Два года назад. Граница Татефских степей и Эталады.

Нефтис не могла вспомнить, когда она в последний раз ела, или пила. Язык сухой и липкий, а в животе режущая боль. Она очнулась на рассвете, укрытая шерстяным пледом. Рядом сидел незнакомец, закутанный в плащ. Орчиха моментально встав на ноги, приняла боевую стойку, но тот откинул капюшон, да руки поднял ладонями вперёд. Он был мелкий, с круглыми ушами, розовокожий и щуплый. Даже пребывая в таком диком истощении как сейчас, для Нефтис не составило бы труда от него отбиться. Незнакомец попытался с ней заговорить, но язык этот быстрый, журчащий как вода, оказался орчихе совершенно не знаком. Поэтому мужчина перешёл на жестикуляцию. Показал еду и питьё. Поделился с ней провиантом. Потом познакомил со своей кобылкой: тощей, бледной и старой.

Нефтис решила пойти за ним. Неважно что он мелкий и щуплый. Неважно что его везёт кляча с выпирающими рёбрами. Ей всё равно идти некуда. Так и прошло несколько дней. Спокойных дней.

Потом они встретили ещё таких же мелких незнакомцев. Те таращились на орчиху как на диковинку. Подойти не смели. Незнакомец обменивался с ними чем-то, Нефтис было всё равно. Она просто шла туда, куда шёл её новый друг.

Но однажды она проснулась, а на руках у неё толстые верёвки. Группа людей разбудила её. Заставили подняться. В руках у незнакомца звенел мешок монет. Он улыбался, когда смотрел на то, как эти люди силой уводят Нефтис в неизвестность. Орчиха взбесилась, кинулась на одного из них, однако этот… этот был не таким как первый человек. Он умел ворожить. Призвав магию, тот усмирил Нефтис, и больше она не бросалась на своих новых хозяев.

Спустя неделю её привели в огромный город. Здания, горы, люди, запахи — всё ново! Нефтис зачарованно разглядывала статуи, каждого прохожего, кладку под ногами. Принюхивалась к аромату выпечки, а когда ей позволили попробовать хлеб, орчиха потребовала ещё. Люди хватались за животы, звонко смеялись, наблюдая за тем, как та уплетает свежие булочки одну за другой.

Потом её привели на арену, и там тоже совершили обмен с каким-то воином. Мужик был смуглым, лысым, со шрамами на лице. Снял с орчихи тугие верёвки, и привёл её в казармы бойцов. Вот те люди не были щуплыми. Мелкими — да, но не щуплыми. Глядели на Нефтис всё так же — ошарашено, удивлённо, шокировано.

Некоторые пытались наладить с ней контакт, но орчиха по-прежнему едва ли понимала их язык. Все слова, которые она выучила — это: «Бери», «Иди», «Стой», «Ешь», и «Спи». В конце концов из всех, кто сохранил к воительнице интерес был один-единственный гладиатор. Его звали Зен — коротко и просто для запоминания. Крепко сложенный, мускулистый и волосатый, он чем-то напоминал орков, если бы только ещё ростом вышел, да кожа не была бы такой румяной. Но никто не идеален. Зен принялся тренировать Нефтис для предстоящих боёв. Ей выдали цестусы — боевые перчатки. Для большего ей не хватало репутации.

Когда случился первый бой, Нефтис выпихнули на арену с одними лишь этими перчатками, да с голыми титьками, дабы зрителей возбудить. Три противника: все с гладисами, в броне. Орчиха вынесла их за четверть часа.

Потом был второй бой, за ним третий. В конечном итоге для Нефтис такая жизнь стала привычной. Бой-отдых-бой-отдых. Спустя около двух лет Нефтис уже понимала человеческую речь, но говорить внятно так и не научилась. Слишком мало практики. Единственная долгая беседа у неё состоялась накануне последнего боя. Зен вошёл в казармы и кивком головы позвал Нефтис с собой. Они вышли на террасу, с которой открывался вид на ночную арену. Ясное небо переливалось дорожкой звёзд и двумя полумесяцами. Горели жаровни. Они сели на холодный мрамор да ноги свесили.

— Боишься? — спросил Зен.

— Моя не бояться смерть, — уверенно ответила орчиха.

— У орков так принято, или ты одна такая?

— Племя наш — гордый! Наша ковать мечи на вся жизнь. Меч — душа орка! Орк умирать от старость, умирать в постель — позор. Орк умирать в драка — почёт.

— А что если на долю орка не выпадает битвы? Что если нет войн, нет битв?

На это Нефтис громко раскатисто засмеялась. В самом деле, у орков не могло не быть битв. Они постоянно вели с кем-то борьбу. Если не с другими племенами, так между собой.

— Ясно, — коротко дал понять Зен. — И всё-таки, если не смерти, то чего ты боишься?

— Моя страх уже сбыться, друг Зен. Моя утратить меч. Моя обесчестить себя.

— А новый ты сковать не можешь?

— Нет.

— Жаль. О, а что если ты погибнешь в битве, это может компенсировать твой позор?

— Может. Моя не знать, но надеяться.

— Я слышал твой будущий противник — настоящий громила. Он прибыл из Касия, и известен под прозвищем «Огненный щитоносец», — на это Нефтис равнодушно фыркнула. — Тебя называют «Зверем», понимаешь? Когда бойцу арены дают прозвище — это означает, что он вышел победителем в дюжине сражений.

— Моя не бояться.

— А стоило бы. Страх не всегда слабость, понимаешь? Он помогает инстинктам бойца выживать. Веришь или нет, но мастер — это не тот, кто положил больше всего противников, а тот, кто дольше всех прожил.

— Моя отец говорить похоже. Моя отец сказать… как это слово? — Нефтис сжала пальцы и показательно вдарила по ладони.

— Кулак? Удар?

— Да. Отец сказать: первый удар не важно! Важно — удар последний.

— Тогда бей последней, Нефтис. Я верю в тебя, — прошептал Зен, и дружески похлопал орчиху по спине.

Утром состоялась её последняя битва на арене. Нефтис не имела представления обо всех тонкостях и перипетиях, творящихся за кулисами этой арены. Она не знала кто такие Архонты, жрецы, весталки, драконы. Она не знала ничего о политике, о том, что на неё делали ставки, и что барыгам это начало надоедать. Она не была в курсе того, что прошлой ночью кое-кто из этих недовольных напоил любимого «золотого мальчика», сынка Архонта Адрастоса, и подговорил его на смертельную авантюру. Не знала Нефтис о том, что под закрытым шлемом её противника не «тот самый «Огненный Щитоносец», а юный самозванец, укравший его снаряжение. Не было ей так же известно и то, что за убийство члена семьи Архонта невзирая на обстоятельства, кара одна — смерть.

Нефтис слишком быстро вынесла этого задохлика, а когда шлем с его головы слетел, все зрители ахнули. Ажиотаж подобного не соответствовал её ожиданиям. Она рассчитывала на овации, а получила крики, улюлюканье, да освистывание. В неё бросались чем не попадя: овощами, сандалиями, камнями. Потом пришли тяжеловооружённые таксиархи и увели орчиху в подземелье.

***

Пятеро приключенцев разбили лагерь где-то в степях. Они уже не боялись люто-львиц, и прайд это чувствовал. Звери держались подальше. Антерос, превозмогая себя, подошёл к Нефтис и попросил её:

— Н-научи меня… сражаться?

Орчиха, которая сидела на земле, привалившись о камень, поглядела на целителя исподлобья, цокнула, затем мотнула подбородком в сторону реденькой лесополосы, встала и пошла. Целитель последовал за ней.

Илиан разжигал костёр, Сигрун готовила ужин, Финн перебирал струнами кларзаха, сделанными из русалочьих волос. В инструменте ощущалась их магия: морская, соблазнительная, и мелодичная. Поначалу он размышлял о том, как выглядели обладательницы этих волос? В самом ли деле русалки такие красавицы как о них говорят жители Мирия? Потом он задумался о том, сколько бы стоил этот магический кларзах на рынке? Быть может, когда всё это закончится, Финн продаст его подороже какому-нибудь коллекционеру, да заживёт припеваючи?

Когда бард заметил, как тренируются Антерос и Нефтис, он затянул бодренькую батальную балладу:

Возьми меня на бой

Хоть с мечом, хоть без меча

Пускай не вернусь живой

Но решимость моя горяча!

В эту самую долгую ночь…

Возьми меня на поле брани

Хоть с щитом, хоть без щита

Судьба посмеётся над нами,

И сгинет во тьме мечта

Тьме самой долгой ночи…

Возьми меня сражаться

Хоть с живыми, хоть с мертвецами

До последнего вздоха драться

С голыми руками

В самую долгую ночь…

Возьми меня бороться

Хоть за деньги, хоть за свободу

Чувствуешь, как сердце бьётся?

Оно зовёт в дорогу

В самую долгую ночь…

Возьми меня подраться

Хоть с коротышкой, хоть с великаном

Не вели здесь оставаться

Не говори, что ещё рано

Для самой долгой ночи…

Антерос боялся первым напасть. Он вообще опасался приближаться к Нефтис. Стоило ей рыкнуть, и парень вздрагивал.

— Твоя — слабый. Если хотеть стать сильный, твоя должен перестать бояться, — говорила она.

— Л-л-ладно. Я попробую!

Трясся как осенний лист, сжимал посох всё крепче. Единственное боевое заклинание, которое он знал — это осколки. Для этого необходимо создать барьер и разбить его, а потом пока он не растаял — швырнуть импульсом осколки в противника. Антерос вдохнул поглубже, после чего попытался сделать это, однако барьер вышел слишком слабым, и осколки растаяли ещё до того, как дошли до Нефтис.

— Твоя бояться! Бояться бить! Бояться сражаться! Злиться! Твоя должен злиться!

— Я никому не причинял вред за всю свою жизнь, Нефтис!

— Когда наша биться, если твоя трусить — враг чинить вред наша! Если твоя биться — враг чинить вред меньше.

— Я тебя понял. Я… я попытаюсь ещё раз. И, если вдруг что, я тебя сразу же подлечу, хорошо? — робко заявил Антерос. Нефтис кивнула.

Со второй попытки осколки-таки долетели до неподвижной орчихи. Оставили пару царапин. Антерос хотел сразу же залечить их, однако Нефтис настояла на продолжении. В следующую попытку она уже не стояла ровно на месте, а двигалась. Хоть и такая крупная, трёхметровая цель, но попасть по ней стало куда труднее.

Тем временем Сигрун уселась около костра, разложила свитки, и принялась изучать их. В одном из них описывались события двадцатилетней давности. Во втором подробно описан скандал в Храме Веи. В третьем же говорилось про несчастный случай в шахтах Сепкрата приведший к трагедии.

— Хмм, странно, — подметила она. — Ничто из этого никак не намекает о Титанах.

— Дай я взгляну, — вызвался Илиан. И хотя Сигрун ничуть не отодвинулась, он нагло сел рядом. Свет от костра блестел на его цепочках из глаз. Тёмные немытые волосы растрепались. В ноздри моментально врезался запах его пота, смешанный с лесным перегноем. Во рту почему-то пересохло, и Сигрун достала пузатую кожаную флягу.

Ликмед водил мозолистым пальцем с заусенцами вдоль строчек на драконлите.

— Ты знаешь язык драконов? — дивилась она.

— Пришлось по долгу службы, — коротко отозвался он.

Читать первый свиток оказалось мучительнее, чем он рассчитывал: в нём написан список всех деревень, коих разорил и испепелил Ифрит. И как оказалось, остальные драконы не одобряли его действий. Илиану захотелось сжать пергамент, разорвать его на клочки! Не одобряли они значит? Но допустили! Злость так и кипела в нём. Невольно потянулся к ноге с ожогом, провёл пальцами по неровной коже. Скулы сводило, желваки заиграли. Едва он закрывал глаза, и видел багрянец пламени, ощущал жар на лице, помнил, как «чёрный снег» припорошил руины его дома.

Во втором свитке подробно описывался скандал в Храме Веи. О том, как Архонт Адрастос обвинил весталку Психею в распущенности. О том, как вёлся над ней суд. И о том, как после вынесенного приговора, её раздели догола, замотали в саван да пронесли через весь город на верную погибель в подземелье.

— Ты не упоминала о том, как это было ужасно, — заметил Илиан на удивление тихо и спокойно.

— Ох, видала я вещи и похуже, знаешь ли, — храбрилась она. — В нашем мире за всё так или иначе приходится расплачиваться. Думаешь я не знала, чем могли обернуться мои игры?

— И за что на самом деле от тебя хотел избавиться Архонт?

Сигрун подумала-подумала, а стоит ли ей раскрывать перед ним все карты? Было бы проще отшутиться, увести тему, или в конце концов банально солгать, однако… опыт подсказывал ей, что с Ликмедом такие штуки не пройдут. Он мог стать как ценным союзником, так и очень свирепым врагом. Поэтому она призналась:

— Что если я скажу, что я знала о пророчестве ещё до встречи с Антеросом?

— Что?!

— Но я и понятия не имела, что буду его частью. Клянусь!

— Продолжай, — спокойно требовал Илиан.

— Всё дело в звёздах, понимаешь? В Имперской Библиотеке есть обсерватория на вершине башни. Меня затянуло в изучение астрономии, и я заметила… нестыковку в календарном исчислении. Там ещё была какая-то неправильная таблица. Звёзды не сходились, теории сыпались, и я… я решила обратиться к гаданию.

— Ты? К гаданию?

— Да… — стыдливо признавала колдунья. — Я нашла ритуал, нестабильный правда, но теоретически он мог предсказывать вероятные события. Они могли сбыться, а могли и не сбыться, понимаешь? Я проводила его несколько раз, там всего-то надо было раздобыть кровь девственницы, листья бузины, золу и соль. Результаты гадания на один и тот же день выходили разными. Чушь какая-то. Но вот я провожу ещё одну череду моих «гадательных экспериментов», и события одного конкретного дня оставались стабильны. Я назвала это «узел судьбы». Нечто не подверженное случайному фактору, будто кто-то или что-то зафиксировало события того дня, и пристально следит за тем, дабы его участники оставались живы для исполнения ключевых моментов событий.

— Звучит… логично. И жутко.

— Когда я открыла «узлы судьбы», одна из рабынь выдала меня Архонту, и он хотел знать об этом. Я отказала ему.

— А что это за день такой? Когда он случится?

— Скоро. В ночь осеннего равноденствия, — конкретно, но и в то же время загадочно ответила Сигрун. — После него на небе появится новое созвездие, и летоисчисление станет стабильным.

— То есть как это появится? Это возможно?

— Я знаю! Чушь несусветная! Звёзды — это всего лишь свет от далёких мёртвых небесных тел. Появление одной звезды — допустимо, но целого созвездия? Такое под силу лишь Богам. А насколько я знаю, драконы не умеют создавать звёзды. Вывод — существуют истинные всемогущие Боги. Я… я до сих пор отрицала эту теорию, знаешь? Жить ведь проще, когда думаешь, что твоя судьба подконтрольна только тебе.

— Мы всё ещё можем отказаться, — заметил Илиан, и глубоко посмотрел в её выразительные зелёные глаза.

— Можем, — согласилась Сигрун. — Но какая за это нас ждёт кара? Не думаю, что Трианли обрадуется, если мы разойдёмся и прекратим погоню за мечтой.

— Нет покоя храбрым, да?

— Или глупым, — рассмеялась колдунья, после чего зарделась. Их глаза встретились. Не как обычно: без гневных искр и молний. Ликмед, кажется, впервые одарил Сигрун глубоким вкрадчивым взглядом. Изучающим, заинтересованным… мягким. — А ты… кажется весьма обеспокоен судьбой Ипатии. Твоё лицо, когда ты прочёл её имя в списке было… в ужасе. Что у вас с ней? Она и вправду только лишь друг для тебя?

— Я слышу ревность? Держи карман шире, весталка! Ипатия — женщина Ренегата. Я бы никогда не посмел посягнуть на что-то… на кого-то, не принадлежащего мне. Ипатия и я познакомились ещё когда штаб располагался под ареной Див. Она та, кто обучила меня верховой езде, и подарила мне верного друга — Фобоса. Моего коня. Он сейчас… о нём заботится кое-кто другой. Это всё, что я скажу.

— Мне жаль, что тебе пришлось пройти через столько всего. Правда. Я тебе сочувствую.

— Я не просил об этом. Терпеть не могу, когда меня жалеют.

— Ну прости, — пожала та плечами.

— Неважно. Давай взглянем на последний свиток?

Колдунья кивнула и развернула третий. Вечер заканчивался, окрашивая всё в чёрный. Она зажгла светлячок, освещая драконьи иероглифы. О трагедии писалось как о несчастном случае. Адамантовая шахта на краю Сепкрата внезапно обвалилась, когда добывающие руду рабы копнули слишком глубоко. Единственный выживший сошёл с ума, и не мог толком сказать из-за чего шахта обвалилась. В свитке писалось, что тот до самой своей смерти бормотал одно и то же: «Пах Титас Дзагай», что переводится как «Путь Великих Чудовищ».

— Вот оно, — тихо прохрипела Сигрун. — Вход в точку Арахнийских тоннелей. Я же говорила, что Титаны ушли именно через них! Я знала! Это, конечно, не совсем то, на что я рассчитывала. Было бы полезнее узнать секрет самой Равусы, и её способ владычества над фентезисом, тем не менее — это след.

— Но их завалило, — напряжённо заметил Ликмед. — Как мы попадём в шахты?

— Для колдуньи моего уровня это не преграда, Илиан!

— И как ты собираешься расчистить нам путь? Закидаешь камни искрами? Ты ведь магесса молний, да?

— Ты видимо совершенно не разбираешься в колдунах, так? Это драконы рождаются под стихиями, Ликмед! Люди рождаются под тотемами, а это не одно и то же. У нас есть предрасположенности осваивать ту или иную стихию легче остальных, но это не мешает нам достигать мастерства владения другими. (К слову и драконы тоже, но эти гигантские ящерицы одержимо привязаны к своим стихиям).

— И в какой ты мастер с предрасположенностью?

— Всё тебе возьми да расскажи, — фыркнула она. — Я итак на сегодня достаточно разоткровенничалась. Пора спать.

Затем Сигрун сложила свитки, встала, и отправилась в свою палатку. Когда она ложилась спать, коварная тревога оттягивала момент входа в мир снов. Колдунья тупо лежала на лежаке, уставившись в никуда.

***

Сепкрат — долина диких лесов и влажных зарослей. Город раскинулся на верхушках величественных секвой. Дома располагались у них в кронах, а подвесные мосты вели от одного к другому. В самом огромном древе-матери, древе, что размерами своими превосходило даже Титанов, жил покровитель сей территории — дракон Зигард. С зелёной чешуёй, массой рогов да отростков вдоль всего тела, опасными загнутыми когтями, хвостом-палицей, а в длинной массивной пасти скрывались сотни острых клыков.

Обойти Сепкрат — не вариант. Леса слишком обширны. Идти пешком опасно, их могли заметить с высот часовые. Вот почему Сигрун предложила следующее:

— Шахта находится на той стороне, в двух лигах от Сепкрата. Пойдём пешком — нас заметят. По крайне мере если пойдём в этой одежде.

— Ты предлагаешь маскировку? — догадался Илиан.

— Да. Выкрасим накидки в зелёный. Но и это ещё не всё. Сепкрат — опасное место особенно в низинах. Там обитают хищники, ядовитые змеи и насекомые, так что рекомендую замотать ноги и руки.

— Ты многое знаешь об этом месте. Бывала здесь раньше? — спросил лучник.

— Нет. Я просто предусмотрительная. Прошлой ночью провела разведку во сне.

— Ну да…

Антерос нарвал побольше лопуха да листьев папоротника для краски. Вместе с колдуньей они придали своим новым гиматиям травянистый зелёный оттенок. Укрылись, замаскировались, и ступив на территорию Сепкрата, обострили бдительность до предела.

В первый день ничего с ними не случилось. Ночью разбили скудный лагерь среди толстых массивных корней. Костра не разжигали, пришлось спать во влажной промозглой прохладе лесов. Иногда они просыпались от того, что по ним ползали мелкие насекомые, или их кусали назойливые москиты. Мелочи, которые одним прикосновением мог стереть Антерос.

На второй день они увидели неподалёку двухвостую пантеру. Сигрун предупредила об опасности, ибо однохвостые — это одно дело, они живут по одиночке, а вот двухвостые уже сбиваются в прайды.

— Эм… ребят? — опасливо позвал их Финн, когда все обернулись на барда, тот весь дрожал от страха, двинуться не мог. У него на плече сидел гигантский паук-птицеед: мохнатый, тёмный, и пугающий до ужаса!

— Не шевелись, — спокойно велел Антерос. — Он боится тебя больше, чем ты его. Попробуй выровнять сердцебиение, я сейчас аккуратно возьму его, и положу на землю.

— Ладно-ладно. Так… Хм… Друг мой, друг мой. Паучок, — внезапно тихо запел Финн. — Не кусай моё плечо. Я тебя не раздавлю. Не кусай меня, прошу.

Целитель медленно протянул ладони к пауку, после чего взяв его с предельной осторожностью, опустил в кусты, куда тот уполз по своим паучьим делам.

— Ну вот и всё, — с улыбкой констатировал целитель. — Можешь выдыхать.

На третий день они выбрались из леса и смогли наконец-то насладиться горячей пищей и теплом костра. Финн поинтересовался у Антероса:

— Ты повёл себя очень храбро там, с этим пауком. Разве ты не боишься всего на свете?

— Нет! — резко отрезал Антерос, чистящий картошку для супа. — С чего ты взял, что я трус?

— Ну, когда на нас напали големы, ты…

— Любой нормальный простолюдин будет бояться этих каменных чудищ! Я вырос не в городе, Финн. Я был обычным крестьянским мальчишкой в деревне. До встречи с Панацеей, всё что я знал — это игры в грязи и тяжкий каждодневный труд на благо общины. Я-драконов-то никогда в своей жизни не видел, или волшебных существ. Они обходили нас стороной. Да и волки редко позволяли себе утащить наших овец. Иногда в курятники забирались лисы — это самое большее из опасностей, которых мне доводилось знать в детстве.

— Поэтому ты не боишься животных?

— Я люблю животных, — признался Антерос. — С ними проще найти общий язык, чем с людьми. Панацея научила меня как с ними обращаться. Она говорила так: «Любая тварь достойна уважения. Прояви к ним непочтение и рискуешь нарваться на гнев природы».

— Это же касается и драконов? Они ведь тоже… твари?

— Драконы сотканы из иной материи. Трианли создала красоту, природу, флору и фауну. А вот драконов создал другой Бог. Точнее Богиня: Вея — мать драконов. Я мало что знаю о ней, кроме того, что она предпочитает сохранять дистанцию от своих творений. Такая… Богиня-затворница. Тебе лучше спросить у твоей сестры о Вее. Сигрун куда лучше меня должна разбираться в этой теме.

— А не может ли эта Трианли просто взять, зайти к ней в гости, и, ну не знаю, попросить усмирить драконов? — предположил Финн.

— Не знаю. Наверное, так у Богов не положено делать, — предположив это, Антерос на мгновение прекратил чистить картошку, и просто замер, глядя на свои грязные ноги.

— О, кстати! — вдруг вспомнил Финн. — Я всё хотел спросить: у всех жителей твоей деревни такие необычные глаза?

Антерос покраснел, и отвернул лицо в смущении. Финн же хитро прищурился, достал инструмент и принялся наигрывать спокойную умиротворяющую мелодию. Через некоторое время целитель ответил:

— Я не всегда имел такие глаза. В детстве у меня были вполне обычные серо-голубые, как мне говорили. В мутной воде трудно разглядеть цвет глаз в отражении. А… а когда я стал путешествовать с наставницей, она сказала, что моих магических способностей недостаточно, и нужен толчок для развития. Панацея… она… поделилась со мной своей энергией, и тогда глаза обрели такой оттенок. Она говорила, что это след Богов, прикосновение Трианли. Сказала, я теперь — её Нефилим.

— Ого! Я с самого начала, как увидел тебя, почувствовал нечто такое… одухотворённое, Зефирчик.

— Ты всем даёшь прозвища, или только мне? — скривился Антерос.

— Всем. Запоминать проще. Ты — Зефирчик; Ликмед — Хмурик; Нефтис уже имеет прозвище на арене — Зверь; Сигрун моя сестра, так что коротко — Сис.

— Как ты их придумываешь?

— В этом нет ничего сложного. Иерофей похож на медведя, так что, если мы будем видеться с ним чаще, я буду называть его Гризли. Ренегат альбинос, поэтому «Снежок» ему вполне подходит. Знавал я одну воровку, которая утащила мой дневной заработок. Глазами сверкала так, что я сразу нарёк её «Искоркой». Выследил её в одном тёмном переулке. Подрались, поцеловались, кутили всю ночь. Эх, хорошее было время.

— Ну ничего себе!

***

Пятерых приключенцев встречала необъятная тьма из высокой арки ведущей прямиком в неизведанные Адамантиевые шахты. Прежде чем войти внутрь, Сигрун провела рукой перед собой, ощупывая подушечками пальцев плотность энергии в пространстве.

— Я чувствую тяжёлую ауру, — сообщила она. — Скорее всего масса смертей негативно повлияла на это место. Будьте осторожны.

— Там будут призраки? — опасливо спросил Антерос.

— Вероятно да, будут.

— Нефтис возьми факел, — протягивая его, велел Илиан.

— Огонь-палка отогнать духов! — уверяла гладиатрикс.

Приключенцев поглотила тьма шахт. Время от времени Сигрун посылала вперёд светлячок, когда на пути им встречались развилки. Спускаясь всё ниже и ниже, они натыкались на останки рабов, от которых исходил смрад отчаяния. Некоторые тела были наполовину погребены под валунами. Обломки опорных балок торчали из обвалов.

— Ваша дать мне большой молот и два дня! — выйдя вперёд к тупику заявила Нефтис. — Моя расчистить завал!

— Если начнёшь тут всё крушить, пещера только сильнее обвалится. И прямо на наши головы! — заметила Сигрун. — Нет, тут необходим тонкий подход. Магия.

Фыркнув, орчиха отступила. Ей явно не нравилось то, что от её услуг отказываются. Колдунья тем временем наложила на своды заклинание барьера, а затем принялась по камушку расчищать завалы. Те парили над землёй, уплывая куда подальше от них. Спустя минуту на лбу Сигрун проступил пот. Держать барьер и колдовать одновременно, следить за дрожью земли — задача не из лёгких.

— Финн, Антерос, можете поделиться магией? — попросила она.

— Знать бы ещё как это делается, — ответил бард.

— Просто положите руки мне на плечи.

Парни послушались, и дело пошло быстрее. Как только тоннель стал проходим, приключенцы продолжили свой поход. Чем дальше они продвигались, тем чаще они спотыкались об тела рабочих, чьи лица искажены неестественным ужасом: кривые разинутые рты, огромные провалы глаз. Они словно умерли в тот самый миг, когда кричали. Тьма сгущалась, светлячки и свет факелов всё тускнели и тускнели. Стало так тихо, как на кладбище, даже эхо шагов пропало.

— Стоять, — резко приказала Сигрун, плеснув рукой.

— Что опять? — возмущался Илиан.

Колдунья молча протянула руку, и та полностью утонула во тьме, исчезла в ней. Антерос ахнул, крепче сжимая посох. Поджилки его тряслись, а зубы стучали. Когда бывшая весталка вернула ладонь, та совсем не изменилась.

— А вот и причина завала, — заявила она. — Видите рубцы на стенах? Это самые свежие тоннели, их рыли незадолго до трагедии.

— Что это такое?! — требовательно спросил целитель.

— Очевидно — барьер.

— Погоди, но, если этого прохода не было до Титаномахии, как Титаны могли пойти этим путём? — резонно озадачился Илиан.

— Предполагаю, что они вошли, а потом «закрыли за собой дверь». Они ведь мастера в магии земли, не так ли? Да и шахты находятся на территории Сепкрата. Не находите всё это странным совпадением? Барьер здесь служит защитой от незваных гостей.

— Какого рода защитой? Твоя рука вполне свободно вошла в эту… тьму, — продолжал гнуть линию Ликмед.

— Обвал… ну конечно! Разве вы не почувствовали?

— Что?

— Страх.

— О да, наш Зефирчик еле-еле держится, — подметил Финн. — А я? Не особо.

— Я не об этом, идиот! Только взгляните на лица шахтёров! Они все источают дикий страх! Не удивлюсь, что то, что находится за этим барьером их напугало так сильно, что они сами обвалили шахту.

— С чего ты так в этом уверена? — скептично спросил Илиан.

— Ну, зарубки на балках определённо сделаны зубилом и долотом. Опоры из свежей древесины, они не могли сами собой взять и сломаться.

— Они могли сгнить, их могли прогрызть паразиты, в конце концов никто не отменяет человеческую глупость, или случайность.

— Нет, Илиан. Я не вижу следов гниения, как и паразитов. Дерево качественное — это точно, — уверяла Сигрун.

— Всё равно твоя версия нелогична. Если шахтёры так сильно испугались, почему они просто не убежали? Зачем обваливать шахту, и тем самым подвергать себя смертельной опасности? Это безумие! Они же все погибли!

— Кроме одного, — вставила колдунья. — Прошлой ночью я попыталась отыскать воспоминания этого выжившего. Безрезультатно. Кое-кто очень не хочет, чтобы об этой трагедии стало известно.

— Драконы? Но зачем им скрывать это от своих рабов?

— Всё просто: если в мире есть что-то чего рабы боятся больше своих хозяев, это делает рычаг давления бесполезным.

— И как тогда мы справимся с этим «нечто»? — поинтересовался Финн.

Тут вперёд на негнущихся ногах вышел Антерос. Его всё ещё била дрожь, но он был вполне уверен в своих словах:

— Мы — избранники судьбы! Это — одно из наших испытаний! И мы справимся с ним! Что бы нас не ожидало за этим барьером. Я верю! Я верю в то, что мы справимся!

Затем Антерос вошёл во тьму первым, невзирая на попытки Сигрун остановить его. Вслед за ним в барьер вошла Нефтис. Илиан пожал плечами, и тоже двинулся вперёд. Колдунья с братом переглянулись нервно.

— Ладно. Идём, Финн. Держись ближе ко мне, хорошо?

— Я не боюсь темноты, сис.

— Точно? Мне помнится, что ты в детстве долго не мог заснуть без моего светлячка.

— Нашла что вспомнить!