9 день месяца Огня Очага 201 год. 4 эра. Айварстед. Владение Рифт. Империя Тамриэль.

Поселение близ Глотки Мира суетилось словно проснувшиеся от долгой спячки медведи. Спустившийся с горы Мартин, рядом с которым шел настороженный Ами, с любопытством отмечал мелькавшие на улицах Айварстеда кожаные доспехи знакомыми проблесками ало-золотые ткани и изображением имперского дракона на плечах или пряжках. Настороженные шепотки жителей деревни накладывались на недоверчивые взгляды солдатов, которые словно прибыли не в обычное имперское поселение, а словно ступили в оскверненное влиянием даэдра место.

Взгляд бывшего священника касался и закрытых металлических повозок, в которые несколько солдат складывали суконные мешки. Стоящий рядом с повозкой хорошо сложенный имперец средних лет почтительно кивал. Нашивки на его плечах и посеребренные доспехи на груди выдавали в нем капитана, который возглавлял прибывший в деревню отряд. Под беглым взглядом Мартина передал черный, увесистый на первый взгляд, мешочек в руки хмурящегося иссохшего от времени норда, который вероятно являлся старостой Айварстеда.

Вместе с этим в поселение были заметны и торговые металлические повозки, приведшие в деревню новых паломников или спешащих куда-то путешественников. Оказавшийся у небольшого деревянного указателя Мартин заметил, как несколько данмеров в темных кожаных доспехах задумчиво потирали головы и подбородки, смотря на лежащие перед ними прямоугольные, закрытые ящики. Тихие, задумчивые голоса быстро что-то говорили, позволяя прошедшему мимо них имперцу понять, что гости Айварстеда пытались прикинуть место, в котором они могли начать ставить баллисту. Вместе с этим на соломенных крышах деревни были видны хрупкие, закутанные в синие или фиолетовые меховые мантии фигуры. Маги, окутанные заклинаниями щита или чарами, усиливающими врожденные навыки, осторожно присаживались на крыши, устанавливая на них длинные металлические посохи, навершие которых украшалось сияющими светлыми кристаллами.

Поправив приподнявшийся от порыва ветра капюшон Мартин бросил взгляд на указатель, после чего повернул направо, делая шаг в сторону просторного двухэтажного здание. На высокой, прямоугольной соломенной крыше, стояли два мага, закрепляющие возле дымохода металлический посох. С земли им что-то кричал старый, придерживающий приставленную к стене дома деревянную лестницу, имперец. У ног седовласого, длинноволосого человека стояло пахнущее кровь деревянное ведро, в которое присевший рядом черный каджит бросил светлые осколки разбитых камней душ.

Позади магов столпилась небольшая группа любопытных зевак, с тихим шепотом комментировавшая действия прибывших из Коллегии Винтерхолда специалистов. Увлеченные делом жители и гости поселения не заметила прошедшего рядом Мартина, который в сопровождении серого волка быстро поднялся по широким деревянным ступенькам, проходя через покрытую розовым плющом арку и заходя под навес. Взгляд имперца прошелся по небольшим, расставленным на небольшой террасе, деревянным столикам, за которыми сидели люди и меры. Аромат свежезаваренного кофе и видневшийся на некоторых тарелках сладкий рулет, заставил Мартина прикусить губу, быстро толкая дверь и заходя внутрь постоялого двора.

Расположенная в Айварстеде таверна «Вайлмир» не сильно отличалась от «Спящего великана» Ривервуда. Первым за что зацепился взгляд зашедшего на постоялый двор Мартина был длинный, горящий в центре комнаты, очаг, огороженный каменными перегородками. Под расставленными вокруг очага деревянными креслами были раскиданы рыжие лисьи шкуры. У высокий деревянных стен, чей цвет напоминал Мартину ель, стояли широкие, прямоугольные столы, за которыми на лавках сидели постояльцы. Под потолком были заметны висящие вниз лисьи хвосты, тогда как толстые, поддерживающие свод колонны, опоясывал темно-розовый плющ, заполняющий комнату приятным ароматом цветов.

Прошедший к трактирной стойке, расположенной в самом конце комнаты, Мартин заметил небольшой заставленный деревянными стульями круг, внутри которого стояла светловолосая, играющая на лютне, нордка. Сидевший напротив нее знакомый бывшему священнику лысый человек, медленно что-то пил из широкой металлической кружки. Справа от него, за треугольной аркой, виднелся небольшой, ведущей к поднимающейся на второй этаж деревянной лестнице, коридор.

– Быть может тогда: «твои глаза огню подобны, твой смех милей мне чем вино»? – мягкий голос светловолосой девушки раздался слишком внезапно. Тихая мелодия прервалась, тогда как сама она подняла свой взгляд на лысого норда.

– Думаешь это сработает? – спросил у нее в ответ человек, приветливо кивая прошедшему к стойке Мартину. – По-моему ей это уже Бассиан говорил.

– Тогда давай попробуем… цветок прекрасный у подножья гор…сражен твоей я красотой. Дибеллы ль ты… благословенье? Иль может чары… Кинарет? О, Фастред, ты… чудесное виденье! Молю тебя же, будь со мной! – в голосе девушки слышалась неуверенность, а сама она быстро перебирала струны лютни, издавая из нее резкие, лишенные плавности или сочетания звуки.

– А рифма? – приподнял бровь норд, невольно краснея и отводя взгляд от раздраженно фыркнувшей девушки.

– Я тебе не Талин Андор, чтобы на ходу придумывать шедевры! – с искренним возмущением в голосе вскричала светловолосая нордка, поджимая тонкие губы. Черты приятного взгляду лица исказились, отражая ее недовольство, после чего она сказала: - Попробуй сам написать поэму или балладу экспромтом. Если она тебя все же любит, то ей будет приятно даже «О, грациозная форель, тебя поймаю, будь моей».

– Она меня после этого даже на порог не пустит. – опустил голову норд, откладывая металлическую кружку на небольшой столик, находящийся позади него.

– Значит найди другую. – в голосе девушки мелькнули знакомые Мартину нотки, тогда как смягчившийся взгляд светлых глаз был слишком хорошо знаком имперцу. – Думаешь, правильно если она тебя подстраивает под свои хотелки? Ну пахнет от тебя рыбой, ну можешь ты говорить лишь о рыбе и пути до Седобородых. Разве для истинной любви, восхваляемой Марой, это проблема?

Мартин промолчал, отводя взгляд от двух людей. Вопросы сердца всегда были сложны для смертных. Понять искренность любви… попытки отличить жертвенность от собственных эгоистичных желаний…Если любишь отпусти? Если любишь то, сражайся и доказывай? В этом вопросе никогда не было правильной стратегии и каждый сам находил путь до этого драгоценного чувства, приносящее одновременно удивительную смесь эмоций начиная от необычайной нежности и доверия в сердце, до болезненного и безумного желания запереть в четырех стенах, чтобы избежать боли.

– Бедный Климмек. – тихо произнес, стоящий за трактирной стойкой, широкоплечий норд. Широкое, обветренное лицо, с большим лбом растянулось в вежливой улыбке, тогда как голубые глаза внимательно прошлись по фигуре бывшего священника. Светлая рука человека невольно потерла подбородок, касаясь рыжих бакенбардов, после чего норд сказал: – Однако, Линли права. Фастрид вертит двумя парнями как хочет, требуя от них любви и почитания, давая им расплывчатые ответы.

– Не могу поддержать ваш разговор. – вежливая улыбка коснулась лица бывшего священника, а сам он, понимая принцип жизни небольшого поселения быстро попросил: – Не могли бы вы сделать один сладкий рулет?

– Седобородые совсем не кормят своего ученика? – с тихим смешком поинтересовался в ответ трактирщик, кивая. Повернув голову в сторону поставленных в углу бочек, человек быстро что-то закричал, заставляя Мартина едва заметно поморщиться от немного рычащих, протяжных звуков нордика. Ответный, тихий крик не заставил себя долго ждать, после чего человек вновь посмотрел на имперца. – Через час будет готово.

– Благодарю. – с улыбкой сказал Мартин, замечая во взгляде трактирщика любопытство.

Слухи в небольших поселениях разносились достаточно быстро и молчание бывшего священника могли расценить по-разному. Вряд ли бы это конечно ухудшило отношение к Седобородым, однако быть может подтолкнуло бы жителей деревни к заключению нового договора. Быть может вместе с этим появились бы нелицеприятные статьи в имперских газетах, которые бы сыграли свою роль на образе и впоследствии бы поставили под угрозу открывшегося миру Партурнакса…сложно было предполагать о последствиях, не имея больше представления о своей роли в Империи. Раньше слово бывшего Императора поднимало слишком большую волну в обществе, тогда как теперь никто не знал, как могло бы сыграть слово Довакина и…возможного героя.

Взгляд Мартина коснулся широкой трактирной стойки, замечая на ней небольшую, прикрытую рукой, норда газету. Стальные глаза невольно присмотрелись, быстро прочитывая часть названия «…сплетни Империи». Улыбка имперца дрогнула, а сам он невольно коснулся рукой капюшона, в последний момент убирая руку и выпрямляясь.

– Седобородые с честью исполняют свой долг, передавая мне свои знания и опыт. – уверенность в голосе бывшего священника заставила трактирщика неосознанно кивнуть, убирая руку с газеты. Остановившийся на стальных глазах имперца нес с собой задумчивость и опасение, причина которых несомненно крылась в номере периодического издания. Рука Мартина коснулась номера, после чего имперец с мягкостью в голосе спросил: - Могу ли я ознакомиться с тем, что пишут в номере?

– Если после скажите есть ли в статье хотя бы доля правды. – голос трактирщика заметно дрогнул, тогда как загоревшийся в глазах интересен поднял в душе забравшего газету Мартина нехорошее предчувствие.

Позади бывшего священника внезапно смолкли споры двух людей, после чего темноволосый человек ощутил на себе внимательный взгляд. Тихо зарычал молчавший до этого Ами, поворачиваясь мордой в направлении зала. Рука Мартина успокаивающе прошлась по быстро исчезающей из его рук шерсти. Внезапно вставший за спиной драконорожденного Ами, частично закрыл фигуру собой фигуру имперца, будто бы готовясь стать первой и единственной линией обороны против любопытных зевак.

Под любопытные взгляды, Мартин слегка склонил голову, замечая рисунок разорванного портрета красивой альтмерки и перешагнувшего порог пятидесяти имперца с аккуратной бородкой. Позади них виднелась темная, расплывчатая фигура неизвестного, угрожающе раскинувшая руки в разные стороны. Глаза Мартина расширились, когда он заметил висевший на груди имперца знакомый каждому гражданину Империи кристалл…

Невольно пальцы правой руки бывшего священника провели по изображению человека, после чего он вчитался в текст статьи: «Скандал в сердце Империи!». Руки Мартина сжались на светлой бумаге, тогда как сам имперец не смог не признать, что появление Довакина не прошло незамеченным, оказывая свое влияние на всю Империю. Внезапное появление драконорожденного подняло вопросы о происхождении новоявленного героя. Появление драконьей крови в мире, где истинные и известные ее обладатели никак не могли оказаться в Скайриме. В мире где счастливо живущий в браке Император Тит II души не чает в своей законной супруге, называя ее своим сердцем и душой. В мире, где молодые принцы только-только заключили брачные договора, а незаконорожденная принцесса исчезла на территории Йокуды…было логично что появление неизвестного ранее обладателя драконьей крови подняло шум, заставляя появиться шепотки о бастарде. Предполагаемая, основанная на слухах очевидцев, молодость ужасно похожего на Септима человека заставила Императрицу покинуть столицу являясь в одиночестве на прием к графу Анвила с которым по словам близких правителю графства людей произошел откровенный флирт, чего раньше урожденная принцесса Алинора себе не позволяла. О разладе в Императорской семье засвидетельствовали и слуги, говорившие о явном напряжении и слышимым им крикам, которые вынудили принцев отбыть с дипломатическим визитом к королю Алинора.

"Сплетни" писали и о появившихся членах ордена Клинков, которые, отказавшись давать комментарии, намекнули лишь на запрос в Мораг-Тонг. Одновременно с этим тонкой нитью пролегал вопрос гражданской войны и убитого возле Вайтрана дракона…сравнивавшийся с кризисом Обливиона, приведшего на трон признанного бастарда Уриэля VII. Во всей статье виделся намек на появление благословленного Богами героя, который мог бы возвестить начало новой золотой эры…

– Лишь сплетни. – произнес наконец Мартин, замечая мелькнувшее на лице трактирщика разочарование.

Вежливая улыбка, возникшая на лице человека, была пропитана фальшью, тогда как взгляд голубых глаз человека с неким недовольством посмотрел за спину имперца. Открывшаяся дверь и голоса зашедших в заведение солдат легиона заставили кулаки некоторый присутствующих сжаться. Повернувший голову Мартин заметил, как дрогнули руки молодой, худенькой нордки, подошедшей к присевшим за стол солдатам. Те в ответ с подозрением посмотрели на девушку, тихо высказывая ей свои просьбы и выкладывая на стол золотые септимы. Напряженная тишина повисла в воздухе, после чего по помещению потекла мягкая плавная музыка, внезапно заигравшей светловолосой нордки.

– За юность мы пьем, прошлым дням наш почет. – мелодичный голос девушки привлек к ней внимание всех находящихся в таверне постояльцев. Приветливая улыбка, такая похожая на манеру поведения начинающего петь Талина, прошлась по светлому лицу. Молодая нордка слегка качнулась, выходя из круга деревянных стульев и продолжая наигрывать. - Скоро век произвола совсем истечет. Побьем Братьев бури, землю нашу вернем. Защищать край родной будем день за днем!

Напряжение с лиц солдат медленно исчезало, тогда как плавные шаги девушки начали движение по периметру зала. Играя и выделяя своим голосом слова, она словно плыла по постоялому двору, вызывая на лицах присутствующих разные эмоции. Мартин видел недовольство, замечал восхищение и подозрение, видел с каким трудом нордка сохраняла на лице приветливую улыбку, подходя все ближе к столу, за которым сидели солдаты.

– Сдохни, Ульфрик, изменник лихой! – вторил внезапно голосу девушки знакомый Мартину лысый норд. Под удивленными взглядами постояльцев и благодарным взглядом девушки, норд резко поднял в воздух пустую кружку, отдавая честь легионерам. - Как сгинешь, так будет у нас пир горой.

– Мы Скайримские дети, битва нам словно мать! – голос нордки стал более волевым, а сама она едва заметно кивнула Климмеку, плавно разворачиваясь от захлопавших ей солдат. Сердце Мартина дрогнуло, когда он увидел, как зал начинает медленно подпевать или свистеть с сторону девушки, поднимая в воздух металлические кружки, из которых на пол или деревянный стол падали капли меда или вина. – Совнгард ждет нас светлый, каждый рад жизнь отдать. Но прежде очистим мы отчизну свою. Не уступим мы наших надежд воронью!

Девушка на секунду остановилась, наигрывая мелодию и быстро выдыхая. Ее глаза беспокойно прошлись по залу, после чего она вновь повторила:

– Сдохни, Ульфрик, изменик лихой! Как сгинешь ты будет у нас пир горой!

– Хоть не «Маркартский мишка» - тихо прошептал хозяин таверны, молча наблюдая за тем как словам девушки вторит весь зал. – Придумывать слова для импровизации стало бы для нас невозможным.

– Импровизации? – также тихо уточнил у норда Мартин, замечая с какой радостью вторит завершающему песню залу Ами.

– Коллегия бардов в Солитьюде создала «Маркартского мишку» где один куплет поет один человек, передавая эстафету другому. – быстро пояснил имперцу человек, быстро натягивая на лицо самую доброжелательную улыбку и подзывая к себе бледную как смерть нордку, бравшую заказ у легионеров.

Быстро перекинувшись словами с девушкой, хозяин таверны быстро выставил на стойку запечатанные бутылки сиродильского бренди, которое девушка тут же забрала, относя их в сторону солдат. Хозяин таверны между тем выдохнул, договаривая:

– Слова могут быть практически любыми, петь можно хоть на забытом и никому неизвестном языке, но в начале или в конце нужно обязательно произнести «маркатский мишка», намекая на Ульфрика. Главная цель оскорбить посильнее.

– Так бывает каждый раз? – осторожно поинтересовался Мартин, замечая, как в их сторону устремляются восхищенные и почтительные взгляды, останавливающиеся на лающем Ами. Радостные крики и тихие недоверчивые шепотки коснулись ушей имперца, который заметив непонимание во взгляде норда, пояснил: - Напряжение, молчаливые обвинение и попытки оправдаться?

Голубые глаза человека бросили опасливый взгляд на расслабившихся нордов и ликующий зал. Под внимательным взглядом стальных глаз голова норда едва заметно склонилась, давая положительный ответ на вопрос бывшего священника. Вслед за этим тихий голос человека сказал:

– Мы не пытаемся вызывать проблем. Кто-то быть может считает слова предателя истинными, но большая часть любит нашего Императора-Победителя. Кровь Дракона защищала нас всегда и Скайрим платит ей за это верностью. Лайла Рука Закона может верить во все, что угодно, но не все поселения Рифта следуют ее воле. – человек резко прервался, хрипло выдыхая и наклоняясь к имперцу. Голос норда понизился еще сильнее, заставляя Мартина прислушиваться к едва уловимому шепоту: - Если ярл поддерживает проклятого предателя, легион и Клинки готовы использовать любую причину для заключения под стражу. Эмиссары альтмеров, агенты Клинков, проходящие мимо нас легионеры – в их глазах мы предатели, оказывающие помощь Братьям Бури. Думаю, Вы хорошо знаете, как в Империи поступают с предателями.

Мартин кивнул, подтверждая слова собеседника и невольно вспоминая о собственных действиях. Предателей в Империи Септимов не любили. Их вешали, тогда как отступившую деревню могли сжечь дотла. Торговля в таким поселениях слишком быстро уходила в минус, тогда как чудом выжившие жители быстро покидали родные места, пытаясь избавиться от клейма лишенного милости благословенной крови. В голове бывшего Императора невольно возник образ, поклоняющийся Намире деревушки Хакдирта, которая после окончания кризиса Обливиона, по приказу взошедшего на трон Мартина, была стерта с лица Сиродила. Помнил имперец и собственноручно подписанный указ, выносящий любому подданному Империи, связанному с исчезнувшим темным братством, смертный приговор. Не мог забыть бывший священник и о том, как граждане Тамриэля относились к тем, кто во время вторжения негативно высказывался о «ушедшим в планы Богов благословенном Императоре, сражающимся за свой народ под бдительным взором бессмертных».

– Мы просто хотим жить. – выдохнул тем временем хозяин постоялого двора, кивая подошедшей к стойке девушке, в руках которой была деревянная тарелка со сладким рулетом. – Жить спокойно, не думая о том, что наши, казалось бы, невинные действия приведут нас на плаху. Мы делимся…с предателями едой, но только потому что они платят…только потому, что, если мы не подчинимся они сожгут нашу деревню, крича о том, что мы продались альтмерам.

– Они делали это? – вновь уточнил Мартин, быстро добавляя: – Предатели. Они… убивали тех, кто отказывал им в помощи?

– Ходили слухи о том, что жители деревни Анга заключили какой-то договор с агентом ордена Клинков…якобы на круг перемещения. – в голосе хозяина таверны послышалась смешанная с опасением неуверенность. – Кто-то говорит, что староста деревни просто отказался платить ярлу Скальду налоги, которые тот тратит на поддержку Виндхельма. Кто-то утверждает, что тогда кто-то просто отказал в приюте бунтовщикам. Как бы то ни было...деревня сгорела дотла, люди оказались в тюрьмах, меры и каджиты…

Человек резко прервался, что, впрочем, не помешало Мартину понять окончание фразы. Имперец понимал, что слухи могли быть ложными или изрядно преувеличенными. Однако не мог и не думать о том, что в каждом слухе была частица правды. Нельзя было судить поспешно, нельзя было обвинять лишь на основе слухов, не имея ни малейших доказательств вины. Однако…слыша столь тревожные слухи и понимая, что там, где у Империи было слабое, основанное на законе оправдание, Братья Бури просто убивали.

– Восстание не продлится долго. – произнес наконец имперец, невольно проводя рукой по шерсти, оказавшегося вновь рядом Ами. Божественный спутник согласно тявкнул, заставляя хозяина таверны благодарно улыбнуться. Тарелка со сладким рулетом оказалась протянута, потянувшемуся за деньгами, имперцу. Оказавшийся в руках имперца золотой септим лег на стойку, тогда как на лице бывшего священника появилась успокаивающая улыбка: - Вот увидите через месяц или в худшем случае через два месяца все образуется и восстание покажется вам лишь страшным сном.

Норд кивнул, потирая подбородок. В его глазах мелькнула надежда, после чего он тихо уточнил:

– В Сиродиле за сладкие рулеты просят один септим?

– Неужели в Скайриме по-другому? – удивился в ответ Мартин, понимая, что за двести лет цены в Империи действительно могли измениться. Его рука вновь потянулась к кошелю, после чего имперец быстро поинтересовался: - Сколько я вам еще должен?

– Доложите еще один септим и если больше Вам ничего не нужно, то располагайтесь где хотите. – сказал с улыбкой хозяин таверны, забирая из рук бывшего священника монету. – Советую Вам насладиться горным пейзажем с заднего двора таверны. Просто выйдете из Вайлмира, зайдите здание и поднимитесь на террасу. Вид Вас просто поразит.

– Благодарю. – произнес в ответ Мартин, кивая на прощание хозяину таверны.

Под любопытные взгляды и тихие шепотки бывший священник в сопровождении Ами покинул заведение, выходя на улицу шумного поселения. Сидящих за столиками постояльцев таверны стало меньше, тогда как разогнавшие толпы зевак маги осторожно рисовали на косяках и стенах сияющие голубым сияние кровавые руны. Поправив левой рукой капюшон, имперец спустился по ступенькам вниз, обходя здание с левой стороны и замечая за зданием просторную, пустую террасу с которой и вправду открывался удивительный вид на возвышающуюся вдалеке Глотку Мира.

Свободный, круглый столик из темного дерева был найден Мартином сразу же, после чего присевший на неудобный, лишенный спинки, стул имперец поставил перед собой тарелку со сладким рулетом. Вытянутое вверх конусообразное сооружение слишком сильно напоминало имперцу гору, по вершине которой подобно снегу растекалась белая глазурь. Своеобразное подножие светлой горы было украшено ягодами черники, расположенными по краям тарелки.

Мартин глубоко вздохнул, замечая, как напротив него оказался, запрыгнувший на стул Ами. Сердце имперца дрогнуло, когда льдисто-голубые глаза зверя с пониманием посмотрели на бывшего священника. Дракон в душе тоскливо заурчал, тогда как палец имперца коснулся кольца. Когда-то Мартин обещал ему иное, намереваясь сделать все для исполнения своего обещания. Когда-то думал о том, что действительно смог бы дать ему то, что тот заслуживал…мог воссоздать тот же самый сюрприз, в попытке сделать особенный день идеальным…однако судьба сложилась иначе.

Игнорируя успокаивающе заурчавшего Ами, драконорожденный достал из кошеля, забранную утром с Высокого Хротгара, палочку благовоний. Рука имперца дрогнула, после чего он поднес палочку к центру рулета. Под тихим рыком волка бывший священник надавил, протыкая рулет и погружая деревяшку внутрь изделия. Часть сладкой глазури посыпалась, падая на тарелку и частично разрушая конструкцию своеобразной горы. Вслед за этим в руке Мартина оказался белый цветок с шестью лепестками, половина которых была слегка отогнута, тогда как другая половина смотрела вверх. Похожие на лезвия мечи листы, вызвали на лице Мартина грустную улыбку, а сам он невольно вспомнил о том, с каким изяществом и спокойствием, любимый им бретонец создавал из собственной души катану. Цветок в его руках не был акацией, однако…его значение многое бы сказало знающему о языке цветов Ригу.

– С днем рождения, Риг. – прошептал Мартин, чувствуя, как болезненно сжимается в его груди сердце, а в горле начинает першить.

Глаза обожгло огнем, тогда как дотронувшись до их связи Мартин ощутил лишь знакомые ему эмоции страха и отчаяния. Тихо продолжил урчать рядом Ами, с пониманием наблюдая за тем, как имперец осторожно кладет цветок ириса в тарелку с рулетом. Новый глубокий вдох заставил бывшего священника на секунду прикрыть глаза, собираясь с мыслями и зажигая на руке небольшой огонек, призванный в соответствии с традициями Ресдайна отправить подношение близкому человеку. Рука драконорожденного вновь дрогнула, а сам Мартин понял, как потерянный над заклинанием контроль заставляет небольшой огонек погаснуть.

Смятение не было полезно магу, который всегда должен был контролировать способное принести вред заклинание. Школа Разрушения не подходила для тех, чьи эмоции пребывали в тоске или печали, угрожая в случае потери контроля нанести сильный ущерб как местности, так и заклинателю…быть может подобные ритуалы было лучше проводить на земле или хотя бы на каменной поверхности…однако Мартин не мог заставить себя пошевелиться и разрушить уже подготовленное место.

– Я знаю, что ты ничего не просил… - также тихо сказал имперец, вновь зажигая на руке слабый огонек. Грустная улыбка коснулась благородного лица, после чего Мартин продолжил: - Ты не сказал бы мне об этом дне…быть может сам бы не вспомнил…Однако, я не смог бы поступить иначе, Varla Angue. Я обещал тебе, что все будет иначе...обещал тебе фестивали, рассказывал о тихих вечерах, о которых я мечтаю и в которых вижу твой образ.

Связь на секунду дрогнула, позволяя замолчавшему Мартину на краткий миг вместе с холодом и слизью ощутить знакомые ему тепло и мягкость. Им обоим всегда было нужно не так много. Общая поддержка, тихие вечера у камина и глупые, практически ничего не значащие беседы. Кто-то мог бы назвать их наивными молодоженами или молодой, романтичной парой, не видящей жизни в браке и не познавшей еще ссор бытовой жизни…однако Мартин знал, что подобного с ними бы случалось не часто. Мягкость характеров, простиравшаяся между ними связь душ, привычка делиться с партнером проблемами…они слишком хорошо умели понимать друг друга, редко вступая в бессмысленные ссоры. Быть может для кого-то это было скучно, однако для успевших узнать ужасы кризиса Обливиона людей…для познавшего даэдропоклонничество мальчика с фермы и влияние темного братства второго принца Вэйреста подобное было нормальным. Тихая, уютная и безопасная гавань, несущая в себе понимание и защиту – такими были их отношения и такими они были друг для друга.

Заискрившиеся пальцы имперца коснулись вершины сладкого рулета, чувствуя, как быстро в воздухе появляется запах горелой глазури. Вслед за этим появился и запах сандала, исходящий от загоревшейся палочки благовония. Глаза Мартина вспыхнули, а сам он, не теряя контроля над заклинанием «пламенного касания» продолжил:

– Лишь Боги знают, как сильно я бы хотел делать для тебя этот день особенным. Как хотел бы, чтобы ты чувствовал в этот день то, что почувствовал я, увидев твой сюрприз. Детский, но такой дорогой сердцу подарок, который словно давал мне возможность сохранить частичку прошлой жизни…практически полностью съеденный клинками праздничный торт, который несмотря на прошедший день и слегка зачерствевшее тесто был все таким же прекрасным…ты, проведший со мной весь день, несмотря на планы и угрозы…

Улыбка Мартина дрогнула, а сам он прервавшись глубоко вздохнул. Сидевший напротив него Ами также оборвал свое урчание, в почтительном молчании следя за словами бывшего священника. Застывшая между людьми связь была молчалива, не пытаясь больше окутать имперца любимыми его сердцу эмоциями и заставляя его из раза в раз дотрагиваться до непроницаемой стены из страха и отчаяния.

Рулет медленно горел в его руках, уменьшаясь и растекаясь по тарелке. Имперец сосредоточился на заклинании еще сильнее, формируя в своей голове намерение уберечь деревянную тарелку от разрушения. В висках неприятно потянуло, тогда как растекшаяся по тарелке черная глазурь быстро исчезала, оставляя после себя лишь неприятные разводы. Вместе с глазурью сгорел и белый цветок ириса, пепел которого был подхвачен внезапным порывом ветра. Запах гари частично ослаб, тогда как светящие на улице солнце скрылось за серыми облаками.

– Я хотел бы делать для тебя тоже самое, Риг. – сказал наконец Мартин, сглатывая и вздыхая: - Если бы все осталось как прежде, если бы ты согласился с моим планом и захотел бы после все остаться со мной…я бы делал подобное каждый год. Я мечтал бы делать подобное, наблюдая за тем как ты принимаешь от меня то, что заслуживаешь…

Голос имперца вновь оборвался, тогда как пронесшаяся в голове мысль заставила его быстро оглядеться по сторонам. Пустота террасы не изменилась, тогда как проходящие вдалеке люди не смогли бы услышать слов драконорожденного. Играющие на улицах дети, мелькавшие на крышах маги, подозрительно оглядывающиеся по сторонам отдыхающие легионеры…всем им было все равно на скрывавшего лицо Мартина. Пока жители Империи не видели его лица, пока не проводили аналогии и не вспоминали о статьях газет – прибывший неизвестно откуда человек мало их интересовал.

Кровь коснулась губ имперца, который под непонимающим взглядом Ами осторожно убрал руки от полностью сгоревшего рулета. Глупая, посетившая разум имперца, идея могла бы понравиться Ригу и вызвала бы громкие смешки остальных друзей. Бывший священник не был Талином…не был известным певчим и никогда не смог бы сочинить прекрасную мелодию, восхваляющую красоту дорого человека…вместо этого Мартин просто обладал хорошей памятью и изредка не мог не интересоваться культурной жизнью Империи. Правда раньше его интересы обычно ограничивались трагедиями…что, впрочем, не помешало ему с появлением в жизни Талина начать интересоваться и более веселыми мотивами. Вместе с этим, посетившая его идея была логична для таких дней…по крайней мере в жизни мальчика с фермы подобное не казалось чем-то необычным или странным:

– Куда ты спешишь, лепесточек прекрасный?

Голос Мартина дрогнул, а сам он попытался вспомнить написанную когда-то Талином импровизацию…строчки небольшой, приятной на слух баллады, оказавшейся после первого исполнения в камине, возникли в голове имперца слишком легко, позволяя тому сосредоточиться на исполнении. Сидящий напротив Ами тихо тявкнул, с непониманием и удивлением наблюдая за тем как неловкая улыбка касается лица, продолжившего петь имперца:

– Какую беду так спешишь предотвратить?

Что видит твой взор,

Лепесточек упрямый,

Паря в небесах

Вдали от земли?

Что слышишь, цветочек,

Танцуя средь мертвых?

Что за молитвы те шепчут тебе?

Что видишь, цветочек,

Стоя меж мирами,

Храня, исцеляя струны души.

Ты хрупкий, цветочек,

Но страха не ведал!

С решимостью бури,

Врывался ты в бой!

Теперь же невидимым ветром, цветочек,

Хранишь, бережешь,

Ты всех вечный покой.

Ты грозы рождаешь!

Судьбу изменяешь!

Покой ты внушаешь

Границы храня!

Рой бабочек ярких,

Вспышек гроз знаки,

Десятый навеки ты в сердце моем.

Мартин замолчал, чувствуя, как едва заметно дрожит, переполненная эмоциями связь. Мимолетная нежность осторожно коснулась его души, позволяя драконорожденному сквозь жестокий холод ощутить, как что-то знакомое пытается дотронуться до потянувшегося к ощущениям дракону. Виноватая, обеспокоенная улыбка мелькнула перед его взором, тогда как чьи-то прохладные, будто бы испачканные в чем-то руки словно попытались дотронуться до него в безуспешной попытке обнять. Лопнувшие сосуды золотых глаз выглядели болезненно, заставляя Мартина рефлекторно потянуться к любимому человеку в попытке исцелить его раны. Возникшая между ними стена заставила его недовольно заурчать, понимая, что ему нужно будет забыть о подобных днях отдыха. Что-то определенно было не так и лишь Девять Богов знали с какими трудностями встречался его супруг при распределении душ мертвых, пытаясь исполнять свой долг и поддерживать веру смертных.

Настороженный взгляд Ами встретил лишь уверенность стальных глаз, поднявшегося из-за стола имперца. Взгляд Мартина переместился в сторону Глотки Мира, после чего бывший священник поднял руку с кольцом. Холодный металл коснулся искусанных губ имперца, оставляя вслед за собой легкое, неприятное ощущения боли.

Дракон учился через испытание и боль…такие слова сказал имперцу Партурнакс. Что ж, с подобными словами покинувший гильдию магов человек не мог не согласиться. Однако…для испытания и боли всегда нужен был стимул. Простой стимул, заставляющий разум и тело пытаться перешагнуть через преграды и превысить предел собственных возможностей.

– Я люблю тебя, Риг. – тихо произнес Мартин, касаясь рукой грязной тарелки. – Обещаю в следующем году все будет иначе.

Дракон в душе имперца зарычал, соглашаясь со словами смертного разума. Мартин во многом был не согласен со своим внутренним зверем, часто вступая с ним в противостояние…однако в одном вопросе они сходились практически всегда, что вместе с правильно поставленной целью давало поразительные результаты.