10 день месяца Заката Солнца 201 год. 4 эра. Нчардак. Солстхейм. Провинция Ресдайн. Империя Тамриэль.

На языке драконов понимание пронизывающего душу холода и мороза казалось излишне запутанным. Мороз… холод… заморозки… лед… снег… каждое значение противоположного огню и теплу слова ощущалось подобным смерти. Но не тому, что олицетворяло естественный ход времени и власть дракона, а чему-то иному.

Лежащий на холодном, влажном полу древних руин Мартин хмурился, чувствуя, как его внутренний зверь словно бы становится меньше, пытаясь защититься от остатков влияния уничтоженных Врат. Привычное имперцу ощущение божественного теплого внимания Акатоша словно бы ушло в тень, оставляя своего бывшего священника наедине с одиночеством безмолвных, мрачных руин древнего города.

Плохое предчувствие ледяной хваткой сжимало сердце драконорожденного, погружая того в страх перед неизвестностью. Пустота закрывшейся от него связи, неизвестность прошедшего в реальном мире времени, молчание тех, кто остался сражаться с системой защиты Нчардака…именно таким был холод со стороны драконов…жестокая неизвестность, тесно проходящая через большую часть неудержимого нрава легендарного монстра.

Однако даже неизвестности можно было сопротивляться, подчиняя свои мысли жестокому холоду и обращая его оружием против боящегося того же противника. Покинутость…ушедшее внимание и благословение были естественным ходом текущего вперед времени и даже находящееся рядом божество могло отступить, открывая, заключившему договор с бессмертными, имперцу новый путь. Закрывшаяся известная дверь всегда открывала за собой другую, полную неизведанного и не всегда опасного…ведь даже смерть открывала дорогу к последующему возрождению и переходу на иной уровень бытия.

Дракон в душе имперца затих, заглушая сливающийся с телом холод. Неприятные ощущения льда и воды исчезли, позволяя смотрящему вверх человеку сосредоточиться на настоящем, переставая дрожать. Взгляд стальных глаз сосредоточился на созданной Ами дыре, отмечая что покрывавшие не так давно потолок хранилища стекло полностью исчезло, становясь мелкими лежащими на полу осколками. Непроизвольно двинувшиеся тело услышало рядом с собой хруст, быстро приподнимая голову в попытке уберечь не закрытую часть тела от ран.

– Feim. – выдохнул драконорожденный, чей уверенный лишенный усталости или дрожи холода голос эхом пронесся по хранилищу, поднимаясь к стенам просторного зала.

Поднявшись с пола, имперец огляделся по сторонам, отмечая желтый металл стен хранилища. Пыль уничтоженных древних манускриптов смешалась с осколками, а уничтоженные влиянием Обливиона пьедесталы с книгами представляли собой давно застывшие пятна холодного металла.

Подошедший к краю стены Мартин поднял руку, замечая, как одновременно с этим вниз наклоняется знакомо ухмыляющийся Руэл. Покрытое грязью серое лицо данмера казалось бывшему священнику усталым, тогда как тускло-золотые пятна на кожаных доспехах говорили о пережитом тяжелом бое. Траур или раздражение не касались подобных крови глаз Нереварина, позволяя Мартину облегченно выдохнуть, дожидаясь момента возвращения плотности собственного тела.

– Вы были тихими. – поделился своим беспокойством с другом имперец, принимая протянутую ему руку.

– Орать в двемерских руинах не лучшая стратегия, монашка. – заметил в ответ избранник Азуры, помогая человеку выбраться из хранилища.

Каменный пол двемерских руин был усеян обломками металла. Накренившиеся набок позолоченные големы или лежащие брюхом кверху небольшие пауки, разрушенные осколки нераскрывшихся сфер или отломившийся от перевернутого шкафа осколок. Просторной зал древнего города был слишком грязным, а витавший в воздухе запах масла исходил от разделенных на несколько частей чарами труб. Гуляющий в стенах руин холод приходил из разрушенного щупальцами купольного потолка, круги времени которого были смяты. Разделившиеся на тонкие прутья листы металла пережившей эры крыши изгибались под удивительными углами, изредка сбрасывая на пол мелкие частички металла.

Глаза сидящего возле перевернутого, пустого шкафа Ворина были закрыты, а на застывшей в воздухе правой руке кимера играл маленький золотой огонек яркого пламени. Испачканные в масле и пыли алые мантии Советника Хортатора были мятыми, лишая царственного мера частички величественного образа.

Свернувшийся в клубок рядом с кимером Ами приподнял голову, обращая верный взгляд на мягко улыбнувшегося имперца. Взволнованное рычание божественного зверя привлекло внимание аристократа, заставляя того открыть глаза, всматриваясь в лицо бывшего священника. Нахмурившийся взгляд благородного лица не скрылся от данмера и имперца, поднимая в душах дурное предчувствие.

– Сколько времени прошло? – поинтересовался у Нереварина драконорожденный, успокаивающе качая головой.

– Несколько часов. – ответил имперцу избранник Азуры, поднимая взгляд в сторону темных, закрывших свет лун и звезд, туч. – Сейчас поздняя ночь.

– Мартин, Вы себя хорошо чувствуете? – поинтересовался между тем у человека Ворин, не обращая внимания на молчаливую просьбу бывшего священника. - Влияние Обливиона на Вас усилилось и мне бы хотелось понять какой вред был нанесен Вашей душе.

Обливион менял каждого вошедшего в него смертного, и Мартин знал, это признавая разумность интереса старого друга. Обладающий способности исцелять души кимер мог защитить бывшего священника, снимая с него невидимое, проникшие пока неполностью влияние проклятого плана. Лишь это понимание удерживало, не чувствовавшего усталости или истощения, драконорожденного от попыток заверить своих спутников в своей полной вменяемости.

– Как долго продлится исцеление? – спросил Мартин, оказываясь перед кимером.

Присев напротив аристократа, драконорожденный протянул тому руки, замечая краем глаза волнение скрестившего руки на груди Руэла. Положивший голову на колени бывшего священника Ами умиротворенно заурчал, прикрывая льдисто-голубые глаза и выпуская наружу ауру всепоглощающего, очищающего разум спокойствия. Прохладные, лишенные защиты перчаток изящные руки мягко взяли руки имперца в свои. Внимательный взгляд пронизывающих душу черных глаз коснулся стальных глаз человека, принося с собой запах теплого пепла Красной Горы.

– Ваш дракон изменился лишь слегка, становясь…более я назвал бы это более холодным и темным. – спокойно произнес всматривающийся в человека мер, напоминая Мартину сказанные когда-то слова Рига о тепле и сияние. – Я вижу, как глаза вашего зверя сменяют свой цвет на изумруд, унося в неизвестность сталь. Однако сейчас изменения…их можно обернуть вспять, и здесь я понимаю, как убрать то, что видно мне в Вашей душе.

Мартин промолчал, чувствуя, как сжимается его сердце от трех простых слов. «Здесь я понимаю» - почему-то именно говоря об Императоре прошлого все всегда понимали, что делать. Всегда защищали, обращая спять любое видимое им последствия проклятие…но те тогда, когда подобные действия были необходимы на самом деле. Тогда…во время кризиса Обливиона они, несмотря на все усилия, могли лишь наблюдать за тем как ломается разум купающегося в проклятых водах героя, чей внутренний мир в один день прекратил показываться драконорожденному, позволяя ему лишь чувствовать эмоции, но не видеть того как Обливион сказывается на любимым им человеке.

– Сейчас это не займет много времени. – сказал между тем Ворин, ободряюще сжимая руки человека, но сохраняя беспристрастность во взгляде. – Я не наврежу Вам, Мартин, если Вы не попытаетесь закрыться или вырвать руки.

Дракон в душе бывшего священника протяжно зарычал, на секунду видя на месте аристократа, стремящегося навредить противника. Проходящие по телу волнение леденящим холодом проникало в сердце смертного, заставляя его прислушиваться к осторожным касаниям не открывавшего от него взгляда аристократа. Запах пепла окутывал имперца вызывая в его теле невольную дрожь. Смотрящий в душу взгляд туманил разум, становясь схожим с бесконечной бездной облика Хермеуса Моры.

Руки бывшего священника сжались, впиваясь ногтями в изящные пальцы кимера. Рефлекторно попытавшиеся отшатнуться тело ударилось у возникшего за спиной Руэла, чья крепкая хватка удержала положение имперца. Протяжное ускорившиеся рычание Ами сорвало с губ Мартина поток бессвязных тихих молитв, помогающих человеку сосредоточиться на проносящихся в разуме словах мольбы. Строящиеся его разумом стены поддерживали чары кимера, позволяя тому более спокойно очищать смертную душу от влияния Обливиона. Рев дракона стихал, а тепло незримых солнечных лучей вновь вернулось в душу драконорожденного, позволяя тому почувствовать исчезновение ощущения незримой, угрожающей ему опасности.

– Это…занимательно. – произнес через некоторое время Ворин, отпуская руки друга.

– А конкретней? – поинтересовался подавший голос Нереварин, высказывая вслух появившиеся в душе имперца любопытство.

Рыкнувший Ами спрятал свою морду в коленях смертного, будто бы показывая свои страхи или бессилие перед происходящим.

– Обливион…это похоже на то, что происходило с Ригом, когда он уничтожал Врата. – объяснил свои мысли аристократ, заставляя своих спутников нахмуриться. – Риг впитывал в себя Мертвые Земли, поглощал души разрушающейся части плана и забирал себе часть уходящей с разрушением привязки к разуму силы. Он тренировал свою душу, усиливая себя и изматывая для того, чтобы выжить и раскрыть ее потенциал. Идеальный сосуд для силы, которую он часто отдавал в мир, и которая возвращалась в него с отдыхом…

– Живой камень душ. – кивнул Руэл, проговаривая известному каждому присутствующему информацию.

Дурное предчувствие в душе Мартина приподняло свою голову, когда он, прислушавшись к ощущениям ощутил правоту чужих слов. Усталость так и не коснулась его тела, показывая то, что его собственный потенциал стал больше, а сам он мог пережить то, что истощило бы его раньше.

– Но здесь это более осторожно, более чисто и практически не затронуто Обливионом. – продолжил задумчиво говорить глава Дома Дагот, касаясь пальцами собственной бородки. – Апокрифа было так мало…но душа она как будто бы пыталась слить внутреннее тепло с тем, что смогло коснуться. Принять, поглотить, влить в собственное плетение…изменить так, чтобы проклятие вод было минимальным, а смертное тело…усилилось, адаптируясь и переживая больше.

– Хермеус Мора обещал мне защиту, тогда как Риг мог надеяться лишь на себя. – заметил драконорожденный, вспоминая слова князя Неведомого. – Мерунес Дагон ставил своей целью захватить Тамриэль, в то время как Хермеус Мора работает с нами над проблемой Мирака.

– Короче плюшки остались, а Обливиона нам дали столько, сколько нужно чтобы сохраниться адекватным. – хмыкнул, принявший слова бывшего священника Руэл.

– Действительно… - задумчиво пробормотал Ворин, почесывая свою бородку. – Действительно…усилить союзника, не позволяя тому познать реальную опасность Обливиона вполне логичное решение…но при чем здесь молитвы и проповедники?

– Ворин? – в голосе Мартина послышался вопрос, который, впрочем, не требовал ответа, ведь имперец прекрасно понимал о каких проповедниках вел речь старый друг.

Слова Нереварина о даэдрическом влиянии кричащих на улицах Империи проповедников еще не успели забыться разумом бывшего священника, получившего возможное имя того, кто усиливал смуту на землях Тамриэля. Вопрос был лишь в том, зачем подобное нужно было даэдрическому принцу Знаний?

Внезапный порыв ветра поднял с пола пыль и стекло, заставляя их закашляться. Громкий лай Ами нес в себе предупреждение, тогда как побледневший внезапно Ворин обратил свой взор на разрушенный потолок, подавая пример остальным членам небольшого отряда. Звук могучих взмахом был знаком Мартину, губы которого внезапно вспыхнули от боли. Сердце имперца дрогнуло, а сам он увидел, как грязно выругавшийся Руэл быстро огляделся по сторонам, резко хватая начавших подниматься магов. Требовательные, сомкнувшиеся на руках и одеждах, руки данмера тянули их в сторону одного из завалившихся набок шкафов, чей чудом уцелевший силуэт мог стать им убежищем.

Темная, упавшая на пол руин тень была знакома драконорожденному, быстро осознавшему плачевность их положения. Руки бывшего священника поднялись в воздух, понимая, что необходимое намерение не успевает сформироваться в нем. Внутренний зверь в нем закричал, опаляя горло знакомым жаром щекотки, способной создать слабый, но дарующий каждому из них драгоценные секунды толчок. Скользнувшие по металлу острые когти издали протяжный, неприятный скрежет, после чего в их сторону наклонилась изящная, небольшая по сравнению с видимыми им в прошлом, драконья пасть. Тонкие, проходившие по лбу шипы, создавали ощущения не короны, но венца, в то время как глубокие мешки под желтыми глазами навевали образ не выспавшегося после бессонной ночи волшебника. Изогнутая, аккуратная шея была со всех сторон защищена выступающими шипами, тогда как изящный упавший вниз хвост подобно хорошо заточенному клинку разрезал несколько листов металла.

– Fus Ro Dah! – закричал не думая больше ни секунды Мартин, создавая своей волей необходимый им порыв мощного ветра.

Подобный драконьему реву крик имперца заставил землю под их ногами задрожать, обращая в прах падающие с потолка металлические листы. Дыра над их головами увеличилась, а склонившая вниз морда чудовища с яростным ревом поднялась к небесам. Прошедшие по пустоте когти зверя заставили противника покачнуться, взмахивая широкими, похожими на раскрытый парус, крыльями.

Запах пепла и ощущение жара пробудившегося вулкана прошлись по разрушенному городу, после чего внутренний зверь Мартина закричал. Рывок перемещения стал для имперца неожиданным, после чего он услышал болезненный стон закашлявшегося на полу кимера. Металл перевернутого двемерского шкафа, надежно скрыл их от взгляда монстра, позволяя им на несколько секунд выдохнуть в попытке разработать план.

Бледный подобно восставшему мертвецу Нереварин беспокойно рылся в кошеле, выкидывая из него сваренные не так давно зелья. Безумие кровавых глаз было обращено на осевшего на полу Ворина, губы которого были окрашены кровью. Хриплое, прерывистое дыхание было знакомо бывшему священнику, знавшему кто стал причиной подобного состояния и что его друг стал жертвой резкого, произошедшего без предупреждения перемещения через потоки Этериуса.

– Сосредоточься на звере. – приказал ему Руэл, зубами вынимая пробку запечатанного зелья. Склонившись над телом кимера Нереварин вливал в его рот зелье, массируя горло и в ужасе шепча: - Гребаные клинки души, уебские способности, чтоб тебя, Вори, Азура выдрала с твоим стратегическим разумом. Бери мое душу, идиот. Давай же, впитывай. Впитывай всех, до кого может дотянуться сердце, я приказываю тебе, Советник.

Урчание прыгнувшего к ним Ами, подставившего голову под руки кимера было беспокойным, в то время как глаза волка сверкали светом Этериуса. Тело зверя дрогнуло, после чего сжавший на шерсти руки аристократ открыл свои глаза. Пустой взгляд главы Великого Дома Дагот смотрел в никуда, тогда как аромат пепла окутал спрятавшийся отряд. Жар исходивший от Ворина был ощутим слишком хорошо, сбивая мысли взволнованного имперца с рычащего где-то под потолком дракона.

Что мог сделать Мартин с тем, кто напал на них? Привычная тактика обернуться драконом и сблизиться с чудовищем грозила погрести под завалами меров. Попытки призвать на помощь молитвы могли бы сработать только в том случае, если бы они не находились в замкнутом пространстве, свободно покинуть которое мог лишь парящий под потолком дракон. Попытка призвать на голову сына Акатоша огонь могла заставить того сбежать, перемещаясь в направлении ближайшего поселения…которое оставшись без одного из сильнейших магов их мира могло оказать поглощено пламенем дракона.

– Руэл, дай мне свои сапоги. – повернулся к другу Мартин, продумывая на ходу свой план. Рев внутреннего зверя согревал душу смертного, придавая тому сил в безумстве бегущих вперед мыслей. Намерение проникало в сердце драконорожденного, сливаясь с его разумом и поднимая к его горлу, жар раздирающей связки щекотки.

– Ты в них не влезешь. – покачал головой избранник Азуры, отвлекаясь на несколько секунд от тела кимера. Нырнувшая в кошель рука быстро достала знакомое имперцу зачарованное кольцо. Вслед за кольцом в руки драконорожденного было передано и запечатанное, покрывшиеся редкими, тонкими трещинами, зелье. Алые глаза данмера вспыхнули золотом, после чего он сказал: - С зельем скорости осторожнее. Срок годности у него точно вышел. Как только Вори нормализуется, я попробую поддержать тебя с земли. Без глаз эта тварь тебя достанет лишь по запаху или слуху.

– Ами, выпусти ауру страха. – приказал имперец волку, надевая на палец кольцо левитации.

Готовая щелкнуть пальцами рука приподнялась, в то время как вытащенная зубами пробка стеклянного флакона упала на пол. Запах скисшегося молока ударил в нос драконорожденного, прекрасно осознававшего то, что зелье сработает лишь на краткие миг, после отравляя его тело. Впрочем, сомнения не трогали разума имперца, а все его действия были точны. Застывшие в сердце намерение отразилось в крике, отражающем душу драконорожденного:

– Tiid Klo Ul!

Три слова заставили мир дрогнуть, нее замедляя на останавливая свой ход. Прозвучавший в пустоту щелчок был беззвучным, уходя в застывшие благодаря воле драконорожденного секунды. Одновременно с этим, изодранное чарами горло смертного опалил жар проглоченного, испорченного зелья, чье действие отразилось болью костей и мышц. Оторвавшиеся от земли ноги казались бывшему священнику слишком медленными, тогда как сосредоточившиеся на монстре стальные глаза видели перед собой темные пятна. Кости драконорожденного горели в невидимом огне, а бьющиеся в груди сердце громко стучало быстрым барабаном в ушах.

Отравление испорченным зельем сказывалось на движениях бывшего священника, никак не мешая тому вытащить из ножен загорающийся меч. Редкие, подчиняющиеся грозному tu’um всполохи пламени изредка проходили по лезвию, застывая на несколько секунд в одной точке.

Морда дракона приближалась, позволяя человеку увидеть медленно касающиеся пасти у и глаз удивление. Посеревший, набирающий скорость мир, не оставлял Мартину много времени на раздумья, заставляя его быстро бегать взглядом по телу зверя. В голове смертного быстро проходили произнесенные в далеком прошлом слова Амарис: «крылья, сердце, глаза и шея». Уязвимые для каждого точки, в которые следовало бить в первую очередь.

Обещавший расправиться с глазами монстра Руэл внушал в бывшего священника веру, а сам он знал, что как только время вновь вернет свою власть, громкие хлопки револьвера лишат зверя одного из преимуществ. Клинок в его руках не был топором, способным перерубить пусть тонкую, но хорошо защищенную шею чудовища, тогда как попытка добраться до сердца при оставшихся преимуществах была обречена на провал.

Взмах клинка пробил в левом крыле могучего зверя брешь, с легкостью проходя вниз. Затерявшийся во времени рев заставил Мартина вновь взмахнуть мечом, разрезая крыло противника еще сильнее. Накренившийся дракон заставил отшатнувшегося смертного подлететь ко второму крылу, резко ударяя во второе крыло.

Громкие, быстрые хлопки пролили на морду дракона золотую кровь. Раскрывшаяся перед бывшим священником зубастая пасть выдохнула в его сторону теплый воздух, после чего голова с диким ревом поднялась к небесам, уведомляя их об испытываемой сыном Акатоша агонии. Застывший на одном месте зверь снижался, беспорядочно взмахивая изрезанными, покрытыми кровью крыльями. Громкий, олицетворявший божественную власть, лай Ами отлетал от стен, погружая разум сопротивляющегося монстра в объятия страха. Одновременно с этим проникшие сквозь остатки металлической крыши зеленые цепи, иллюзорных чар оплели лапы напавшего на них дракона, заставляя того изогнуться, выставляя перед Мартином раскрытую грудь. Пробегающие по телу чудовища фиолетовые искры молний ярко переливались, позволяя чудом удержавшемуся в воздухе драконорожденному облегченно выдохнуть, бросая быстрый взгляд в сторону живого Ворина Дагота.

Быстрая молитва сорвалась с губ драконорожденного, тогда как сжавшаяся в кулак левая рука оказалась прижата к груди. Повернувшиеся горизонтально запястье сопроводилось выставленным вперед большим пальцем. Поднявшаяся вверх рука загорелась, после его имперец отточенным действием выставил руку перед собой, разжимая кулак и вновь поворачивая запястье. Сорвавшиеся с рук пламя ярким, толстым столбом ударило в небеса, задевая сидевшего на остатках крыши дракона.

«Пустота…потерянность…неизвестность…забытье…все это было для него холодом. Потерянный смешок вырвался из его пасти, когда он осознал, что опустился до уровня тех, кто еще совсем недавно прятался под его крылом, изучая возможности призыва духов стихий. Ударить тем, что он в своей глупости дал им…тем, что характеризовало его первое слово. Доверие убило его, но он понял это слишком поздно, веря, что именно его не затронет это восстание…что после ухода его Владыки смертные успокоятся, позволяя им вернуть века мира.

Гигантская, закрывшая небеса тень была знакома, ему – простому, оказавшемуся на земле слуге. Величие, власть и страх пронизывали его, удерживая внизу так, как было предписано ему, рожденному лишь из воли первенца их Отца.

– Nahl. - прошептал жестокий голос Владыки, проходя сквозь его ослабшее тело и даруя ему ценнейший из даров.

– Strun. – произнес он в ответ, приветствуя старшего так как положено ничтожному члену их великой семьи. Низко склоненная голова коснулась промерзшей земли, а прижатые к хрупкому, ноющему телу, крылья открывали его для любых действий старшего брата.

– Кросулах, мой дорогой брат. – жестокий рев его Повелителя навевал воспоминания о счастливых днях прошлого. – Посмотри на меня, младший брат.

Как он мог не подчиниться подобному приказу? Его голова приподнялась, позволяя ему взглянуть в лицо первого среди сильнейших. Брат…Владыка…Наместник их Отца казался ему иным…величественным, но таким близким…теплым, а не жестоким и холодным…проявляющим эмоции близости, а не привычной ему ярости. Он смотрел в его глаза видя в них вместо привычной жестокости и гордости, заботу и сожаление.

– Алдуин, брат мой, мой Владыка и Господин… - его голос был слишком хриплым, тогда как доносившиеся из него слова будто бы звучали из глотки чудом говорившего мертвеца.

– Нет, брат. – качнул головой первенец, опускаясь на землю. Величественная, смотрящая на него сверху вниз фигура никогда не могла обмануть мироздание. Перед ним был истинный Владыка Нирна, чья власть была дарована Их Отцом. Его слова всегда были для него законом и услышанное им отрицание подняло в нем лишь бурю непонимания. Крылья его брата распахнулись, закрывая собой небеса и приобнимая его тело. – Нет больше ни Владыки, ни Господина. Отныне мы, все вернувшиеся к жизни братья, равны друг перед другом.

Подобные слова пробудили что-то в его душе, заставляя его недоверчиво расширить глаза. Подобные слова были…ересью. Они подчинялись, подобно послушным солдатам, отдаваясь защите вверенного им мира всем своим сердцем. Ведь такова была воля их Отца. Того, кто правил всем, того кто создал их и того, кто когда-то пожертвовал самым ценным, спасая остатки разрушенного ошибками мира. Только четкая иерархия, только известное место в плане смертных уберегало все от нападения проклятых, разорванных душой отступников. Они не могли быть равны, ведь тогда бы приказы ставились под сомнения, заставляя их погрузиться в неприемлемый хаос…заставляя их проиграть бой.

– Нет…брат. – прошептал он, чувствуя, как теплое дыхание первенца согревает его замерзшие на земле тело. Жестокость алых глаз дрогнула, позволяя ему увидеть упрямую, яростную уверенность гордого Владыки. – Ты наш Владыка, Алдуин. Наш Повелитель и Покоритель, обязанный повести нас в бой в момент нужды.

– И я сделаю это, брат. – слова брата путали его разум, а сам он не понимал того как мог Алдуин повести их в бой будучи равным, а не первым и сильнейшим. – Но не ради того, кто предал нас. Не ради того, кто позволил нам всем пасть, раскалывая наше общество на века.

– О ком ты? – спросил с слышимой яростью он, чувствуя, как буря в его душе становиться сильнее. Ярость, внезапная, холодная и подобная смертельной вспышки окутала его разум. То была месть…принятое им желание мести тому, кто стал предателем их вида…и чье имя он слышал, не веря этому. Шипящие, звучащие с ненавистью имя вырвалось из его пасти, заслуживая в ответ лишь отрицательно качнувшуюся голову – Партурнакс?

– Нет, брат. – сказал Алдуин, следующими своими словами внося болезный, разрывающей душу подобно внезапной молнии, хаос: - Отец. Наш всемогущий, всесильный Отец предал нас. Это не шутка и не болезнь. Он даровал нам мир, назначил нас его хранителями, требуя от нас быть послушными овцами. Мы были покорны, подчиняясь Его воле и восхваляя Его и остальных вознесшихся аэдра. Мы создавали, защищали, воспитывали и обучали…как нам в итоге отплатили смертные? Как нам отплатили Боги? Как нам отплатил Отец?

Он промолчал, чувствуя с какой нестерпимой болью отзывается его сердце. Смертью, холодом и отчаянием пустоты. Он видел, как день за днем падали его братья…видел, как те, кого он называл своими учениками восстали против него…видел, как его молитвы уходили в пустоту, в то время как Отец и Кин сохраняли молчание. Молчала Мара, молчал Стендарр, безмолвствовали Аркей и Зенитар.

– Ты знаешь, что я прав, Кросулах. – продолжил говорить Алдуин, позволяя ему услышать в своем голосе боль предательства. – Мы достаточно падали в вниз, брат. Достаточно мы страдали, позволяя покорной любви к Отцу затмевать наш разум. Мы были верны, но из-за чего-то, из-за какой-то неведомой блажи нас променяли на жалких, способных копаться в земле и разрушать мир тараканов. Без нас они извратили мир, испоганили все что было даровано им Богами. Их так называемое единство недолговечно, их верность из года в год подвергается испытаниям, с которыми они не справляются. Убийство родичей, предательство веры, почти полностью отключенные башни. Хватит. С нас хватит всего этого и отныне я говорю тебе, брат. Он больше не властен над нами. Мы больше не будем падать из-за него, идя под его тенью. С этого момента наш путь идет лишь вверх, в Небеса, где мы заберем то, что наше по праву.

Речь первенца трогала его душу, а сам не видел в ней ни единого признака лжи. Его территории…он ведь действительно хранил их как мудрец. Его нельзя было сравнивать с первенцем, правившим всеми. Он не был избранным сердцем Снежной Башни как мудрый…ныне предавший их Партурнакс. Не был верховным властителем холодного северного региона их земель подобно бесстрашному Одавингу и не защищал ледяные моря, выныривая из холодных вод как Салокнир. Маленький заснеженный островок – все чем он владел, но владел справедливо. Он защищал своих подопечных, помогая им с охотой и даруя им уместный для хрупкого, смертного тела климат. Он рассказывал им о прошлом, обучал их своему языку, уберегая их от проклятий первозданного мира.

Так почему же он должен был за свою доброту познать предательство? Почему должен был видеть, как разрушается все, что он создавал? Почему должен был гнить забытым в земле, в то время как рожден был для неба?

– Я заключил сделку, брат. – поделился с ним Алдуин, обращая свой взгляд в сторону покрывшихся снегом деревьев.

Его сердце сжалось, когда он услышал подобные слова, понимая их так как было должно. Сделка…то, что оставляло свой след на душе, искажая разум. Сделка, то от чего они должны были уберегать выжившие, перенесенные в созданный Мундус народы. Сделка, то чего они должны были по воле Отца избегать любой ценой. Как мог Его первенец…их Повелитель и сильнейший среди равных пойти на такое?

– Он соврал нам и здесь, брат. – с ненавистью произнес брат, выдыхая в воздух облачко теплого пара. – Тот, кто, по его словам, угрожает миру вытащил меня из плена. Не убил и не ранил. Выпустил из плана, позволяя мне напитаться силами своих подданных. Меня не обратили в рабство, не потребовали души или верности. Вместо этого от меня попросили лишь вернуть мир к тому, что было в наше время. Вернуть в Небеса наших братьев, помочь нам занять наше место по праву. И все это без капли лжи там, где наш Отец вырвал из времени своего Избранника. Смертного, в теле которого заточена душа собрата. Того, кто не знает нашего языка, не понимает нас и убивает своих родичей, пытаясь забрать то, что принадлежит нам.

– Это возмутительно. – прошипел в ответ он, чувствуя в своем сердце непривычную ненависть в отношении их Отца.

– Да, брат. – согласился с ним Алдуин, добавляя: - Именно поэтому я пошел на сделку. Чтобы иметь возможность оживить вас. Чтобы иметь хоть какую-то защиту от Него. Чтобы мы показали слабым, снующим на земле крысам то, что значит истинное объединение. Чтобы тогда, когда мы сами заняли Небеса мы стали подобны тем, кто проигнорировал нас. Именно поэтому я говорю, что отныне мы равны, брат. Равны не как солдаты Отца, а как правители и хранители этого плана. Равны как Боги, сделавшие для Нирна больше всех.

Слова Алдуина поражали его, бурей кружась в его душе. Когда-то он посчитал бы их излишне вольными, еретическими…быть может даже безумием больного разума. Но теперь, вернув свою жизнь…понимая, что именно старший брат вернул его, делая все для восстановления исказившегося мира он не мог не чувствовать восхищение перед своим Владыкой. Брат даровал ему жизнь, брат даровал ему владения и надежду на будущее. Именно брат…его Повелитель, его Владыка, его Король даровал ему цель потерянной жизни, заслуживая всю его верность. Равный, подобный Отцу, говоривший о великой миссии, реализация которой принесет им лишь покой и мир.

– Я готов, брат. – низко склонил он голову к земле. – Я пойду за тобой туда, куда ты позовешь и сделаю все, что ты попросишь.

– Благодарю, Кросулах. – жестокость вернулась в голос Алдуина, а сам он знакомо нахмурился. Вспыхнувшие жаждой смерти алые глаза застыли на одной, прячущейся среди деревьев маленькой точке. – Сейчас мы должны подчиняться просьбам союзника. Пока мы слабы, пока мы не можем навеки заточить его в Апокрифе, мы должны совершать небольшие уступки. Поэтому я попрошу тебя об одной услуге.

– Я сделаю это. – искренне сказал он, понимая, что его брат все также оставался верен клятвам, не доверяя тварям проклятых вод.

– Не далеко отсюда есть остров Солстхейм. – рассказал ему Алдуин, убирая с его тела свои крылья.

Легкий взмах создал сильный порыв ветра, после чего могучие лапы брата напряглись, готовясь в любую секунду совершить способный оторвать от земли толчок. Приоткрывавшаяся пасть исказилась в знакомом оскале, позволившим ему понять то, что небеса ждали не только Владыку, но и воскресшего слугу.

Свобода Небес прохладным, приятным ветром коснулась его пасти, возвращая в сердце радость. Слабые, набирающие силу взмахи поднимали его все выше, позволяя ему вспоминать практически забытый инстинкт, снимая с себя ужас вечного сна.

– Сейчас на этом острове находится заключенный в смертном теле собрат. – продолжил говорить старший брат, не отлетая от него слишком далеко и так же, как и в покрывшихся пылью времени воспоминаниях, страхуя его полет. Падающие с серых, закрытых тучами небес, хлопья пушистого снега мягко касались его крыльев, напоминая ему о чудесных временах, когда мир не был так жесток к нему, а предательство Отца не отзывалось болью его души. – Мне нужно, чтобы ты нашел его. Нужно, чтобы ты дал ему бой. Измотал, внушил в него страх. Приходи в ночи, являйся в момент слабости, не давай ему отдохнуть. И исчезай в тот момент, когда он станет для тебя смертельной угрозой, брат.

– Истинный дракон не испугается и не сбежит с поля боя. – сказал в ответ он, чувствуя в словах брата неведомый раннее подвох. – Он, по твоим словам, хрупкий смертный. Несущий угрозу от Отца, но смертный. Один удачный удар разберется с проблемой, брат. Я сделаю это для тебя…для всех нас, и никакая милость Отца не спасет его от моего Голоса.

Алдуин промолчал, внезапно изгибая шею в направлении знакомых уже деревьев. Застыв в небесах первенец Акатоша раскрыл пасть, внутри которой виднелся быстро собирающийся жар, обернувшейся могучим голосом, стальной воли его Владыки.

– Пусть будет так, брат. – произнес напоследок закрывший собой небо Алдуин, бросая на него благосклонный взгляд. – Я прошу лишь не рискуй понапрасну. Нас осталось слишком мало, и я не желаю видеть, как в безумии нашего Отца мы падаем вновь…единственное, что мне нужно это то, чтобы наш Отец увидел какой ошибкой стала его поддержка драгоценных Довакинов. Поэтому…когда ты оборвешь его жизнь скажи ему напоследок, что его смерти желает Мирак.

Мирак…подобное имя когда-то касалась его сердца. Однако он никак не мог вспомнить о нем. Однако в просьбе его Господина слышался ответ на возникший в сердце вопрос. Ошибки Отца…смертные драконы, подобно диким зверям обернувшиеся друг против друга…просьба брата была мудра, и он с радостью исполнил бы ее.

– Теперь же, брат мой, избавимся от греющей уши крысы. – прошипел с знакомой яростью Алдуин, являя этому плану правосудие истинного правителя. – Yol Toor Shul!

Поток мощного, оставляющего после себя лишь пепел и быстро испаряющуюся воду, пламени сжег небольшую рощу. Запах горелой плоти и крик познавшего холод смерти смертного коснулся его разума, а сам он, присмотревшись внимательно к сгорающей заживо маленькой точке увидел, как на землю падает вспыхнувший чарами изогнутый клинок, на рукоятке которого был изображен расправляющий крылья дракон».