Прошла неделя другая, а Дазай не отвечал на звонки, на бесконечные сообщения. Ацуши не хотел надоедать тому: писал с осторожкой пару раз в день, чаще отписывался на ночных сменах. Будто он не понимал, что "работа" у Осаму нелегальная. Будто не чувствовал затхлого шлейфа аромата крови и пороха. Будто не замечал в его словах редких жаргонизмов. Его ужасно бесила импульсивность и инфантильность поступка Дазая. Стоило просто поговорить, а он срубил все на корню.

Под размашистыми зелёными ветвями гинкго под прохладной сенью, прикрывшись смятым докладом, он сидел на пыльном бордюре. День выдавался до ужаса жарким и душным, что казалось само небо спекалось в едкой желтизне. Студенты спешно перебегали между кампусами, обдуваемыми кондиционерами, скрывались под тенью аллеи. Ацуши раздражённо набирал ещё одно сообщение, да только как-то совсем неосознанно он понимал, что телефона и в помине в живых нет, учитывая крайности в действиях Дазая.

«Сам придумал, сам расстроился», — заключил он, выходя из чата. Время было полуденное, дела в университете завершены и его ждали месячные каникулы, которые он мог бы провести с "кое с кем", да тот только решил, что ему оно больше не надо. 

Первые дни Накаджима думал, что это в духе переменчивой натуры Дазая. Успокоится, появится в магазине. Однако спустя какое-то время от него ни слуху ни духу. И вот тогда Ацуши начал переживать: на последней встречи Осаму был с температурой, с кашлем. В ужасном состоянии здоровья сбежал от него, а на утро выкинул его из своей жизни. Накаджиму мелко трясло, в голову лезли пошлые мысли о дазаевском суициде, смерти на задании. В груди образовалсь ужасная тоскливая дыра, и на рабочем месте его срывало на слезы от потери. Словно того уже в живых-то больше нет, и то было действительно страшно.

Ацуши старался держать себя в духе, не унывать и продолжал ждать. Мало ли он пропадал на пару дней, как прежде. Самовольным уличным котом Осаму возвращался к нему коротким лучом солнца. Ему становилось грустно, что на вечерних сменах ему больше никто не досаждает, не пытается стиснуть и расцеловать. Стало просто пусто в квартире, в магазине, везде. Он с привычки готовил еду на двоих. В какой-то момент помешательство на исчезнувшем Дазае довело его до того, что Ацуши пытался призвать его возвращение крабом, как бы то глупо не было. Однако никто не вернулся, и его вещи в том числе.

— Чего сидишь грустишь? — к нему по соседству завалилась Мико. Фукада уехал домой, в префектуру Аомори, ещё неделей ранее. 

— Я просто сижу, — тускло бросил Ацуши.

— Парень что ли бросил? — предположила Мико, раздувая крупные розовые пузыри жвачкой. И откуда в ней было столько наблюдательности и остроумия.

— Скорее просто пропал, — ответил Накаджима, размахивая докладом.

— А, ну ясно. Сказал, что из какой-то мафии и бросил телефон в залив, чтобы не иметь связи с тобой, ибо недостоин твоей любви, — Ацуши повернулся к ней, вскинув бровь и застыв в немом удивлении. До чего точное описание, будто была на месте происшествия.

— У тебя есть способности?

— Какая способность?! Ты про мою суперточную интуицию? — лукаво улыбнулась Мико, подперев подбородок рукой, на пальцах сверкнуло кольцо с сакурой. — Да, шучу я. Мне откуда знать, что случилось.

— Ну, в общем-то, так и было похоже. Я пытаюсь с ним связаться, но все тщетно, — тяжело выдохнул Ацуши.

— А его друзья?

— Их номеров у меня нет. Скорее величайшее везение будет, если один из них случайно заглянет в мой магазин, — ответил он.

— Ну, всякое может быть. Точно не угадать, что произойдёт в будущем. Как ты его вообще встретил-то, этого Сюдзи?

Поднялся горячий ветер, нежно раскачивающий мелкие зелёные веера на ветвях гинкго, распыляя и без того горячее тело, обжигая короткими касаниями открытые руки и лицо. Мелкие крупицы пыли перебегали по мощеной дороге аллеи, не гнушаясь залетать в глаза. Ацуши зажмурился, укрываясь от порывов ветра.

Он без страха мог рассказать Мико обо всем, как своей старшей сестре. Более того Ацуши хотел бы услышать от неё мудрого совета, как поступить в такой затруднительной ситуации. Точно, что отпускать Осаму на таких расплывчатых нотах он не хотел. В лучшем раскладе желал бы вернуть его домой.

— Из реки выловил.

— Чё как золотую рыбку? — несколько удивилась Мико.

— Скорее как скумбрию, — поправил Ацуши, нервно моргая от павшей в глаза пыли.

— Удивительное дело, однако. Ты хочешь его вернуть? — она положила свою руку на его плечо. Ацуши нервно закивал: — Тогда могу лишь пожелать тебе удачного случая. Потому что иного шанса самостоятельно его найти у тебя явно не будет. Сюдзи выглядит, как человек, который умеет умело скрываться, если того захочет.

— Полезный совет же ты мне дала, — разочарованно выдохнул Ацуши, опустив плечи и ссутулившись. Мико шлепнула его по спине:

— Не унывать и проявлять терпение, — бодро заявила она. — Думаю все наладится, и очень скоро.

Ободряющая улыбка подруги оказалась как некстати. Она несколько подуспокоила нервное и тревожное сознание Ацуши и дала какую-то надежду.

И он начал ждать смиренно, возвращаясь к былому одиночеству. Все ещё было тяжело просыпаться и засыпать одному. Непривычно проводить ночи в тишине жужжащих холодильников и ночного радио. Ацуши старался заняться каким-то да делами в ночные смены: проводил инвентаризацию, выкладывал товары на прилавок, мыл полы под ритмичную музыку из радиоприемника с чартом айдол исполнителей. В рутине как-то мысли стихали, занимали меньше места в жизни Накаджимы.

В магазине было довольно прохладно из-за работающего кондиционера и холодильного отдела. Бывало он выбегал на ночную улицу, под одинокий разливающий в округе рыжий свет фонарь в наушниках, слушая классику эпохи Мейдзи в исполнении кото. Наблюдал и подкармливал пушистую рыжую кошку, что пробила мимо него в одно и то же время. Ночи было теплыми, порой душными в преддверии гроз.

И все же его терпение окупилось: в один из ночных смен, когда он мыл полы в дальнем зале, тихо прозвенел фурин, после прозвучал звонок с кассы. За прилавком стоял мужчина с темно-рыжей шевелюрой в бежевом коротком пальто и усталыми голубыми глазами. Как и прежде его лицо ничего не выражало, а за ухом торчала сигарета. Ацуши нервно сглотнул при виде друга Дазая. Тогда при первой встрече он его несколько напугал.

— Здравствуйте, чего желаете? — он вернулся за кассу, снимая желтые перчатки.

— Норе, — сухо ответил Ода. Ацуши пробил ему пачку сигарет, посетитель в свою очередь оплатил свою покупку. — Ты хочешь встретиться с Дазаем?

Накаджима завис: он не просто хотел, а безумно этого желал. Однако ответить на вопрос он не мог, словно язык срезали и скормили тигру. Он лишь кивнул ему, собравшись духом.

— Вот, и я хочу, чтобы вы встретились, — сказал Ода. — Выйдем?

Они вышли под тот самый фонарь, под лучами которого порхал белесый мотылек, плутая до самого светильника. Стрекотали цикады в кустах. Рыжий кот по привычки терся о ноги Ацуши. Он присел на корточки, поглаживая животное по спине, тот довольно урчал. Горький аромат сигарет забивался в нос. Ода спокойно курил сигарету, так и не убрав ту, что была за ухом.

Они молчали несколько минут. Ацуши просто ждал, когда Сакуноске заговорит первым. Он ведь явно не за сигаретами к нему зашёл. Однако мужчина молчал, лирично разглядывая темное небо.

— Как он? — осмелился начать беседу Ацуши.

— Всё ещё лечится с переменным успехом, — ответил Ода. — Завалился ко мне домой недели три назад: с температурой, с кашлем, весь красный в слезах. Никогда не видел, чтобы Дазай плакал. Там же у двери рухнул в обморок. 

— Ужасно, — сердце забилось в тревоге в груди. Ацуши нахмурился, ему стало тоскливо, что такое резкое расставание ударило и по Дазаю в том числе.

— Ну, или это было из-за температуры. Черт его разберет, то дьявольское дитя, то просто несчастный ребёнок. Благо приковывать к постели в этот раз не пришлось, — сказал он безразлично, а по телу Ацуши прошёл холодок. — Стал мрачный, как сама смерть, если такое описание годится. Паясничает меньше, даже Хироцу высказывает тревогу относительно состояния Дазая.

— А почему дьявольское дитя? — Ацуши все ещё поглаживал кота. Само собой, его интересовало не только это, однако он бы не назвал Осаму так, наверное.

— Особенно жестокий во время пыток, бесчеловечный и далее по списку. Многие подчинённые в мафии его побаиваются, — ответил Ода.

— Надо же, не думал над этим, — смог заключить Ацуши. Думать об этом совсем не хотелось. — Он, кажется, выкинул свой телефон для общения со мной. Я не могу с ним связаться или встретиться.

— Ну, тут могу помочь я. Скажу ему, что хочу встретиться в Люпине. Завтра удобно будет? — Ацуши бодро закивал. — Но придёшь за место меня ты. Поймаем его в ловушку.

— Почему вы это делаете? — нахмурился Ацуши. Вопрос прозвучал тихо.

— Хочу хорошего для Дазая. Пусть он так не считает, но он этого заслуживает, — ответил Ода, потушив бычок об асфальт и бросив сигарету в ближайшую урну.

— Спасибо, — улыбнулся, встав, Ацуши. В этом момент, ему хотелось обнять Оду, но он все же сдержался, лишь ещё раз благодарно кивнув. Мужчина пожал плечами, мотнул головой и ушёл в направлении реки. 

Время шло то быстро, то медленно. Он выспался, отоспав до часов трех. Привёл себя в порядок, его мутило и бросало в дрожь от долгожданной встречи. В животе бабочки то ли порхали, то ли стягивались в нервный клубок. 

Ацуши пришёл в назначенное время на тусклый переулок, оглядывая горящую вывеску бара. Осторожно спустившись вниз по деревянной лестнице, он прошелся взглядом по небольшому залу с тройкой столов и барной стойкой, за которой скучал Дазай, играясь со льдом. В баре никого не было, кроме них двоих и бармена за стойкой, что усердно полировал бокалы.

Звучал приятный джаз из старомодного громоздкого граммофона. Рыжий свет струился тонким туманом по помещению. На свету блестели ряды пестрящих бутылок. Дазай даже не оглянулся, когда расслышал глухие стуки по лестнице, вероятно, ожидая Оду. 

Ацуши встал в ступор на самой последней ступеньке. В глаза бросались фотографии на бумажных обоях, деревянные столы и выкрашенная в белый кирпичная стена. В ушах стучало сердце, руки тряслись и дрожали, немея. Вот, он Дазай, в своей чёрном костюме в бинтах, грязными взлохмаченными волосами, похудевший и редко кашлявший в кулак. Точно такой, каким его однажды встретил у реки.

Он, стиснув кулаки, таки прошёл ближе к стойке. Когда же Ацуши подошёл к Дазаю, тот соизволил повернуться к нему. Улыбка мигом треснула на лице Осаму, глаза распахнутые в немом удивлении бегали по Ацуши. Он мелко задрожал, встав в ступоре. 

Ацуши нахмурился и резко обнял Осаму, крепко стиснув его в объятии в порыве нахлынувших чувств:

— Не делай так больше никогда. Слышишь? — ему так не хватало этого тепла, этих объятьев. От него тянуло лёгким ароматом виски, значит подросток был пьян. Осаму молчал, все ещё дрожа в руках Ацуши. Накаджима огладил впалые щеки Дазая, взяв лицо в свои ладони. — Я знал, что ты занимаешься нелегальщиной. Как я и сказал, твоя работа меня не интересует. Мне важен ты сам, Осаму. 

— Ацуши, я людей убиваю, пытаю, занимаюсь кражами и шантажом. Я ужасный человек, — тяжело отвечал Дазай, пряча глаза за длинными ресницами. 

— Кто тебе это сказал? — все пытался вглядеться в карие глаза Дазая Ацуши. — Ты сам? Не считается. 

— Я недосто... 

— Достоин, и ещё как. Достойны любви все, чтобы они не сделали, какими людьми они не были. Нет недостойных и достойных людей, Осаму, — Ацуши гладил большим пальцем щеки Дазая. — Почему ты не даёшь мне решать быть с тобой или нет в возникших обстоятельствах? Мое право воровать нельзя, чему я тебя учил? 

— Воровать плохо, — смущённо ответил Дазай, ерзая на стуле. 

— Именно. Я хочу, чтобы ты знал. Я это уже говорил: я готов принять тебя любого. Правильный человек или неправильный. Неважно, главное мой, — оставил короткие поцелуи на веснушках Ацуши. 

— Правда? — поднял взгляд Дазай, полный надежды и веры. Ацуши мелко кивнул и припал к его тонким губам, целуя любовно и ласково, упиваясь персиковым и горьким ароматом. Дазай крепко схватился за пиджак Ацуши, будто вот-вот потеряет равновесие и рухнет со стула. 

— Правда-правда. Пойдём домой? — оторвался Ацуши. 

— Выпей со мной, пожалуйста. А потом хоть на все четыре стороны, — слабо улыбнулся Осаму. 

— Хорошо.