Думаете, это возможно? Перехитрить вот так обвинителей и палачей, поймать ниточку своей судьбы и связать ее таким оригинальным образом?

Думаете, это так просто — стать примерной женой, вести хозяйство? Поселиться в том самом доме, с которого все началось. Носить питьевую воду из колонки и руки мыть, поливая себе из ковшика. Шить рубашки, штопать платья, обшивать кружевом пожелтевшие наволочки и всегда иметь в кармане сахар и безделушки для местных детей. Ютиться в одной комнате с заботами, в крохотной кухне тушить извечное мясо и кипятить в кастрюле молоко и надеяться, что в каком-то уголке здесь еще осталось место страсти.

По утрам ходить в лавку, неспешно торговаться — и думать, что никто не помнит, как по моему приказу в этих лавках считали талоны. Многие ли не знают меня в лицо? Судачить с жителями, близкие которых были арестованы и отправлены на эшафот моим повелением. Ждать, что эти люди будут теперь продавать мне свой хлеб? Всегда оглядываться и прижиматься к стене, боясь повернуться к ним спиной.

Да помню ли я, каково это — вести обыденную жизнь? Перестать быть инквизитором, из жертвы и осужденной превратиться в часть Уклада. Подчиняться кому-то и принимать приказы от тех, кому сама приказывала вчера. Влиться в этот город, стать его частью, раствориться в нем… И что я могу ему предложить? В каком доме меня приветят, в каком встретят как желанную гостью?

Всю жизнь подчинить ожиданию поезда, который из столицы привозит шелковые шарфы, леденцы, сухофрукты и, может, немного сладких духов. Смотреть день за днем, год за годом на свои огрубевшие руки. Держать в закрытом буфете бутылку твирина. Перекраивать старые вещи и считать мелочь. Находить на крыльце подношения от жителей, но знать, что благодарны они не тебе. Жить все время в его тени, скрываясь за ним, надеясь, что его слово убережет. Делить его со всем городом, с каждым листочком, с каждой просьбой, с каждым стебельком травы.

Думаете, у этой истории может быть счастливый конец?

У нее нет даже начала.