— Ты не боишься с ним спать? Его не переклинивает? — губы Ино подрагивают от насмешки.

На воротнике ее лилового пиджака крохотное мокрое пятнышко — просто брызг кофе — и Сакура смотрит на него, чтобы за что-то держаться. Привитый перфекционизм не дает соскользнуть.

— Как мне надоело это выслушивать. Хватит, Ино, — горло болезненно скрипит, потому что шарф утром был забыт дома, а теперь не помогает даже облепиховый чай.

— Зря. Он — псих. Надеюсь, до тебя дойдет раньше, чем он что-то с тобой сделает, — Яманака противно звенит ложечкой о стенки черной квадратной чашки.

В их любимой кофейне дружелюбная атмосфера трещит по швам. И Сакуре не хочется это исправлять переводом темы. Каждая встреча с подругой в последние пять месяцев имеет в себе такой разговор. Но разгребать последствия общей вспыльчивости и чрезмерного упрямства всегда приходится Сакуре. Это порядком надоедает.

Облепиховый чай успел остыть, и теперь на языке вместо приятного привкуса ягод и меда остается какой-то странный осадок.

Сакура отодвигает черную квадратную чашку в сторону и складывает руки в замок.

— Ты действительно хочешь поговорить об этом? — ее бровь опасно изламывается, замирая в приподнятом положении.

Она научилась этому приему у него. Да, эффект не такой, как у оригинала, но даже этого хватает. Ино кисло улыбается нежно-розовыми губами (матовая помада — подарок парня) и утыкается носом в свою кружку с кофе.

Сакура довольно щурится и откидывается на мягкую спинку стула.

Эта встреча остается без ссоры.

Сакура прекрасно знает, что Ино ненавидит Мадару. По какой причине — непонятно, хотя сколько раз она пыталась узнать.

Ей уже до горла этих разговоров, в которых подруга пытается убедить ее в том, что уж она-то лучше знает человека, с которым общалась, максимум, час-полтора.

Мадара, конечно, человек тяжелый, но разве он заслуживает за это ненависти?

Дверь открывается с третьего оборота ключа — никаких электронных замков Мадара не признает.

Сакура оставляет ботинки при входе и крадется по темному коридору, пропахшему антисептиком. Антисептик для нее — тревожный запах, от него в горле начинает свербить.

Она пощипывает себя за щеки и с бодрым румянцем врывается в комнату.

— Смотри, что у меня… — рука с прозрачным пакетом обвисает, — есть…

Комната пуста. Мадары в ней нет. Впрочем, он ушел недавно. Иначе запах антисептика успел бы выветриться.

Она уже по привычке оглядывается в поисках записки, зная, что ее нет. Ни на компьютерном столе, ни на белом подоконнике, ни на темном узком диване.

Сакура без надежды подходит к столу. На нем только пылящийся ноутбук, стопка белых листов, органайзер с ручками. И больше ничего.

Она проверяет телефон, нервно грызя губы. Может, не услышала смс-ку?

Но значка нового сообщения нет. Сакура набирает номер, сразу получает: «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Телефон летит на стол.

Она падает в удобное черное офисное кресло, растирает виски кончиками пальцев и дышит медленно, глубоко. Где-то внутри нее живет страх, что однажды Мадара не вернется.

Он уходит часто, но никогда не предупреждает заранее. На сколько, куда, зачем — Сакура не знает. Мадара просто исчезает так, будто его и не было.

В первый раз она испугалась настолько, что Ино примчалась к ней на такси в час ночи и отпаивала горячим шоколадом по своему рецепту. Мадара тогда вернулся через день усталый, с перебинтованным бедром и множественными гематомами — кажется, они были везде. Это было их первой ссорой. Тогда Сакура сбежала в свою квартиру, доставшуюся в наследство от давно умершей матери. Продержалась всего день.

Она считала, что кто-то должен быть умнее, мягче и протягивать трубку мира первым. Эта роль уже привычно была ее собственной.

Сакура молча косится на брошенный у входа в комнату пакет со сладостями. Еда не должна лежать на полу.

Чайник на маленькой и обставленной по минимуму кухне кипит долго. Она сидит на узком подоконнике, удерживаясь чуть ли не силой мысли, смотрит в окно. В голове огромный серый ком с блестящими прожилками. Серость — усталость, прожилки — натянутые нервы.

В груди неспокойно. Но никому не позвонить. Хоть в ту же полицию. Мадара говорит, что туда звонить бесполезно, только будет больше проблем. Почему-то она ему верит.

В глазах темнеет, и Сакура медленно сползает с подоконника на пол. Это случается с ней в последнее время все чаще. Ино советует записаться на прием к врачу и сдать анализы. Сакура думает, что все это от постоянной и хронической усталости, которая живет с ней уже пару лет.

Она не слишком хорошо спит, не слишком хорошо ест — иногда забывает вообще. В ее голове только формулы, графики, чертежи. Просто бесконечная череда! Сакура готовится к дипломной работе, параллельно ходит в университет, на подработки и изо всех сил старается быть с Мадарой хотя бы пару часов в сутки.

И вот сейчас он, как обычно, исчезает без объяснений. Просто прекрасно.

Она вроде бы привычна к такому, но сейчас от этого внутри селится глухое и неприятное раздражение — этакая клякса с отросшими ложноножками.

Сакура без аппетита пережевывает мягкие сладкие вафли с вишневым кремом, запивает их горячим пресным чаем и убирает сладкое в навесной черный шкафчик.

У Мадары все либо черное, либо серое, либо хромировано-стальное. Кое-где есть вкрапления белого, охристого и — совсем чуть-чуть — синего, но их слишком мало.

Ей не по себе одной в этой полупустой слишком аскетичной квартире. Но она остается, достает из рюкзака свой старый (серьезно, он настолько стар, что символы на клавиатуре стерты напрочь) ноутбук, достает из футляра очки, цепляет их на нос и усаживается за дипломную.

Она проводит за ней большую часть дня и даже замахивается на ночь. Но в голове уже не складываются мысли, а пальцы выдают что-то сплошное и подчеркнутое красным. Сакура запивает усталость теплой водой и идет к окну, немного постоять около открытой форточки.

Ночной город с одиннадцатого этажа сверкает в темноте огнями, темно-серым небом и линиями золотистых дорог-магистралей, пронизывающих город артериями. Она прислоняется лбом к стеклу и жмурит глаза.

Ей до тоскливого воя одиноко. Это как черная дыра в груди, только маленькая, компактная.

Знал бы Мадара, как он сейчас тут нужен…

Но она не ждет, ложится досыпать оставшиеся два часа до будильника.

Мадара не возвращается утром. Так всегда. Он умудряется уходить и возвращаться, пока ее нет дома.

Сакура наскоро собирается в университет, заметает следы своего пребывания тут (перемывает две или три кружки, оставшиеся после ночной работы), прихватывает с собой несладкую морковную пироженку и сбегает.

Ино встречает ее у дверей аудитории, лениво надувая голубой пузырь из жвачки, впивается когтями под локоть и тащит внутрь. Сакура бредет за ней как слепой за поводырем, садится рядом и всю пару по высшей математике клюет носом. В ее голове места для формул почему-то не оказывается, и конспект выходит куцым.

Сакура осоловело моргает в перерыве, разжевывает несколько кофейных зерен, которые всегда таскает с собой в маленьком пакетике. Ино озабоченно хмурит брови, подпихивает к ней термос с настоящим кофе и советует ложиться спать пораньше.

— Или не дают? — ядовито колет она, щурясь.

Сакура пропускает пошлый намек в молоко, кофе не берет и откидывается на спинку стула. Всю последующую пару она дремлет с открытыми глазами.

На третьей к ней с другой стороны подсаживается староста и начинает трепать нервы сбором денег на какую-то самодеятельность. У Сакуры с собой только на проезд в метро, о чем она негромко и неожиданно грубо сообщает, предлагая обшарить ее карманы.

Староста оскорбленно морщит лоб и отсаживается на другой ряд.

Сакуре все равно. Ино замечает это и уже без своего привычного колючего настроя, появляющегося, когда речь заходила о Мадаре, интересуется:

— У вас проблемы?

— Проблемы только у меня, — тихо отвечает ей Сакура, черкая на полях толстенной тетради формата А4 солнце, состоящее из прямоугольных треугольников.

Это ведь правда. Такое поведение — это только ее проблема. Его это не волнует. Сакура всерьез задумывается над тем, что Мадару она вообще не волнует. Ни что она думает, ни что хочет. Все это — ее проблемы. Так он себя ведет.

В пальцах ручка опасно потрескивает.

Ино хмыкает. Она на правах лучшей подруги может сказать: «я была права», но молчит и пододвигает к ней термос с кофе снова.

Когда пары наконец-то заканчиваются, они сбегают вдвоем из аудитории раньше, чем староста полезет в свой ежедневник за листом с ролями для никому не нужного флешмоба с переодеваниями. Общественно полезная деятельность, ей-то абсолютно сейчас не сдавшаяся.

На улице жуткий холод, но Ино сначала чмокает в висок поджидающего ее Сая, а уже потом завязывает шарф и застегивает пальто.

Она мгновенно отменяет свидание, заявляя, что встречал зря, и сейчас у нее планы на подругу. Сай вежливо улыбается Сакуре, и она знает, что он делает это только ради Ино.

Они терпеть друг друга не могут.

Ино тащит ее снова в их любимую кофейню, заказывает сразу две порции крепкого кофе с безумно калорийным (кошмар, из-за тебя я стану жирной, и Сай меня разлюбит!) чизкейком и просит все рассказать.

Сакура, уже привыкшая, что после своих рассказов ей приходится отбиваться от подружкиного негодования, пожимает плечами.

— Слушай, может, ты попробуешь устроить скандал, сбежать и не звонить первой? — Ино вопросительно вздергивает брови и облизывает ложечку. Она знает, из-за чего у Сакуры появляются проблемы. Наверное, это одна из причин ее ненависти к Мадаре.

— Я так не могу, — Сакура смотрит на нее устало и крутит в пальцах комочек из смятой салфетки. — Мне кажется… то есть, я даже уверена, что он не станет, — ловя непонимающий взгляд, добавляет: — Ну, мириться. Звонить первым, появляться с цветами у двери, ждать у университета. Мадара не такой.

— Это доказывает, что он тебя не любит, Сакура, — Ино смотрит на нее из-под ресниц строго. — Зачем тебе это? Зачем тебе тратить время на человека, который тебя не любит?

— Ты не можешь этого знать, — она начинает закипать изнутри, потому что кому-то снова лучше видно, лучше знать и вообще, этот кто-то считает, что всегда прав.

Но внутри клякса уже не из раздражения, а из неприятного сомнения. Ложноножки щекочутся…

— Да? — Ино усмехается, запивая холод слов горячим кофе. — Знаешь, Сакура, человека определяют поступки, а не слова. Впрочем, в его случае нет даже слов. Ему выгодно, что ты рядом. Бесплатная грелка и…

— Хватит! — скорлупа спокойствия трескается, и Сакура врезает кулаки в стол так, что чашка дребезжит. Впрочем, тут же спохватывается. — Прекрати, пожалуйста. Я не хочу ссориться.

— Сделаю вид, что ты просто тренировалась. Генеральная репетиция, — Ино фыркает и стирает со стола расплескавшийся кофе. Салфетку комкает.

Она возвращается домой поздно. Уже около восьми, необходимый минимум для дипломной ждет ее, а дверь открывается не сразу.

В прихожей снова запах антисептика. Сакура замечает ботинки, аккуратно поставленные у двери. Внутри горячая радость. Практически счастье.

Она влетает в комнату спешно, хватается за косяк, чтобы затормозить, натыкается взглядом на Мадару. И — практически сразу — на окровавленный и грязный бинт на его предплечье.

Сакура медленно подходит ближе, неслышно скользя ступнями по полу.

— Все в порядке? Тебе нужна помощь? — она приглядывается к его темной майке на предмет влажных пятен.

Мадара поднимает голову, всматривается ей в глаза пристально, и опускает.

— Да. Нет, — лаконично отвечает он на оба вопроса, развязывая узел на бинте.

Его гибкие пальцы ловко расправляются с марлевой тканью. На его скуле — сверху видно отлично — расцветает припухлый и багровый синяк.

Сакура разглядывает темные волосы, ища слипшиеся пряди. Даже подходит ближе, но отшатывается — Мадара обжигает ее предупреждающим взглядом. От него исходят волны раздражения, и ей нужно отступить. Иначе может кончиться плохо.

— Ты мог бы говорить мне заранее, что уйдешь. Я волновалась, — без намека на вопрос сообщает ему Сакура первое, а второе роняет смягчающим обстоятельством своего тона.

В хищном разрезе черных глаз мелькает раздражение. Ей от этого холодно, настолько, что мерзнут кончики пальцев.

— Мы уже это проходили, — он опирается локтем здоровой руки об колено и смотрит на Сакуру тяжело. — И ты знаешь, чем это закончится. Не надо.

Мадара не ждет ее реакции (все, что хотел, он уже ей сказал) и снова берется за свою рану. Она похожа на длинный и глубокий разрез с криво вывернутыми краями. Сакуру от одного ее вида начинает подташнивать.

— Почему? — неожиданно для самой себя упирается она. — Смс-ка, записка... Просто сказать! Что-то точно же можно сделать?

— Это тебя не касается, — отрезает Мадара раздраженно.

И это задевает.

Внутри Сакуры взрывается что-то темное и так давно не появляющееся на свет. В глазах темнеет. Болит где-то около сердца, до одури просто. Выть хочется. Чтобы услышал.

Она вдыхает глубоко, чтобы дать себе спокойствия, чтобы перед глазами перестало мерцать черным. Но это не помогает. Сакуре слишком сложно перестать думать, а проблема в этом.

Разве она не может получить хоть немного внимания? Доверия? Что значит, тебя не касается? Почему?

Ключи, так и не убранные на специальную полку, больно вминаются острой кромкой в кожу ладони.

Сакура вспоминает жестокие слова Ино и спрашивает себя: откуда она знала? Почему права Ино, а не она?

В голове бурлит от невысказанного и проглоченного, когда-то подавленого. Сакура дышит глубоко, смотря в холодные глаза Учихи Мадары, и думает, что больше не может молчать.

— Меня ничего не касается, видимо, — смеется она, зачесывая ладонью волосы назад. — Я, наверное, не заслуживаю объяснений, предупреждений, банального «извини»… И не смотри так. Прекрати. Слышишь? Почему ты так смотришь? Я ни в чем не виновата!

— Ты пила? — его бровь дергается, и этого вроде бы должно хватить для одергивания.

— Ты спрашиваешь, потому что тебе правда интересно? — она стремительно сметает с его стола в сумку несколько своих черновиков и флешку. — Это смешно.

— Смешно, как ты сейчас устраиваешь истерику, — сухо говорят ей в спину.

— Ну и прекрасно, — Сакура разворачивается резко, с надломом внутри смеется совсем не виновато. — Я тебя люблю, ты знаешь. Ты это слишком хорошо знаешь. Но… видимо, этого недостаточно, — она выдерживает его прямой и жутковатый взгляд. — Мои вещи можешь выкинуть.

Ключи со звоном приземляются у его бедра. Но он даже не встает. Сакура обходит кровать по дуге и выходит в коридор. Мадара не останавливает, будто так и надо.

Сакура вырывается из этой полупустой квартиры, заставляет себя держать слезы внутри, спускается на лифте вниз.

Внутри все будто мертвеет. Колупни — начнет шелушиться.

Ей ничего не хочется — ни плакать, ни услышать извинения, ни оказаться остановленной — только спать. И к черту этот дипломный минимум.