— Кейл! — она надрывала горло в чистейшем испуге, который пронизывал её всю. Оставив на том месте, где лежал Малфой, всё остальное, Гермиона чувствовала лишь страх. Ужас. Первобытный и пробирающий до костей.

Осматривая тела под ногами, Грейнджер надеялась не найти Казентино среди них. Не увидеть в очередном погибшем человеке знакомые черты лица, или запонки на рубашке, или портупею, обёрнутую вокруг рёбер. Не обнаружить алые пятна крови на белой ткани.

Насколько же всё перестало иметь значение. Приподнимая каждого, кто хоть немного напоминал ей Кейла, она заставляла сердце замирать. Что хуже всего, она вспоминала его последние слова, и в голове невольно всплыл Лучиано. Который говорил ей такие вещи, будто знал, что умрёт. А Кейл… она не должна была выпускать его из виду. Она не рассчитала, что кто-то захочет воспользоваться ситуацией и причинить ему вред.

Слёзы сами побежали вниз по щекам, она запнулась об чужую руку и упала на колени в середине пространства, только сейчас осознавая, что они натворили. Во что их вражда обратила жизни всех этих людей, что лежали вокруг неё, будто солдаты на настоящем поле войны. Одно воспоминание сменялось другим. Бесконечные похороны после войны — слезами близких и морем цветов.

Чувство вины, которое заснуло и спряталось, вдруг затопило вены. Гермиона не могла потерять Кейла. Кого угодно, только не его. Его последние слова застыли в памяти вечным отпечатком, Грейнджер обернулась по сторонам в попытке поймать улыбку или его взгляд, пусть даже наполненный осуждением или разочарованием. Его. Живой.

Она встала с места и пошла дальше, с каждой секундой теряя надежду на то, что он был в порядке, но вместе с тем обретая ту, что его тела не было среди остальных. Может быть, всё было не так плохо, он трансгрессировал куда-то недалеко от дома, когда не смог выбраться из западни? Гермиона сглотнула и перевернула ещё одного мужчину, задерживая дыхание.

— Я нашёл его! Ваша Милость, сюда! — её позвали откуда-то из глубин дома, и Грейнджер, не думая, последовала за голосом. Тогда за поворотом она обнаружила красные полосы, что тянулись по паркету, и пульс замедлился достаточно, чтобы не чувствоваться. Кейл был ранен, и он уполз подальше от сражения, чтобы сохранить себе жизнь. Крови было слишком много, её обувь, давно запачканная ею, погружалась в полосы, оставляя следы.

Она побежала быстрее, не чувствуя ни ног, ни одной более мысли в голове, кроме мольбы, чтобы он был жив. Не сейчас. Она так нуждалась в нём, в его опоре и его словах, к которым не прислушивалась. Волшебники не верили в богов, но сейчас Гермиона молила их лишь об одном. Она отдаст всё, что они от неё попросят, лишь бы он оказался жив.

Завернув за угол, она увидела его у лестницы. Всё, о чём она думала, испарилось.

Он был здесь в полном одиночестве, куда не добралась буря сражения, и сидел, прислонившись к стене. Рука покоилась на ране на боку, а кровь стекала вниз. Море крови. Слишком много для того, кто был бы жив.

Парень, что нашёл его, обернулся, и его взгляд Гермионе не понравился. Она проигнорировала то, насколько больно колени ударились о пол или как запачканы будут её руки, они и так по локоть были покрыты красным. Приземлившись рядом с Кейлом, Грейнджер схватила его лицо обеими ладонями и подняла голову к себе.

— Кейл… — выдохнула она, не чувствуя, как его дыхание, даже лёгкое или прерывистое, ударяется о её пальцы. — Кейл, пожалуйста. Пожалуйста.

Вся боль сжала сердце, недостаточно сильно, чтобы поверить в то, что он не дышал.

— Не смей, — попросила она сквозь рваные всхлипы. — Ты обещал мне. Ты обещал, что никогда не оставишь. Ты обещал всегда быть рядом, чтобы не случилось. Ты…

Гермиона погладила его по волосам, глазами бегая по лицу в попытке найти хоть единый намёк на его сознание. На жизнь. Она прижалась к нему, его грудь оставалась неподвижной и темнота закрыла его глаза.

— Ты не имеешь права умирать. Мы всё исправим. Мы найдём способ. Всё, — пальцы запутались в мягких прядях, и Грейнджер подалась вперёд, утыкаясь в них носом. — Всё будет хорошо.

Где была вся та сила, которую она получила, когда она была так нужна? Где весь этот огонь, мог ли он лечить? Почему тот дар, который обрела Гермиона, был направлен лишь на убийство?

— Не оставляй меня, — сквозь слёзы проговорила она, позволяя им капать вниз на его прохладные ладони.

Гермиона чувствовала, как её сердце разрывается, она с трудом дышала, вздрагивая и прислушиваясь всякий раз, как ей казалось, что его грудь снова поднимается. Вот, какую расплату она получила за всё, что отобрала у других. Крепче обхватив Кейла в своих руках, она так отчаянно и сильно хотела лишь одного — отдать ему каждую часть своей души, чтобы вернуть хоть каплю жизни в его.

Пусть он получил бы израненное сердце, разбитое и едва бьющееся, оно было ему нужнее.

— Я ещё столько не успела сказать…

— У тебя ещё будет возможность, — прохрипел он в её грудь, и Грейнджер захлебнулась вздохом, поднимая его голову. Он чуть приподнял веки, глядя на неё, и попробовал натянуть улыбку. Гермиона рассмеялась на грани истерики, не веря своим глазам.

— Не смей больше так пугать меня, — попросила она и осторожно накрыла его ладонь своей, когда он попытался поднять её, чтобы смахнуть слёзы.

— Если ты будешь сжимать меня так ещё хоть минуту, я точно умру, — с хрипом он рассмеялся и попробовал встать, его тело тут же пронзила яркая боль.

— Ты потерял слишком много крови, — Гермиона осмотрела его рану, замечая, что пуля задела его, но не осталась внутри. Она кивнула остальным, вытирая мокрые дорожки, перемешанные с кровью и пылью, тыльной стороной ладони.

Казентино под аккомпанемент его стонов подняли на ноги. Грейнджер проследила за тем, как его подхватывают под руки, вытащила из кармана портключ, а затем замерла. Оглянувшись на Забини, она посмотрела в его глаза. Помимо гнева в нём пылал тот же испуг и желание ринуться к Драко, чтобы проверить, жив ли он.

Гермиона знала, что жив, яд подействовал лишь на потерю сознания, его сердце остановилось едва ли дольше, чем на секунду. Но она понимала это чувство. Возможно, Пэнси была права, когда говорила, что не ошиблась в её сострадании.

Подумав ещё мгновение, она махнула рукой.

— Оставьте его здесь.

Там не было и намёка на благодарность, но Гермионе было уже всё равно. Их группа разделилась, они отправлялись по разным домам, поэтому Грейнджер вытащила второй портключ и подошла к Кейлу. Позволив ему опереться на себя, чему он не слишком обрадовался, она оглянулась и в последний раз посмотрела на Малфоя.

Её сердце не должно было защемить при мысли о том, что она могла не рассчитать дозу, а Драко мог никогда не очнуться, но оно подвело. Совершенно предательски треснуло, и большего развития Грейнджер ему не позволила. Она активировала портключ, прижимая ладонь к ране Кейла, и весь мир перевернулся.

Вокруг было тихо, но эта тишина была совершенно иного толка. В ней не было смерти, вокруг не стояло запаха крови. Здесь царила гармония с природой, словно каждое дыхание этого места было ответом на шёпот ветра в листве деревьев.

Двухэтажный деревянный дом возвышался среди бескрайней природы как часть её самой. Его стены были окрашены в тёплые оттенки коричневого, и дерево, из которого он был построен, отдавало приятным ароматом смолы.

Тео и Сиена выбежали им навстречу. Гермиона без слов попросила парней проводить Кейла на второй этаж, Скьяретта вызвалась показать им дорогу, растерянно оглядывая всю их небольшую компанию. Грейнджер посмотрела им вслед, стараясь игнорировать красные капли, падающие на зелёные травинки под ногами.

Кейл был жив, остальное было поправимо магией и зельями, которые Лучиано хранил в этих стенах. Это должно было её успокоить. Однако… всё, начиная от этого места до обстоятельств, из которых они только что выбрались, кружило ей голову и стягивало узел под горлом.

Тео осторожно подошёл. Гермиона знала, что он ищет следы её ранений, поэтому покачала головой. Её запястье ныло, как и позвоночник, и руки болели от усталости, пара ссадин на щеках — и это были всего лишь мелочи.

— Это чужая кровь.

— Хорошо, — коротко ответил он и перехватил дрожащую руку Грейнджер. Она тут же дёрнула её обратно на себя.

— Не надо. Я испачкаю тебя.

— Мерлин, Грейнджер, в мире магии это последнее, о чём ты должна волноваться, — он приблизился, несмотря на то, что она инстинктивно сделала полшага назад, и обвил руку вокруг талии. Секундой позже Тео уже прижимал её к себе, неся на руках в сторону дома. Гермиона выдохнула так, что собиралась сказать ему всё, что она думает по этому поводу, но он резко оборвал. — Заткнись. Ты едва стоишь на ногах, и мне плевать, какой дискомфорт ты сейчас испытываешь по поводу моих действий.

Она коротко улыбнулась, уложила голову на его плечо.

— Тебе нужно отдохнуть, — мягко добавил он, толкая двери ногой. — Остальное утром. Мне есть, что тебе рассказать.

Холодные простыни пахли лавандой, кровь пропала и ощущение чистоты и покоя окутало ненадолго, всего, наверное, на несколько часов. Тео пообещал быть внизу, когда она проснётся. Тишина окутывала, отнимая силы всё больше, Гермиона позволила ей забрать их все, а затем провалилась в сон.

~*~

Проспать достаточно долго, чтобы дни сменили друг друга, а ночь забрала тяжесть, что сидела на груди, не вышло. Гермиона поднялась, когда звёзды светились особенно ярко, а луна забиралась своим любопытным взглядом в окна.

Она села на кровати в пустой комнате, слишком знакомой, и вдохнула лёгкими так, словно это был её последний глоток воздуха. Находиться внутри оказалось слишком невыносимо. Грейнджер скинула старую одежду, нашла платье в шкафу, единственное из того, что было здесь среди её вещей. Белоснежное, оно было почти ненастоящим в руках, которые так привыкли держать чёрные вещи. Когда-то в шкафах было куда больше красок, чем сейчас. Поверх него Гермиона натянула лёгкий голубой свитер и перевязала волосы. Зеркало поймало её отражение, но смотреть в него совершенно не хотелось.

Она забрела в соседнюю комнату. Кейл мирно спал, его лицо не выражало ни боли, ни страданий. Похоже, что зелья постарались для его спокойствия. Сиена устроилась на диване возле его кровати, и, смотря на них, Гермиона улыбнулась.

Грейнджер тихо закрыла двери в их комнату, спустилась вниз по лестнице. Все вокруг явно спали, что позволило ей вздохнуть спокойно. Ночь открыла ей свои объятия, окутывая мягким запахом леса и полевых цветов, а Гермиона только сейчас поняла, как соскучилась по этому чувству, и не могла поверить, как сильно привыкла к яркому запаху роз под окном.

Она шла достаточно долго, чтобы редкие огни дома перестали освещать её путь, а затем просто упала на землю в бесконечно мягких травинках, щекочущих кожу. Босиком она чувствовала каждую из них, позволила волосам путаться там же, не замечала то, насколько уязвимой была здесь.

Раскинув обе руки в стороны, Гермиона посмотрела на ночное небо, украшенное светлыми точками. Она не могла перестать удивляться этой красоте. Они сияли так ярко и чисто, словно каждая из них была зажжена ради того, чтобы дарить свет этому уединённому месту.

Под этим магическим небом Гермиона ощущала себя свободной от всех оков. Она забывала о людях, о мести, о боли. Все её проблемы показались ей малозначительными и несущественными по сравнению с бескрайней красотой этой природы.

Тихий шум листьев и шорох травинок был как мелодия, играющая на фоне ночи. Каждый звук, даже самый слабый, становился особенно ярким и значимым. Гермиона слушала шёпот ветра, который словно рассказывал ей стихи, слушала приглушённые шорохи животных, которые выходили на ночную охоту где-то далеко в лесах.

Лунный свет, освещающий поле, делал траву серебристой, а тени загадочными. Магия этой ночи пронизывала каждую её клеточку, наполняя чувством умиротворения. Звёзды мигали, посылали сигналы, которые она одна была способна понять. Оказалось, что так легко дышать. Время не лечило, лечили моменты, отбирающие осязание мира человеческого и даря ей совершенно новый, другой мир.

Среди этих полей не было никакой мафии, не существовало Малфоя, их вражды, их проблем, убийств, её проклятья, о котором Гермиона знала так мало. Ничего из этого здесь не было, и, может быть, поэтому Лучиано когда-то выбрал именно это место.

Она могла пролежать так минуты, а могла часы, и она понятия не имела, сколько времени прошло, ветер забрал с собой все тревожные мысли. А когда Грейнджер почувствовала чужое присутствие, ей стало так всё равно. Даже если её наконец пришли убить, это не всколыхнуло ни одну клеточку в теле беспокойством.

Но это оказался всего лишь Тео, который лёг рядом, а она убрала руку, позволяя ему оказаться ближе. Она поделилась с ним своим секретом — своим местом, в котором было больше магии, чем во всём её теле, и он воспринял это с достоинством, поднимая взор к созвездиям.

— Я ненавижу этот дом, — честно призналась Гермиона, и ветер разнёс её шёпот на много километров вперёд.

— Ты спрашивала о нём, да? Когда собиралась отказаться от части наследства.

Она промолчала всего несколько секунд, подтверждая догадку.

— Лучиано построил его для нас. Он хотел, чтобы это место стало нашим домом, а не тот безжизненный особняк.

— Тогда в чём причина ненависти? — тихо полюбопытствовал он. — Это должно было стать твоим светлым воспоминанием, а не наоборот.

— Я ненавижу его за ту иллюзию, которую он даёт. Это ложь. Семья, счастье, покой. Здесь кажется, что всё возможно, а на самом деле это не так.

Тео повернул к ней голову, дыхание коснулась небольшого открытого участка на её шее и ключицах. Он рассматривал её лицо, на котором не было ни намёка на эмоцию около минуты, а затем повернул голову назад.

— Зато отсюда видно небо без городских огней. Насколько мы далеко?

— Честно говоря, понятия не имею, — в её голосе промелькнула улыбка. — Должно быть, далеко. Сюда не попасть без портключа, поэтому этот дом безопасен.

Нотт промычал ей в ответ, укладывая эту информацию в своей голове. Они ещё долго смотрели на небо вдвоём, не говоря ни слова. Гермиона не спрашивала о Пэнси, Тео не спрашивал о Драко. Они не обсуждали то, что случилось в их доме. Не говорили о будущем.

Иллюзия подарила им покой, и было слишком больно думать о том, что однажды она расступится, открывая реальный мир.

Первым вновь заговорил Тео:

— Я хотел бы найти новое созвездие и назвать его её именем. А они, как оказалось, уже все названы.

— Паршиво, — Гермиона скривила губы, затем всмотрелась внимательнее в карту перед ней. — Тебе необязательно открывать новое. Просто выбери то скопление, которое напомнит тебе о ней. Какая разница, как его там назвали до этого.

— Смысл не в этом, — лишь отозвался он, видимо не желая делиться тем, каким смысл был на самом деле. Грейнджер знала и без этого, что он имел в виду. Может быть, когда-нибудь Тео найдёт новую звезду, чтобы дать ей имя, но пока что у них не было телескопа, и всматриваться, в попытке найти что-то новое, было бесполезно.

— Вон там, — она кивнула наверх. — Звёзды почти складываются в букву «А».

— Назвать созвездие, которое выглядит как первая буква, Асторией? Это ужасная идея, — он тихо рассмеялся, и Гермиона подхватила его смех. — Может быть, вон там. Оно напоминает мне нераскрывшийся бутон.

— Красиво.

Они сошлись на этом. Кажется, это была часть созвездия Нептуна, Грейнджер довольно плохо помнила основы астрономии. Тонкая россыпь звёзд ниже напоминала ей стебель, а всё вместе — розу. Ещё совсем юную, которая не успела раскрыть лепестки навстречу свету. Тео был прав, почему-то оно казалось подходящим.

— Сегодня чуть не умер Кейл. Пока я… — она набрала в лёгкие воздуха, не зная, как произнести это. — Пока я целовалась с Малфоем.

— Это было вынужденно, — Тео дёрнул плечами, заставляя траву чуть шипеть под его телом. — Кейл мог пострадать и без твоих действий, зато Драко получил то, чего заслуживал. Поцелуй не имеет никакого значения, — он повернул к ней голову, и Гермиона поступила также. Тогда он добавил. — Кроме того, что имеет, не так ли?

Он имел, но признаться в этом вслух было будто вырезать на груди ту же руну, что была на руке убийцы, что шёл за ней по пятам. С тем же успехом Грейнджер могла направить себе в сердце дуло пистолета и выстрелить.

Он передвинул какие-то части её разума так, что теперь всё встало на места. Всё, что она сказала Малфою там, было правдой. Она не могла убить его, и даже желать его смерти в самых тёмных уголках души не выходило, как бы она не старалась. Гермиона думала о том, что будет, если он умрёт, она желала ему многих страданий совершенно искренне. Но всякий раз, имея возможность оборвать эту жизнь… обрывалось всё у неё внутри.

Она не испытывала такого ни к его людям, ни к кому-либо ещё, их она не жалела. Признание звучало отвратительно даже в мыслях. Отвратительнее этого было только понимать, что и Малфой не пользовался теми же возможностями, и он никогда по-настоящему не пытался. Провоцировал, делал больно, приближал её на шаг и всё ещё давал шанс уйти.

Как было с казино, как было с баром, как было с Гарри, как было со свадьбой, как было в тот день. У него была уйма возможностей убить её, и как бы он не пытался доказать ей обратное, он не мог.

Он ответил ей, не зная, что на губах яд, не пытаясь причинить ей боль…

— Разве можно ненавидеть человека и при этом не иметь силы сделать ему по-настоящему больно?

— Можно, — Тео кивнул, чуть хмуря брови. — На самом деле так поступает большинство людей. Они тихо ненавидят, потому что знают, что, когда перейдут черту, ненавидеть за это они будут уже себя.

Гермиона не рискнула сказать это, но подумала о том, что так было бы с Асторией, или Пэнси, или Лирой. Она зареклась не причинять им вреда задолго до того, как впервые по-настоящему поговорила с ними с позиции Кампаньи. Если бы она нарушила своё слово, она бы себе этого не простила.

— И что тогда это говорит обо мне?

— О тебе? Как о честном человеке. Необязательно хорошем, но, как минимум, знающем границы, — он дотронулся пальцами до травинки и потянул ту на себя. — Не уверен, что был бы здесь, если бы ты действительно поступала по-другому.

— Что ты имеешь в виду? — Гермиона свела брови.

— Если бы ты убивала всех и каждого без причины и желания разобраться, я бы не стал поддерживать тебя. И плевать мне было бы на клятву, я всё ещё не знаю, как она действует.

— Хочешь сказать, что то, что ты сменил сторону, тебя устраивает?

— Спрашиваешь, нравится ли мне быть здесь? — он усмехнулся. — Если бы мне дали выбор, я не поступил бы так же. Я был бы там, они — моя семья. Мы не связаны кровью, но я знаю каждого из них лучше, чем себя самого. Но ты… — Тео снова поднял к ней взгляд из-за своих ресниц и чуть улыбнулся уголком губ. — Если бы у меня была сводная сестра, думаю, она была бы похожа на тебя.

Было ли это признанием, что и Гермиона стала частью его семьи, она не знала. Тео точно был для неё важнее советника или человека, который случайно оказался рядом из-за обстоятельств.

— Как думаешь, кто из них дольше всего пробыл бы на моей могиле, если бы я умер? — с подозрительным весельем спросил он, будто только что не обсуждал сложные моральные вопросы выбора и чести. Гермиона отвернулась, думать о таком ей не хотелось.

— Малфой или Забини, — ответила она не слишком радужно. Имя Астории повисло в воздухе.

— Думаю, они разбили бы там лагерь, — хмыкнул он. — А что насчёт тебя?

— Соседствовать с Малфоем и Забини? — Гермиона вскинула брови. — Нет, спасибо.

Нотт звонко рассмеялся, чем заставил десятки светлячков подняться со своих мест и устремиться вверх. Они отражались в его глазах, когда он смотрел на них как на настоящее чудо.

— Кто провёл бы дольше всего на твоей? — поинтересовался Тео, кажется, уточняя свой первый вопрос. Грейнджер притихла, слушая стрекот насекомых вокруг. Она никогда не думала об этом, и если мысль о смерти парня, что лежал рядом, сразу приносила ей боль, то о своей… это было так обыденно и просто.

И всё равно всхлип застрял в горле, когда она ответила.

— Там никого не будет, и цветов не будет.

Тео приподнялся на локтях, но его взгляд Гермиона проигнорировала, не отвлекаясь от звёзд.

— Ты ведь несерьёзно.

— В этом мире нет никого, кто любил бы меня настолько сильно, Тео, — горячая слеза покатилась вниз по виску. — Будут те, кто будут скучать, кто придёт один, два раза, кто вспомнит что-то хорошее, кому будет больно. Но мир запомнит меня как вдову Дона мафии.

Она снова всхлипнула, позволяя слезам бежать не останавливаясь, закрыла глаза.

— Некому будет написать «любимая жена, подруга, сестра, мама, бабушка». Все эти люди или ушли, или погибли.

Она сломалась, и спрятать это было невозможно. Тео притянул Гермиону к себе, укладывая на грудь, и она схватилась за его рубашку, захлёбываясь слезами. Ей было больно уже так давно, и никто не мог эту боль у неё забрать. Потому что никто не любил её настолько сильно, чтобы просидеть на её могиле день, два, неделю, вечность. И причина её слёз была совсем не в этом.

Казалось, мир рухнул обратно, и иллюзия, что держала его прежде над головой, наконец сдалась. Гермиона не знала, по кому она проливала те слёзы, не могла разобраться, а они не заканчивались. И она так запуталась и потерялась, что найти саму себя было невозможно. Она плакала из-за страха, из-за того, что натворила, из-за потерь, предательства, из-за любви, которой было не суждено выжить. Об упущенном прошлом и невозможном будущем. А больше всего — о тяжёлой реальности, которая забирала у неё всё.

Она убила десятки людей. Она едва не потеряла Кейла сегодня. Она поцеловала Малфоя. Потому что в тот момент, когда он ей ответил, её перестал заботить настоящий план. Что хуже всего, Тео был последним человеком, кто должен был гладить её по голове в попытках успокоить, и она не должна была жаловаться ему. Ему было в сотню раз больнее.

— Я так устала, — проговорила Гермиона сквозь силу, что сдавливала горло. — Я не могу так больше, я больше не могу. Я не выдержу. Я не справляюсь. Я никого не могу защитить или спасти.

Он чувствовал, что никакие слова не были способны ей помочь.

— Я хочу ту иллюзию. Я хочу семью, детей и свой дом. Я просто… я хочу… — она снова спрятала своё лицо, пытаясь скрыть рыдания, которые и так было слышно на много миль вокруг. — Я хочу, чтобы всё закончилось.

Слёзы не останавливались, их оказалось так много, как если бы их сдерживали годами. Днём правила несдержанная злоба, а ночью вскрылись старые шрамы и кровоточили, пока не уничтожили окончательно. Не нужен был никакой выстрел или заклинание в сердце. То, что она жила, убивало её с каждой секундой всё больше.

Отнюдь не время забирало у неё драгоценную жизнь.

— Это не так, — сказал ей Тео, оставляя поцелуй на её макушке. Она потерялась в том, к чему именно он это произнёс, и решила, что это неважно. Она плакала, пока было о чём. За шесть лет этих причин скопилось слишком много.

~*~

В конце концов ночь сменилась днём. В руках у Гермионы дымился горячий чай, рядом с ней сидела Сиена. Она отлучилась от Кейла лишь к утру, и к ним обеим не шёл сон. Поэтому они сидели, слушая пение птиц за окном, перелистывая биографии и записи.

Иногда Грейнджер очень жалела о том, что не вела дневник сама, и у неё не было дневника мужа. Заглянув в его голову, она могла бы понять так много. Ей стоило лишь задуматься об этом, как она посмотрела наверх, заслышав шаги. Пэнси в уютном свитере спускалась вниз, зевая после сна. Гермиона сомневалась, что он был продолжительным и крепким.

— Вижу, ты уже посмотрела то, что мы делали вчера, — Паркинсон подошла к ним, наклоняясь над столом. — Есть мысли?

— Что ты знаешь об убийстве жены и сына Лучиано? — Гермиона отложила в сторону ежедневник и поправила кофту, в которой сидела.

Пэнси чуть наклонила голову на бок, кривя губы.

— Почти ничего. Драко интересовался этим вопросом у моей матери, она сказала, что Лучиано предпочёл сохранить это в тайне. Судя по тому, что никто из Донов не был убит, это не было разборками нашей мафии.

— Либо была достигнута договорённость, — поправила Гермиона, сощурившись. — Могло ли существовать против Лучиано такое основание, которое заставило его пойти на компромисс?

— Тебе виднее, — она пожала плечами. — Судя по тому, что я о нём знаю, нет.

— Мой отец тоже говорил, что Лучиано решил эту проблему… — Сиена обратила на них своё внимание, — весьма радикально.

— Ему в тот момент нечего было терять. Сейчас он может и пошёл бы на что-то такое, но тогда, я думаю, ты лучше меня осознаёшь, в каком состоянии он был.

И не могло ли на это повлиять некое соглашение, которое все эти годы Лучиано хранил в тайне? Гермиона мотнула головой. Это было слишком маловероятно, иначе условия перешли бы и на неё. Убийства начались до того, как она нарушила бы сроки выполнения, а значит, они были связаны не с этим.

Либо Каррера первый нарушил свои обещания и расплатился именно за это, а Амелия погибла за то, что полезла куда не следовало.

— Он бы сказал тебе, Грейнджер, — на выдохе проговорила Пэнси. Гермиона была в шаге от того, чтобы усмехнуться и рассказать ей об уровне доверия в таких вопросах. Она даже имени его жены не знала первые года четыре, пока не надавила на Кейла, он не обсуждал с ней эти темы и точно не мог себе представить, что однажды вся семья перейдёт на её плечи. — Казентино бы знал. Или кто-то из ваших людей довёл бы это до твоего сведения, как только ты стала Кампаньей.

В этом было большее зерно истины. Кейл бы знал. Вообще-то он должен был в любом случае, во времена, когда Лучиано охотился за убийцей своей жены и ребёнка, он был рядом с ним. Всё полетело в пропасть уже потом…

Она не могла вспомнить, был ли этот вопрос вообще когда-либо поднят между ними. Гарри им не задавался, а значит Гермионе он был совсем не важен. Но Кейл мог что-то упоминать в её присутствии. И если сделка была нарушена раньше, что привело к смерти жены, это объяснило бы его молчание.

Ей не хотелось тревожить его сон, не сейчас, когда он едва не отправился на тот свет. При мысли об этом защемило сердце, а затем сверху скрипнули половицы под тяжёлыми шагами.

— Меня обсуждаете? — его хриплый голос заставил её подняться с места и в несколько быстрых шагов преодолеть расстояние между ними. Грейнджер перехватила его руку, закидывая ту себе на плечи, и помогла спуститься вниз. — Спасибо. Так о чём речь?

— Что ты знаешь об убийце Доминики? — прямо спросила она, усаживая его на диван. Кейл тут же нахмурился.

— Это не то направление мысли, которое тебе нужно.

Гермиона встала с места, позволив Сиене справиться о его состоянии.

— А если то?

— Нет, Гермиона, это не оно, — Казентино на мгновение благодарно улыбнулся Скьяретта и вернулся к разговору. — Поверь мне, к делу это не относится.

— Так всё-таки ты знаешь, — усмехнулась Паркинсон за её спиной и сделала шаг назад. — Поразительно, как вы храните секреты в этой семье друг от друга.

— Не заставляй меня припоминать тебе секрет, из-за которого ты здесь, — чуть хриплым голосом ответила Сиена, её глаза сверкнули в утреннем солнце. Гермиона сдержала улыбку и развернулась, чтобы пойти налить себе ещё чая.

— Она мне нравится, — бросила ей вдогонку Паркинсон. В груди от этого разлилось тёплое чувство гордости.

— Лучиано разобрался с этим давно, и он поклялся мне, что больше это никогда не принесёт семье проблем, — вздохнул Кейл, он проигнорировал выпад и Пэнси, и Сиены, переводя взгляд на Гермиону. Пока она доставала травы с верхней полки, он продолжил. — Я не вдавался в подробности, боль от потери Доминики и Нико была слишком сильной для всех нас, чтобы я задавал вопросы. Судя по тому, как он выразился, это было убийство, и вряд ли быстрое.

Доминика Каррера. Мерлин, этой женщине Гермиона посвятила не одну ночь своих раздумий, раз за разом возвращаясь к её образу. Лучиано выбрал в своей жизни двух совершенно разных спутниц, и сколько бы раз Грейнджер не задавалась этим вопросом, она понимала, что ничуть не была на неё похожа. Ни внешностью, ни характером, ни историей, ни даже любовью, с которой они относились к своему мужу.

— Но что, если нет? — настояла Грейнджер, опираясь на барную стойку, что разделяла небольшую гостиную и кухню. — Что, если он разобрался недостаточно. Неужели ты не замечаешь параллель?

— Тебя пытается убить только Малфой, — брезгливо заметил он. — Подумай сама, ты одержима той же жаждой найти убийцу, какой был он. Ты бы отпустила человека, который навредил ему?

— Только если бы угрожали кому-то из моей семьи, — ей вспомнились слова Пэнси, и глаза сами метнулись к ней. Паркинсон спокойно наблюдала за этим разговором, не произнося ни слова.

— Он ничем так не дорожил, как женой и сыном, Гермиона. Ничем.

Не сходилось. Лучиано пришлось бы вырезать целый клан, чтобы никогда больше он не принёс им проблем. Это не укладывалось у неё в голове. Человек, который организовал автокатастрофу так, чтобы не попасть под подозрения полиции или авроров, должен был оказаться кем-то влиятельным, а это значит, что у него были союзники. Смертью одного там бы не ограничилось никогда, скрыть десятки трупов не смог бы даже её муж.

Кто-то с такой властью, чтобы пойти против тогда ещё влиятельной семьи, убить жену и наследника, а потом просто… исчезнуть. Невозможно. Месть однажды должна была к ним вернуться, око за око могло работать целую вечность, пока не ослепнет весь мир, и Лучиано это знал.

Почему она никогда не думала об этом?

— Другой метод, другое время, другие последствия. Другое всё, — встрял в её размышления Казентино.

— А возможность того, что это действительно была автокатастрофа, существует? — Сиена приподняла одну бровь, лениво откинулась на спинку дивана. — Хотя бы малейшая?

— Слишком много деталей не сходилось, — добавила уже Паркинсон, которая пошла в сторону Гермионы и жестом попросила тот же чай себе. — Ты просто не помнишь это так ярко, но те, кто были в семьях в тот год, могли сказать сразу, что это было убийство. Не бывает таких совпадений.

— Лучиано в тот день убедили остаться, а не поехать с ними, — кивнул Казентино. — Он должен был оказаться в той машине изначально. Внезапно сменился их обычный водитель, ехать пришлось другим маршрутом, вторая машина с охраной отстала. В машине не было неисправностей, а полиция просто не смогла внятно объяснить причину взрыва. Там не было никаких сомнений.

Грейнджер подвинула девушке рядом кружку и замолчала.

— Он явно должен был увидеть то, как погибает его семья, — Пэнси тихо вздохнула. — А затем произошло падение, которого все ждали, и, похоже, в этом заключалась цель.

— А потом появилась ты, — с улыбкой добавил Казентино, поднимая глаза к Гермионе. — Дальше все знают историю.

Кроме разве что Сиены, но рассказывать ей сказку о принцессе, что попала к злому королю, совершенно не хотелось. Нет, она раз за разом возвращалась ко дню, который помнила слишком хорошо, пусть и не знала, как в будущем это будет важно. Тот взрыв гремел на весь город, пропустить его было сложно, он запустил цепочку событий, у которой до сих пор не было конца.

— Имя ты не знаешь? — резко спросила Грейнджер, чуть сужая глаза. Кейл качнул головой в отрицательном ответе. — Тогда добавим это к списку вопросов на сегодня.

— Ты же не всерьёз тогда это сказала, — он прозвучал угрожающе. — Это же самоубийство.

— Ты сделал мне фальшивые документы и дал оборотное, чтобы в итоге отговорить? — Гермиона не сдержала смешок, что вырвался у неё.

— Я думал, что Паркинсон здесь как раз для этого! — Казентино подался вперёд и тут же вспомнил о боли, которая пронеслась по его телу. — Чтобы дать тебе ответы!

Пэнси вскинула руку, заставляя их прервать ругань.

— Подождите, о чём идёт речь?

Сиена перевела на них взгляд, который отражал примерно тот же вопрос.

— Гермиона собралась к Хранителю, — прорычал он сквозь стиснутые зубы.

— Ты с ума сошла?! — девушка обернулась к ней, едва не пролив чай из кружки. — Грейнджер, это самоубийство! Нет никакой гарантии, что ты вообще выйдешь оттуда!

— Вы оба не понимаете, как много сейчас стоит на кону? — возразила она мгновенно.

— Он не даст тебе то, о чём ты просишь. А если и даст, не факт, что имя будет верным! — продолжала Пэнси. — Это слишком большой риск, и он того не стоит.

— А можно мне краткий экскурс в историю? — тихо попросила Сиена. — Кто такой Хранитель? Он — какое-то существо…?

— Нет, — Паркинсон вздохнула и закатила глаза от вида упрямой Гермионы перед собой. Её лицо смягчилось, когда она повернулась в сторону блондинки. — Он заключённый. В Азкабане. За что так до конца и неизвестно, возможно, для вида. Суть в том, что он знает ответы очень на многие вопросы, которые касаются мафии, но очень немногие рискуют прийти к нему за ними. Это опасно для жизни.

— Он попросит взамен тайну, которую ты носишь на сердце и никому никогда не призналась бы. Секрет, который он должен счесть достаточным, — сказала Гермиона за неё. — Он может касаться чего угодно, но это должно быть что-то по-настоящему важное для тебя.

— И много ценной информации можно так получить? — Сиена наклонила голову вбок.

— Он всё ещё смертный и знает лишь то, о чём слышит, а вот слышит он много, — Грейнджер пожала плечами. — Он может знать то, что мне нужно.

— В чём тогда риск, помимо секрета?

— Кроме того, что это мужик, что сидит последние два десятка за решёткой и может убить тебя там же? — Пэнси язвительно усмехнулась. — Он может попросить тебя о тайне твоего клана, он может попросить тебя о чём-то сугубо семейном. Что угодно, а потом неизвестно, кому это выложит. Соврать ему практически невозможно.

— Это считается нарушением сделки, — добавил Кейл. — Он обещает честность взамен на честность. Если он заметит, что ты лжёшь, он ответит полуправдой, а ты никогда не узнаешь, где именно неточность. В прошлом из-за этого были убиты многие люди, пока мафия не уяснила, что врать ему нельзя.

— А ещё Грейнджер всё ещё в розыске. Где Нотт, чёрт побери, чтобы вставить тебе мозги на место?

Гермионе нужно было немало усилий, чтобы не сорваться на грубость в ответ. Она сложила руки на груди, стараясь не закатить глаза.

— Он уехал договариваться с Малфоем об условии твоего освобождения. И да, прежде чем ты спросишь, легенда в том, что я держу тебя в плену. И да, Тео поддержал мою идею с Хранителем.

— Он казался мне умнее, — Казентино встал с места и кивнул на выход из дома. Очевидно, этот разговор должен был состояться только наедине, и Гермиона неохотно согласилась. Она была не в настроении слушать нотацию о своей безопасности или о семье, но сделала скидку лишь на то, что он ранен.

Когда яркое утреннее солнце ударило им в глаза, а двери захлопнулись, Кейл прислонился к ним спиной.

— Ты поступаешь неразумно, и я обязан это сказать. Хотя ты, конечно, меня не послушаешь.

— Это шанс узнать то, что мне необходимо. Мы застряли, Кейл, мы не можем сдвинуться с мёртвой точки, не знаем даже, где искать. То, что я спрошу, может многое изменить для всех нас.

— Мне просто не нравится, что туда идёшь ты, — со вздохом признался он.

— Больше некому. Тео на переговорах, ты ранен, а Сиену я туда не отправлю, — Гермиона дёрнула плечами и отвернулась от него, смотря на залитое светом поле. — Мне тоже не нравится мысль, что придётся своими ногами войти в Азкабан и пойти к нему.

— Ты в последнее время слишком падкая на поступки, которые тебе якобы не нравятся, — это равнодушное замечание заставило её обернуться.

— И что это должно означать?

— Мы оба знаем, о чём я говорю.

Она знала, но не хотела заводить этот разговор с ним. С кем угодно, только не в его присутствии, не наедине и вообще желательно никогда. Поэтому Гермиона свернула в тот ответ, который казался ей более безопасным — в молчание.

Его нарушил Казентино вновь.

— Что мы на самом деле делаем в этом доме?

— Это вопрос безопасности.

— Ложь, — отмахнулся он.

— Ты знаешь, как я ненавижу его, — Грейнджер не была уверена, что говорила о доме, у дверей которого они стояли. — Это не изменилось. Я бы не стала приезжать сюда без причины.

— Пора бы уже взглянуть правде в глаза, если ты собралась открывать её Хранителю.

— Перестань говорить загадками, — она прикрыла глаза на пару секунд. — Пожалуйста.

— Ты хоть раз задумывалась о том, что то, что ты чувствовала к нему, не являлось любовью? И что этот дом напоминает тебе об этом.

Гермиона задержала дыхание. Она не могла ответить на этот вопрос, не когда он стоял так, будто она пойдёт по лезвию ножа, если попробует. Её душу будто вывернули наизнанку, и это заставило всё внутри замереть.

— Он напоминает тебе о том, что он не был создан для тебя. Формально, да, но на самом деле он был для Доминики, для Нико. Не для тебя, Гермиона, как бы сильно тебе этого не хотелось.

— Чего ты хочешь этим добиться? — если бы слёзы ещё оставались, они бы собрались в уголках её глаз. Голос дрогнул, будто напоминая Кейлу о том, насколько больно слова шипами впивались в кожу.

— Чтобы ты наконец поняла, что твоя «любовь», — он мазнул пальцами в воздухе, рисуя кавычки, — была одержимостью и побегом от реальности. Ты схватилась за единственного, кто был для тебя тогда возможен, и несёшь это с собой до сих пор.

— Я не понимаю, — она действительно не понимала. Даже если её чувства к мужу были не здоровыми, даже если она сходила с ума от одной мысли когда-то, что он исчезнет, это перестало быть поводом для переживаний. Лучиано мёртв, ничто этого не изменит, а её чувства к нему перестали иметь ценность.

Он оттолкнулся от двери, чуть морщась от боли, и дёрнул ручку на себя.

— Если тебе захочется влюбиться ещё раз, помни, что ни одно из твоих чувств тебе не принадлежит. Не сейчас, когда ты разбита до основания. Ты закроешь одну рану другой, а потом появится ещё один дом, который ты возненавидишь.

Кейл открыл двери, завершая разговор, когда Гермиона вышла из оцепенения и прямо спросила:

— Ты говоришь это из ревности или из заботы?

Тон её голоса заставил его удивлённо взглянуть на неё, возможно, он был слишком холодным. Грейнджер чуть вскинула подбородок вверх, ожидая ответа, и лучше бы он ей понравился.

Он думал несколько секунд, может быть, разбираясь в причинах своих слов, а может быть подбирая правильные. В любом случае этим ожиданием Гермиона была рада воспользоваться, ища хоть один намёк на личные мотивы в его поведении. Разумеется, они были, они всегда были.

— Из заботы о семье, — наконец произнёс он. — Если это обернётся не так, как должно, то и закончится плохо. Для всех.

— Обернётся не так, как должно, это если я влюблюсь в Малфоя?

Кейл тяжело вздохнул, игнорируя её плотно сжатые губы.

— Да, Гермиона. Именно так. Не думал, что мне придётся объяснять тебе простые истины.

— Тогда тебе не о чем волноваться, — девушка наконец сдвинулась с места, прошла мимо него в приоткрытую дверь. Она сбавила свой голос до шёпота, угрожающе ледяного. — Я, кажется, предупреждала тебя не ставить под сомнение мою верность и готовность сделать всё ради семьи. Ты пользуешься моим расположением, и это даёт тебе право на многое, но не оскорблять меня в моём же доме. А того, что ты наговорил, более чем достаточно.

— Больше не повторится, Ваша Милость.

Её слова его задели.

Что ж, теперь они квиты. Стоило задуматься о том, как сильно он ранит её, до того, как он вывел сюда. Не каждую правду она хотела слышать, не о каждой просила. Некоторые вещи должны были быть похоронены в земле вместе с телом, и этот разговор был одним из таких. Гермиона вернулась назад к Паркинсон и Сиене, не говоря более ничего.

Как если бы один его образ приносил боль, она переключала своё внимание на кого угодно в комнате кроме Кейла. Даже если он понимал, попытки взять свои слова назад он не предпринял. А потом это стало неважно.

~*~

Её накрыла холодная волна тревожности. Стены тюрьмы казались непроницаемыми, словно они сами излучали отчаяние. Всё вокруг было в тёмных тонах, как если бы свет проиграл борьбу с этим местом много веков назад. Взгляд метался по коридорам, низким потолкам и железным решёткам.

С каждым шагом, который она делала, казалось, что воздух становился всё более насыщенным беспокойством. Дементоры плавали вокруг, и их присутствие было физически ощутимо. Кожа покрывалась мурашками, и сердце забилось сильнее, когда один из них приблизился. Недостаточно близко, чтобы захватить её душу, достаточно, чтобы заставить её задрожать.

Это было место, где время казалось остановившимся, а надежда была редким и ценным сокровищем. А Гермиона вошла в него так, будто оно ждало лишь её. Была ли здесь камера с номером, который предназначался ей?

Гимн теней играл на стенах тихими каплями воды, смешивающимися со стонами боли где-то вдалеке и её шагами по камням. Если бы на мир можно было взглянуть, когда тот будет уничтожен и покорён тьме, он выглядел бы так же, как Азкабан.

— Имя и цель визита, — резкий голос, пропитанный многолетней работой в этом месте, едва не вывел Гермиону из равновесия. Она сглотнула, стирая собственное имя из памяти.

— Одри Беннет. Я к заключённому под номером: пять восемь три два, — она дёрнула сумку на своём плече на секунду, а потом будто опомнилась и стянула её. Один из авроров проверял, пока Грейнджер протягивала в руки другому документы. — О моём визите должны были предупредить.

Мужчина с тёмными глазами скривил губы, затем закатил глаза и проверил документы.

— Цель визита, — настойчиво добавил он.

— Я — невеста его младшего брата. Хотела познакомиться с семьёй до… — Гермиона всеми силами возвращала себя к той неуверенной девушке, которой наверняка было бы ужасно страшно появиться в таком месте. — До свадьбы. В Министерстве сказали, что это возможно.

Мерзкий звук, что он издал языком, породил в ней желание ударить его по лицу. Пришлось сдержаться и пройти довольно унизительную проверку на любые предметы, которые можно было бы использовать для освобождения заключённого. Отдав свою волшебную палочку, Гермиона наконец последовала за аврором.

Её шаги реяли тишиной, глухим эхом отражаясь от каменных стен. Лестницы, по которым она поднималась, казались бесконечными, как будто бы они вели в самую глубь ада, хотя вроде и заставляли её идти вверх.

Звуки, доносившиеся откуда-то издалека, были неясны и мрачны. Визг железа и какие-то загадочные шепоты сливались в одну ужасающую симфонию. Дыхание замерзало в лёгких.

На повороте лестницы её взгляд упал на узкий проём в стене, за которым разместился коридор, а она увидела призрачные тени заключённых, медленно прокрадывающихся вперёд и бессмысленно шепчущих что-то себе под нос. Они были как призраки, лишённые своей былой личности, стёртые и навсегда потерянные в собственных страданиях. Было тяжело помнить о том, что они — преступники, когда они смотрели так.

Пустой взгляд, в котором не мелькало ни надежды, ни желания жить, лишь одно — жажда свободы, которая переходила в сумасшествие.

Аврор вёл Гермиону глубже в этот кошмар, и каждый новый шаг приближал её к тому, чего она боялась больше всего — встрече с Хранителем в этом жутком месте. Холод внутри неё усиливался, словно тьма начала внедряться в её душу снова, но совсем не та горячая яростная сила. Она чувствовала, как её собственные страхи превращались в реальность.

— Стойте здесь, — простой приказ заставил её замереть и отступить подальше от решёток к стене. Здесь не было отдельных комнат, а от того становилось ещё более жутко, каждый одержимый шёпот разносился эхом, и крик боли наверняка разлетался также.

Она не думала, что её сможет напугать подобное место, ужасов в жизни было предостаточно. А сейчас у неё не было даже палочки, чтобы защититься, и ей становилось по-настоящему страшно за себя.

Как только Аврор ушёл в сторону одной из камер, а его шаги растворились в пустоте, стало действительно не по себе.

Тёмная фигура дементора пролетела над пролётом слева от неё, Грейнджер сильнее прижалась к холодному камню, надеясь остаться незамеченной. Глупость. Он знал о её присутствии так хорошо, что это приводило в ужас. Страж обернулся лишь на мгновение, решая, стоит ли она его внимания. Его призрачная рука поднялась, и холод начал медленно окутывать Гермиону, но тут же опустилась, а фигура направилась дальше.

Тихий выдох застрял в горле, так и не сорвавшись с губ.

— Эй, — Аврор вернулся незаметно для неё, махнул палочкой с Люмосом перед глазами. — Вы идёте?

— Да. Да, конечно, — Грейнджер прочистила горло и оттолкнулась от стены, чтобы пойти за ним. Они продолжили путь через ряды открытых камер. Если Боги существовали, в ту секунду Гермиона была благодарна им за то, что ни один из заключённых не попробовал подобраться к ней.

— У вас будет двадцать минут. Больше не положено, — Аврор подвёл её к камере, что стояла дальше остальных. Вокруг красовались пустые клетки, под потолком мигал крошечный огонёк мутного света. — Я зайду за вами, когда время выйдет.

От такой формулировки по позвоночнику пробежалось ледяное чувство, Гермиона заставила себя кивнуть и после его приглашения прошла вперёд. Решётка впереди была покрыта сгустками тьмы, словно она сама наведалась сюда, чтобы обвить металл своими пальцами. Прямо напротив стоял стул, одна его ножка была короче других, и обстановка не внушала никакого чувства безопасности.

Пэнси в её голове напомнила, что по ту сторону сидит не просто мужчина, а опасный преступник, который двадцать лет провёл в тюрьме, о которой слагали легенды. Гермиона собрала в себе последние капли самообладания, подходя ближе.

— Должен сказать, что это довольно оригинальный способ попасть сюда, — голос по ту сторону с насмешкой протянул всего-то несколько слов, а ей уже хотелось бежать. Она села на стул, закидывая ногу на ногу, надеясь не выдать своего истинного желания исчезнуть из этого места. — Мой брат не женится.

— С чего вы взяли? — полюбопытствовала Гермиона, наклоняя голову. — За столько лет многое могло измениться.

— Ты крайне непохожа на того, кого выбрал бы мой брат, — она слышала улыбку, а затем увидела её сама, когда мужчина вышагнул из тени и оказался возле решётки. Он просунул руки меж прутьев, приближаясь так близко, как мог.

— Почему же?

— Ты — девушка, — закончил он, обводя губы языком. Тюрьма, а может быть прожитые годы сделали из него человека, которого чаще всего представляют школьники, когда им рассказывают об ужасах, творящихся в Азкабане. Длинные грязные чёрные волосы обрамляли лицо, впалые щёки и острые скулы рисовали те самые истории о пытках, дополняясь бледной кожей и совершенно безумным взглядом. — Так кто же ты?

Неприкрытый интерес, сквозивший в его голосе, не заставил её ответить на вопрос. Гермиона осталась непреклонна, даже не шевельнувшись. Хранитель улыбнулся.

— Пусть будет по-твоему. Зачем ты здесь?

— Хочу поговорить о смерти Люциуса Малфоя.

— Прошли годы с тех пор, как я слышал это имя, — он отошёл в тень и появился вновь, теперь уже прижавшись к стене. Гермиона с трудом могла вспомнить, слышала ли она его шаги, пока он перемещался по камере и садился на пол. Блеклый свет прочертил тонкую полосу поперёк его лица. — Позволишь поугадывать? — вопрос был скорее формальным, не дожидаясь ответа, он продолжил с мечтательной, безумной, улыбкой. — Ты либо новоиспечённая Миссис Малфой, которой хочется узнать о судьбе свёкра. Либо, что вероятнее, миссис Каррера, которой очень хочется узнать, убил ли его твой муж.

Она знала, что не сможет скрывать от него ответ, и всё равно промолчала. Этого ему оказалось достаточно, чтобы пробежаться по её фигуре своим взглядом, что ощущался как туман, касающийся кожи.

— Значит вот, какая ты. Та самая умная женщина, что поставила Лучиано на колени.

Гермиона перекинула другую ногу, чуть выпрямила спину.

— Я бы не стала рисковать, появляясь здесь в своём облике.

— Я только что назвал тебя умной. Не выставляй же дураком меня, — веселье сменилось секундным раздражением. — Я говорю не о внешности, миссис Каррера. Совсем не о ней.

Посторонний, чужой крик, заполненный чистым ужасом, пронёсся, ударяясь о стены. Гермиона крепче сжала пальцы на ткани платья и приказала себе не оборачиваться.

— Лучиано или мёртв, или не в своём уме, раз позволил тебе прийти.

— Или не знает, — парировала она. — До вас подозрительно плохо доходят новости.

— Я ведь смертный, — он чуть дёрнул плечами. — Не всевидящий Бог. То, что мне говорят, я слушаю, а то, что не говорят, не знаю. Не каждый рискнёт прийти на это место и спросить то, о чём хочет, а значит и не расскажет нового. Давно я не видел гостей.

Последнее слово Хранитель прошипел особенно ярко. Гости предполагают, что они смогут уйти. Гермиона сомневалась в этом с каждой секундой всё сильнее.

— Люди неосторожны в своих тайнах и словах, нередко это губит их. Нередко делает больно, — он откинул голову назад, поднимая взгляд в потолок. Словно там светились звезды, которых он не видел целую вечность. — Иногда заставляет идти ко мне. Но время кончается, я старею…

— Разве это так?

— Время течёт здесь для нас совсем иначе. Ты не поймёшь, пока не попробуешь. И мы умираем, стареем. Нет лекарства от старости, нет эликсира бессмертия. Магии, что возвращала бы молодость. А разум, разум теряется навечно.

Его слова одновременно имели смысл, а вместе с тем были будто набором букв, сложенных в предложения. Будь Грейнджер в любой другой ситуации, она бы мотнула головой, стряхивая наваждение, переспросила бы. Но не в этот раз.

— Хотела бы жить вечно, миссис Каррера?

— Я здесь не для разговора по душам, — Гермиона оборвала его довольно резко, на что Хранитель не отреагировал ответной грубостью.

— Ты здесь за ответами, конечно, — он оскалился и резко приблизился, обхватывая пальцами металл. Его голова почти неестественно наклонилась на бок. — Все приходят за ними, все с ними уходят. Но ты не получишь того, что хочешь, не сможешь дать того, что мне нужно.

— Почему?

— Такие как ты, — он ткнул в неё пальцем, а по ощущениям в самое сердце, кандалы ударились о каменный пол, — как открытая книга для тех, кого любишь. Все тайны им доступны, а я хочу то, что ты не сказала бы никому. Никогда. Поэтому, девочка, поговори со стариком, пока ещё можешь, может и услышишь что-нибудь полезное.

Его намёк, потерянный среди остального, едва не ускользнул. Гермиона приподняла бровь, но кивнула, не совсем понимая, как она сможет добиться ответов, что были ей нужны. Она вспомнила о вопросе, что прозвучал до этого.

— Вечная жизнь скучна.

— Непра-а-а-вда, — Хранитель приподнял голову, позволяя свету касаться глаз. — В ней может быть столько интересного. Многие пытались, один был ближе всех. Он собирал дары и тех, кому верил, эта вера его и погубила.

Волан-де-морт. Гермиона не слышала его упоминания так давно, что от одного имени вспыхнул вкус пепла на языке.

— Многие его соратники оказались здесь, заточенные в собственные страхи. О, дементоры кровожадны до страхов, они знают, какие из них самые жуткие, какие сведут с ума, и достают те постепенно. Не позволяя окончательно забыться. Они никогда не позволят тебе понять, что это — лишь их игра.

Хранитель вернулся к своей стене, его мнимый покой не нарушал ни крик, ни звон цепей, ни шёпот дементоров в коридорах. Для него эта музыка была почти привычной, а вот гостья — совсем нет, от того каждый его взгляд был прикован к ней.

— Они любят смотреть, как мы становимся одержимы тем, чем хочется им. Их ненависть питает нас, и однажды она переполняет, как кровь чашу. А потом капает, — пальцами он ударил по решётке. — Капает, — ещё раз. — И капает.

— Его убили Пожиратели, не так ли? — загадки были надоедливыми, Гермиона ненавидела их с самого детства. Хранитель медленно кивнул.

— Твоему мужу было предначертано быть здесь когда-то. Пока Судьба не переписала главу с его именем. Имени, что тебе нужно, никогда в ней не было.

— Почему его сын считает иначе?

— Он — мальчишка, разве важно, что он думает?

Может быть, Хранителю и нет, но для Гермионы это играло роль.

— Месть погубила его отца, месть погубит и его. Она похожа на болезнь, а ты, — он снова потянулся к Гермионе, — уже знаешь, какая она.

Дыхание замерло.

— Вы знаете о проклятье?

— Дай мне руку, — его пальцы шевельнулись, будто разгоняя тьму. Она опустила взгляд неуверенно. Кажется, это не было вопросом, скорее приказом. Интерес боролся с чувством самосохранения.

Гермиона вложила свою ладонь в его, покрытую грязью и мозолями, и Хранитель дёрнул её вперёд. Знакомое ощущение внутри всколыхнулось само собой, просыпаясь языками пламени.

— Это древнее проклятье, — улыбка спала с его лица, глаза бегали по красным зрачкам Грейнджер. — Женщины твоей семьи несут его много лет, получая вместе с кольцом. Не каждой суждено его проявить, а тех, кто подавил, не встречалось веками. Жажда мести его кормит, боль, страдания, ярость, ненависть. Они захватят тебя, если не остановишься. Станешь той, кто не знает ни любви, ни дружбы.

— Сколько? — нервно выдохнула она.

— Недолго осталось. Луна окрасится кровью в день, когда твой рассудок затопит гнев, если не прекратишь.

— Чтобы остановить войну, мне нужна правда, — она открыла свою душу перед ним, вышла из-за стены, за которой пряталась, и мольба прозвучала в дрожащем голосе. — Мне нужно знать, кто стоял за всем.

— У меня нет для тебя имени, — Хранитель покачал головой. В его честность почему-то хотелось верить. — Никто не делился со мной тайной, о которой ты просишь. Но если всё правда, твой муж мёртв, а наследник Малфоя ведёт войну…

— Его жена мертва. Мой муж. Члены наших семей, — прервала его Гермиона. — На их запястьях были руны.

— Руны? — мужчина отстранился, но не скрылся, поглаживая свой подбородок. — Я знал лишь одного человека, кто пользовался ими в мафии. И лишь однажды о нём меня спросил тот, чью фамилию ты носишь.

— Лучиано был здесь? — её брови взлетели вверх. Хранитель кивнул.

— Потому я и знаю, что он не пустил бы тебя сюда. Он обещал мне, что ни один секрет его семьи не прозвучит в этих стенах.

Секрета и не было. Гермиона ничего толком не сказала, она лишь стояла на коленях у камеры, умоляя помочь. Если Лучиано был здесь, она была права, смерть его жены была важной, она была не просто строчкой в истории их жизни.

— То, о чём ты думаешь — верно. Но невозможно, — он покачал головой. — Ты не найдёшь его, не достанешь, не убьёшь. Не отомстишь.

— Я готова рискнуть.

— Ради мести? Или ради окончания войны?

Она не задумалась ни на секунду, сильнее сжимая пальцами прутья.

— И ради того, и ради другого. Ради спокойствия моей семьи, ради моих людей. Я хочу этого. Остановить войну, остановиться самой. Ради себя.

Хранитель изучал её некоторое время, принимая решение, которое должен был. Он думал, говорить ей или нет, и это сомнение было нескрываемым. Распахнув ему свою душу, она поступила также с ним, и пусть он был всего лишь заключённым в стенах среди преступников, слышал и слушал, он был не просто человеком.

— Ищи в истории, — наконец сказал он и отшагнул назад. — Ищи в книгах, ищи то имя, что стёрто отовсюду. Ищи там, где не стала бы в здравом уме. Он похож на тебя, он живёт своей местью, что кормилась годами, десятилетиями.

Это не было именем, но это было зацепкой. Гермиона благодарно выдохнула, опуская голову вниз. Лоб обожгло льдом. Аврор приближался за её спиной, и тогда она поняла, что время действительно протекало по-другому. Прошла будто целая вечность, но в одно мгновение и их шанс утёк сквозь пальцы, как песок в часах.

— Почему? — было её единственным вопросом.

— Честность в обмен на честность, — ответил ей Хранитель, чей образ разместился у дальней стены. — Ты сказала мне то, что не произнесла словами. Этого мне достаточно.

— Мисс Беннет, — аврор позвал её, а Гермиона продолжала смотреть на тёмную фигуру в паре метров от неё.

— Миссис Каррера, — прошептал он одними губами, растягивая их в улыбке.

~*~

Она нуждалась в виски, а ещё больше в том, чтобы ворваться домой и перевернуть вверх дном библиотеку. Где она могла бы искать, будучи в здравом уме? Какая история пряталась бы от её внимания, пока она не обратится к ней в самых больных фантазиях? Что за страницы хранили эту тайну?

Свитки лежали у её ног, страницы того, что было в их убежище, шелестели между пальцев. Всё было не тем и не там. Он сказал ей «живёт своей местью, что кормилась десятилетиями». Кто мог бы жить, одержимый лишь жаждой вернуть отобранное?

Голова шла кругом. Всё перемешивалось: имена, события, ответы, вопросы. В мире будто перестало быть хоть что-то постоянное.

Ей были слишком нужны ответы.

Имя, что стёрто отовсюду.

Вся история мафии была в книгах и записях, она составлялась не чужими силами, а магией. Как могло имя просто исчезнуть, никогда не попав на страницы? Гермиона отложила очередной том и бросилась обратно к стопке других.

Мысли цеплялись одна за другую, ответ был где-то совсем рядом. Так близко, что ей нужно было лишь дотянуться до верной полки. Но весь мир вдруг стал бесконечным хранилищем книг в безликих обложках.

Руны, убийства, месть, проклятье, Люциус, Пожиратели.

— Чёрт! — она гневно отбросила от себя очередной свиток, эхо подхватило её голос.

— Гермиона! — в этом хаосе из мыслей Кейл казался почти ненастоящим, будто иллюзия настигла её. Мерлин, она бы хотела, чтобы это был призрак Лучиано, что дал бы ей все ответы, а не принёс новые загадки. Может быть, ей стоило найти воскрешающий камень, что был утерян в лесу, чтобы спросить. У Амелии, кто стоял за её убийством. У мужа, кого убил он. — Гермиона!

Она только сейчас заметила, что Казентино пытался обратить на себя её внимание. Чёрт, она ведь просидела здесь с тех пор, как вернулась и не нашла их дома. Ей нужно было всё им рассказать.

— Прости, я просто… — Гермиона набрала в лёгкие воздуха и отставила всё от себя. — Слишком много мыслей в голове.

— Разберёшься с ними позже, — отмахнулась Пэнси, обходя Казентино. На её лице было написано яркое беспокойство, и остальное действительно отошло на второй план. На лицах всех их: у Кейла, у Сиены, у Пэнси…

— Что случилось?

— Тео не вернулся, — отозвался Кейл.

Гермиона нахмурилась и дёрнула уголком губ. Она не понимала причину паники и расслабленно откинулась назад на диване. Ей определённо точно нужен был виски сегодня вечером, и она не курила уже целую вечность, мозг начинал сходить с ума.

— И в чём проблема? Значит, нашли, о чём поговорить.

— Нет, Грейнджер, ты не понимаешь, — настаивала Паркинсон. — Малфой должен был поехать сегодня вечером на закрытый приём к Маркусу. И он там. А Тео — нет.

Укол сомнения коснулся где-то внутри, всё ещё недостаточно сильный, чтобы её напугать. Грейнджер выгнула бровь, ожидая продолжения. Или её разум был недостаточно трезв, чтобы оценивать информацию, или в самом деле они видели опасность там, где её не было. В конце концов, Гермиона отправила его туда не в одиночестве, и так просто её охрану было не обмануть, так в чём тогда дело?

— Малфой всё ещё рвёт и мечет, и он явно не собирается идти на договор. Он пришёл просить Маркуса о помощи.

— Это точно известно?

— Только что встречались с теми, кто находится там, — Сиена кивнула, сводя брови. Ей всё это не нравилось, а в последнее время именно её интуиция часто подсказывала, что что-то было не так. Гермиона опустила голову вниз, закрывая лицо ладонями.

Это ведь Тео. Малфой не мог причинить ему боль, не после всего, что произошло. Использовать его для того, кого можно было бы обменять… Грейнджер верила в его благоразумие, и зря. Она оступилась, забыв о том, насколько он был нестабилен. Они оба, на самом деле.

— Сукин сын…

Как же ей это надоело. Как она в самом деле устала и не соврала Тео ни в едином слове. Все её силы заканчивались. Теперь, когда Люциуса убивал не Лучиано, когда Малфой не приложил руку к смерти её мужа. Мерлин, как глупо всё это было. Вся их вражда и война, унёсшая столькие жизни. Какой во всём этом был смысл теперь?

Ей стоило не начинать всё это гораздо раньше. Сейчас пора было остановиться. Хранитель прав, эта война погубит её полностью. Гермиона не была готова потерять себя в этой агонии, в которой жил её рассудок, пока ещё нет.

Она вытащила портключ из кармана и кивнула Пэнси.

— Пойдёшь со мной. Ты просила о перемирии…

Паркинсон заметно заинтересовалась, чуть склоняясь вперёд.

— Ты его получишь.