Зима сменяется весной, снег становится водой, солнце на небе разогревается, доходит до максимальной температуры, суша травы под ногами и не позволяя обрушиться на землю дождю. Весна становится летом.

Лето тяжелое, жаркое и душное даже в лесу, где всего полупрохладно, полутемно и очень спокойно.

Сакура переживает его с камнем в груди и чувствует, что корни внутри нее — черные, склизкие, как те, что прорезают землю — подбираются к сердцу. Будто проросли внутри после того утра, когда в руках остался овал с выбитым на нем именем. Она не носит его на шее, но держит подвешенным к балке под потолком. Он блестит, когда ранние утренние лучи просачиваются в комнату, и отбрасывает блики Сакуре на лицо.

От этого она просыпается и уже заранее знает: следующей ночью заснет с трудом, даже если очень устанет. После ловли звезд в ее голове только воспоминания о их блеске, ложившемся на черную радужку.

Последние дни лета — жаркие, душно-влажные, а на небе — ни облачка. Сакура дышит воздухом, который пропитан приторным запахом смол, горячей дубовой коры, вялой и желтеющей травы, предчувствует теплую осень и не ошибается. Осень наступает уверенно, теплыми босыми ногами приминает траву, желтит листья на деревьях, держит в воздухе запах гроз и яркого солнца одновременно.

Осенние ветра яростные, колючие и ершистые приходят позже, но зато как — устраивают настоящий ураган, рвут деревья, пахнут едко-едко, как пахло от человека, и Сакура просто ненавидит их за это. Ночами кутается в шаль, закрывает нос тканью, старается жечь в доме травяные сборы, чтобы запах с улицы не пропитывал собой древесину. Помогает полынь. Она ужасно горькая, но ее запах отрезвляет, и Сакура использует ее чаще, чем хотела бы сама. Потому что не проходит и дня, который остается без воспоминаний и робкого выглядывания в окно.

Сакура совсем не дура. Она знает: люди сюда не возвращаются. Они сюда и попадают крайне редко.

Но даже этот очевидный факт не убивает эту дурацкую слепую веру.

Внутри — десятки, сотни вопросов!

Он жив? Смог выйти из леса? Где он сейчас? Он выживет там, у себя? А если нет? Как ей ждать, если с каждым днем это все сложнее?

У нее нет ответов.

Иногда ей хочется, чтобы время вернулось, а сама она в ту зимнюю ночь не заметила его следов. Утром от тела бы ничего не осталось.

Зачем он появился здесь? Чем он отличался от сотен людей, которые, умирали на той же войне? Что в нем было особенного?

Сакура не может ответить. Но если с его появлением она оказалась готова бросить лес…

В ее голове еще хуже, чем ветреным днем на улице. Сакура никак не может с этим разобраться. Но со временем буря сама укладывается где-то на дне и ждет своего часа.

За осенью идет зима, она в этот раз невероятно холодная. В один из таких холодных дней Сакура обнаруживает у своего порога маленький серо-черный окровавленный комочек и смотрящую на нее преданно желтыми глазами волчицу.

У постоянно скулящего волчонка перебита лапа, ободран бок и нет левого глаза. Сакура лечит, как может, заращивает перелом и бок, с глазом ничего сделать уже не может.

Волчонок, как только выздоравливает, начинает носиться по ее дому, сшибать собой табуретки, тереться о ноги пушистой головой, прикусывать за руки, прятаться под кроватью и неожиданно оттуда выскакивать…

Волчица приходит раз в день и притаскивает свежее мясо — убитых кроликов. Сакура, которая однажды утром обнаруживает у себя на пороге кровавую тушку, долго объясняет волнующейся маме, почему не надо так делать. Волчица смотрит умными глазами и следующую тушку уже оставляет за домом, куда волчонок мчится на всех парах, стоит открыть дверь.

Через неделю волчонок убегает с мамой в лес. Еще через несколько дней притаскивает Сакуре под дверь полуживого кролика, смотрит преданно, лижет руки и завывает.

Кролика она лечит, волчонка просит так больше не делать, надеется, что он поймет. Волчонок смотрит укоризненно и чихает, мол, человеческая женщина, да ты совсем глупая. Больше сюрпризов под дверью по утрам Сакура не обнаруживает.

Зато внезапно оказывается под опекой.

Она и раньше помогала волчьему семейству — лечила вожаку подранное горло и ставила на лапы больных волчат. Но раньше никто из них после оказанной помощи не ходил за ней хвостиком.

Волчонок не оставляет ее одну, когда Сакура выходит ночью на улицу, тянет за край платья в лес — играть, бегать и валяться в снегу, скребется по утрам в дверь… Это отвлекает, и Сакура с радостью на него отвлекается.

Так проходит зима.

Весна прохладная, мокрая, с серым от дождя небом, частыми грозами. Сакура не боится дождей. Она легко стоит в центре любого урагана и греет в мокрых руках колкие звезды.

Но с каждым днем на душе все тревожнее. Сакура слышит отголоски чего-то, просыпается от черных душных кошмаров, в которых такое знакомое лицо — белое, пустое, со стеклянными глазами. Волчонок, научившийся открывать дверь, подвывает у кровати, смотрит блестящим глазом, и Сакуре в такие моменты становится не так страшно.

Что-то происходит. То ли с ней, то ли с лесом, она не знает. Просто однажды, после того, как она выходит греть звезды, ветра вокруг сгущаются вокруг нее в один сплошной кокон и толкают обратно. Земля странно дрожит, слышен низкий гул со стороны деревьев, горизонт вдали, над деревьями, тускло-рыжий.

Волчонок кидается в ноги, смотрит в глаза, и радужка у него черная-черная. Сакура остается в доме до утра, волчонок жмется к ее ногам, за окном воет разъяренный лес.

Ее кошмары меняются.

Лес горит, дрожит в рыжем пламени, отмахивается от него ветками, стонет сотнями голосов, воет от боли — в нем люди. Люди выламывают корни, выжигают контур, и Сакура, всегда безразличная, видит его лицо среди тех, кто держит в руках факелы. Правая рука неумолимо поднимается. Ветра всколыхивают вокруг пространство. Огонь, грызущий старые мощные корни, обрушивается на тех, кто его вызвал…

Утром Сакура чувствует запах гари, который приносят с собой встревоженные ветра.

В груди что-то ершится, будто туда попала пыль и теперь хочет вырваться обратно. Сакура покашливает и с немым удивлением замечает, что внутри — болит. Давясь кашлем, она вспоминает, что в таких случаях нужно делать. Но она не болела так давно, что и забыла, как что лечится.

Сакура пытается помочь себе сама. Но в руках собирается все меньше силы.

Все рушится. Почему это происходит? Как все вернуть обратно? Сакура не знает. У нее внутри та самая черная паника. Рвет, мечет, требует искать способы, вспоминать... но что вспоминать? Из того, что рассказывала бабушка, ничего полезного не вычленить. Разве что пожелание: уходи, как придет время. Это ей не подходит.

Звезды все неохотнее спускаются ей в руки, а река, ее любимица, жжет льдом ноги, норовит затянуть в себя. Сакура не чувствует в себе сил даже на слезы, она едва справляется с собственной болезнью. Она сильнее и быстрее устает, ей уже не хватает той порции еды, что еще год назад было бы нормальной.

Она думает о том, что становится человеком. Обычным, не способным слышать лес, видеть в звездах на небе что-то большее, чем мертвые белые точки. Эти мысли разъедают остатки уверенности в том, что все закончится хорошо.

Летом контрастно. Оно то дождливое, то жаркое, то душное, то холодное. Лес вокруг все чаще шумит, на что-то злится, цепляется за платье Сакуры ветками, путается в волосах листьями, обнимает ветрами. Волчонок скачет рядом, не отходя на шаг, жалобно воет, когда она присаживается на траву отдохнуть.

Ей непонятно, что происходит, но она ждет, что однажды…

Однажды звезды останутся там, на небе, и перестанут спускаться ей в руки. Потому что ей нечего им будет дать.

И она останется беспомощной тут совершенно одна, и все, что сможет делать, ждать и просить о помощи того, кто сможет услышать.

Наверное, бабушка сказала бы не ждать неизвестно чего, потребовала бы уходить и не тратить время зазря. Такой она была. Но Сакура, даже зная это, все равно остается. Ей некуда уходить, но это совсем не главная причина. Главная — блестящий овал на цепочке. Дождаться

Но однажды, поздней ночью, когда по крыше колотит град, а внутри что-то жжется нестерпимо, усталая и замерзшая Сакура, кутаясь в шаль, запрещает себе надеяться, что человек когда-нибудь вернется.

Лето сменяется осенью. Сакура почти не помнит, какой у него был голос. Она прячется ночами дома, больше не выходит греть звезды — руки не слушаются, трясутся, а внутри разрастается что-то болезненное и выходящее с кашлем. Кашель не проходит с весны и становится все хуже. Иногда после приступов больно дышать и двигаться.

Волчонок, подросший, окрепший, подпихивает ее под локоть, тащит в лес за край платья, тыкает носом в кусты каких-то невзрачных ягод. Ягоды самые обычные и ничем не помогают. Волчонок смотрит грустным желтым глазом, по ночам спит у нее в ногах (на самом деле попросту отвоевывает для себя половину кровати).

На улице становится прохладнее. Сакура не может выходить наружу без шали. Шаль уносит однажды рекой вниз по течению, а Сакура в тот день едва не тонет и запоминает, насколько можно быть беспомощной в воде.

Больше к речке она не ходит. Ходить вообще становится сложно. Сакура чувствует, как из тела утекает сила, оставляя только кожу и кости. Да и кости словно наливаются речной водой — тяжелые-тяжелые…

Впрочем, еще кончается не все. Звезды все так же жгут ладони. Неохотно, лениво, по несколько за ночь, но пока они спускаются, Сакура может жить.

В один из осенних дней, удивительно теплый и нежно-солнечный, она лежит в еще зеленой, но уже тускнеющей траве. Небо василькового цвета глубокое, высокое. В очертаниях облаков Сакура угадывает то еловую шишку, то рыбку, то дубовый лист… Волчонок носится неподалеку, повизгивает и то и дело тянет Сакуру тоже бегать. У нее нет на это сил — внутри свернулся ком из кашля и боли, ей просто хочется закутаться в одеяло. Но за одеялом нужно идти, а вставать с нагретой травы так не хочется…

Свернувшись калачиком, она рассматривает густую поросль трав, щекочет пальцами растущий рядом клевер. Пускай и ужасно, и неприятно, но сегодня внутри какое-то усталое спокойствие. Сакура смиряется с тем, что уже бессильна.

Волчонок вдруг заходится воем, и она бездумно поворачивается к нему. Он скалится на что-то за деревьями, рычит, — шерсть дыбом — и Сакуре ничего не остается, как сначала сесть, а потом, с трудом встать. Волки в последнее время подбираются слишком близко к дому. Как-то раз она даже видела медведя, но успела спрятаться в доме.

Она не настолько сильная теперь, чтобы справиться даже со своим телом, не то, что с медведем.

— Идем, малыш, — похлопывает она себя по бедру и напряженно вглядывается в темноту между деревьями. — Пора возвращаться.

Но ее зов волчонка не приманивает. Ветки едва слышно похрустывают, и друг Сакуры топорщит шерсть, подбирается для прыжка и скалит острые белые клыки.

Сакура разбирает в сумраке чащи чью-то смутную фигуру, будто воздух вокруг нее рябит. Внутри что-то натягивается, болезненно потрескивает, как ссохшиеся на морозе губы, растянутые в улыбку.

Фигура человеческая.