Та весна

Линч крайне редко оставался в школе после уроков. Обычно он сразу же отправлялся домой, чтобы доделать домашнее задание и самостоятельно позаниматься с пробниками, всё-таки до экзаменов оставалось совсем немного, но не в тот день. В тот день, получив внезапное сообщение от сестры, он вынужденно задержался: она написала, что хочет забрать его на машине, правда подъехать сможет не сразу. Линч удивился такому внезапному предложению, ведь он уже давно ходил домой самостоятельно, не маленький ведь уже, да и взрослая сестра, учащаяся в университете, жила где-то отдельно со своим парнем, но она прямо-таки настояла, и пришлось согласится. А ещё задержаться на лишний час, чтобы дождаться её приезда. Поэтому Линч скучающе сидел в школьном классе, всецело погружённый в свои мысли об одной вещи, по важности превосходящей и внезапное сообщение сестры, и даже экзамены: дневник. Довольно старый потрёпанный дневник, случайно найденный в комнате под собственной кроватью. Автором был некий Болтон – Линч точно убедился, что не знал никого с таким именем – и записи на страницах больше напоминали сказки сумасшедшего, нежели исследования учёного-самоучки, каким сам себя называл этот Болтон в некоторых записях. Вот только, какими бы бредовыми они не казались, рассказывая о каких-то мистических существах и явлениях, Линч почему-то всё равно им верил. Он с самого детства словно чётко знал, что все эти скрипы, шорохи и завывания, услышанные в ночи, были вовсе не разыгравшимся воображением, как говорили взрослые, а настоящей ужасающей правдой. Потому Линч нацелился узнать и про сам дневник, и про его автора. А пока он думал обо всём этом, вполуха слушал разговоры тех, кто оставался после уроков куда чаще него: в подавляющем большинстве это были двоечники и троечники, которые оставались, чтобы позадавать вопросы учителям и хоть как-то вытянуть свою заведомо погубленную оценку на экзамене. И пока учителя заслуженно пили чай в учительской и отдыхали, прежде чем вернуться к обделённым особым умом ученикам, те коротали время за пустыми разговорами.

 — Слушай-слушай… Линч, когда прогноз погоды смотрит, он смотрит не на температуру, а на силу ветра! — пошутил один из одноклассников, и все разом громко рассмеялись. Шутки на тему худобы и слабости Линча успели стать обыденностью, хотя не перестали задевать, и он, заведомо зная, что никак не сможет на это повлиять, только процедил саркастично:

 — Ха-ха, как смешно! Оборжаться!

 — Да ладно тебе, Линч, ты ж реально дрыщ! — настоял тот самый пошутивший одноклассник, а затем повернулся к остальным и продолжил, не дождавшись какого-либо ответа:

 — Я, кстати, недавно у Мэри спросил, сколько она весит. Прикиньте, больше!

 — Мэри?! Больше, чем Линч?! Она ж стройная! — не поверил другой одноклассник.

 — Прикинь! Я тоже охренел! — импульсивно закивал головой пошутивший одноклассник.

 — Да у неё весь вес в сиськах! — вмешался третий одноклассник, и все, кроме Линча, снова зашлись в громком гоготе. Телефон в кармане школьных брюк вдруг отчётливо завибрировал. Линч достал его и в предвкушении взглянул на главный экран, где висело одно непрочитанное сообщение, отправленное только что:

Лили

Я подъехала, выходи

15:59

«Наконец-то», — подумал Линч, с толикой презрения взглянув на одноклассников, продолжающих глупо шутить и противно смеяться над его худобой и над всем прочим, что вспоминалось. Он убрал телефон обратно в карман брюк, ловко подхватил свой полупустой рюкзак, набитый лишь парой ручек и тетрадок, и, не попрощавшись, направился в сторону выхода. К собственному удивлению, в проходе он столкнулся с учительницей, как раз вернувшейся в класс после «обеденного перерыва».

 — Ох, Егор, а ты куда собрался? — спросила она недоумённо. И снова это обращение по имени… Одноклассникам, даже самым недалёким, он смог объяснить, что ему не нравится его имя и лучше обращаться по фамилии, но учителя этого не понимали и оставались непреклонными, продолжая называть его Егором. Учителя и семья – вот два вида людей, которые продолжали называть его по ненавистному имени, но семью он переубедить даже не пытался, всё-таки они называли его так с самого его рождения. А учителя всё-таки могли бы понять и посодействовать…

 — Я? Домой, — пояснил Линч немного растерянно, на пару мгновений даже забыв, что от него ждали ответа.

 — А вопросы? Что, нет никаких? — всё не понимала учительница.

 — Не, я просто сестру ждал, она пообещала меня забрать.

 — А, ну ладно тогда. Иди, — учительница отошла с прохода, наконец выпуская Линча из классной комнаты.

 — Ага, до свидания, — он кивнул и вежливо попрощался. В отличие от одноклассников, на учительницу Линчу не за что было злиться, чтобы игнорировать банальную вежливость. Кроме обращения по имени, конечно.

 — До свидания, до свидания, — попрощалась учительница в ответ и уселась за свой стол. Линч напоследок оглядел класс и поспешил к сестре, всё это время ждущей его в машине.

Поздняя весна – чудесная пора, когда можно спокойно ходить без куртки, в одной лишь тонкой школьной рубашке, при этом не боясь замёрзнуть и заболеть. И в это чудное время, когда почти все бутоны раскрылись, а снег полностью растаял, не оставив от себя ни единого следа, Линч чувствовал какое-то странное, необъяснимое счастье, почти вприпрыжку идя вдоль здания школы к главным воротам, несмотря ни на что. Несмотря на неминуемо приближающиеся экзамены, несмотря на странное желание сестры вдруг забрать его из школы, несмотря даже на таинственный дневник некого Болтона, случайно найденный под кроватью в собственной комнате. Столько всего близилось, столько всего обещало нагрянуть, а Линч не мог перестать улыбаться, весело махнув рукой охранникам на воротах, знающих его в лицо, чтобы они его пропустили. Они кивнули и, нажав на какую-то кнопочку в своей охранной будке, открыли автоматические ворота, пропустив Линча за территорию школы. Он вышел и тут же приметил знакомый автомобиль: без всяких сомнений машину сестры, покорно ждущей его на водительском сиденье. Всё не в силах удержать непонятное чувство счастья, Линч снял с плеча свой рюкзак и запрыгнул на пассажирское сиденье, кинув его куда-то себе в ноги, и радостно поздоровался:

 — Привет, Лили!

 — Привет, Егор, — ответила сестра настолько убитым голосом, что всякая радость мигом улетучилась, и даже обращение по имени не показалось таким неприятным. Улыбка сползла с лица, сердце беспокойно участило бой. Только в этот момент Линч заметил засохшие дорожки от слёз на её щеках и опухшие красные глаза.

 — Что случилось? — спросил он взволнованно, перепугавшись за сестру. Что могло заставить её рыдать? Лили тяжело вздохнула и спрятала лицо в ладонях, бессильно уронив голову на руль. Она долго молчала, собираясь с мыслями, и только после затянувшейся паузы с заметной тяжестью смогла пояснить:

 — Его… Его больше нет…

 — Кого? — недоумевал Линч.

 — Лукаса! — всхлипнула Лили сквозь напряжённые ладони. Её плечи задрожали, она ссутулилась и снова зашлась неутешительным плачем. Внутри словно что-то оборвалось, мысли спутались, во рту резко пересохло. Лукас – парень Лили, о котором Линч знал совсем немногое, кроме того, что он был её одногруппником и просто приятным человеком, которого родители почти моментально одобрили в качестве её суженного. Что могло произойти? Он бросил её? Изменил? Перевёлся в другой университет? Или…

 — Лили, что случилось? — спросил Линч повторно, мягко положив руку на плечо сестре в попытках хоть как-то вразумить её, узнать ответ, помочь. Она подалась навстречу прикосновению, тяжело прильнув к руке Линча, с большим трудом отняла ладони от лица и посмотрела на него глазами, полными бесконечного отчаяния, от которого ему тоже хотелось зарыдать. Линч не мог видеть сестру такой, убитой горем, страдающей, и готов был сделать всё что угодно, чтобы вернуть ей прежнюю улыбку, только вот не знал, что и как. Её голос, дрожащий, сломленный, будто лезвие полоснул по сердцу:

 — Вчера ночью мне позвонили… Авария… Несчастный случай… Егор, он… разбился! — кое-как выдавила Лили сквозь рваные всхлипы.

 — Что?! — вскрикнул Линч шокировано, едва не подавившись от удивления. За все семнадцать лет жизни ему как-то не доводилось сталкиваться с понятием смерти. Каких-либо домашних животных родители заводить запрещали, сами они по-прежнему были полны сил и энергии, а своих дедушек и бабушек Линч не знал, так уж получилось. Вот и выходило, что Лукас стал первым, кто познакомил Линча с этим жутким, ужасным осознанием. Он не знал, что чувствовать, что делать и уж тем более не знал, как помочь сестре, убитой горем из-за смерти любимого человека. Что нужно сказать? А может, лучше ничего не говорить? Не успел Линч толком поддаться панике, как Лили продолжила, упрямо вытирая слёзы, всё льющиеся из её красивых голубых глаз, словно лоскутов ясного неба, отданных обыкновенному человеку:

 — Это не всё…

 Линч напрягся. Всё в нём застыло, затаило дыхание, в ужасе ожидая очередной неутешительной новости. Он чувствовал, как одно лишь сердце работало без перерыва, глухо ударяясь о рёбра со страшной силой, словно пытаясь проломить их.

 — Я… Егор, я беременна…

 — Что?! — голос сорвался, взлетев до противного, постыдного писка. Линч не знал, что и думать. Как такое вообще могло произойти? Он хотел завопить, запаниковать, ведь не могло такое случится, но на него рассчитывали, к нему обратились за помощью, а значит он просто не мог проявлять слабость. Линч глубоко вздохнул, беря себя в руки, и спросил первое, что пришло в голову, потому что попросту не знал, что делать ещё:

 — И… И что теперь? Сделаешь аборт?

 — Нет! — Лили вновь согнулась и обняла себя за плечи, старательно сдерживая слёзы, никак не подчиняющиеся её воле. Красивое худое лицо опухло от влаги, покрасневшие глаза словно уменьшились и теперь казались какими-то чужими. Она продолжила удивительно нежно, печально, с безмерной тоской:

 — Это его ребёнок… Я не могу…

 — Ты уверена? Ты же говорила, что не родишь, пока не доучишься, — Линч почти полностью перестал что-либо понимать. Лили говорила на эмоциях, страдала и рвалась от боли, кричащей за неё, из-за чего Линч никак не мог понять, стоило ли ему соглашаться или как-то успокаивать, а может вовсе стоило переубеждать. Не придумав ничего лучше, он перегнулся через подстаканник и притянул сестру к себе, вовлекая её в нежные, ласковые объятия, аккуратно поглаживая её хрупкие вздрагивающие плечи. Лили обвила его шею в ответ, вцепилась своими аккуратными руками с такой силой, словно отчаянно хваталась за спасательный круг, ненароком царапая чужую кожу длинными ухоженными ногтями. Линч терпел, надеясь, что хоть так сможет помочь сестре. Она уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала с новой силой, оставляя мокрые пятна на белой школьной рубашке.

 — Это его ребёнок… — продолжала она сквозь тяжёлые протяжные всхлипы словно в каком-то бреду. — Его ребёнок… Я не могу от него избавиться… Это живая душа…

 — То есть ты родишь? — никак не мог понять Линч, продолжая аккуратно поглаживать дрожащие сестринские плечи.

 — Рожу, — сказала Лили наперебой с непрекращающимися рыданиями. — Если будет мальчик – назову Лукасом, как его… Хочу, чтобы был мальчик…

 Линч не мог назвать себя немощным, он почти всегда знал, что делать. Но в этом случае он совсем не мог разобраться, в голове не появлялось ни единой идеи. Он просто сидел и обнимал сестру, пока она продолжала лепетать что-то неразборчивое про ребёнка и Лукаса, и лишь ждал, пока всё встанет на свои места и успокоится.

Лили успокоилась где-то через долгий час неутешительных рыданий, после чего, как и обещала, отвезла Линча домой, настоятельно попросив пока что не рассказывать ничего родителям. Она не хотела беспокоить их своим горем и решением оставить ребёнка, поэтому попросила молчать, чтобы потом самостоятельно всё рассказать, когда хватит смелости. Линч прекрасно понял её и пообещал держать рот на замке. К тому же, этим вечером он планировал совсем другой разговор с родителями: о таинственном дневнике, найденном под кроватью, и неком Болтоне, явно жившим в той комнате до Линча. Конечно, после всего произошедшего с Лили тема сказочного дневника казалась несуразной и неважной, но Линч уже порядка недели вынашивал в мыслях все вопросы, которые хотел задать, а потому просто не мог отступить. Он смело провернул ключи в замочной скважине и шагнул в родную квартиру, тут же столкнувшись с обеспокоенной мамой – Шарлоттой, – стоящей прямо в прихожей.

 — Ты где был? — спросила она ошеломлённо, смотря на Линча глазами, полными беспокойства и неверия. Да, Линч впервые так сильно задерживался после школы, что было настоящей новостью для его мамы, видящей в своём сыне послушного, идеального ребёнка, каким он, в общем, и являлся.

 — С Лили… — ответил он без задней мысли и тут же прикусил себя за язык. Теперь придётся придумывать отмазку! К счастью, хоть рубашка успела высохнуть от чужих слёз, иначе Линч точно не сумел бы ничего придумать для настолько подозрительного мокрого пятна. Шарлотта удивлённо изогнула бровь, ожидая объяснений. Линч немного замешкался, принявшись на скорую руку сочинять оправдание:

 — Ну… Она захотела… пообщаться и предложила забрать меня из школы. И мы что-то заболтались.

 Шарлотта облегчённо выдохнула и лишь попросила по-прежнему немного обеспокоенно:

 — Предупреждай в следующий раз, как задерживаться будешь! Мы же волнуемся!

 — Хорошо, мам. Извини, — легко согласился Линч, подумав, что ему в самом деле стоило бы отписаться ей заранее, чтобы такой ситуации вовсе не возникало.

 — Как там Лили хоть? Лукас её не обижает? — спросила Шарлотта лукаво, шуточно, а у Линча ком в горле встал и кровь словно застыла в венах, стоило лишь вспомнить вид рыдающей сестры. Он подавил щемящее чувство тревоги и ответил с наигранной лёгкостью:

 — Не знаю. Не спрашивал.

 — Ой, ну чего ты! Я же просто шучу! — Шарлотта широко улыбнулась и мягко приобняла Линча за плечи, видимо сразу догадавшись, что шутки он не оценил. К счастью, пока что она не знала, по какой причине… И пока и без того неумелая ложь не вышла из-под контроля, Линч поспешил перевести тему, спросив о том, что интересовало его с самого захода в дом и о чём всё никак не находил возможности заговорить:

 — Мам, а где папа?

 — На работе ещё, — пожала плечами Шарлотта. — А что?

 — Да я… поговорить с вами хотел. Пойдём на кухню? — Линч нерешительно ссутулился, стягивая с плеча рюкзак, в котором лежало то, в чём он безуспешно пытался разобраться уже как неделю. И у родителей наверняка были ответы на его вопросы. Он знал, что они жили в этой квартире ещё до его рождения, и даже до рождения Лили, а значит его нынешняя комната тогда кому-то принадлежала. Шарлотта немного напряглась, поняв, что разговор предстоит серьёзный, и понятливо кивнула, пройдя на кухню. Линч поспешно разулся и с рюкзаком в руках проследовал за ней.

 Они уселись за кухонный стол напротив друг друга, в полной мрачной тишине, толком не зная, чего ожидать от следующих десятков минут. Казалось, сам мир затаил дыхание, приготовившись к этому раковому разговору. Линч тяжело вздохнул и, наконец решившись, спросил, нарушив тишину:

 — Мам… Ты знаешь Болтона?

 Шарлотта чуть вздрогнула, напряглась всем телом, свела брови к переносице и поджала губы, вытянув их тонкой бледной линией. И гением не надо быть, чтобы знать: на незнакомые имена так никто не реагирует. Она склонилась, прижавшись к столу, словно дикий зверь перед прыжком на примеченную добычу, и спросила настороженно:

 — А ты откуда его знаешь?

 — Я нашёл вот это у себя под кроватью, — честно признался Линч и выложил на стол дневник, всё это время ждавший своего звёздного часа в рюкзаке, среди ручек и тетрадок. Шарлотта придвинула его к себе, окинула броским взглядом, проведя по обложке рукой, и вздохнула тяжело, то ли измученно, то ли печально.

 — Мам, кто такой Болтон? — спросил Линч повторно, придвинувшись ближе в нетерпении. Шарлотта как-то устало схватилась за голову и протянула недовольно:

 — Егор-Егор… Угораздило ж…

 Линч поморщился от собственного услышанного имени. Шарлотта вновь вздохнула, выпрямилась и, не отрывая взгляда от дневника, наконец ответила:

 — Болтон – это мой брат.

 — Что? — Линч вновь едва не поперхнулся. Кажется, для одного дня он удивился слишком много раз. — Почему ты не рассказывала?

 — Потому что он был сумасшедшим! Ты читал это? — Она ткнула пальцем в дневник. — Сказки! А он в них верил…

 — Сказки? — переспросил Линч, хотя прекрасно расслышал всё с первого раза. Перед глазами застыли образы страниц дневника с рисунками, подписями, описаниями и пояснениями. Всё было изложено настолько чётко, настолько правдоподобно, а иногда прилагались не только рисунки, но и настоящие фотографии. Такому нельзя было не поверить. И Линч верил, ведь он знал, что это правда, с самого детства догадывался, что за всеми «показалось» и «послышалось» скрывалась реальность. Он склонился над закрытым дневником, проглядывая его словно рентгеновским зрением, зная, что написано на каждой странице, и начал аккуратно, издалека:

 — А что, если это не сказки? Может, он просто видел… немного больше? Может, если мы присмотримся, то тоже…

 — Егор! — вскрикнула Шарлотта ошеломлённо. Линч послушно замолчал, ссутулившись под острым взглядом матери, словно по-настоящему царапающим кожу. — Ты что такое говоришь? Ещё одного фантазёра нам в семье не хватало!

 «Фантазёра», — усмехнулся Линч мысленно. И как ей объяснить, что всё это – не фантазии? Что Линч по-настоящему всю жизнь сталкивался с этими «фантазиями», ощущая на себе их любопытный взгляд, который они тут же прятали, стоило посмотреть в ответ; слышал скрежет когтей, появляющихся только ночью; видел силуэты существ, уж точно не походящих на обыкновенных дворовых зверушек. Дневник Болтона, сам Болтон – вот ответы на все вопросы, которые мучили Линча всю его жизнь, и Шарлотта была вероятно единственным человеком, способным с этим помочь. Оставалось лишь убедить её. Линч собрался с мыслями и попробовал ещё раз.

 — Мам, послушай. Я же не говорю, что это правда. Но что, если…

 — Нет, всё! Хватит! — Шарлотта закрыла глаза, словно пытаясь отстраниться, чтобы не видеть собственного сына, повторяющего судьбу её «сумасшедшего» брата, и выставила перед собой ладонь. До этого Линч никогда не ссорился с ней, но видел, как она иногда ссорилась с отцом по каким-то бытовым мелочам, или с противной кассиршей в магазине, или неприятным прохожим, намеренно задевшим её плечом, и каждый раз такие ссоры заканчивались одинаково – её выставленной рукой. Этот жест – точка в конце предложения; бетонная стена, внезапно вырастающая между оппонентами и не позволяющая продолжить спор; это абсолютный проигрыш без малейшего шанса даже на ничью. Линч понимал: ему никак её не убедить. Он раздосадовано откинулся на спинку стула и уставился в окно. Весеннее солнце только-только начинало опускаться к горизонту, лишь предупреждая о близящемся закате, а небо, всё ещё голубое и ясное, ещё не спешило менять цвет и уступать ночным точкам-звёздам. Поздняя весна – чудесная пора, тёплая, красивая, и в это самое время Линч сидел дома и впервые в жизни спорил с мамой. Где-то в груди, глубоко, до куда не достать, неприятно ущипнуло чувство вины. Линч понимал, что, наверное, поступал не очень правильно, и всё же попытался добиться своего, спросив как бы невзначай:

 — Я могу хоть поговорить с ним? Где он?

 — Да чёрт знает, где он! Думаю, на том свете уже… — вздохнула Шарлотта как-то печально, вновь аккуратно проведя пальцами по обложке дневника, так нежно и невесомо, словно смахивая пыль, которой на нём не было.

 — В смысле? — Линч немного напрягся. Разве братья и сёстры не должны общаться? Не должны знать хоть немного о жизнях друг друга? Он, например, знал, где и с кем жила его сестра Лили, и она знала где и с кем жил он. А Шарлотта ничего не знала о собственном брате Болтоне? Или… Линч напрягся ещё сильнее. Он догадывался, к чему всё шло.

 — Пропал без вести. Так и не нашли, — сказала Шарлотта будто отстранённо, а на ресницах застыла влага, в глазах, как в зеркале, отразилось уже знакомое Линчу горе утраты. Как бы она ни отзывалась о нём, как бы не называла «сумасшедшим», а Болтон был её братом, которого она наверняка по-сестрински любила. Потому и злилась на него и его увлечение, потому что оно его погубило. Линч сморщился, вновь ощутив неприятное щипание в груди, только теперь другое. В последнее время сама смерть представала перед ним уж больно часто. И Линчу, до этого всю жизнь прожившему в неком неведении, ни разу даже не посетившему похорон, было довольно тяжело всё это осознавать. Всё живое смертно – какой ужасный факт…

 — Как? Как так вышло? — спросил Линч словно не в силах поверить. Шарлотта вновь тяжело вздохнула – наверное, ей было нелегко об этом говорить.

 — Сначала он переехал в какой-то дом посреди леса. В какое-то Богом забытое село. Потом, думаю, побежал в лес за своими выдумками, заблудился – и пропал, — Шарлотта отвернулась, спрятав от Линча глаза, наверняка полные застывших слёз. Линчу стало стыдно, он потупил взгляд и неловко сцепил руки в замок – по сути это он заставил маму плакать, он попросил её рассказать эту историю. Оно того явно не стоило. Он мог бы прожить и без этих знаний.

 — Егор, — вдруг позвала Шарлотта удивительно ласково и в то же время как-то настороженно. Линч даже внимания не обратил на собственное нелюбимое имя, пропустил мимо ушей, слишком подавленный чувством вины. Шарлотта придвинула к себе дневник Болтона и сложила на нём руки, словно пытаясь удержать, боясь, что он может вырваться и куда-то деться, после чего продолжила, внезапно попросив:

 — Пообещай. Пообещай мне, что ты никогда не станешь, как Болтон. Ты не будешь гоняться за этими непонятными выдумками.

 — Мам, я… — Линч запнулся, впервые засомневавшись. Он искренне верил этим «выдумкам», верил всем надписям в дневнике Болтона, всем рисункам и прикреплённым фотографиям, ведь он знал: они правдивы. Более того, Линч мечтал однажды самостоятельно запечатлеть нечто подобное на свой телефон или даже на крутой фотоаппарат, а может и на видеокамеру. Ведь люди всегда бок о бок жили с неведомыми, зачастую опасными существами, и даже не догадывались об этом. Сколько случаев «подозрительных смертей» так и остались неразглашёнными? Сколько пропавших без вести на самом деле никуда не пропадали, а просто угождали не в те когтистые лапы? Как Линч мог спокойно спать, зная, что всевозможная жуть и опасность всегда поблизости, и он – чуть ли не единственный, кто знал о ней и, как следствие, мог с ней что-то сделать? Ведь его собственная мама, сидящая прямо перед ним, не верила и пыталась его переубедить. А если она однажды столкнётся с чем-то, описанным в дневнике Болтона? Тоже не поверит и скажет «показалось»?

 — Пообещай! — повторилась Шарлотта настойчивее, вырывая из мыслей. — Егор, пообещай мне.

 Её глаза словно горели огнём. Казалось, скажи Линч что-то не то – и она испепелит его на месте. Он понимал, что в этот момент спорить с ней не было никакого смысла. И тогда Линч вдохнул, набирая полную грудь воздуха, и выдохнул вместе с ним грязную ложь:

 — Обещаю.

 Шарлотта выпрямилась, уверенная в своей небольшой победе, встала из-за стола и подобрала дневник Болтона, показательно взмахнув им в воздухе:

 — Это я тоже заберу с собой.

 — Что? — Линч опешил, едва не свалившись со стула. На подобное он не рассчитывал… — Нет, верни! Это мой дневник!

 — Это дневник Болтона, — невозмутимо парировала Шарлотта. — А Болтон – мой брат.

 — И мой дядя, и что? Дневник лежал в моей комнате. Под моей кроватью, — продолжал спорить Линч, нервно подскочив со стула словно на напружиненных ногах. Дневник был первым и единственным способом хоть как-то связать себя с миром «несуществующего», только там Линч мог найти ответы. Если не будет дневника – не будет ничего.

 — Так вот где он его прятал! — Шарлотта понятливо кивнула скорее самой себе, чем Линчу, а потом посмотрела на него строго и продолжила:

 — Вы с ним ни разу не виделись, а он даже так умудрился на тебя повлиять! Егор, хватит с тебя его глупостей! Ты начитался и теперь несёшь всякую ахинею.

 — Мам, может это не ахинея? — всё не отступал Линч, отчаянно желая вернуть дневник и добраться до истины.

 — Егор, ты пообещал! — прикрикнула Шарлотта, пригрозив пальцем. — Болтон был сумасшедшим, и он пропал без вести, гоняясь за своими выдумками! Ты хочешь закончить также?

 Линч застыл с приоткрытым ртом, не зная, что ответить. Конечно, он не хотел повторить судьбу Болтона. Но он хотел найти ответы на вопросы, которыми задавался теперь, как когда-то задавался Болтон.

 — Разговор окончен, — сухо заявила Шарлотта и, перехватив дневник двумя руками, покинула кухню. Линч проиграл в этом споре и, раздавленный, обрушился на стул, с которого минуту назад подскочил в надежде выиграть. Удивительно, как так вышло: Болтон – его родной дядя, о котором он никогда ничего не знал, ни разу не слышал, не видел, но даже так умудрился пойти по его пятам. Подумав об этом, Линч вдруг вздрогнул – его осенило. Он поспешно достал телефон из кармана школьных брюк и позвонил Лили.

 — Да? — чуть удивлённо спросила она по ту сторону трубки.

 — Лили, когда у тебя родится ребёнок, я сделаю всё, чтобы стать для него лучшим дядей, — искренне пообещал Линч.