Из всех людей в мире, которые могли прийти на помощь сегодня, её благословением оказался Малфой, и Гермиона никак не могла решить, хорошо это или плохо. Она надеялась на кого-то другого, Кейла или Сиену, к примеру, но не могла рассчитывать, что они действительно появятся здесь. Встреча, на которую она приехала, была внезапной и ещё более внезапно прервалась.

Она смотрела на шокированные лица обоих — и Блейза, и Драко — пока они пытались найти хоть единое подтверждение, что действительно видели её перед собой. Гермионе было больно двигаться. Заклинание задело её как раз в тот момент, когда она убегала, и если бы не эта маленькая оплошность, её бы уже и след простыл.

Но ранение вытягивало все силы и не давало ей обернуться вновь. Она постаралась дважды кивнуть, всматриваясь в глаза Малфоя так, будто могла передать ему свои мысли, чтобы он наконец осознал. Вообще-то, Гермиона планировала сохранить этот секрет. Похоже, у Вселенной были на неё свои планы.

— Грейнджер — анимаг? Что, нахуй, происходит? — Блейз сел рядом, всё ещё неприлично долго рассматривая её. Особенно хвост, которым ей хотелось ударить его по лицу.

— Как ты здесь вообще оказалась? — Малфой тоже обрёл дар речи. Гермиона могла только надеяться, что вся глупость заданного им вопроса отразилась в её уставшем взгляде. Действительно, как она оказалась под столом в кабинете Маркуса Флинта, ведь было так много вариантов.

Лишь бы он не решил, что она приехала на свидание к Флинту, это будет самый идиотский вывод, в котором она не сможет разубедить его ещё в течение нескольких дней.

— Нам пора убираться отсюда. Авроры будут с минуты на минуту, — Забини встал с места и подошёл к окнам, чтобы убедиться, что их путь к отступлению всё ещё открыт.

Драко наклонился сильнее, забрал книгу и уложил ту на стол.

— Здесь есть какой-нибудь сейф, который нам имеет смысл вскрыть?

К сожалению, был, но каким чудом ей удастся показать его местоположение, Гермиона даже не представляла. Он скрывался за определённой последовательностью нажатия по книгам на стеллаже, а ей с каждой секундой становилось всё труднее сохранять сознание.

Она положила голову на обе лапы перед ней, умоляюще взглянула на него, мысленно прося лишь о том, чтобы они скорее вышли отсюда. Всё, что они могли забрать у Флинта — они могли забрать позже. Не когда у Грейнджер была вполне настоящая перспектива умереть на ковре у самого мерзкого из её знакомых.

— К чёрту. Вернёмся позже. Пожалуйста, только не спорь, — он сказал это, а затем подтянул её к себе, тут же вынуждая Гермиону зашипеть от пронзившей боли. — Прости. Позаботимся об этом, когда вернёмся.

Было бы прекрасно.

Драко поднял её на руки, позволяя устроиться так, чтобы на рану не было никакого давления, и передал книгу Забини. Гермиона уткнулась носом в изгиб его локтя, закрыла глаза и постаралась дышать так глубоко, как могла, чтобы случайно не укусить его в приступе боли.

Пуля в плечо не так давно была серьёзнее, но и этого хватало, чтобы пожелать смерти тому, кто отправил в неё заклинание. Слава Мерлину, его убили до того, как он успел кому-то рассказать о белой лисице, вбегающей в комнату.

Малфой сбегал по лестнице быстро, но аккуратно, чтобы случайно не причинить ей ещё больше страданий, чем у неё было на данный момент.

Ей всё равно хотелось его укусить за то, что именно он оказался тем, кто нёс её на руках к машине. Из всех людей на свете… Может быть, ей не стоило жаловаться.

— Казентино искал тебя. Маркус после ареста сдал местоположение твоего поместья. А ещё — хранитель мёртв.

Ничего, кроме рычания, сказать она не могла. Хранитель был мёртв. А значит, их план провален, и единственное, на что они могли рассчитывать, так это на первый вариант. И только в том случае, что Лизавета позволит им использовать заклинание с риском, что условие подойдёт.

А Флинт как был крысой, так и остался, Гермиона даже не была удивлена. Ночь почти спрятала их среди разрушенных остатков когда-то живого, но очень безвкусного особняка, пока Драко и Блейз шли к машине.

— Сиена заверила меня, что твой дом в Лондоне в безопасности.

Сиена? А она что забыла на территории у Малфоя? И каким образом Кейл это допустил?

— Я был удивлён, если хочешь знать. Она быстро освоилась.

Гермиона планировала сделать её своим следующим консильери, если Сиена ей это позволит. Потому что она была потрясающей, и стоило прислушиваться к её словам гораздо чаще, а ещё кроме неё у Каррера не было никого. Больше всего она надеялась, что Скьяретта останется, а не уедет, когда истечёт срок их договора.

Она пискнула что-то невразумительное в ответ, а Малфой почему-то усмехнулся. Не прошло и минуты, как они оказались в машине, отъезжая подальше от дома. За их спинами едва ли не сразу послышались хлопки трансгрессии, ведь, в отличие от простых смертных, аврорам на заданиях было позволено пользоваться ей.

— Как раз вовремя, — выдохнул Блейз.

— Ты как? — вопрос был направлен Гермионе, которая, закрыв глаза, весьма удобно устроилась, пачкая кровью белую рубашку Драко. Она чуть мотнула головой и прижалась ей к его груди. Ей хотелось уснуть и больше никогда не просыпаться в ту секунду. — Даже если ты потеряешь сознание, я не стану использовать это против тебя.

Об этом Гермиона не подумала, но теперь решительно распахнула глаза и прикусила ткань его рукава, оттягивая ту на себя.

— По-моему, ты зря это сказал, — тихо рассмеялся Забини.

— Да, похоже на то, — Драко посмотрел на неё в своей изучающей манере, склонив голову на бок. — Лиса. Никогда бы не подумал, что её хитрость обернётся в анимагическую форму.

— Как думаешь, совпадение, что я видел одну возле нашего пентхауса в день, когда Астория и Лира проводили время внизу?

Малфой поднял брови, а вот Грейнджер демонстративно отвернулась под его откровенную улыбку.

— Сильно сомневаюсь. Хитрый лисёнок…

В этот раз она не стала сопротивляться своему желанию укусить его так сильно, как могла в своём состоянии. На него это не подействовало нисколько, Драко засмеялся, пальцами осторожно поглаживая её по голове.

— Ты маленький жулик, Каррера. Не советую так обращаться с тем, кто вытащил тебя из лап авроров. Буквально.

В его словах был смысл, но не настолько, чтобы Грейнджер успокоилась. Всего несколько дней, и она выскажет ему всё, что думала сейчас о нём. Она надеялась, что он позвонит Кейлу, и тот заберёт её домой, чтобы позаботиться, и, кажется, очень зря. Малфой воспользуется каждым шансом на то, чтобы напомнить ей о спасении её жизни.

Чем больше она думала, тем тяжелее становилось держать голову и мысли. Драко осторожно осмотрел рану, вырвав из её груди лишь тихий рык, а затем всё, что было вокруг, поплыло в очертаниях. Гермиона упорно старалась ухватиться за тонкую линию собственного сознания, всеми своими силами не теряясь во сне без сновидений. Но он захватил её целиком и больше не отпускал, как бы она ни сопротивлялась.

~*~

Последние несколько часов её постоянно окружали голоса. Столько шума было вокруг, в котором она едва различала чужие разговоры. Как будто кто-то включил ей белый шум прямо в голове и не собирался ничего с этим делать. Боль то приходила, то бесследно исчезала.

Из всего, что ей удалось распознать, особенно ярко Грейнджер помнила голоса Малфоя, Блейза и Пэнси в этом смешении.

— Отлично, теперь у нас есть маленькая Каррера… и мы никак не собираемся использовать это преимущество? — Забини звучал недовольно и удивлённо, а Гермионе хотелось зарычать на него. Её голова лежала на её лапах, боль проходилась по рёбрам с каждым дыханием.

— Чтобы она потом обернулась и отрезала тебе обе руки за то, что ты вообще к ней прикоснулся? — Паркинсон усмехнулась. — Нет, спасибо.

— Сообщите Казентино. Он захочет приехать, — мрачно попросил Драко.

— Но ты хочешь оставить её здесь? — Пэнси теперь звучала не менее удивлённой.

— Пока что да. Лучше, если они все будут тут, сможем обсудить все вопросы, как только она очнётся. Тем более, может быть, Казентино прояснит ситуацию.

Он зашипел, по-видимому касаясь какой-то из своих ран.

— Никогда бы не подумал, что лисы так больно кусаются.

— Не ной. Она укусила тебя всего трижды, — посторонний, очень холодный и резкий женский голос был Гермионе не знаком, и она была почти уверена, что, даже сквозь пелену небытия, повернула уши в его сторону. — Это вдвое меньше, чем меня.

— Долго она проведёт в таком состоянии?

— Неизвестно. Никогда не лечила животных, возможно, что…

Дальнейший разговор снова расплылся в шуме, заглушённый и потерянный вплоть до обрывков слов. По крайней мере Гермиона узнала, что её раны были залечены, и она была в относительной безопасности. Пока что это было меньшим, что ей было нужно, и она смогла уснуть вновь, наблюдая сон с очень далёким воспоминанием из детства.

~*~

Было бы славно иметь в своей голове часы, чтобы осознавать, сколько времени прошло и сколько дней Гермиона провела в теле лисы без возможности стать обратно человеком. Казалось, что она потеряла слишком много времени из-за незначительной причины, когда каждая минута была на счету, и вместо того, чтобы заниматься планами и расстановкой сил — отсыпалась в доме у Малфоя под действием зелий и заклинаний.

Грейнджер поморщила нос и с трудом осознала, что её голова покоится на чьих-то коленях, пока пальцы пробегаются по шерсти, задевая ногтями кожу. Тут же растаяв, она едва не потянулась за этим ощущением вновь. Следом обрушился звук. Разговор. Ссора, если быть точнее.

— Она — моя Кампанья, чёрт подери, Сиена! — Кейл откровенно кричал с какого-то из углов комнаты. — Я всегда буду ставить её превыше всего, что есть в моей жизни, потому что таков контракт, когда ты становишься частью могущественной семьи. Она от меня и не ждёт меньшего.

Скьяретта, на коленях которой Гермиона и лежала, вдруг замерла и гневно фыркнула в ответ.

— То есть твои слова Малфою были вызваны исключительно заботой о её жизни и семье, никак не ревностью? Никак не тем, что все знают, вас связывало?!

Какие ещё слова Малфою? Когда и как Кейл успел переговорить с ним, и о чём?

— Гермиона давно дала мне понять, что у неё чувства ко мне отсутствуют. К чему этот разговор? Чтобы обвинить меня в том, что я забочусь и переживаю о той, кого знаю последние пять-шесть лет?! Я буду переживать о ней ещё столько, сколько проживу на этом свете, потому что это моя работа!

— Тогда не смей рассказывать мне о том, как тебе не всё равно на меня и на мои чувства. Очевидно, что тебе плевать.

— Мне НЕ плевать! — он сдвинулся с места, и стул или кресло скрипнуло по полу. — Что ты хочешь от меня услышать?

— Хоть что-нибудь, что не будет включать имя Гермионы, когда мы обсуждаем тебя и меня! — Сиена вспылила, Грейнджер почувствовала, как подскочил её пульс и сбилось дыхание. Её движения по спине лисы не прекратились и даже не изменились, оставаясь такими же нежными. — Хорошо, у вас есть история, я понимаю. И моё уважение и забота о ней безграничны, но я хочу хоть чего-то настоящего, а не только твою верность ей. Я хочу быть хотя бы на шаг выше в твоей лестнице приоритетов!

— Ты так высоко, как можешь быть, — мрачно отозвался Кейл.

— Дай угадаю. Потому что она приказала тебе поставить меня так высоко?

Гермиона почувствовала, что она была в состоянии вмешаться. Резко дёрнув головой в тот момент, как ладонь Сиены прошлась между её ушей, она распахнула глаза и ещё мгновение вглядывалась в мутную картинку перед собой.

— Гермиона? — Скьяретта замерла, похоже приковывая к ней свой взгляд. — Слышишь меня?

Она пока ещё не потеряла слух, к сожалению. Гермиона повернула голову так, чтобы посмотреть на неё, и уткнулась носом ей в ключицу на секунду, давая положительный ответ, а затем услышала тихий выдох облегчения.

— Как ты? — тихо спросил Кейл, осторожно подбирая тон каждой своей фразы. Грейнджер боялась спрашивать и думать о том, что только что услышала, и, честно говоря, не слишком-то собиралась.

Её тело было перебинтовано поперёк там, где всё ещё резала приглушённая боль при каждом движении, и сквозь белоснежную ткань проступали крохотные капли крови. Она внимательно осмотрела всё это, затем лапой осторожно дотронулась и тут же зашипела. Не стоило этого делать.

— На тебя не подействовало ни одно зелье. Похоже придётся поправляться обычным способом, — мягко сказала Сиена, как будто мгновение назад не кричала на второго человека в этой комнате.

— Схожу за Малфоем, — Казентино встал с места, обошёл их, и только на выходе обернулся на Гермиону, кивнув ей с улыбкой.

— Дафна сейчас пытается найти что-нибудь из зелий, которые могут тебя вылечить.

Она вернулась? Так скоро?

Скьяретта снова вернулась к тем потрясающим движениям по спине Гермионы, которые были ей так нужны. Словно лисёнка, она, улыбнувшись, почесала её за ушком, наслаждаясь тихим непроизвольным урчанием в ответ.

— Полагаю, ты слышала часть разговора, да?

Грейнджер не собиралась врать и кивнула.

Послышался тихий вздох, который она почувствовала каждой клеточкой своего тела. Осторожно приподнявшись, Гермиона полностью перелезла Сиене на колени и свернулась клубочком.

— Я просто… я хочу чего-то настоящего. Чего-то такого, что он чувствует, когда говорит о тебе, и мне стыдно, что эта зависть не в первый раз приводит к… этому. Я не должна осуждать его за то, что он чувствует, но я не могу забыть об этом.

Она вряд ли скажет это Грейнджер ещё раз и вряд ли когда-либо поднимет эту тему вновь. Хотелось уверить её, что Кейл — человек верности, тот, кто никогда не пойдёт на предательство или измену, но эти слова были бы бесполезны. Она понимала, что именно Сиена имела в виду.

Было невозможно соперничать с другой женщиной в голове того, кто тебе небезразличен. Она ведь существовала в воспоминаниях и чувствах, а те не стирались бесследно, и это приносило то мерзкое чувство ревности, казавшееся столь неправильным.

У Гермионы не было совета, даже если бы она могла его произнести вслух.

— Он заботится обо мне лишь потому, что я здесь и ты попросила его об этом.

Грейнджер резко мотнула головой, посмотрела Сиене в глаза так, будто это бы перенесло мысли из её головы ей. Это было совершенно не так. Кейл делал больше, чем Гермиона когда-либо просила, но была лишь одна вещь, которую ни она, ни Лучиано никогда не могли от него требовать — чувствовать то, чего он не хотел, или не чувствовать того, что было ему необходимо. Каррера закрывали его от других, от самих себя, навязывали и манипулировали, и никогда Казентино не делал шаг от того, кем являлся. Сколько бы времени ни проходило.

Если он заботился о Сиене, заботился, а не только следил за её безопасностью и благополучием, значит он этого хотел. Ничего не могло этого изменить.

— Вижу, ты очнулась, — Драко вальяжно зашёл в комнату, как будто всё вокруг принадлежало ему. А так и было, и Гермионе захотелось закатить глаза. — На случай, если тебе любопытно, прошло два дня.

И теперь ей был необходим краткий экскурс о том, что произошло за это время. Как минимум почему Гринграсс оказалась дома, помогая ей выздороветь, вместо попытки справиться с собственными эмоциями от смерти сестры. Что Флинт успел сдать под пытками авроров и какие передвижения заметили у Реджины?

Тео…

Он пробежался напоминанием по краю сознания, отбирая необходимый кислород из лёгких. Всего мгновение назад она думала лишь о том, что происходило, а теперь картинка с его лицом встала у неё перед глазами. Словно он будет тем, кто сейчас войдёт в комнату следующим, по-доброму смеясь над её положением.

Малфой оперся о стену, сложил руки на груди и явно не собирался посвящать её в каждый из прошедших сорока восьми часов. На секунду он прищурился, затем усмехнулся и добавил:

— В виде лисы ты мне нравишься больше. Сразу становишься такой тихой.

Грейнджер зашипела и дёрнулась в руках Сиены в его сторону. Если ему хотелось получить ещё один укус, она будет только рада оставить следы своих клыков где-нибудь на его шее.

— Выдохни. Ничего смертельного не произошло, разве что Лизавета не слишком довольна смертью Хранителя. Новость о Маркусе быстро разошлась, и все кланы в безопасности, насколько мне известно, новых арестов не было.

— Паркинсон сказала что-нибудь о вашем соглашении и заклинании? — Сиена выразила вопрос, крутившийся на кончике языка самой Гермионы.

— Если ты думаешь, что моя мать способна пойти на сделку лишь потому, что основной план провалился, Скьяретта, ты сильно ошибаешься, — Пэнси проскользнула в комнату и сразу упала на кровать. — Привет, Грейнджер.

Она тоже дотронулась до особенно чувствительных ушей и широко улыбнулась, хотя её глаза светились теми же искорками отчаяния, что были видны последние дни.

— Ты такая пушистая.

Гермиона чувствовала себя экспонатом в музее.

— Она сказала, что, пока мы не найдём вариант, она не готова делиться этой информацией, — снова включился в разговор Драко, игнорируя свою Соту. — Блейз и Пэнси искали в архивах, но пока что следов этого заклинания нет.

— На неё не подействовал уговор с сейфом Поттеров? — Кейл остался стоять в дверях.

— Недостаточная мотивация, очевидно. Она не слишком доверяет Гермионе в этом вопросе. К слову об этом, — Малфой наклонил голову в сторону. — Как ты собиралась это сделать?

Грейнджер фыркнула, а Паркинсон тихо рассмеялась.

— Она, конечно, ответит тебе. В красках сейчас распишет все свои идеи.

— Не язви, — одёрнул её Малфой. — Я должен привыкнуть к этой её версии, которая слишком много молчит.

— Ещё одно такое замечание, Малфой, и я перестану сдерживать её. Вполне вероятно, что на тебе появится ещё парочка следов от укусов, — добавила Сиена, а Гермиона одобрительно потёрлась о её ладонь. — Видишь?

— Как она вообще стала анимагом? Это связано с её жуткими глазами? — вопрос был направлен скорее Казентино, притихшему и вслушивающемуся во всё происходящее.

— Нет, — он перевёл взгляд на Гермиону, и она позволила ему рассказать эту часть истории. Раз уж теперь они не были врагами. — Во время войны она шпионила для Ордена, и они решили, что форма животного будет менее привлекающей внимание. Вряд ли кто-то мог знать, что она обернётся весьма заметной белоснежной лисой.

— У неё получилось незаметно проскользнуть посреди, Мерлин, центра Лондона!

— Психология, Драко, — напомнила Пэнси. — Люди идут мимо, не обращая внимания как раз в толпе. Хотела бы я посмотреть на лицо Астории, когда она её увидела.

Она никогда не видела, ни в тот день, ни в какой другой. Гермиона резко притихла, а вместе с ней и все остальные. Как будто само имя было призраком, напоминающим даже не об одном человеке, а об обоих сразу. Однажды это пройдёт, или в это только хотелось верить.

— Лира будет в восторге, — Драко усмехнулся с той же тоской и посмотрел в пол.

Её Гермионе очень хотелось увидеть, может, немного позже, когда она будет готова к тому, что её будут тянуть за хвост и уши. Маленькая Малфой явно оценит и то и другое, с её очевидной любовью к изучению мира вокруг. Мерлин, сколько же в ней наверняка будет от Тео, с его сарказмом и чувством юмора, и от Астории, с её благородством и манерами . Она однозначно унаследует их любовь к мирному решению любых вопросов.

— Очевидно, нам придётся подождать, пока ты вернёшься. Не могу договариваться с Лизаветой без твоего участия, — он оттолкнулся от стены и сделал шаг вперёд. Гермиона посмотрела на него, но никак не отреагировала, здесь не было повода для обсуждения. — Всё, дайте ей отдохнуть.

Малфой раздражённо взмахнул рукой, на что улыбнулась уже Сиена, снова пропуская шерсть между пальцев. Пэнси отказалась сдвигаться с места.

— Не видела анимагов целую вечность. Салазар, Грейнджер, я завидую! Хочу знать, как это работает, может, и мне стоит попробовать?

— Хочешь случайно обернуться ящерицей или каким-нибудь жуком? — Малфой получил мягкой подушкой прямо по лицу.

— Обернусь твоим ночным кошмаром!

— Зато мы знаем, что Флинт точно обернулся бы крысой, будь он анимагом, — тихо пошутил Кейл, и комната наполнилась смехом. Таким непривычным и неподходящим. Стены дома словно не слышали его долгое время, покрывшись тонкой паутиной отчаяния, которая теперь начала опадать вниз. Всего лишь на долю секунды, но этого хватило для появления крошечного лучика света.

Даже Гермиона успокоилась, снова потянувшись за лаской к двум девушкам, рядом с которыми находилась. Казентино осмотрел троицу на кровати, а секундой позже скрылся в коридоре. Сиена проводила его взглядом, обещающим разговор позже, а Грейнджер понадеялась, что он будет не в её присутствии.

Что бы ни происходило, она не имела никакого права быть частью этой истории. Её имени между ними и так было достаточно.

Драко проследил за тем, с каким восторгом и Сиена, и Пэнси суетятся вокруг лисы, а секундой позже его позвали с первого этажа. И хотя у Гермионы был миллион вопросов, она не могла их задать, а потому позволила себе не думать об этом ещё несколько часов или дней. Тем более когда острые ногти Пэнси легко царапали её по шее и здравый смысл исчезал.

~*~

Горе отвратительно в своей сути. Оно коварно и непредсказуемо. На самом деле, самое худшее, что было в смерти человека, это не его покой, а то, насколько его потерю переживали другие. Как внезапно боль забиралась под рёбра и скребла своими когтями по всему, до чего могла дотянуться, причиняя страдания. Она не предупреждала о том, что собиралась прийти и напомнить обо всём, что случилось совсем недавно.

В одну секунду Гермиона сидела с обеими девушками, про себя тихо смеясь над их попыткой поговорить друг с другом, а в другую…

Это обрушивалось волной, и остановить своё желание вернуться назад, снова увидеть его улыбку, снова рассказать ему, как прошёл день, пройтись с ним по саду, Грейнджер была не в состоянии. Такова была реальность боли. Она заключалась в том, что та приходила и уходила независимо от желания, вырывая, выдёргивая из повседневности, и напоминая, что они всё ещё были живы. А от этого не становилось ни на секунду легче.

Как будто ледяной дождь падал сверху, проникал под кожу, в самую душу, и замораживал там всё внутри, оставляя лишь хрупкое замёрзшее сердце, запирая под коркой все чувства. Один шаг, неправильное слово или воспоминание — и весь лёд дробился, чтобы отпустить наружу каждую спрятанную эмоцию.

Музыка, звучащая в молчании…

Гермиона сбежала на открытый балкон, позволяя холодному ветру трепать свою шерсть. В конце концов её формой была арктическая лиса, и на улице было нисколько не холодно. Свернувшись калачиком, она осталась там под взором звёзд, смотрящих сверху.

За что?

В чём она была так виновата?

Чем провинился Тео? А Астория? А Лира, едва родившаяся на свет?

Каждый шаг — шаг во тьму. Где-то горел фонарь надежды, но его свет лишь едва разгонял темноту, не оставляя никакой веры в лучшее будущее. Впереди была лишь борьба с неизвестностью, и Гермионе придётся идти сквозь неё без трёх людей, держащих для неё когда-то свечи.

Она была уверена, что справится, но чем больше дней проходило, тем меньше было этой уверенности.

— Тебе не холодно здесь сидеть? — Малфой проскользнул к ней на балкон, обнимая себя за плечи. Вдали от города ветер превращался в настоящую бурю, и близилась ещё одна дождливая ночь.

Холодно было, но не из-за погоды.

Гермиона мотнула головой и снова прижалась к земле так, будто он смог бы не заметить белое пушистое пятно на своём полу. Он думал о том же, что и она? Боялся ли он, что больше никогда не увидит во снах их обоих, не сможет вспомнить, как ощущалось их прикосновение?

Ей не хотелось думать о том, что Драко такой же, как и она, но раз за разом она к этому возвращалась. Снова и снова, пока разум не сходил с ума от этого сочувствия, которое она не должна была к нему испытывать. Малфой был фигурой, к которой она испытывала что угодно, кроме сострадания, а теперь, смотря, как постепенно он разрушает самого себя, ей всё чаще приходило в голову, что он не был ужасным человеком. Теперь, когда они выяснили, что он не стоял за смертями её мужа и подруги, Драко казался тем же мальчиком, который хотел отомстить за семью, а вместо этого потерял жену и лучшего друга.

И как можно было винить его за всё, что он сделал?

Особенно когда он садился рядом, накрывая её своим пиджаком, оставаясь в одной рубашке на холодном полу. Гермиона подняла к нему голову, задавая немой вопрос, а он только пожал плечами.

— Пусть будет моим наказанием.

Замёрзнуть насмерть — ужасный способ помочь кому-то вокруг себя.

Она намеренно сильно ткнулась в его ладонь и попыталась сбросить с себя ткань, приносившую внезапное тепло, но Малфой ей не позволил. Он медленно очертил линию пальцами по её шее, касание напомнило ей то, как бархат ощущался на коже.

— Я должен ненавидеть тебя согласно всем законам и правилам, — тихо начал он, не убирая своих рук от неё. — А я не могу. Я пытаюсь. И не могу. Причём уже давно.

Целый мир лежал на его плечах, опущенных вниз, пока Гермиона внимательно рассматривала его. Драко улыбнулся уголком губ, отвернулся от неё, и тепло его ладони пропало.

— Ты сделала многое, чтобы стать моим врагом, Гермиона. Я убивал людей за меньшее в сторону моей семьи, а теперь ты сидишь на моём балконе под моей защитой, пока твои люди бродят в стенах моего дома. Я должен был отомстить тебе, а не привести нас сюда.

Она могла видеть, насколько каждое слово разрывает его душу внутри и как оно достигает тех уголков её мыслей, о которых она предпочитала забывать. Она причинила ему гораздо больше боли, чем он ей, а сожаление не должно было течь по её венам. Они должны ненавидеть друг друга так же сильно, как любили тех, кого потеряли из-за этой ненависти.

— Раз ты не можешь ответить, то я скажу, потому что твой ответ мне и не нужен, — Драко сложил руки перед собой на согнутых коленях, закрыл глаза. — Я не мог ненавидеть женщину, которая так искренне скорбела по своему мужу. Мерлин, Грейнджер, с первого же дня! Эти слёзы были настоящими, и я это знал. И всё, что ты делала дальше, приводило меня к тому, что я думал об этом. Как поступил бы я? Что я бы делал на твоём месте?

Он сделал глубокий вдох и приглушённо рассмеялся.

— Ты сломала меня на похоронах Тори. Не в церкви, — Малфой мотнул головой, как бы отрицая возникшую в её голове мысль. — У могилы Каррера. Раз и навсегда я запомнил то, как ты стояла почти на коленях там, будто он был единственным, кто когда-либо тебя волновал. И как я должен ненавидеть, если знаю, что все твои действия — моя вина и ошибка?

Остановись. Мерлин, Драко, остановись.

Пока её сердце не сделало этого, не выдержав каждого слова. Гермиона сорвалась с места, подавив рычание от боли, задевая хвостом его руку, перебираясь к нему на колени, лишь бы только он замолчал. Ещё одно слово — и она не выдержит.

Она для него будто и не существовала.

— Я больше не могу делать вид, что это не так.

Гермиона уставилась на него, надеясь, что в её глазах он прочтёт всё, что ей было нужно. Она упёрлась лапами в его грудь, и пока каждая крупинка боли перетекала к ней, а слова въедались в память, он продолжал смотреть в ответ.

— Неприятно слышать правду, не так ли? — лёгкая усмешка тронула его губы. Гермиона щёлкнула зубами прямо у его носа. — Ты знаешь, что эти слова относятся и к тебе, только с другими сроками.

Она не собиралась в этом признаваться даже самой себе.

— Когда захочешь поделиться — сообщишь, — Малфой бесцеремонно обвил свою руку вокруг неё так, чтобы снова не задеть перевязку, и встал вместе с ней с пола, как раз когда первые капли начали падать с неба. Грейнджер не стала жалеть его и больно вонзила клыки в его ладонь в качестве мести.

~*~

Его терпение было на исходе. Малфой метался из стороны в сторону в поисках хоть единой зацепки, как выкурить Реджину и убить его на месте. Он даже не будет утруждать себя долгими пытками, ему нужно было просто увидеть, как стремительно свет гаснет в его глазах. Месть Драко будет очень быстрой и нисколько не изощрённой, если только он найдёт способ добраться до Франческо.

Но, как бы странно ни было признавать, ему нужна была Грейнджер и её блестящие планы и идеи. Когда его люди не справлялись, она умела переворачивать всё так, как было выгодно, и, может быть, в этот раз их это спасёт.

Драко только что зашёл домой и стянул пальто, оставляя его в прихожей. Прошло три дня с тех пор, как он последний раз пытался разговаривать с Каррера, и закончилось это ничем. С лисами было невозможно говорить о чём-либо. Кейл на вопрос «есть какой-нибудь переводчик с лисьего?» лишь рассмеялся и продолжил копать под единственного человека, который, как они знали, замешан в этой истории.

Несколько дней с тех пор, как Дафна, похожая на собственный призрак, была где-то поблизости, помогая Сиене и Пэнси найти заклинание, о котором упоминала Гермиона. И ещё больше с тех пор, как Тео не стало, и жизнь окончательно и бесповоротно изменилась. Пока Лира была в безопасности, Драко мог ненадолго сбегать от этого кошмара, которым стало его существование.

Флинт продолжал слишком много говорить. А крыса была не найдена.

Малфой поднялся вверх по ступенькам, едва не сбил с дороги очень торопящуюся в библиотеку эльфийку и даже не успел извиниться, как она исчезла. Он надеялся услышать какие-нибудь результаты позже, уже, вероятнее, утром, когда луна скроется из виду. Голосов слышно не было, и Драко решил, что с него на сегодня хватит.

Гринграсс сказала, что ещё несколько дней, и Грейнджер вернётся в своё стандартное состояние. Пару часов назад, когда Драко уходил, он наблюдал белую лису, фыркающую рядом с Лирой, что громко смеялась над каждым движением. Несмотря на то, что Гермионе оттянули все уши и хвост, она продолжала резвиться на мягкой постели рядом с младшей Малфой.

Младшей Нотт…

Лишь один пункт из многих, что Драко никогда себе не простит.

Ему хотелось бы влезть в голову Гринграсс, в голову к Грейнджер, спросить у каждой из них, как они дышат и открывают глаза по утрам, и даже если Малфой знал ответ, этого казалось недостаточно. Время не могло вылечить то, как ему было паршиво.

Он подошёл к одной из дверей, которая вела в когда-то принадлежащую ему спальню. Этот дом строился как один из тех, что отец бы подарил Нарциссе, но он не успел, а Драко никогда не рисковал приезжать сюда раньше. Небольшой дом снаружи оказался настоящим замком внутри с десятком, если не сотней, комнат. Спальня, которая должна была стать его, внезапно стала той, что Гринграсс выбрала для лечения Гермионы.

И так белоснежная лиса поселилась в его постели, не желая оттуда выбираться и не задаваясь вопросом о принадлежности комнат. Драко было откровенно всё равно.

Дверь оказалась незаперта, а возмущений с той стороны не последовало, так что он осторожно толкнул её и остановился.

На кровати, укутанная в плед поверх обнажённой кожи, спала девушка. Её знакомые черты лица казались совершенно чужими в лунном свете, пока кудри рассыпались по подушке слишком хаотично для её вечно собранного образа. Гермиона казалась… не собой. Ненастоящей.

Он невольно остался, пробегаясь глазами по каждой крошечной детали. В этом было что-то жуткое, и в то же время Драко не смог заставить себя сдвинуться с места.

Впервые в жизни он видел её такой умиротворённой и спокойной. Все тревоги остались позади, её брови не были нахмуренными, она не сжимала кулаками простыни. Просто спала, может быть, даже без сновидений. После того, как много дней она провела в теле лисы, её организм должен был быть вымотанным. Она не светилась яростью, гневом или болью, просто была, а Малфой никогда не задумывался, что она умела быть такой.

Он едва ли видел улыбку этой женщины, настоящую, или слышал её смех. Насмешки, колкости, сарказм — этого в его воспоминаниях о Каррера было сполна. Сейчас она была просто Гермионой, без фамилии мужа, без мафии за плечами.

И она спала в его кровати так, будто эта комната и дом были самыми безопасными местами во всём мире. Драко был не в состоянии уложить это в голове и осмыслить должным образом. Недели две назад они бы попытались убить друг друга, а теперь она доверяла ему, потому что внезапно делила ту же боль, что и он.

На самом деле нет. Грейнджер никогда не поймёт, каково это — иметь лучшего друга, а затем потерять его, как часть своей семьи, а позже и как человека. Её боль была несравнима с его, но он позволит ей считать иначе. Ему вдруг захотелось услышать, как она смеётся, когда над ней не висит тень Лучиано, Амелии, Тео или Астории. Когда она не думает о том, что её близкие могут погибнуть. Когда не пытается убить самого Драко.

На её щеках появились бы небольшие ямочки? А появляются ли на них веснушки по весне, которые она прячет?

Глаза метнулись к шрамам, неприкрытым ничем сейчас. Рисунок из ужасающих белых линий, который она то прятала, то открывала вновь. Когда-то Драко думал, откуда они, и строил теории, теперь — хотел спросить. На боку виднелся рисунок чернил, уходящий за границу бинтов и пледа. Он и не подозревал, что она, как и он, носит на себе татуировки.

На его руках, спине, там, где было не видно, если не раздеваться, скрывались по цветку на каждую из важнейших женщин его семьи. Змея обвивала предплечье там, где остался шрам от попытки избавиться от чёрной метки. Волк на плече с луной выше. И сломанное дьявольское крыло там, где было легче всего ударить его в спину.

А какие секреты хранила Гермиона, чтобы запечатлеть их на собственной коже?

Он ни разу не спрашивал о чёрных розах. Не спрашивал так много, о чём теперь хотел знать и что раньше казалось чем-то неважным. В конце концов, зачем знать детали и жизнь человека, которого он пытался убить?

Сейчас была бы идеальная возможность. Палочка лежала в его кармане, и можно было всего лишь вытащить её, произнести одно заклинание. Но Драко только слушал её ровное дыхание и думал о том, как многое могло бы случиться по-другому.

Возможно, где-то в другой жизни Люциус прожил счастливую жизнь после освобождения из Азкабана под руку со своей женой. Нотт-Старший никогда не заключал клятву. Драко не женился на женщине, которую не любил. У Тео и Астории всё получилось, и их дочь выросла в полной семье.

Где-то по ту сторону жена и сын Лучиано Каррера никогда не погибали в автокатастрофе, Кейл никогда не заходил в тот бар, Гермиона Грейнджер не соглашалась на сделку с Гарри. Амелия и Сиена Скьяретта уехали в Италию.

Гермиона никогда не становилась хозяйкой сада чёрных роз.

Может, история заимела бы ещё одно ответвление, но почему-то Драко казалось, что конец всегда был один, и пока что они ещё не знали, каким он будет. Одно он знал точно — девочка со светлыми волосами и карими глазами будет жить, и они сделают для этого что угодно. Даже Грейнджер, которая стала частью его клятвы родителям Лиры.

Её тихий стон выдернул его из тех остатков благоразумия, что ещё были в его голове, чтобы размышлять обо всём. Гермиона сжала пальцами простынь с такой силой, что та рисковала порваться, и уткнулась в подушку, срываясь на крик, надрывающий горло.

Драко тут же подорвался к ней.

Его не беспокоило, кого она разбудит в ночи, лишь то, как она кричала. Словно снова и снова где-то там во сне ей заново вскрывали все зажившие раны ножом, пропитанным ядом, и Гермиона не могла выбраться из этой ловушки. Он дёрнул её за плечо, всё ещё стараясь не навредить ране, и встряхнул.

— Гермиона! Эй, — он попытался усадить её на месте, чтобы разбудить. — Ты не там.

Где бы она, чёрт возьми, не находилась.

— Грейнджер!

Она распахнула свои алые, залитые кровью глаза и взглянула на него с такой яростью внутри, что это вернуло его на несколько недель назад. В ней светилось желание убить и, похоже, его, потому что он оказался первым, кого она увидела.

Несколько секунд Гермиона лишь вглядывалась, затем попыталась вырваться из его хватки, не понимая, где находится. Она была сильнее, чем он предполагал. Туман застилал её сознание, не позволяя вырваться из пут недавнего кошмара, пока руки Малфоя пытались удержать её на месте.

— Блять. Гермиона, ты в безопасности. Здесь никого нет, кто мог бы навредить тебе, — он ещё раз встряхнул её, а затем заключил лицо в ладони. Прикосновение такой нежности заставило её замереть. Драко медленно очертил две одинаковые линии по её скулам и повторил. — Ты в безопасности.

Красный ещё оставался поверх её глаз, но где-то за ним мелькнуло сознание.

— Драко? — шёпот прорвался сквозь хрипоту голоса.

Она впервые назвала его по имени.

Его совершенно не волновало то, что Гермиона сидела перед ним обнажённая. Всё, о чём он мог думать и куда всматриваться — её красные глаза, одновременно гипнотизирующие и пугающие.

— Ты в безопасности, — вновь повторил он. — Я не сделаю тебе больно.

— Я ударила тебя? — Драко будет ошибаться, если скажет, что услышал… сожаление?

— Не в первый раз, — попытка пошутить, перемешанная с улыбкой, получилась отвратительной и окончательно уничтожила любой намёк на красный в её зрачках, оставив только намёк на подступающие слёзы. Малфой провёл по её коже ещё раз. — Ты в порядке?

Она мотнула головой, опустила взгляд. Её тоже нисколько не волновало даже отсутствие попытки прикрыться. Драко был тем, кто поднялся с места и подошёл к шкафу, который Пэнси наполнила одеждой на первое время после возвращения привычной Грейнджер.

Она всё ещё молчала, даже когда Малфой накинул халат на её плечи, скрывая шрамы. А затем слёзы хлынули вниз по щекам, окончательно его уничтожая.

— Посмотри на меня, — он слишком часто встречался с плачущими женщинами и до сих пор не знал, что с ними делать. Засунув её руки в рукава, Драко завязал шёлковый пояс на её талии. — Гермиона.

Она подняла голову, но так и продолжала молчать. Он ведь напоминал ей человека, который раньше успокаивал её от кошмаров, не так ли? Грейнджер ожидала, что Драко не будет тем, кто её разбудит, вот почему её тон звучал таким удивлённым.

— Пойдём. Бокал хорошего вина тебе не повредит.

Сначала она спит в его постели, а затем он ведёт её на кухню наливать бокал вина. С этим днём однозначно что-то было не так, и спал точно Драко. Гермиона с лёгкостью взяла его руку и пошла следом, будто так было всегда.

— Мне жаль, — прошептала она на лестнице, вдруг останавливаясь. Он развернулся. — Я должна извиниться за всю боль, которую причинила тебе. И я говорю не о Тео, не об Астории, а о выстреле, и Пэнси, и том дне в поместье. Я…

— Остановись.

— Ты не единственный, кому позволено говорить вещи, которые мы не хотели бы слышать друг от друга, — отрезала Гермиона в собственной манере, пусть и надломленным голосом. — Я прошу прощения за все случаи, когда физически ранила тебя.

Малфой нахмурился, его взгляд опустился туда, где под тонкой тканью прятались её белые полосы.

— Тебе снился тот день? Поэтому ты извиняешься?

Она вдруг моргнула так, словно он ударил её по лицу словами, и больше ничего не сказала. Извинения были приняты, он никогда не злился на те дни, хотя, пожалуй, должен был. Похоже оба сошлись на том, что он сам был виновником тех травм, и никто иной. Драко из раза в раз провоцировал её, и как он мог ждать иного?

Домовиков они не беспокоили, Малфой предпочёл привычному виски тот же бокал с вином, пододвинул его в сторону Гермионы, стоящей у барной стойки с разбитым видом. Пока он старался переосмыслить всё, что услышал, она покачивала жидкость, смотря, как та обволакивает стекло.

Минуты тянулись как часы, тишина не превращалась в зловещую, а лишь существовала отголоском давнего кошмара, не решающегося наброситься на них из-за угла.

Тихий вздох спустя какое-то время вернул к ней внимание Малфоя.

— Это случилось после того, как меня раскрыли. Я провела в подвалах нашего же поместья недели, а может даже месяцы, пока они вырезали по линии на каждую ложь, что я произносила, иногда поверх заживших, иногда новые. Я соврала восемьдесят три раза. И лишь один раз сказала правду. Поэтому к полосам на коже прибавилась ещё одна металлическая вокруг пальца.

Драко уставился на неё, почти отшатнувшись назад. Он не мог произнести ни слова.

Жестокость в мафии была разной, и, как сказала сама Гермиона много месяцев назад, иногда он и не хотел бы знать, какой она была по отношению к «чужим» людям. Сам Малфой тоже был далеко не милосердным человеком, в его подвалах бывали вещи и похуже. Но этот уровень пытки был похож на тот, что он никогда не смог бы применить к ней. К какому угодно мужчине, только не к ней.

Блять…

Как Казентино это допустил?

— Когда мне снится тот день, я думаю, почему вообще любила человека, что со мной это сделал, — продолжила она, — и чем чаще после его смерти это случается, тем дальше ускользает ответ.

Он не мог не вернуться воспоминаниями в тот день, когда она лежала на полу Мэнора, пока Беллатриса выписывала слова на её предплечье и пытала её Круциатусом. Гермиона не могла не думать о том же. Подвал, тёмные стены, полное одиночество, спасения ждать было неоткуда.

— И Поттер всё ещё не сожалеет? — Драко задал тот же вопрос, что и в первый день, когда услышал о Гермионе вновь.

Она усмехнулась, по щеке в его воображении пошла трещина там, где слишком часто в прошлом проливались слёзы, и фарфор слишком истончился.

— Он считает, что поступил правильно, а я шла на риск, о котором знала. Я не могу сказать, прав он или нет. Ещё один вопрос, ответ на который я давно потеряла.

Ему казалось, что он парализован. От гнева, ужаса, непонимания и шока. Больше всего от того, как именно Гермиона говорила о том, что случилось, и как возвращалась в своих кошмарах в самые ужасные дни своей жизни.

— Да, Драко, поэтому я извиняюсь. Мне стоило поклясться, что я никогда не поступлю так ни с кем, но мафия разрушает любую человечность, которая в тебе ещё есть, — она улыбнулась ему уголком губ. — Я хотя бы могу пообещать тебе, как сделала с Асторией, Лирой и Пэнси. Больше никаких выстрелов и ударов, пока мы не станем снова врагами.

Потребовалась минута, чтобы он нашёл нужный ответ среди хаоса различных вариантов.

— Я подпишу то соглашение. Даже если остальные не согласятся и мы не найдём способ его ограничить.

— И ты готов навсегда связать себя с моей семьёй?

— У меня нет детей и вряд ли будут, Пэнси получит клан после моей смерти, — он залпом осушил свой бокал и убрал его в сторону. — Захочет ли она в этом участвовать, я не знаю, но я на твоей стороне. Пока мы не расправимся с этим.

— Что значит, захочет ли? — резко прервал их посторонний голос из коридора, за мгновение до того, как Гермиона произнесла благодарность, показавшуюся в чертах её лица. Паркинсон, очевидно, даже не ложившаяся спать, нарушила их хрупкий покой и вошла в кухню. — Это не обсуждается. Пока Реджина не будет мёртв, я готова на что угодно. Более того…

Сиена и Дафна вошли за ней следом с книгой в руках. Скьяретта торжественно протянула, обращаясь к Грейнджер.

— Мы нашли его. И знаем, как привести в действие, ограничив по сроку, и даже как скрыть это от остальных.