Будь, превращаясь, наготове

Испить Сверкающую Кровь,

В Ужасном находи

Любовь

И нежную

Игру чудовищ

От быстрого и нескончаемого бега в голове гудит, а во рту уже ощущается металлический привкус. В этой кромешной тьме кажется, будто голые ветви деревьев вокруг — не ветви вовсе, а высохшие, уродливые пальцы, которые тянутся вниз, чтобы схватить тебя и принести в жертву лесу.

Душа корчится и вопит. Но крепкая рука продолжает тянуть его за собой, поэтому он просто не имеет права останавливаться, даже если очень хочется. За спиной разносятся чьи-то крики и озлобленный лай собак. Есть ли выход? Зачем так бороться, если они всё равно обречены?

— Мама… Я больше не могу, — хнычет он, хватаясь за сжатую на его запястье ладонь и небрежно царапая её короткими ногтями. — Ноги болят.

Плотно сжав губы и выдохнув, мама останавливается и оглядывается по сторонам. Заприметив поблизости небольшой овраг, она тут же тащит его туда и заставляет присесть, чтобы накидать сверху высохших листьев.

— Оставайся здесь, — строго наказывает мама и боязливо оглядывается за спину, когда голоса становятся громче.

— Нет! — он скидывает с себя весь импровизированный камуфляж и отчаянно хватается за её одежду. — Я пойду с тобой!

Мама упрямо закидывает его лесным мусором снова, чтобы потом взглянуть прямо в глаза и беспощадно разбить его сердце:

— Ты мне больше не нужен.

***

Сколько времени уходит на то, чтобы влюбиться? Люди могут прожить бок о бок с человеком долгие годы, прежде чем задумаются над тем, в какой конкретный момент произошёл большой взрыв, расширивший их персональную вселенную до невозможного уровня.

Когда-то Сынмин вычитал в умной книжонке, что чтобы влюбиться достаточно даже одной пятой доли секунды.

Человеку нужен человек — этот факт куда более доказательный, чем прогнозы судеб от звёзд и бумажек. Нам нужен тот, кто будет знать о нас всё от корки до корки, будь то самый сильный страх или любимый цвет; тот, кто будет рядом и при серьёзных проблемах, и при обычной простуде; тот, кому можно доверять; и, наконец, тот, кто никогда не оставит.

В качестве такого человека Сынмин выбирает самого себя, потому что знает — никто не справится с этим так же хорошо, как и он сам.

Быть одиночкой проще, когда терять нечего. Можно даже войти во вкус, особенно, если это чувство не покидает и при куче людей вокруг. Вопрос лишь в том: а надолго ли тебя хватит?

Достаточно разделить всего минуту с тем, кто расщепит все сомнения, чтобы найти ответ. И Сынмину свой собственный приходится не по душе.

К хорошему привыкаешь слишком быстро, а Минхо кажется тем самым хорошим, чего у него не случалось уже очень давно. И это пугает. Слишком складно, чтобы не искать подвохи. Слишком быстро, чтобы быть в духе склонного к самоанализу Сынмина.

— Ты… Что?! — Феликс на другом конце провода давится воздухом, выслушав весь рассказ о вчерашней прогулке. — Какого хрена ты позвонил мне только сейчас, а не в ту же секунду, как вернулся домой?

Сынмин нервно кусает губы и пилит взглядом новый подброшенный конверт, который только добавил перца во всё случившееся. И без того выжатый эмоционально, он не был готов к тому, чтобы вновь погружаться в пучины сомнений и размышлений, но сделать это всё же пришлось.

Человек, подкладывающий эти конверты, явно лишён системности — в ином случае свой «подарок» он оставлял бы в одно и то же время, чтобы добиться наибольшего эффекта запугивания (а в том, что его пытаются напугать, Сынмин не сомневается). Но тут ему вдруг не захотелось тащиться поздней ночью.

Значит, Сынмин может встретить его в любое время суток и поймать на «горячем».

— Сынмин? — нетерпеливо напоминает о своём присутствии Феликс.

— Извини, задумался. Ну…

— Так ты был на свидании? — к тону его голоса добавляются лукавые нотки, от которых Сынмину хочется взвыть. Он знает, к чему ведёт Феликс, и ничего хорошего в этом нет.

— Это было не свидание! Просто знакомство с соседом.

Тема ориентации никогда не стояла в их компании ребром. Они были достаточно взрослыми и осознанными людьми, чтобы понимать: любимого человека выбираешь не умом по набору гениталий, а сердцем. И, так уж вышло, что сердца некоторых из них выбирали объект обожаний, невзирая на общепринятые традиции. Иногда меж ними проскальзывали соответствующие шутки на этот счёт, но они были такими же естественными, как подтрунивая над странными увлечениями — взять хотя бы Чанбина с его тайной страстью к коллекционированию детского конструктора «Лего» — так что никто не обижался.

— Конечно. Ты ведь каждого, кого встречаешь на лестничной площадке, потом тащишь на любовную прогулку по парку, чтобы познакомиться.

— Во-первых, он сам за мной увязался, так что я никого никуда не звал. Во-вторых, это… было делом случая. Уверен, что теперь наша коммуникация сведётся до редких встреч в лифте, и то не факт.

Сынмин реалист и смотрит на вещи без призмы розовых очков. Один раз свезло на хороший вечер — не будь так наивен, чтобы рассчитывать на повтор. Даже если очень сильно хочется.

— Так в чём проблема? Зови своего обаятельного кавалера на междусобойчик, а я соберу остальных ребят, — Феликс, как обычно, бежит впереди паровоза и уже преисполнен энтузиазмом.

— Завтра всем выходить на работу, а ты предлагаешь пить? — Сынмин старается придать голосу строгость, чтобы отделаться от неважной затеи, но выходит из рук вон плохо. Глупо отрицать, что его цепляет возможность провести с Минхо ещё немного времени перед тем, как они станут незнакомыми знакомцами.

— А кто говорит про «пить»? Это такой у нас авторитет в твоих глазах? Культурно посидим, пообщаемся. Прощупаем почву и дадим оценку твоему потенциальному партнёру, так сказать. А ещё ты ведь слышал про правило трёх свиданий? Первое — знакомство, второе — завоевание интереса, а третье…

— Это не было свиданием!

— Думай, как хочешь, но я даю тебе шанс устроить второе и приблизить момент самого вкусного.

Спорить с Феликсом так же бесполезно, как пытаться отмыть старое въевшееся в одежду пятно жира обычной водой без примесей. Усилий много, а толку мало. И, если так рассудить, может, идея не такая уж и плохая? Отбросив очевидный сватовской мотив в речи друга, это звучит, как дельный повод вновь провести время вместе. Пускай Сынмин и реалист, но это не значит, что он не готов попытаться сделать что-то хорошее для себя хотя бы раз в жизни.

— Ладно, я спрошу у него, — сдаётся он, постукивая ребром конверта по столу, чтобы хоть чем-то занять руки.

— Отлично! Значит, сегодня в восемь у нас с Чанбином. Я всё подготовлю!

— Только без очевидного напора, ладно? Я тебя зна… Феликс? Эй, Феликс! — Сынмин отрывает телефон от уха, чтобы проверить состояние звонка, и, ни разу не удивившись, наблюдает за сброшенным вызовом. — Упёртый баран.

Отложив мобильник в сторону, Сынмин устало потирает глаза и переводит внимание на конверт, зажатый меж пальцев. Ровно такой, как и найденный днём ранее — с той же подписью и содержимым.

Единственное различие — иллюстрация на карте. На сей раз: «Влюблённые». Если верить подписи снизу, конечно, потому что само изображение оставляет желать лучшего: фигура женщины опутана неизвестным существом, что сковывает её чем-то похожим на тентакли или ветви, но, судя по улыбке на лице, она не выглядит слишком смущённой подобным фактом. Редко, когда у чего-то получается вызвать у Сынмина внутренние отторжение, но чем дольше он смотрит на картинку, тем всё более не по себе ему становится — потому-то он и прячет её обратно в бумажный саркофаг, чтобы не мозолить себе глаза.

Какие бы эмоции ни должны были вызывать эти карты, Сынмин относится к ним не серьёзнее, чем к затянувшейся шутке. Рано или поздно человек, что тратит свободное время на такую ерунду, либо попадется ему на глаза и уже будет вынужден прекратить, либо потеряет к этому интерес и отвалит сам по себе. Оба варианта вполне устраивают Сынмина, поэтому он выбирает путь наименьшего сопротивления и не зацикливается.

В жизни есть вещи и пострашнее, чем подкинутые кем-то бумажки.

Убрав конверт в верхний ящик стола, Сынмин поднимается на ноги, но не спешит выходить из квартиры. Что он скажет Минхо, когда постучит? Что вчера они неплохо оттянулись, несмотря на недолгое знакомство, так почему бы ему не поехать в неизвестное место к неизвестной компании? Кто-то вообще ещё использует слово «оттянулись»? И купится ли вообще Минхо на такую авантюру?

Что хуже всего… Почему Сынмин так сильно этим озабочен?

Всё отведённое ему время он лепит из себя человека, способного понравиться другим. Загребает куски глины руками, пачкается по самый локоть, но адаптирует свою живую статую так, чтобы она всегда оставалась идеальной для того окружения, в котором оказывается. Это умение оттачивалось годами и уже выверено до совершенства, так что изменилось теперь? Почему сейчас Сынмин не знает, в каком месте смять, а какой кусок налепить поверх своей личности, чтобы добиться желаемого эффекта?

Протяжный звонок в дверь вырывает из трясины размышлений, а сам Сынмин дёргается и прерывисто выдыхает. Слишком уж частыми стали визиты нежданных гостей. Но раздражение уходит на задний план, стоит лишь увидит кто именно заявился на его порог.

— Эй, мистер Ким, — Минхо улыбается с искрой весёлости и обнажённой кромкой зубов. — Более чем уверен, что ты уже успел заскучать по моему личику, поэтому решил избавить тебя от мучений.

— Я? — Сынмин шутливо удивляется, и это выходит так естественно и легко, что он уже искренне поражается самому себе. — Ты, хён, с кем-то меня путаешь.

— Как?! — Минхо в сердцах хватается своими жилистыми руками за грудь. — Я перепутал квартиры? Странно, мне казалось, что именно здесь живёт один загадочный малый. А я, к твоему сведению, любитель щёлкать тайны, как орешки.

Сынмин не знает, нравятся ли ему чувства, которые начинают трепыхаться внутри от этих слов. Зато точно знает, что Минхо, судя по всему, с ним флиртует. А как вести себя в такой ситуации, если до этого никогда с подобным не сталкивался — уже вопрос совершенно иного уровня, поскольку сейчас он способен только на нервное сжатие ручки двери и поджатые губы. Вряд ли со стороны подобную реакцию можно расценить, как заинтересованность.

— Тебе чего, хён? — Сынмин решает съехать с темы, пока ситуация не стала патовой.

Чувство стыда за самого себя не позволит ему существовать в пределах места, где велика вероятность вновь встретить Минхо, а переезд явно не входит в его ближайшие планы.

— А, точно. У тебя будет удлинитель? Клянусь, я проснулся с мыслью, что если не прикручу книжную полку, то в мире произойдёт коллапс. Не то чтобы я сильно в это всё верю, но, знаешь, и судьбу испытывать неохота. Вот взялся — а длины шнура от шуруповёрта, как назло, не хватает.

Лишь сейчас Сынмин начинает подмечать детали: Минхо заявился к нему в растянутой домашней футболке, без серьги-пера в ухе и опухшим после сна лицом. Вид разительно отличается от вчерашнего, но это не делает его хуже. Напротив, добавляет частицы чего-то по-особому тёплого, домашнего и уютного. А ещё от Минхо пахнет чем-то родным, чем-то, что Сынмин пока не в силах описать словами, но уже узнаёт на метафизическом уровне.

— Приём? — не дождавшись ответа подаёт сигнал Минхо. — Я могу угостить тебя чем-нибудь, если бесплатный обмен не интересует.

— Не хочешь оттянуться вместе? — слова вылетают изо рта Сынмина раньше, чем он успевает подумать.

Оттянуться? Он всё-таки сказал это из всего, что мог бы? Бешеный стыд ползёт мурашками по спине, перетекает на шею, а уже от неё — к щекам. И чем дольше молчит Минхо, тем больнее кусается румянец.

Впрочем, куда ощутимее его цапает чужой смех, и Сынмину, уже заранее похоронившему и себя, и свои жалкие попытки наладить контакт, становится совсем плохо. Минхо смеётся над ним, а значит, считает глупым. Значит, Сынмин провалился, не успев толком начать.

— Эй, мистер, я, может, и староват, но это не значит, что тебе нужно подстраивать свой лексикон до уровня австралопитеков, — отсмеявшись говорит Минхо, и в его голосе Сынмин не находит ни намёка на осуждение — лишь искренний задор и интерес. — Так ты зовёшь меня на свидание?

Теперь Сынмин сходит с ума не от стыда, а от липкого смущения. Все головные черви как по команде беснуются, бьются о черепную коробку и активно плодятся, разъедая мозг изнутри.

— Это не свидание.

— О, — в этот раз очередь Минхо выглядеть сбитым с толку.

— Компания моих друзей собирается сегодня в восемь. Я немного рассказал о тебе, поэтому они хотят познакомиться лично, вот я и подумал… — чем больше Сынмин говорит, тем всё менее разумной кажется ему эта идея. — Это ни к чему тебя не обязывает, если что. Я дам тебе удлинитель и просто так.

— Почему бы и нет? — Минхо разрушает все его сомнения лишь одной фразой. — Ох уж это бремя самого невероятного человека на свете. Мы знакомы меньше суток, а ты уже хвастаешься обо мне друзьям. Разве я могу разбить сердце отказом тому, кого безжалостно влюбил в себя?

Он вновь театрально паясничает, строит разбитый вид и прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу, но вся эта постановка так и сквозит игривым поддразниванием. Минхо — хитрый лис, знающий о своих плюсах и активно приводящий их в действие. Хотя в глазах Сынмина он всё же больше походит на несостоявшегося клоуна вроде Хёнджина, а это говорит как минимум о том, что у него прослеживается определённый типаж. Предпочтения на идиотов звучит как приговор.

— Я аннулирую своё предложение. Ни удлинителя, ни гулянок. Пока, — Сынмин хватается за дверь и уже тянет её на себя, но Минхо успевает просунуть ногу в щель и перекрыть пути к отступлению.

— В восемь, значит? Я буду готов к семи! — он просовывает голову в проём и осматривается. — Миленько тут у тебя. Это что, обои в цветочек?

— Проваливай! — грозно фыркает на него Сынмин, чувствуя себя уязвленным, и почти пинками выпроваживает нерадивого соседа со своей территории.

— Эй! А удлинитель?

***

Сынмин не может не думать о том, как хорошо выглядит Минхо. И для такого человека, как он, это весьма несвойственно: Сынмин привык рассматривать других, но в несколько ином плане. Подмечать повадки, манеру речи и поведения с одной простой целью — это помогает подстроиться под конкретного человека — пожалуйста! Особенно, когда внешность может быть обманчивой и перетягивать всё внимание на себя.

Хочешь забыть о целом — присмотрись к деталям.

Эта схема работала всю его жизнь и подвела лишь однажды, когда он встретил Хёнджина. Есть люди, с которыми общие инструкции попросту не работают, и, судя по всему, Минхо — один из них, раз Сынмин всё никак не может заставить себя положиться на выверенные методы и оторвать от него глаз.

И это чувствует не только он, но и остальные ребята, которые сразу проникаются незнакомым им человеком. Будь дело в природной харизме, или чём-то ещё, но Минхо так органично вписывается в компанию, будто всю жизнь провёл в ней.

— Так ты орнитолог? — с энтузиазмом уточняет Джисон, загоревшийся знакомством с новым человеком едва ли не больше, чем все остальные.

— А что, хочешь, чтобы окольцевал тебя, как одного из пернатых? — Минхо щурится с усмешкой на губах и скрещивает руки на груди.

Он сидит рядом, и Сынмин чувствует, как соприкасаются их колени. Прежде осторожный и нетактильный, он становится жадным до каждого прикосновения и ищет в них же подтекст. Вокруг ещё много мест, куда можно было бы приземлиться, но Минхо как нарочно опустился на диван рядом с ним. Сидя вот так, на расстоянии почти коснувшихся кончиков пальцев, Сынмин ощущает радостное спокойствие.

— Ты ему таких предложений не делай, он же согласится, — подначивает Хёнджин, отхлебнув из своего стакана.

— Естественно, Минхо интеллигент и не лезет ко мне своими грязными ручонками, как некоторые. Это уже прямое попадание по всем моим вкусовым предпочтениям, — только говорит Джисон и тут же уклоняется от удара.

— Опять вы за своё, — Чанбин, до этого методично выкладывавший заказанную еду на стол, кидает на них быстрый взгляд и качает головой. — Продолжите в том же духе — и Минхо-хён сбежит.

— Да ну, и не таких видали, — отмахивается Минхо. — Вы забавные, а у меня нет друзей в Сеуле, чтобы разбрасываться знакомствами. Сынмин-и мой спаситель.

Он протягивает руку и треплет чужие волосы на макушке, из-за чего Сынмин тут же куксится и дёргает носом. Нельзя ни в коем случае выдать то, что ему это нравится. Лучше просто молча наслаждаться и не подавать виду — так всем будет легче.

— О, к слову об этом. Что между вами, ребята? — лукаво протягивает Феликс, прекрасно зная, к какому хаосу может привести этот вопрос.

Сынмину хочется его придушить, ведь он до сих пор не знает, какое мнение у Минхо насчёт нетрадиционных отношений. Этот человек преисполнен двусмысленными фразами, но нельзя исключать, что все они могут являться лишь специфичным юмором, вводящим в некое заблуждение.

Несколько заинтересованных пар глаз тут же приковываются к двум фигурам, ожидая ответа. И прежде, чем Сынмин открывает рот, Минхо подаёт голос первым:

— Ах, мы создаём двусмысленное впечатление?

— Он всего лишь чуть скривил лицо, когда ты его коснулся, а любому из нас уже давно бы руку по локоть оттяпал, — фыркает Хёнджин, а затем задумчиво мычит. — Хотя, зная нашего Сынмина, если он начнёт с кем-то встречаться, то планета в ту же секунду схлопнется.

— Точно. Каждый раз, когда он что-то говорит, я чувствую себя тупее камня у дороги, а тут явно нужен человек с айкью под сто шестьдесят, — соглашается Джисон.

— Эй, у меня оно вообще под все двести! — горделиво хмыкает Хёнджин.

— Ага, учитывая, что там всего сто шестьдесят уровней, — встревает Чанбин, предотвращая очередную словесную перепалку.

— Если вам всё ещё интересно, то пока мы лишь парочка соседей. Но я работаю над исправлением ситуации, пускай Сынмин и пташка высокого полёта, — наконец вносит свою лепту Минхо, метнув в сторону названного парня очередной многозначительный взгляд.

Вслед за этим по комнате разносятся одобрительные присвистывания от которых даже немного закладывает в ушах.

— Мечтай дальше. Ещё не родился человек, способный покорить эту крепость, — хмыкает Сынмин просто потому, что так сделал бы тот Сынмин, которого хорошо знают все те, кто присутствует здесь.

А ещё потому, что он не знает, как ему следует реагировать на всю ситуацию в целом. Игнорирование звучит как-то, что должно сработать. Но не мысленно. Пока все остальные налетают на еду, Сынмин вновь и вновь прокручивает все обронённые фразы, закапывая себя сильнее, чем хотелось. Вот бы узнать, что происходит в голове у Минхо, чтобы разгадать его окончательно и развеять собственные сомнения…

Знай Сынмин, что Минхо по-настоящему думает на его счёт, всё было бы куда проще. Но лезть с расспросами он не станет — хватило опыта в прошлом. Может, Хёнджин уже и не придаёт тому инциденту значения, но Сынмин обо всём помнит. И промелькнувшую на его лице брезгливость в момент признания — тоже.

Он не дурак, чтобы снова подставлять руку под огонь, когда единожды уже обжёгся. Случай с Хёнджином прекрасно научил тому, что нельзя бездумно потакать желаниям и эмоциям. Тот, кого ты возносишь на пьедестал, может оказаться тем, кто самолично втопчет тебя в грязь.

Не очаровывайся, чтобы не разочароваться — пожалуй, единственная уместная мантра на этот счёт.

За собственным монологом в голове Сынмин опять отрывается от реальности, а возвращается к ней лишь тогда, когда все остальные уже заняты обсуждением чего-то нового. Взгляд Сынмина цепляется за то, как активно щебечет о чём-то Джисон, и даже вылавливает пару фраз из затянувшегося разговора:

— Серьёзно?! Я просто обожал это место, когда жил в Кимпхо! Там же готовят лучшую лапшу!

— Не просто лучшую, а самую лучшую, — с улыбкой на лице соглашается Минхо.

— Боже, где ты пропадал всю мою жизнь? — восторженно лепечет Джисон, придвигаясь ближе.

В голове Сынмина остаётся только два голоса — шум из мешанины чужого разговора и скрипучий, липкий шёпот сварливой твари внутри. И эта тварь радостно хрипит громче, когда замечает, как Хёнджин пихает Чанбина под бок, кивком головы указывает на болтливую парочку и поигрывает бровями. Даже дураку понятно, что означает этот жест. А Сынмин, отродясь, не так уж глуп и наивен.

— У нас кончилась содовая. Я схожу в магазин и проветрюсь заодно, — сухо произносит он и встаёт с места, скрываясь в прихожей раньше, чем кто-то успеет его остановить.

Стоит больших усилий сдержаться и не вывалить всё наболевшее, как на духу, когда в спину впивается обеспокоенная пара глаз одного определённого человека, но он справляется. И сбегает. От друзей, от Минхо, от ответственности, от навязчивых шепотков в голове и от самого себя. Пока не случилось непоправимого — того, на что Сынмин не имеет никакого человеческого права.

Ведь Сынмин не из тех, кого заботят чувства. И уж точно не из тех, кто устраивает сцены.

— Эй, — Феликс ловит его на самом пороге. — Мне пойти с тобой?

— Не нужно. Я быстро, — он сдержанно улыбается и уходит, пока Феликс не стал напрашиваться следом.

На улице дышится легче, но лучше всё равно не становится. Самое страшное, что Сынмин не понимает: с каких пор он так быстро заводится на пустом месте? Не произошло ничего из того, что в прежние дни могло бы зацепить его за живое. Друзья всегда были придурками, которые городят всякий шутливый бред, а он был тем, кто носит репутацию неподходящего для романтики человека. Так почему теперь ему настолько мерзко от этой предписанной характеристики?

Не потому ли, что в одиночку он всё-таки не справляется?

Осознание бьёт сильнее, чем жгучая оплеуха. Человеку нужен человек, и даже Сынмин — не исключение. Он знал об этом и раньше, но так старательно скрывался от правды, что и сам поверил в ту ложь, которую показывал другим ежедневно. И пожалуйста — последствия на лицо. Дрянные, тягучие и невыносимые.

С этим нужно что-то делать. Сынмин уже не тот пубертатный школьник, что готов цепляться за каждого, кто проявил к нему хотя бы каплю внимания, поэтому и не должен испытывать подобные терзания из-за человека, которого знает лишь сутки. Они не то, что не встречаются — они даже друг друга не знают.

Пока не пущены корни, пока ему не снесло голову окончательно — он должен убить плод нежности ещё в зародыше. Потому что Сынмин, которого знают все вокруг — лишь хороший друг, не созданный для любви. Ни для того, чтобы получать её, ни для того, чтобы дарить.

Когда размышляешь об этом на холодную голову, то это не так уж и больно. Даже осипший голос внутри затихает, оставляя лишь пустоту. Это куда лучше, чем душевные стенания — пустота хотя бы знакома и понятна. Сынмин даже позволяет себе улыбнуться, чем вызывает подозрительный взгляд у продавца за прилавком.

Выскользнув из магазина с целым пакетом сладкой газировки и лампочкой для перегоревшей люстры, о которой вспомнил, сверившись с ежедневником, он наконец ощущает лёгкость. И вибрацию в кармане ветровки. Полагая, что кто-то из ребят мог попросить купить что-нибудь ещё, Сынмин открывает общий чат и тут же замирает.

Хёнджин, 21:43

[прикреплённое вложение]

для семейного архива. мой мальчик наконец стал мужчиной.

Пакет падает из рук, в миг становясь слишком тяжёлым, и банки содовой с тихим лязгом раскатываются в разные стороны по асфальту. Пальцы Сынмина дрожат и белеют от той силы, с которой он сжимает телефон. На фотографии, которую прикрепил в сообщении Хёнджин, узнаётся небольшой балкон и двое человек. Изображение тёмное и немного размытое, но это не мешает Сынмину узнать Минхо и Джисона. Целующихся Минхо и Джисона.

Одна фотография. Цена самообладания Сынмина была равна всего одной несчастной фотографии.

Он шумно выдыхает сквозь зубы, но впустить воздух обратно в лёгкие уже не может — в горле что-то застряло, пролезло глубже и разорвало когтистыми лапами трахею. То, что зародилось внутри, и то, что Сынмин хотел медленно загубить, дабы не оставить рубцов на и так искалеченной душе, только что грубо вырвали одним взмахом руки. Изломали грудную клетку и запустили внутренние кровотечения.

Больно. И эта боль такая знакомая, что от этого только хуже.

Сынмину снова семь. Очередная семья, в которой он не задержится надолго, ведь знает, что мама за ним вернётся. Девять раз она говорила ему, что следующий — точно последний. Девять раз Сынмин верил её словам. Не только верил, но и исписывал все стены в маминой квартире (каждый раз новой) собственным именем, чтобы она не забыла о данном ему обещании. Чтобы остаться рядом с ней не только воспоминанием, но и хотя бы крохотной частицей на обоях.

Десятый раз действительно стал последним. В тот день мама сама пришла за ним и забрала с собой.

В течение следующего месяца вместе они проехали вместе почти половину страны, не задерживаясь на одном месте слишком долго. Ровно до того момента, пока Сынмин не увидел свою фотографию на упаковке молока и не спросил об этом странном совпадении у старушки за кассовым аппаратом.

Он помнит, как тревожно седая женщина набирала кого-то по телефону. Помнит, как заправку окутал вой полицейских сирен. Как они бежали. И как улыбалась мама, когда мужчина в форме надевал на неё наручники. Пять слов. Она сказала ему всего пять слов на прощание.

«Ты мне больше не нужен».

Вот и сейчас, словно выполнив свой бессмертный долг, Сынмин снова становится не нужен. Скрипя зубами, он заставляет себя дышать и написать Феликсу сообщение прежде, чем выключить телефон и засеменить домой.

Вы, 21:46Передай остальным, что мне стало нехорошо, поэтому я ушёл домой. Хорошо проведите вечер.В его квартире темно и холодно, но Сынмину даже приятны привычные объятия безнадёги. Когда дверь за спиной закрывается, он наконец позволяет себе быть слабым и поддаётся черни внутри.

Почему? Почему Джисон, а не он? Чем он хуже?

Зависть и обида растекаются по телу горючим ядом, разрывают изнутри шипастой проволокой и запихивают все погоревшие мечты в свои клыкастые пасти. Кроме них в теле больше не остаётся совсем ничего.

Карта влюблённых, брошенная на столе, кажется ему самой настоящей издёвкой. Разве он не оставлял её в ящике стола ещё утром?

Прямо сейчас Сынмину стоило бы вспомнить о том, что зависть — далеко не лучший двигатель прогресса. Она толкает на глупости, совершать которые он ненавидит даже больше, чем самого себя. А ещё она умеет брать под контроль сердце и разум в самые неподходящие моменты.

В чём разница между любовью, влюблённостью и животным желанием обладать? Где проходит грань, отделяющая одно от другого? И, что самое главное, как не оступиться и не перешагнуть её без ненадобности?

Сынмин пренебрегает принципами, потому что знает, что ничего не сработает, зато поможет выпустить пар. Поэтому перед ним очень скоро возникает горящая свеча, а в руках — игла. Поскольку он всё ещё не считает это чем-то серьёзным, то даже не удосуживается заранее поискать информацию о значении карты и опирается лишь на её название.

Кончик иглы окрашивает палец багровым сгустком, а уже тот чертит продольную линию вдоль опутанной женщины на картинке. Её улыбка выглядит так, будто она тоже насмехается над Сынмином, но он думает лишь о том, чтобы хоть раз в жизни стать кому-то нужным. Пусть он станет нужным Минхо.

— Такова моя воля, — шепчут губы вместе с угасанием свечи.

Какое-то время после Сынмин молча вслушивается в тишину. Наваждение отпускает вместе с рвущимися наружу эмоциями, и уже сейчас он начинает чувствовать себя дураком. Но нельзя отрицать очевидное — лучше ему всё-таки стало. Возможно, теперь он даже понимает почему люди прибегают за помощью к этим пресловутым картам — эффект плацебо у них отменный.

На секунду Сынмину даже чудится, что он слышит лязг потусторонних цепей. Пока не понимает, что никакие это не цепи, а всего лишь дверной звонок. Подхватив перепачканную в крови карту, он сразу сминает её и отправляет в мусорку, лишь после чего направляется к двери. Разум так истощён, что Сынмин уже не думает, кто может быть по ту сторону — вечно обеспокоенный его состоянием Феликс, полуночный шутник или кто-то ещё.

И лучше бы это был кто-то из первых двух вариантов, потому что Сынмин совершенно не готов увидит Минхо на своём пороге. Только не так скоро.

Видя его — растрёпанного, запыхавшегося и со сморщенным от обиды носом — Сынмин допускает малодушную мысль, что глупый ритуал сработал. Как иначе объяснить столь резкое появление Минхо здесь, когда он должен быть в нескольких кварталах отсюда? Но он отказывается от этого бессмысленного предположения, сетуя на обычное совпадение.

— Ты не думаешь, что в тихую сваливать из места, куда сам пригласил кого-то — весьма невежливо, Ким Сынмин? — Минхо, как и прежде, пытается звучать иронично, но в его словах проскальзывает раздражение.

И тогда злиться начинает не только он.

— Всё сказал? — цедит в ответ Сынмин и замечает, как теряется в лице Минхо. — Ты быстро наладил контакт с остальными. Особенно с Джисоном. Не хотелось вам мешать.

Ему нравится это выражение, ведь теперь именно он — тот, кто сбивает с толку и вынуждает стыдливо краснеть. Рокировка ролей. И окончательно разбитая вера в то, что магия существует.

— Послушай, ты не…

— Не надо оправдываться, хён. Мы просто соседи. Я ушёл, потому что у меня разболелась голова, вот и всё, — Сынмин тянет дверь на себя, надеясь прекратить этот бессмысленный разговор, но та не поддаётся из-за чужой крепкой хватки. Странное чувство дежавю.

— Нет, не всё. Ты меня выслушаешь, — Минхо настроен серьёзно. Сынмин видит его таким впервые. — То, что ты видел — недоразумение.

— Хён, перестань. Это слишком избито.

— Нет, ты выслушаешь меня, а уже потом будешь делать выводы. Потому что так поступают взрослые люди. Твои друзья решили проверить мои вкусовые предпочтения, выбрав Джисона в качестве… Не знаю, паршивого агента? Как только он поцеловал меня, я тут же отстранился, но, видимо, они успели сделать фото. А потом я узнал, что ты ушёл с концами и сразу приехал сюда.

— Хорошо. Зачем ты мне это рассказываешь? — устало спрашивает Сынмин.

На этот раз Минхо не спешит с ответом, поджимая губы в тонкую полоску и тщательно думая. Даже его хватка на дверной ручке ослабевает — Сынмин почти успевает воспользоваться моментом, но замирает, услышав чужие слова.

— Ты мне нравишься, — честно, открыто и пылко. — Вообще-то, я не планировал говорить об этом так рано, так ещё и учитывая, что мы почти друг друга не знаем, но… В тебе есть что-то, что меня притягивает со вчерашнего дня, Ким Сынмин. И поехать к твоим друзьям я согласился лишь потому, что хотел узнать тебя лучше. Всё это время меня интересовал ты. Не Джисон, или кто-то ещё. Ты.

Речь Минхо торопливая и сбивчивая, но это не мешает Сынмину почувствовать, как сердце ухает в пятки. Всё ещё слишком быстро, чтобы казаться правдой. Это очередной розыгрыш? Почему все так хотят над ним посмеяться?

— Прекрати, — сурово чеканит Сынмин, не желая сбрасывать оковы со своего сердца после пары банальных слов. — Ты сам не понимаешь, что несёшь.

Так не бывает. Сынмин прекрасно знает о том, что его невозможно любить. Быть другом, пользоваться им, как жилеткой или запасным вариантом — пожалуйста. Но не проявлять интерес так искренне и отчаянно. Ему снова хотят сделать больно, но он больше не купится.

— Разве можешь ты говорить за других? — без тени осуждения, но серьёзно спрашивает Минхо, чем ставит его в ступор. — Может, я многого не знаю, но это не даёт тебе права решать за меня, что чувствовать.

— Ты…

— Один шанс. Я не предлагаю тебе бросаться в омут с головой прямо сейчас и ни к чему не обязываю. Дай мне всего один шанс, и я покажу тебе, что не все в этом мире могут только ранить. Обещаю, что прекращу сразу же, как только ты об этом попросишь, и мы снова станем лишь соседями.

Сынмин почти не моргает, будто надеется, что этот трюк поможет запрятать рвущуюся наружу неуверенность. Он переминается с ноги ногу от ползущего по полу сквозняка и, наконец, сдаётся.

— Ты пообещал. Всего один шанс.

— Это «да»? — с надеждой уточняет Минхо.

— Да.

Одна пятая доля секунды. А за ней — большой взрыв. Вселенная расширяется.