Девять лет назад. Крошечный посёлок во владении Варгона. Граница Эталады и диких степей. Середина осени.

Год выдался неурожайным. Когда в последний раз приходили люди драконов, они перерыли все амбары и погреба. Обчистили все кладовые с продовольствием. Люди остались без хлеба. Самые отчаянные отправились искать удачу в Гимрян — город дракона воздуха. В посёлке стало пусто, безлюдно. Теперь здесь жили от силы человек двадцать, и то все дети да старики.

Антерос играл с двумя девчонками немногим старше него самого. Они втроём осиротели, когда позапрошлым летом случился пожар в амбаре. Его бабушка приютила их, правда она была странноватой. Вешала на крыльцо венок из полыни и зверобоя, верила в шайтана, и на ночь закрывала все окна и двери, чтобы не дай Бог, в дом не ворвался злой дух. Девочки убегали от мальчика, нарезали круги вокруг ствола огромного ясеня, чья листва уже порядком пожелтела и осыпалась. Антерос тоже смеялся, пока не споткнулся обо что-то и не упал. Девчонки сразу к нему подбежали, и помогли подняться. Когда мальчик увидел то, из-за чего он упал, то поначалу ужаснулся: на земле лежало крошечное тельце опоссума, с выклеванными глазами да вспоротым брюхом откуда вывалились тоненькие кишочки. Над трупиком летали мясные мухи, внутри копошились белые крошечные червячки, и пахло так отвратительно, что к горлу подступал ком. Антерос взяв первую попавшуюся палочку, стал тыкать в опоссума. Тот совсем не шевелился. Над головой закаркали вороны, стало жутко не по себе. Трое детишек решили скорее вернуться в посёлок.

Босые, грязные, тощие, продрогшие и голодные, они брели по пыльной безлюдной дороге. Ледяной вечерний ветер обдал их по спинам, плечи дрожали. Когда-то здесь проезжали торговцы, или путешественники. Теперь здесь так тихо, даже собаки не лают. На лысых полях никого. Саранча поела всё зерно. Изгадила некогда плодородную землю, отравила её. Теперь ничего не растёт.

Бабка встретила их, зазывая к ужину, и браня за опоздание, дала Антеросу подзатыльник, после чего силой усадила на пол к ветхому столику.

— Ешьте! — указывала она, ставя глиняные плошки с жидкой противной кашицей, в которой плавали мелкие потроха.

Дети даже не спрашивали, что это, ибо были они так голодны, что сразу набросились на кашу. В последнее время они и маковой росинки в рот не совали. Два дня голода напрочь выбили из детей всякую привередливость к еде. На вкус это было пресное отвратительное нечто, с ядрёным гнилым послевкусием. Ни соли, ни тем более специй в этой деревеньке отродясь не водилось. Так что Антерос и не осознавал, что ел в тот миг суп из больных моровых крыс.

Ночью ему и девочкам стало плохо, их тошнило и страшно мутило. На утро поднялась высокая температура. Дети стонали от головной боли, от лихорадки расползающейся по всему телу. Бабка продолжала кормить их этим же самым супом, потому что другого не было. Всех собак они уже съели. Даже любимого Ришку, хотя Антерос об этом не знал. Бабка просто сказала, что Ришка убежал в лес. Всю пригодную траву сварили. Корешки, мох, кору деревьев, грибы. Ничего не осталось! Ни зёрнышка! Только крысы да проклятая мошкара!

Потом и бабка слегла. К ним приходил старик Форвин, ухаживал за ними. Кормил с ложечки. Ставил компрессы от лихорадки. На второй день одна из девчонок-сирот не проснулась. Антерос в бреду слышал, как старик плакал, вынося бледное худое тело из хаты. Когда Форвин вернулся, присел рядышком с мальчишкой, и принялся обтирать его тело холодной тряпкой. Остановился, закашлялся так раскатисто, выплюнул много мокроты с кровью. Он тоже уже болел. Тоже скоро сляжет с лихорадкой. И кто тогда о них позаботится?

Антерос большинство времени пребывал в бессознательном сне. И всякий раз просыпаясь, чувствовал себя ещё хуже, чем в предыдущий. Голова тяжёлая — не поднять. Виски пульсировали болью. Изо рта пахло мертвечиной, гнилью. На языке привкус крови. Мальчик кашлял, и живот саднил так, словно по нему ножом ударяли. Свет слепил, в носу пересохло, на ресницах засохший гной мешал открывать глаза. Тело знобило, мышцы ныли от тянущей боли. Агония жара сменялась леденящим холодом в конечностях. Антерос вспоминал то мёртвое тельце опоссума. Его вывернутые потроха. Неужели он будет таким же? Вороны выклюют его глаза, стервятники вспорют брюхо и сожрут печень? Тысячи мелких личинок будут медленно пожирать тело Антероса пока не останутся только кости? Он уже ощущал себя трупом. Бессильным, безжизненным, слабым, воняющим, разлагающимся. Чувствовал, как его тело сдаётся мору, как оно гниёт и гибнет. Но Антерос не хотел умирать! Драконы, Боги, Демоны, кто угодно! Он не хотел умирать! Он хотел жить! Отчаяние затопило разум, просочилось в каждую щель его естества. Мальчик про себя молился всему на свете, и обещал отдать что угодно, лишь бы выжить. Лишь бы эта боль и эти страдания прекратились!

На третий день в их дверь постучалась Панацея. Антерос крепко спал, и выглядел мертвее мёртвого, вот только слабое едва заметное дыхание выдавало в нём догорающую искру жизни. Мальчик был на волоске. Сивилла склонилась над ним, поправила золотистые липкие волосы, а потом сложила пальцы в пассы и вдохнула жизнь в его слабое умирающее тельце. Так она делала с каждым измученным мором жителем этой небольшой деревеньки. К вечеру люди вышли из своих полуразвалившихся хибар, здоровые и полные сил. Антерос присоединился к толпе, изумлённый, преисполненный благодарностью. Все они стали свидетелями ещё одного чуда: Панацея простёрла руки над бесплотными полями, откуда с удивительной скоростью начала расти сытная пшеница.

Вот так просто пришла, и всё исправила. За один проклятый день! Вылечила больных, дала им пищу, и надежду на будущее. Антерос не мог поверить своим глазам, но вот оно — чудо! И глаза его наполнились обильными слезами. Упав на колени, разрыдался. Не мог остановить в себе это. Дыхание перехватило, нос забился, истерика не прекращалась. Бабка крепко обняла его, укачивала точно младенца. Она и сама рыдала от счастья.

Панацея приблизилась к толпе. Старики и дети осыпали сивиллу восторженными благодарностями, а её лицо сияло мягкостью, добродетелью, непорочностью. Антерос приполз к той на коленях, дрожащими руками схватился за полы её белоснежного балахона. Проскулил жалобно:

— Возьмите меня с собой!

***

Ипатия сообщила, что после поражения в битве у Башни Амбароса, Ренегат спешно перенёс их штаб в другое место. Теперь очаг сопротивления ютился в глубинах медных шахт Касия. Илиан и Нефтис схватили по факелу и шли первыми. За ними следовали Сигрун и Антерос светя магическими сферами в руках. Один только Финн остался без источника света. Он шёл позади всех, замыкая цепочку. Иерофей идти отказался, так как это могло бы скомпрометировать его перед ликом Ифрита. Но он нарисовал довольно подробную карту тоннелей, так что проблем с ориентацией в тесном пространстве у приключенцев не возникло. Когда они минули последний поворот, то вышли к широкой зале, обустроенной простенько и довольно аскетично. В выдолбленном тупичке располагались казармы, в самой же зале посреди горел очаг под вытяжкой, на стене висела широкая карта Эталады, стоял стратегический стол с фигурками из бронзы, а чуть дальше отхожее место от которого воняло. У стола стоял какой-то старик, склонившись над крошечными бронзовыми человечками. Вокруг очага расселись его люди, уплетающие обед. Все они моментально встрепенулись, увидев неожиданных визитёров, похватали мечи да копья, встали в боевые стойки.

— Ренегат! — рявкнул Ликмед.

— Мои глаза обманывают меня? — рвано вдохнув, удивился тот. — Опустить оружие! Он свой.

Солдаты послушно вернулись к своим бытовым вещам, а Ренегат тем временем, приблизился к пятёрке. Свет в этой зале исходил от сотни мелких камушков, торчащих прямо из породы. В этом голубоватом свете вождь сопротивления смотрелся чуть моложе, чем он был на самом деле. Морщины не так заметны, тёмные круги под глазами не так глубоки. Тот по-отечески положил свою руку на плечо Ликмеда, и внимательно посмотрел тому в глаза.

— Я думал ты погиб… Я оплакал тебя, Илиан. Была даже скромная церемония…

— Сожгли мой шлем? Лучше бы отдали его чьей-нибудь незащищённой башке! — фыркнул тот.

— Ещё не растерял своих клыков, погляжу? Мне бы по-хорошему казнить тебя за дезертирство, но правда в том, что нам не хватает рук! Твоё появление как нельзя кстати. Можешь не объяснять почему ты ушёл, и где пропадал, мне достаточно того, что ты всё-таки вернулся.

— Не для того чтобы снова ввязываться ради тебя в сомнительные авантюры! Я больше не в сопротивлении!

— Как ты можешь так говорить?! — вдруг рассердившись, Ренегат больно сжал плечо Илиана. Его подчинённые напряглись, побросали все свои дела, и решили окружить подозрительную пятёрку. Свой он или нет, но испытывать судьбу никому не хотелось, если вдруг начнётся заварушка. Старик опустил взгляд, обдумывая что-то. Его веки покраснели, намокли, он закусил губу, силясь сдержаться. — Ты меня разочаровываешь, Ликмед! Я взял тебя под крыло ещё мальчишкой, дал тебе образование, вскормил тебя! И так вот ты меня благодаришь?

Гнев переполнил Илиана, терпение лопнуло точно мыльный пузырь. Всё это: лицо Ренегата, его запах, взгляд колдовских очей, рука на плече — слишком! Желудок взбунтовался от нахлынувшей ностальгии. Желваки заиграли. Руки покрылись гусиной кожей. Ликмед, оскалившись, размахнулся головой и вдарил лбом старику прямо по носу. Ренегат отшатнулся, а его подчинённые звякнули обнажёнными мечами. Нефтис достала секиру, приготовившись к битве, однако тут генерал сопротивления плеснул рукой, отзывая своих людей. Из его ноздрей капнула бледно-красная кровь.

— Не играй на публику! Я был одним из многих, кому ты промывал мозги своими речами! И далеко не первым сиротой, которых ты спас. За это я тебе сто крат отплатил, отнимая чужие жизни! Ты не имеешь права требовать от меня большего! — заявив это, Илиан продолжил уже с сожалением в голосе: — Ты сделал из меня убийцу, Ренегат.

— Я сделал? Нет, мой мальчик. Ты ошибаешься, — рассмеялся он в ответ, прижимая ладонь к носу. — Я лишь проторил для тебя дорожку, но никогда не принуждал по ней идти. Ты сам избрал свою роль. Более того, ты был таким ещё до того, как присоединился к «Белым Птицам». Скажешь нет?

— Что ты несёшь?!

— Весь этот гнев, обида, и твоя неутолимая жажда мести. Думаешь без меня ты бы стал другим? Нет, Илиан. Не стал бы. Без сопротивления и моих уроков, ты бы угодил на драконью плаху ещё до двадцатой зимы. А так… посмотри правде в глаза: я направил всю твою злобу на благо, и помог выжить в этом мире.

— Чушь! Ты использовал меня. Меня и всех остальных! — раскричался Ликмед, эмоционально махая руками.

— Это не отменяет того факта, что я заботился о тебе. Можешь кричать на меня сколько угодно, однако не смей называть меня бесчувственной мразью! Три года я провёл в трауре, и тосковал по тебе, как по собственному сыну! И вот ты возвращаешься в компании сомнительных личностей, чтобы что? Объявить меня монстром? Высказаться? Зачем ты вернулся?

— Из-за проклятого пророчества…

На этом моменте тонкие бледные брови альбиноса поползли вверх, складывая на огромном лбу ряд глубоких морщин. Вперёд вышел Антерос, и робко заговорил, нервно озираясь на вооружённых воинов сопротивления:

— М-моя наставница — Сивилла, глас Богини Трианли. Дала нам Задание: освободить народ Эталады от рабства. Для этого нам необходимо отыскать оружие, способное низвергнуть самопровозглашённых Богов-драконов. Нить привела нас сюда, к вам, господин Ренегат. Мы хотим знать, куда пропали Титаны. Потому что… только они в прошлом… ну…

Слова Антероса вдруг кончились, ибо он не мог оторвать взгляда от тёмных чарующих очей Ренегата. Они блестели и переливались как звёздное небо, зачаровывали. В них хотелось тонуть. Плавно, без сопротивления, навстречу к долгожданному покою.

— Теперь я понимаю, Илиан. Видимо ты был изрядно на меня обижен, раз пришёл ко мне только с пинком от Богов. Кто эта Трианли? И какое ей дело до народа Эталады? Почему она решила спасти нас только сейчас? Почему она вообще допустила того, что драконы нами повелевают?

— Не могу знать, господин… — тихо пробубнил Антерос.

— Что ж, вам благоволит удача. Наши пути пересекаются, — сообщил Ренегат и отвёл пятёрку к стратегическому столу, где была карта Див. Его люди расступились, почтительно склоняя головы. Самые старшие из них сохраняли бдительность и держали руки на мечах. Ренегат встал у северной стороны стола, указал своим морщинистым пальцем на один дом на карте, окружённый стенами. — Здесь живёт Архонт Равусы — Адрастос. По данным нашей разведки под его усадьбой может находиться сокровищница дракона духа.

— «Может»? — настороженно поинтересовался Ликмед.

— Источник… сомнительный, — нехотя признавался лидер сопротивления. — И всё-таки это не ничто. Осведомитель видел, как из Имперской Библиотеки жрецы вынесли несколько свитков из запертой секции и унесли их в дом Архонта. Мои шпионы обыскали весь дом, но не нашли этих свитков. Вывод?

— Там есть тайный проход в сокровищницу, — догадалась Сигрун. — Где-нибудь в недоступном для прислуги месте. Может быть в личном кабинете Архонта, или в его лаборатории. Насколько я помню Адрастос никогда не питал доверия к прислуге. Тот ещё параноик.

Ренегат в этот момент так посмотрел на бывшую весталку, будто сию же секунду захотел ударить её, или объявить во всеуслышание, что желает на ней жениться. Смесь восхищения и возмущения вскоре сменилась чистым интересом:

— Вы знакомы с Адрастосом? Может вы ещё скажете, что сможете провести нас в его усадьбу?

— Нет, уже не вариант. Он меня оклеветал, и меня обвинили в распутстве за что приговорили к казни через заточение в подземелье.

— Очень жаль. Что ещё вы знаете об Архонте?

— Немного. Я была весталкой, поэтому знаю о каких свитках идёт речь. Я бывала в Имперской Библиотеке, но так до них и не добралась.

— Ты всё это время знала, и молчала? — осуждал Илиан, а затем шикнул требовательно: — Что там в этих свитках?

— Говорю же: не знаю! В запертой секции не было ничего такого. Просто исторические неудобные факты. Никаких тайных формул превращения свинца в золото. Ни заклинаний. Просто парочка сводок об интрижках предыдущих Архонтов, генеалогические древа, учётные книги доходов и расходов. Скучные вещи! Как только я это поняла, то перешла из запертой секции к более ценным трудам.

— Мне не послышалось? — дивился Финн. — Моей сестре в кои-то-веки может казаться что-то скучным? А я-то думал ты любые книги дочитываешь до конца.

— То, что я знаю триста четырнадцать способов применения медной проволоки не делает меня скучной! Так вот, возвращаясь к Адрастосу: я бывала в его усадьбе единожды, но помню все входы и выходы. Ещё я подружилась с прислугой, раскусила одну из ваших, но не выдала. Фадора, так? Скоро летнее солнцестояние — святой праздник. По закону Архонт обязан совершать обряды в храме, и рабы будут молиться на площади. Это идеальный день для обыска усадьбы.

— У моих стратегов ушли две недели на разработку этого плана, а вы справились всего лишь за пару минут! Кто вы? — удивлялся Ренегат.

— Сигрун. Просто Сигрун. Раньше меня звали Психея — псевдоним. Вам ли не знать, что такое необходимость скрывать собственное имя, Ренегат?

— Ох, уверяю, я давно перестал менять лица. Для таких как я, подобное чревато безумием!

— Я вижу, — спокойно согласилась колдунья.

— Что ж, полагаю в этих свитках возможно найдутся ниточки к слабостям драконов. Если ты, Ликмед, не сочтёшь это за оскорбление, я бы хотел поручить вам это задание.

— С чего же такая щедрость, а? — выплюнул Илиан.

— С того, что я не дурак. Я верю в провидение. Сегодня мне снился сон о тебе и о драконах. И вот он ты — здесь, передо мной. А если твой спутник уверяет, что вас направляют истинные Боги, то кто я такой чтобы стоять у вас на пути?

— А не опасаешься, что на смену драконам придут не менее жестокие хозяева?

— Без страха не бывает риска. Не бывает смелости. Плюс, каким бы засранцем ты ни был, я доверяю тебе. Ты любишь эту страну так же страстно, как люблю её я. Ты сделаешь всё, ради нашего народа.

— В этом я готов с тобой согласиться.

— Ну вот и хорошо. Теперь ступайте. Поспейте в Дивы до наступления солнцестояния, и выясните как прибить этих ящеров!

— Не указывай мне что делать! — ворчал Ликмед.

Пятёрка приключенцев развернулась и ушла. Но как только Илиан оказался у проёма, ведущего в тоннели, Ренегат вдруг окликнул его:

— Чуть не забыл. Есть новость, если ты ещё не в курсе, — лучник обернулся к старику, вопросительно выгнув бровь. — Твой конь Фобос был найден вскоре после твоих… похорон. Он сейчас находится в ипподроме Див, и о нём заботится Цирион. Помнишь такого щуплого мальчугана? Ты ещё вступился за него.

— И?

— Помнится, ты любил этого коня. Я могу отправить весточку моим людям, и они помогут вам там на месте…

— Хитрая уловка, Ренегат, но нет. Ты больше не властен надо мной. Я ясно выражаюсь? Даже не вздумай посылать за нами своих соглядатаев, и пытаться «курировать» мою работу. Это Задание — моё и только моё.

— Я и не пытался…

— Врёшь и не краснеешь. И не стыдно тебе, а?

На это Ренегат смолчал, опуская взгляд. Его нос уже потихоньку начал опухать, да расцветать синяком. Илиан вновь собрался было покинуть сию мрачную обитель повстанцев, и вновь был остановлен голосом генерала:

— Я скучал по тебе, знаешь? Каждый день меня терзали мысли о том, что это всё моя вина. Что это я убил тебя, послав на ту миссию. Ты и представить себе не можешь, как же я рад видеть, что ты цел!

— Хах, ну в моей «гибели» ты может и не виноват, но вот на счёт остальных — безусловно. Ты хоть помнишь их имена, Ренегат? Прокла, Тариуса, Фарктурио?

— Я помню, — убедительно ответил старик, однако нечто в его мимике выдавало фальшь. И из-за этого Ликмед недовольно фыркнул.

Вопреки ноющей в груди обиде, режущей будто ножом, Илиан боролся с желанием отпустить всё и ринуться в крепкие отеческие объятья того, по кому он так неимоверно скучал. От того щёки заливало стыдливым румянцем, а губы кривились в отвращении к самому себе. Как так можно, одновременно ненавидеть его и любить? Презирать и вместе с этим уважать? Ладони сжались до побелевших костяшек, челюсть сомкнулась, скрипя зубами. Сердце помнило только раны, нанесённые Ренегатом, его ошибки, просчёты, и манипуляции. А разум помнил ещё и блестящие решения, хитрые тактики, дерзкие гамбиты в подковёрной войне с Архонтами и драконами.

Ликмед кивнул Ренегату перед тем как уйти. Тот повторил этот жест.

***

Следуя к выходу из медных рудников, Сигрун вдруг заговорила с Илианом:

— Ты не говорил, что Ренегат — доппельга́нгер.

— Это значения не имеет, если он решил жить под своим лицом, — аргументировал Илиан.

— И ты уверен, что он никогда тайком не примерял чужих лиц, чтобы разведать внутреннюю обстановку в сопротивлении? Это же такой дар! Я бы наверняка им пользовалась каждый день.

— Ты бы сошла с ума, — усмехнулся Финн. — Ну, не всё же тебе одной умничать, да? Я тоже кое-что знаю, веришь или нет.

— Откуда, если не секрет?

— За те пять лет, что я странствовал в одиночестве, мне встречались доппельга́нгеры. У них была актёрская труппа. Хорошие люди. Только несчастные. К ним относятся с предубеждением, так что им приходится скрывать свою истинную натуру. Но злая шутка судьбы в том, что, примеряя чужое лицо, доппельга́нгер примеряет и чужую личность тоже. Всё, начиная от манеры походки, речи, мимики, всё вот это вот от владельца лица достаётся доппельга́нгеру. Но что если мировоззрение лица противоречит ему самому? Как быть? Конфликт личностей может расколоть доппельга́нгера, свести с ума. Вот почему это так опасно, сис.

— А все они… ну, в истинном облике такие? — робко поинтересовался Антерос.

— Альбиносы? Да. Манипулирующие интриганы как тот Ренегат? Нет.

— Хоть до кого-то дошло! — облегчённо вздохнул Илиан.

— Я не была в курсе тяжёлой участи доппельга́нгеров. Похоже мне предстоит ещё многому научиться, — признала Сигрун с некой маниакальной полуулыбкой на лице.

— Ох, а они могут примерять любое лицо? То есть вообще любое? Детское тоже?

— Или противоположного пола, Зефирчик. Из чего следует, что доппельга́нгеры — двуполые люди. Хах, я тут подумал…

— Никаких пошлых шуток, прошу! — строго приказывала Сигрун.

— И ты ещё говоришь, что ты не скучная…

***

Утро дня летнего солнцестояния началось пасмурно. Небеса заволокло тяжёлыми тучами, пейзаж стал сер и уныл. Приключенцы вошли в Дивы тайной тропой, скрывались в тенях тесных монолитных домов. Нефтис так вообще согнулась, укрывшись гиматием, из-за роста её легко узнать, а по городу до сих пор гуляют недобрые шёпотки о вырвавшейся на свободу взбешённой гладиатрикс. Орчихе — главном звере арены.

Пятёрка притаилась в закоулке напротив роскошной усадьбы Архонта. Чего они ждали, знал только Илиан. Ну и, может быть Сигрун догадалась. Минуло некоторое время, как вдруг на дороге промелькнула чья-то гигантская тень. Поднялся стремительный ветер, бьющий пылью по глазам. Взметнулись стиранные тряпки и бельё, висевшие на растяжках между домами. Рёв раздался вибрацией в груди, шёл от самых стоп до макушки. Рабы заохали да заахали, попадали ниц. Импульсы невероятной силы трепетали в пространстве. Приключенцы подняли взгляды на небеса, кои рассекала Равуса: огромная, белоснежная, с длинной шеей и короной из восьми рогов, с крупными рубиновыми глазищами. Она села на вершину колокольни, у которой имелись специальные крепежи и углубления для её массивных когтей, простёрла исполинские крылья, а потом — закричала! Но крик этот был не отчаянным, не горьким, а наоборот — господствующим, яростным, воплощением превосходства! И небеса в следующий же миг прояснились. На Дивы пролился золотой тёплый свет солнца. Рабы принялись восхвалять свою Богиню: тысячи человек совершали молитвенные движения сидя прямо на площади, побросав все свои дела, словно забыв о существовании мира! Была только Равуса и её благодать! Только чистые голубые небеса и свет.

— Вперёд, — шёпотом командовал Ликмед, и пятёрка двинулась к усадьбе.

Передвигаться днём, да и ещё и при ясном освещении казалось всем безумной идеей, однако только в этот момент никто на них не смотрел. Все были заняты обрядом восхваления Равусы. Илиан взобрался на балкончик второго этажа, цепляясь за неровные поверхности, перелез через парапет, затем он спустился вниз и отпер заднюю дверь для своих товарищей. Внутренняя обстановка изумляла: синие и пурпурные ковры, отделанные по краям шкурами леопардов, с золотой вышивкой одного чего стоили? На полках драгоценные статуэтки, в вазах свежие фрукты, благоухающие цветы, полупрозрачные занавески. По сравнению с пыльными трущобами из которых они только что пришли — совершенно другой мир. Здесь пахло цветущими зелёными растениями, свежестью, и чистотой. Мраморные резные перила блестели от тщательной полировки, а на статую Равусы посреди гостиной была нанесена новая цветная эмаль.

— Рекомендую разделиться, — сказала Сигрун.

— Да, это сэкономит время, — согласился Ликмед. — Весталка, бард, вы идите в кабинет Адрастоса. А мы с Антеросом и Нефтис попробуем найти что-нибудь в его лаборатории.

— Пф, раскомандовался! — фыркнула она. — С чего это мы вдруг решили, что ты наш лидер? Очевидно же, что Я нас сюда привела.

— Ум тебе не поможет, если я вытащу лук, весталка! — шикнул Илиан.

— Может проясним всё здесь и сейчас? Давай поспорим: кто первый найдёт вход в сокровищницу — тот и лидер! — предложила колдунья, и руку ему протянула.

— Эй, а нас не хотите добавить в свой спор? — возмутился Финн. Оба так на него посмотрели, будто хотели взглядом испепелить на месте. — Ладно-ладно. Не больно-то и хотелось.

— Хорошо, Сигрун. Я принимаю вызов, — пожав её тонкую ладошку, согласился Ликмед.

На том и разошлись. Колдунья со своим братом поднялись в кабинет Архонта, где царил хаос и беспорядок: всюду валялись свитки да дощечки со скрижалями, на столе пролилась баночка странных вязких чернил, от которых пахло чем-то горьким и неестественным. Финн потрогал их, пощупал подушечками пальцев, поднёс к губам, и сразу же осознал, что это не чернила, а запёкшаяся кровь.

— Фу! Надеюсь она не человеческая…

— Надейся, — безрадостно прокомментировала Сигрун. — Он смешивает её с телячьим жиром и смолой, поэтому она не выцветает на бумаге и не крошится.

— И пахнет ужасно! Наверное, это и есть причина его отвратительного характера, а?

— Мне всё равно.

— Тебе не может быть всё равно! Этот человек оклеветал тебя, лишил власти! — аргументировал бард.

— Я бы сделала то же самое, Финн. И вообще те, кто держит обиду, кто мечтает о мести, они не объективны. Я стараюсь быть не такой! Смотреть на всё трезво, оценивать исходя из фактов, а не подгонять их под мои эмоции или предпочтения. Адрастос — человек широкого ума. Он хитёр, скрытен, страдает от паранойи, а ещё крайне предан драконьему пантеону. Так что вход в сокровищницу следует искать там, где его слабость.

— Например, около той жуткой статуи Равусы? — предположил Финн.

— Точно! Ты — гений!

— Выходит я теперь ваш лидер?

— Размечтался! А теперь пошли, пока до Илиана не дошло!

— Ты иди, а я пока тут поищу чем поживиться.

На это его сестра скептично фыркнув, ушла. Финн с любопытством продолжал осматривать полки, открывать шкатулки с секретом, заглядывать под подушки и под ковры. Под столом он нашёл обитый кожаными ремнями сундучок. Достав ножик, «одолженный» у Иерофея, Финн рассёк пряжки, дабы открыть его. Внутри сундучка находилась единственная работа в переплёте. Книга. Дневник. Обложка пуста, безлика, внутри странные таблицы, расчёты, формулы. Всё зашифровано. Финн спрятал дневник в свою поклажу, авось пригодится.

Тем временем Илиан бесцеремонно перерывал лабораторию Адрастоса. Там было сыро, прохладно, и жутко. Антерос зажёг магический свет, стараясь держаться поближе к Нефтис. Звенели колбочки, инструменты, разбился перегонный куб, упав с полки, когда Ликмед от нетерпения плеснул по ней рукой.

— Ой! Осторожно… — пискнул Антерос.

— Посвети здесь, — приказывал он, игнорируя просьбу. Целитель нехотя приблизился к тёмному углу, и они увидели, что соломенный брезент, укрывающий каменные полы, выпирал.

— Моя не любить загадки! Когда враг пытаться моя запутать — моя просто крушить всё, — грубым тоном сообщила орчиха.

— Боюсь в этой комнате это обернётся катастрофой. Ты только погляди сколько здесь всяких баночек и настоек. А вдруг какие-то из них ядовиты, или хуже — взрывоопасны? — заметил Антерос.

Нефтис повернула голову вслед его тоненькой руки: на другом конце лаборатории громоздкие шкафы хранили на себе массу пузатых банок. В них содержались всякого рода мерзости: змеи, младенцы, пауки да летучие мыши. Все в каком-то мутном растворе. Растянутые, обезображенные, изуродованные. Даже у орчихи от подобного зрелища по спине пробежали мурашки.

— Бе! — коротко выдала она.

Ликмед содрал с пола брезент. Под ним оказалась деревянная дверца люка с железным кольцом. Победоносно хмыкнув, он потянул на себя дверцу, а как только она отворилась, в лица им пахнул спёртый могильный дух. Поднялась тревожная аура, ибо внезапно светлячок Антероса погас, звуки визгливого скрипа больше напоминал зловещий старушечий смех. Целитель простонал что-то невнятное, да крепче сжал свой посох.

— Соберись! — рыкнул на него Илиан.

— А в-в-вдруг тут п-п-призраки? Или ещё хуже? Вдруг здесь… т-т-тени? — боязливо предполагал тот.

— Мы не одни. Как-нибудь да справимся.

— Духи бояться свет, — добавила Нефтис. — Твоя колдовать свет — духи уйти!

— Откуда ты это знаешь? — удивлялся Антерос.

— Моя встречать их в одна долгая ночь. Моя махать горящая палка. Моя прогнать их.

— Хватит болтать. Спускаемся! Антерос — зажги свет. Клянусь там так темно, хоть глаз выколи.

Когда они спустились, до их ушей донёсся внезапный шорох. Антерос плеснул ладонью с магическим светлячком, и напоролся на ещё один — принадлежавший Сигрун. Колдунья и её брат стояли недалеко.

— Я выиграла! — надменно задрав нос, заявила та.

— Вот и нет! Я спустился раньше тебя. Я чётко слышал, как…

— Эхх, милые бранятся — только тешатся, — озорно подметил бард.

— Заткнись, Финн! — шикнула его сестра.

— Ваш спор бессмысленный! Там наверху проходят молитвы, но они не бесконечны. У нас мало времени, забыли? И что насчёт путей отхода?

— Согласен, — кивнул Илиан. — Поссориться всегда успеем. Сейчас главное — свитки! Сигрун, ты нигде их не видела?

— Не в кабинете Адрастоса — это точно. Ищите те, что под багровой печатью. Крупные, размером примерно, как рука гладиатрикс.

Польщённая её словами, орчиха подняла руку да поигралась мышцами.

— Моя рука — сильный!

Подземелье где они оказались пестрило множественными оттенками тьмы: от непроглядной, до кромешной. Сигрун усилила заклинание света, и её примеру последовал Антерос. Светлячки превратились в сферы, кои проливали свет и даровали очертания здешним сокровищам: горы золота, драгоценности, специи, шелка, оружие, артефакты. Чего здесь только не было. Нефтис с любопытством осматривала клинки и копья, развешанных на стендах. Антерос подошёл к единственному столу, что был в сокровищнице. Финн моментально позабыв обо всём — бросился в гору монет, развалился как царь, принялся обсыпать себя звеня золотом. Сбросил свой петас куда-то в угол, и заменил его венком из чистого золота.  

— Ты как ребёнок! — недовольно прошипела колдунья.

— С этим мы можем прожить в достатке до конца наших жизней! А может и нескольких жизней! Давайте набьём карманы?

— Это золото дракона! — злобно процедил Илиан. — Оно было отнято у простого народа! Моего народа! Прикармань себе хоть монетку, и я прострелю твою рыжую башку, бард!

— Эй, мы вообще-то тут жизнью рискуем! — заметил Финн. — Выполняем Божественное пророчество, и ля-ля-тополя. Неужели мы не заслужили хотя бы немножко золота?

— Нефтис сможет унести больше чем мы, но даже с ней едва ли мы унесём всё, — сказала Сигрун. — Да и к тому же, отдадим мы золото людям, на следующий день гоплиты вернут его драконам с налогами.

— Ренегат поступит мудрее, — продолжал гнуть линию Ликмед. — Каким бы он ни был засранцем, он придумает способ раздать золото так, чтобы люди не страдали.

— А ты уверен, что он не спустит его на войну? — предположила Сигрун, на что Илиан ответил задумчивым молчанием. — То-то и оно.

— Эй! — подал голос Антерос. — Я что-то нашёл!

Сигрун и Ликмед подошли к столу с ящиками. Один был уже выдвинут, второй заперт. Содержимое верхнего ящика держал в своих руках целитель. Пергамент под всё той же багровой печатью со списком имён. Светлячок колдуньи подплыл ближе, дабы лучше осветить аккуратные витиеватые строчки. Илиан нахмурился.

— Это имена потенциальных жертвоприношений для Празднества Жатвы, — прохрипел тот. В горле пересохло, зубы стиснулись в гневе. — Я знаю этих людей!

— Ипатия?! — пискляво подал голос Финн, прочитав одно из имён на пергаменте. Его подбородок беспардонно уткнулся Ликмеду в плечо, а сам бард стоял на цыпочках позади. — Разве это не та девушка, прислужница Иерофея? Что она делает в списке? О! И кажется здесь есть имена бойцов Арены. Я-то думал они освобождены от Долга Крови.

— М? — обернулась Нефтис. — Говорить имена бойцов! Сейчас! Моя — не уметь читать!

— Ну… тебе знакомы Зенон Дамарис и Барнабас Сортийский?

— Зен! — встрепенулась гладиатрикс. — Мой друг! Зен принести в жертва?

— Празднество Жатвы происходит в конце Локтя Меченосца. Значит у нас есть…

— Три с половиной месяца, — мрачно договорила его сестра.

— Успеем! — решительно заявил Ликмед своим звонким басистым голосом. — Никого из этих людей не принесут в жертву! Мы найдём оружие против Драконов! Низложим их до того, как наступит конец Меченосца. А этот список… Ренегат должен его увидеть!

— Илиан, нет, — спокойно возразила Сигрун. — Если Ренегат прочтёт список, он попытается защитить каждую потенциальную жертву, и тогда Архонт, а значит и драконы — узнают, что мы знаем.

— И что ты предлагаешь, а? Закрыть глаза? Ипатию могут увести в любой момент! Я не могу этого допустить!

— Кхм-кхм, полностью согласен с хмуриком, — добавил Финн. — Прости, сис, но дело-то серьёзное, а вдруг не успеем?

— Если позволите, я хочу сказать, что имена в списке — это лишь потенциальные жертвы, — робко сообщил Антерос. — Это означает, что даже если мы защитим всех из списка, драконы просто выберут других рабов.

— Не бывать этому! Не позволю! Они — мой народ! Они итак настрадались каждый год отдавать на алтарь своих любимых, детей, братьев и сестёр. Теперь ещё и Ипатию хотят у меня забрать? Нет!

— Ликмед… — прошептала Сигрун. — Подумай головой, прошу тебя.

— Что тут думать? Она моя подруга! Каким я буду «избранным», если не смогу её защитить?

— Ты сам сказал, что мы успеем. Не лучше ли сделать всё по уму? Так, чтобы драконы не спустили на нас всех собак раньше времени?

— А они спустят? — спросил бард.

— О, ещё как. Как только поймут, что мы непросто шайка сбежавших преступников, то объявят охоту на нас, и на всех, кто нам дорог! Ты правда желаешь поставить Ипатию под удар, защищая её? Драконы ведь не идиоты — сразу смекнут, что через неё на тебя можно надавить, Илиан.

— Ты, пожалуй, права, — со скрипом в сердце соглашался Ликмед. — У Ренегата не хватит ресурсов укрыть всех потенциальных жертв. Он и без того слишком рискует, скрываясь в Касийских шахтах. Вот же ж… проклятье!

— Мы успеем, — продолжала уверять колдунья. — А теперь, давайте-ка узнаем, что таится во втором ящике?

Сигрун провела рукой, и нащупала запирающие чары. Стоило ей щёлкнуть пальцами, как вдруг ящик открылся, а внутри они увидели три больших свитка под багровыми печатями.

Вдруг нечто прошло рябью по полу! С потолка осыпалась известь, в ушах звенел треск. Из тёмных сокрытых тенями стен вышли боевые големы! Большие, каменные, с горящими синим глазами, вооружённые огромными молотами, и длинными копьями.

— Ну прекрасно! — саркастично огрызнулся Илиан, глядя на бывшую весталку. — Антерос — хватай свитки, и беги наружу!

— А? — задыхаясь от страха, недоумевал тот.

— Живо!

Парнишка послушно взял свитки да бросился к лучу света, исходящему от приоткрытого люка в гостиную. На его пути моментально возник голем! Замахнулся тот своим молотом, уже собирался обрушить его на хрупкое тельце перепуганного целителя, как вдруг Антероса бросилась защищать Нефтис. Её лабрис звонко встретился с молотом, мышцы напряглись до предела, лопатки на её спине почти что встретились друг с другом.

Илиан рефлекторно достал лук, натянул стрелу и прицелился в массивное каменное существо. Только вот когда он выпустил её в, как ему показалось, слабое место противника — в щели между головой и туловищем, стрела просто-напросто застряла там, не причинив голему никакого вреда.

— Проклятье! — шикнул он. — Эй, весталка! Какие слабости у големов? — прокричал он той, пока колдунья швыряла в них разрядами молний. Искрящие веточки света врезались в камень, кроша его. На телах каменных существ появлялось всё больше дыр.

— Судя по размеру, они принадлежат к подвиду карликовых.

— Карликовых? — удивлялся Финн, который в это время стремительно уклонялся от нападок длинных копий. — Ты хочешь сказать, что это ещё малыши?

Голем резко развернулся, рассекая пространство копьём сарисса, его остриё прошло в дюйме от ног барда, и если бы тот не подпрыгнул вовремя, то был бы уже разрезан надвое. Затем Финн ловко брякнул по струнам кларзаха, и возникшая магическая волна дезориентировала голема. Каменный истукан на мгновение застыл.

— У них где-то должен находиться манный камень в теле. Попадёшь по нему — магии конец, — поясняла колдунья. — Берегись!

Позади Ликмеда из стены вышел ещё один. Длинна его копья достигала почти шести метров, и тот уже собирался пустить лучника на шашлык, однако ему помешала мощная молния, выпущенная из посоха Сигрун. Колдунья ударила ещё раз и ещё, до тех пор, пока камень на груди голема не рассыпался, открывая вид на мерцающий манный кристалл. Сигрун пустила очередную молнию, но та отскочила и срикошетила прямо в Илиана. Если бы лучник не уклонился, то был бы сейчас кучкой пепла на полу.

— Смотри куда стреляешь! — шикнул он.

— Магия не работает на кристалле. Илиан — стреляй! Только физическое воздействие разрушит манный камень!

— Понял, — услышав колдунью, мужчина натянул стрелу и пустил её в сердце голема. Сияющий голубой камень сразу треснул, рассыпался, а чудовище выпустило из рук копьё и упало навзничь.

Финн пропустил манёвр, и его смело мощной атакой молотом прямо о стену. Бард сразу же отключился, обмяк. Сигрун закричала, и бросилась его защищать. Она поставила мощный барьер от голема, посмотрела на сжавшегося в комочек Антероса.

— Антерос! Сюда! Быстрее!

— С-сейчас… — глотая сопли, целитель еле-еле приполз к ним на карачках. Его руки дрожали, лицо всё покраснело, а сердце так гулко билось, что было слышно даже снаружи.

— Давай помогай! — приказывала Сигрун.

— Я… да… х-хорошо… — задыхаясь, Антерос возложил руки на грудь Финна. Голем тем временем беспощадно долбил по барьеру колдуньи, он затрещал и вот-вот мог разбиться. Мягкое золотое сияние окружило барда, синяки и ссадины начали исчезать, сужаться. Рыжие ресницы дрогнули, глаза отворились. Сигрун облегчённо вздохнула.

— Уф, кажется он мне все рёбра переломал, — кряхтел Финн.

Барьер лопнул, но это ничего хорошего голему не сулило. Разъярённая колдунья так на него посмотрела, точно один её взгляд мог его испепелить. Она раскрутила свой тисовый посох, накапливая энергию, а в следующий миг зарядила по нему такой мощной молнией, что его разнесло на кусочки. В оставшийся манный камень следом прилетела очередная стрела от Ликмеда.

Нефтис просто крушила всё подряд: големов, стенды с оружием, горы золота, стены, тот самый стол, где они нашли свитки. Размахивая лабрисом срезала камень, после чего рукоятью древка разбивала манные камни. Вертелась и крутилась подобно загнанной в угол тигрице. Рычала уж точно, как зверь. На первый взгляд хаотичные движения взбешённой гладиатрикс обретали смысл: стол и пригорки золота она использовала дабы достичь преимущества, а то, что они ломались и рассыпались, значения не имело. Нефтис выкрикивала во время битвы грубые гортанные слова на орочьем, и добавляла к ним что-то вроде:

— Наконец-то драка! Моя — убивать! Твоя жрать секира!

Когда битва окончилась на орчихе осел плотный слой белой пыли. Она не обращала внимания на синяки да царапины, просто присоединилась к группе, чихая время от времени. Илиан грозно подошёл к целителю и схватив того за грудки поднял с пола, затряс над собой, рыча раздражённо:

— Это что такое было, а? Свернулся он, понимаете ли, калачиком как младенчик!

— Й-я… й-я не привык… сра-сра-сражаться, — заикался Антерос, задыхаясь в истерике.

— А ну прекращай нюни распускать! Ты кто, мужчина, или маленькая соплячка?!

— Илиан… п-п-п… 

— Отпусти мальчика, — рекомендовала Сигрун. — Он не виноват в том, что не умеет сражаться.

— А ты вообще умолкни! — продолжал шипеть лучник. — Не могла что ли пораскинуть мозгами, и понять, что снятие охранных чар пробудит големов? Не такая уж ты и умная, весталка!

— Эй, давайте все успокоимся? — предложил Финн, медленно поднимаясь на ноги. — Молитвы скоро закончатся. Нам лучше поторопиться и уносить ноги, пока Архонт не вернулся.

— Р-р-р! — злобно прорычал Илиан, крепче сжимая тунику целителя. — Слушай-ка сюда, Антерос: я даю тебе последний шанс, ты меня понял? Если хочешь быть среди нас, тебе придётся подобрать сопли и отрастить яйца! Мы тут не в куклы играем, а исполняем пророчество, (как ты сам всё не перестаёшь нам об этом напоминать)! Соберись!

— Я постараюсь… — хрипло отозвался юноша.