Герман,

Письмо неофициальное. Знаю, что не любишь, когда так.

Отчет еще представлю. Ситуация в Янтарном нормализована благодаря вмешательству Инквизитора et cetera, et cetera.

Я не опишу сверхъестественных причин. Властям это не нужно. Виновные наказаны, граждане в безопасности, Инквизитор справился со своей задачей. Достаточно. К возвращению я надеюсь все это забыть.

Но я хочу, чтобы ты знал правду.

Это был не преступник. Не алхимик, травивший город; не аптекарь, потерявший рассудок и убивающий своих пациентов смертоносными составами. Нечто иное. Как и сообщили Власти, город оказался во власти странного явления: жители его находились в ловушке собственных снов. Есть знакомое с детства правило: смерть во сне — лишь понарошку. Но в нынешних сновидениях люди умирали по-настоящему. Иные, пережив таким образом собственную смерть, не могли оправиться и сходили с ума, и после пробуждения навечно оставаясь в плену терзающего их кошмара.

Есть люди, их зовут Ловцами. Они обладают удивительной способностью влиять на чужие сны. Такие таланты привычно зовут то даром, то проклятием; одни Ловцы считают это ремеслом и пытаются на нем заработать, иные подавляют в себе. В процессе расследования я встретилась с одним из них. Он многое пытался мне объяснить про природу снов и Завесу. Признаться, я не поверила ни единому его слову. Но расследование не давало иных результатов, и я вновь и вновь возвращалась к Ловцам. Спустя какое-то время я поняла, что боюсь ложиться спать. Происходящее действовало на меня угнетающе, и, наверное, я позволила себе поддаться всеобщей панике. Действовать следовало немедленно.

Лютер искал следы, ведущие к Кошмару. Возможно, кто-то призвал его; возможно, он прорвал Завесу и явился сам, но победить его можно было только на его территории. Он предложил мне решение: чтобы уничтожить Кошмар, Ловцу нужно погрузиться в него. Но Ловцы не могут видеть сны. Только словно пиявки присасываться к чужим и дарить сладкие грезы или, пользуясь своей властью, насылать сводящие с ума образы. Жители города были измучены — ненадежные подопытные. Лютер предложил мне. Погрузить меня в страшный сон и подождать, пока настоящий Кошмар не клюнет на приманку. У меня единственной могло хватить силы воли выдержать.

Мне пришлось выпить целую меру лауданума, чтобы успокоиться и скорее заснуть.

Я очнулась под землей… не понимая, кто и зачем успел перенести меня в Комбинат. Это огромные, запутанные корпуса цехов по добыче янтаря. Я спускалась туда по приезде, для проформы, и вдруг каким-то образом опять оказалась в этом месте. Вокруг ни души. Одни только пустые туннели, вырытые под землей, и бьется пламя закрепленных на стенах факелов.

И я понимаю, что это не Комбинат, не те залы, где добывают янтарь; уверена, я никогда не была ранее в этом месте. Алые прожилки на стенах — это не следы мистического камня, это вздутые вены земли, пульсирующие с каждым моим шагом. Я иду, заглядывая то в один зал, то в другой, — все они пусты, и все же откуда-то доносятся стенания и хрипы, будто плачет потревоженное нутро. Мне необходимо понять откуда, убедиться, что это все же человеческие звуки, что природа их естественна… Какие-то тени пробегают мимо, я пытаюсь остановить их, спросить, но мои пальцы легко проскальзывают сквозь них. Наконец я выхожу к большим двустворчатым дверям, распахиваю их и оказываюсь в главном зале. В центре его грудой свалены камни, и над ними — густой черный дым. Я инстинктивно прикрываю лицо рукой. Краем глаза я вижу Лютера, он отталкивает меня, я падаю на колени, вдруг ощущая под ладонями острые сухие травинки, и я слышу голос, но не разбираю слов. В ушах словно гул огромной трубы; что-то шумит, ревет, и слышен грохот падающих камней, а вместе с ними проваливаюсь куда-то и я.

Когда Лютер разбудил меня, ему потребовалось немало времени, прежде чем он смог убедить меня, что на этот раз я проснулась в реальности. Он сказал, все получилось. Кошмара больше нет, и, отправившись после в город, я убедилась, что это действительно так. Город был спасен, и какая бы таинственная пелена его ни окутывала, теперь она спа́ла. Но (пусть это и был всего лишь сон!) я не могла дольше оставаться в этом месте. Подписав необходимые распоряжения, я закрыла дело и, разыскав машиниста, бросилась прочь.

Меня до сих пор трясет. Я не могу сомкнуть глаз и прошу будить меня каждые два часа.

[окончено после долгого перерыва, и многие места из прежде написанного перечеркнуты]

Я обнаружила черновик этого письма наутро, неожиданно для себя, будто написала его во сне или трансе, и, прочитав, думаю: что за ерунда? Обычная нехватка сна во время расследования и напряжение последних дней, должно быть, так повлияли на меня, что я пишу такие глупые вещи. Я все же отошлю его тебе, надеясь на твою разумность и что ты уничтожишь его после прочтения.

Видишь, до чего довело меня это дело! Я ненавижу — я окончательно утвердилась в этом, — терпеть не могу эти маленькие города, настолько удаленные от остальной цивилизации, что они начинают составлять свою собственную. Со своими неписаными законами и устоями, они не подчиняются привычным и общепринятым законам. Казалось бы, промышленный, технологичный городок — он полон суеверий и предрассудков, веры в глупую магию и власть снов. Уверена, произошедшее не большее чем гипноз. Я позволила себе ослабить бдительность, оказаться уязвимой на какое-то время. И вот что они сделали со мной, с Инквизитором, — убедили в существовании мира кошмаров и снов. Теперь ты понимаешь, почему я не могу рассказать о подобном в отчете. Власти поставят вопрос о моей вменяемости и соответствии должности.

Вероятно, кто-то сыграл с его жителями и со мной глупую жестокую шутку. Подмешай дурман в питье своего соседа — и вот он уже видит призраков! Я много слышала о том, что камень, бывает, так действует на людей, что они принимаются утверждать, будто слышат его пение. Извлекаемое из недр земли всегда таит в себе опасность. Быть может, янтарь, добываемый в этом городе, и правда как-то влияет на сознание всех пребывающих там…

Впрочем, оставим. При встрече ты, без сомнений, отругаешь меня за эту мистическую чушь.