятся? Это куда интереснее того, что я умею орудовать отмычкой, — оживился Дазай. — Ты случайно не эспер?

— Знаешь, светящиеся в темноте глаза весьма бесполезная способность. В отличие, от взлома, — перевёл стрелку обратно Накаджима.

— А что если бы это был не я? То…

— Тогда, скорее всего я бы убил проникшего ко мне домой человека. Поэтому я и говорил, что занят, — спокойно ответил Ацуши. — Не делай так больше.

— Ой, не надо мне читать нотации, что так делать плохо. Рассказывать про чудесный мир, — отмахнулся Дазай, закатив глаза.

— Нет, я хочу сказать, что в следующий раз могу съесть тебя, — драматично щёлкнул зубами Ацуши. Дазай немного испугался, он не понимал шутит Ацуши или нет.

— Шутишь?

— Нет, с тобой я честен, — закинул он кусок свинины в рот. — Ты будешь доедать?

— Нет, — Ацуши кивнул и прибрал тарелку себе. Казалось он был немного иным, странным. Столь не похожий на самого себя, и это не на шутку пугало Осаму.

— Где твои родители? — спросил Ацуши, раскачивая качели на которых сидел Дазай.

На закате небольшой парк около белых домов заливался оранжевыми светом. На площадке играли и шумели дели, шелестели деревья вдоль сквера.

— Не знаю, — отвечать он не хотел. — Не хочу это обсуждать.

— А что хочешь?

— Послушать про Ацу-семпая, — хлопал глазами Дазай. — А то всё я да я. Расскажи про себя.

— Да нечего рассказывать. Рос в приюте, переехал в Йокогаму. Вот и всё, — пожал плечами Накаджима.

— Что совсем ничего прям?! А девушка у тебя есть? — ёрзал на качелях Дазай, сминая полы футболки. Отчего он напрягся.

— Нет, — покачал Ацуши головой. Он всё качал Дазая на качелях. Осаму слабо выдохнул отчего-то. Сам не понял к чему начал эту тему.

— А я правда могу остаться у тебя сколько хочу?

— Правда. Я вообще без понятия, где ты живёшь. После ещё приходишь вонючий, в крови, которую вытираешь на подходе к магазину, — Дазая передернуло. Он хотел спросить откуда, но Ацуши сам поспешил ответить. — Камеры.

— Вот оно что? Я думал у тебя какой-нибудь супернюх, что ты чуешь прям всё, — посмеялся Осаму, после чего услышал нервный смешок Ацуши. Неужели правда хорошее обоняние?

Он шёл рядом с Ацуши кротко, будто случайно касаясь его руки мизинцем. Накаджима лишь слабо улыбался, не подавая виду. Но от проблеска улыбки становилось щемяще тепло на душе. В квартире трезвонил его телефон, отчего резко нагналась тоска на Дазая. Уйти из солнцем нагретого комнату, обратно на работу.

Осаму лишь мельком взглянул на экран телефона. Звонил Мори, и чего ему надо сталось?

— Мне пора. Папа звонит, — бросил он сухо, направляясь в ванную, чтобы переодеться и оставить одежду Ацуши в этот раз у него.

— Папа? — вскинул бровь Накаджима.

— Не спрашивай, — помахал он на прощание.