Голова раскалывалась так, будто последние несколько часов по ней неустанно били битой для квиддича или чем-то потяжелее. Сознание постепенно возвращалось, но каждое ощущение приносило за собой все эти мерзкие чувства заново. Драко медленно открыл глаза, чувствуя, как веки тяжелеют, словно налитые свинцом. Мрак вокруг него постепенно уступал место неясным очертаниям.

Перед глазами плавали разноцветные пятна, и он попытался приподняться, но тут же почувствовал, как невыносимая боль пронзила его тело. Казалось, что каждая клеточка существа протестует против любого движения.

Вокруг царила гнетущая тишина, прерываемая лишь звуками его собственного прерывистого дыхания. Драко заставил себя вдохнуть глубже, чтобы унять панический страх, грозящий захлестнуть его с головой.

Он попытался поднять руку, но почувствовал верёвки, крепко обвивающие запястья. Вокруг не было ничего знакомого. Оставалось лишь догадываться, где они находились, но, по крайней мере, они были живы, и это было не подземелье какого-то дома.

— Пэнси, — прохрипел он, всеми силами удерживая голову в прямом положении.

Сколько времени он провёл в таком состоянии?

Взгляд медленно сфокусировался на мрачном помещении, где не было ни одного знакомого предмета. Тусклое освещение исходило от ламп, прикреплённых к стенам. В воздухе пахло влажностью, смешиваясь с лёгким ароматом гари.

— Пэнси! — Драко крикнул громче, игнорируя протесты своего тела.

Наконец он услышал тихий стон где-то справа от себя и, повернув голову, заметил движение в скрытом тенями углу.

— Чёрт, — простонала она, наклоняясь вперед. — Где мы?

— Понятия не имею, — он все ещё едва мог её видеть, но заметил, как она зашевелилась, волосы упали вниз. Пэнси медленно подняла голову, её глаза даже в полумраке сверкнули растерянностью и болью.

Блять.

Они могли пробыть здесь в лучшем случае часы, если не сутки. Гермиона была где-то там, привязанная к стулу или к чему похуже, и что с ней происходило — одному Дьяволу было известно. И семье Ди Кристина.

— Что случилось? — Паркинсон дёрнулась вперёд, сдвигая ножки стула, к которому и была привязана. Пара сантиметров — и она оказалась на свету, Малфой пробежался глазами по её бледному лицу, хмуря брови. — Я помню только тот звук и…

— Самая защищённая, блять, территория, и так глупо попасться, — гневно выплюнул Драко и повторил движение Пэнси.

— Так что произошло?

— Был тот звук, потом взрыв, — Малфой дёрнул плечом. — Сразу, как только ты сказала про дом.

Они не успели сообщить эту информацию кому-либо. Им хватило бы минуты, чтобы выбежать на улицу и поехать в ту сторону, но даже Блейзу они не успели передать догадку. Добрался ли он вообще? Понял ли, что случилось? Или был где-то в этом же помещении?

Где были Казентино и Сиена сейчас? Сколько времени прошло?

Жива ли ещё Гермиона?

Мозг норовил расколоться пополам от поступающей паники, захватывающей горло и останавливающей биение сердца. Беспомощность никогда прежде так не сковывала лёгкие.

Он ненавидел каждую секунду своего существования в этом бессилии с такой силой, что это казалось настоящим огнём в груди. Если Гермиона так ощущала проклятье, теперь он прекрасно понимал желание им воспользоваться даже против него.

— Она жива, — отозвалась Паркинсон, заметив его взгляд. — А паника не поможет нам вырвать Реджине сердце.

— Справедливо, — Драко выдохнул, на секунду закрывая глаза, и распахнул их вновь, чтобы пробежаться по пространству. Что-то должно было помочь, и внимание зацепилось за лампу с едва горящим светом.

— Ты думаешь о том же, о чём и я?

— Да.

Малфой упёрся ногами в пол и резко сдвинул стул назад, ближе к полке. Его смущало то, что шум, который они здесь создавали своими действиями и разговорами, до сих пор не привлёк ничьё внимание. Но пока это время ещё было, его нужно было использовать.

— Ещё пара сантиметров, — подсказала Пэнси.

— Это не так-то просто, — он усмехнулся и откинулся на спинку стула вновь. — Никогда бы не подумал, что окажусь в такой ситуации.

— Поверь, страдающий после выстрела в колено, ты выглядел намного более жалко, чем сейчас, — она поддержала его настроение, лишь бы и самой не возвращаться к мыслям, насколько близки к реальной опасности те, кто им дорог.

— Умеешь поддержать, — его колено наконец столкнулось с ножкой стола. Драко ударил по ней один раз, ещё раз, трижды, пока лампа не пошатнулась. — Давай, чёрт подери.

После ещё двух ударов она наконец-то упала с края прямо на пол с громким звуком. Источник света погас, но стекло разлетелось в разные стороны, в том числе и в сторону Паркинсон.

— Дотянешься?

— Не уверена, — она подтащила каблуком один из крупных осколков к себе, но как поднять его с пола до сих пор не понимала. Падать на пол в такой ситуации было бы худшим решением, учитывая стекло в ногах и наверняка чьё-нибудь присутствие на этаже под ними. — Если ты будешь достаточно близко, я смогу передать его тебе.

— Салазар… — Драко злостно выругался себе под нос и повторил каждое из своих действий, пока не оказался в непосредственной близости от Паркинсон.

Она смогла зацепить носками своих туфель часть стекла и поднять ноги достаточно, чтобы обернувшийся Драко перехватил его между пальцев.

— Развернись.

— Что? — она едва не подавилась воздухом, и Малфой был почти уверен, что её брови взлетели вверх, хоть и не мог её видеть.

— Если кто-то уйдёт отсюда первым, это будешь ты.

— Нет, — она отрезала это столь резко и с таким явным непониманием в голосе. — Я твоя подчинённая, Малфой, я не стану спасать свою жизнь ценой твоей.

— Хотя бы раз, — прорычал он, — не спорь и просто выполни грёбаный приказ.

Пока она разворачивалась на месте, скрипя ножками по полу, Драко перехватил осколок в своей руке так, чтобы передать его наиболее безопасным способом и пояснил:

— Я нужен ему больше, чем ты. За мной отправят погоню, а пока я здесь, ты успеешь выбраться.

Едва её ладони коснулись кончиков его пальцев, Малфой почувствовал ощутимую дрожь. Осторожно прошёлся пальцами свободной руки по её костяшкам.

— Я буду в порядке, а ты успеешь предупредить остальных. Вытащите Каррера, она придумает, что делать дальше.

— Это нечестно, — только и бросила Пэнси, забирая у него стекло и тут же начиная тереть острую часть о верёвку.

Осколок медленно, но уверенно ослаблял натяжение. Боль в её запястьях становилась невыносимой, кровь сочилась из мелких порезов, но она не останавливалась, считая секунды до чьего-либо вторжения. Каждая из них была на счету и каждая могла стать последней.

Прошла вечность, прежде чем Пэнси со стоном смогла вытащить одну руку и тут же вторую, наконец сбрасывая верёвки вниз. Кровь стекала по её пальцам вниз, и она полностью это проигнорировала, вставая с места, бросаясь к Драко.

— Не смей, — он дёрнулся на месте. — Уходи. Сейчас.

— Я так сильно хочу тебя ударить, — она оказалась перед ним, смотря сверху вниз.

— Я тоже тебя люблю, — Драко смог подарить ей лёгкую улыбку. — Какой здесь этаж?

Паркинсон оставила осколок в его руках, подбегая к окну.

— Второй.

— Свет внизу горит?

— Нет, ничего такого, — как можно тише она постаралась дёрнуть ручку окна на себя и потянуть её, чтобы высунуться. — Чёрт, да. С другой стороны здания.

— Карниз, подоконник или плющ по стене есть? — Малфой принялся за дело в попытке разрезать свои верёвки, не теряя времени.

— Да, думаю, я смогу спуститься, — послышался стук, с которым её туфли ударились о пол. — Не вижу охраны вокруг дома.

— Если ты её не видишь, не значит, что её там нет.

— Слишком просто, — согласилась она, — Никто не пришёл на шум, да и кто вообще связывает врагов верёвкой только по запястьям.

Реджина был игроком, делающим ставки на самые неудачные числа, и в то же время всегда остававшимся в выигрыше. Он давал время одному из них уйти, словно наблюдая эксперимент, кто из них согласится на жертву, а кто возьмёт на себя вечное чувство вины, сбежав.

Ему не нужны были оба. Драко прекрасно знал, кто должен остаться в этой комнате на самом деле, а потому медлить не было и смысла.

— Как только выберешься за границу — трансгрессируй в любое место, угони машину в конце концов, что угодно, только доберись до укрытия, — его приказ перемешался с мольбой в голосе, и он замер, поднимая к ней голову. — Так быстро, как сможешь.

— Не умирай.

Таким оказалось их прощание на часы, дни, а, может, и недели. Она просто смахнула непрошеные и ненужные сейчас слёзы и посмотрела вниз, оценивая степень повреждений, если бы пришлось падать. С грацией чёрной кошки в ночи Пэнси села на подоконник, свесила ноги и, даже не оборачиваясь, исчезла из его поля зрения.

Драко оставалось сильнее прижать стекло к верёвкам и коже, чтобы как можно скорее освободить себя. У него ушло не меньше времени, и не меньше шрамов останется на запястьях, так что к моменту, как ему удалось подбежать к раскрытому окну и вглядеться в темноту, от Паркинсон не было и следа.

Кроме оставшихся на траве там, где она бежала к границе заклинания против трансгрессии.

Драко позволил себе шумно выдохнуть. Одной возможной жертвой в этом аду меньше.

Он не успел и подумать о своих дальнейших действиях, как его догадки подтвердились звуками тяжёлых шагов вверх по лестнице, по направлению к комнате, в которой он находился. Может, дверь даже не была заперта, приглашая их к выходу через парадный вход.

— Посмотрите, кто решил, что он умнее всех, — Реджина только вошёл внутрь, а вокруг него тут же поднялись пистолеты, указывающие на Драко.

Вся ярость, захлестнувшая его в этот момент, едва не заставила броситься под пули. Хотелось вскрыть грудь этому ублюдку голыми руками, сжать сердце, почувствовать каждый удар и добиться ответа, где находилась Гермиона.

Франческо лишь усмехнулся, его глаза блестели от удовольствия. Он явно наслаждался яростью Драко, наслаждался его беспомощностью.

Ещё до того, как он смог бы предпринять глупую попытку самоубийства, Реджина поднял палочку.

— Я не стану убивать тебя, — наклонил голову в сторону, — по крайней мере пока. Но я могу сделать очень больно, и мы оба понимаем, что не тебе.

Он дважды обыграл их этой тактикой. Сбежав, когда жизнь Драко висела на кону, из-под носа у Гермионы, а теперь и стоя перед ним самим, имея при себе по-настоящему весомый аргумент.

— Свяжите его, — приказал Реджина следом.

В этот раз в руках у них были не верёвки, а настоящие цепи. Они обвились поверх свежих ран, вокруг щиколоток, оставляя Малфоя прикованным к стулу снова. И он был в ловушке. В который раз.

— Наша маленькая мышка уже убежала? — он даже не выглядел удивлённым, рассматривая открытое окно. — Это хорошо.

— В чём смысл всего этого спектакля? — гневно выплюнул Драко, пытаясь дёрнуться в своём положении. Его грудь была скована цепями так, что становилось тяжело дышать. — Ты отпустил её, она вернётся с армией.

— О, Мерлин, да! — лицо Франческо озарила улыбка. — Я именно этого как раз и жду. Разве не чудесно? Она, вместе с моим цветочком, вернётся сюда, и как раз вовремя.

Он походил на одержимого, когда разрушал свою маску холодного презрения. Все карикатурные злодеи из сказок вдруг превратились в одного человека, который пугал почему-то гораздо больше, нежели закрытый Тёмный Лорд. Его непредсказуемость задевала совершенно другие струны страха внутри Малфоя, которым он не позволял взять верх.

Гермиона, где-то там, боролась за свою жизнь и слала к чёрту страх. Она скорее копила силы для удара, но точно не позволяла себе забиться в угол. И у Драко не было права.

Реджина отпустил своих слуг, провожая тех глазами до момента, как дверь закрылась.

— Они все немые, — похвастался он спустя секунду, — гениально, правда? Поэтому никто из вас не смог бы узнать, где я и какие у меня слабые места.

— Семья Ди Кристина тоже лишится языка, когда закончит начатое? — Драко не без издёвки откинул голову назад и сам не успел понять, что скривил губы в презрении.

— Жаль, что вы разгадали эту загадку слишком поздно. Я бы хотел посмотреть, как мне бы пришлось менять свои планы.

— Чего ты добиваешься сейчас?

Если у Малфоя не было возможности убить его, он мог хотя бы узнать, в чём заключался его план. Франческо, похоже, был совсем не против скрасить часы подобным образом, хватая второй стул и усаживаясь напротив.

— Зачем я в целом придумывал такие сложные планы, вы же ни черта не способны даже дойти до сути, — в его выражении лица промелькнуло отвращение. Как будто все вокруг были лишь пылью по сравнению с его гениальными идеями и мыслями.

— Пока что все твои планы выглядят как хаотичные вспышки какой-то агрессии. Какой смысл отправлять к моей жене помощь, когда она уже у тебя в плену? — Драко намеренно ударил в его самолюбие. — Или ты слишком мягок, чтобы просто убить её и получить желаемое?

— Убить?!

Он вдруг громко рассмеялся, закидывая голову назад в очевидном наслаждении.

— Я не пытаюсь убить её, я ведь не совсем лишился рассудка.

— Поспорил бы с этим утверждением.

— Ты только представь, — Реджина наклонился вперёд и его глаза блеснули безумием в полутьме. Широкая улыбка стала походить на оскал. — Представь, в какое оружие можно превратить её под действием проклятья. У меня не останется врагов, кто смог бы устоять перед такой силой.

Драко почувствовал, как его дыхание замирает.

— Уничтожать её было бы преступлением… расточительством!

Проклятье.

Они не пытались убить её с самого начала. Всё, что делал Франческо, работало лишь на разжигание её ненависти, начиная от убийства Лучиано, заканчивая ударами по её территориям. Даже столкновение с Драко разжигало его всё больше.

Поэтому он взорвал здание Флинта и просто ушёл. Поэтому он сталкивал их. Поэтому он убил Тео и исчез. Поэтому он позволил Пэнси уйти. Она вернётся сюда с Гермионой и армией, а Реджина в ответ подарит картину, написанную кровью всех, кто ей дорог.

— Ты же понимаешь, что первым, на кого она направит эту ярость, станешь ты? — не без скепсиса уточнил Драко.

— Конечно, — Франческо откинулся обратно на спинку стула. — Довольно предсказуемый результат после перехода через границу.

Границу?

Малфой не подал виду, наблюдая, как Реджина возвращается в расслабленное состояние короля, война которого уже выиграна.

— Мне понадобится оборотное зелье и хорошая сеть информаторов, чтобы снабжать её данными о том, кто работал на Франческо Реджину. Проще простого заставить её верить, что каждый в мафии тайно был моим союзником.

— И ты надеешься контролировать её? — даже сейчас он не удержался от усмешки. — Правда?

— Когда в ней не останется ничего человеческого, она будет лишь оружием, — он дёрнул плечами, — Направлять его ничего не стоит. Её характер всё портит, но мы от него избавимся.

Вот, в чём он ошибался. В существовании границы, которую Гермиона должна была перейти, чтобы потерять всё, что в ней было. Он надеялся столкнуть её…

Сколько она должна была провести часов в истинной агонии, чтобы по-настоящему переполниться каждым из отрицательных чувств? Ей придётся стереть память о Казентино, о Сиене, о Лире, о самом Малфое, о том, ради чего она продолжала жить. Это были бы месяцы пыток и возвращения к худшим кошмарам для неё.

Франческо ошибался.

Это позволило Малфою хотя бы на мгновение успокоить бурю внутри.

Едва у неё будет достаточно сил, чтобы выбраться из своего заточения, она это сделает. И как бы раньше она ни была движима безжалостной силой внутри неё, она никогда не теряла саму себя полностью. Его жена сотрёт всё это здание в порошок задолго до того, как проклятье её переполнит.

Даже если оно возьмёт верх, Драко сможет её вернуть. Он знал как.

— Так что мы будем просто сидеть, — он мечтательно поднял глаза к потолку, — и ждать.

— Удовлетвори моё любопытство. Это планировалось с самого начала?

— Нет, конечно, нет, — Франческо взмахнул рукой и потянулся к карману своего пиджака. — Сначала мы планировали убить её, она слишком мешалась, но потом Маттео проболтался мне про проклятье, и планы изменились.

Всё это время каждый из них был лишь фигурой на шахматной доске, которые вели к Гермионе. Реджина позволил им сыграть свадьбу, чтобы ударить сильнее по ней, едва она обрела счастье. Он позволил им выстроить семью даже после вражды, потому что имел больше рычагов для провокации проклятья.

— Ты допустил только одну ошибку во всём этом.

— Это какую? — интерес был нарисован на его выражении лица, когда он оторвался от экрана телефона.

— Пошёл против Гермионы Каррера. Ни она, ни тем более я не позволю тебе дышать с ней одним воздухом в этом мире.

— Это действительно забавно, Малфой, — он лишь едва приподнял брови, наконец включая на всю комнату звук, который было невозможно перепутать ни с чем.

Она кричала.

Она кричала так, как он не хотел слышать никогда в этой жизни. Ничего похожего на её ночи, проведённые в кошмарах. Это было несравнимо ни с чем.

Каждый крик Гермионы, каждый её вздох, наполненный страданием, был для него как удар кнутом. Он слышал её страдания, и это разрывало его душу на части. Разум пытался найти рациональный выход из ситуации, пытался отвергнуть реальность происходящего, но сердце кричало о правде. Гермиона страдала за километры от него, и он никак не мог ей помочь.

Чувства казались чересчур хаотичными. Злость, ненависть, страх, вина — всё смешалось в один невыносимый клубок эмоций. Кровь закипала от ярости, мышцы напряглись, как будто это могло спасти его от цепей, сковывающих конечности.

Хуже всего было то, что он обещал ей. Обещал больше не допустить такого, уберечь её, не причинять ей боль. Драко отпустил её туда. Он позволил этому случиться, не настояв, не остановив.

Это осознание было невыносимым.

В голове Драко промелькнули воспоминания о каждом из её кошмаров и моментах, которые она упоминала. И теперь этот человек, который прошёл через ад однажды, вновь кричал от боли, умолял о помощи, а Малфой был бессилен.

Он чувствовал, как его ненависть превращается в то, что сжигало его изнутри. Злость на Реджину, который посмел причинить вред его жене. Злость на себя, что не смог защитить её. Злость на весь мир, который позволил этому случиться.

Драко хотел броситься на него, разорвать его на куски, заставить его почувствовать ту же боль, которую сейчас испытывала Гермиона, вместо самодовольства, которое он излучал.

— Ты можешь угрожать мне смертью за каждый новый шрам на её коже. Но ты ничего не можешь сделать, пока они появляются.

Глаза Драко налились кровью, и он посмотрел на Франческо с такой ненавистью, которую трудно было выразить словами.

— Так что я прекрасно знаю, с кем имею дело, — он вернул ему торжествующую улыбку, пока Малфой пытался освободиться от цепей, — И, поверь, наслаждаюсь каждой секундой.

~*~

Гермиона вспоминала Лучиано.

Это было закономерным и, похоже, тем, чего добивалась Франческа — наполнить её голову каждым из воспоминаний о подвале, о ранах на плече, о всей боли, который ей принес человек, позже любимый ею.

У неё получилось.

Получилось в равной степени вернуть её назад во времени и вырвать крики из груди, наслаждаясь ими.

Яд проникал под кожу, лишал возможности здраво думать и использовать свои конечности, комната медленно таяла во тьме вновь, неизвестно какой раз за последние часы. Гермиона пыталась держать глаза открытыми и не отключаться, больше всего она боялась того, что с ней сделают, если она потеряет сознание.

Но оно утекало, утекало с такой поразительной лёгкостью куда-то очень далеко, перемешиваясь со словами и фигурами, которых здесь не было, и никогда не будет.

Тёмный силуэт мелькнул в пределах её видимости и Грейнджер резко распахнула глаза, тут же задыхаясь от потока воздуха, хлынувшего в лёгкие. Она забыла, что необходимо дышать, пока каждое движение рёбер приносило боль.

Потребовалось несколько секунд напряжённого взгляда в темноту, чтобы осознать, что перед ней была не Франческа, и никто из тех, кого она присылала сюда ранее.

— Видимо, я правда умираю, раз ты здесь, — её губ коснулась лёгкая улыбка и даже не отозвалась болью. Всё вдруг бесследно исчезло, словно никогда и не было подвала, наручников, ссадин и переломов.

— Да, похоже, что так, — Тео присел возле неё и дотронулся до её лица. Она почувствовала. Тепло его пальцев, его кожи, его дыхания на своих щеках.

Он был здесь.

Это не было фантазией. Не было сумасшествием.

— Какой абсурдный конец.

Грейнджер хрипло рассмеялась и почувствовала слёзы, бегущие по щекам. Они наверняка смывали с собой кровь и грязь, и они ощущались чем-то очищающим, она не могла понять почему.

Нотт стёр дорожки и улыбнулся ей в ответ. Он казался таким тёплым, таким родным и близким здесь с ней, всего в паре сантиметров. Его глаза светились так же, как она помнила. Его улыбка была такой же. Всё в нём кричало о том, что он остался в том моменте, когда она видела его в последний раз.

— Ты — моя галлюцинация или игра проклятья?

— А это важно? — он едва приподнял брови, заставил её задуматься, как всегда.

— Нет.

Как много Гермиона отдала бы за ещё один день рядом с ним, за хотя бы одно «прощай», которых было так много для других. Но ни одного для него.

— У нас не так много времени, Грейнджер, — Тео поднял к ней глаза.

— Разве когда-то было иначе? — она бы пожала плечами, если бы могла. — Нам обещали вечность, и мы на это купились. Я думала, ты будешь меня ненавидеть, а вместо этого ты стал моей семьёй. Ничего не случилось так, как я думала или хотела.

Она закрыла глаза, но открыв их, все ещё обнаружила Тео перед собой. С тем же волнением в каждом его жесте и взгляде, которое она до сих пор помнила.

И первое, что вырвалось у неё вместе с мыслями, было:

— Я скучаю, Тео.

Мерлин, как же она скучала. Не прошло и дня с тех пор, как его не стало, чтобы она не думала о нём. Каждым счастливым моментом ей хотелось поделиться, о каждом грустном — рассказать. Он стал такой частью её жизни, от которой Гермиона до сих пор не могла отказаться, и не могла найти ни одного рационального объяснения этому.

— Я тоже, — он кивнул ей и провёл ещё более ласково по щеке, хотя поток слёз было не остановить. — Ты была моей любимой Кампаньей.

Гермиона тут же его упрекнула:

— Я была твоей единственной Кампаньей.

Нотт широко улыбнулся и почти засмеялся, склонив голову на бок. Он выглядел как в один из тех дней, когда с улыбкой держал её руку. Никакой боли в глазах, словно та ушла совсем.

Он обрёл покой.

— Ты счастлив? — она запнулась, — Там?

— Я на своём месте.

— А Астория?

— Я бы сказал, что она передавала тебе «привет», но она этого не делала, — Тео смахнул прядь волос ей за плечо. — Она благодарна за Лиру.

— Мне жаль, — она попыталась вложить в эти два слова всё, что чувствовала. От первого мгновения, как узнала, до последнего, когда держала Лиру на руках. Все её маленькие улыбки и смех, каждый день с ней, каждый день мыслей о том, что она будет расти без родителей. Клятву, которую они с Драко дали. И тот момент, когда они сняли обещание Ноттов.

У Гермионы, казалось, не вышло, но Тео всё равно почувствовал всё, что она не могла выразить словами. В его взгляде появилась невысказанная благодарность.

Она уже не могла дышать и казалось, что это перестало быть необходимым. Грудь по привычке поднималась всякий раз в попытке сделать вдох. Так ощущалась смерть? Ей казалось, она была достаточно близка к границе, чтобы понять, прежде. Оказывалось, что нет.

— Я… — Гермиона опустила голову вниз и потянулась к нему, не слыша лязга цепей над головой. — Я не хочу умирать. Я люблю его. Я хочу, чтобы всё получилось. Мне нужен мой счастливый финал.

Она зарылась носом в изгиб его шеи и почувствовала, как его руки обвиваются вокруг талии.

— Я нужна Лире. Я уже скучаю по ней и хочу вернуться… и я обещала Пэнси те брауни, а Сиене — должность консильери. Я ещё столько всего не успела.

— Ты допускаешь ту же ошибку, что и всегда. Жалеешь себя и опускаешь руки, — мягко прошептал он, перебирая её волосы.

— Не смей говорить мне это сейчас!

Нотт резко отстранился и схватил её лицо обеими руками. Недостаточно, чтобы это отдалось болью. Достаточно, чтобы привести её в чувство.

— Грейнджер, в тебе сидит сила, способная разрушить это здание до основания, каждый грёбаный кирпич, превратить в пыль, а ты сдаёшься. Включай свой невообразимо огромный мозг в конце концов!

— Я ничего не могу, пока они продолжают накачивать меня! — она закричала, дёргаясь в его руках.

— Можешь.

Голос прозвучал резко, снимая всю пелену, что была вокруг них. Разом. Так, что вся тяжесть мира вновь упала на плечи и захватила тело воспоминаниями о пытках.

— Можешь ведь, — добавил Тео тише.

Ей нужно открыть глаза, собрать себя по кусочкам и сделать так, как он сказал. Продержаться, пока рядом не окажется Франчески, уничтожить её, уничтожить это здание, заставить всё пылать.

— Мы больше не увидимся? — надежда была слишком призрачной.

Нотт покачал головой.

— Уничтожь Реджину, закончи свою месть, — он наклонил её вперед и прикоснулся губами ко лбу, — и отпусти. Тебе пора жить свою жизнь, Гермиона.

Она прикрыла глаза, всхлипывая и запоминая всё, до последнего мгновения их последней встречи. То, как звучало его дыхание и каждое произносимое им слово, как ощущались его касания, даже то, как бился его пульс в волнении. Словно он до сих пор жил, до сих пор мог быть рядом. Открывать ей глаза, вытаскивать её из агонии, помогать советами, греть объятиями.

— Я всё равно всегда буду скучать.

Однажды боль забудется, из памяти пропадут прикосновения и общие моменты, но то чувство тоски, которое Грейнджер испытывала при упоминании его имени — никогда. Все те годы, которые могли бы у них быть, как у семьи, никогда не перестанут отдаваться этим чувством упущенного.

— Ты расскажешь Лире про нас? — Тео отстранился, стёр последние дорожки слёз.

— Она узнает, как только будет достаточно взрослой.

Его губы дрогнули в полуулыбке.

— Хорошо.

Прощаться не хотелось. Нужно было. Но так чертовски сильно не хотелось отпускать его от себя, обретя вновь хоть на пару минут.

Гермиона не верила, что ещё способна на такую любовь к человеку, не смешивая её с романтикой. Ей казалось, что это уже невозможно — испытывать нечто подобное к человеку, который когда-то был ей чужим.

Всё так изменилось за последнее время…

— Пообещай мне кое-что, — попросил Тео, и ей показалось, что это будет последним, что он скажет. Грейнджер кивнула с готовностью услышать всё, что он оставит для неё. — Ты проживёшь ту жизнь, о которой мечтала в самых смелых снах, не оборачиваясь назад. Ни на кого из нас.

Такое обещание она могла сдержать.

— Встретимся на кладбище?

Нотт кивнул ей в ответ и поднялся с места, теперь смотря на неё сверху вниз. Он проскользил взглядом по её шрамам, по каждой дорожке крови, тянущейся вниз, затем вернулся к её лицу.

Ушла одна секунда, одна искра в его глазах, которую Гермиона так хорошо знала, один последний вздох.

— Прощай, моя единственная Кампанья.

И она почувствовала, как проклятье внутри неё берёт верх.

~*~

Ожидание — худшая пытка на свете, и хуже всего было то, что Реджина был прекрасно об этом осведомлён. Его ожидание было похоже на то, как пьют вино — медленно, размеренно, растягивая удовольствие. Ничего похожего на рой мыслей и эмоций, которые были у Малфоя.

Драко сходил с ума. Так же медленно, и всё же приближаясь к границе, мучая себя картинками его жены под пытками. Её крик до сих пор стоял в ушах, каждая фантазия о том, что они могли с ней делать, зажигала новые чувства внутри.

Если бы ему передалось проклятье Гермионы, он давно уничтожил бы всех здесь к чёрту. Но его не было, и все три попытки напасть на Реджину и стереть его в порошок были пресечены. Как же Драко хотелось раздробить ему череп, а лучше заставить пройти через весь тот ад, через который проходила Каррера.

Пэнси уже должна была найти Блейза, Сиену и Кейла, они уже должны были выдвинуться к ней и помочь, вытащить её, собрать армию. Что-нибудь, что не мог он, сидя лицом к лицу с их единственным врагом.

Реджина, очевидно, заскучал, листая книгу с таким видом, будто не вёл войну. Может быть, потому они и проигрывали ему всё это время. Для Франческо это было будто историей, которую он мог рассказывать с непринуждённым видом и самостоятельно выбрать конец. А они переживали, они имели чувства, эмоции, они никогда не были так далеки от реальности и эмпатии.

Они были людьми, а он — монстром, которого создал Совет ещё очень давно.

Драко не позволял себе думать, сколько Реджина пережил, чтобы стать таким. Его не интересовали его причины, только его смерть. Каждый его вдох казался сейчас зря потраченным кислородом.

— Послушаем ещё? — с весёлым видом Франческо встал с места, откинул книгу от себя прямо на пол и нашёл телефон на столе.

Какой бы ответ Драко ни выбрал, он был обречён выслушать ещё минуты страданий его любимой женщины, без возможности что-то предпринять. Пока ублюдок напротив будет лишь наслаждаться, утопая в этих криках.

Они разразились мгновенно, и Малфой уже задержал дыхание, вслушиваясь в голос по ту сторону.

Когда вдруг осознал, что принадлежал он совсем не Гермионе.

Тон её голоса он узнал бы где угодно, и её боль он знал лучше чьей-либо другой. Это была не она. Определённо не она.

Этот крик звучал ниже и был гораздо сильнее наполнен такой дозой ненависти, что даже через динамики телефона Драко ударило в грудь. Похоже, он был не единственным, кто это понял.

Реджина едва нахмурил брови, склонил голову на бок.

Крик едва отдалился под звуки ударов обуви о пол.

— Ты слышишь, Франческо? — теперь это была Гермиона по ту сторону. Драко заметно выдохнул. — Это последние слова твоей дорогой родственницы. Хочешь послушать ещё немного?

Родственницы?

Выбитый из колеи Реджина не бросил в ответ ни слова. Впервые за всё время Малфой видел его настолько растерянным.

Где-то там Гермиона обошла пространство, поднося микрофон прямо к умирающей Ди Кристине.

— Так звучат люди, чей мозг прожигает магией, — не без удовольствия прошипела она, — Я даю тебе тридцать секунд сказать, где находится мой муж, или я не остановлюсь.

Он раздумывал.

Это было хорошим знаком на какое-то время, пока Франческо не усмехнулся:

— Цветочек, ты уверена в её ценности для меня?

— Мне ничего не стоит найти тебя самой, но ты ещё можешь попробовать сохранить тётушке жизнь, — Малфой мог представить, как её взгляд падает на часы на руке Ди Кристины, — Десять секунд, Франческо.

Не сможет. Даже если Гермиона оставит её в живых сейчас, они убьют её позже. Гораздо более мучительно, гораздо страшнее, и Драко сам об этом позаботится, как только его руки не будут привязаны к стулу.

— Пять, — отрезала Гермиона, — Мы оба знаем, что ты хочешь, чтобы я пришла. Адрес!

Драко задержал дыхание.

— Четыре.

Реджина не шелохнулся.

— Три.

Франческа закричала громче по ту сторону, где-то между её стонов боли послышались проклятья.

— Две.

— Поместье Ди Кристины, пятнадцать километров на север от вашего, — суетясь, наконец проговорил Реджина, сжимая пальцы на телефоне с такой силой, что не составляло никакого труда понять, что он испытывает.

Слабое место. Уязвимость. И та тоже всё время была у них под носом.

Крики затихли, Гермиона тихо хмыкнула:

— Запомни, как это звучало. Тебе ещё предстоит испробовать подобное на себе.

Салазар, Драко обожал эту женщину всем своим сердцем, душой и телом.

Он медленно откинул голову назад, широко ухмыляясь.

Франческо Реджина проиграл в ту секунду, как Гермиона выпуталась из его хватки. Она с радостью преподнесёт смерти в подарок душу, чьей меткой та была отмечена.