Десять лет назад. Рыжие горы. Зима.

Племя «Алых Ястребов» расположено на пике совиного когтя. Так звали эту вершину все рыжеволосые ведьмы. «Поющие Ветра», «Саблезубые», и «Говорящие с духами» находились на других вершинах. Раз в три года в день летнего солнцестояния племена собирались вместе для культурного обмена. Зимой укрывались в пещерах и редко выходили наружу. Питались теми запасами, которые удавалось добыть за лето и осень.

Сигрун Тирасдоттир, или Сигрун дочь Тирасы, дочь ученицы шаманки, в свои двадцать с хвостиком уже успела заработать себе дурную репутацию в племени. Сегодня все итак были на взводе. Из-за сильной бури пропал Первый Охотник Бруньольф. Тот ушёл пополнять запасы мяса, охотился в основном на горных зубров, и на белых люто-львов ради их тёплых шкур.

В пещере было так холодно, пальцы ломило, а кончик носа — покрасневший, почти не чувствовался. Преемник Первого Охотника – Фастрид, оскорбил Сигрун, и она вызвала его на бой чести.

Алые Ястребы собрались вокруг, вождь объявил правила: никакой магии, никакого железа. Битва на палках, до признания поражения. Сигрун свирепо глядела на Фастрида. О, этот самодовольный юноша ещё пожалеет, что назвал её бесполезной! И хотя он был крупнее колдуньи, фигура у него мускулистая, подтянутая, борода густая росла, Фастрид имел несколько уязвимостей которыми она собиралась воспользоваться.

Как только бой начался, Фастрид мгновенно пошёл в атаку, Сигрун перекатилась, сохраняя ценную энергию. И пока преемник охотника размахивал палкой, колдунья плавно уклонялась. Выжидала.

— И это всё на что ты способен? Ты ни разу не задел меня! — подначивала она.

— Ой, доиграешься! Когда я стану Первым Охотником, то первым же делом подомну тебя!

— Хах! Ты? Видела я твою кочерыжку. Максимум что ты сделаешь — это кончишь от одного вида моей наготы!

— Ах ты!

Фастрид был ослеплён яростью. Он тратил силы на бесплотные попытки добраться до Сигрун, пока та тем временем всё продолжала подначивать его. Мужчина весь вспотел, дышал тяжело, ноздри его вздымались как у быка, а лицо красное-красное. Он снова бросился, и снова промахнулся палкой. Сигрун поняла, что это шанс, и парой метких ударов сбила Фастрида с ног. Сначала толчок в плечо, потом подножка. Преемник охотника упал навзничь, а в следующий миг был прижат сапогом за горло. В лицо ему уставился конец её боевой палки.

— Сдавайся, — спокойно требовала Сигрун.

— Это ещё не конец! Я не могу проиграть такой слабачке, как ты!

— Бой окончен! — объявил вожак племени.

Сигрун тут же убрала ногу с шеи соперника, повернулась к вожаку и почтительно поклонилась. Посрамлённый и униженный, Фастрид не смог принять такого расклада, а потому напал на девушку сзади. Глупо выкрикнул что-то бранное, замахнулся палкой, намереваясь ударить прямо по её рыжей голове, но не тут-то было. Так как бой официально был завершён, ничто не мешало девушке применить магию в целях самозащиты. Сигрун инстинктивно обернулась, вскинула ладонь с пассами. Мощный толчок энергии оттолкнул Фастрида в сторону соплеменников. Его едва успели поймать.

— Ты позоришь себя, Фастрид! — сурово заметил вожак. — В наказание ты будешь весь следующий месяц помогать хранительницам очага. Что до тебя, Сигрун, ты… вольна вернуться к своим медитациям. Да укротит твой нрав мать-землица.

— Слушаюсь.

Толпа племени разошлась по своим делам. К колдунье тут же подбежал щербатый мальчишка с озорными глазами, запрыгал вокруг неё, и всё лепетал картаво:

— Ты сплавилась! Надлала этому засланцу по самые помидолы!

— Финн! Что я тебе говорила на счёт картавости? Иди и практикуйся в риторике! Живо! — приказала его сестра.

— О-о-о, но сис! Я уже целый день всё говолю и говолю! Вот видишь? — и рот разинул во всю ширь. — У меня аж язык отваливается!

— Никаких оправданий! Как будущий скальд племени ты обязан иметь правильно поставленную речь! А теперь вперёд!

Расстроенный мальчик побрёл обратно к старому седому наставнику, который в это время покуривал трубку сидя у костра. Сигрун же преисполнилась воодушевлением! Наконец-то она могла спокойно помедитировать, и никто не будет ей мешать! Девушка прошла по длинным галереям пещер, сворачивая то направо, то налево, наконец она добралась до их дома. Душного тёмного дома, с одной единственной вытяжкой, выдолбленной её предками. Зажгла костёр, бросила в него листья гвоздики, полынь и крапиву. Затем раздевшись догола, натёрла тело ритуальными маслами. Пахли они резким сладковато-горьким амбре. Села на расстоянии от огня, чтобы не загореться. Приняла медитативную позу, сложила руки вместе, глаза закрыла. Потом Сигрун приступила к дыхательным упражнениям. Пыхтела и мычала через открытую диафрагму.

Прошло около четверти часа прежде чем Сигрун погрузилась в фентезис. Она единственная из всего племени, кому не требовался корквус или серебрянка, дабы входить в мир снов и осознавать себя в нём. Она любила теряться там. Часами проводить в фантазиях о тёплом лете.

Сейчас она очутилась на берегу лазурного моря. Зарывалась руками в горячий белый песок, любовалась чистым голубым небом. Слушала перекаты волн. Чуяла солёный бриз. Подставляла лицо ласковому ветру. Она была там совершенно одна, и ей было хорошо.

Потом она бродила по влажным джунглям, срывая с щедрых деревьев сладкие плоды. Присоединилась к поэтической встрече духов искусства. Они устроили пикник на цветочной поляне, пели песни и читали стихи друг другу.

Отдохнув в мире снов, Сигрун отправилась в пустынный город, где смешиваются чужие фантазии в одной точке. Кривые дома, странные колонны, золотистый плющ с треугольными цветами, разноцветные грибы, песок под ногами — это пустынный город. Здесь отовсюду слышались одновременно играющие песни. Стоны, охи, ахи, ссоры и примирения. Сны встречались и расходились. Призраки как полупрозрачные занавески, еле заметные, витали тут и там. А далеко-далеко на самом горизонте — роскошный дворец с длинной широкой лестницей. Чем ближе подходила Сигрун, тем выше становились ступеньки, и в какой-то момент могло показаться, что она ни на одну из них забраться не сумеет. Но вот колдунья делает шаг, потом ещё один, пространство сужается, повинуясь её воле.

— Рад снова тебя видеть, — раздался мягкий приятный голос Хранителя.

Она повстречала его, как только научилась контролировать свои сны. Хранитель стал для Сигрун проводником, учителем… близким. Он был высок, хорошо сложен, и одет опрятно. Длинные гладкие чёрные волосы увенчаны лавровым венком. Вытянутое лицо с острым подбородком очаровывало. Особенно эти его раскосые оленьи глаза.

— Шегард! Я соскучилась!

На это Хранитель обаятельно улыбнулся, после чего взял её тоненькую ручку, испещрённую веснушками, поднёс к своим пухлым губам и нежно поцеловал. От этого, казалось бы, невинного прикосновения, у Сигрун пошли мурашки по всему телу.

— Я нашёл для тебя одно интересное воспоминание.

— Правда?

— Следуй за мной.

Он развернулся и отворил двери Библиотеки Воспоминаний. Хотя Шегард и отпустил её руку, то место, где были его губы, всё ещё приятно покалывало. Взору предстали бескрайние шкафы и полки со свитками, книгами, дощечками и скрижалями. Только вот письмена эти не были обычными. Раскроешь одно из них и перед тобой чья-то жизнь во всех её подробностях. За высокими окнами Сигрун видела, как рыжие небеса рассекала река из звёздного света. Она двигалась и переливалась похожая на змею, впадала к чертогам Библиотеки.

Из паркетного блестящего пола закрутились и в высь устремились спиральные лестницы. Всё выше и выше. Дальше и дальше. Шегард вёл Сигрун за собой не оборачиваясь. Его широкие плечи подчёркивали прямую статную осанку. Длинную хлайну драпировали сотни мелких складок. Ткань белоснежная, как свежий выпавший снег контрастировала с малиновой накидкой, прикрывающей драгоценные фибулы из чистого золота. На запястьях красовались наручи с витиеватой гравировкой, а на ногах поножи-книмиды с длинными пряжками до самых щиколоток. Он не был похож на её соплеменников. Не был похож на тех странных иностранцев, что по неосторожности заглядывают к ним в гости, а вместо радушия получают стрелы в колени. Шегард был… другим.

— Осторожно, Сигрун. Здесь легко поскользнуться, — заботливо предупредил он её, когда спиральная лестница устремилась к одному из массивных шкафов.

— Чьё воспоминание ты мне хочешь показать? — спросила она, блестя любопытством в юных глазах.

— Увидишь. Тебе понравится.

Шегард протянул изящную руку к полке, откуда выудил толстую-претолстую книгу, где на обложке металлическими пластинками образовалось чьё-то острое угловатое лицо. Обложка эта немного напрягла Сигрун. Лицо из железных пластинок было красивым, но немного жутким. Ей казалось, что чем дольше смотришь на него, тем страшнее оно становится. Хранитель открыл её, и в следующий же миг перед ними возникла арочная дверь из всё тех же железных пластинок. Ручка в форме львиной головы разинула пасть, совсем как живая.

— Открывай, — учтиво уступив ей место, велел он.

— Этот лев меня не укусит, верно? — нервно спросила колдунья. В мире снов даже ручка от двери могла ожить, если воображение присутствующего разыгрывалось.

— Не укусит, — уверял Шегард, а затем так посмотрел на ручку от двери, как смотрят только вожаки прайдов на смеющих оспорить их главенство: свирепо, предупреждающе. «Знай своё место, ничтожество», вот что говорили его раскосые глаза. 

Сигрун открыла дверь, за которой увидела чудеса, до которых её фантазиям было ещё далеко. Кварцевые сады, опаловые озёра, чистейшие небеса и свет жёлтого солнца, который умел петь. В воздухе насыщенный запах мокрого камня как после дождя. Звон не прекращался. Словно кто-то легонько ударял по полому кристаллу.

— Где же в мире есть такая красота? Это точно не сон? Не могу поверить, что это чьё-то воспоминание! — рассматривая всё это великолепие, дивилась Сигрун.

— В этом-то и прелесть. Это воспоминание одного из шаманов «Говорящих с духами», но оно претерпело значительное искажение из-за принятого большого количества экстракта мирцеллы.

— Галлюцинации? Мы видим его галлюцинации! — догадалась она. — Это просто поразительно!

Со звенящим смехом колдунья бросилась к опаловому озеру. Опустила ножку в переливающуюся разными цветами воду. Она была тёплой, странной. А когда вытащила её оттуда, вся кожа до щиколотки отбрасывала радужные блики.

— Ты так прекрасна, Сигрун. Я в восхищении, — с улыбкой говорил Шегард.

— Мне любопытно какими на вкус будут здешние фрукты? Как поведёт себя это воспоминание на попытки развеять наваждение? Возможно ли отсеять иллюзию от реальности у такого воспоминания?

— Я могу научить тебя, если захочешь.

— Можешь? Да ты обязан! Я не уйду отсюда до тех пор, пока не разберу это воспоминание по кусочкам.

Столь решительным был её взгляд, излучающий стремление к знаниям. Сигрун оказалась для Хранителя настоящей находкой в этом хаотичном мире чужих фантазий. Самородком. Уникумом. Она быстро осваивала навыки, и схватывала налету. Заклинания уровня эксперта давались ей в считанные дни. А когда Шегард принялся учить её алхимии и рецептам чудодейственных зелий, она по ходу обучения успевала их дорабатывать и доводить до совершенства! Истинно слово «умная» для неё слишком простое. Нет, Сигрун была непросто умной. Она была гениальной!

***

Автора медной скульптуры дракона оказалось несложно найти. На его дом местные указали сразу же, всего лишь протянув руку к дальнему концу Касия на восток. Вокруг имения суетились босоногие служанки, подметающие широкие каменные ступени от пепельной пыли. Монолитные колонны украшала мастерская резьба, фигурные капители с мелкими деталями, карнизы, фризы, изгороди. Во всём присутствовала рука мастера. Приключенцы уже на подходе услышали громкий звон ударов молотка о раскалённый металл. В замке трудились не покладая рук. В нём стоял запах жжённой эмали. Из-за жары Нефтис сбросила с себя хитон, оголяя накаченный торс да подтянутую грудь. По рельефу её бурых плеч стекали капельки пота.

— И кто же среди них нам нужен? — поинтересовался Финн, разглядывая каждого, кто что-то делал.

Несколько мужчин выпрямляли медный лист, и вырезали из него разные части. Другие закрывшись защитными накидками, с толстыми перчатками да платками на лицах, плавили медь в громоздкой печи, и заливали её в заготовки. Третья группа трудилась над гипсовыми формами.

Вдруг позади пятёрки раздался громкий рёв, и небо на миг озарила вспышка от яркого столба пламени. По лестнице спустился коренастый мужик с короткой бородкой местами с проседью. Его руки покрывала зола, а под глазами отёки дикой усталости.

— Время молитвы! — объявил он хриплым, но уверенным голосом. Рабочие осторожно покинули свои места, оставили орудия труда, второпях доделывали необходимые этапы. Затем они все опустились на колени, да принялись синхронно повторять:

— О благостный Ифрит! Свет огня нашего! Тепло сердец наших! Даруй нам своё помилование на ближайший час! Огради от холодных ветров! И да будут наши руки тебе полезны! Наша преданность безусловна! Храни нас так, как мы храним верность тебе! Пепел к пеплу! Огонь к огню! Зола к золе!

— Вот он, — сказала Сигрун. Когда молитва окончилась, она обратилась к Илиану: — Ты должен представить меня. Я не могу подойти первой и заговорить.

— Как же ты обзаводилась знакомствами, если женщинам не разрешалось даже говорить без присутствия мужчин? — шёпотом спросил Ликмед.

— Сначала мне помогал брат, потом я научилась вертеться.

— Ну так и попроси Финна. Я-то с чего тебе должен помогать?

— Ты старше него! Скульптор обратит первое внимание на тебя. Он будет считать тебя главным среди нас.

— Я и есть главный, — заявил Илиан, на что Сигрун язвительно фыркнула.

— Конечно-конечно. А теперь, будь любезен — представь меня скульптору. У меня есть пара козырей в рукаве. Он поможет нам.

— Посмотрим…

Приключенцы подошли к коренастому мужчине, который следил за работой рабов.

— Обрезки не выбрасывать! Мы пустим их на украшения! — велел тот. — Эй ты, не спать! Ещё раз замечу как ты носом клюёшь — высеку! И не дай Ифрит я замечу на изделии брак! Ты у меня отправишься кормить медного дракона!

— Да, господин! Прошу прощения, господин! — резво отозвался босоногий юноша. Его руки до самых локтей испещрили рубцы, а на пальцах и живого места не видно из-за кровоточащих мозолей.

— Приветствую, это вы автор медного дракона в центре Касия? — сразу с порога спрашивал Илиан. Скульптор недовольно повёл бровью, обернувшись к незваным гостям.

— Я — Иерофей! Я создал этот шедевр. Вы пришли сюда сделать заказ?

— Нет, — спокойно отрицал Илиан. Его в плечо мягко толкнула Сигрун. Губы непроизвольно скривились от недовольства. — Со мной путешествует весталка. Её имя — Психея. Она желала увидеть вас.

— Весталка? Какая честь! — быстро сменив раздражение на изумление, говорил Иерофей. Он на миг задержался взглядом на колдунье. Её длинное одеяние с крупной драпировкой, покрывало на голове стянутое обручем — все признаки девственной жрицы Веи. И взгляд изумрудных глаз, чистый-чистый, неземной. Скульптор поклонился ей, а та в свою очередь плавно махнула рукой подзывая выпрямиться.

— Благослови вас Вея, Иерофей. Я знала немало учёных мужей, таких как Аристид, Кораса и Леандра. Они восторженно восхваляли ваши работы.

— Надеюсь Касийские Кариатиды до сих пор стойко держат стены вашего храма, жрица?

— После волны восстаний у одной из них появились трещины. Не помешало бы провести реставрацию, — мягко рекомендовала она.

— Я пошлю в Дивы лучших людей.

— Мы здесь не за этим! — твёрдо подметил Ликмед, строго глядя на бывшую весталку.

— Пожалуй нам лучше подняться к вашей гостиной и поговорить без лишних ушей.

Иерофей молча кивнул, и сопроводил пятёрку на верхние этажи. В отличие от нижних кузниц и мастерской, в гостевой комнате дули ветра из-за широких арок, выходящих на просторные балконы. Посреди горел очаг, над которым установили вертело. Вокруг него мягкие тахты, софы, укрытые шкурами да шерстяными пледами. Рядышком медные круглые столики на единственных ножках, громоздили на себе угощения из засахаренных фруктов, вяленого мяса и разбавленного вина. Финн тут же набросился на выпивку, но был крайне озадачен, когда его кубок начал внезапно протекать, пачкая хламиду.

— Жадин никто не любит, братец, — заметила Сигрун. — Ты взял бокал с секретом.

— Неприятный такой секрет…

— О чём же меня желает попросить жрица Веи? — поинтересовался Иерофей, присев напротив пятёрки.

— О, я ни о чём просить вас не смею. Моими устами глаголет прародительница Богов! Вея просит вас, Иерофей, — поправила Сигрун.

— Нам необходима информация о возможном оружии против Богов, — добавил Илиан. — Оружии, способном навредить драконам.

Такие слова ввели скульптора в оцепенение. Мгновение он мрачно молчал, затем помотав головой, встал с софы и направился на балкон, заведя руки за спину. Алый свет жаровен подчёркивал фактурные рельефы мышц, давал им больше глубины, освещал побледневшие рубцы и ожоги. Иерофей склонил лицо, заговорил тихо с хрипотцой:

— Оно приближается не так ли?

— Ч-что приближается? — робко подал голос Антерос. Он чувствовал себя неуютно с тех самых пор как они вошли в этот город. И даже здесь посреди роскоши и удобств его не покидало ощущение кровавой ауры. В животе мутило, голова кружилась. Запах гари и пепла въедался под кожу. Хотелось кашлять.

— Мой отец воевал на Титаномахии. Он был таксиархом одного из касийских полков. Его отряд раздавил колосс в первом же броске. Та мясорубка… сломила его. Мне едва исполнилось пятнадцать, когда он вдруг напился, и решил рассказать о том, что там произошло.

Титаны были беспощадны! Пришедшие из далёкого запада, крушили и разоряли земли Эталады. Они не хотели завоевать нас. Они хотели уничтожить нас! Тогда людям помогали драконы. Не только наши Боги. Но и их дети: мелкие преторианцы, едва вылупившиеся из скорлупы. Жгли и кусали колоссов. А потом… потом на людей хлынул поток неизвестной магии. Дикой. Плетение манны нарушилось, жрецы не могли читать заклинания! А в руках у Титанов появились странные копья, луки, и мечи. Они могли ими сокрушать даже самых крупных преторианцев! Резали их в капусту! Дитя Равусы было там. Самый старший её потомок и грозный противник. Титаны… разорвали его на клочки! А его кровью омыли все людские войска. Дождь из плоти дракона выжег землю, отравил тех, кто попадал под него. Что случилось дальше вы знаете из этады Леандра. Он единственный кто описал достоверно историю битвы при Парнисе. Титаны ушли. Выжившие вернулись домой. Но тот ужас… они забрали с собой.

— Вы думаете они вернутся? — догадалась Сигрун.

— Я знаю это наверняка, — заявил Иерофей. — Бытие скульптора накладывает свой отпечаток.

— Это как-то связанно с медным драконом?

— Да. Когда я завершил этот проект, во мне что-то поменялось. Материал, земля, камень, песок, всё то, чему я мог придать форму… заговорило со мной.

— Погодите-ка… вы можете общаться с землёй? Со всеми предметами? Даже с софой, на которой мы сидим? — недоумевал Финн.

— Не так как вы себе это представляете, но да. Могу.

— Интересно какие шутки этот диван может рассказать про наши задницы…

— Финн, — осуждающе протянула Сигрун.

— Просто интересно!

— Это удивительно! — заявил Антерос. — Выходит в момент завершения шедевра у творца исчезает часть его духа, и заменяется на другую! Чувствительную к манне земли!

— Не думаю, что она заменяется, Антерос, — заметила Сигрун. — Последствия подобного логичнее будут соответствовать процессу. Часть его духа преобразилась! Не заменилась.

— Но как это связанно с Пана…

— Ш-ш-ш, — заткнул ему Финн. — Рекомендую продолжить наш маленький семинар чуть позже.

В этот самый момент к ним поднялась одна из прислужниц, несущая бадью с горячей водой для умывания. Илиан обернулся на тихие босые шаги, и застыл. Перед ним стояла девушка в тёмном хитоне с лохматыми распущенными волосами. С момента их последней встречи прошло уже много лет, но он узнал её. Узнал этот светлый взгляд, её пухлые большие губы и маленький аккуратный носик. Ипатия — покорившая сотню диких лошадей. Ипатия — женщина Ренегата, и добрая подруга Ликмеда.

Она тоже узнала Илиана. И в этот же самый момент бадья выпала из её рук, горячая вода разлилась по полу, устремилась к каменным ступеням вниз.

— Ликмед…

— Ипатия… — шептали оба беззвучно губами.

***

Три года назад. Дивы. Штаб повстанцев под ареной.

Ренегат стоял над картой да обсуждал со стратегами план штурма Башни Амбареса. Он был мертвенно-бледный, с залёгшими под тёмными глазами морщинами с небольшой залысиной наверху, делающей его лицо крупным и лобастым. Руки его испещряли оспины, пятна, шрамы, и веточки голубых вен. Ему было всего сорок с лишним, но выглядел он глубоким стариком из-за своего альбинизма. Носил гиппоторакс — анатомическую кирасу, поножи-книмиды, наручи с гравировкой. На поясе висел меч ксифос.

— По данным разведки Амбарес улетел по поручению Равусы. Это наш единственный шанс завоевать эту башню, — говорил один из стратегов.

— Как только мы прорвём ряды здесь и вот здесь, — тыкая в места на карте добавлял другой. — Фаланга двинется общим фронтом, как остриё копья.

— А тем временем отряд лазутчиков уже откроет ворота, и мы займём позиции обороны.

— «Медные мечи» обещали нам тяжёлое артиллерийское подкрепление с штурмовыми баллистами. Если Амбарес вернётся, мы обстреляем его. И дракон будет повержен.

— Хорошо, — довольно подытожил Ренегат. — В отряд лазутчиков нужны самые лучшие. Илиан, ты станешь их гиппархом. Ступай в ипподром, Ипатия выдаст тебе хорошего коня.

— Я думал ты определишь меня в авангард! — с негодованием прошипел вышедший из тени Илиан.

— Своего самого лучшего стрелка? Ликмед, ты хорош в обращении с луком, но в ближнем бою от тебя нет толка.

— Просто дай мне шанс!

— Я и даю. Когда займёшь Башню и откроешь ворота — сможешь присоединиться.

— Но…

— Ты же не хочешь опозорить «Белых Птиц», Ликмед? Вспомни как в прошлый раз ты из-за своей глупости чуть не провалил задание?

— Та девочка была невинной! — спорил с ним лучник, нахмурив густые чёрные брови.

— Я знаю. Но иногда необходимо идти на жертвы ради общего блага, мой мальчик, — он сократил между ними дистанцию и мягко опустил свою ладонь Илиану на плечо. Эти его глаза, подобно раскинувшемуся ночному небу, мерцали мириадами крошечных блёсток. — Я верю, что ты не подведёшь своих товарищей и всё сделаешь правильно.

С тонких губ срывалось это затёртое до дыр «правильно», однако в глубине души Ликмед слышал лишь: «Как Я велю тебе сделать».

— Мы точно готовы идти на такой рискованный шаг? Я имею ввиду, что штурм Башни Амбареса — это не редьку садить. А вдруг дракон вернётся раньше? Вдруг…

— Ты сомневаешься в своём генерале, Ликмед? — выгнув бровь, прервал он его.

— Нет, Ренегат! Никак нет!

— Хорошо. Когда всё закончится, то обещаю, ты получишь свой заслуженный пост стратега за этим столом. А до тех пор, больше не смей оспаривать мои решения. Я ясно выражаюсь? — взглянув на своего бойца строгим отеческим взглядом, спрашивал он. Илиан мгновение рассматривал переливы миллионов блёсток в этих чарующих тёмных очах. Подобно камню авантюрину, космосу на ночном небе, глаза Ренегата околдовывали.

— Да, Ренегат. Я всё понял.

— Отлично. Теперь иди. Мы выступаем на закате.

Илиан кивнул, после чего подошёл к своей амуниции да принялся собираться на битву. Он надел поверх короткого хитона кирасу, повторяющую рельефы его спортивного тела. Поножи-книмиды скрывали ожоги на ноге. Наручи защищали руки от запястий до локтя. На голову водрузил громоздкий шлем с конским чёрным гребнем, с фигурным вырезом для лица, с массивным наносником и нащёчниками, обитый на внутренней стороне войлочной шапочкой. Взял со стойки длинный штурмовой лук из вяза и каучука, а к нему длинные стрелы с медными наконечниками. Только он собрался выйти из штаба, как Ренегат решил его задержать:

— Ликмед, ты только… вернись, хорошо?

— С щитом или на щите.

— Уж лучше с щитом.

Ипподром располагался как раз над ними рядом с ареной. Ипатия служила там, ухаживала за лошадьми. Раз в полгода в Дивах устраивали гонки на колесницах, люди делали ставки. Мало кто мог себе представить, что простая рабыня-замарашка могла запросто вывести лошадей тайной тропой из города. Когда к ней явился Ликмед, остальных рабов и рабочих та уже усыпила, подсыпав им в ужин настой корквуса.

— Вот. Его зовут Фобос, — подведя к лучнику чёрного коня, говорила она. — Заботься о нём, и он будет заботиться о тебе.

— Какой благородный у тебя друг, — хватая поводья, подметил Илиан. Фобос фыркнул, потоптавшись на месте. — Эй, тише-тише. Смотри что у меня для тебя есть, — и вытащив изо пазухи свежее наливное яблоко, он поднёс его к морде коня. Тот поначалу был недоверчив, но потом обнюхав угощение, радостно схрумкал его.

— Ты ему нравишься!

— Конечно нравлюсь. Я никогда не был жесток с животными, Фобос это чувствует.

— Тогда я рада, что отдаю его в надёжные руки. Береги себя, Ликмед. Я слышала впереди у вас тяжёлая битва.

— Не забивай свою головку войной, Ипатия. Это дело мужчин, а не женщин.

— Но на неё вас повезут мои кони! Моя обязанность убедиться, что…

Не успела она договорить, как Ликмед одним махом оседлал Фобоса, и толкнул коня в сторону выхода из ипподрома. Сбруя прочная, седло удобное, упряжь украшена витиеватой вышивкой, подковы пришлось обмотать полотном, дабы они не стучали на переходе границы из города. Там на холме его уже ожидал отряд лазутчиков верхом на таких же массивных прекрасных конях.

К полуночи они добрались до Башни Амбареса. Окна горели, посты бодрые, напряжённые. Чистое ночное небо дало дорогу двум полным лунам, освещающим лазутчикам высокие стены бастиона. Его окружал глубокий ров, в который впадала бурная река Гелиос. Её стремительные потоки шли по пологой земле, стремясь достичь как можно быстрее ожерелья озёр, огибающее Дивы.

Коней пришлось оставить на привязи в лесу. Илиан подвёл своих людей ко рву. Самый хороший пловец из них — Прокл, сумел перейти его вброд, перенеся на другую строну канат. Когда они оказались на другой стороне, Ликмед достал свой штурмовой лук да принялся обстреливать стены бастиона. Создал некое подобие перекладин, по которым без труда смог взобраться на самый верх. Там он быстро перерезал глотку часовому, и сбросил вниз верёвочную лестницу для остальной группы.

Они действовали быстро и скрытно. Стараясь не привлекать внимания вражеских войск, расположенных у парадной части Башни. Там уже вовсю кипела битва! Повстанцы схлестнулись с армией дракона. Тысячная армада прорывала ряды, сагитары обстреливали их с флангов. Драконья армия встали в защитные стойки, укрывшись массивными щитами, да копья в прорези вытянув. Налетевшие на них конницы были насажены как мясо на шампура. Началась мясорубка. Звенела сталь и медь, лилась кровь. Вдруг к зубчатым стенам поднялась дева Амбареса. Его личная рабыня. Она была прекрасной: золотые волосы, румяная кожа, вся обвешана украшениями. С глаз тёмными линиями размазывая свинцовую косметику текли толстые ручьи слёз. Илиан лишь только заметил её, и сразу всё понял. Бросился наутёк, но не успел. Дева простёрла руки и сбросилась со стен вниз. Прокл тем временем уже дошёл до опорного рычага вместе с другими. Они навалились на него, приводя в действие механизмы железных ворот. Ликмед достал сигнальную стрелу, обмакнул её в смоле зажёг, а затем пустил в небеса. Ворота поднялись, войска повстанцев воспряли духом. Ночная битва продолжалась с неистовой жестокостью: гоплиты в авангарде резали и резали, и резали, ревели громоздкие горны, подобно предсмертному плачу слонов. Лошади вставая на дыбы — сбрасывали своих всадников. Переворачивались колесницы со штурмовыми медными шипами на боках.

Илиан достал лук, и принялся оказывать поддержку своим солдатам. Стрелял в драконью армию прямо со стен башни. Всё-таки Ренегат был прав: от него больше пользы, когда он действует издалека, а не посреди поля брани. Армия повстанцев начала загонять врагов внутрь бастиона, и там в тесноте, где и яблоку некуда упасть, где они едва могли развернуться, дабы не наткнуться на копья Дори, творились чудовищные зверства. Гоплиты вспарывали животы остаткам бойцов от дальней фаланги, самым незащищённым и плохо вооружённым. Точно стервятники, клюющие потроха, выуживали из тел наружу кишки, лёгкие, вырезали сердца. Тяжёлые пехотинцы обезглавливали рабов дракона, полосовали их, насаживали на пики.

Тут как раз и «Медные мечи» подоспели. Касийские союзники. С пологого холма везли в сторону Башни Амбареса артиллерийские медные баллисты. Повстанцы заорали радостно. Кромка неба на востоке окрасилась алым. А потом… потом все замерли. Подул нехороший ледяной ветер, несущий запах костра. И рёв застыл в ушах каждого повстанца. Амбарес возвращался.

— Заряжайте баллисты! — приказал Ренегат, стоявший во главе наступления. Его длинный листообразный обоюдоострый клинок с выраженным остриём устремился ввысь, и все бешено закричали. Илиан бросился к стене, вглядываясь в ослепляющие первые утренние лучи солнца. Секунда. Ещё секунда. И вот — тень на востоке показала себя. Его колоссальное обтекаемое тело, белоснежная чешуя, длинная шея — дракон! Дракон здесь! Ликмед натянул лук и выстрелил, но промахнулся. Амбарес был слишком ловок и проворен в воздухе.

— Моё дыхание! Мой дух! Вдохни энергию павшим! Восстаньте рабы, и сражайтесь! Ваша вахта ещё не окончена! — звучал вибрацией его господствующий голос. Божественный великолепный голос. — Внемли же мне манна духа!

Вдруг… мертвецы, кто был ещё способен стоять на ногах и держать оружие — поднялись! В глазах их горели искры манны. Повстанцы, что до этого стояли буквально на их трупах, оказались в ловушке! «Медные мечи» зарядили баллисты и начали обстреливать дракона, но тот уклонялся от каждого снаряда. Он был неуловим! Внутри бастиона творилось месиво: мёртвые кромсали живых. Те, у кого нервы не выдержали, всё побросали и пытались сбежать. Илиан вновь натянул тетиву, прицелился, на этот раз рассчитал траекторию полёта Амбареса, а когда выпустил стрелу, она угодила аккурат в горло дракона. Попала, но отлетела как мелкая щепка, даже не поцарапала. Это привлекло внимание Амбареса, его гибкая шея изогнулась, рубиновые глазищи размером со спелые арбузы сверлили обнаглевшего лучника. Махнул белоснежными крыльями, сложил клином, и кинулся вниз к башне. Ликмед затаил дыхание, ощутил мокрое исподнее под холодным дуновением ветра. Сердце колошматило внутри как сумасшедшее. Дракон нёсся на него, разинув пасть. Шаг и ещё шаг, Илиан упёрся поясницей о зубчатую стену. Мощный порыв ветра вытолкнул его через ограду, и он рухнул прямиком в стремительный ров. Шлем слетел, лук выскользнул из рук. Вода резко вторглась в его лёгкие. Хаос. Всё перемешалось, всё — одна сплошная клякса перед глазами. Попытался восстановить равновесие, кашлял, задыхался, голову ударило бревно, несильно, но больно. Едва заставил свои руки слушаться — грести к берегу. Снизу мог видеть то, сколь неистово свирепствует дракон, поедая его товарищей заживо. Заряды артиллерийских баллист тоже не брали Амбареса. Тоже разбивались об его неуязвимую чешую.

В этот самый момент до Илиана дошло: они проиграли. И непросто проиграли, а проиграли с позором. Им никогда не одолеть драконов. Никогда не освободиться от их жестокого ига. Люди слабые. Люди беспомощные, барахтающиеся в грязи червяки, когда как драконы — Боги. Беспощадные и злобные.

Ликмед вышел на берег, приполз на карачках в тень леса. Забрал Фобоса и уехал. Хватит с него этих пустых бессмысленных сражений. Хватит смертей, надежд, отчаяния, крови. Всё. Он решил умереть сегодня. Умереть для Ренегата и для сопротивления.

***

Напуганный Иерофей за мгновение оказался подле Илиана, схватил его за ворот гиматия. В правой руке занеся над ним кузнечный молот. Нефтис достала лабрис, Сигрун свой посох, а Финн возложил пальцы на струны кларзаха. Антерос боязливо спрятался за софу.

— Стой! — закричала Ипатия, протягивая руки.

— Знаешь его? Он враг, или друг?

— Друг. Он из наших. Был им… но, Илиан, мы все думали ты погиб. Где ты пропадал? Почему не пришёл к Ренегату после поражения?

— Я больше не в сопротивлении!

— Дезертировал? Значит решил служить драконам? — звеня гневом в хриплом голосе, делал выводы скульптор.

— Да я лучше Титанам сапоги вылежу, чем стану служить этим ящерицам-переросткам! — выплюнул Ликмед.

— Народ, давайте все успокоимся? Очевидно же, что мы здесь все друг другу не враги! — предложил Финн. Затем он обернулся к Ипатии, и улыбнувшись ей, озорно подмигнул.

— Ой ли? Прошло три года, Ликмед. Три. Года. Я знаю, что ты никогда не станешь служить драконам, но означает ли это, что ты не выдашь нас им?

— Кого «вас»? Жалкое подобие сопротивления? После битвы у Башни Амбареса повстанцы загнулись. Вы лишь тень былого восстания! Посредственности!

— Ты не прав, — не согласилась Ипатия, после чего подошла к Иерофею и ласково побудила того убрать молот обратно. Напряжение спало, все расселись обратно на софу. — Как думаешь, кто куёт оружие для «Медных мечей»? Кто снабжает их?

— Значит ему я должен сказать «спасибо», за бесполезные баллисты? Они и царапины не оставили на шкуре Амбареса! — процедил Илиан.

— Следующая партия выйдет мощнее. За этим же вы сюда пришли? Полагаю, сказка про поручение Веи — не более чем предлог. Хотя, мне с трудом верится, чтобы весталка могла быть способной предать своих Богов. Кто ты, дева?

— Я действительно была весталкой, — ответила Сигрун.

— Была?

— Была.

— А п-поручение на самом деле есть, — вставил слово Антерос. — Только оно не от Веи. Оно от Трианли. Истинной Богини!

— Ох, ну сейчас начнётся, — сжимая переносицу, прошептал Финн.

— Моя не понимать! Наша биться или нет? — свирепо интересовалась Нефтис.

— Значит теперь у тебя новые друзья, новая Богиня, и ты забыл о долге перед собственным народом? — скрестив руки на груди, осуждающе предполагала Ипатия.

— Я ничего не забыл! Я просто живу дальше. Это ты и твой старик всё ещё цепляетесь за прошлое, за несбыточные мечты о свободе!

— Зачем же ты тогда здесь? Зачем расспрашиваешь Иерофея об оружии против драконов?

— Потому что раньше мы были одни против неуязвимых тиранов! А теперь мне помогает Сивилла! Будь я проклят, Ипатия! Будь я проклят… — раскричался Илиан, размахивая руками. — На моей стороне теперь покровительство настоящих Богов. Только они могут низвергнуть драконов и освободить людей Эталады! И если ради этого мне поручают гоняться не знамо зачем и куда — так быть посему! Это не означает, что я перебежал на чужую сторону, или начал вдруг набожно молиться кому-то с сияющими титьками! Я не спятил. Я просто хочу изменить порядок вещей в этом проклятом мире. Я хочу перемен! Хочу, чтобы люди что-то значили!

— Мы тоже! — заявила Ипатия. — «Медные мечи»…

— Не вешай мне лапши на уши! Ваше сопротивление мертво давным-давно, — прервал её Ликмед. — Ренегат одержим. Он отравил своих последователей надеждой! Отправил их на бойню! На вашей стороне не было Богов тогда. Были только руки тысячи слабых уставших рабов. Дракона этим не возьмёшь. Драконы только посмеются! Я говорю тебе это: если и есть что-то в мире, способное навредить драконам — это Боги. Настоящие Боги! И так уж вышло, что своим оружием они избрали нас пятерых.

Иерофей всё это время внимательно слушал их перепалку. А когда наступила мрачная тишина, когда Ипатии было нечего ему сказать, скульптор заявил:

— Возможно есть ещё кое-кто. Колоссы. Они вполне успешно воевали с драконами, но по какой-то причине ушли после битвы при Парнисе. Ренегат связался со мной не так давно. Он полагает, что в сокровищнице Архонта Равусы есть зацепки о том, куда они ушли и почему.

Зелёные глаза Сигрун загорелись, и она затараторила:

— Если мы сумеем отыскать Титанов, то возможно выясним каким заклинанием те нарушили плетение манны.

— И каким оружием смогли нанести вред драконам, — добавил Ликмед.

— Это всё конечно звучит дико обнадеживающе, если, правда, забыть о том, что Титаны — это гигантские исполины, идеальные убийцы и разрушители городов. Мы уверенны, что они вообще станут сотрудничать с мелкими людишками? — опасливо предполагал Финн.

— У нас нет выбора, — на удивление твёрдо заявил Антерос. — Пророчество должно исполниться!

— Угу-угу, только хотелось бы не быть раздавленным пятифутовой ступнёй в процессе. Не то чтобы я тяготел к другим видам самоубийства. Я вообще предпочитаю быть живым, а не мёртвым.

— Для меня это так же сомнительно, как и для вас, — сказал скульптор. — Но Ренегат сказал…

— Не важно, что Ренегат сказал! — рявкнул Илиан. — Нас послали к тебе, Иерофей! Не к Ренегату! Так что будь уверен в своих следующих словах. Я спрошу ещё раз: существует ли оружие способное навредить драконам?

— За всю историю такое случалось лишь единожды. И теми, кто совершил подобное невозможное чудо, были колоссы.

Наклонившись ближе к товарищам, Сигрун прокомментировала:

— Очевидно они знают то, чего не знаем мы. Например: как скрыться от драконов, летающих по небу? Если хотите услышать моё предположение — Титаны ушли под землю. Но вот куда именно — вопрос открыт. Земля не маленькая. Они могли спуститься в одной точке и выйти из совершенно другой. Я читала про сеть Арахнийских тоннелей, они пересекают все части света.

— Э, огромные Титаны, сис! В тоннелях под землёй? Титаны! Под землёй! — толсто намекал Финн.

— Ты просто не знаком с особенным подходом Арахнид в архитектуре. Они роют достаточно глубоко. Я бывала в их воспоминаниях, и поверь… их «тоннели» — это не просто тёмные коридоры. Это произведения инженерного искусства!

— Мы сейчас говорим о страшных полулюдях-полупауках? — опасливо спросил Антерос, крепче сжимая свой посох.

— Моя не бояться чудовища! Моя защищать целитель! — решительно заявила Нефтис. — Когда моя быть раненый. Твоя — лечить!

— Вся эта дискуссия никуда нас не приведёт, если мы не узнаем точку прокола, куда вошли Титаны и откуда они вышли, — строго сказала Сигрун.

— Значит нам необходимо переговорить с этим Ренегатом.

— Ну прекрасно! — фыркнул Илиан. — Давно мечтал зарядить этому фанатику стрелой промеж глаз!

— У меня у одного создаётся такое впечатление, что мы добровольно идём в пасть к дракону? Нет?

— Заткнись, Финн.

— Молчу-молчу. Только потом не ворчите, когда я придумаю исключительно сатирическую балладу под названием: «Я же говорил».