Черная взвесь в воздухе.

Аглая нервно поправляла перчатки.

Что это, ветер разносил пепел или сама инфекция висела над улицами?

Она осмеливалась выходить лишь с марлевой повязкой на лице. С коробочкой таблеток в кармане, которую то и дело перекатывала пальцами, находя в этом успокоение. Потом она как-то незаметно выпала, пилюли рассыпались и хрустнули под каблуком. Ей оставалось только во все глаза смотреть на раздавленные, превратившиеся в бесполезный порошок, мусор, таблетки.

Как можно было запихнуть ее в это глупое строение, где нет водопровода, не подогреть воды — ничего, лишь открытое пространство, лишь этот глупый маятник, поднимающий пыль, эти устремленные ввысь стены, на которых может таиться все что угодно.

Она приказала принести ей таз с водой и ежечасно ее менять. У нее появилось нестерпимое, непреодолимое желание то и дело мыть руки. Нет ничего, никаких средств, никакой защиты. Аглая приказала реквизировать все мыло, и что нашлось на весь город? Пара жалких кусков и обмылков.

Клювы шептались за ее спиной. «В городе питьевой воды не найти, а она вон чего удумала».

Источником заражения считали Термитник. Говорили, первой болезнь разыгралась там, людей и заперли. Приказом Инквизитора его открыли. Инквизитор лично шла осматривать ставшие смертельной ловушкой корпуса, подчиненные — за ней. Аглая то и дело оглядывалась: следовали по пятам, бежать некуда не избежать.

Внутри смрад, удушающий запах, крики и стоны умирающих и больных. Она захлопнула двери, вжалась в них спиной. «Я туда не войду!» Постовые молчали. «Посланница властей? А чем она поможет, коли так шарахается?»

Она отказалась встречаться с Блоком, захлопнула дверь перед самым носом военных. «Вы не санитарная армия, какой от вас толк, вы только сами заразны».

Она больше не выходила наружу.

Можно вымыть руки, сжечь одежду, но как очистить легкие, вдыхающие этот гнилой больной воздух. Ей никак не отделаться от мыслей, что

зараза проникала в нее с каждым новым вздохом расползалась внутри пускала корни чтобы никогда уже больше не уйти

Как бороться с этой болезнью, если она в каждой пылинке в каждом глотке воды в каждом вдохе

Столько просителей,

все ходят приносят с улиц неизвестно что Шатаются как неприкаянные А она сидит тут впитывая в себя эти испарения все их миазмы

Инквизиторов болезнь не берет Да кто это придумал?!

Посланники приносили ей еду. А Аглая, вырвав ее из их рук, принималась протирать платком, бормоча под нос грязь грязь песчаная грязь Не просто так в конце концов ее назвали Все болезни все беды идут от грязи от недостаточной чистоты

Этот город грязен Его улицы и дома их мысли они противны закону самой природе вот она и наказывает их Ее сестра была такой Со своими чародейскими помыслами вечно вокруг нее все вились

Мортусы шептались за ее спиной. «Инквизиторша поди с ума сошла». 

Стервятники.

Вскоре она запретила кому бы то ни было заходить в собор. Они могли только передавать ей записки, просовывая их под дверь, и она поступала так же. Не хотела брать никакие документы, очень долго смотрела на них, думая насколько грязна бумага. Она сидела одна и все равно не чувствовала себя в безопасности. Задрав голову, сощурившись, то и дело осматривала витражи, вдруг попадется где трещина, уязвимое место, приглашение для болезни.

Тени жались по углам Собора. «В армии мятеж, доктора сбились с ног, а инквизитору только при жизни саван шить. Власти!.. Одна надежда на самих себя».

Аглая продолжала писать приказы. За ними уже больше никто не приходил, но она строчила их исписывала листы Когда они кончились подбирала старые и продолжала писать поверх написанного

Сухой мертвый листик, кружась в воздухе, медленно приземлился на стол. «Откуда он тут взялся?!» Она отдернула руку, будто обжегшись, очень медленно, едва касаясь ручки кончиками пальцев, положила ее на стол, брезгливо дернулась, вскочила и тут же шарахнулась в сторону, коснувшись деревянной спинки стула. Он с грохотом упал на пол.

Она схватила таз и выплеснула остатки воды, залив и стол, и пол вокруг него, и стояла так, тяжело дыша и наблюдая за подтеками воды. Она не наступала на сухие плитки —только на мокрые, когда осталась только одна — Аглая продолжала стоять. Потом все ходила, ходила по этой маленькой плитке, казавшейся ей последним оплотом, сцепив руки.

Она больше не могла спать. Только стоять вытянувшись по струнке ничего не касаясь на кончиках пальцев ведь каменный пол камень был такой ужасающе грязный

Тени сталкивались в безумной пляске. Их смех разносился под сводами. «Когда колокол пробьет, инквизиторша умрет».