20 день месяца Руки Дождя 2 год. 4 эра. Часовня Дибеллы. Анвил. Империя Тамриэль.

Приятный полумрак коснулся его глаз, заставляя его губы непроизвольно растянуться в улыбке. Горящие у каменной статуи Дибеллы свечи, слабо освещали чистый и просторный зал часовни. Между алтарями Девяти Богов за за небольшими оградами виднелись многочисленные голубые лилии, которые казалось покрывали всю церковь. Его глаза могли видеть нераспустившиеся бутоны на темных каменных колоннах, пробегались взглядом по белым цветам по оплетавшим железные люстры. Витражные высокие окна ярко сверкали в лучах весеннего солнца, придавая изображенным на стекле божествам таинственное сияние.

Длинноволосый бретонец вдохнул замах благовоний, прикрывая глаза и чувствуя, как в его груди появляется тихая радость. Запахи мира смертных разительно отличались от того, что предлагал Этериус, формирующий реальность на основе памяти или желаний своего гостя. В созданном им мире все было слишком мягким, не кажущимся противным или раздражающим…словно неживым и ненастоящим. Здесь же он сразу столкнулся с практически забытым древесным глубоким запахом сандала, отдававшим сладостью.

Золотые глаза быстро огляделись по сторонам, пытаясь заметить прихожан или священников. Ожидал он заметить агентов Императора или представителей стражи, которые в свете последних событий должны были заняться расследованием. Тишина и пустота часовни вызывали в нем напряжение, заставившее его поправить капюшон белого плаща, скрывавшего его лицо. Вышитые на нем золотые узоры, напоминающие лепестки цветов, вспыхнули в свете свечей.

Он подошел ближе к алтарю богини красоты, всматриваясь в изогнутые неровные слова, написанные на камне белого алтаря. Написанные и зачарованные кровью письмена несли угрозу, а сама фраза не была тайной для вернувшегося в план смертных героя, изучившего при жизни язык древних меров, живших когда-то в Сиродиле. Его пальцы прошлись по буквам, заставляя его всмотреться в них, чувствуя исходящую от букв энергию Обливиона, напоминающую вспышку яркого ослепляющего света.

«Вечной властью Умарила, боги смертных должны быть низвергнуты» - простая фраза, заставившая его нахмуриться, дополнила для него картину нависшей над Тамриэлем угрозы.

Молодой бог слишком хорошо помнил, как несколько месяцев назад его подчиненные сообщили ему о появлении бреши, ведущей в план смертных. Прибывший тогда на место герой совершенно не обратил внимание на витавшую возле бреши энергию низшего даэдра, списав все это на появление даэдрической принцессы Меридии и ее слуг. Высокие гости, навестившие вознесшегося принца Безумия пытались разобраться со спорными душами, перешедшими под покровительство Молаг Бала, прибывшего следом за Леди Света. Бретонец, пытающийся тогда разобраться с душами и гостями, просто заделал брешь, выставляя в том месте патруль из лучших своих воинов. Тогда он даже не подумал проверить, прошел ли кто-то через уязвимость…

Теперь же, его неосмотрительность стоила жизни священников Дибеллы. Его безответственность вызывала угрозу, способной прервать правление посредника священного договора…поставил под угрозу жизнь того, чье правление должно было стать золотым веком мира смертных…

Сердце наполнилось тоской, когда перед глазами появились любимые им серые как сталь глаза. Наполненные теплотой и мягкостью глаза, восседающего на троне своих предков, имперца скрывали несгибаемую волю и поразительную смелость удивительного человека, готового ради своих людей шагнуть в Обливион. Неподготовленный к власти простой священник из часовни Акатоша с честью принял на себя свои новые обязанности, обучаясь всем необходимым навыкам с восхитительным упорством и самоотверженностью. Он не обращал внимание на кошмары, игнорировал угрозу даэдрических артефактов…готовый всегда протянуть руку, теплый и уютный человек, любящий драматическую оперу и катание на коньках. Прекрасный, превосходящий любое видимое им божество человек, мучающийся от мигреней, которые ему всегда хотелось исцелить…раненый прошлым, стыдящийся ошибок юности, в которых тот не был виноват…

Лишь Боги знали, как бретонцу сейчас хотелось явиться перед ним, обнять его и услышать любимый им глубокий приятный голос. Хотелось успокаивающе прижать его к себе, зарываясь руками в падающие на плечи темно-каштановые волосы…как хотелось услышать биение его сердца и увидеть улыбку на загорелом лице. Как хотелось принести ему очередную книгу из лавки, сопроводив это все небольшим сладким рулетом с черникой или ежевикой.

Бретонец глубоко вздохнул, вспоминая о клятве перед Дибеллой, которой он обязан был следовать. Сначала ему нужно было разобраться с прорвавшимся через маленькую брешь гостем, угрожающим безопасности имперца и его земель.

Он нахмурился, вспоминая все, что когда-либо слышал об Умариле. Последний айлейдский король, владевший Башней Белого Золота. Полубожество, по легендам связанное с Акатошем. Полуэльф, отдавший свою душу Меридии и убитый одним из соратников Святой Алессии. Могущественный маг и превосходный боец.

Лица вознесшегося героя коснулась улыбка, тогда как сам он вспомнил о своей победе над Маннимарко. Каким бы полукровка не был магом, до могущественного некроманта, сломавшего в первый раз барьер ему определенно было далеко. По крайней мере он хорошо знал, что Маннимарко выжил после встречи с Молаг Балом, манипулируя принцем Порабощения в эпоху Междуцарствия. Умарил же по легендам не мог пойти против своей госпожи…

Последняя мысль заставила божество вздрогнуть. Если его противник не мог пойти против Меридии, то какова была вероятность ее участия в этом деле? Она могла называть себя как угодно, могла пытаться показать, что ценит жизнь и смертных…могла сколько угодно противостоять своим родственникам, однако кто сказал, что у нее не было своего плана по усилению влияния? Кто сказал, что появление древнего айлейда, когда-то правившего Имперским городом не было запланировано ей заранее?

Золотые глаза расширились, а сам он неосознанно потянулся к усилившийся связи, созданной им и возлюбленным супругом в начале их пути. Осторожно, словно боясь выдать себя перед ним, бретонец прислушивался к ощущениям.

Тоска и надежда проникли в его разум, заставляя его сделать шаг, едва не раскрывая потоки, по которым он мог переместиться к нему. Мартин никогда не должен был чувствовать разбитость, он никогда не заслуживал страданий и все в этой истории должно было быть иначе. Он вздохнул, успокаиваясь и прикрывая глаза, прослеживая состояние своего Императора. Он был цел, он был здоров, он был занят на совете старейшин, со всем усердием вникая в государственные дела. Ему не было там сейчас места. Не было из-за клятвы и из-за того, что супруг должен был выполнить свои обязанности правителя.

Игнорируя усиливающуюся связь, ожившую и вновь строящуюся между ними, молодой бог открыл глаза, сосредотачиваясь на часовне. Мир перед ним слегка сиял, показывая ему яркие разорванные души неупокоенных даэдра, которых мертвые служители Дибеллы успели изгнать. Он сосредоточился на остатках душ тварей Обливиона, понимая, что это был его шанс узнать о планах противника или увидеть место, в котором тот скрывался.

Милосердие было забыто им сразу же, когда он коснулся первой разорванной Обливионом души. Стремившаяся на перерождение душа низшего даэдра, чудом задержавшаяся в плане была похожа на испорченный мед, вызывающий желание избавиться от неприятного послевкусия. Дрожащая от страха душа пыталась вырваться, пока бретонец грубо пропускал через себя ее воспоминания, отмечая жестокость по отношению к смертным.

Представшая перед его глазами широкоплечая высокая фигура в золотой броне выходила из озера Румаре. Окруженная мягким белым сиянием фигура в древних доспехах со злобой смотрела на видневшуюся вдалеке Башню Белого Золота, отдавая приказы сопровождавшим ее подчиненным. Он направлял их в часовни Девяти, направлял их в айлейдские руины…затем, чтобы они готовились, выясняли обстановку и собирали древние, скрытые от взглядов низших рас артефакты…только для того, чтобы ослабить противника, который в момент слабости не должен был оказать сопротивления и пасть от руки истинного хозяина древней столицы.

Глаза молодого бога ярко вспыхнули золотом, когда он в ярости разорвал душу мертвой твари Обливиона, лишая ее шанса на возрождение. План Умарила не стал для него сильным сюрпризом, однако он все же не смог сдержать чувств, понимая, что древний айлейдский король нацелился на новый удар по барьеру, пытаясь повторить то, что еще недавно сделал Мифический рассвет.

Он нетерпеливо дотронулся до новой души, пытаясь выяснить у нее местоположение противника. Души низших даэдра горели в его руках, распадаясь и исчезая в пустоте, не давая бретонцу новой информации.

Окутанный клятвами перед Дибеллой, он мог не так много, однако его сил вполне хватало на то, чтобы понять, что после того как Умарил вышел из воды у озера Румар, он исчез в неизвестном направлении. Он нахмурился, пытаясь ощутить хорошо знакомые ему ощущения неправильного течения потоков, сопровождающие магию Обливиона. Бретонец пытался почувствовать разрыв или ощутить влияние Меридии, понимая что у него слишком мало сил для того, чтобы охватить весь Сиродил.

Впрочем, эта неудача была ожидаемой для бретонца, понимавшего что ему просто нужно придумать новый план поиска незваного, на землях плана смертных, гостя.

Просмотрев воспоминания последней мертвой души, герой потер глаза, обращая свое внимание на статую Дибеллы. В своей смертной жизни он слишком часто молил Богов об удаче, не забывая об этой привычке даже будучи принцем даэдра. Могло ли это сработать сейчас?

Глубоко вздохнув и оглядевшись по сторонам, бретонец преклонил колено перед статуей богини Красоты. Прекрасная человеческая женщина, так не похожая на представшую перед ним в Этериусе белую каджитку, смотрела на мир с мягкостью. Изящные черты лица, выполненные рукой талантливых скульпторов совершенно не пострадали от рук, напавших на часовню даэдра и все так же радовали глаз, заставляя восхищаться статуей.

– Прекраснейшая Дибелла… - начал бретонец, чувствуя, как знакомый взгляд обращает на него свой взор. Он чувствовал ее веселье, чувствовал, как она осторожно вслушивается в молитву, словно пытаясь принести успокоение. Бретонец понимал ее веселье, однако не мог не продолжить говорить: -… смиренно обращаюсь к тебе с просьбой о милости. Прошу тебя направь меня на этом пути и позволь мне защитить наместника этих земель от старого Врага, угрожающего ему и восстанавливающемуся миру.

Он не ожидал слов или какого-либо знака от нее. Несмотря на то, что он выглядел глупо, что его молитва не имела для нее никакого значения…в его сердце все же появилось слабое успокоение, убеждающее его в том, что он на правильном пути и сможет справиться с возникшей проблемой. Поднявшись с колен и поправив капюшон, бретонец слегка склонил голову, после чего развернулся к закрытым дверям. Высокие деревянные двери из темного дерева вели в шумный город, где его ждали новые испытания.

Прячущиеся на улицах Клинки, помнящие его смертные, остатки Мифического рассвета и скрытые от глаз низшие даэдра…не говоря уже о том, что выходящая из церкви фигура могла быть воспринята с подозрением. Не говоря уже о том, что его появление поставило бы под угрозу жизнь Мартина, который определенно не стал бы стоять в стороне, позволяя ему разбираться с древним айлейдом.

С другой стороны, помощь Мартина могла быть неоценимой. Агенты Клинков могли выяснить сейчас больше ограниченного клятвами бретонца, тогда как сама Империя должна была быть хотя бы в курсе проблемы, угрожающей начинающемуся золотому веку. Ему нужно было просто явиться к нему…просто предстать перед ним и поговорить.

Золотые глаза, задумчиво коснулись статуи той, кто совсем недавно говорил ему о том, что спустившиеся с небес божество не может раскрывать свою суть перед смертными. В соответствии с принятыми правилами, он не мог просто явиться перед Империей и объявить о проблеме. Не мог объявить свою волю всем, собирая под своими знаменами смертных и противопоставляя тем самым себя хранителю священного договора, лишая того возможности действовать. Лишь через знаки или через незаметное личное присутствие.

Губы бретонца растянулись в хищной улыбке. Он не мог нарушить правила и клятвы, однако никто не мог отрицать агентов Клинков, которые скорее всего заметили бы его. Героиня Даггерфолла возглавившая, после отставки грандмастера Джоффри, орден при появлении слухов о странной фигуре явилась бы лично оценить угрозу. Скрываться же от подруги, знающей его в лицо и способной опознать его запах, бретонец бы точно не смог. Скорее всего, после этой встречи он обзавелся бы небольшими ранами от когтей, однако разговор бы состоялся, а Империя была бы предупреждена об угрозе. На возмущения «коллег» же всегда можно было ответить, что он всегда до ужаса плохо скрывался и пропадал из вида. Особенно учитывая отсутствующие артефакты школы Иллюзии.

Толкнув дверь часовни, вернувшийся в план смертных герой Кватча шагнул на заполненные улицы солнечного Анвила, вдыхая запах тысячи специй и ощущая на своем лице теплое дуновение ветра. Взгляды спешащих по делам граждан города не обратили внимание на белую фигуру, покинувшую место преступления. Скрывающий свое лицо Ригель Камберленд, медленно шел к воротам в порт, чувствуя на себе внимательный взгляд, прятавшегося в узких переулках, незнакомого ему норда.