Прошло несколько дней. И все это время Феликс с Хенджином и словом не обмолвились. Ли предпочитал просто игнорировать существование парня, хотя сам в душе терзался сомнениями. Задание, что они делали совместно, парни, конечно, рассказали, причем на высший балл, но Ликс даже не взглянул в сторону Хвана за все это время. И это убивало Хенджина. Зато был кое-кто, на кого Феликс смотрел практически неотрывно. Бан Чан. На следующий день после «происшествия» Ликс чуть не опоздал и стремглав залетел в кабинет. Но направился он отнюдь не к Хвану, а к Чану. Что-то болью отозвалось внутри, когда шатен увидел, что Феликс садится не с ним. Так еще он так мило улыбнулся Чану. Аж зубы свело от злости и зависти. И ревности. Хенджин долгое время прожигал взглядом эту «парочку», но когда кто-то из них повернулся (видимо, почувствовал, что кто-то наблюдает), то парень тут же сделал вид, что он не при делах, и вообще, плевать он хотел на них обоих. Если бы это было правдой. Не мог он наплевать, просто не мог. Тем более, на Феликса.

Всю пару Чан с брюнетом о чем-то мило беседовали, и их тихие смешки, что временами эхом прокатывались по огромной аудитории, словно острые лезвия вонзались в сердце, разрезая его на мелкие кусочки. Больно. Больно. Больно. Но кого винить, как не себя? Ты же сам все похерил, Хенджин. Твоя вина, что Феликс сидит не с тобой, общается не с тобой, улыбается не тебе. Это только твоя вина, твоя ошибка, твоя опрометчивость и ее последствия. Все ты. Ты. Ты. Ты. Эти мысли съедали изнутри, но избавиться от них было невозможно. Как это сделать, если Ли сидит буквально в паре метров от тебя?.. Хотелось рыдать навзрыд от безнадежности и безысходности ситуации. Как же больно…

Хенджин не оставлял попыток помириться с Феликсом, поговорить. Он периодически писал Ликсу, прося о разговоре, но все его сообщения оставались непрочитанными. И в очередной раз парень решил попытать удачу. Сейчас был перерыв между парами, и он мог не переживать о встрече взглядами с Ли, а затем очередной порции игнора. Будет, наверняка, просто игнор. Но Хван, будто упертый баран, не оставлял своих попыток достучаться в закрытые ворота.

——————

Привет. Это снова я

¹⁰·¹⁵

Феликс

¹⁰·¹⁵

Давай поговорим, пожалуйста

¹⁰·¹⁵

Я знаю, ты не хочешь меня видеть, но.. Дай мне все объяснить, прошу

¹⁰·¹⁶

И тогда я больше тебя не побеспокою, честно

¹⁰·¹⁶

Доставлено.

——————

Последнее сообщение Хенджин смог отправить только благодаря тому, что не стал даже смотреть на него после написания. Сказать такое было слишком тяжело. Слишком тяжело было самолично отрекаться от своей любви, своих чувств, зарывать их в могилу. Но если Феликс даст ему шанс хотя бы объясниться, он был готов исполнить обещанное, как бы больно ему ни было. Такова любовь. Ты делаешь больно себе, жертвуешь собой лишь для того, чтобы твоему возлюбленному было хорошо и спокойно.Ты готов в лепешку расшибиться, лишь бы твоя любовь ни о чем не волновалась. Ты горы готов раздвинуть только, чтобы твое солнце улыбалось. Ты готов на все, даже если это означает собственную смерть. Такова любовь… Жестока и беспрецедентна.

И вновь молчание. Ожидаемо. Но все также больно. Хван поднял с пола рюкзак и направился в сторону зала для занятий танцами. Хотя танцевать не было никакого желания. Ведь танцуя, ты раскрываешь свою душу нараспашку, показывая все свои эмоции; у зрителей они, как на ладони. А если внутри пустота, можно ли исполнить партию чувственно? Вряд ли. А если внутри нестерпимая боль, можно ли сделать так, чтобы она стала основой твоего танца, делая его самым проникновенным и запоминающимся? Наверное, да. Если эти два чувства смешались воедино? Ответа на этот вопрос Хенджин найти не мог. Но показывать, что что-то не так он не собирался. Для всех вокруг — у него все просто шикарно и нет никаких проблем.

Для практического занятия по танцам им нужно было выбрать песню и поставить собственный танец по ней. Задано это было достаточно давно, так что время на подготовку было. Этот танец должен был быть чем-то вроде зачета по дисциплине, и потому было так важно сделать все хорошо. Хенджин озадачился этим вопросом еще очень давно, сразу после выдачи задания. В то время в его плейлисте прочно засела группа 5 Seconds of Summer, и он решил, что выберет что-то из их репертуара. В итоге, он поставил на танец на песню Lonely Heart. Сейчас, его тогдашний выбор показался ему очень ироничным, ведь испытывал он, если не то же самое, то точно что-то очень похожее на то, о чем поется в песне. Что ж, ладно, не время удивляться совпадениям, нужно готовиться к выступлению. Вся группа будет смотреть на танцора, а затем, совместно с преподавателем ставить оценку.

Итак, занятие началось. Их группа была немногочисленна, и потому они должны были успеть просмотреть все выступления за одну пару. А вот на второй паре, как сказал препод, «в качестве поощрения за труды», они начнут изучать лучшую хореографию, с которой потом выступят на важном танцевальном конкурсе, который будет проходить в их городе. Такое себе поощрение, подумали тогда студенты, но раз препод сказал — значит придется учить. Хенджин выступил одним из последних, так как до этого многие выходили по желанию, а у него этого самого желания сейчас и в помине не было. Но вот пришла его очередь. Он подключился к колонкам и включил свою песню.

Одногруппники притихли, наблюдая за парнем (все-таки им вместе с преподом придется выставлять друг другу оценки, а затем еще и выбирать лучшее хорео, поэтому стоило бы посмотреть). Он двигался плавно, словно тихая и спокойная река, словно легкое дуновение ветра, что колышет камыши по берегам водоемов. Все его движения были отточены до совершенства, ведь он не один день потратил на этот танец. Этот танец был шансом показать себя и свои способности, и Хенджин посчитал преступлением не воспользоваться данной возможностью. Придумывая и отрабатывая танец, он вложил в него всего себя, всю душу, все, на что только был способен и даже чуточку больше. Он танцевал так, словно от этого танца зависела его жизнь; стоит лишь ошибиться, лишь раз оступиться — и всему придет конец.

Феликс завороженно смотрел на Хвана. И не только, потому что он позже должен будет оценить танец, но еще и потому, что Хенджин танцевал настолько чувственно, настолько красиво, что не смотреть не представлялось возможным. Ли не мог оторвать взгляд. Кажется, Хван вложил в этот танец свою душу. Его движения. они… Словно само совершенство. Возможно, даже лучшие танцовщицы Олимпа так не танцевали, как делал это сейчас шатен. Его танец был настолько проникновенным, что пробирал до мурашек. Хенджин словно был Гамельнским крысоловом, а его зрители — крысами, которых он умело и профессионально заворожил своим танцем, словно волшебной мелодией дудочки.

Танец закончился. Парень опустился на колени, тяжело дыша. Несмотря на то, что он двигался так, будто эти движения ему ничего не стоили, они все же изрядно выматывали, ведь требовали большой отдачи как эмоциональной, так и физической. Пара секунд после окончания выступления прошли в тишине, но затем одногруппники разразились громкими аплодисментами. И для Хенджина это было лучшей наградой за его старания. Он поднялся и театрально откланялся. Поднимая голову после поклона, он случайно встретился взглядом с Феликсом, который смотрел на него, как на Восьмое Чудо Света. Кажется, его очень впечатлило выступление шатена. На секунду Хван самодовольно улыбнулся, но тут же стер эту улыбку и направил свой взор в другую сторону. Будто ничего и не было. Он вернулся на свое место. На какое-то время ему даже полегчало, ведь после подобного не хотелось ничего, кроме как сесть, а лучше лечь и лежать до скончания веков. Наконец, блаженная пустота, приятное опустошение, а не зияющая черная дыра внутри.

Следующим выступал Феликс, он же и был последним. Брюнет выбрал песню Adele — Rolling in the deep. Она была энергичной, ритмичной и быстрой. Как и сам танец Ли. У Феликса было намного меньше времени, чтобы подготовить выступление, но все же он справился на «ура». Несколько человек также поаплодировали ему. Парень вернулся на место, что было рядом с Бан Чаном, и тот похлопал брюнета по плечу, что-то говоря о том, как тот хорошо станцевал. Недолго же прожила та прекрасная пустота. Она вновь сменилась болью и тоской, и Хенджин почувствовал себя еще хуже, чем до начала занятия.

Итак, все выступили, и теперь пришел черед выставления оценок. Хенджин получил высший балл, как, собственно, и Феликс, и некоторые другие студенты. Лучшим танцем выбрали танец Хвана, и было единогласно решено учить именно его для конкурса. Что ж, на следующем занятии шатен будет преподавателем. Пара закончилась, и студенты пошли отдыхать. Хенджин же остался в зале и залез в телефон, просто чтобы скоротать время.

— Очень красивый танец, — сказал подошедший к нему Бан Чан, — Такой впечатляющий.

— А.. — Хван витал в облаках и потому не сразу понял, что обращаются именно к нему, — Да, спасибо.

Чан вышел из зала, а шатен скорчил гримасу. Бан Чан так невинно сказал это, но у Хенджина появилась некоторая неприязнь к нему. Он забрал Феликса. Его Феликса. В больном сознании парня это выглядело именно так.

Итак, началось второе занятие. На нем Хенджин принялся детально разбирать каждое движение. Объяснял он хорошо, и потому, к концу занятия все могли станцевать половину вступления. Хорошая работа. Препод похвалил парня после пары, а затем отпустил всех. Далее была последняя пара — теоретическая. Она прошла, как в тумане.

День закончился. За сегодня шатен очень устал. Он постоянно наблюдал за Ли, за его улыбкой, за его жестами, за тем, как он общается. Но не с ним… От этого становилось так больно. Хотелось разреветься, кричать во весь голос, скинуть все учебники, что лежали на парте. Хотелось обнять Феликса, хотелось снова хотя бы прикоснуться к нему, хотелось смотреть ему в глаза, хотелось считать его веснушки, пока младший что-то увлеченно рассказывал. Ему бы даже простого разговора было достаточно. Лишь бы Ликс посмотрел на него… Блять, хотя бы посмотрел. Хван уже настолько отчаялся, что искал даже взгляда возлюбленного, уже, наверное, и не помышляя о разговоре.

Хенджин собрал вещи и снова увидел брюнета, который уходил куда-то с Бан Чаном. Хван не стал следить за ними, хотя так хотелось… Хотелось узнать куда Чан уводит его Феликса. Его солнце. Он еще немного посидел в аудитории, подождав пока все уйдут, чтобы, не дай Бог, не столкнуться с Ликсом, а затем тоже направился к выходу. Еще один вечер в полном одиночестве, в компании своих собственных картин, которые стали для него скорее проклятием, нежели прекрасными плодами его трудов. Ни уведомлений, ни звонков, ни голоса Феликса. Ничего. И это убивало.

Чан вышел из университета вместе с Феликсом. Они о чем-то разговаривали. О чем-то явно очень интересном. У них, как оказалось, было много общих тем для разговора. Они стали общаться так близко, словно они — лучшие друзья с самого детства. Ликсу было комфортно с Чаном, будто он знал его всю жизнь. Он больше не был тем тихим, зажатым мальчиком, каким был раньше, по крайней мере, не с Чаном. Ему было весело. Было хорошо. С Чаном он забывал обо всем и обо всех. Даже о Хенджине… Не было никаких проблем. Все было прекрасно.

Но когда Бан Чан покидал его все возвращалось на круги своя. Тревожность, страх, неуверенность; полный комплект, получите, распишитесь, как говорится. Его вновь и вновь терзали мысли о Хенджине. Как же парню временами хотелось стереть себе память и не помнить произошедшего… Но, увы, это было невозможно. И потому он каждый вечер сидел в одиночестве, бессмысленно смотря в окно и рассуждая о случившемся. И каждый раз он приходил к выводу, что он сам и есть полный придурок. И каждый раз рука тянулась написать Хенджину, наконец ответить, но каждый раз он почему-то останавливал себя. Но почему?..

— Слушай, мы так и не сходили в кафе, — начал старший, — Может, сходим сейчас? — предложил он, — Если ты не занят, конечно, — уточнение, от которого внутри что-то растаяло. Эта забота, проявлявшаяся в мелочах так нравилась Феликсу.

— Нет, я абсолютно точно свободен, — брюнет улыбнулся.

— Отлично, идем.

Они направились в кафе, разговаривая обо всем по дороге.

— Жаль, что мы учим не твою хореографию, — вздохнул Бан Чан, — Она мне очень понравилась.

— Спасибо, — Ли вновь смущенно улыбнулся. Ему все еще было непривычно слышать комплименты в свою сторону.

— Но, знаешь, у Хенджина хореография тоже неплохая. Его движения были такими изящными! Ты видел, как он…

— Да, видел… — резко прервал начинавшийся монолог брюнет. А затем пара минут прошли в молчании, — Прости, я… — Феликс теребил лямку рюкзака, не решаясь высказать, — Не хочу говорить… О нем.

— Почему? Вы знакомы?

— Ну мы…

— Подожди, — пазл в голове Чана сложился на удивление быстро. Это даже, в какой-то мере, пугало, — Так, это он нарисовал твой портрет, и ты, увидев его, сбежал?

Феликс молча кивнул. Он не хотел больше слышать об этой истории ничего. Хотел забыть, но это было невозможно. Хван слишком часто мелькал перед глазами и заставлял вспоминать все, что связано с ним. Почему так происходило? Он заставлял вспоминать то, как Феликс подсел к нему, то, как они впервые заговорили, то, как они гуляли, то, как Ли пришел к нему и решил посмотреть что было за той чертовой шторой. Зачем? Почему он такой любопытный? Почему он вообще сбежал? Это все казалось Феликсу таким глупым. Он, не разобравшись ни в чем, просто ушел. Так тупо… Но исправить свой промах он был не готов…

Снова это чувство. Ужасно. Слезы наворачивались на глазах. Зачем Чан начал это все? Феликсу хотелось сейчас под землю провалиться. Хотелось сбежать и никогда не возвращаться обратно. Может, перевестись в другой университет? Нет. Слишком страшно. Боже, Ликс, да почему ты все время бежишь от чего-то? Может, хватит?!

— Феликс… — Бан Чан не успел ничего сказать, а только подошел к брюнету, как Ликс уже прижался к старшему. Он так хотел скрыться от всего, но не убегать. И объятия Бан Чана показались наилучшим решением. Хотя ему и было страшно это делать, несмотря на то, что это было всего лишь секундным действием, парень просто отключил мозг и обнял. Чан обнял того в ответ, — Все хорошо, я рядом. Прости меня, я не думал, что это из-за…

— Это не из-за Хенджина. Я, наверное, что-то не так понял. Я виноват, — из глаз брюнета потекли слезы. Он был не в силах больше держать эту боль внутри. Она каждый день медленно убивала его. Да еще и эти сомнения… — Мне страшно…

— Хэй, — Чан взял Ли за плечи и слегка отодвинул от себя, посмотрев тому прямо в глаза, слегка улыбаясь, — Я думаю, все наладится, — как… Банально?

— Я не уверен…

— Вам нужно поговорить, — констатировал Чан.

— Я боюсь, — признался Ли и снова прижался к старшему, — Он, наверное, видеть меня не хочет, — но упоминать, что Хенджин ему периодически пишет, Феликс не собирался. Не потому что забыл, а наоборот, потому что прекрасно знал. Знал, что это все последствия его действий, и именно ему нужно делать первый шаг и решать проблемы. Но он трус, жалкий трус… Отвратно.

— Все будет хорошо, вам нужно хотя бы попытаться.

— Я не хочу сейчас думать об этом, ладно? — Ли отошел от Бан Чана и рукавом стер с лица слезы. Концерт окончен. Да, он не смог сдержать своих эмоций, но больше такого не повторится. Не повторится ли? Ладно, не важно. Ликс резко решил сменить тему, — Мы, кажется, в кафе шли.

— А.. да… — Чан немного опешил от резкой смены настроения и предмета разговора. Но, видимо, Ли действительно не хотел больше говорить о плохом, а парень не хотел его заставлять, — Идем.

Феликс успокоился. По крайней мере, Чан надеялся на это. Они шли в кафе, и вновь завели разговор, но уже не об университете. Ликсу нужно было отвлечься от этого всего.

Они зашли в кафе. Оно было очень уютным и светлым. Парни прошли вглубь помещения и сели за свободный столик.

— Что ты будешь, Ликс? — спросил Чан.

— Что? — Феликса будто током ударили. «Ликс»?

— Ой, прости. Я наверное не должен тебя так… — Чан сразу понял свою ошибку и стал извиняться.

— Да нет, все в порядке, — «Ликс»? Что ж, ладно. Звучит необычно, но… Почему бы и нет? Брюнет улыбнулся, — Я буду чай и какой-нибудь десерт. Что насчет тебя?

— Наверное, тоже самое.

В кафе они просидели еще пару часов. Время пролетело незаметно для них обоих. День постепенно подходил к концу, и Чан предложил немного погулять, а после проводить младшего до дома. Ликс с удовольствием принял это предложение.

— На улице сегодня не так холодно, как вчера, — заговорил Феликс, — Скоро стемнеет… — добавил он, смотря на небо.

— Ага. Как тебе кофейня? Может, еще завтра сюда придем?

— Кофейня отличная, и я не против ходить сюда хоть каждый день, — улыбнулся брюнет.

— Отлично, тогда завтра после пар можно опять прийти сюда.

Феликс кивнул, и они направились к его дому. Завтра у них была важная контрольная, поэтому нужно было тщательно подготовиться. Если бы не она, Ликс бы гулял с Чаном хоть до утра.

— Пришли. Спасибо, что проводил! — Ли вновь улыбнулся и ушел в сторону своего подъезда, на прощание помахав Бан Чану.

— До встречи, Ликс, — крикнул вслед старший.

«Ликс». До этого момента Феликса никто так не называл. Это было необычно, но довольно… Мило? Ладно, не надо зацикливаться на этом. Это же простое сокращение имени. Простое сокращение.

Зайдя в квартиру, Феликс быстро переоделся, помыл руки и сел за уроки. Он очень устал за день. Слишком много мыслей. Слишком много эмоций. Слишком много Хенджина было в голове брюнета сегодня… Ли бы прямо сейчас лег на кровать и уснул.

Хенджин сидел в своей комнате и смотрел на портрет веснушчатого парня, вытирая с глаз слезы, которые все никак не заканчивались. Почему все так? Какой раз Хван уже задается этим вопросом? Ответ он до сих пор не нашел. Так хотелось вновь услышать этот низкий голос, который уже успел стать таким родным и любимым. Никакой другой голос он не хотел слышать. Даже свой собственный. Хотя нет, не так. Особенно свой собственный.

Хван писал Феликсу каждый день. Писал, в надежде на то, что Ли прочитает и ответит. Он хотел поговорить с ним и объяснить ему все. Просто объяснить. Ничего более.

––––––

Феликс…

²⁰·¹¹

Прошу, давай поговорим…

²⁰·¹¹

Я должен все объяснить. Ответь, умоляю

²⁰·¹²

Доставлено.

––––––

Снова это молчание. Ужасно. Ужасно больно. Хван взял в руки карандаш и начал рисовать какой-то набросок на холсте. Он хотел выплеснуть всю эту боль, что таилась внутри на рисунке. Весь накопившийся гнев и печаль. Всю накопившуюся ревность и зависть. Все. И эти эмоции действительно нашли отображение на чистом холсте.

В голове постоянно крутилось: «Может, он меня ненавидит?», «Он не хочет меня видеть» и другие подобные мысли. Хван пытался выбросить их из головы, но на смену им приходили еще хуже. Почему?.. За что ему это все? Разве он это заслужил? Он ведь просто влюбился во сне и совсем не ожидал, что это выльется во что-то серьезное. Никак не ожидал. Хотя очень хотел. Хотел? Получай, Хенджин.

Хван проснулся от нехватки воздуха. Снова. Снова эти кошмары, где его душат эти ужасные руки. Феликса нет нигде. Ни во снах, ни рядом, ни даже в сообщениях. Снова слезы наворачивались на глазах, но шатен быстро смахнул их и встал с кровати. Он опять опаздывал. Что ж ему так не везет…

Сегодня Хенджин должен был учить всех своей хореографии, так как его танец набрал больше всего баллов. Ну хоть с чем-то ему везет… Хван забежал в университет в последнюю минуту и сел на свое место в конце аудитории. Почти всю лекцию он спал на парте. Вскоре прозвенел звонок, и должен следующим был быть еще один теоретический урок, где он снова будет спать. Сегодня парень совершенно не в настроении учиться, да вообще делать что-либо.

Выходя из аудитории, он заметил Бан Чана и, как ни странно, Феликса. Парни о чем-то мило беседовали, а затем Ли улыбнулся Чану самой яркой улыбкой (по мнению Хенджина), и они вместе засмеялись. Шатен бы и дальше игнорировал их, но вот только… Бан Чан, будто специально приобнял брюнета, и тот, видимо, был не против. Хенджин понимал, что сейчас у него вновь начнется истерика и поэтому он побежал в сторону университетского туалета. Он забежал в самую дальнюю кабинку и закрылся на щеколду. Слезы сами потекли из глаз. Ему было так больно смотреть на то, как кто-то может разговаривать с Ликсом, может прикасаться к нему, может смотреть в его глаза и на его улыбку. Этого не мог сделать Хенджин. Он не мог даже поговорить с ним. От этого становилось еще хуже и больнее. Как же погано…

Феликс стоял и разговаривал с Чаном, как вдруг заметил знакомый силуэт сбоку. Он развернулся и увидел убегающего куда-то Хенджина.

— Чан, прости. Мне нужно отойти, — что-то щелкнуло в голове Феликса, и потому он резко, посреди разговора вдруг сказал это, хотя и сам не понимал почему.

— Что? Куда? — взволнованно спросил Бан Чан и схватил младшего за руку, чтобы тот не убежал. Его немного напугала резкая смена настроения брюнета. Еще секунду назад тот стоял и безмятежно смеялся, а сейчас ему вдруг понадобилось куда-то бежать, — Что-то случилось?

— Все в порядке, я позже все объясню. Пусти, пожалуйста, — странное наваждение охватило Ликса, он чувствовал, что должен последовать за Хенджином.

Бан Чан нехотя отпустил руку Ли, и младший тут же убежал. Побежал он в ту же сторону, что и Хенджин. Они ведь даже не разговаривают, почему он резко побежал за ним? Ликсу казалось, что что-то случится. Что-то серьезное…

Хенджин сидел в кабинке и ревел навзрыд. Боль убивала его изнутри. Почему кто-то может прикасаться к Феликсу, а он нет? Почему кто-то может смотреть в его глаза, а он нет? Почему кто-то может слышать его голос, а он нет? Почему? Почему? Почему? Боль застелила взгляд, и перед глазами все поплыло. Хвану хотелось избавиться от этой ужасной боли. Блять, лишь бы уже ничего не чувствовать. Это в миллион раз лучше того, что он испытывал сейчас. Будто в трансе, он поднял рюкзак с пола и достал оттуда канцелярский нож. В сумке у художника он лежал практически все время, ведь им было удобнее точить карандаши. Хван трясущимися руками приближал нож к руке. Сейчас для него это было единственным решением. Только так он мог заглушить боль. Его больному сознанию казалось это единственным верным вариантом. Простых слез уже было недостаточно. Ничего не помогало, блять, ничего.

Он поднес нож к руке. Шатен, закрыв глаза (из-за слез он и так ничего не видел), сделал первый надрез. Из раны пошла тонкая струйка крови. Ему будто стало легче на мгновение. Будто часть этого безумного коктейля боли и непонимания ушла, вытекла вместе с этой кровью. И он продолжил. С каждым надрезом ему становилось легче. Моральная боль постепенно заглушалась и сменялась физической, которую Хван пока что не чувствовал. Оно и к лучшему. Через пару минут рука была больше похожа на жертву каких-то жестоких пыток, будто по ней самосвалом проехались. Все предплечье превратилось в кровавое месиво. Шатен наконец ощутил физическую боль в этой области.

— Зато легче, — прошептал Хенджин, смотря на окровавленную руку, а другой рукой вытирая слезы с глаз.

Он огляделся и понял, что нет ничего, чем бы можно было прикрыть этот ужас. Ну и похуй. Он опустил рукава своей не очень длинной кофты и вышел из кабинки.

Рядом на полу сидел… Феликс? Феликс, блять? Что он тут забыл? Он все слышал? Хван опухшими глазами смотрел прямо на брюнета. Ликс смотрел на Хенджина. Спустя пару минут Ли встал и выдохнул.

— Хенджин, прости…

Неужели шатен снова слышит его голос? Но… За что тот извиняется? Он же не должен... Хван все также стоял и молча смотрел на Ли.

— Мне, наверное лучше уйти… — виновато сказал Ликс и развернулся. Что ты делаешь, Феликс? Нахуя ты тогда побежал за ним?

Хенджин не мог просто так отпустить его. Не мог. Слишком долго он ждал момента, чтобы объяснить все. Шатен схватил брюнета за руку, из-за чего тот обернулся. Довольно резко движение заставило парня вздрогнуть.

— Феликс… Я.. я должен объяснить, — начал шатен, — Насчет того портрета, я просто…

— Твоя рука… — Ликс опустил глаза на раны, из которых лилась кровь, пропустив сказанное Хенджином мимо ушей. Это все из-за него? Из-за того, что Феликс игнорировал его? Блять. Феликс. Это все ты. Из-за тебя, — Зачем ты… Это сделал?.. — Простой вопрос, банальный ответ. Из-за тебя. Из-за тебя, эгоист ты несчастный. Неженка недоделанный. Аж тошно от тебя.

— Рука? Хах, все в порядке. Небольшая царапина, — Небольшая царапина? Хенджин, серьезно? Феликс скорее поверит в то, что ты подрался с каким-то уличным котом. Так еще и кровь идет. Ну, да, ну, да. Небольшая такая, незаметная царапинка, — Я хотел объяснить…

— Потом, Хенджин, — вновь прервал его брюнет, — Тебе нужно в медпункт, — Феликс заволновался. Он знал, что такие раны просто так не проходят, — Идем.

Ли взял шатена за руку, а тот был просто не в силах сопротивляться и потому пошел за брюнетом. Стало так тепло. Вся боль тут же ушла, испарилась. Феликс посмотрел на него. Феликс взял его за руку. Феликс переживает за него. Хван боялся, что после этого Ликс просто уйдет. Боялся, что сейчас он очнется где-нибудь в больнице. А может, он уже умер?

Ну ты и еблан, Феликс. Ты просто мерзкий. Отвратительный. Ликс слышал все. Абсолютно все. То, как Хенджин сидит и рыдает в кабинке, звук похожий на канцелярский нож, а затем вновь рыдания. И Ли ничего не сделал. Ничего. Просто тупо сидел и слушал это все. Блять, ты просто уебок. Сдохни. Сдохни. Сдохни. Ты причиняешь людям боль, только боль. Рука Хенджина тому доказательство. Чувство вины тяжелым грузом легло на плечи парня. Теперь он точно не имеет права игнорировать Хвана. Да и вообще кого бы то ни было. Никогда в жизни он не посмеет больше так сделать.

Они дошли до медпункта, где шатену перевязали руку, предварительно обработав раны. Медсестра очень подозрительно смотрела на порезы и, в конце концов, поинтересовалась, все ли у парня хорошо, на что тот ответил, что все прекрасно и выдавил из себя подобие улыбки. Раны были обработаны, и Феликсу стало немного спокойнее. Но смесь вины, стыда и отвращения к себе затмевала собой все эти крупицы самообладания.

Они вышли из кабинета и прошли пару метров, замерев в нерешительности. Феликс повернулся к Хвану, так как шел впереди него, и они заглянули друг другу в глаза. Впервые за долгое время Ли смотрел на Хенджина. Он смотрел и видел, как тот, оказывается, увял, поник и побледнел. Что с ним произошло?.. Даже думать было страшно… Молчание напрягало. Звенящая тишина, словно молоток, била по перепонкам.

— Феликс, — наконец обрел голос Хенджин. Он говорил тихо, почти шепотом, истерика и селфхарм забрали все силы, — Давай поговорим, прошу.