Гермиона не любила видеть сны.

В последние годы ей не снилось ничего хорошего. И чем глубже её реальная жизнь погружалась в беспроглядный мрак, тем красноречивее сны напоминали о том, что её жизнь всегда была окутана тенями.

Месяц после смерти Ли Джордана пролетел в тумане скорби, гнева и попыток разобраться в деталях случившейся трагедии. Грейнджер не думала о том, что происходило с её магией, сосредоточившись с Роном и Гарри на расследовании устроенного в центре города теракта. Она и не заметила, как впервые приняла порошок, присланный загадочной леди Джессикой, и отметив, что от него стало легче, Гермиона начала задумываться о том, кто же скрывался по сторону письма.

Кем была эта женщина? Как познакомилась с Ли? Почему откликнулась на беду Гермионы?

И ответы почти оказались у неё в руках, когда Грейнджер получила новое письмо от Джессики с приглашением на личную встречу.

Гермиона отправилась в маленькую винодельную деревушку во Франции, надеясь найти там ответы или хотя бы временное убежище от боли. Деревня, окруженная виноградниками, выглядела мирной, не привлекающей лишнего внимания.

Грейнджер шла по узким улочкам, освещённым тусклыми фонарями. Ветер играл с её волосами, приносил запах винограда и сырой земли. При всей своей миролюбивой атмосфере в этом месте всё же было что-то неестественное, что-то мрачное.

Гермиона чувствовала, как неприятное и тягучее напряжение нарастало с каждым шагом. Наконец она остановилась у старого, полуразрушенного особняка на краю деревни. На входной двери висел поржавевший от времени и влияния дождей металлический знак с инициалами Э.П.

Вокруг дома витала тишина, такая плотная, что казалось, она поглощала все звуки.

Дверь открылась без единого скрипа. Гермиону тут уже ждали. Она сделала глубокий вдох и сжала руки в кулаки, познавая проснувшуюся ото сна и бурлящую внутри магию. Было приятно наконец-то ощущать эту силу, но вот вопросов меньше не стало.

Неужели Ли не ошибался? Имя погибшего друга, всплывающее время от времени в мыслях, заставляло Грейнджер снова и снова вспоминать тот злосчастный день. Она на долю секунды закрыла глаза, дабы отмахнуться от накативших липких чувств. Сейчас имела значение только встреча с той, кто пригласила её сюда.

Внутри дома было темно, и слабый свет свечей освещал длинный коридор. Гермиона вошла, её шаги глухо отдавались в пустоте. В груди нарастало ощущение беспокойства, почти страха — странного и чуждого. Наверное, прежде она такого не испытывала. Не хотелось бежать или защищаться — под кожей скреблось желание отыскать причину этих переживаний.

Глупо и безрассудно, как мотылёк, летящий на свет лампы.

— Добро пожаловать, Гермиона Грейнджер, — раздался мягкий, но в то же время холодный женский голос.

Гермиона застыла, её сердце замерло в груди. Из тени появилась высокая, элегантная женщина с тёмными волосами, которые спадали каскадом на её плечи. Её тёмные глаза светились ледяным блеском, а на губах играла загадочная улыбка.

— Леди Джессика, полагаю? — на выдохе спросила Гермиона.

— Я рада, что вы не побоялись нагрянуть ко мне в гости. Хотя, признаться, я наслышана о том, насколько вы безрассудны в своей смелости. Но от большого ли ума она у вас?

— У меня к вам слишком много вопросов, чтобы уступать место страху, — прилагая все силы, чтобы казаться уверенной, протянула Гермиона. — Я потеряла хорошего друга, который за несколько дней до своей гибели свёл меня с вами. Уж простите, но вы не могли меня не заинтересовать.

— Потеря — это нечто неизбежное в нашем мире. Но ответы, которые ты ищешь, могут быть гораздо мрачнее, чем ты себе представляешь. Ты даже не представляешь, насколько темно в нашем мире…

С этими словами сон начал распадаться на части, растворяться в мутной дымке. Гермиона проснулась, ощущая, как её сердце бешено колотится в груди. Далёкое воспоминание о первой встречи с женщиной, которая после стала неотъемлемой частью всего её существования, отдало во рту горечью. Столько воды утекло с того дня.

Гермиона лежала неподвижно, пытаясь унять дрожь, прокатившуюся электрическим разрядом по всему телу вдоль позвоночника.

Глубокий вдох. Выдох. Снова вдох.

Она перевернулась на бок, глядя на часы на прикроватной тумбе. До начала званого ужина у Мариэтт оставалось несколько часов.

Вчера вечером Грейнджер решила не оставаться у Малфоя. В его отсутствие мэнор казался до жути пустым и холодным. Кроме того, Драко вызвали в Дублин. Она точно не знала, что там происходило, но догадывалась, что ситуация очень напряжённая. Захария явно не справлялся в одиночку, а теперь вскрылось, что усилий Рона тоже не хватало, поэтому туда вызвали и главного аврора. Гермиона занималась своим направлением в министерстве. У членов Совета было негласное, но святое правило — не совать свой нос в чужие дела.

Никто не лез к группам, созданным Гермионой Грейнджер. Конечно, и Дин Томас, и Маркус Флинт, и порой Рон, могли отпустить едкие комментарии в её сторону, но при этом не вмешивались в налаженную работу чужого подразделения. То же требовалось и от неё: наблюдать, но не спрашивать лишнего. Раз это не выносилось на всеобщее обсуждение, значит, так надо и так угодно господину министру.

И, очевидно, Гарри теперь хотел уладить неудобный вопрос до момента проведения бала для семей-основателей культа.

Время неумолимо истекало, приближая страшные события, но Гермиона не могла ничего сделать. На любое своё действие она получала противодействие от Поттера. Он постоянно выводил её из игры, используя свои рычаги, впутывая в те сети, которые ещё давно растянул.

Это давило на неё больше всего — невозможность чему-либо противостоять. Что-то постоянно мешало. Недостаточная осведомлённость, отсутствие единомышленников, непрестанное присутствие Гарри где-то за спиной. Стоило ему заметить, что послушная куколка начинала самостоятельно дёргать за собственные нити, как он обрушивал на неё потрясения, выбивая из колеи.

Гермиона лениво встала с кровати и направилась к окну.

Свет вечернего солнца едва начинал окрашивать небо в розовые и золотистые оттенки. В её квартире неизменно тихо и спокойно, но в голове продолжали звучать слова леди Джессики со сна. Отголоски прошлого всплыли так неожиданно, но в этом не было ничего удивительного. Грейнджер всё чаще прокручивала в памяти события последних лет, воспроизводя то, что когда-то могло показаться пустяковым и незначительным.

И теперь то, что когда-то невзначай сказала Джессика в их первую встречу, отзывалось мучительным эхом в душе.

Она прислонилась лбом к прохладному стеклу, подмечая, как внутри нарастает беспокойство. Противные предчувствия постепенно превращались в постоянных спутников по жизни. Минут десять Гермиона стояла неподвижно, с полуоткрытым ртом и странным блеском в карих потускневших глазах. Она смутно осознавала, что в ней просыпаются какие-то совсем новые мысли и переживания.

Они пришли не извне, а поднимались из глубины её существа.

Этот званый ужин у Мариэтты Эджком-Смит был очередным напоминанием о политических играх и манипуляциях, в которых Гермиона оказалась вовлечена. Вспомнив приглашение, она взяла конверт, лежащий на подоконнике. Тёмно-красный цвет бумаги выглядел почти зловещим в розоватом солнечном свете.

— Почему всё должно быть так сложно? — прошептала Грейнджер себе, ощущая, как внутри неё вновь закипает смесь гнева и отчаяния.

Гарри либо держал её в полнейшем неведении, либо взваливал всё и сразу, только бы не позволить мыслить рационально. В блокноте одним за другим появлялись новые пункты, но Гермиона не успевала находить ответы на свои вопросы. Ей не к кому было пойти с этим всем. Она боялась кому-то доверить то, что могло обернуться позже против неё же.

Она задёрнула тяжёлые плотные шторы и пошла на кухню, чтобы заварить себе кофе, отвлечься от всего на каких-то несколько минут, чтобы вдохнуть на полную грудь. Вскоре аромат свежезаваренного напитка наполнил квартиру, принося с собой крохотное утешение. Гермиона подкурила сигарету и зажмурила глаза, сев на диван.

Её мысли вернулись к Малфою.

Она знала, что Драко пытался защитить её по-своему, но иногда его методы представлялись ей слишком радикальными. Гермионе было трудно признаться самой себе, насколько она на него полагалась, насколько он стал для неё важен. Несмотря на всё, что их разделяло, он стал для неё опорой, тем, кто понимал её и не требовал ничего взамен. Только Малфой мог стать её союзником в этой истории, но внутри продолжалась война сердца и здравого рассудка. Она и без этого уже впутала Драко в эту грязь — неосознанно превратилась в его груз, привязала к себе, лишила шанса на какое-то нормальное существование.

Она злилась за всю ту ложь, за все недосказанности, но по итогу всё равно понимала. Драко видел в ней всё то же самое, но молчал. В их паре столько контрастов, но никакой романтики.

Он — сильный и терпеливый, готовый подчиняться и выносить её ужасный нрав. Она — импульсивная, чрезмерно эмоциональная, не способная совладать огненным темпераментом. Возможно, им предначертано отыскать друг друга на этом пепелище мира.

Часы продолжали безжалостно отсчитывать минуты. Гермиона знала, что ей предстоит сделать сегодня. Она должна была в очередной раз надеть маску спокойствия и уверенности, отыграть отведённую роль, чтобы выстоять среди этого скопления поклонников фальши, где каждое слово и каждый взгляд могли быть использованы против неё.

Под шкурами наивных овец скрывались шакалы. А что насчёт волков? Притаились ли под их шкурами овцы?

Выдыхая облако табачного дыма, Грейнджер вспомнила отчёт Оливера и обещание, данное Гарри. Всё так быстро закручивалось. Если тут кто-то что-то и контролировал, то точно не она. По всей видимости, даже те, кто до последнего сторонился и закрывал глаза, постепенно включались в игру.

Связь с Драко.

Культ Бафомета.

Новые вспышки восстаний среди сквибов, магических существ и полукровок.

Она допила кофе и отставила чашку на подлокотник дивана, затушила окурок в пепельнице и встала на ноги. Время, увы, не ждало. Гермионе стоило тщательно подготовиться к вечеру, найти в себе силы противостоять всему, что могло её ожидать в доме Смитов.

Она неохотно поплелась в ванную комнату, чтобы освежиться и привести себя в порядок. Из зеркала над раковиной на неё смотрела усталая, но решительная женщина. Новые седые прядки и ярко-голубые глаза делали Гермиону совершенно другим человеком. Магия не желала оставаться сокрытой, она рвалась наружу. То, что раньше удавалось сохранить в секрете, теперь превращалось в достаточно приметную особенность мисс Грейнджер.

Гермиона провела пальцами по выцветшим прядям. Это было подобно тому, как смерть касалась живого человека — отпечаток, отличительная черта, которой хвалиться вовсе не хотелось. Но ведь её действительно коснулась смерть во время той злосчастной охоты. Ей не следовало тогда ввязываться в это дрянное дело, чтобы нынче не рассматривать видимые последствия никчёмной доброты. Мог ли оказаться на её месте Колин Криви? Спас бы кто-то его такой же ценой, как это сделал Малфой?

Если бы не Драко, тогда бы всё и закончилось. Они пошли против правил, нарушив нерушимые законы мирового равновесия. Чем дальше, тем сильнее это выделялось. У всего были свои последствия. Ей бы хотелось это игнорировать, но не получалось.

Замечал ли эти изменения сам Драко? Ощущал ли их? Жалел ли?

Жалела ли сама Гермиона об этом? Да. Но разве её не предупреждали об этом? Гарри только то и делал, что на протяжении последних лет искоренял в ней всю бессмысленную доброту, указывая на то, что в один день это просто оборвётся… вместе с жизнью. Драко злился всякий раз, когда снова слышал из её уст, что она отправляется на охоту или вписалась в новое дело. Даже Рон пришёл к ней в тот день, когда она согласилась на охоту с отрядом Дина. Видимо, Джессика была права.

«Хотя, признаться, я наслышана о том, насколько вы безрассудны в своей смелости. Но от большого ли ума она у вас?»

Взяв волшебную палочку в правую руку, Гермиона сделала попытку с помощью чар скрыть седые прядки и проявившийся цвет глаз, но ничего не выходило. Магия попросту не срабатывала. Грейнджер стала неприкосновенной для собственного же волшебства.

Посмела опорочить прикосновение морока. Дерзнула тягаться с невиданной ранее силой.

Она пробовала заклинание за заклинанием, но безуспешно. Никакие чары красоты не спасали.

— Да чёрт бы тебя побрал! — громко выругалась Грейнджер. — Издеваешься что ли?

Она попыталась ещё раз вывести руну в воздухе, но волшебная палочка словно теряла силу, а результат оставался прежним.

Смерть заявляла на неё свои права и хотела, чтобы все вокруг это видели.

Со злостью швырнув волшебное древко на пол, раздражённая и обеспокоенная Гермиона достала из шкафчика у зеркала линзы, купленные чуть больше недели назад, точно предугадывая, что они в один прекрасный момент понадобятся.

Если магия не помогала, то, возможно, вот такой магловский приземлённый способ скроет ярко-голубой цвет глаз. Она аккуратно вставила одну линзу, затем другую. Но не прошло и десяти секунд, как глаза начало неистово жечь.

Грейнджер всхлипнула и постаралась проморгаться, надеясь, что сейчас пройдёт, но это, довольно ожидаемо, не помогло. Слёзы потекли по щекам, и Гермиона изо всех сил пыталась сдержать их, не глядя на своё отражение в зеркале. Жжение было настолько сильным, что сдавалось, что кто-то засыпал её зеницы горячим песком. Каждый раз, когда она моргала, ощущение не исчезало, а только усиливалось, как будто линзы превращались в острые кусочки стекла, царапающие роговицу глаз.

— Справься с этим, Гермиона, — прошептала она, стиснув зубы, решив, что сможет выдержать такую боль.

Она выдерживала куда худшую боль. Была уже приучена к тому, чтобы терпеть.

Схватившись за край раковины, она пыталась устоять на ногах. Взгляд затуманился и поплыл в слезах, и Гермиона чувствовала, как веки сами собой начинают сжиматься, пытаясь избавиться от инородного тела. Мир окрасился в ненавистный красный. Пульсирующий жар стремительно распространялся от глаз по всему лицу, вызывая ещё больше слёз.

Дыхание участилось, и новый вдох принёс следующую волну боли. Глаза казались воспалёнными и распухшими, и Гермиона осознавала, что долго вот так не выдержит.

«Не на долго меня хватило», — пронеслась в голове истеричная мысль.

Сощурившись, Гермиона заметила, как на белую раковину упало пару кровавых капель. Сердце застучало быстрее, и она потянулась руками к лицу.

Грейнджер подняла голову и, через нестерпимую боль, в зеркале увидела, как из её глаз проступили тёмно-алые слёзы, капающие на белоснежную поверхность раковины. Страх и отчаяние захлестнули с головой. Сколько всего ещё должно было произойти с ней, что больше не осталось желания противостоять этому дикому течению, сносившему её к обрыву? Гермиона не могла понять, что происходит.

Почему её магия так реагировала и так стремительно видоизменялась? Почему линзы не помогли? Почему из глаз текла кровь?

Почему?

Лишь в глубине души отзывались слова, сказанные когда-то Джессикой, но Грейнджер не желала снова их слышать.

Поспешно потянувшись снова к лицу, окровавленными пальцами она нащупала края линз. Дрожащими руками Гермиона аккуратно вытаскивала их одну за другой, понимая, что боль постепенно отступает. Как только линзы оказались сняты, она уронила их в раковину и включила холодную воду, смывая вместе с кровью, но слёзы продолжали течь. Её ярко-голубые глаза сверкали, полные боли и ужаса.

— Чёрт знает, что с тобой происходит? — прошептала Грейнджер.

Гермиона отступила от умывальника и медленно опустилась на край ванны, обхватив голову мокрыми руками.

Через добрую минуту левой рукой она потянулась к тёмному пятну на груди. Кожа там стала ещё холоднее. Руна Виты работала, но не так, как могли себе представить рядовые волшебники. Возможно, в том, что Грейнджер всё же разгадала её, не было ничего хорошего. Или допустила страшную ошибку в своих расчётах? Может, то, что оставалось тайной и пыльным секретом многие века, таковым и должно оставаться.

«Или?..»

Гермиона отмахнулась от страшной догадки.

Она тяжело вздохнула, встала и повернула кран, наполняя ванну водой. Пусть горят синим пламенем её глаза и те, кто решит обратить на них особое внимание.

Открутив кран и ожидая, пока наберётся вода в ванную, Гермиона зажмурилась и потёрла кончиками пальцев переносицу. Сегодня что-то было серьёзно не так. Последующие новые движения открывали новые неприятные ощущения. Заторможенно опустив руку в воду, она незамедлительно уловила гадкий трепет, разливающийся мурашками по коже. Горячие струи вызывали дискомфорт. С омерзительным удивлением и тревогой она отдёрнула руку.

— Да что это такое? — пробормотала Гермиона, глядя на воду, пытаясь найти в ней ответы.

Она попробовала ещё раз, но успевшее заколебать за последние несколько минут жжение только усилилось. Опять. В голове начали складываться в единый пазл все изменения, происходившие в её теле.

Магия, которая меняла её внешний вид. Кровавые слёзы. Невозможность наслаждаться привычными вещами.

Гермиона закрыла горячую воду и осторожно повернула кран, на этот раз набирая еле тёплую воду. Она опустила руку и почувствовала, что это единственное, что не причиняло ей боли.

Холод.

Погрузившись в ванну, Грейнджер начала тщательно вымывать дюйм за дюймом свою кожу. Она сосредоточилась на рутинных движениях, пытаясь найти хоть какое-то утешение в привычных действиях. Вода окутывала её, прохлада проникала вглубь, принося кратковременное облегчение.

Натирая кожу мочалкой до красноты, Гермиона заметила, как в воду упали ещё несколько кровавых капель. Её мысли метались, как мотыльки в пламени. В какой-то момент слёзы начали градом катиться по её щекам. Она пыталась их сдержать, но это было невозможно. Все эмоции, которые она усердно подавляла, нахлынули разом.

Грейнджер плакала, в который раз переосмысливая свою жизнь и вкушая бессилие, одолевающее её.

— Почему всё так? — прошептала она, её голос дрожал от боли и отчаяния.

Холодная вода успокаивала воспалённую кожу, но не душу.

Ей даже не было ещё тридцати, но она уже чувствовала себя старой и измученной. Её жизнь превратилась в бесконечную борьбу. Она теряла близких, видела смерть, убивала сама и теперь погрязла в пучине мрака. Гермиона так и не познала счастья, о котором мечтала в юности. Все её идеалы и надежды обернулись на далёкие и недостижимые.

Слёзы лились всё сильнее. Грейнджер прижала колени к груди, обхватив их руками, и дала волю своим эмоциям. Она взглянула на своё отражение в воде. Усталое лицо с тёмными кругами под глазами смотрело на неё с укором.

Она плакала, одинокая и потерянная в этом жестоком мире. Внутри всё вольнее приживалась уверенность в том, что все её усилия напрасны, что она никогда больше не найдёт путь к свету.

Внутри неё уже очень давно зияла огромная пустота, поглощающая всё, что было когда-то ей дорого. Единственная приемлемая и настоящая правда заключалась в том, что Гермиона чувствовала себя пустым сосудом, лишённым любой радости и надежды. Казалось, что все её достижения, все победы и подвиги остались туманными воспоминаниями, не способными вернуть утраченный смысл жизни.

Она обняла себя крепче, словно на последнем издыхании удерживала себя от окончательного распада. Пустошь внутри неё разросталась с каждым днём, превращая её существование в непрекращающийся кошмар. Её сердце, когда-то полное тепла и заботы, теперь холодное и безжизненное. Даже волосы и кожа умирали. Был ли когда-то вообще смысл в её существовании, раз она не могла распоряжаться даже собственным телом?

Мысли о прошлом, о тех, кого она потеряла, прокручивались в её голове, как испорченная пластинка. Всякий раз, когда Гермиона теряла близкого человека, кусочек её души умирал вместе с ним. И теперь, когда все эти кусочки исчезли, она осталась одна, без силы и воли бороться.

Гермиона уже не могла вспомнить, когда последний раз проживала настоящую радость. Это было так давно, что грёзы походили на чужие, украденные. Это осталось где-то в другой жизни. Её юность, полная надежд и мечтаний, сменилась суровой реальностью, где места для счастья не осталось.

Она думала о своих друзьях, о Гарри и Роне… думала и о Драко. Сможет ли он в конце удержать её от падения? Или им никогда не было суждено встретиться, полюбить друг друга и выжить? Как правило, такие, как они, не заслуживают чего-то хорошего в финале. Неужели даже то, что у них оставалось, являлось простым нелепым стечением обстоятельств?

Вода в ванне выстыла, и Гермиона, дрожа от холода, ощутила, как пробоина в душе становится ещё глубже. Дно давно достигнуто, но это далеко не конец. Есть куда ниже падать. Она поднялась, и тяжесть мира навалилась на её плечи. В который раз. Грейнджер медленно вылезла из воды. Обернувшись в полотенце, она подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение.

Ярко-голубые глаза, испещрённые кровавыми прожилками, смотрели на неё через призму бессилия. Грейнджер коснулась зеркала сморщившимися кончиками пальцев, отчаянно выглядывая в отражении какую-то искру, которая могла бы вернуть ей надежду. Но искры не было. Только ледяное ничто и бесконечная тьма, окутывающая с ног до головы. Принадлежала ли она ей?

Гермиона простояла перед зеркалом ещё несколько минут, а потом отвернулась. Пришла пора собираться на приём к Смитам.

Вернувшись в спальню, Грейнджер сбросила с себя полотенце, переступая через него.

Она плавно подошла к гардеробу и открыла его, окинув взглядом ряды аккуратно развешанных нарядов. Её руки как-то предательски дрогнули, когда она выбрала платье. Было дико ощущать, как прохладная ткань скользит по коже. Каждый шов, каждое плиссе ткани напоминали Гермионе о том, что она должна выглядеть безупречно. Она затянула корсет, подчёркивая осанку и отдавая дань себе из прошлого. Когда-то сборы на Зимние балы в Хогвартсе напоминали самую настоящую сказку. В те дни всё воспринималось так просто и беззаботно. Там, в тёплых стенах школы, были друзья, веселье и магия, лишённая прикосновения смерти и холодного голубого отблеска. А чем это представлялось сейчас?

Вздохнув, Грейнджер провела руками по платью, разглаживая невидимые складки.

Совсем новое. Гермиона получила когда-то это платье в качестве подарка, но не думала, что наденет его.

Даривший точно умел видеть красоту во всём.

Отмахнувшись от очередного воспоминания, которое она давно заперла на дальних полках своей ментальной библиотеки, Грейнджер принялась чарами красоты скрывать свою неестественную бледность. Хоть что-то ей было под силу. Последнее, что она сделала, — это незамысловатая, но приятная глазу причёска.

Застегнула серебристую пряжку на новых туфлях и прихватила с кровати небольшую дамскую сумочку чёрного цвета. Этот вечер важен.

Она вышла со спальни и направилась к двери. Отчего-то захотелось аппарировать вне собственной квартиры. Гермиона шагнула за порог, и на мгновение её с ног до головы охватила безнадёжность. Она быстро прогнала эти мысли, сосредоточившись на предстоящей задаче. Грейнджер оказалась на улице, и холодный ветер обдал лицо, напоминая о реальности.

Сконцентрировавшись на образе поместья Смитов, она крепче сжала сумочку, готовясь к магическому перемещению. Гермиона замерла, тело отзывалось на знакомое чувство тянущего сдавливания, и через мгновение мир вокруг неё закрутился, превратившись в сплошной вихрь звуков и красок.

Когда круговорот прекратился, мисс Грейнджер стояла перед величественным зданием, окружённым садами и фонарями, освещающими дорогу ко входу. Поместье Смитов выглядело торжественно и внушительно, как и всегда. Мариэтт знала, что люди любили глазами.

Перед ней открылись двери, и она успела набрать полные лёгкие воздуха прежде, чем войти внутрь.

Пышный зал, наполненный золотом и флингласом, встретил её блеском бездушной роскоши. Взгляд скользил по высоко сводчатым потолкам, украшенным замысловатыми фресками, и по огромным хрустальным люстрам, отбрасывающим причудливые тени на стены, обитые богатой парчой.

В тишине зала раздались лёгкие шаги, и перед Гермионой возникли служащие, одетые в безупречные ливреи. Один из них, старший дворецкий с седыми волосами и строгим взглядом, почтительно склонил голову и произнёс:

— Добро пожаловать, мисс Грейнджер. Позвольте проводить вас в гостиную.

Он изящно сделал шаг в сторону, пропуская её вперёд, и двое лакеев, движущихся так слаженно, словно репетировали каждое движение, закрыли за ней двери. Её окружили звуки мягких шагов по выложенному светлой плиткой полу и приглушённый шелест шёлковых занавесок.

Гермиона прошла через зал, подмечая холодное великолепие всех предметов этого поместья. Зеркала в золотых рамах, тончайшая резьба на дверях и мраморные статуи, расположенные в углах комнаты, олицетворяли удручающую и тошнотворную реальность.

Её новый мир, где царили роскошь и безмятежность, но не было места теплу и уюту.

Гости собирались в огромной гостиной, где стены увешаны старинными картинами и гобеленами, а высокие окна выходили на внутренний двор с фонтаном, тихо журчащим на фоне вечерних теней. Вдоль стен стояли столы с угощениями, изысканно сервированные серебряными приборами и фарфоровыми тарелками. Шум негромких разговоров и звуки смеха создавали атмосферу светской беседы.

«Какая мерзость», — успела подумать Гермиона, бегло разглядывая гостей.

Один из официантов, молодой парень с тёмными волосами и серьёзным выражением лица, предложил бокал шампанского, который она вежливо приняла.

— Благодарю, — со всей возможной и допустимой участливостью сказала Грейнджер, улыбаясь пареньку уголками губ.

Гермиона Грейнджер появилась на званом ужине леди Мариэтт Смит, словно явившись из другого мира — из другого настоящего. Она выбрала для себя превосходное платье глубокого изумрудного цвета, которое подчёркивало её слишком стройную фигуру и чересчур светлую кожу. Тонкий, почти прозрачный шифон мягкими волнами ниспадал с её плеч. Её каштановые волосы, обычно непокорные и вьющиеся, были уложены в прическу, из которой несколько прядей, слегка посеребренных магией, обрамляли её лицо.

Она подходила этому месту. За старание разрешалось себя похвалить.

— Добрый вечер, мисс Грейнджер, — к ней подошёл Оливер Вуд, держа в руках бокал с шампанским. — Прекрасно выглядите.

— Здравствуй, — она натужно улыбнулась. — Вот уж кого не ожидала здесь увидеть. Мне думалось, что ты избегаешь таких мероприятий.

— О да, мне они не нравятся. Парад лицемерия и прославления лжи. Но Мариэтт прислала приглашение, а я подумал, что это неплохая возможность немного отдохнуть, — Вуд наклонился чуть ближе к ней. Его горячее дыхание скользнуло по её шее. — Да и по-другому пересечься с тобой, не привлекая лишнего внимания, просто невозможно.

— Я получила твои отчёты. Изучила.

— Я не сомневался в тебе, Гермиона, — Оливер легко коснулся её руки, вкладывая в ладонь маленькую записку. — Надеюсь, что такую неземную красоту никто не сглазит.

— Ты мне льстишь, — она с тонкой усмешкой покосилась на него. — Как твои… кхм… исследования продвигаются?

— С переменным успехом, мисс Грейнджер. Но я не отчаиваюсь. Работаю на благо министерства.

— Похвально.

— Но это всё очень сложно, — признался Оливер. — Мне определённо недостаточно часов в сутках. Приходится порой прибегать к крайним мерам. В последнее время всё усугубилось постоянными малоприятными для меня встречами.

— Возможно, я могу как-то посодействовать?

— Спасибо, но нет. Всё уже налажено и работает, как часы. Просто иногда сказывается человеческий фактор, если вы понимаете, о чём я, — он сделал небольшой глоток шампанского. — Как говорится, великие дела замышляют романтики, осуществляют их фанатики, а плодами этих свершений пользуются мерзавцы.

— Потому ты здесь, Оливер? — Гермиона посмотрела на него, крепче сжимая записку в руке. — Великие дела без танца не стоят того, чтобы их вообще осуществлять?

— Балуетесь перед сном произведениями Алана Мура? — Вуд усмехнулся. — Рискуете, мисс Грейнджер. Глядишь, если ворваться к вам домой, то обнаружишь литературу, запрещенную режимом Норсафайр.

— Лучше тебе не знать, что хранится у меня дома, Оливер.

— Где-то читал, что господин Мур испытывал ненависть к жёстким порядкам и тягу к протестам ещё в юношеские годы. Как думаете, именно это сподвигло его к писательской деятельности?

— Не знаю. Но если так, то мне стоит написать не одну книгу, — Гермиона пожала плечами. — Знаю, что начал он писать ту самую историю, потому что ему просто нужно было себя чем-то занять.

— Вот уж забавы у него, конечно, — Оливер внимательно посмотрел на неё, вглядываясь в холодные, практически безжизненные, голубые глаза. Он не боялся, но и точно не восхищался тем, что видел. — Желаю вам провести этот вечер с пользой, мисс Грейнджер.

Он кивнул ей и, поднимая бокал, удалился. Гермиона провела его взглядом, замечая, как Оливер втиснулся в толпу, где общались Энди Крессвелл, Юджина Фоули, Ирма Селвин и ещё несколько волшебников, которых она не узнавала. На сегодняшний ужин Мариэтт позвала гораздо больше людей, чем обычно. Но пока что никого из тех, кто мог бы заинтересовать саму Грейнджер, не было видно.

Несмотря на великолепие вокруг, Гермиона чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Роскошь и изящество этого места казались ей искусственными, лишёнными душевного тепла и уюта. Но она держала осанку и сохраняла улыбку, понимая, что впереди предстоит ещё долгий вечер. Оливер верно подметил, что эти балы — ничего большего, чем просто парад лицемерия, лжи и притворства. Каждый гость здесь стремился показать своё превосходство, свою власть и влияние, скрывая за улыбками свои настоящие намерения. Всем просто хотелось показаться на публике, лишний раз проявив показную лояльность действующему министру магии и его политике.

Она видела, как дамы и господа, облачённые в дорогие одежды и украшения, обменивались учтивыми комплиментами, смеясь и делая вид, что искренне рады друг другу. Стюарт Алвес мило щебетал с Флорой Бутби, а Бетти Лич так внимательно слушала очередную басню главной сплетницы всея Англии Дины Вайс, что кто угодно мог бы поверить в дружелюбную среду сего мероприятия. Никто не показывал подлинных чувств: страха, опасения или тревоги. Все вели себя так, что можно подумать, не боялись за собственные жизни.

Ведь один неверный шаг и любое семейство могло просто прекратить своё существование. За этими улыбками скрывались интриги, зависть и ненависть. Гермиона, в прямом смысле слова, реагировала на это всей своей сущностью. Её магия буквально отзывалась на эти фальшивые вибрации, вызывая лёгкое отвращения.

Она осматривалась вокруг, отмечая каждый жест, каждое движение. Она видела, как леди Мариэтт, хозяйка вечера, окружённая свитой поклонников, с грацией танцовщицы принимала комплименты и подарки. Она оставалась неразгаданным феноменом для Гермионы. Как за этой благородной внешностью могли скрываться хладнокровный расчёт и жажда власти после всего случившегося?

И стоило ей задержать взгляд на Мариэтт дольше положенного, как она её заметила.

— Гермиона, — леди Смит пошла к ней и её губы изогнулись в приветливой улыбке, — я рада, что ты откликнулась на моё приглашение.

— Я была польщена. Просто не могла отказаться.

Мариэтт посмотрела на Гермиону так, что стразу стало понятно — она распознала очевидную ложь.

— Захария сказал, что ты даже просила у господина министра позволения посетить мой званный ужин. Думаю, что это я, скорее, польщена.

Внутри неё постепенно нарастало желание сорвать эту маску притворства, разоблачить всех лицемеров и высказать им всё, что она о них думает. Но она сдерживалась, сохраняя внешнее спокойствие.

Она обещала Драко. После последней ссоры не хотелось опять накалять между ними отношения.

— Только я, кажется, пропустила, к чему приурочено твоё мероприятие, — изображая святую невинность, протянула Грейнджер. — Даже прибывшие гости мне никоим образом не наталкивают на предположения. Раскроешь этот маленький секрет?

— Ужин созван по инициативе господина министра, — шепнула Мариэтт ей на ухо. — Он и сам должен скоро появиться.

«Конечно же. Куда ведь без Гарри?» — подумала Гермиона.

Но вслух всего-навсего произнесла:

— Уверена, что он будет в восторге. Тут всё на высшем уровне. Он оценит по достоинству.

— Ты так редко стала появляться на публике. Тебя почти не видно, Гермиона. Наверное, работы невпроворот?

Она посмотрела на Мариэтт, смерив её изучающим взглядом. Их взгляды на короткое мгновенье встретились. Обе напряжены.

Они никогда не были подругами, да и светские беседы никогда не поддерживали. С тех пор, как Мариэтт вышла замуж за Захарию Смита, они и вовсе тет-а-тет не пересекались. Только на подобных мероприятиях, всегда обходились вежливыми приветствиями и лишь изредка могли перекинуться парой пустых реплик. Но сейчас этот разговор неожиданно приобретал оттенки настоящего и неподдельного.

— В министерстве всегда работы много, — уклончиво ответила Гермиона. — Да и на публику я никогда не работала. Для этого в Совете есть другие люди.

Леди Смит как-то неестественно близко стояла к ней, нарушая все нормы хорошего тона в обществе. Гермиона продолжала пристально смотреть на неё, чувствуя, как давление между ними нарастает. Мариэтт заметно нервничала, её глаза метались по залу, словно она искала кого-то или что-то, что могло бы её успокоить.

— Конечно, ты всегда была сосредоточена на работе, — сказала хозяйка мероприятия, пытаясь снова улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и откровенно наигранной. — Знаешь, в последнее время в министерстве происходят такие вещи, которые… ну, скажем так, могут оказаться не такими, какими кажутся на первый взгляд…

Поняв, что она осеклась, Мариэтт прикусила нижнюю губу и замолчала.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Гермиона, стараясь сохранить спокойный тон и не подавая виду для остальных.

— Я не могу сказать здесь, — прошептала дрожащим голосом леди Смит. — Но ты должна знать, что есть люди, которым нельзя доверять, даже среди тех, кто близок к министру. И нельзя верить тем, кто говорит с добротой в голосе. Они руководят из тени. Будь осторожна, Гермиона. Ты слишком умна, чтобы быть пешкой в их игре.

— Что ты знаешь, Мариэтт?

— Послушайте меня, неодобрение трусов — хвала храбрым. Ваше имя будет написано во славе, когда волшебники будут править миром.

Что бы это не означало, Мариэтт судорожно кивнула и покинула её. Гермиона осталась стоять на месте. Её мысли кружились вихрем в голове. Ей подкинули новую загадку? Что пытались донести этим разговором? Грейнджер глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и сосредоточиться. Искры магии заиграли на кончиках пальцев. Она задумалась, чувствовал ли сейчас Малфой это странное состояние?

В этот миг взгляд Гермионы упал на знакомую фигуру в толпе.

Уэйн Хопкинс стоял у стола с закусками, разговаривая с Дафной Гринграсс. Уж его-то она как раз и надеялась здесь встретить. И теперь, когда Грейнджер знала, что Гарри должен был появиться на этом званом ужине, следовало действовать быстрее. Она взяла новый бокал шампанского с подноса мимо проходящего официанта и направилась в сторону Уэйна, попутно кивая тем, кто с ней здоровался.

— Мистер Хопкинс, — обратилась Гермиона, оказавшись рядом, — мисс Гринграсс. Добрый вечер.

Уэйн тепло улыбнулся ей, в отличии от Дафны. Гринграссы держались в стороне от политики, лишь время от времени появляясь на подобных мероприятиях. Они не были в восторге ни от нового министра, ни от его помощников. Как и многим другим, им приходилось оставаться удобными и выгодными, дабы не привлекать к себе лишнего внимания.

— Гермиона, давно не виделись, — сказал он, делая шаг к ней. — Очень неожиданная, но приятная встреча. Как ты?

— Взаимно, Уэйн. Я нормально, — ответила она, бесстыдно скрывая беспокойство в голосе. — Слушай, мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Надеюсь, что твоя собеседница простит мне такую наглость. Дело касается министерства и просьбы мистера Поттера.

— Конечно, — протянула Гринграсс, недовольно фыркнув. — Была рада поболтать, Уэйн. Обязательно обними за меня миссис Хопкинс.

— Спасибо, Даффи, — он с особой нежностью посмотрел на девушку и переключился на Гермиону, когда Гринграсс отошла. — Я внимательно слушаю. Что стряслось? Выглядишь ты неважно, если говорить откровенно.

Уэйн с нескрываемым интересом посмотрел на её поседевшие прядки, а после начал вглядываться в неестественно голубые глаза. Никто из присутствующих здесь не позволял себе так бесцеремонно разглядывать её. Без зазрения совести, но точно без дурных намерений.

Они отошли в сторону, к менее оживлённой части зала, где их разговор не мог быть подслушан. Или эти риски сводились к минимуму. Хотя бы.

— Разговор не совсем будет касаться дел министерства, — начала Грейнджер. — Да и господина министра он тоже не коснётся. Прости, вопрос сразу в лоб. Я ищу Горация Слизнорта. Вы были близки в Хогвартсе. А в силу твоего нового назначения, я подумала…

— Не вспомнил ли он о своём старом ученике? — договорил вместо неё Хопкинс и снисходительно рассмеялся. — Из нас двоих, у тебя более престижная должность. Я уже молчу о мистере Гарри Поттере. Если уж профессору вспоминать о своих старых учениках, то начать стоит точно с вас.

— Ох, я так не думаю. О нём в Англии уже давно ничего не слышно.

— А зачем он вдруг понадобился тебе?

«Пожалуйста, Уэйн, не задавай мне этих вопросов. Ты точно не хочешь знать ответов», — в уме взмолилась Гермиона.

— У меня к нему есть пару личных вопросов, связанных с моим новым исследованием.

— Не связано ли это с твоей магией? — Уэйн снова прошелся проницательным взглядом по её лицу. — Вижу, что у тебя не всё хорошо. Нужна помощь? Я, конечно, не Слизнорт, но кое-что в этих делах смыслю.

— Спасибо, но мне нужен Гораций. Прости, не могу тебе всего рассказать.

— Всё, что могу сказать, так это то, что в последний раз, когда я слышал о нём, его видели в джунглях Амазонки, — отметил Хопкинс. — Но это было несколько недель назад. С тех пор ничего нового. Некоторые говорят, что он ушёл в подполье. Другие думают, что он может быть в опасности. Я больше склоняюсь ко второму варианту. Человек, любящий комфорт и роскошь, от хорошей жизни не отправиться в неприветливые джунгли. Ты так не думаешь?

Гермиона сглотнула и сжала сильнее кулак левой руки, только сейчас понимая, что там всё ещё лежала записка Оливера.

— Спасибо, что уделил мне время, Уэйн.

— Не так давно Александра вспоминала о тебе. Говорила, что ты снова прислала ей письмо.

— Да, я писала ей, — честно ответила Гермиона. — Я всё ещё надеюсь на то, что она согласится со мной поговорить.

— Она сказала, что в своё время уже всё высказала Поттеру. Полагаю, что это было ещё до моего назначения, — Хопкинс ухмыльнулся. — С того времени, как я начал работать под крылом госпожи Афанасьевой, я только и слышу, что англичане — сущее зло. И что она никогда не потерпит их на своей земле.

— Поэтому ты её зам? — Грейнджер вскинула бровь и хмыкнула. — Как-то история не вяжется, Уэйн.

— Я родился в Англии, прожил тут почти всю свою сознательную жизнь, но мои предки учились в Дурмстранге. Да и я когда-то тоже должен был там учиться, но кое-что пошло не по плану. Скажем так, я для Александры — исключение из правил.

— А ещё ты её глаза и уши на территории Англии, — утверждающе протянула Гермиона.

— У всех свои минусы, — Уэйн усмехнулся. — Или свои преимущества. Да и задачи у каждого зама свои, не так ли? Как там маглы говорят? Жук жука видит издалека?

— Неуместное сравнение, я считаю.

Она уже собиралась уйти куда-то в зал, когда Хопкинс негромко окликнул её:

— Не сгори в своей магии, Гермиона. Будь аккуратна с этой силой. Она не то, чем кажется.

Гермиона остановилась на мгновение, прислушиваясь к словам Уэйна. Они повисли в воздухе, словно предупреждение, несущее в себе больше, чем просто дружеский совет. Грейнджер обернулась, чтобы взглянуть на него ещё раз, но Хопкинс уже отвернулся, погружённый в свои мысли. Видимо, он снова хотел отыскать одну из сестёр Гринграсс.

Почему-то Грейнджер почувствовала себя такой одинокой. Все вокруг стояли в компании знакомых, друзей или своих половинок. Хоть Гермиона и презирала находящихся здесь за прославление лжи и лицемерия, но они хотя бы не были одиноки. Тот же Хопкинс, прибивший по приглашению Мариэтт, нашёл себе компанию на вечер в обличии Дафны Гринграсс.

А она? Гермиона Грейнджер — заложница образа, не больше.

Она направилась к столу с напитками, надеясь, что хотя бы глоток вина поможет ей успокоиться. Напиваться Гермиона точно не планировала, но вынести всё это на абсолютно трезвую голову невозможно. Проходя мимо гостей, её взгляд цеплялся за лица, полные фальшивых улыбок и притворного веселья. Она знала, что кто угодно из них мог оказаться врагом. Эта мысль грызла её изнутри, заставляя быть настороже.

— Мисс Грейнджер, — у стола её поприветствовала Лисса Трембли. — Рада вас видеть.

— Добрый вечер, Лисса. Взаимно.

Лисса — одна из немногих здесь, кого Гермиона могла терпеть — улыбнулась ей. От количества улыбок начинало воротить и по-настоящему тошнить. В её глазах плескался тот же холодный блеск, что и у большинства присутствующих, но в ней было и что-то иное, что-то, что заставляло Грейнджер чувствовать себя чуть менее изолированной.

— Как ваши дела, Гермиона? — спросила Лисса, закидывая в рот виноградинку. — Разрешите отметить, что вы прекрасно выглядите. Решили… имидж изменить.

— Спасибо, — ответила Гермиона, пока какая-то дурацкая неловкость от этого комплимента разливалась под кожей. — У меня всё хорошо. Жизнь продолжается, работа кипит. А если ты об этом, — она коснулась седых прядей, — то просто так получилось. Считай, что магия берёт своё.

Лисса наклонила голову и оторвала от грозди ещё одну ягоду.

— Магия может быть капризной. Иногда она меняет нас больше, чем мы думаем. Но вы всё равно выглядите великолепно. Есть в этом что-то… загадочное.

— Ты выбрала прекрасное слово.

— Англия меня удивляет, — внезапно проронила Лисса, следуя с Гермионой по залу с фарфоровой тарелочкой в руках. — Не появлялась тут столько лет. Казалось бы, что должно было много чего изменится, но у меня такое чувство, будто бы я снова вернулась всё в тот же Лондон.

— Это хорошо? — она с вызовом посмотрела на собеседницу.

— Не знаю, что вам сказать, мисс Грейнджер.

Лисса покинула страну ещё в те времена, когда Волдеморт восходил после своего возвращения. Гермиона даже не была знакома с ней лично, лишь зная, что такая студентка училась на их факультете. И вот четыре года назад, когда Гарри, Гермиона и Рон уже трудились в министерстве, чета Трембли вернулись, пока их дочь оставалась в Америке.

Мистер и миссис Трембли, вернувшись в Англию, наткнулись на множество трудностей. Их поместье было разграблено, а старые связи утрачены. Они постепенно восстанавливали свою жизнь, но их путь оказался непростым. Работая на министерство магии, они столкнулись с предвзятостью и недоверием со стороны некоторых представителей власти, которые считали их дезертирами. А потом случилась новая трагедия…

Папки с подобным описанием того ужаса до сих пор хранились в архивах под грифом «секретно» и с пометкой, оставленной рукой Рона, «не раскрыто».

Иногда Гермиона спускалась в архивы за такими делами, перечитывая копии документов по ночам и на досуге. Столько всего с течением времени прояснилось, но ни грифы, ни пометки никто не убрал.

— Мои родители всегда говорили, что вернуться было правильным решением, — сказала Лисса, вырывая Гермиону из цепких лап воспоминаний. — Они хотели быть частью восстановления нашего мира, внести свой вклад в новое будущее.

Её сердце сжалось от жалости и боли за Лиссу и её семью. Она знала, каково это — потерять близких. Только она собиралась что-то сказать, как-то отвести разговор в другое направление, как со сцены раздался голос хозяйки вечера — Мариэтт Смит.

— Добрый вечер, уважаемые гости! — её приветствие прорезало воздух, привлекая внимание всех собравшихся. — Я рада видеть вас всех здесь, на нашем званом ужине. Сегодня мы собрались не только для того, чтобы насладиться компанией друг друга и изысканными угощениями, но и чтобы вспомнить о важности единства и солидарности в эти непростые времена.

Грейнджер скептически посмотрела на Мариэтт, которая продолжала свою речь, и затем вновь обратила внимание на Лиссу. Та смотрела на леди Смит с каким-то странным мерцанием в глазах. То ли готова расплакаться, то ли наброситься с ножом — весьма тонкая грань.

— Похоже, начинается официальная часть вечера, — прошептала Гермиона, отвлекая Лиссу от раздумий.

— Да, наверное, стоит послушать, что она скажет, — ответила Трембли. — Её приглашение стало для меня неожиданностью. Я давно уже не являюсь частью английского магического сообщества. Конечно, фамилия сразу выдаёт меня, но тем не менее… Признаться, я долго думала, прежде чем всё же решиться и показаться здесь.

Мариэтт продолжала говорить о важности поддержки друг друга, о сложном восстановлении после войны и о необходимости совместных усилий для создания лучшего будущего. Гермиона слушала её с некоторым сомнением, зная, что за этими словами часто — всегда — скрывается лицемерие, интриги, фарс и лукавство.

— …и сейчас я хочу предложить тост за всех нас, за наше будущее и за тех, кто отдал свою жизнь за наш мир, — закончила Мариэтт, поднимая бокал шампанского.

Гости единодушно поддержали тост. И тотчас на сцене появилась статная фигура в чёрной деловой мантии с серебряной нашивкой на груди. Гермиона сделала глубокий вдох, когда встретилась взглядами с Гарри Поттером.

Из всех гостей он заметил только её.

Гарри уверенно шагнул вперёд. Его присутствие сразу же привлекло внимание всех присутствующих. Потемневшие зелёные глаза изучающе осматривали пышно убранный зал, но вот лицо оставалось бесстрастным и сосредоточенным. Он поднял руку, обращая внимание к себе, и тихий ропот в зале мгновенно стих.

— Добрый вечер, уважаемые гости, — начал Гарри. В голосе столько власти и силы. — Мы собрались здесь, чтобы отметить наше единство и силу, которые помогли нам преодолеть мрак и выйти к миру.

Он улыбнулся, не сводя глаз со своей верной подруги. Заметили ли это другие?

— Сегодня мы чествуем тех, кто пожертвовал всем ради нашего общего дела. И мы помним тех, кто пал в битве за нашу свободу, — продолжал Гарри. — Но давайте не забывать, что в каждом из нас есть и свет, и тьма. Мы должны принять их обоих, чтобы найти истинное равновесие.

Слова Гарри пронзали Гермиону до мозга костей. Он говорил о единстве и силе, но за этой маской благородства и доброты скрывалось что-то гораздо более тёмное и загадочное. Её сердце яростно колотилось в груди, предвкушая нечто страшное, что таилось в тени сказанных господином министром слов.

— Мы вступаем в новую эру, где наши цели и стремления должны быть чётко определены. Мы должны быть готовы принимать сложные решения и нести ответственность за свои поступки. Наш мир находится на перекрёстке, где выбор будет иметь решающее значение для его будущего. За мир!

Гости поддержали своего министра аплодисментами и громкими овациями. Поттер сошёл со сцены и затерялся в толпе, обступивших его волшебников и ведьм.

Грохот отдавался у неё в голове. Музыканты снова продолжали играть, но всё, что слышала и ощущала Гермиона — это учащённый такт собственного сердцебиения. Она смотрела на улыбающегося Гарри, который разговаривал с женщиной в длинном алом платье, и понимала, что он уже знал, чем всё закончится.

Об этом ли пыталась предупредить её Мариэтт?

Грейнджер огляделась по сторонам, ища взглядом хозяйку вечера.

Но леди Смит была такой спокойной. Она стояла рядом с мужем. Пригубив вино, Мариэтт рассмеялась, очевидно, поддерживая шутку Захарии.

В зале резко стало как-то невероятно душно. Гермиона потянулась к шее, ощущая, что не хватает воздуха. Ей казалось, что весь жар исходил от человеческих тел. Гости продолжали распивать вино и шампанское, беседовали между собой и вели себя настолько непринуждённо, что Грейнджер уже начала сомневаться в своих же догадках.

Что, если ей показалось? Что, если Гарри не имел ввиду ничего плохого и его речь была просто очередной игрой на публику? Ведь он так любил это. Гермиона могла бы в это поверить, если бы не знала Поттера столько лет — если бы не оставалась приближённой к этому монстру на протяжении всего его правительства.

Все его проклятья и наказания. Его абсолютное превосходство над другими и упоение властью. Этот человек без особого стыда, грубо и цинично сломал ей рёбра, вгоняя руку в грудную клетку.

Нет. Гермиона не верила ему.

Направившись к двери, чтобы выйти из оживлённого зала, она наконец-то впопыхах развернула записку Оливера. Из-за того, что ладони вспотели, чернила немного размазались по бумаге.

Одно-единственное слово, изначально выведенное аккуратным почерком Вуда, заставило её сердце пропустить удар.

«Беги».

Беги?

От жара, тошноты и громкой музыки Грейнджер почувствовала себя дурно.

— Тебе следовало прочитать эту записку раньше, моя милая Гермиона, — голос Гарри холодил кожу у самого уха. — Прости, но я тебя никуда не отпущу.

Он оказался так быстро возле неё. За долю мгновенья, будто бы только что Грейнджер не видела его в противоположном конце зала. Гарри больно схватил её за локоть, притаскивая к себе вплотную. Его темнота окутывала, проникала под кожу, прокрадывалась к трепыхающемуся сердцу.

Она снова очутилась в ловушке. Сама в неё пришла. Попалась, как наивное голодное животное в лесу, увидавшее лакомство в капкане.

— Ты не сделаешь этого, — очень тихо протянула Гермиона, безуспешно вырываясь из мёртвой хватки. — Ты не можешь так поступить с этими людьми.

— Я уже это сделал. Они все — предатели.

— Ты не… Не можешь. Я не позволю.

— Не позволишь? Мне? — он с трудом сдерживал смех, настолько его позабавила самоотверженность Гермионы. Он больше не восхищался ею, как когда-то давно. — Мы все знаем, что иногда садовнику приходится принимать жёсткие меры, чтобы защитить прекрасные цветы и плоды своего труда. А я забочусь о своём цветущем саде.

Зелёные глаза стремительно начали темнеть, наливаясь густым мраком. В них гасли последние проблески прежнего света. В этот самый момент Гермиона поняла, что пути назад не существовало никогда. Её лучший друг, обожаемый и любимый сердцу товарищ, пропал навсегда. Он утонул во мраке собственных порочных желаний.

Контрольный в голову.

Вот так её и настигло понимание, всепоглощающее осознание, что всё давно было потеряно. Душа разрывалась на части от разумения этого факта. Все её усилия, надежды и до безумия убийственные попытки спасти Гарри от мрака выявились напрасными. Она знала, что не сможет его вернуть.

Его душа поглотила тьму. Не наоборот. А он сам даже не пытался бороться.

Она столько раз представляла, как всё может быть иначе. Как он, наконец, найдёт в себе силы, протянет ей руку, и они вместе выберутся из этого кошмара. Но Гарри не сделал ни одного шага ей навстречу. Он наслаждался своим падением, позволив мраку окутать его полностью. Ему эти объятия стали предпочтительнее, чем помощь лучшей подруги.

— Гарри… — болезненно, надорванно и изнеможённо прошептала Гермиона.

Но он смотрел на неё уже совершенно чужими глазами, глазами, в которых не осталось ничего от прежнего Гарри Поттера — Избранного, спасшего весь магический мир от зла.

Сегодня этим злом стал он сам. От него уже нужно спасать и спасаться.

— Приглашаю тебя на танец, моя драгоценная госпожа Гермиона Грейнджер.

Это приказ. Он вновь требовал от неё покорности, как и всегда.

— Я попросил сыграть кое-что особенное для нас.

Музыканты в ту же секунду заиграли новую симфонию. Такую знакомую и ужасную.

«Времена года. Гроза».

— Антонио Вивальди был священником в католической церкви, — заговорил с ней Гарри, увлекая в танец. — Когда он начинал служить мессу у него в голове начинала звучать музыка. Он убегал со службы и начинал её записывать. И так из раза в раз. Его освободили от службы в храме и назначили учителем музыки.

Их танго смерти.

Мелодия, которая сотрясала воздух своими зловещими нотами. Скрипки начинали тихо, их звук, как шелест тёмного ветра, пробегал по залу, цепляясь за каждое сердце, заставляя его замирать. Постепенно вступали остальные инструменты: виолончели — глубокие, гудящие, как предвестие беды, флейты — острые, как крики умирающих, и ритмичные удары барабанов, подобно ударам сердца в агонии.

Каждый аккорд, каждый такт этой симфонии казался воплощением кошмара. Музыка пульсировала, словно живое существо, стремясь поглотить всё вокруг. Её мелодия изощрённо менялась: то поднималась до мучительного крещендо, то падала до угрожающего пьяно. Скрипки, плача и крича, переплетались с виолончелями, их звуки сплетались в чудовищный танец, от которого невозможно было отвести взгляд, но который вызывал желание закрыть уши и убежать.

Гарри Поттер плавно вёл Гермиону в танце, их шаги скользили по роскошному мраморному полу поместья Смитов. Мир вокруг неё замедлился, и сердце билось в такт с симфонией. По всей видимости, оно тоже устало бороться.

— Считаешь, что можешь об этом рассказывать, приглашая на танец смерти? — безучастно спросила Грейнджер.

— Знаю, что тебе было бы предпочтительнее «Лебединое озеро», но сегодня звучит моя музыка.

Звуки симфонии заглушали всё остальное, и будто плакали самые стены поместья. А потом на какое-то мгновенье всё погрузилось в тишину. Исчезли чужие голоса, смех и стук бокалов. Гарри прижал Гермиону к себе так близко и сильно, подобно укрытию от того, что сейчас должно было начаться. Она выдохнула, желая так глубоко провалиться в его темноту души, чтобы не слышать и не видеть того, что вот-вот произойдёт. И если она даже вскрикнула в тот момент, то всё равно этого не услышала.

Гарри проигнорировал её дрожь, не ослабил хватку. Он шепнул ей на ухо, его голос был острым, как осколки стекла:

— Ты думала, что сможешь избежать этого? Думала, что твоя хитрость и знания спасут тебя? Как же ты ошиблась, моя милая Гермиона.

Никакого противостояния. Ей бы не позволили этого сделать. Она давно перестала быть той великой волшебницей, что некогда стояла на равных с самыми сильными. Её сломали, стёрли в прах, сбросили с пьедестала и превратили в послушницу. Её борьба была безнадёжной, потому что все её шаги уже просчитаны, всякая попытка вырваться из оков обречена на провал.

Она замерла, больше не дышала, просто падала и падала… Её душа кричала в безмолвной агонии, но тело оставалось неподвижным. Как Гермиона могла бороться, когда даже её воля была подчинена? Все её знания, её сила — всё это стало бессмысленным, потому что её разум и сердце уже не принадлежали ей. Гарри удерживал её не только физически, но и ментально, захватив её сущность.

Она постепенно исчезала, погружалась в бездну. Она больше не была собой, лишь тенью.

— Да, я ошиблась…

Взрыв, сопровождаемый оглушающим грохотом, разорвал эту минутную тишину, и стеклянные осколки посыпались на пол, сверкая в свете люстр. В тот же момент двери зала с треском распахнулись, и в помещение ворвались фигуры в чёрных мантиях. Их лица были скрыты масками, а в руках они держали палочки, готовые к атаке.

Охотники. Личные адские гончие господина министра.

Гарри держал её так крепко, что стало трудно дышать. Магическая энергия захлестнула зал, наполняя его убийственной тёмной силой. Гермиона взглянула на Поттера, но его лицо оставалось непроницаемым. Его глаза горели самым настоящим фанатичным блеском. Во взгляде читалась ледяная решимость и полное отсутствие сомнений.

— Что же ты натворил… — прошептала она, не силах двигаться.

Её магия куда-то испарилась. Словно её никогда в ней и не существовало. То ли поглощённая ужасом, то ли вновь отобранная Гарри, она не подавала малейших признаков жизни.

Остальные гости, которые всего мгновение назад наслаждались изысканным ужином и бутафорскими беседами, теперь в панике разбегались в разные стороны. Некоторые пытались защититься, бросая заклинания, но большинство просто кричали и пытались спрятаться, убежать. Взрыв за взрывом сотрясали стены поместья, превращая великолепный зал в кровавое поле битвы. Люди падали, пораженные заклятиями, их крики эхом разносились по залу.

Маркус Флинт, с которого слетела маска министерского охотника, зарезал Юджину Фоули, при этом довольно улыбаясь. Он попал в свою стихию — безумный кровожадный выродок, который жил ради убийства.

Уэйну Хопкинсу, бежавшему к двери, кто-то выстрелил Непростительным убивающим заклинанием в спину. Он распластался трупом, а по его лицу скатилась последняя посмертная слеза. Хозяин поместья Захария Смит вместе с братьями Кресвелл и сёстрами Гринграсс лишились голов, не успев даже достать волшебные палочки. Мариэтт просто стояла, ожидая, пока смерть настигнет её. Раскинув руки, она даже не вскрикнула, когда вражеская ядовитая стрела вонзилась ей в сердце. Юная Ирма Селвин начала отбиваться от человека в мантии и маске, поспешно отступая к разбитому окну, чтобы ускользнуть отсюда, но из-за спины её нагнал второй охотник. Он вонзил в неё острый меч, пронзая девичье тело насквозь.

Никто не аппарировал. Не могли. Обычная уловка министерства — антиаппарицонные купола.

Кровь вокруг лилась рекой. Это место обречено на то, чтобы стать проклятым. Столько пролитой крови…

Грейнджер дёрнулась, но Поттер продолжал её крепко держать. Его поглощал дурман триумфа. По щекам Гермионы скатывались слёзы. Обычные солёные вперемешку с кровавыми. Она отчаянно пыталась отыскать в себе хоть каплю магии, чтобы противостоять прибившим охотникам, но всё тщетно. Она оставалась безвольным телом, наполненным сплошной пустотой — зияющее ничто.

Гости один за другим падали на пол, их тела вздрагивали в агонии. Пол превращался в скользкое, кровавое месиво, и стены, некогда украшенные элегантными гобеленами, теперь были покрыты брызгами крови и ошмётками плоти.

— Остановись… — взмолилась она. — Прошу тебя, останови это. Я прошу тебя! Прошу!

Но предсмертные крики гостей заглушали её мольбу.

Двое охотников, которые и не пытались скрываться, упиваясь всем происходящим, с лицами, искаженными безумием, безжалостно добивали раненых, наслаждаясь их страданиями. Они находили тех, кто пытался спрятаться под столами и за колоннами, и вырывали их на свет, чтобы завершить начатое. Одна женщина пыталась закрыть своим телом маленькую девочку, но её заклинание было сломлено мощным ударом, и оба тела упали на пол, обездвиженные и окровавленные.

Просто ребёнок, лет семи-восьми, с белокурыми волосами и огромными, теперь уже мёртвыми, голубыми глазами. Она выглядела так беззащитно.

Эта девочка могла быть кем угодно: дочерью, сестрой, подругой. Её будущее было жестоко украдено, её жизнь оборвана в одно мгновение. Грейнджер заметила плюшевого мишку, валявшегося рядом с телом ребёнка, заляпанного кровью. Эта маленькая деталь, символ детской невинности и уюта, контрастировала с жестокостью окружающего её ужаса. Слёзы текли по щекам Гермионы, она с трудом держалась на ногах. Только из-за поддержки Поттера ещё сама не развалилась на полу. Её тело сотрясалось от рыданий.

— Останови это… останови… Останови!

Но Поттер, опьянённый трагедией, приходившейся ему по душе, сильнее сжал её руку.

Один из охотников направил палочку на Флору Бутби, чьи синие глаза, полные страха, метались по залу в поисках того, кто спасёт её. Она не хотела умирать, как и остальные. Флора молила о пощаде, но вместо этого получила немедленную казнь. Поток зелёного света проник в её грудь, и она упала, её тело безжизненно распласталось на полу.

Неподалёку Дина Вайс с запачканным кровью лицом бежала к массивной колонне, но её преследователь, высокий охотник в маске, не отставал от своей жертвы. Грейнджер видела, как Дина метнула несколько заклинаний, защищаясь, но её силы быстро иссякли. Фигура в мантии настигла её, и без всякого сожаления, с лёгкой усмешкой на губах, нанесла смертельный удар. Острый клинок вонзился прямо в глаз женщины. Дина вскрикнула, а потом упала — безжизненно рухнула на холодный мрамор.

Между тем Гермиона, обездвиженная и лишённая магии, вынужденная смотреть, как мир, который она знала, рушится вокруг неё, продолжала нашёптывать молитвы. Впервые за всю свою сознательную жизнь она обращалась к Богу.

Гарри снова перешёл черту, хотя казалось, что дальше просто некуда идти. Она видела, как пожилой мистер Диггори пытался защитить свою жену, но оба были убиты вспышкой синего света. Она видела и то, как её бывшие однокурсники из Хогвартса, работающие всё это время на министерство, сражались за свои жизни, но безуспешно, один за другим они падали под ударами охотников. Обезглавленная Парвати Патил лежала рядом с мертвецки бледной и бездыханной Фэй Данбар, которую поразила Авада Кедавра.

Стюарт Алвес, стоя спиной к стене, размахивал своей палочкой, отражая атакующих. Ему удалось сразить нескольких, но их оказалось слишком много. Он сражался храбро и самоотверженно, метая мощные заклинания в своих нападавших, и на мгновение показалось, что он сможет удержать их — сможет спастись. Но один из охотников подкрался сзади и направил свою палочку прямо на него. В последнем лихом порыве Стюарт развернулся, но было уже поздно. Ещё один непростительный луч зелёного света прошиб его грудь, и он упал, его глаза медленно закрылись, оставив на лице выражение безмолвной агонии.

Ещё один охотник в маске схватил раненную Глэстину Мун и вспорол ей живот острым кинжалом гоблинской работы. Девушка успела в последний раз посмотреть на Гермиону, стоявшую в крепких и собственнических объятиях Гарри Поттера. Со стороны могло показаться, что они вдвоём стояли посреди пира стервятников, упиваясь этой картиной. И только слёзы на лице Грейнджер выдавали её слабость и ненависть.

— Гер…ми…о…на… — прохрипела Глэстина, захлёбываясь кровью.

Ещё никогда прежде она ненавидела своё имя так сильно.

— Видишь, моя милая Гермиона, — сказал Поттер тихо, почти нежно, — это и есть истинная сила. Истинное господство. Ты никогда этого не поймёшь, потому что твоя доброта и справедливость — это слабость, которую я не могу себе позволить. Я пытался тебя научить другому, но ты всякий раз противилась.

Холод его пальцев отпечатался на её коже, и она смогла лишь тихо прошептать:

— Настоящая сила — это не в разрушении, а в создании… Ты создаёшь себе идеального врага, Гарри…

Но верила ли она сама в то, что говорила? Или ей просто хотелось хоть что-то сказать, а не промолчать?

Её тело дрожало от ужасных эмоций, захлестнувших с головой. Каждая мельчайшая деталь этого момента была как нож, вонзающийся в сердце. Грейнджер огляделась вокруг. Видения мёртвых и умирающих друзей и знакомых ещё больше усиливали её внутреннюю неосязаемую боль.

Очередной охотник в безликой маске занёс над полумёртвым Элвином Стампом нож и полоснул по горлу. Выверенное и правильное движение, отнявшее у мужчины жизнь, заставило Грейнджер схватиться за живот. Она сделала вдох, а после выблевала всё содержимое желудка. Ей не впервые приходилось видеть смерть, но никогда прежде это не было так страшно. У неё всегда оставалась возможность что-то изменить, а не стоять в качестве немного наблюдателя.

Человек в маске отшвырнул бездыханное тело Элвина в сторону и повернулся к Гарри и Гермионе. Он застыл, смеряя господина министра и его подругу взглядом. Его невозможно было прочитать под маской, но отчего-то Грейнджер ощутила к себе прикосновение убийственного холода и магия внезапно заискрилась на кончиках пальцев.

Страшная догадка пронеслась в голове, но не успев схватиться за неё, она полетела вниз. Поттер наконец-то отпустил её, но без поддержки сильных рук Гермиона потеряла равновесие.

Гарри начал читать заклинание, его голос спокойный и уверенный, даже на фоне всего этого хаоса.

Грейнджер ощутила всем телом, как её магия начинает резонировать с его, как руна на её коже становится горячей, как будто ожог. Но как такое было возможно? Она коснулась тёмного пятна на коже, не понимая, откуда взялась эта связь? На ватных ногах она поднялась. Её сердце билось так быстро, что она думала, что оно сейчас разорвется.

В отчаянии Гермиона собрала всю свою силу и сосредоточилась на силе, которая плескалась где-то на самом дне. Ведь вот же она, отзывалась, возродилась… Её руки затряслись, когда она начала выводить руны в воздухе, призывая магию, но внезапно её движения остановились.

— Петрификус Тоталус!

Острая боль пронзила спину, и Гермиона больно рухнула на колени, почувствовав, как парализующее заклинание сковывает её тело. Она едва успела выдохнуть, как её мышцы отказали, и магия, которую она пыталась вызвать, исчезла в одно мгновение. Грейнджер безвольно упала на пол, её нутро сжалось от ужаса, когда она поняла, что теперь совершенно беспомощна.

Тишина, наступившая после её жалкой попытки, была оглушающей, словно мир замер в ожидании её собственного конца. Перед внутренним взором снова и снова возникали сцены резни и разрушения.

Всё её существо кричало о том, что это неправильно, что нужно что-то сделать, чтобы остановить это безумие. Всё тело Гермионы обжигало невидимое пламя, но вместе с тем кожа покрывалась мертвецким холодом.

Но Гарри не собирался останавливаться. Его заклинание достигло кульминации, и магическая волна пронеслась по залу, сметая всё уцелевшее на своём пути.

Её собственная магия, никчёмные крошки, сжались внутри, пытаясь из последних сил сопротивляться этому воздействию.

Наконец-то залитый кровью и усыпанный телами, полуразрушенный зал поместья Смитов наполнил свет. Гермиона слабо вытянула руку, прикрывая лицо от этого свечения. Она заметила, как нечто проникло в грудь Гарри. Грейнджер смотрела на него, затаив дыхание.

Ритуал окончен, а она так ничего и не смогла сделать. У неё не было даже малейшего шанса.

— Это всё равно случилось бы, моя милая Гермиона, — будто бы читая её мысли, ответил Поттер. — С тобой или без тебя. Ты бы ничего не изменила. Хотя, не стану лукавить, с тобой всё прошло более гладко. Как по нотам. Так, как тому было суждено — правильно.

— Нет… — хрипло протянула она, проглатывая ком в горле.

У неё не оставалось сил даже для того, чтобы злиться или ненавидеть его. Она чувствовала на плечах неподъёмный груз случившейся трагедии и непомерно горькой вины.

Её взгляд скользнул по залу, где тела её друзей и знакомых лежали среди обломков и крови. Она предана, раздавлена и абсолютно одинокая. Гарри, когда-то её лучший друг, стоял перед ней как воплощение всего того, что пошло не так. Его холодные, безжалостные глаза говорили о том, что все прежние связи и чувства разорваны, уничтожены навсегда.

Но ведь господин министр этого никогда и не скрывал. Вина была только на ней, потому что Гермиона продолжала во что-то верить, как жертва, которая влюбилась в своего палача.

Она так и не научилась различать реальность и кошмар, в который угодила. Её вера подобна наивной доверчивости пленника, который цепляется за иллюзию доброты своих похитителей. Гермиона осознала, что её надежды и идеалы были обманчивыми миражами, созданными её собственным умом, чтобы выжить в этом жестоком мире.

Вся её привязанность к нему, её вера в то, что он мог измениться, как у жертвы, которая ищет искру человечности в глазах своего мучителя.

— Ты бы в любом случае выжила. Только это имеет значение, Гермиона. Подумай о том, насколько твоя жизнь ценна. Не только для меня, — Поттер поднял голову и посмотрел на охотника в маске. — Благодарю за службу, аврор Малфой.

Тот снял тёмную, сотканную из настоящей тени, маску и лишь склонил голову.

Вот, почему она не потеряла доступ к своей магии. Драко отнял её у неё.

Гермиона, смотря на него, почувствовала, как внутри неё всё опустошилось. Его холодные серые глаза встретились с её, и в них плескалось что-то, что она не могла понять. Она не знала, была ли это любовь, сожаление или просто безразличие.

— Десятки смертей за одну твою жизнь, — злорадно восхищаясь, протянул Поттер. — Сколько ты готов убить, чтобы она дышала?

— Всех.

Драко произнёс это спокойно, без колебаний, и его слова отразились как удар в сердце Гермионы.

— Нет! — она покачала головой, а взгляд превратился в стеклянный. — Нет… Нет… Нет! Нет!

Отрицание. Непонимание. Отчаяние. Истерика.

— Нет! Я не хочу жить ценой чужих жизней! Я не могу так жить! Не хочу! Не могу!

Как единственный живой цветок в окроплённом кровью саду самого господина министра, Гермиона сидела на скользком полу, обнимая собственные колени. Она начала активнее раскачиваться и отрицательно мотать головой, не желая верить в реальность происходящего.

Сколько всего ещё должно было в ней надломиться, чтобы она перестала ждать чего-то хорошего?

— Как ожидаемо и трогательно, — смеясь, сказал Поттер. — Аврор Малфой, приглядите за мисс Грейнджер. Без глупостей.

Под покровом тишины и в свете полной луны они сидели, укрывшись пледом. Гермиона положила голову ему на плечо и устало выдохнула. Впервые за много месяцев она почувствовала, что может остановиться и передохнуть.

— Мне страшно… Я боюсь, что однажды не справлюсь.

— Что тебя тревожит?

— Сложно выбрать что-то одно. Я смотрю на Гарри и понимаю, что он с каждым днём всё больше окунается в собственную темноту души.

— Ты не в ответе за него, Гермиона. Никогда не была и не будешь. Всё, что от тебя зависит — это то, сможешь ли ты вовремя противостоять ему, если понадобится.

— Ты так легко об этом говоришь. Мне бы твоё спокойствие.

— Мне казалось, что у Малфоя с этим всё в порядке.

Гермиона отпряла и посмотрела в глаза своему собеседнику. У них был один цвет глаз на двоих — ещё одно невероятное совпадение, о котором она ранее никогда не задумывалась.

— Я боюсь, что когда-то всё дойдёт к тому, что придётся направить палочку и на него. Он порой пугает меня, — Грейнджер сглотнула. — Я не знаю, что скрывается в его душе, понимаешь? Но иногда такое чувство, что там морока не меньше, чем в душе Гарри.

— Мы справимся, Гермиона.

— Ты очень хороший. Даже слишком.

— Предпочитаю это относить к своим положительным чертам характера. Разве не о таких доблестных рыцарях пишут в книгах?

«Как правило, они умирают в конце истории», — подумала Гермиона, но на деле просто улыбнулась и кивнула. Она не хотела говорить о том, что будет убита горем, если у неё отнимут такого доблестного рыцаря. Ей так сильно не хватало искренней доброты в жизни.